Для XVI века характерно появление наряду с церковными росписями росписей светских. В 1547—1552 годах была расписана так называемая Золотая палата Кремлевского дворца. К сожалению, роспись эта не сохранилась, известно лишь подробное описание ее, составленное в 1672 году Симоном Ушаковым. Одно из главных мест в росписи было отведено композициям на сюжеты «Сказания о князьях Владимирских», сочиненного в конце XV века. В серии фресок, посвященных библейским темам, в иносказательной форме прославлялись военные
подвиги Ивана IV. Во фресках, расположенных на своде, раскрывалась сложная богословско-космографическая система мироздания. Исторические сцены чередовались здесь с аллегориями и олицетворениями, прежде почти не встречавшимися в древнерусском искусстве. «Весна написана девичьим образом в венце царском и порфире на престоле сидяща», — пишет в своем описании Симон Ушаков; «зима написана: муж стар простой одежды, сидит на малом престоле, а локти обнажены.. . В том же кругу написаны муж млад, наг, крылат, мало ризы
через плечо перекинуто. А подпись ему «Год». Большую икону середины XVI века «Церковь воинствующая» (Третьяковская галерея)
т
"Церковь воинствующая". Фрагмент иконы (XVI в)
акже можно причислить к историко-аллегорическому жанру. На иконе представлен триумф русского воинства, победившего Казанское царство. Ряды всадников с копьями и хоругвями направляются к Богоматери, торжественно восседающей на троне в раю. Навстречу им стремительно летят ангелы с победными венками в протянутых руках. Возглавляет процессию покровитель воинов — архангел Михаил, скачущий на крылатом коне, за ним следует стройный юноша — всадник со знаменем в руках, по всей вероятности, молодой Иван IV.
В средней группе окруженный пехотинцами едет на коне византийский император Константин в короне и с крестом в руках, за ним Борис и Глеб. В иконе сделана попытка нового пространственного решения. По гористой местности тремя длинными вереницами проходят войска. Однако художнику не удалось еще передать трехмерное пространство: фигуры расположены поясами, друг над другом. После московского пожара 1547 года для поновления и написания заново икон для кремлевских соборов была вызвана в Москву наряду
с другими мастерами группа псковских художников — Останя, Яков, Михаил, Якушка и Семен Высокий Глаголь. Им предложили по образцам Троице-Сергиевой лавры и Симонова монастыря написать иконы в Благовещенский собор. Наблюдать за их работой поручили священнику Благовещенского собора Сильвестру, воспитателю царя Ивана IV. Сохранились из этих икон только три — разделенная на семьдесят клейм икона «Страсти Господни в евангельских притчах», «Обновление храма Воскресения» и так называемая «четырехчастная икона», поражающая
аллегорической отвлеченностью своего богословского сюжета (хранится в Благовещенском соборе Московского Кремля). В четырех клеймах иконы, очень измельченных и запутанных по композиции, представлен догмат о троичности божества. Здесь и небесная сфера с возлежащим на ложе богом Саваофом, и Христос в образе воина с мечом в руках, сидящий на перекладине креста, и смерть в виде скелета верхом на фантастическом звере, и молящиеся цари, святители и народ. Все это перемежается с изображением евангельских и библейских
сцен. Такой сложности и богословской отвлеченности до сих пор не знала древнерусская живопись. В связи с этой иконой возникло целое дело, разбиравшееся на соборе 1553/54 года.
Дьяк посольского приказа Иван Михайлович Висковатый был смущен непонятными сюжетами новых икон и росписей. В послании к царю он чистосердечно высказал свое недоумение по этому поводу, возражая, в частности, против изображения бога Саваофа, который, по его мнению, «бесплотен» и поэтому не может быть изображен. Несмотря на несогласие
и угрозы митрополита Макария, неугомонный дьяк настаивал на своих сомнениях, и в конце концов обсуждение этого вопроса было вынесено на собор 1553/54 года. Собор обсуждал также вопрос, можно ли писать на иконах лиц, «которые живи суще» и к лику святых не причислены. Взгляды Висковатого были осуждены; восторжествовала группа, возглавляемая Макарием и Сильвестром. Собор разрешил изображать на иконах живых лиц—«цари и князи и святители и народи», разрешил и аллегорические сюжеты. Собор признал также право на существование
особого «бытийного письма» (иначе — исторических сюжетов).
Все большее значение в XVI веке начинает приобретать миниатюра. В ней особенно ярко проявляется интерес к подробному повествованию, к изображению бытовых сцен и деталей. Влияние художественного языка миниатюры замечается и в иконописи и даже во фреске.
Памятником миниатюры начала XVI века является «Лицевое евангелие» 1507 года, написанное и украшенное миниатюрами по заказу боярина Ивана Ивановича Третьякова (Государственная Публичная
библиотека имени М. Е. Салтыкова-Щедрина). Четыре миниатюры этого евангелия, изображающие евангелистов, были исполнены художником Феодосием — сыном Дионисия — за год до росписи Благовещенского собора. Они отличаются изяществом рисунка и богатством красиво подобранных и густо наложенных цветов. Фон миниатюр украшен тонким золотым орнаментом, в который мастерски вплетаются надписи с именами евангелистов. Обрамление миниатюр дано в виде густо орнаментированной трехлопастной арки, покоящейся на двух витых колоннах
с барашками вместо капителей. Это роскошно иллюстрированное евангелие, видимо, имело большой успех, который, может быть» и обеспечил Феодосию выгодный заказ на роспись Благовещенского собора в Кремле.
Миниатюры Феодосия вызвали ряд подражаний. Наиболее интересное из них— миниатюры «Лицевого евангелия», исполненные в Троице-Сергиевой лавре Исааком Бирёвым и датируемые 1531 годом (Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина).
Лист из Евангелия Исаака Бирева (1531)
Это евангелие замечательно также своей орнаментацией, заставками и инициалами, в которых использованы те же мотивы вьющейся листвы, которые в дальнейшем составят основу «широколиственного» орнамента первопечатных изданий Ивана Федорова. К 20-м годам XVI века относится иллюстрированное житие Бориса и Глеба (Архив Ленинградского отделения Института истории Академии наук СССР). Миниатюры этой рукописи с подчеркнутым контуром и легкими акварельными красками мало похожи на миниатюры XV века. Житие
Бориса и Глеба рассказано художником многословно, с обилием бытовых деталей, со множеством свидетелей, которые окружают главных действующих лиц и выражают свое отношение к происходящему. К числу наиболее интересных миниатюр XVI века принадлежат и иллюстрации к житию Нифонта (Исторический музей). В них впервые отчетливо звучит незнакомая искусству предыдущего периода тема одинокого, слабого человека, затерянного среди враждебного ему мира и постоянно искушаемого дьяволом. В 20—40-х годах XVI века в
Новгороде создается большое количество миниатюр, выполненных по заказу будущего московского митрополита Макария, занимавшего с 1526 по 1542 год новгородскую архиепископскую кафедру. Он предпринял большую работу по собиранию всех известных тогда житий святых, объединенных в большой сводный труд «Великие Минеи-четыи. Макарий стремился привлечь к этой работе лучших писателей, писцов и художников. Миниатюрами был украшен один том Миней-четий за август. В этот же том была вставлена и иллюстрированная рукопись топографии
Козьмы Индикоплова (Исторический музей). Макарьевские
Миниатюра из типографии Козьмы Индикоплова (XVI в)
миниатюры не отличаются единством стиля. Некоторые из них сделаны в плотной иконописной манере гуашью, с яркими красками, обилием орнамента и золота, другие, напротив, представляют собой только слегка подцвеченный бледными и тусклыми красками рисунок. Большую наблюдательность обнаруживают художники в миниатюрах к рукописи Козьмы Индикоплова, главным образом в иллюстрациях к географическим описаниям, таких, как, например, «Сбор орехов в Индии», «Морские звери», «Охота на бобра» и др. Подобно Минеям-четьям,
таким же сводным трудом был созданный в 60— 70-х годах XVI века «Лицевой летописный свод», иллюстрированный огромным количеством (около 16000) рисунков. Разрозненные тома свода хранятся в ряде библиотек Советского Союза. Миниатюры свода представляют скорее историко-культурный, чем художественный интерес: в них господствуют повторяющиеся трафаретные схемы. Вместе с тем в миниатюрах, иллюстрирующих события из русской истории, много жанровых и военных сцен, изобилующих бытовыми подробностями. В середине XVI
века в Москве вместе с первыми печатными книгами появилась и гравюра, а именно гравюра на дереве (ксилография).
Уже первая русская книга «Евангелие», отпечатанная около 1556года в анонимной московской типографии, предшествовавшей типографии Ивана Федорова, была украшена прямоугольной заставкой с изображением пишущего апостола Матфея в центре и красивым лиственным орнаментом по краям. Эта заставка является первой русской гравюрой. Архитектурное обрамление отдельных изображений, богатейший растительный
орнамент заставок и инициалов придают русским первопечатным книгам XVI столетия нарядный и внушительный вид. Особенно выделяется в этом отношении «Апостол» 1564 года, напечатанный в Москве Иваном Федоровым и Петром Мстиславцем. Изображение евангелиста Луки, помещенное в этом издании, принадлежит к числу наиболее интересных гравюр XVI века. Последователем Ивана Федорова, значительно содействовавшим дальнейшему развитию русской книжной гравюры, явился Андроник Невежа. Из числа исполненных им гравюр следует выделить
изображения Давида — в «Псалтыри» 1577 года, напечатанной в типографии Александровой слободы, и евангелиста Луки — в «Апостоле» 1597 года (Москва).
В целом в русской живописи XVI века замечается ряд новшеств, плодотворных для дальнейшего развития искусства. В ней находят выражение новые политические и философские идеи того времени, русские мастера впервые начинают воспроизводить картины быта, природы и людей в современном их облике. Все это говорит о том, что в живописи XVI века появляются черты,
которые подготовили развитие реалистических начал в XVII веке.
Заставка «Апостола» 1564 г.
В конце XVI — начале XVII века происходят показательные изменения в области изобразительного искусства. Так, в лицевых
рукописях-вкладах Годуновых («Псалтыри» Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина) появляются черты некоторого архаизма. Что касается икон этого времени, то в них настолько преобладает интерес к роскошным окладам, усеянным драгоценными камнями, что самой живописи почти не видно. Из произведения живописи икона превращается в подобие ювелирного изделия. В конце XVI века в иконописи возникает совершенно своеобразное течение, так называемая Строгановская школа, получившая свое название по имени Строгановых,
именитых людей, владевших огромными денежными и земельными богатствами. Правда, лучшие мастера этой школы, по-видимому, были московскими художниками, работавшими одновременно и в царских мастерских. Наиболее известные из них — Прокопий Чирин (умер в 1621 — 1623 гг.), Никита, Назарий, Федор и Истома Савины, Стефан Арефьев, Емельян Москвитин и некоторые другие. Произведения этих мастеров ясно различаются индивидуальным почерком, но всем им присуща манерность характеристик, изощренная тонкость письма, обилие золота
в орнаменте и деталях. Это изысканное «искусство для немногих» отвечало вкусам высшей феодальной знати и любителей искусства из среды купечества. Особенно интересны своим мастерством иконы работы Прокопия Чирин а. Очень небольшие по размерам, они представляют собой не столько моленные образа, сколько драгоценные миниатюры, рассчитанные на внимательное разглядывание на близком расстоянии. На иконе, изображающей святого Никиту (1593; Третьяковская галерея),
Прокопий Чирин. "Св.Никита" (1593)
тонкая, хрупкая фигура святого помещена с краю иконы. Слегка подогнув колени и склонив голову, он обращается с молитвой к Богоматери, изображенной в верхнем углу иконы. Фигура, очерченная сложным, замысловатым изломанным контуром, выступает на темном, почти черном фоне. На Никите лазоревый плащ с серебристым отблеском на свету, золотая, тонко прочеканенная кольчуга и золотые сапожки, белая рубаха с голубовато-серебристым отливом, нарукавники и меч; на коричневато-золотистом лице ярким пурпурным пятнышком
выделяются губы. Впрочем, мастера мало интересовало лицо святого: оно настолько темно, что его черты едва можно разглядеть. Несмотря на это, его образ очень выразителен. Хрупкий и слабый, с подгибающимися коленями, затерянный в пустоте темного фона, он очень далек от героических образов русского искусства XI—XV веков. При всей ограниченности и известной упадочности искусства строгановских мастеров их заслугой явилось то, что они впервые в истории древнерусской живописи открыли красоту и поэтичность пейзажа.
На фонах многих из их икон развернуты сказочные пейзажные панорамы, с золотой листвой деревьев, с холмами, поросшими травами и цветами, с извилистыми серебристыми реками, со множеством зверей и птиц. Особенно изысканна в этом отношении икона 20—30-х годов XVII века, изображающая Иоанна Предтечу в пустыне (Третьяковская галерея).
Материал публикуется по энциклопедии"История русского искусства" под ред. Н.Г. Машковцева (М., 1957, т.1).
Читайте эти и другие материалы на нашем сайте www.gogol.ru.