В 1981 г. окончил ГИТИС (факультет - режиссура цирка, мастерская М. Местечкина). С 1987 по 1989 год - художественный руководитель Театра-студии "Домино" в Творческих мастерских при Союзе театральных деятелей России, где поставил спектакли "Праздничный день" Ольги Михайловй, "Мадам Маргарита" Р. Атайяда, "Эскориал" М. де Гельдерода, "Фрекен Жюли" А. Стриндберга, "Полуденный раздел" П. Клоделя,"Возможности "А"" Г. Баркера, "Тлеющие угли" С. Беккета. В декабре 1990 года в Торонто (Канада) основал театральную компанию "Horisontal Eight" ("Горизонтальная Восьмерка"). Спектакли: "Победа" М. Богомольного,"Возможности "Б" Г. Баркера, "Саломея" О. Уайльда, "Сильнейший" А. Стриндберга, "Игроки в пинг-понг" У. Сарояна, "Предложение", "Медведь" А. Чехова, "Три актера и их драма" М. де Гельдерода, "Она мертва" П. Абельмана, "Коллекция" Г. Пинтера, "Пир пауков" А. С. МакФарлейн, "Русский сон" О. Михайловой и др.
Поставил спектакли "Женитьба" Н. Гоголя, "Кто сильнее" А. Стриндберга, "Хлестаков" по Н. Гоголю, "Голуби" М. Угарова, "Тот этот свет" А. Казанцева, "В поисках чудесного", "Укрощение строптивой" У. Шекспира, "Двенадцатая ночь" У. Шекспира в Театре им. К. С. Станиславского, "Амфитрион" в Театре им. Евг.Вахтангова, "Две женщины" в театре "Ленком", "Коллекция Пинтера", "Миллионерша", "Тартюф" в Русском драматическом театре в Вильнюсе.
Преподавал и вел мастер-классы в Мичиганском университете, Университете Торонто, Йоркском университете (Торонто) и др.

А. МАКСИМОВ: Мне кажется, что режиссер в какой-то мере должен быть философом, который пытается анализировать мир. Я правильно считаю?

В. МИРЗОЕВ: Отчасти правильно, потому что когда в руки попадает пьеса Шекспира, Чехова, или Пушкина, то ты должен вести диалог с автором. Если не на равных, то более-менее адекватно.

А. МАКСИМОВ: Произошла эта ужасная катастрофа в Германии. Родители приезжают на опознание. С юридической точки зрения, все правильно. Но с другой стороны, это же невыносимо. Я думаю, может быть, человечество сошло с ума, когда юридические нормы довлеют надо всем. Правильно ли я считаю, что человечество сошло с ума или это какой-то эмоциональный момент?

В. МИРЗОЕВ: Если сумасшествие где-то и искать, то, наверное, в зоне телевидения и реальности. То есть вторая реальность и первая реальность. Многие вещи становятся привычными и как бы нормальными, и не вызывают агрессии, смущения, не ощущаются нами как болезненные, потому что мы все время находимся во взаимоотношении с телевидением, с кино, с театром.

А. МАКСИМОВ: Это говорит о том, что человечество куда идет?

В. МИРЗОЕВ: Это говорит о том, что Циолковский прав, человечество перейдет в лучевую форму. Он утверждал, что человечество в будущем превратится в свет. Если серьезно говорить, я не знаю, куда оно идет. Но так или иначе это проблема: адекватность, восприятие реального мира сильно нарушена.

А. МАКСИМОВ: А почему не нашлось никого, кто бы засомневался: а надо ли проводить процесс опознания в такой ситуации? Потому что когда на место гибели кладут венки и игрушки, значит, нормы поменялись. Почему никто на это не обратил внимания?

В. МИРЗОЕВ: Но Вы же обратили на это внимание.

А. МАКСИМОВ: Ну, я кто? Могу орать сколько угодно.

В. МИРЗОЕВ: Мы сплошь и рядом сталкиваемся… Вот американские школьники, которые расстреливают своих одноклассников, это что? Почему они это делают?

А. МАКСИМОВ: Почему?

В. МИРЗОЕВ: Потому что они привыкли к тому, что каждый день стреляют, к тому, что убийство - норма нашей жизни. Мы видим по телевидению убийства в течение многих часов: смотрим один триллер, второй триллер, третий триллер. Это становится естественным видеть убийство или хотеть его видеть.

А. МАКСИМОВ: И ничего поделать тут невозможно?

В. МИРЗОЕВ: Думаю, что телевидение могло бы быть инструментом культуры, а не инструментом развлечения и извлечения адреналина из организма.

Звонок: Я видел два Ваших спектакля, и везде очень много эротики. Это Ваше видение мира, или отдаете просто дань моде?

В. МИРЗОЕВ: Вспоминается сразу фильм "Народ против Лари Флинта". То есть Эрос в нашем мире борется с Танатосом, то есть со смертью. Эрос - это то, что смерти противостоит. Эрос - то, что дает нам всем силы жить. Это не то, что мое видение мира, это часть нашего мира, который, мне кажется, гораздо привлекательней, чем смерть.

А. МАКСИМОВ: Вам не кажется, что эрос на телевидении превращается просто в пошлость? И то, что в замечательном Вашем спектакле "Две женщины", где никто не раздевается, но все как бы понятно. На телевидении так не бывает. Почему так?

В. МИРЗОЕВ: Театр здесь всегда в выигрыше по сравнению с телевидением. Театр - это же поэзия, и в театре много через поэтические тропы, через метафору реализуется. Если в театре актеры начинают друг друга хватать на сцене, обниматься, целоваться взасос, тут же весь эффект исчезает. Даже стоит актеру притронуться к актрисе, тут же вся эротика исчезает. В этом и есть загадка театрального языка. Может быть, на телевидении другая мера условностей требуется, свои нужно открытия совершать, чтобы найти, как передавать эротику не пошло, чтобы это было художественно.

А. МАКСИМОВ: Вы сейчас снимаете нечто для канала "Культура". Расскажите, что это?

В. МИРЗОЕВ: Называется это, наверное, телеспектакль "Страстное и сочувственное созерцание", сделанный по пьесе Максима Курочкина известного по проекту "Кухня", который он сделал с Олегом Меньшиковым. В этом спектакле заняты Максим Суханов и Зоя Симонова., молодая и очень способная актриса. Она же дочка Жени Симоновой.

А. МАКСИМОВ: Про любовь?

В. МИРЗОЕВ: Про любовь, но не полностью. Это довольно социальная пьеса. Даже можно дать подзаголовок "производственная драма".

Пейджер: Вы так часто выпускаете спектакли, которые похожи друг на друга, что кажется, что смотришь сериал. Неужели нельзя сделать что-то эпохальное?

В. МИРЗОЕВ: Есть такое понятие подчерк. Оно есть не только в режиссуре, оно есть и в литературе, в живописи, музыке. Я же не придумываю свои спектакли, как они выговариваются, как они создаются естественно, вот так они и возникают. Это мой способ дышать, мой способ думать, мой способ говорить. Я не могу стать другим человеком в одночасье. Возможно, мои спектакли 80-х годов, возможно, отличаются от того, что я делал в 90-ых. Может быть, еще через 10 лет я буду как-то по-другому работать. Подчерк есть подчерк. Разве плохо, когда я открываю томик Достоевского и сразу понимаю, что это Достоевский, а не Пелевин. Это нормально, это даже, наверное, хорошо. Или я иду в выставочный зал, вижу, да, вот это точно Матис, я не перепутаю.

А. МАКСИМОВ: Вы как бы себя в этом ряду ощущаете?

В. МИРЗОЕВ: Во всяком случае, я бы хотел, чтобы меня воспринимали в этом ряду, я стараюсь. Как я себя воспринимаю, это очень интимный вопрос.

А. МАКСИМОВ: Когда говорили о вручении премии, то говорилось, что получил выдающийся современный режиссер Мирзоев. Вы так себя ощущаете?

В. МИРЗОЕВ: Я сразу начинаю пить воду и нервничать, когда мне задают такие вопросы. Это действительно очень интимный вопрос. Можно, я на него не будут отвечать.

Звонок: Есть ли у Вас кумиры на сцене, или Вы сами главный кумир?

В. МИРЗОЕВ: Кумир, наверное, неправильное слово. Есть актер и режиссер, и театральные художники, которые мне очень нравятся, которых я люблю как своих коллег, как современников. Я всегда с большим интересом смотрю спектакли Марка Анатольевича Захарова, спектакли Фоменко, спектакли Васильева, конечно же. Актеры. Ну, Чурикова, это всегда событие для меня. Вообще театр сейчас перестал жить жизнью цельного монолитного организма. Театр стал таким дробным институтом. Бывают очень скучные театры, где есть замечательный спектакль или два спектакля. Или рыхлая безразмерная труппа, и один, два гениальных актера. Это нормально.

А. МАКСИМОВ: Я прочитал в интервью, что если артист, работающий вместе с Вами, очень долго не понимает, что от него хотят, Вы перестаете с ним работать и его заменяете. Это так?

В. МИРЗОЕВ: Наверное, все-таки взаимопонимание между актером и режиссером - это основополагающая категория. Если я не понимаю текст, я его никогда не возьму. Если я не понимаю актера, он не должен работать в моем проекте. Если он не понимает меня по какой-то причине, и не хочет понять, значит, он должен работать с другим режиссером.

А. МАКСИМОВ: А Вам часто приходилось отказываться от услуг актеров?

В. МИРЗОЕВ: Приходилось. Не могу сказать, что часто, но приходилось. И когда-то, в юности мне казалось, что человека нужно уговаривать обязательно, нужно его уболтать, объяснить ему, что он не прав, что надо еще подождать, поработать, постараться. А потом я понял, что это совершенно обычная история, если человек отваливается, значит, так тому и быть.

А. МАКСИМОВ: А Вы никогда не испытывали, мягко говоря, неловкость? Ведь все же артисты мечтают работать, тем более с Вами, потому что Вы действительно замечательный режиссер.

В. МИРЗОЕВ: Я очень редко отталкивал людей, очень редко. Как правило, если человек приходит, даже неизвестный мне, и хочет показаться или говорит, что мечтает поработать, я начинаю думать, а что могу предложить. Я очень ценю встречный импульс. Мне кажется, это очень важно в нашей работе - взаимоотношения, как они строятся, на чем они строятся. Базовый и личностный уровень чрезвычайно важен, чтобы дело не превращалось в ремесло тупое.

А. МАКСИМОВ: Известно, что Вы ставили спектакли в Москве, потом уехали в Канаду, работали там, потом вернулись. В чем самое главное отличие между людьми, живущими в России и в Канаде?

В. МИРЗОЕВ: Если говорить об актерах, то отличия никакого нет. А так, я думаю, что главного нет, но есть целый ряд очень существенных вещей. Например, оказалось, что чрезвычайно важно, по какой земле ходит человек. Для меня это было открытие. Оказалось, что в Северной Америке культурный слой это что-то конкретное. Вот сколько поколений людей легло в эту землю. Буквально, археологически. И то, что этот слой тонкий, ты ощущаешь физически в Северной Америке. Это чувство настолько активное, для меня это было потрясение. И когда опять попал в Европу, вернулся в Москву, я переживал это ощущение, что я в Москве, что эта почва, с которой я с детства нахожусь в контакте, что она опять вместе со мной. Это было очень эмоционально.

Звонок: Я видел Вас на спектакле режиссера Левинского. Как Вы относитесь к таким режиссерам, как мне кажется, конформистам, и к очень маленьким театрам? Есть ли у них будущее, и какое место занимают в театральной жизни?

В. МИРЗОЕВ: Этот спектакль был по Хармсу, замечательная работа. Мне кажется, то, что происходит не в центре, а не периферии процесса, это чрезвычайно важно. Это разведка, это поисковая ситуация, которая дает возможность прочувствовать границы культуры. И вот эта, якобы, периферия, в итоге оказывается в центре. Оно оказывается как бы центром в другую эпоху. Центр все время смещается. И то, что было центром, скажем, 20 лет назад, не является им сейчас. И наоборот.

А. МАКСИМОВ: Какие у Вас самые сильные театральные впечатления за последнее время?

В. МИРЗОЕВ: Таких грандиозных впечатлений нет, но был сравнительно недавно фестиваль новой драмы, новой драматургии России. И это было сильное единое впечатление, что огромное количество молодых и среднего возраста драматургов, которые работают просто как шахтеры, создают замечательные тексты. Эти тексты пока еще не очень можно увидеть и услышать на главных сценах страны, но они обязательно туда придут.

А. МАКСИМОВ: Вы не хотите никого назвать?

В. МИРЗОЕВ: Ну, тот же Курочкин, например. По-моему, очень интересную пьесу по роману "Обломов" сделал Миша Угаров. Это просто классный текст. Это не инсценировка, это такое переосмысление этого текста. Он, кстати, сам и поставил эту вещь. Там были еще талантливые какие-то пьесы. Но главное, что это целое движение. То есть люди работают целеустремленно, много, чего сделали уже и сделают в будущем еще больше.

Звонок: Мне кажется, Ваши спектакли несут долю агрессии. Если это так, то тогда как же стрельба по телевизору?

В. МИРЗОЕВ: Я даже не знаю, как ответить на Ваш вопрос. Несут долю агрессии. Надеюсь, еще какие-то доли есть: доля агрессии, доля любви, доля философии, доля поэзии. Если там эти доли как-то сходятся…

А. МАКСИМОВ: Если вы против агрессии даже на телевидении, то зачем же даже долю вставлять в свои спектакли?

В. МИРЗОЕВ: Я не думаю, что в спектакле "Хлестаков" такова доля агрессии, что он сравним с каким-то средней руки триллером по телеку. То есть там есть толика, но не такая уж большая.

А. МАКСИМОВ: Можно ли сказать, что когда режиссер занимается репетициями, то он делает это для того, чтобы узнать что-то про себя? Или это громкие слова?

В. МИРЗОЕВ: Нет, сто процентов это так, конечно.

А. МАКСИМОВ: У Вас много спектаклей, и Вы с каждым спектаклем что-то про себя узнаете?

В. МИРЗОЕВ: Я стараюсь выбирать текст, который даст мне эту возможность. Если я не вижу ее в перспективе, я просто не беру эту пьесу. Потому что для меня взаимоотношения с автором это именно диалогические отношения. Это очень пристальное вглядывание в автора, и в самого себя через автора. То же самое я могу сказать про взаимоотношения с актером.

А. МАКСИМОВ: Уже сказано, что Вы собираетесь делать "Короля Лира" с Максимом Сухановым в театре Вахтангова. С помощью Лира тоже хотите что-то в себе открыть?

В. МИРЗОЕВ: Конечно.

А. МАКСИМОВ: А что, еще не знаете?

В. МИРЗОЕВ: Догадываюсь, но не хочется выдавать секретный замысел. Поскольку замысел здесь очень важен. Текст хорошо известен публике, и хотелось бы в нем что-то открыть совершенно новое, что-то, что даст возможность развернуть не только форму, но и содержание этой вещи. Для меня это, прежде всего, пьеса о желанной свободе, которая обретается в самом конце жизни. Как итог жизни. И свобода - это то, чего в полной мере лишен правитель. Чем больше власти, тем меньше свободы. Для меня эта история о том, как человек в конце жизни попробовал быть свободным. Таким же свободным, как шут, скажем.

А. МАКСИМОВ: А Вы - свободный человек?

В. МИРЗОЕВ: Я очень несвободный человек.

А. МАКСИМОВ: Почему? От кого зависит?

В. МИРЗОЕВ: Ну, это зависит от воспитания, от среды.

А. МАКСИМОВ: Вы от кого зависите?

В. МИРЗОЕВ: Я завишу от всего. В данном случае, от условий, в которых мы с Вами находимся. Я чувствую себя достаточно скованным.

А. МАКСИМОВ: А зачем человеку быть свободным?

В. МИРЗОЕВ: Для того чтобы совершить те самые открытия и познать себя в полной мере. Потому что человек рождается для этого, чтобы познать себя, через себя познать бога.

А. МАКСИМОВ: Это такая цель жизни?

В. МИРЗОЕВ: Другой цели нет просто.

Полная видеотека эфиров "НОЧНОГО ПОЛЕТА"
Эфир от 04.07.02 - 00.25
Ждем Ваших вопросов на форуме.
Пишите