Хазары в Киевской Руси
|
Хазары в Киевской Руси 2013-12-24 00:27 Gurga Gurga: Цитата (Mukaffa @ Дек 17 2013, 10:06) А смысл о чем то спорить? Если есть только одно правильное мнение. Все сводится к одному вопросу: какую социальную нишу занимали хазары в Киеве до середины Xв? Уже "нишу"?)) а имеются свидетельства разве о существовании в Киеве хазар? "Киевский некрополь дает обширный краниологический материал, есть захоронения в деревянных гробах, грунтовых могилах и срубных гробницах. Все это заставляет предполагать смешанный этнический состав населения древнего Киева. Оценка суммарной краниологической серии из Киева на фоне изменчивости признаков германских группах показала разительное отличие древних киевлян от германцев. По-видимому, норманов в составе дружины киевского князя было очень мало, коль скоро это не наложило отпечаток на антропологический облик населения города. В то же время облике древних киевлян явно прослеживаются черт степного кочевнического населения, характеризующегося ослабленными монголоидными чертами. Степняки известны нам по могильникам в Зливках и Каневке. Сельское население Киевской Руси антропологически близко городскому, но оно более однородно по своему физиологическому облику. Никаких германских черт в нем не обнаруживается" (Т. И. Алексеева. Славяне и германцы в свете антропологических данных. // Вопросы истории, 1974, № 3.). Шамиль Басаев 2013-12-24 08:17 Сергий Сергий: Цитата (Saygo @ Авг 30 2013, 14:27) Передышку сепаратисты использовали с пользой. Основные силы боевиков стягивались к Грозному. 6 августа 1996 года началась операция Главного штаба вооруженных сил Чеченской республики Ичкерия «Джихад». Атака на город проходила сразу с четырех сторон. За считанные минуты под контролем федералов остался только центр - Железнодорожный вокзал и Центральный рынок. Через два часа город фактически был захвачен. Потери со стороны федеральных сил составили 300 человек убитыми и около 1500 ранеными. Со стороны боевиков в операции участвовало всего 820 человек. Для Кремля это стало сигналом к капитуляции. Почти все высшие российские сановники полагали, что страна во главе с президентом, находящимся между жизнью и смертью (Ельцина готовят к операции на сердце с непонятным исходом), не может позволить себе начинать новую войну. Здесь центральная фраза выстроена таким образом, что создается впечатление этакого головокружтельного блицкрига "духов". На самом деле здесь представлены потери федеральной группировки по всей Чечне почти за месяц боевых действий. Численность "духов" явно занижена (я догадываюсь откуда она взялась, но об этом - позднее...). СПРАВКА ПО ПОТЕРЯМ федеральных войск в период с 6 по 23 августа 1996 года. (Учитываются все потери по Чечне, в том числе и по Грозному). ПОГИБЛО - 322 ЧЕЛОВЕКА. Подразделения и части Министерства обороны - 178 человек, из них: 205-я омсбр - 40 204-й омсп - 28 506-й мсп - 26 276 мсп - 24 166-я омсбр - 17 22-я бригада СКВО - 16 19-я мсд - 5 67-я бригада СибВО - 5 136-я омсбр - 4 104-я вдд - 2 135-я омсбр - 2 Внутренние войска МВД РФ - 138 человек, из них: 101-я осброн - 79 34-я оброн - 10 54-я ДОН - 8 26-я оброн - 8 303-й обон - 6 63-й пон - 5 Св. полк СибОВВ - 5 634-й полк ВВ - 3 159-й осмб - 2 627-й полк ВВ - 2 2-я ДОН - 2 46-й пон - 2 501-й полк ВВ - 1 47-й пон - 1 21-я оброн - 1 667-й полк ВВ - 1 186-й оисб - 1 Отряды милиции особого назначения и специальные отряды быстрого реагирования - 8 человек, из них: ОМОНы - 5 СОБРы - 3 РАНЕНО - 1313 человек. Подразделения и части Министерства обороны - 502 человека, из них: 205-я омсбр - 138 204-й омсп - 108 506-й мсп - 70 276-й мсп - 68 166-я омсбр - 56 67-я бригада СибВО - 21 104-я вдд - 13 22-я бригада СКВО - 12 19-я мсд - 11 7-я вдд - 9 136-я омсбр - 6 135-я омсбр - 5 131-я омсбр - 4 ОсН - 1 Внутренние войска МВД РФ - 612 человек, из них: 101-я осброн - 203 54-я ДОН - 91 34-я оброн 87 2-я ДОН - 61 26-я оброн - 33 63-й пон - 37 Комендатура Старопромысловского района - 24 Комендатура Октябрьского района - 21 Сводный полк СибОВВ - 21 22-я оброн - 19 8-й отряд СпН - 8 303-й обон - 8 66-й пон - 7 48-й пон - 6 Комендатура Заводского района - 5 Комендатура Ленинского района - 4 21-я оброн - 4 196-й обон - 3 47-й пон - 3 46-й пон - 3 Группа СпН СКОВВ - 2 304-й обон - 1 8-я оброн - 1 ОМОН и СОБР - 119 человек, из них: ОМОНы - 89 СОБРы - 30 ПРОПАЛО БЕЗ ВЕСТИ - 180 ЧЕЛОВЕК, ИЗ НИХ: подразделения и части МО РФ - 86 Внутренние войска МВД РФ - 94 ПОТЕРИ В ТЕХНИКЕ: Танков - 5 БМП - 22 (внутренние войска - 6) МТЛБ - 1 БТР - 21 (внутренние войска - 20, СОБР - 1) Автомобилей - 26 (внутренние войска - 21) Вертолетов - 4 (все - внутренние войска, тип Ми - 8) САУ - 3 (По данным штаба ВОС) Из книги "Грозный-96: стреляющий август. Факты, события, документы". Владикавказ, 1996 год. Авторы и составители: Г. Т. Алехин, Д. А. Семенов. Ятвяги 2013-12-24 09:32 Saygo Saygo: А. С. Кибинь ЯТВЯГИ В X-XI ВВ.: «БАЛТСКОЕ ПЛЕМЯ» ИЛИ «БЕРЕГОВОЕ БРАТСТВО»? По праву оказавшееся в центре внимания историков многих стран, исследование Ф. Курты является прекрасным примером сочетания современных подходов с должным вниманием к письменным и археологическим источникам. В первую очередь, «Создание славян» наглядно показывает, как могут возникать новые этнические группы и как их можно изучать. Хотя предмет нашей статьи напрямую не связан с темой этой книги, мы попытаемся показать «создание ятвягов», отчасти вооружившись ее методикой. Как и в случае со славянами{1}, это «создание» включало в себя как представление извне (соседями), так и самоидентификацию, а главной его причиной были перемены политического, социального и культурного контекста на определенной территории. Интересное значение слова ятвезь было не так давно записано диалектологами у жителей Волковысского района Гродненской области — на местном говоре оно означает «речной якорь»: «У ятвезi е жалезо, рыбалоу спушчая яго на нiз на ланцугу, i лотка застанауляяцца»{2}. Как получилось, что термин, который в Средневековье был именем этнической группы, стал обозначать лодочное приспособление? Оставляя этот вопрос без ответа, В. Н. Топоров в своем «Прусском языке» призвал учитывать данные волковысского говора при рассмотрении вопроса об истоках термина ятвяги{3}. С одной стороны, в данной статье предпринята попытка выполнить этот маленький завет знаменитого балтиста, с другой стороны, наша задача шире — обратившись к особенностям употребления термина в письменных памятниках X-XIII вв., мы попробуем выяснить его происхождение, а затем рассмотрим вопрос о его функционировании для обозначения групповых различий в X-XI веках.  Не удивительно, что представления о ятвягах со временем изменялись. Еще в XVI в. в историографии ВКЛ и Польского королевства складывается миф о безудержно воинственных обитателях Подляшья и Понеманья, неустанно боровшихся с князьями Руси и Польши и почти целиком павших в неравной битве с ними («Народ ятвягов был настолько воинственным, что [они] не беспокоились о смерти и убийстве, и потому из-за любви к войне и чрезмерного стремления к битве погибли»{4}). Мифологизированный образ лесных и болотных дикарей, живших грабежами, охотой и рыбной ловлей, влиял на представления ученых вплоть до конца XIX в.{5}, и еще в 1890 г. можно было прочесть, что ...проводя большую часть жизни на войне или на охоте, ятвяг, этот вечный бродяга, умирал далеко от своего дома, в дремучем лесу или в открытом бою. Кости его не покоятся на родовом кладбище, под высоким курганом или в тщательно сложенной каменной могиле. Они легли там, где его застала смерть, и исчезли бесследно{6}. Историки периода романтизма в XVIII и XIX в. выдвигали различные догадки, от кого происходит «таинственный» народ, о котором осталось столь мало известий, — от «дикой и запальчивой сарматской орды» языгов{7} или варваров-костобоков, обитавших к северу от границ Римской империи{8}. На смену подобным поверхностным построениям во второй половине XIX в. появляются первые попытки серьезных исследований, основанных на интерпретации исторических источников, данных языка и материальной культуры{9}. Хотя объем самих этих сведений был и остается по-прежнему относительно невелик, за минувшие более чем сто лет литература по ятвяжской проблеме пополнилась сотнями книг и статей. Невозможно здесь ее охватить полностью, важно отметить следующее: в подавляющем большинстве исследований ятвяги определялись и понимались как балтское племя (варианты: древнепрусское племя, литовское племя) — достаточно монолитная группа, четко отграниченная от соседей, обладавшая общностью происхождения, особым языком, культурой, территорией и самоназванием. Поэтому усилия исследователей на протяжении XX в. были брошены на то, чтобы описать особенные язык, территорию, археологическую культуру и самоназвание — все те признаки, которыми, как предполагалось, ятвяги обладали.  По поводу языка ятвягов мнения исследователей разделились: одни считали их восточными балтами («литовским племенем»){10}, другие — западными, близкими к пруссам{11}, а третьи выделяли отдельную ятвяжскую языковую группу, переходную между литовской и прусской{12}. Именно переходный характер между реконструируемым «прусским» и литовским языками обнаружила лексика приписанного в 1984 г. ятвягам словарика «Poganske gwary z Narewu» (если, вслед за 3. Зинкявичюсом, верить в его аутентичность{13}). Кроме этого, в 90-е гг. XX в. потомками ятвягов были признаны носители островного зетельского говора литовского языка, на котором еще недавно разговаривали жители нескольких деревень Дятловского района Гродненской области{14}. Вопрос о выделении ятвяжской территории оказался еще сложнее, чем о классификации языка. Распространенной в исследованиях последних десятилетий стала точка зрения, согласно которой они обитали в Северо-Восточной Польше к северу от Нарева, в верховьях Бебжи и Черной Г аньчи, в Сувалкии и прилегающих районах Мазурского поозерья. В польской и литовской литературе принято считать, что название (лит. jotvingiai, пол. jacwiqgowie) охватывало территорию «большого племени», которое делилось, в свою очередь, на четыре части («малых племени»): в северо-западной части — судовов, на северо-востоке — дайнавов, на юго-западе — поллексян или полешан и собственно ятвягов — в центре{15}. Вместе с тем археологический материал с территории, считавшейся основным местом обитания ятвягов, поставил перед исследователями загадку. Находки позволили выделить археологам так называемую «Судовскую культуру», которая с конца I в. до конца VIII в. прошла несколько этапов развития, после чего это пространство погружается в археологический вакуум. Исчезают воинские захоронения, коренным образом перестраивается поселенческая структура (население уходит с открытых участков, прячется в лесах и болотах), и лишь немногочисленные находки керамики позволяют судить о сохранении здесь обитателей{16}. Ни одно городище или могильник, датированные IX - серединой XI в., в Сувалкии не известны. Чем объясняется этот перерыв в несколько столетий? Ряд новых могильников здесь основывается лишь во второй половине XI века{17}. Тогда же, или несколько позднее, начинается жизнь на ряде городищ (самые ранние находки из Еглинца датируются XII в.){18}. При этом, не все ученые были склонны ограничивать территорию ятвягов исключительно Северо-Восточной Польшей. Исследования гидронимии и топонимии на территории Верхнего Понеманья (северо-запад современной Белоруссии) показали, что ранее его обитатели были балтоязычными, их окончательная славянизация произошла значительно позже, чем в других белорусских регионах{19}, и последним осколком этого ранее непрерывного балтского ареала был упомянутый зетельский говор{20}. С ятвягами местное дославянское население отождествил советский археолог В. В. Седов, приписавший им и их славянизированным потомкам особый вид встречающихся в Понеманье археологических памятников — каменные курганы и каменные могилы, датируемые XI-XVI веками{21}. Несмотря на то что часть польских и советских исследователей выступили против того, чтобы отодвигать границу ятвяжского расселения так далеко на восток{22}, идея о том, что балтское племя ятвягов заселяло территорию будущей Гродненщины, находит сторонников и сегодня{23}. Вне зависимости от того, включается Верхнее Понеманье в состав ятвяжского ареала или нет, считается, что уже в VIII-IX вв. началась его славянизация, первыми свидетельствами которой являются городища Лососна-Велька и Радогоща, керамика которых связывается с культурой Луки-Райковецкой и датируются IX-X вв. Поселения же в Индуре, Волковыске, Кульбачино и Костенево, возникновение которых датируется второй половиной X в., рассматриваются в связи с вхождением региона в зону влияния Руси{24}. Пожалуй, единственное, что не вызывает споров в современной историографии, — термин ятвяги восходит к единому балтскому самоназванию, которое затем было заимствовано в славянский язык. Прежде чем подвергнуть критике это положение, ответим на вопрос: почему же практически во всех исследованиях ятвяги представляются как постоянная во времени этническая единица с обязательным наличием собственных самоназвания, языка и территории? Здесь следует сказать, что в роли своеобразного шаблона, с помощью которого в XX в. исследовались и описывались «догосударственные» этнические группы, выступала концепция о племени как первой стадии этнического развития человеческого общества, согласно которой основанные на родовых связях «племена» относительно статичны, обладают общностью происхождения, собственными самоназванием, единым языком или диалектом, культурой, территорией и подразделяются на малые племена и роды. Но в результате исследований последних десятилетий стало очевидно, что эта стройная схема искажает понимание раннесредневековой истории. Мы исходим в данной статье из следующих положений{25}: 1. Раннесредневековые этнические группы не были неизменными монолитными объединениями, а, напротив, являлись гетерогенными структурами с меняющимся составом. 2. Сложно сказать, насколько вообще правильно говорить об этнических группах: очерчивание их четких границ становится невозможным, поскольку эти границы существовали, в первую очередь, не в реальном пространстве, а были «воображаемыми». Ключевым понятием исследования становится этническая идентичность как выражение принадлежности к особой группе, отличаемой от других. 3. Выражение и проявление этнической идентичности всегда зависело от конкретной ситуации, и она может быть точно обозначена как «ситуационный конструкт». Это означает и то, что в разных обстоятельствах один и тот же человек мог отождествлять себя с различными группами и выступать членом разных групп. В идентификации различных крупных коллективов реальное кровное родство не играло основополагающей роли — важнее было родство воображаемое. 4. Основой для самоидентификации была особая картина мира, свойственная каж¬дому человеку, выраженная, в том числе, в разделяемых им мифах и верованиях, в различных смыслах, которыми наделялись люди, элементы материальной культуры и институты, делившиеся на «свох» и «чужих». 5. По мнению историков «венской школы исторической этнографии» Р. Венскуса, X. Вольфрама и В. Поля, конструирование этнических различий происходило в тесной связи с возникновением претендующих на особое положение социальных групп, институтов, политических структур и их идеологическим оформлением, т. е. обоснованием своего существования и действий. Но в собирании групп играла роль не только эта «политика», но и «традиция», эссенцией которой был миф об общем происхождении, способный сплотить и поставить под одно знамя людей разного происхождения. Носителем традиции был относительно небольшой коллектив, названный Венскусом «ядром традиции» (traditionskern — как правило, военная элита), сохранявший ее и передававший другим группам, вовлеченным в процесс «собирания». 6. Справедливо подчеркивается также некоторыми авторами, что в создании группы не менее важны совместное действие и символическое выражение коллективной солидарности в материальной культуре. 7. Необходимо учитывать, что в исторических источниках один и тот же «этноним» может употребляться в различных значениях (политическом, социальном, культурном или языковом), меняющихся со временем и в зависимости от описываемой ситуации. О многих этнических группах нам известно исключительно из посторонних описаний — под примененными в них обозначениями часто скрываются не реальные самоидентификации, а образы ментальной географии, сформированные для отражения сложной и изменчивой реальности, которую необходимо как-то понять и обозначить. В других случаях употребление определенных этнонимов свидетельствует именно о использовании его самой группой, при этом образы, существующие в чужой культуре, могут оказывать взаимное влияние на представления тех коллективов, для описания которых они существуют (яркий пример такого влияния — создание славян в сочинениях византийских авторов, согласно концепции Ф. Курты). Таким образом, вместо монолитных этнических групп как непрерывных игроков истории, исследование которых становится невозможным, в центре внимания оказываются процессы их «собирания» (возникновения новых политических организмов), «реконструкции» (связанной с передачей коллективной памяти и традиции) и восприятия извне. Исходя из сказанного, наша первая задача — проследить развитие этнонима ятвяги, выяснить направление заимствования и распространения в разных письменных и устных традициях и определить, когда под этим термином может скрываться реальная самоидентификация, а когда — лишь образ ментальной географии. Обращение к письменным источникам показывает, что принятая в некоторых исследованиях классификационная схема, согласно которой ятвяги, судовы, дайновы и поллексяне (полешане) были четырьмя частями одного целого «племени», не соответствует действительности: в XIII в. все эти названия функционировали в разных языковых традициях для обозначения одной и той же реальности. Название ятвяги в течение нескольких столетий после первого появления на страницах источников бытует исключительно в летописной традиции Древней Руси. Известий, дошедших с X-XII вв., всего четыре, они разделены значительными промежутками времени и касаются лишь военных акций русских князей: похода 983 г. («Иде Володимеръ на ѧвтѧги. и побѣд ѧвтѧги. и взѧ землю их»{26}), затем похода 1038 г. («Ѩрославъ иде на Ѩтвагы») {27}, похода 1112 г. («Ходи Ѩрославъ сынъ Стополчь на . Ѩтьвагы второє . и победи га»{28}) и похода 1196 г. («Тое же зимы ходи Романъ Мьстиславичь . на ѧтвѧгы . wтомьщиватьсѧ . бѧхоуть бо воевали . волость его И тако Романъ вниде в землю ихъ . wни же не могоучи стати противоу силѣ его . и бѣжаша во свои тверди . а Романъ пожегъ волость ихъ и wтомъстивсѧ возвратисѧ во своѧси»){29}. Как мы видим, из перечисленных сообщений невозможно понять, что это за группа и где она обитает. Но в 1196 г. уже сообщается о ятвяжских «твердях», а также, хотя и косвенно, о походах самих ятвягов на Волынь. С начала следующего столетия сведения о них становятся гораздо более подробными и регулярными{30}. Из упоминаний XIII в. очевидно, что в это время русские летописцы так называют группы балтоязычного населения (чаще — в палатализованной форме ятвезе), обитавшего на территории современной Северо-Восточной Польши, а также в части Юго-Западной Литвы, с которыми вели войны галицко-волынские и мазовецкие князья. Очевидно, что в указанный период на «ятвяжской» территории происходило выдвижение и соперничество локальных военных лидеров, подобных «волхву» Скомонду{31}, способных повести за собой значительные военные силы и проводить внешнюю политику от имени отдельных групп. Данные летописей и западных источников также показывают, что невозможно говорить об их политическом и этническом единстве, — ятвяжских «князей» были десятки, а идентификация ятвягов происходила в рамках небольших территориальных образований (злинцы, покенцы и крисменцы){32}. В битвах с русскими, польскими, литовскими князьями и отрядами немецкого Ордена период ятвяжской независимости заканчивается. После того как пала в 1283 г. последняя ятвяжская твердыня, современники практически забывают о них как о политическом противнике. К XIII в. термин ятвяги проникает и в латинские источники. По-видимому, из рассказа побывавшего на Руси путешественника о нем узнал в Англии Гервазий Тильбу- рийский, разместивший между Польшей и Ливонией языческий народ ярменсов (sed et Ыег Poloniam et Livoniam sunt pagani, qui Jarmenses dicuntur){33}. С середины XIII в. Jaczwyagi, Yaczwagy и др. известны по документам канцелярии Конрада Мазовецкого, имевшего постоянные связи с русскими князьями{34}. Тогда же слово начинает употребляться в папской канцелярии и источниках орденского происхождения{35}. Отсутствие в Польше этого названия до середины XIII в. не означает, что ранее здесь не существовало особого термина для обозначения обитателей лесистых и болотистых территорий к северу и северо-востоку от Мазовии. Во-первых, начиная с гибели св. Войцеха Адальберта в 997 г., в латинской книжности широко распространяется название пруссы (prusci, prutheni). Во-вторых, когда в конце XII в. Казимир отправляется в поход на союзных дорогичинскому князю язычников, они названы Кадлубком pollexiani («...эти полексяне/полешане — народ гетов или пруссов, народ жесточайший, свирепее всех диких зверей, недоступный из-за охраняющих доступ обширных лесов, густых пущ и смоляных болот»{36}). Этот же термин используется в куявских и орденских источниках по отношению к ятвягам в середине XIII века{37}. Исходная форма рollexiani (лат.) не ясна — ряд исследователей настаивали на славянском его происхождении (согласно С. Зайончковскому и X. Ловмяньскому — от территориального обозначения Полесье){38}, другие — на балтском (согласно Е. Налепе, слово произведено от названия реки Лэк){39}, но очевидно, что обозначение употреблялось на территории Польши до того, как было вытеснено названием ятвяги. Особый термин, судовы (лат. sudovitae, нем. sudowen) использовался в орденской традиции. Именно так в большинстве случаев названы те, кто в русских летописях XIII в. именуются ятвягами{40}, хотя орденские документы знают и два предыдущих названия. Что же касается балтских языков, на которых разговаривало большинство населения, называемого в XIII в. ятвягами, то в них нет никаких свидетельств употребления термина jаtvingiai, или jоtvingiai, реконструируемого лингвистами. Те группы и их территория, которые так обозначались по-славянски, в литовских («восточнобалтских») диалектах назывались дайнавой (dainava). О тождестве этих понятий (а совсем не о том, что Дайнава — часть Ятвягии) говорят как акт Миндовга 1259 г. (Denowe tota, quiam etiam Jetwesen vocant){41}, так и современные данные зетельского говора, в котором деревня в 5 км от Дятлово/Зетелы, называемая по-славянски ятвезь, носит имя Dainava. В балтском топонимическом материале на территории современной Литвы из всех четырех рассмотренных терминов отражены лишь названия судовы и дайнавы (существует множество деревень под подобными названиями в Среднем и Верхнем Понеманье{42}), но не известно ни одного топонима, производного от реконструируемого лингвистами балтского названия jаtvingiai или Jatva. При этом на территории Верхнего Понеманья зафиксированы десятки топонимов типа Ятвезь, отражающих славянское название, свидетельствующие, что оно употреблялось в местном славянском диалекте по отношению к балтоязычному населению{43}. Итак, снова подчеркнем, что все четыре упомянутых названия имеют свою историю происхождения и особенности употребления (поэтому нельзя назвать их синонимичными), но во всех случаях они отражают взгляд извне с четырех сторон приблизительно на одну и ту же реальность и обозначают обитателей Сувалкии с окрестными территориями. Внутри этого «ятвяжского» пространства подлинную роль в групповой идентификации играли не эти названия, а более малые территориальные обозначения, производные от топонимов (Крисмен, Покима). Такова была политическая ситуация в XIII в. Но мы не можем автоматически проецировать ее на более ранние столетия, поскольку летописные сведения о ятвягах X-XI вв. ограничены, а по археологическим данным очевидно, что обстановка в этих землях сильно отличалась от XIII в. Недостаток информации о ятвягах в более раннее время может восполнить обращение к этимологии самого рассматриваемого названия. Несмотря на то что источники не позволяют говорить об употреблении термина ятвяги балтами, подавляющее большинство исследователей искали именно балтскую его этимологию — казалось логичным, что группа, разговаривающая в XIII в. на балтских языках, должна иметь и балтское самоназвание. В XIX — первой половине XX в. было выдвинуто множество вариантов его этимологии, но поскольку они либо необоснованны, либо просто фантастичны, мы не будем уделять им внимание{44}. Больше других было распространено мнение Е. Налепы, который в 1964 г. реконструировал ятвяжское племенное самоназвание в виде *Antivingas от предполагаемого гидронима *Antia («ятвяжское» название реки Черной Ганьчи), но и оно не устроило лингвистов — польский исследователь не учел, что во всех, даже наиболее ранних, упоминаниях названия носовой гласный в первом слоге отсутствует{45}. Обоснованной критике подвергся и Е. Охманьский, видевший в корне названия *jatvingas балтский гидроним *Aitva{46}. Значительную поддержку получила версия, выдвинутая в 1925 г. К. Бугой, реконструировавшим самоназвание *jatvingas из ятвяжского * Jatva «земля ятвягов», которое, по мнению исследователя, было связано с предположительно существовавшим одноименным названием реки{47}. Но, несмотря на то что многих исследователей это объяснение устроило, В. Н. Топоров, хоть и принял версию Буги как гипотезу, называл глоссу *jаtv-ing- в прусском «сугубо условной реконструкцией»{48}. Его сомнения были основаны, в первую очередь, на отсутствии топонимических подтверждений бытования этого балтского названия{49}, а также, видимо, и на том, что на всем «ятвяжском» пространстве отсутствует гидроним *Jatva. Не менее весомый аргумент против привел В. Мажюлис: суффикс -ing не является продуктивным для балтской этнонимии, все известные балтские групповые обозначения (например, lietuvis) произведены по иной модели, руководствуясь которой литовский лингвист реконструировал самоназвание ятвягов в форме *jatuvis{50}. Окончание же славянского ятвяг он считал не балтским, а связанным с древнерусскими этносоциальными обозначениями колбяг, варяг и буряг, в которых оно имеет древнесеверное происхождение{51}. Поскольку В. Мажюлис поддерживал гипотезу К. Буги о существовании балтского названия *Jat(u)va, его реконструкция выглядит не менее искусственно{52}, однако замечания по поводу сходства окончания в слове ятвяг с другими древнерусскими этносоциальными терминами очень ценны и направляют наш дальнейший поиск. Древнесеверное происхождение названий варяг, колбяг и буряг можно считать установленным. Широко известное варяг, имевшее в древнерусском языке значение «пришлый чужестранец, дружинник», наиболее вероятно, происходит от древнесеверного varingr — «член союза, корпорации» (от var «верность, порука, обет, клятва»){53}. Термин колбяги, известный из Русской Правды, обозначал этносоциальную группу, сложившуюся в Приладожье не ранее второй половины X в. из пришлых скандинавов, местных и пришлых финнов, потомков волховско-сясьской «руси», которые занимались сельским хозяйством, промыслами, сбором дани, торговлей и службой в византийских и русских войсках и с 1020-х по 1070-е гг. входили в сферу влияния ладожского ярлства{54}. В исландских сагах это название известно в форме Kylfingr (этимологически связано с древнесеверным kylfa «дубина»), что буквально можно переводить как «дубинщик»{55}. Третье название, буряги, в отличие от двух предыдущих, реконструировано на основании топонимов и не отражено в письменных источниках. По-видимому, обозначало оно группы населения, обслуживающего волоки на пути из варяг в греки, или же отдельную торговую корпорацию (этимологически восходит либо к bar «волок», либо к bur «дом»){56}. Во всех этих случаях славянскому -eg (-ѧг) на конце слова соответствует скандинавский суффикс -ingr, и, надо полагать, ятвяги не являются исключением в этом ряду. Каково же происхождение корня этого слова? Рассматривая летописные известия о ятвягах, мы не упомянули о самом древнем источнике, содержащем этот «этноним». В договоре князя Игоря 944 г. с Византийской империей, текст которого приведен во всех списках ПВЛ, один из нескольких десятков послов, заключавших мир «от рода Рускаго» с греками, носит имя Ятвяг Гунарев{57}. Большинство имен этого договора (в том числе и Гунар, которого представлял Ятвяг) имеют выраженное древнесеверное происхождение: Мы от рода рускаго - съли и гостье - Иворъ солъ Игоревъ - великаго князя Рускаго - и объчии сли - Вуефастъ Святославль сына Игорева - Искусеви Ольги княгини Слуды Игоревъ - нети Игоревъ- Оулѣб Володиславль Каницаръ Передъславинъ Шихъбернъ - Сфанъдръ - жены Улѣблѣ Прасьтѣнь Туръдуви Либиаръ Фастов - Гримъ Сфирьковъ Прасьтѣнъ - Акунъ - нети Игоревъ Кары - Тудковъ - Каршевъ - Туръдовъ - Егри Евлисковъ - [Воист] Воиковъ - Истръ - Аминодовъ - Прасьтѣнъ - Берновъ - Ятвягъ Гунаровъ Шибридъ - Алданъ Колъ Клековъ - Стегги Етоновъ - Сфирка - Алвадъ Гудовъ - Фудри Туадовъ - Мутуръ Оутинъ - купець Адунь - Адулбъ - Иггивладъ - Олѣбъ, Фрутанъ - Гомолъ - Куци - Емигъ - Туръбидъ - Фуръстѣнъ - Бруны - Роалд Гунастръ - Фрастѣнъ - Игелъдъ - Туръбернъ - Моны - Руалд - Свѣнь - Стиръ - Алданъ - Тилена - Пубьксарь - Вузлѣвъ - Синко - Боричь - послании от Игоря, великого князя рускаго, и от всякоя княжья и от всѣхъ людии Руския земля{58}. Показательны слова Ф. Б. Успенского: Очевидно, что носитель имени Ятвяг мог получить такое имя, происходя из племени ятвягов и оказавшись в инокультурной среде, или так могли назвать человека, обладавшего внешним сходством с ятвягами, торговавшего с ятвягами, имевшего с ними любые другие неродовые связи{59}. В последние более чем сто лет господствует убеждение, что имя Ятвяга Гунарева произведено от балтского этнонима, и он считается либо дружинником-ятвягом на службе русского князя, либо даже наместником Киева в Ятвяжской земле{60}. Но, как мы успели заметить, считать сам термин ятвяги балтским нет никаких оснований, а окончание его указывает на древнесеверное происхождение. В отличие от позднейших авторов, исследователи XVIII-XIX вв. учитывали общий антропонимический контекст договора и выдвигали скандинавские соответствия имени Ятвяг: некоторые таким считали Астияг (Astiag){61}, другие — Haufthing{62}. Эти реконструкции далеки от убедительности, но важно, что уже тогда была замечена тождественность окончаний в словах ятвяг, вяряг и колбяг. В связи со сказанным, к вопросу о происхождении этого имени в договоре 944 г. необходимо возвратиться. На наш взгляд, наибольшее фонетическое подобие славянской форме Ятвяг обнаруживает имя Jatv'gr, упоминаемое в Саге о Кнютлингах{63} и соответствующее англосаксонскому Eadwig / Edwy (ead «удачливый», wig «война»){64}. Не может быть случайным и сходство этого имени с исследуемым этнонимом. Поскольку -vigr не объясняет возникновения носового гласного в славянском -вѧг, вероятно, что славянское ятвяг как название группы восходит к древнесеверному jatvingr, патронимическому производному от имени Jatvigr и означающему либо «потомок Ятвяга», либо «человек Ятвяга». Вне зависимости от конкретной этимологии термина, для нас в первую очередь важно признание его древнесеверных (или шире, германских) корней. Перед нами встает основной вопрос: что за группа под этим названием фигурирует в источниках X-XI вв., и как имеющее подобную этимологию название стало обозначать людей, говоривших на балтских наречиях? Ответить на него, как нам представляется, можно, учитывая уникальные данные волковысского говора и археологических раскопок, проведенных белорусскими археологами за 60-90-е гг. XX века. В начале статьи было указано, что в современном волковысском говоре ятвезь значит «речной якорь». Зафиксировано слово исключительно на небольшой территории вокруг Волковыска, поэтому нет сомнения, что оно возникло именно здесь в результате переноса названия с группы на один из атрибутов, с ней ассоциируемых. Следовательно, диалектизм является отзвуком ситуации, когда в окрестностях Волковыска по реке Росси и ее притокам ходили лодки, снабженные железными якорями, которые по преданиям назывались местными жителями ятвяжскими. Такая ситуация в Верхнем Понеманье могла сложиться лишь однажды. Во второй половине - конце X в., когда традиционно считавшаяся ятвяжской территорией Сувалкия продолжает пребывать в археологическом вакууме, в Верхнем Понеманье существуют поселения в Лососне-Велькой (гмина Кузница-Бялостоцкая, Польша), Радогоще в 15 км от Новогрудка и основываются новые городища Индура на Свислочи, Кульбачино в Щучинском районе, а также Муравельник в Волковыске{65}. Культура обитателей Кульбачинского и Волковысского (Муравельник) городищ обнаружила четко выраженное скандинавское влияние. Именно связанные с северной военно-дружинной культурой находки в совокупности с керамикой позволили датировать эти памятники концом X - первой половиной XI века. К предметам, относящимся к указанному времени, принадлежат ланцетовидные наконечники стрел и копий с орнаментированной втулкой с Кульбачинского городища{66}, шпоры, ланцетовидные наконечники копий и стрел, железный ключ и подвески в стиле Борре с Муравельника{67}, а также случайная находка — меч из окрестностей Гродно{68}. Я. Г. Зверуго, руководитель раскопок в Волковыске, считал его и другие городища опорными пунктами Руси, начавшей в X в. колонизацию региона{69}. Но интерпретации этих поселений как русских противоречит отсутствие преемственности между ними и собственно русскими городами: жизнь в Кульбачино, Индуре, на Муравельнике и Радогоще прекращается около середины XI в., большинство из этих городищ гибнут в огне пожаров. И как раз в середине - второй половине XI в. возникают новые крепости, которые полностью меняют географию политических центров: основывается Городен (Гродно), возводятся укрепления в Новогрудке, а затем (во второй половине - конце XI в.) — в Волковыске (на Шведской Горе) и Слониме. В XII в. эти поселения станут городами, которые будут определять политическое и культурное развитие региона. С начала XII в. Городен появляется на страницах летописей как место княжения князя Всеволодка Ярославича. Волковысское слово ятвезь указывает на судоходство как на одно из основных занятий ятвягов. Археологи В. А. Булкин и В. Н. Зоценко высказывали предположение, что Неман служил торговой магистралью на пути из варяг в греки еще до начала развития пути по Волхову и Двине{70}. Хотя более ранних, чем X в., находок из Понеманья, связанных со Скандинавией, не обнаружено, и общее их количество гораздо меньше, чем в бассейне Двины или Волхова, археологические материалы подтверждают вывод, что Неман был одной из магистралей, связывающих Куршское побережье Балтийского моря с Полесьем и более южными территориями. В конце VIII в. в Полесье возникает открытое поселение в Городище (12 км от современного Пинска); постепенно разрастаясь, в X в. оно занимает господствующее положение в регионе благодаря развитию торговли и ремесла{71}. Кроме различных связей с Прибалтикой, Средней Азией и Средиземноморьем культура Городища имеет и скандинавское влияние (на это указывает находка вилки с загнутыми зубцами, подобные которой входили в VIII-X вв. в шведские банкетные наборы). По мнению археолога О. В. Иова, основной функцией Городища было обслуживание Днепро-Неманского торгового пути. Жизнь на поселении прекратилась в конце X - начале XI века{72}. Находка же наконечника ножен меча с городища Франополь (Брестский район Брестской области), возникшего во второй половине X в., на котором помещено стилизо¬ванное изображение последней битвы Одина и Фенрира, представляющее образец развития скандинавских изобразительных традиций в балтской среде, имеет четкие параллели на Балтийском побережье Самбии{73}. И снова ситуация повторяется: после сожжения городища Франополь в результате военного нападения на рубеже X-XI вв., в этом регионе появляется форпост русских князей — Берестье, самые ранние слои и укрепления которого относятся к началу XI в.{74}, а первое летописное упоминание — к 1017 году. Итак, именно население сожженных в конце X и середине XI в. поселений можно, на наш взгляд, отождествить с ятвягами, упомянутыми в сообщениях 983 и 1038 года. Этим именем, как показывают приведенные данные, называлась смешанная по составу поликультурная военно-торговая группировка, возникшая во второй половине X в. в Верхнем Понеманье и Северном Полесье, которая занималась, подобно колбягам в Приладожье, войной, промыслами и обеспечением речной торговли по Неману, соеди¬нявшему самбийский торговый центр Кауп (существовал с начала IX в. до 1016 г.{75}) с днепровским и бужским бассейнами (Киевом и Червеньскими городами). Без сомнений, ятвяги не представляли языкового и культурного единства. В их составе можно предполагать наличие германоязычного компонента (выходцев из Скан¬динавии и их потомков), балтоязычного (как местных жителей, так и пришлых с Балтийского побережья), а также славяноязычного — керамика многих из упомяну¬тых городищ указывает на связи с более южными территориями, в первую очередь с Волынью{76}. В данном случае мы имеем дело в определенном смысле с социальным термином, обозначавшим род занятий: ятвяжская дружинная культура не многим отличалась от культуры варягов или Руси. Вместе с тем возникновение отдельного наименования для этой группы свидетельствует о необходимости особой самоидентификации для ее представителей, которая отражала сплоченность коллектива и его противопоставленность другим. По-видимому, «собирание» ятвягов следует относить ко второй половине X в., когда возникли упомянутые ятвяжские городища и открытые поселения. Определенно можно сказать, что этот процесс совершился к началу 980-х гг., когда Владимир предпринял военный поход и «взял землю их». Этот поход был связан с предыдущим занятием Червеньских городов в 981 (979?) г.{77} и вызван стремлением поставить под контроль весь Бужско-Неманский торговый путь. Сожжение городищ Франополь, Городище и основание Берестья, как кажется, хорошо вписывается в картину русской экспансии конца X в., которая могла и не ограничиваться одним упомянутым походом. Следы разорения этого времени найдены и в Волковыске — вал на городище Муравельник разделен на два уровня следами пожара, уничтожившего укрепления конца X в., тогда же сгорело и селище на Шведской горе. Если на Шведской горе жизнь на время замерла (именно здесь в конце XI в. будет возведен русский Волковыск), то городище Муравельник было дополнительно укреплено и продолжало использоваться до середины XI века. В политике на ятвяжском направлении в конце X - начале XI в. особую роль играл сын Владимира Святополк, княживший, согласно летописи, в Турове (самый ранний слой которого относится к XI в.{78}), обладавший и Берестьем, как следует из первого упоминания города в 1017 году{79}. В результате установления контактов Святополка с польским (гнезненским) князем Болеславом Xрабрым в начале 1009 г. с миссией к ятвягам отправился св. Бруно Кверфуртский, путешествие которого закончилось 9 марта его убийством «в пограничье Руси и Литвы»{80}. Как мы попытались показать, именно Святополк был правителем, больше всех заинтересованным в деятельности Бруно на этой территории{81}. Вскоре после 1009 г. правитель Турова, женившись на дочери Болеслава, начал проводить враждебную политику по отношению к отцу, в результате чего был подвергнут аресту вместе с женой и прибывшим из Польши епископом Райнберном. Когда же Владимир в 1015 г. умер, началась борьба Святополка в союзе с Болеславом за Киев против брата Ярослава, новгородского князя, закончившаяся в 1019 г. победой последнего. Святополк потерял владения и погиб, однако Берестье осталось под контролем Польши. Видимо, попали в сферу влияния Польши также и ятвяги. Не исключено, что после смерти Болеслава и дезинтеграции польского политического объединения в 30-х гг., регион вошел в сферу влияния мазовецкого князя Мец- лава, союзником которого кроме ятвягов были литовцы{82}. Xарактерно, что именно на связи с Мазовией указывают находки украшенной штампом керамики X - первой половины XI в. с городищ Индура и Муравельник{83}. В 1031 г. Ярослав Киевский захватил у Мешка II Червеньские города, в состав которых, возможно, зачислено и Берестье. Ятвяги тогда остались вне сферы влияния русского князя, хотя поход на них, как и полстолетия назад, не заставил себя ждать. Эта экспедиция, как считается, стала прямым следствием заключения в 1038 г. союза Ярослава Мудрого и Казимира Обновителя, женившегося на сестре киевского князя, направленного против союза Мецлава с ятвягами и литовцами. В 1038 г. Ярослав «иде на ятвягы», через два года был совершен поход на Литву, еще через год — в Мазовию (1041). Окончательная победа над Мецлавом была одержана в 1047 г., когда в результате действий русских отрядов он был убит. Именно с последствиями событий 30-40-х гг. и стоит связывать столь заметные перемены поселенческой структуры Верхнего Понеманья. В это время разрушаются поселения в Индуре, Кульбачино, Муравельнике, Радогоще, и затем во второй половине XI в. в глубине земли ятвягов на Немане возводится Городен, который становится главным русским форпостом в регионе, контролировавшем «янтароносный» Неманский торговый путь{84}. Особо стоит отметить, что традиционно считавшаяся основной ятвяжской территорией Сувалкия до середины XI в. остается в археологическом вакууме, и лишь с этого времени здесь появляются первые могильники. Возможно, это свидетельствует о перемещении сюда ятвяжских групп из Понеманья. Показательно, что даже в более поздний период существуют определенные контакты Сувалкии со Скандинавией — подвески с ятвяжского городища Еглинец, датируемые XII в., обнаруживают сходство с изготовленными на территории Швеции{85}. Итак, к середине XI в. ятвяги как политически независимая группировка (или несколько группировок), занимавшаяся в Понеманье и Полесье судоходством и промыслами, прекратила свое существование. С середины XI в. этот термин стал экзоэтнонимом, обозначающим балтоязычное языческое население Северо-Восточной Польши, Побужья и Верхнего Понеманья. Ятвяги не были изначально «балтским племенем». Невозможно раз и навсегда обозначить круг лиц, который включало это название, — его значение менялось не только с течением времени, но и в зависимости от того, кто и где представлял ятвягов. В научных кругах XX в. бытовал образ древнего «балтского племени», в среде интеллектуалов XVI-XIX вв. — образ воинственных «лесных дикарей». Из источников XIII в. возникает актуальный образ ментальной географии, структурировавший сложную политическую ситуацию в балтских обществах бассейна Немана, Бебжи, Нарева, Голдапи и других рек Сувалкии и Мазурского поозерья. Еще один образ, который мы попытались создать в этой статье, можно условно назвать «береговым братством» — ятвяги в X в. были народом-бандой, основным занятием которого были судоходство, промыслы и война в бассейне Верхнего Немана, Побужья и Поприпятья. ПРИМЕЧАНИЯ 1. Curta F. The Making of the Slavs: History and Archaeology of the Lower Danube Region, c. 500-700. Cambridge; New York, 2001. P. 335 2. Сцяшковiч Т. П. Матэрыялы да слоушка Гродзенскай вобласцi. Мiнск, 1972. С. 576. 3. Топоров В. Н. Прусский язык: Словарь: I - K. М., 1980. С. 19. 4. Stryjkowski M. Kronika. Krolewiec, 1582. S. 205. 5. Ср.: Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Т. I. М., 2001. С. 172; Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. I. М., 2001. С. 91; Беляев И. Д. Рассказы из русской истории. Кн. 4. Ч. I: История Полотска или Северо-Западной Руси от древнейших времен до Люблинской унии. М., 1872. С. 56. 6. Авенариус Н. П. Дрогичин Надбужский и его древности // Материалы по археологии России. 1890. Вып. 4. С. 1-42. 7. Naruszewicz A. Hсайт в "Черном списке" narodu polskiego, od poczatku chrzescianstwa. T. II. Warszawa, 1803. S. 420-423. 8. Narbutt T. Dzieje starozytne narodu litewskiego. T. II. Wilno, 1837. S. 167-169. 9. Куклинский С. И. Заметки о западной части Гродненской губернии // Этнографический сборник, издаваемый Русским географическим обществом. Вып. III. СПб., 1858. С. 47-111; Sjogren A. Ueber die Wohnsitze und die Verhaltnisse der Jatwagen: Ein Beitrag zur Geschichte Osteuropas um die Mitte des XIII. Jahrhunderts // Memoires de l’academie imperiale des sciences de St-Petersbourg: Sixieme serie: Sciences politiques, histoire et philologie. T. IX. Saint-Petersbourg, 1859. P. 161-356; Вольтер Э. А. О Ятвягах // Ежегодник русского антропологического общества при императорском С.- Петербургском университете. СПб., 1908. С. 1-9. 10. Bruckner A. Starozytna Litwa: Ludy i Bogy. Warszawa, 1904. S. 27; Вольтер Э. A. Указ. соч. С. 7, 9; Rozwadowski J. O stosunku jezykow baltyckich i slowianskich // Rocznik Slawistyczny. T. V. Krakow, 1912. S. 1-24. 11. Отрембский Я. Язык ятвягов // Вопросы славянского языкознания. Вып. 5. М., 1961. C. 3-8. 12. Kaminski A. Jacwiez: Teritorium, ludnosc, stosunki gospodarcze i spoleczne. Lodz, 1953. S. 154-166. 13. Зинкявичюс 3. Польско-ятвяжский словарик? // Балто-славянские исследования. 1983. М., 1984. 14. См.: Vidugiris A. Zietelos lietuviu. snekta. Vilnius, 2004. P. 42-45. 15. NalepaJ. Jacwiegowie: Nazwa i lokalizacja. Bialystok, 1964; Tautavicius A. Jotvingiai, dainaviai, suduviai, poleksenai ir... // Lietuvos mokslas. 1994. Nr 2. Kn. 1(2). P. 5. 16. Engel M., Iwanicki P., Rzeszotarska-Nowakiewicz A. «Sudovia in qua Sudovitae»: The new hypothesis about the origin of Sudovian Culture // Archaeologia Lituana. Vilnius, 2006. Vol. 7. Р. 201. 17. Ibid. Р. 201. 18. Iwanowska G., Niemyjska A. Pendants from the earthwork at Jegliniec: Jatving links with North and North-East European culture environment // Archaeologia Lituana. Vilnius, 2004. Vol. 5. P. 92-108. 19. Топоров В. Н., Трубачев О. Н. Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья. М., 1962; Обзор лингвистической литературы см.: Мядзведзеу А. М. Да пытання аб паходжаннi беларусау (па дадзеных археалогii i мовазнауства) // ГАЗ. 1998. № 13. С. 10-15. 20. Vidugiris A. 1) Is Zietelos ir pietiu aukstaiciu leksikos sasajiu // Vakaru baltiu kalbos ir kulffiros reliktai. Klaipeda, 1996. Р. 82-89; 2) Zietelos lietuviu snekta. P. 42-45. 21. Седов В. В. 1) Курганы ятвягов // СА. 1964. № 4. С. 36-51; 2) Ятвяги // Финно-угры и балты в эпоху средневековья. М., 1987. С. 411-419. 22. Kaminski A. Jacwiez... S. 37-39; Гуревич Ф. Д. Древности Белорусского Понеманья. М.; Л., 1962. С. 71; Nalepa J. Jacwi Qgowie; Ochmanski J. Litewska granica etniczna na wschodzie od epoki plemiennej do XVI wieku. Poznan, 1981. 23. Зверуго Я. Г. Верхнее Понеманье в IX-XIII вв. Минск, 1989. С. 30-42; Квятковская А. В. Ятвяжские могильники Белоруси (XI-XIV вв.). Вильнюс, 1998. С. 5; Крауцэвгч А. К. Стварэнне Вялжага княства. Жэшау, 2000. С. 84; Vidugiris A. Zietelos lietuviu snekta. P. 42-45. 24. Шваварчык С. А. Да этшчных працэсау на Панямонш у раншм сярэднявеччы // BZH. 1999. № 11. С. 235-245. 25. См: Pohl W Conceptions of Ethnicity in Early Medieval Studies // Debating the Middle Ages: Issues and Readings. Blackwell Publishers, 1998. Р. 13-24; Curta F. The Making of the Slavs... P. 14-35. 26. ПСРЛ. Т. I. М., 2000. Стб. 82. — В Радзивилловской, Академической — «ятвягы». В Ипатьевской: «Иде Володширъ на атвагы . и вза землю ихъ» (ПСРЛ. Т. II. СПб., 1908. Стб. 69). 27. ПСРЛ. Т. I. Стб. 153. — Иногда на основании сообщения свода 1479 г. («Ходи великий князь Ярослав на Ятвяги и не може их взяти») исследователи считают этот поход неудачным (Пашуто В. Т. Образование литовского государства. М., 1959. С. 11). Однако скорее следует предполагать здесь плод собственных умо¬заключений сводчика XV в. — все более ранние известия совпадают по полноте с традиционной редакцией «Повести Временных Лет» и Начальной летописи. 28. ПСРЛ. Т. I. Стб. 289. 29. ПСРЛ. Т. II. Стб. 701. 30. Основным источником по истории ятвягов является так называемая Галицко-Волынская летопись, сохранившаяся в составе Ипатьевской летописи и других списков (ПСРЛ. Т. II. Стб. 715-937). 31. ПСРЛ. Т. II. Стб. 799. 32. Там же. Стб. 810, 833. 33. См.: Kaminski A. Op. cit. S. 16; Zajqczkowski S. О nazwach ludu jadzwingow // Zapiski Towarzystwa Naukowego w Toruniu. Torun, 1953. T. XVIII. Zesz. 1^. S. 180. 34. См.: Kaminski A. Op. cit. S. 14. 35. См.: Ibid. S. 17; Zajqczkowski S. Op. cit. S. 179-181. 36. MPH. T. II. Lwow, 1872. P. 421. 37. Kaminski A. Op. cit. S. 19-20; Zajqczkowski S. Op. cit. S. 183. 38. Zajqczkowski S. Op. cit. S. 184; Lowmianski H. Pcgranicze Slowiansko - jacwieskie // Acta Baltico - Slavica. 1966. Vol. III. S. 89-90. 39. Nalepa J. Jacwiegowie... S. 47-49. 40. SRP. T. I. Leipzig, 1861. P. 51, 52, 73, 92, 125-131, 137-143, etc.; Kaminski A. Op. cit. S. 25-32; Zajqczkowski S. Op. cit. S. 179; 188-191. 41. «Дайнава вся, которую также некоторые называют Ятвезью» (PreuBisches Urkundenbuch / Hrsg. von A. Seraphim. Konigsberg, 1909. Bd. 1. Hf. 2. S. 70. Nr 79). 42. См.: Kaminski A. Op. cit. S. 63. 43. Ibid. — См. также: Непокупныш А. П. Балто-северославянские языковые связи. Киев, 1976. С. 105-111; Гаучас П. К вопросу о восточных и южных границах литовской этнической территории в средневековье // Балто-славянские исследования. 1986. М., 1988. С. 195-213. 44. Т.Нарбутт производил его от лит. juodai veziai «черные раки», Н.Окелевич — от лит. jautis «вол», И. Басанавичюс — от лит. getve «пастбище», А. Брюкнер — от лит. ietis «копье», Е. Кухарский — от прусск. azva «кобыла»; и т. д. Критику этих гипотез см.: Ochmanski J. Nazwajacwiegow // Europa—Siowianszczyzna—Polska: Studia ku uczczeniu profesora Kazimierza Tymienieckiego. Poznan, 1970. P. 200-201; Топоров. В. Н. Прусский язык. С. 19. 45. Ochmaсski J. Op. cit. P. 202; Топоров. В.Н. Прусский язык. С. 18. 46. Топоров. В.Н. Прусский язык. C. 18. 47. Buga K. Lietuviu kalbos zodynas. Z. 2. Kaunas, 1925. P. LXXXVII. 48. Топоров В. H. Прусский язык. С. 15. 49. Там же. С. 15-19. 50. Maziulis V Prusu kalbos etimologijos zodynas, I-K. Vilnius, 1993. P. 7-13. 51. Ibid. 52. Кроме уже предъявленных сомнений, удивительно, как корень слова и его суффикс могут быть заимствованы по отдельности из двух разных языковых традиций в третью. 53. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. I. М., 1964. С. 276. 54. Мачинский Д. A. Колбяги «Русской правды» и приладожская курганная культура // Тихвинский сборник. Вып. 1: Археология Тихвинского края. Тихвин, 1988. С. 52-54; Кочкуркина С. И., Спиридонов A. М., Джаксон Т. H. Письменные известия о карелах (X-XVI вв). Петрозаводск, 1996; Кулешов В. С., Мачинский Д. A. Колбяги // Ладога и Глеб Лебедев: Восьмые чтения памяти Анны Мачинской. СПб., 2004. С. 207-227. 55. Фасмер М. Р. Указ. соч. Т. II. С. 287. 56. Там же. Т. I. С. 250. 57. В различных списках имя написано по-разному: Ѩтвѧгъ, Ѩтьвѧгъ, в Лаврентьевском - даже Ѩвтѧгъ Гунаровъ (написание испорчено, как и в статье того же списка 983 г. "Иде Володимеръ на Ѩтвѧги" (ПСРЛ, Т. I, стб. 47, 82)). В Хлебниковском списке - Ѩтвѧгъ Ноунаревъ, хотя в Ипатьевском - Ѩтьвѧгъ Гунаревъ (ПСРЛ, Т. II, стб. 35) 58. орфография упрощена, разночтения не указываются (ПСРЛ Т. I. Стб. 46-–47; ПСРЛ. Т. II. Стб. 35–-36). 59. Успенский Ф. Б. Скандинавы. Варяги. Русь. Историко-филологические очерки. М., 2002. С. 61. Примеч. 30. 60. См.: Пашуто В. Т. О возникновении Литовского государства // Известия АН СССР. Серия исторических и филологических работ. 1952. Т. IX. № 1. С. 42. 61. Kunik E. Die Berufung der schwedischen Rodsen durch die Finnen und Slawen. St Petersburg. 1844. P. 9–13. 62. Дювернуа А. О происхождении Варягов-Руси // ЧОИДР. 1862. Кн. 4. С. 75–-76. 63. Jomsvikingasaga ok Knytlinga. Kaupmannah0fn, 1828. P. 190. 64. Bosworth J., Toller T. N. An Anglo-Saxon dictionary, based on the manuscript collections of the late Joseph Bosworth. Oxford, 1898. P. 224. 65. Зверуго Я. Г. Верхнее Понеманье в IX-XIII вв. С. 62-90; Шваварчык С. А. 1) Беларускае Панямонне у раннiм сярэднявеччы (X-XIII ст.ст.). C. 17; 2) Да этнiчных працэсау... C. 237; Малевская М. В. Керамика западнорусских городов X-XIII вв. СПб., 2005. С. 87-106. 66. Пивоварчик С. А. Вооружение и снаряжение всадника из раскопок Понеманских городищ (X-XIII вв.) // ГАЗ. 1994. № 3. С. 190-201. 67. Зверуго Я. Г. 1) Древний Волковыск X-XIV вв. Минск, 1975. С. 43; 2) К вопросу о ранних этапах истории городов Понеманья // Древнерусское государство и славяне: Материалы симпозиума, посвящ. 1500-летию Киева. Минск, 1983. С. 62; Дернович С. Д. Скандинавские древности эпохи викингов в Беларуси. Минск, 2006. С. 39. Рис. 25. 68. Николаев H. В. Меч X века из Гродно // Древнерусское государство и славяне. Минск, 1983. С. 81-82. — К скандинавским находкам ранее причисляли шлем из Слонима, но, согласно последним исследованиям, его скорее следует связывать с балтскими дружинными древностями XII-XIII вв.: Плавiнскi М. Слонiмскi шлем (Датаванне и паходжанне) // Гiстарычны Альманах. Т. VIII. Гродна, 2003. C. 137-144. 69. Зверуго Я. Г. Древний Волковыск X-XIV вв. С. 136. — В отличие от Я. Г. Зверуго, С. В. Белецкий и Ю. М. Лесман подчеркивали возможность присутствия в населении городища Муравельник североевропейского «варяжского» элемента: Белецкий С. В., Лесман Ю. М. Новые публикации материалов раскопок средневековых городов Белоруссии // СА. 1979. № 1. С. 312. — Я. Г. Зверуго выступил против выделения особого «варяжского» периода в истории Волковыска, хотя и признал наличие в нем выходцев из Скандинавии: Зверуго Я. Г. К вопросу о ранних этапах истории городов Понеманья. С. 62. 70. Булкин В. A., Зоценко В. Н. Среднее Поднепровье и Неманско-Днепровский путь в IX-XI вв. // Проблемы археологии Южной Руси. Киев, 1990. С. 123. 71. Iоу A. В., Вяргей В. С. Гандлёва-эканамiчныя сувязi насельнiцтва заходняга Палесся у IX - пач. XI ст.ст.// Гiстарычна-археалагiчны зборнiк Памяцi Мiхася Ткачова. Мiнск, 1993. Ч. 1. С. 117-134. 72. Там же. С. 126. 73. Кулаков В. И., Иов О. В. Наконечники ножен меча из кургана 174 могильника Кауп и с городища Франополь // Краткие сообщения Института археологии РАН. Вып. 211. 2001. С. 77-84. 74. Лысенко П. Ф. Туровская земля IX-XIII вв. Минск, 2001. С. 21, 91. 75. Кулаков В. И. История Пруссии до 1283 года. М., 2003. С. 213. 76. Малевская М. В. Указ. соч. С. 139-144. 77. Общепринятую летописную хронологию поставил недавно под вопрос А. В. Назаренко. По его мнению, датированный 981 г. поход на ляхов и взятие Червеньских городов следует относить к 979 г.: Назаренко А. В. Древняя Русь на международных путях. М., 2001. С. 393-408. 78. См.: Лысенко П. Ф. Указ соч. С. 96; Белецкий С. В., Лесман Ю. М. Указ. соч. С. 307. — Ряд авторов считали местом княжения Святополка не Туров, а Городище, однако эта точка зрения нуждается в более серьезном обосновании: Климчук Ф. Д. Некоторые дискуссионные вопросы средневековой истории Надъясельдья и Погорынья // Palaeoslavica. Cambridge, Mass., 2004. Vol. XII. Nr 1. P. 22-25. 79. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. С. 15. 80. MGH. SS. Lipsiae, 1925. T. 3. P. 80. 81. Кiбiнь A. С. Апошняя мiciя св. Бруна // Белорусский сборник. Вып. 4. СПб. (в печати). 82. Wlodarski В. Problem jacwinski w stosunkach polsko-ruskich // Zapiski historyczne. Kwartalnik poswiecony historii Pomorza. T. XXIV: Rok 1958-1959. Zeszyt 2-3. Torun, 1959. S. 14-18. 83. Малевская М. В. Указ. соч. С. 144. 84. См.: Воронин Н. Н. Древнее Гродно. М., 1954. С. 197. 85. Iwanowska G., Niemyjska A. Pendants from the earthwork at Jegliniec... P. 103, 106. Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. 2008. № 2(4). С. 117-132. Возможности археологии 2013-12-24 10:48 Dark_Ambient Dark_Ambient: Тема вообще ни о чем, по имеющемуся поселенческому и погребальному инвентарю той же именьковской культуры, нельзя идентифицировать этническую принадлежность, кто бы что ни говорил, здесь скорее историки спекулируют на тематике, а не археологи Численность войск калмыков, казахов и ногайцев 2013-12-24 13:34 Чжан Гэда Чжан Гэда: Можно почитать Тынышпаева он-лайн: http://bibliotekar.kz/istorija-kazahskogo-...stvija-i-v.html Цитата АК-ТАБАН-ШУБРЫНДЫ (Великие бедствия и великие победы казаков) 200 лет тому назад казакский народ пережил неслыханный погром, за которым последовал общий подъём национального духа и героическая борьба с историческим врагом — калмыками; затем, в самый разгар; победоносной кампании, казаки разбились на два лагеря; одна группа (Младшая и часть Средней Орды) удалилась к русским границам и приняла русское подданство, другая же, покинутая своими сородичами, вторично была разбита калмыками, с которыми затем боролась целых 30 лет, пока после исторической резни калмыкского народа китайцами (1757 г.) восточные казаки не добили своего врага (1758 г.). Этот важнейший момент в исторической жизни казаков почти не изучен, если не считать кратких упоминаний о нем Левшина и нашего заслуженного учителя по истории Средней Азии, академика В. В. Бартольда; погром, пережитый казаками, настолько грандиозен по своим размерам, насколько важен по своим последствиям, роковым для всего казанского народа. Прежде чем перейти к существу исследуемого момента мы позволим себе вкратце напомнить историю борьбы казаков и калмыков. Возвышение монгольских племен, составивших Ойратский Союз, известный под именем «калмаков» (калмыков), началось, как известно, в 1399—1408 года. Из племен, вошедших в состав Казанского Союза, первый удар калмыков испытали на себе кереи; в 1430 годах калмыки доходили до Иссык-куля в окрестностях которого обитали уйсыны и кыргызы; в 1447 году калмыки разбили на Сыр-Дарье узбеков (улус Абуль-хайра Шайбакского), а в 1459 году калмыкское посольство посетило Герат. Приблизительно с этого времени начинается временное падение могущества калмыков, и нападающей стороной являются казанские племена; так Рашид-хан, сын Сеид-хана чагатаида, в подданстве коего состояли уйсыны и кыргызы, в 1522—24 годах предпринимал походы против калмыков и за победу над ними был прозван «гази»; а около 1554 года на них сделал набег воинственный Тауекел султан, вспоследствии бывший казанским ханом. В 1600—1610 годах калмыки разоряли Тарский, Тюменский уезды, а в 1630 году появились в низовьях Волги. Казаки удалились на юг от Улутауских гор. В 1627—1629 годах на калмыков, проживавших восточнее Иссык-куля, делал нападения воинственный казанский хан Есым, брат и преемник Тауекель-хана. В 1630—1643 годах с переменным успехом воевал с калмыками сын Есыма Джангыр-хан, попавший однажды в плен. Особенно усилились казаки при знаменитом Тауке-хане (конец XVII и начало XVIII века), проведшем почти всю жизнь в упорной борьбе с калмыками. По-видимому, во времена Тауке-хана казаки разрезали калмыков на двое (с юга на север), вследствие чего западные калмыки — торгоуты оказались отрезанными от главной массы — восточных калмыков. При сыне в преемнике Тауке-хана, умершего в 1718 году, Болат-хане, человеке слабовольном и непредприимчивом, казаки не только не предпринимали походов на калмыков, но сделались жертвой организованного, внезапного нападения калмыков. Такому военному успеху калмыков способствовал сержант шведской артиллерии Иоганн Густав Ренат, попавший в русский плен в 1709 году под Полтавой. Будучи эвакуирован в Тобольск, он принял участие в известной экспедиции Бухгольца вверх по Иртышу. Транспорт, в котором он состоял, вблизи теперешнего г. Павлодара был окружен калмыками и после упорного сопротивления взят в плен (зимою 1715—16 г.). Ренат пробыл у калмыков до 1733 году, научил плавить железную руду, лить пушки, снаряды, устроил даже типографию. В то время как калмыки под руководством Рената деятельно готовились к войне, их исконные враги — казаки, упоенные недавними победами Тауке-хана, забыли, видимо, о существовании опасного соседа и занялись обычными внутренними распрями, спорами и т. д. Приблизительной границей между владениями калмыков и казаков была р. Иртыш, оз. Балхаш и полоса между реками Чу и Талас. Левшин, основываясь на записях Тевкелева, со слов казаков, принимавших в 1748 г. русское подданство, устанавливает дату нападения калмыков— 1723 год. Так как показание давали участники события, то эту дату нужно признать правильной. На основании сохранившихся народных преданий можно определить месяцы происшествия, направление бегства и размеры бедствий, постигших казанский народ. Найманское отделение садыр, от которого происходит автор, по словам стариков, перед нашествием калмыков жило на Каратауских горах, от р. Талас до среднего течения р. Арыс; это подтверждается названиями отдельных местностей: ниже гор. Аулие-ата есть арык Кельтекара, названный, очевидно, по имени садырского рода Кельте-кара; в верховьях р. Боролдая на урочище Уш-ащи есть местность, носящая название Садыр-мурде, т. е. кладбище садыров; в 25 верстах на север от Чимкента есть лог Садыр-сай, т. е. лог садыров. По словам отца автора, седьмой предок последнего, Джомарт-батыр, обычно зимовал возле гор Улькен-тура и Кши-тура по р. Боролдаю (по левой стороне); между обоими «тура» в местности Теректы в речку Теректы впадает ручеек, называемый ныне «Садыр-камалган-булак», т. е. ручеек, у которого застряли, т. е. были окружены и перебиты садыры. В 1723 году здесь как раз и зимовал Джомарт-батыр со своими 9 сыновьями. Когда родственники сообщили о тревожных слухах и о необходимости бегства, то гордый Джомарт ответил, что калмыки всегда были трусами в открытом бою и что он с 9 сыновьями всегда готов сразиться с ними, и тут же прибавил, что в его табунах много «шибе», двухлеток, недавно лишь подвергнутых кастрации, и что они не в состоянии переносить частых и быстрых передвижений. Все откочевали, и один Джомарт с сыновьями не тронулся с места и вот, чуть ли не на другой день подвергся внезапному нападению калмыков. Нападение было, по-видимому, так неожиданно, что не оказалось наготове верховых лошадей (кастрированные могут переносить передвижения лишь дней через 5—7). Очевидно, Джомарт со всеми домочадцами бежал вверх по ручейку и остановился у вертикальных стен гигантских скал Улькен-тура, где все и были перебиты. Предание говорит, что молодая женщина, жена одного из сыновей Джомарта, поспешно оставила в юрте 25-дневного сына, закрыла его котлом, а сама спряталась в густых зарослях кустарника и камыша; только они и уцелели и в тот же день были увезены родственником Куат-батыром, рискнувшим разведать о судьбе аула Джомарта. От этого 25-дневного мальчика — Тасбулата в 5 колене происходит автор. Позднее Куат женился на этой родственнице и усыновил Тасбулата; отсюда потомство Тасбулата при спорах или дележах имущества, общего куатовцам, выступает как равноправный член куатовского общества. Кастрация лошадей происходит в начале апреля; к этому времени года и следует отнести описанное событие. По другому преданию, сохранившемуся в отделении матай (из найманов) некто Борте со своими стадами находился еще в отаре, т. е. на зимних пастбищах, вдали от общих зимовок. Когда паника достигла и матаев, последние также побежали. Перейдя р. Чирчик, вспомнили, что позади остался Борте. Послали за ним специального гонца о дву-конь. Борте не пожелал бежать, считая панику преувеличенной. Но чуть ли не на другой день нагрянули калмыки, и Борте один едва ускакал, и, переезжая сильно раздувшийся Чирчик, едва не утонул в бурливой реке. Сильный подъем воды (первый раз) в Чирчике бывает в конце апреля, в начале мая. Ныне потомство Борте проживает по р. Биень Копальского уезда. Если принять во внимание, что Каратауские горы освобождаются от снегов в середине или в конце марта и с этого времени только и бывают доступны большим передвижениям, то можно придти к заключению, что первые нападения калмыков на Таласский район произошли в марте (вероятно в конце), через Каратауские горы они прошли в апреле, а в конце апреля или в начале мая найманы перешли р. Чирчик. По сохранившимся преданиям Старшая и Средняя Орды (кроме аргынов) бежали к Самарканду и Бухаре, а Младшая к Хиве. Эти предания вполне согласуются со следующими данными: 1. Левшин утверждает, что «остатки Большой Орды и с малою частию Средней откочевали тогда к Ходженту; большая часть Средней — к Самарканду; Меньшая — к Хиве и Бухаре». 2. Величайшее бедствие 1723 года, бегство с лишением имущества, скота, детей, родных известно у казаков под именем «Ак-табан-шубрынды», что значит — «всенародное бегство пеших до состояния, что побелели, т. е. износились, пятки». К этому выражению в Младшей Орде прибавляют «Сауран айналган», что значит—«случай, когда обошли г. Сауран». Старшая и Средняя Орды прибавляют другое выражение—«Алка-коль сулама», т. е. случай, когда «в полном изнеможении от голода и усталости бросились на землю и пластом залегли у озера Алка-коль». Местоположение древнего Саурана известно —оно находится на линии Ташкентской жел. дор. в 30 верстах севернее г. Туркестана. На пути бегства другой группы, Старшей и Средней Орды, находятся два Алка-коля; оба заливаемые озерки в пойме р. Сырдарьи. Первое озеро находится на левом берегу Сыр-дарьи, в 6 верстах выше Конногвардейского поселка (у которого Голодно-степский канал разветвляется на 2 магистрали). Другой Алка-коль находится на правом берегу, на широте г. Ташкента, в 90 верстах от последнего и в 90 верстах от жел.-дорожного моста. Так как беженцы расположились у оз. Алка-коль в полной уверенности, что теперь они вне опасности (в противном случае бежали бы безостановочно дальше), то таким местом могло быть только верхнее озеро за Сыр-дарьей, у Конногвардейского поселка; второе же озеро, по правую сторону Сыр-дарьи, наоборот, не могло представлять собою надежного места, так как дальнейшему пути бегства как раз препятствовала многоводная река. 3.От ж. д. станции Хилково на запад и северо-запад и далее по всей Самаркандской области вплоть до Бухары разбросаны кишлаки с наименованиями найман, уйсын, джалаир, кыпчак, со всеми отделениями этих родов. В районе Кермине в настоящее время проживает до 12 тысячи дворов одних только садыров, между тем основное ядро садыров Лепсинского уезда состоит из 9 тысяч дворов; оказывается, в районе Кермине находятся садыры, с которыми автор сходится в 8—9 коленах. Таким образом, направления бегства по Левшину, народным преданиям и географическим наименованиям вполне сходятся. Из того, что мест с названием «аргын» на указанном пространстве совершенно нет (если не считать небольшую группу в 200 хозяйств кочевников-тобыктинцев в Джизакском уезде), а при бегстве туда они не могли бы не оставить следов в виде кишлаков, то приходится заключать, что аргыны не переходили Сырдарью, а бежали, вероятно, на северо-запад от Каратау-ских гор в нынешний Тургайский уезд; отсюда можно сделать и другое заключение, что аргыны перед 1723 годом жили севернее других казаков в Бетбак-дала и у Улутауских гор и, вероятно, пострадали в сравнении с другими в меньшей степени. В памяти народной об историческом бедствии сохранились следующие стихи: «С вершин Каратауских гор спускаются откочевывающие (аулы), при кочевке одиноко (потерявши мать) идет один верблюжонок; как тягостна потеря близких родных: с черных глаз капают чистые слезы. Что это за година?— година тяжелых народных испытаний и лишения былого счастья и богатства; при всенародном бегстве пеших поднимается облако пыли, сильнее январьской снежной метели. Что это за время?— время безначалия, беспорядочной паники; но вернется ли счастливое прошлое? Близкие родные и родина остались позади; тоскуя по ним, испускаю из глаз море слез». Народные предания дают еще другие указания о размерах бедствия: после выражения «Ак-табан-шуб-рынды», «Алка-коль сулама» добавляют—«каин сауган», что дословно значит —«доили березу», т. е. обнажали березу и употребляли в пищу сок березовый целлулозы. В голод 1918 года старики вспоминали предания, что когда-то при нашествии калмыков предки их употребляли в пищу те же предметы, что в 1918 году: «джау джумур»— нечто вроде полевой картошки, «алгыр»— похожий на лук, корень очень горького растения (в сыром виде — яд); «козы-куйрык» (грибы) и другие растения и их корни, а также нечистые твари. Академик В. В. Бартольд утверждает, что Самарканд в 20-ых годах XVIII века в течение 7 лет (вероятно 1723—1730 годы) был совершенно покинут жителями, и в Хивинском ханстве приблизительно в те же годы были заброшены все селения и все пашни, и что в самой Хиве оставалось не более 40 семейств. В. П. Наливкин сообщает, что около того же времени (1702—1784 г.) пришло в Фергану из Самаркандской области значительное количество эмигрантов; что вызвало это переселение, туземные историки не объясняют. Сопоставляя эти известия с изложенными выше фактами всеобщего обнищания, голода, охватившего казаков, не трудно придти к заключению, что голодные толпы беженцев наводнили Самарканд, Бухару, Хиву, Фергану и прочие местности и ввергли в голод и оседлое население. Среди осартившихся найманов Кокандского уезда, в котором имеется крупная найманская волость, существует предание, что туда пришли их предки из казаков 6—7 поколений назад; значит, сообщение Наливкина относится также к казакам. Пустыня в районе Бухары в те годы была занята Малик-бием из рода дулат, под-рода сыйкым (5-ый потомок Малика, ныне 75-летний старик Байсеит, проживает в 25 верстах на север от Чимкента; эта пустыня с тех пор называется Малик-чолы, т. е. пустыня Малика. Значительная часть беглецов дошла до Джидели-Байсына, местности очень хорошо сохранившейся в памяти казаков даже Лепсинского и Копалького уездов; Джидели — название горы, а Байсын— город в Восточной Бухаре. Общее состояние беглецов Левшин описывает так: «Переходы сии влекли за собою неминуемое разорение и гибель. Стада и табуны ежедневно уменьшались: меновая торговля прекратилась; нищета и страдания сделались всеобщими: иные умирали с голода, другие бросали жен и детей своих. Наконец, бегущие остановились; но где же?— в местах бесплодных и непредставляющих никаких удобств для кочевого народа. Столь несчастное положение не могло быть долго сносимо киргизами. Из двух зол, предстоявщих им, легче было избрать то, которое обещало какие-нибудь выгоды, если не в настоящем, то хотя бы в будущем. Отчаяние убеждало их в необходимости возвратить себе прежние жилища, а бедствия внушали средства к достижению сей цели. Опасность примирила внутренние междоусобия, возродила общее согласие и направила всех к одному предмету». А. Диваев приводит предание, что Младшая Орда с частью Старшей 3 года воевала с калмыками, пока Тайлак-батыр (из Младшей Орды) с племянником Санрык-батыром (Большая Орда, ошакты, род тасджурек) на берегах р.р. Буланты и Буленты (юго-восточн. угол Иргизс. уезда) и в местности Кара-сийр нанес калмыкам полное поражение; отсюда и место разгрома калмыков до сих пор известно под именем «Калмак-крылган»—место гибели калмыков. Весть об этой блистательной победе моментально распространилась по степи, подняла упавший национальный дух и вызвала всеобщий энтузиазм и горячее желание отомстить врагу. На горячий взаимный призыв сбросить иго неверных калмыков, на отчаянную борьбу не на жизнь, а на смерть, откликнулись сыны трех Алаша; затренировали лучших скакунов, перетянули султаном их чолки, заплели в косички гривы, туго перетянули хвосты, и с пиками, айбалтами, луками ринулись со всех концов степи, ведя победоносное наступление... Оставляя до дальнейшего установление даты наступления казаков и периода героической борьбы, остановимся пока на преданиях и других данных, из коих можно выяснить общую картину борьбы. Мы имеем только два предания, относящиеся к этому периоду; по первому из них, сохранившемуся среди дулатов Чимкентского и Аулиеатинского уздов, силы Старшей Орды перешли Сырдарью около впадения р. Чирчика и перевалили Келес-Бадамский хребет западнее казанского «Арарата»— горы Казыкурта; Средняя Орда поднималась несколько севернее, а Младшая Орда наступила по западному склону Каратауских гор. По другому преданию, приведенному А. Диваевым, после калмак-крылганской победы война продолжалась еще 3—4 года, и во вторую войну калмыки вновь потерпели погром в местности, получившей впоследствии название «Анракай», т. е. место стона и рыданий (калмыков); при этом А. Диваев, со слов передававших стариков, утверждает, что «Анракай» находится «при озере Ит-ичмес, на Ала-кульской стороне… к горам, что на север от Аральского моря». Предание об анракайских победах сохранилось и у казаков Пишпекского и Алматинского уездов; но Анракай находится не там, где указывает А. Диваев, а в 120 верстах на юго-восток от южной оконечности оз. Балхаш, известной у казаков под именем «Ит-ишпес Алакуль» (озеро Ала-куль, воду которого не станет пить даже собака, т. е. до того плохая). От залива Ала-куль на юг тянутся горы Абулхаир, Сункайты (на карте речка «Суу-кайтын»), Аксуексай (лог «Белой кости») и известная гора Хан-тау; на этих горах находятся урочища «Улькен Орда конган» и «Кши Орда конган» (место стоянки или ставки Старшего хана и Младшего хана). Других преданий, касающихся этого периода, у нас нет. Но тут на помощь идет география с характерными названиями урочищ. У кочевников, особенно у казаков и кыргызов, есть прекрасная черта — давать урочищам названия по крупным событиям, когда-либо там совершившимся. Первым таким пунктом является небольшая горка Орда-басы (на карте искаженная в «Урта-бас») в 5 верстах от ст. Бадам и в 30 верстах на запад от Чимкента. Второй пункт — в верховьях речек Боролдай и Кош-карата (на границе Аулие-ат. и Чимкентск. уездов) на горе Архарлы-тау, где есть два урочища «Улькен Орда конган» и «Кши Орда конган», т.е. два названия вторично встречаются одновременно и вблизи друг от друга (4—5 верст). Наконец, третий пункт — на восток от Аулие-ата, против станций Акыр-тюбе и Подгорное — два лога: Сункайты и Абулхаир (на карте «Абыл-каир»). Упомянутые предания и географические наименования приводят нас к весьма важным заключениям. Соединение трех наступающих групп, по нашему, произошло у горки Орда-басы, что значит —«глава Орды» или «Главная Ставка». Прежде всего большой интерес представляет эта небольшая горка Орда-басы. Наклонная терраса долин р.р. Арыс и Бадам, ограниченная Каратаускими, Алатаускими горами и отрогами их, усеяна отдельными возвышениями, невысокими хребтами, постепенно переходящими во всхолмленную степь. Несмотря на свою незначительную высоту, Орда-басы расположена так, что командует над всей террасой: стоит только подняться из низин районов Арыстанды или Чаян (90—100 верст) или Боролдайской системы (50—60 верст), как сразу бросается в глаза характерная сопка Орда-басы; и наоборот, с Орда-басы можно обозреть все пространство, такое только доступно глазу дальнозоркого степняка. Если к этому добавить, что у Орда-басы протекает р. Бадам, когда-то многоводная с наилучшими, тучными лугами, и если прибавить, что позади Орда-басы (на запад и юг) во многочисленных логах волнистой местности могут быть скрыты значительные полчища казаков, то можно быть уверенным, что здесь некогда была «Главная Ставка» казанских сил; мы даже уверены, что именно здесь «общее предприятие… освящено клятвою в верности друг другу» и здесь «главным предводителем» был выбран Абулхаир-хан, «и белый конь [ак-боз ат], принесенный по обычаю народному в жертву, был принят залогом будущего успеха» (Левшин, часть II, стр. 71). Тяжелые воспоминания печальных событий, радость по отбитым родным местам, по священным кладбищам предков, блестящие надежды на уничтожение коварного врага быстро сменялись один за другими... Легко догадаться, что следующим историческим местом являются верховья р.р. Боролдая и Кошкараты, где на расстоянии 3—4 верст некогда стояли ставки Старшего хана 3-х Орд и Младшего хана. Верховным ханом всех трех Орд считался сын Тауке-хана Болатхан, и Улькен-Орда конган — место стоянки его ставки. Младшим ханом был Абулхаир, командовавший всеми казанскими силами; Кши-Орда конган — место стоянки его ставки. С другой стороны нельзя допускать, чтобы в мирное время ставки ханов стояли так близко: это было не в обычаях ханов, для большей самостоятельности кочевавших вдали друг от друга, и не в привычке, вообще, богатых скотоводов так тесниться при наличности обширных хороших пастбищ. Дальнейший след прохождения на восток казакских войск мы видим в названии лога «Абулхаир», против пос. Подгорное. Местные ботбаи (из рода дулат) рассказывают, что некогда на этом месте остановился на время какой-то хан Абулхаир. Казаки постоянно связывают два слова: «Абулхаир» и «Сункайты»; эти названия одновременно встречаются около Подгорного и на юг от Балхаша. Но что обозначает второе слово —«Сункайты», никто из стариков, хранителей народных преданий, не мог объяснить. Наконец, местности на юг от Балхаша настолько связаны географическими названиями и народными воспоминаниями казаков о великом победоносном побоище, что не остается никаких сомнений, что и здесь некогда остановились ставками Старший хан, Болат, и Младший хан, Абулхаир. Тут заканчиваются все данные, дающие ключ к выяснению исторических событий описываемого периода; можно только сказать, что после великого анракайского погрома калмыки бежали далее на восток по р. Или. Еще не умолкли народные ликования по поводу анракайской победы и победные триумфы Абулхаира, Барака, Абульмамбета, гонца Аблая, уже затмевавшего всех остальных выдающеюся храбростью, и целой плеяды народных героев-батыров, как неожиданно случилось что-то, в миг уничтожившее все плоды 3—4 летней героической борьбы, сорвавшее всю победоносную кампанию, вместо блестящих надежд на будущее преподнесшее народу потерю политической свободы и независимости, присоединение к царской России, с одной стороны, и подневольную жизнь под владычеством ненавистных калмыков, с другой... Чем вызвана эта роковая развязка, ни предания, ни история не говорят, и нет других намеков или следов, из которых можно было бы сделать какое-нибудь заключение. Левшин по этому поводу замечает (стр. 71), что «ожидая новых нападений… от Галдан-Черена, признали за лучшее удалиться от сего опасного соседа частию на запад, а частию на север». Тут много неясного и недоговоренного: почему удалились не сразу, в первый раз, когда еще не знали побед над калмыками; почему Младшая Орда и часть Средней ушла с фронта в разгар победоносной кампании; разве они до того времени не знали, что калмыки будут тревожить и в будущем и т. д.; но самое главное, почему об истинной причине ухода Младшей и части Средней Орд умолчали те живые свидетели, которые в 1748 году давали Тевкелеву ясные и определенные ответы по остальным вопросам. Очевидно, было что-то такое, о чем откровенно говорить они стеснялись, а значит, весьма возможно, что именно они, главари, в чем-то были виновны... Выше мы видели, что при движении до анракайских гор одновременно встречались названия «Улькен Орда конган» и «Кши Орда конган», т. е. места стоянок Старшего хана (Болата) и Младшего хана (хана Младшей Орды — Абулхаира). Примерно, с этого времени начинается упоминание имени Абульмамбета, как хана (хотя бы номинально) 3-х Орд, в то же время, как увидим дальше, Абулхаир во всех сношениях с Россией домогался признаниями его ханом 3-х Орд. Эти обстоятельства и ряд других соображений приводят к мысли, что после анракайской победы Болат-хан умер, и на его место надлежало выбрать Старшего хана. Претендентов было 3: первый — хан Младшей Орды Абулхаир, командовавший всеми казанскими силами и выдвинувшийся своими блистательными победами; но он происходил из Младшей линии, из которой ни разу не выбирался Старший хан всех 3-х Орд; второй — брат Болата, Шахмухамед (Самеке), считавший, что по обычаю тюрко-монголов наследником должен быть выбран старший царствовавшей фамилии, т. е. он; третий — сын Болата, молодой Абульмамбет. После Болата ханом 3-х Орд назвался именно Абульмамбет. Выбор, по-видимому, не абсолютного большинства пал на Абульмамбета. Такой обиды не мог стерпеть старик Абулхаир, человек крайне честолюбивый; с таким выбором не мог согласиться и Самеке, родной дядя Абульмамбета; вслед за уходом с фронта Абулхаира, Самеке со своими приверженцами также оставил фронт. Оставшаяся половина вынуждена была отступить, причем Средняя Орда ушла к Бетбак-дала и к низовьям р. Чу, а Старшая Орда — в Ташкентский уезд и признала политическую зависимость от калмыков. Отношения между двумя группами казаков, а особенно между ханами, с этого времени обострились до крайней степени. Мы считаем, что именно это обстоятельство заставило Абулхаира сразу прикочевать к русским границам и повести переговоры о принятии его в подданство, и просить город с крепостью, в которой мог бы он найти себе убежище в случае опасности (Левшин, часть II, стр. III); в противном случае трудно объяснить, почему именно Абулхаир, имевший на востоке надежный заслон в виде многочисленной Средней Орды, поспешил обратиться к русскому правительству. Что отношения Абулхаира с ханами Средней и Старшей Орд после анракайской победы стали крайне враждебными, это мы усматриваем из текста Левшина: «в Оренбурге ожидали… Хана Средней Орды Абуль-магме-та, с которым он Абуль-хайр был во вражде» (стр. 139); «Нурали и Эрали сыновья Абуль-хайра, избегая встречи с Абуль-магметом, не только не приехали.., но в тот же день откочевали от Оренбурга» (стр. 144); «Абуль-магмет, избегая козней Абуль-хайра, удалился к Туркестану» (стр. 164). Одинаково враждебными были отношения между Абулхаиром с одной стороны и Бараком, Аблаем с другой. Наконец, все опасения Абулхаира оправдались: он был убит Бараком в 1748 г. (стр. 177). Тот же Левшин несколько раз подчеркивает старания Абулхаира называться ханом Казанским (т. е. всех 3-х Орд); Абулхаир вводил в заблуждение русское правительство: в грамоте на имя хана Старшей Орды Джолбарса говорится: «Подданный наш Абуль-хайр Хан всеподданнейше нам доносил, что он Вас уже в подданство наше и принял» (стр. 76); в грамоте Анны Иоанновны Абулхаир называется «Киргиз-Кайсацкой Орды Ханом» (стр. 117), тогда как Самеке-хан назван (наш подданный Шемяка Хан» (стр. 120). Остается закончить наше исследование установлением даты периода от наступления казаков до ухода Абулхаира с фронта. Предание, приведенное А. Диваевым, говорит, что первый период войны (до первых решительных побед) продолжался около 3-х лет, а затем победоносное наступление продолжалось тоже около 3—4 лет, т. е. всего выходит около 6—7 лет. Если началом войн считать 1723 год, то конец войны падает на 1730 год. Выше были приведены сведения о размерах грандиозных народных потрясений, коснувшихся не только казаков, но и культурного Туркестана, где оседлые места были покинуты в течение около 7 лет (см. выше стр. 62, пр. 1 и 2). Трудно допустить, чтобы казаки могли оправиться от разорения в течение одного года. Наконец, все действия Абулхаира после анракайской победы приводят к тому, что он по отступлении поспешно двинулся к русской границе, завязал дипломатические сношения, чтобы защитить себя от враждебных ханов Средней и Старшей Орд; этому противоречит текст Лев-шина, из которого выходит, что целых 4 года (1726— 1730) Абулхаир не предпринимал никаких реальных мер защиты от враждебно настроенных сородичей. Поэтому остается заключить, что сепаратная попытка казанских старшин Кайбагара, Сугура и т. д. принять русское подданство предшествовала первым победам Тайлак-батыра и Санрыка. Этим объясняется и перерыв сношений (1726— 1730 г.) казаков с русскими. Таким образом, можно считать установленным, что первые победные наступления казаков относятся к 1726 году или немного позже (1727 год), и что анракайское побоище (и смерть Болата) произошли не позднее весны 1730 года, так как в июле того же года посольство Абулхаира было уже в Уфе. Ташкент, 1927 г. Мое мнение - он и Валиханов - одного поля ягоды. Т.е. не исследователи традиции, а ее представители и, возможно так сказать, ее продолжатели и, во многом, создатели. Когда пишут о том, что видели сами (Валиханов в своих экспедициях, а Тынышпаев при обследовании археологических памятников) - это ценно. Когда они пишут на основании казахского фольклора, то грош этим "историческим" сведениям цена. Все "победы" казахов не подтверждаются ничем, кроме фольклорных данных, в то время, как страшный разгром казахов на р. Аягуз зафиксирован по горячим следам - сразу после сражения в кочевья приехало русское посольство и опросило уцелевших участников битвы (планировался совместный с казахами поход на джунгар и разведывательная информация была очень нужна). Сами решайте, чему там верить - красивым сказкам или отсутствующим историческим фактам. Численность войск калмыков, казахов и ногайцев 2013-12-24 13:47 Чжан Гэда Чжан Гэда: Уровень знаний о событиях тогда был крайне невелик - вот пример по Тынышпаеву (со ссылкой на Бартольда): Цитата Академик В. В. Бартольд утверждает, что Самарканд в 20-ых годах XVIII века в течение 7 лет (вероятно 1723—1730 годы) был совершенно покинут жителями, и в Хивинском ханстве приблизительно в те же годы были заброшены все селения и все пашни, и что в самой Хиве оставалось не более 40 семейств. И вот как было в реалии - Флорио Беневени, побывавший в те годы (1721-1722) в Самарканде, писал о городе: Цитата Самарканд также велик город, но ноне половина пуст и разорен от озбецких набегов. http://www.vostlit.info/Texts/rus5/Benevini/text4.htm По Хиве он писал: Цитата В Хиве также есть 7 пушек медных полковых, бывших при князе Черкасском. Те без станков, к тому же так бухарцы, как и хивинцы искусства в пушках не имеют, разве заставят русских пленников из них стрелять, и ядер делать не знают и вместо ядер употребляют камень или каменные ядра. ... В Хиве также имеется воинской порядок и военных озбеков счисляется до 10 тысяч, толикое же число трухменцов, и некогда меньше, некогда больше, ибо они непостоянны и не всегда кочуют около Хивы. В оной Хиве счисляется 5 городков знатных, а именно Хива, Азарис, Курленд, Оргенч и Канаха. Окроме маленьких курганов, [города] — таким же строением, как и в Бухарах. При бытности оного посланника в Хиве имелися две озбецкие факции: одна в Аралах при новом хане и претенденте Шах Темир Султане, а другая в Хиве при Ширгазы хане, между которыми случаются непристанные набеги и стычки. И как чает он, посланник, что напоследи обе те факции обоих ханов потеряют. И паки выберут, по обыкновению, иного хана или из казаков, или из калмыков. ... В бытность же посланника в Бухарах хан был не единожды в великих опасностях живота своего, при том же услышав, что российское войско идет на Хиву (ибо непристанно носился слух такой, и вся Хива со страху трепетала), весьма тому рад был и еще с своими говорил (как о том посланнику донесено от русских полоненников, которые при нем, хане, обретаются), ежели б сила русская пришла в Хиву и всех бы озбеков не токмо хивинских, но и бухарских перевели, токмо бы его в его состоянии оставили, он бы де зело благодарен был и владел бы весьма покойно и протчая. ... Пустым был город Эски Ургенч (Старый Ургенч): Цитата И он, посланник, чрез нее под помянутом Ески Оргенчем, городе пустом, когда из Хивы ехал, переезжал, а глубина воды в том месте была на два аршина, и для пробы также он, посланник, вывез оттуда с собою тамошнего песку, которой, видится, якобы походит на прежде отправленной с золотыми искрами песок от оного посланника из Бухар. В общем, вот такие помидоры на барханах...  Численность войск калмыков, казахов и ногайцев 2013-12-24 13:58 Чжан Гэда Чжан Гэда: Хива в 1740-м году, во время похода Надир-шаха: Цитата И (еще) когда раньше до этого Ильбарс посылал человека к казахам и в Арал и просил у них помощи, Абул-хайр-хан, правитель казахов, пришел с полком из казахов и аральских узбеков в крепость Хиву, столицу Хорезмской области. Увидя, каково положение вещей, он составил заявление о своей искренней преданности и с несколькими из своих приближенных отправил его к Надир-шаху. После же отправки человека с заявлением, стал искать случая, и так как (эти люди) всегда были готовы на своеволие, ибо повиновение и покорность были для них свыше сил, он дал шпоры коню бегства и помчался к казахам 39. Когда об этом узнал Надир-шах, он двинул полки на Хиву. Так как эта крепость была известна своей неприступностью и в ней у узбеков было много и провианта и войска, и так как тамошние узбеки заблаговременно “выказали проворство” (т. е. приняли меры) и затопили водой всю местность, вокруг крепости, Надир-шах разбил лагерь около стен и оцепил крепость со всех сторон. Выло приказано рыть канавы с таким расчетом, чтобы воды, минуя крепость, потекли в пустыню. Те, кому были поручены эти операции, усердно принялись за дело и выполнили его в течение трех дней. Когда осажденные, “вместо воды увидели себя погруженными в море огня”, они с наступлением утра запросили пощады и отправились с ключами от крепости в шахскую ставку. Им было дано прощение и оказана милость. После того Надир-шах, произведя смотр, из всех пяти городов Хорезма отобрал 4000 узбеков, наиболее молодых и способных и, присоединив их к своему войску, направил в Хорасан. http://www.vostlit.info/Texts/rus9/Mechdi/frametext.htm Сомневаюсь, что кочевые узбеки, казахи или ойраты смогли бы так быстро и эффективно разорить столь хорошую крепость. Румынская и итальянская армии 2013-12-24 14:24 Чжан Гэда Чжан Гэда: Цитата (Kryvonis @ Вчера, 18:48) Румыны вполне могли помочь местным по хозяйству, что контрастировало с отношением немцев с украинцами. Румыны и мадьяры были не чужими в этом регионе. Особенно если говорить о Буковине и румынах. Цитата (Kryvonis @ Вчера, 18:48) да и некоторые солдаты и УПА и Хонведшега помнили события 1939 г. вокруг Карпатской Украины. Те кто не имел груза воспоминаний жили мирно, те же кто помнил эти события примириться не могли. ЕМНИП, в 1938 г. мадьяры оторвали у Чехии кусок русинских земель, а что было в 1939 г.? Что-то с Польшей? Возможности археологии 2013-12-24 14:40 Лукас Лукас: Цитата (Dark_Ambient @ Дек 24 2013, 10:48) Тема вообще ни о чем, по имеющемуся поселенческому и погребальному инвентарю той же именьковской культуры, нельзя идентифицировать этническую принадлежность, кто бы что ни говорил, здесь скорее историки спекулируют на тематике, а не археологи Археологи тоже стремились отождествить археологическую культуру с каким-нибудь этносом. Просто археологи более осторожны, чем историки. Румынская и итальянская армии 2013-12-24 14:40 Чжан Гэда Чжан Гэда: Про вторжению венгров в марте 1939 г. нашел. Вот что тут пишутЪ: http://pulemjotov.livejournal.com/17141.html Румынская и итальянская армии 2013-12-24 16:05 Kryvonis Kryvonis: Относительно событий 1939 г. то юзер Пулеметов нагло врет. Никто за Карпатской Украиной не стоял. Волошин просил Германию в лице Гитлера о протекторате, чтобы не быть оккупированым Венгрией. Гитлер не ответил, на просьбу к консулу Германии в Хусте Волошин ответил резким тоном. Закарпатье рассматривалась немцами как зона влияния венгров и они никак не участвовали в тех событиях. В войне 1939 г. Венгрии оказала помощь Польша. Со стороны Галичины поляки блокировали перевалы чтобы украинцы из Закарпатья не смогли спастись, да и участвовали карательных акциях. О событиях проф. Стерчо Петро. Карпато-Українська Держава. До історії Визвольної боротьби карпатських українців у 1919-1939 роках, Торонто, 1965 http://www.ex.ua/view/11765823 Мемуары очевидцев - Василь Ґренджа-Донський - ЩАСТЯ І ГОРЕ КАРПАТСЬКОЇ УКРАЇНИ http://litopys.org.ua/grendzha/grendzh.htm И собрание сочинений Волошина http://litopys.org.ua/volosh/volosh.htm Воспоминания Василия Филоновича - Мартовские дни Карпатской Украины Василь Филонович - Березневі дні Карпатської України http://chtyvo.org.ua/authors/Fylonovych_Va...atskoi_Ukrainy/ Карпатська Україна (1938-1939). Збірник архівних документів і матеріалів http://chtyvo.org.ua/authors/Delehan_Mykha...v_i_materialiv/ Олексій Савчин - Карпатська Україна в реаліях http://chtyvo.org.ua/authors/Savchyn_Oleks...ina_v_realiakh/ Фильм о событиях Срібна земля. Хроніка Карпатської України 1919-1939 http://www.youtube.com/watch?v=uuryLeZjOU0 Никакой насильственной украинизацией и не пахло. Тот же Волошин писал что местное население называло себя русинами в смысле украинцы. В таком значениии употреблялся термин русины и в Галичине в начале ХХ в. Русинами перестали себя называть украинцы Поднепровья в ХІХ в. Русины как отдельная от украинцев нация это часть лемков. Украинскую идентичность имели восточные лемки, отдельная идентичность от украинцев была у лемков Пряшевщины и районов Закарпатья около Мукачева и Ужгорода. Относительно же гуцулов, бойков и восточных лемков то они ассоциировали себя с украинцами. Военные подразделения украинцев были представлены Карпатской Сечью. На вооружении имели винтовки, пулеметы и минометы из чешских арсеналов. Венгры в той войне использовали танки, артилерию и авиацию. Плюс еще поляки помогли им. Активные бои на равнине продолжались три дня, однако подавление очагов сопротивления украинцев в горах заняли месяц. Украинцы партизанили против венгров. Русины как отдельный народ в Закарпатье были представлены были так называемыми мадяронами то есть сторонниками провенгерской ориентации (возглавляемые Бродием). Они же выступили на стороне генерала Прхалы во время обострений отношений украинцев с Прагой. Что характерно в современном Закарпатье как русины себя обозначает только около 10 тыс., а всего русинов несколько десятков тысяч во всем мире. Так что о каком-то значительном русинском населении (отдельном от украинского) говорить не стоит. Петр III Федорович 2013-12-24 16:10 Nslavnitski Nslavnitski: Донесение английского Р. Кейта о свержении Петра III (1/12 июля 1762 г.: Сообщая о вступлении на престол Екатерины II, отмечал, что Цитата "вся эта внезапная революция вспыхнула и свершилась не более как в два часа времени, при чем не было пролито ни капли крови и вообще не прибегнуто ни к какому насилию и все части города как прилегающие ко дворцу так и самые отдаленные, особенно же та улица, где диву я и большая часть подданных его величества, оставались так спокойны, как будто бы не произошло ничего особенного; одно, что бросалось в глаза, это были пикеты, расставленные у мостов, и несколько гвардейцев, разъезжавших патрулями по городу для наблюдения за порядком". (С. 3)Всего удивительнее то обстоятельство, что сборным пунктом для заговорщиков был избран дом графини Дашковой. Достоверно известно, что она принимала самое ревностное участие в заговоре и от начала до конца много содействовала успеху. (С. 7) Цитата Главная причина, вызвавшая эту революцию, заключалась в отнятии церковных земель и в пренебрежении императора к духовенству, к этому надо прибавить строгую дисциплину, которую император стремился ввести между войсками, особенно между гвардией, привыкшей до того времени к лени и распущенности. Недовольство это еще усилилось, вследствие намерения императора вести большую часть гвардии в Германию для войны с Данией. К этой мере и весь народ относится враждебно, тяготясь новыми издержками и опасностями, цель которых состояла в возвращении герцогства Шлезвигского, приобретения по их мнению весьма незначительного и совершенно бесполезного для России, между тем как император пожертвовал своей дружбе к королю прусскому завоевания русского оружия, которые могли со временем оказаться весьма полезными для империи; тем не менее народное желание мира до того сильно, что и против этой уступки общественное мнение не восстало, а даже одобрило ее… (С. 9) Сб. РИО. Т. 12. Спб., 1873. С. 2-12. Возможности археологии 2013-12-24 16:44 Суйко Суйко: Цитата (Dark_Ambient @ Дек 24 2013, 11:48) Тема вообще ни о чем, по имеющемуся поселенческому и погребальному инвентарю той же именьковской культуры, нельзя идентифицировать этническую принадлежность, кто бы что ни говорил, здесь скорее историки спекулируют на тематике, а не археологи Если археологи по найденным вещам не будут стараться (пытаться) провести соотнесение артефактов с этнической историей, то зачем тогда все раскопки? Просто накапливание материала? Вещь в себе и вещь для себя? (с) Численность войск калмыков, казахов и ногайцев 2013-12-24 16:58 Чжан Гэда Чжан Гэда: Относительно того, что весной 1723 г. в Хиве все было довольно спокойно и через нее даже ходили торговые караваны, Беневени посещал хана Ширгазы и т.п., там же и о Самарканде - в нем сидел претендент на ханский престол и никуда не бежал: http://www.vostlit.info/Texts/rus5/Benevini/frametext2.htm Весна 1723 г., о русских пленных в Самарканде и других местах Бухарского ханства: Цитата Сей куриер по повелению Вашему объявить может о русских полоненных при хане и при придворных его — [их] двести пятьдесят наберется, а во всем городе — с тысячу, в Самарканде и по иным городам и деревням, на степи при озбеках, которые бунтуют, — всего на все 2000. О том, что в Самарканде в 1723 г. находился претендент на бухарский престол Ибрагим-бей, опиравшийся на казахов: Цитата Брагим Бей, что ни пуще враг, пошед на Самарканд, оным городом завладел О пребывании претендента на ханский престол Раджаб-хана в Самарканде в начале 1725 г.: Цитата При том ведомость получена, что Реджеп хан вновь поднялся из Самарканду и едет сюда город атаковать, что весьма сбылось бы, ежели бы не случилось ему нещастие, ибо, не доезжая до сего места, некоторые при нем озбеки изменили и прошли в сторону, то он, хан, с такой причины назад ретировался. http://www.vostlit.info/Texts/rus5/Benevini/frametext3.htm О планах хунтайджи Цэвэн Равдана напасть на Бухарское ханство в 1723 г.: Цитата Также контайши, по взятии города Тошанда с его уездами, был намерен взять Самарканду, и ежели бы хан стал противиться, то б не пощадил ниже Бухар и, когда б завоевал или выгнал хана с узбеками, тогда б оную землю учинил, по древнему обычаю, Чагатаями быть правительствуемую, как было во время великого Тамерлана. Важно - о потенциале Младшего и Среднего Жузов со слов джунгар передает известный русский пограничный администратор Тевкелев, фонд 1748 г.: Цитата А ежели же, паче чаяния, впредь для какой самой необходимой нужды, или возмерится зюнгорской владелец и зделается с ним какая ссора, и разсудиться для высочайшаго Е. и. в. интереса к неупущению весьма позовет нужда, тогда и здешней стороны киргисцами ему, зюнгорцу, никакого вреда зделать будет невозможно, для того Средняя орда люднея, нежели Меньшая, к тому же киргизец с киргисцом рубиться не будут, и тако оная Киргиская орда вся останется бесполезна. http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/M....v_A_I/text6.htm Мы знаем, что в 1750-е годы Нурали из Младшего Жуза обещал выставить 30 тыс. воинов против Цинов, а в 1780-х капитан Андреев оценивал потенциал Среднего Жуза в 70 тыс. воинов. Итого в 2 жузах не более 500-700 тыс. собственно казахов (были еще плененные в годы войны с Цинами ойраты и калмыки, попавшие в плен в 1771 г. в результате "жорак шанды"). Численность войск калмыков, казахов и ногайцев 2013-12-24 17:06 Чжан Гэда Чжан Гэда: Тевкелев об обязательстве Нурали выставить 30 тыс. воинов (1757): Цитата и сам он, хан, по указу Е. и. в. с довольным войском и с братьями своими в службу на них, китайцов, туда итти не оставит, а когда-де он, хан, пойдет, то не менее тритцати тысячь войска при нем, хане, быть может, а иногда и гораздо более. http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/M...._A_I/text82.htm Рассказы Эрали и Нурали о том, как казахи побеждали цинские войска - типичные рассказы батыров вдали от поля боя. Известно, что самому Аблаю копье в ногу цинский воин в тех боях загнал )в лядвею, если быть точным), и достоверных побед казахов по документам не числится. Он же о вассалитете казахских Среднего и Старшего Жузов от Джунгарии: Цитата 2-е. Умножась, оной народ разделился на трое, по званием: Большая, Средняя и Малая орды. Большая кочюет от городов Туркистанта и Ташкента до Бухари и до зингорских калмык и довольство свое получает меною во оных городах и в Бухари, как бухарскому хану принадлежащей, так и бухарских же городов зингорскому владению подлежащих, того ради и в Оренбург торговать не ездют. В числе оная хотя и Большая называетца, но не больше нижеписанных двух Средней и Меньшей, а в послушани оная Большая орда до нынешних времян была зингорскому калмыцкаму владельцу 88, но по раззорени зингорцев от китайцев собою пребывает. [389] 3-е. Средняя орда качевье свое имеет между рек Иртыша и Яика и Ори и касаетца зингорскаго кочевья, того ради оная на оба колена храмала, хотя называлася с 739 году в российском подданстве, однако ж и зингорцов не меньше почитала, и с российской стороны на то индеферентно смотрели для того, что они зингорцов боялись и от них были воеваны 89. На торг менять приезжают они по большей части на Уилскую линию в Троицкую крепость, в 744 году построенную, также и в Ямышеве, на Иртыше-реке лежащей, а иногда и в Оренбург. Оценка военного потенциала трех Жузов Тевкелевым: Цитата 5-е. Елико ж до числа людей в тех ордах касается, того окуратно знать неможно, но по всем долговременным примечанием мнится, что каждая орда до тритцети тысеч годных людей, кроме стара и мала и женска полу, иметь может, и Башкирия против одной из них подобна, токмо башкирцы храбростию превосходят киргис-кайсак. http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/M....v_A_I/text9.htm В общем, на 1755 г. оценка казахского потенциала невысока. Возможности археологии 2013-12-24 17:11 Cyrus Alexios Cyrus Alexios: Цитата (Суйко @ Сегодня, 17:44) Вещь в себе и вещь для себя? (с) Вещь на продажу.(с)  Численность войск калмыков, казахов и ногайцев 2013-12-24 17:12 Чжан Гэда Чжан Гэда: О том, как на 1759 г., несмотря на достаточно строгий контроль за пограничными столкновениями волжских калмыков с соседями, люди Дондука-Даши устроили тихий кошмар казахам: Цитата Також слышно было, что того же года калмыками у оных киргизцов отогнато лошадей тысечь с сорок, ис которых-де, как слышно, тысечь до десети было и собрано, а киргизцам не отдано, а куда-де оное девалося, неизвестно ж http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/M...._A_I/text10.htm В 1772 г. остатки торгоутов, ушедших в Джунгарию с Волги, угнали у казахов 70 тыс. коней. Казахи защитить себя не смогли. На 1762 г. Тевкелев оценивал потенциал двух Жузов в 280 тыс. человек: Цитата А оная Киргиз Каисацкая Орда состоить в трех званиях, то есть: большой, средней и меншой Орды. Ис которых средняя орда больше силнея и богатей тех дву орд, а кочюют по Сибирской дистанции до Иртыша реки, в степях в дали за Тоболом рекою, а владельцом у них Аблаи Солтан, от которого и ныне здеся имелися посланцов двоя солтанов; и от оной средней орды, и от Аблая салтана тогда за скоростию аманаты были не взяты, и ныне не имеется. А меншая орда поменше средней орды, а гораздо больше большей орды, и оные кочюют по Яику реке у Гурьева городка даже до устья Сыр Дарьи реки, коя впала в Аралъское море, а владельцом у них Абулгаир Хана сын Куралы Хан, который Ханом после смерти отца ево в 749 году Вашего Императорского Величества указом пожалован, которого отец Абулгаир Хан изначала Российское подданство принял. Сии обе орды генерально все в подданство Российское мною нижайшим приняты и присягою утверждены. А в дву ордах средней и меншей на конь сядут в нужное время вдруг со сто с тридцать тысяч человек, а в резерве останется в запас еще столько же военных людей. А большая орда менше гораздо и меншей орды, кочюют от России вдали между Туркустанта и Ташкента, но токмо оной большой орды не все в подданство приведены, однако несколько, которые близь средней орды кочюют, те к присяге приведены, а оных большей орды не более на конь сядут дельных людей к войне только с двадцать тысяч человек. http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/M....ev_A_I/text.htm Т.е. в пределах 10-15 лет количество казахских воинов возрастает у него более, чем в 2 раза. Думаю, не без того, чтобы включить в состав казахов откочевавших от преследования Цинов ойратских феодалов. Численность войск калмыков, казахов и ногайцев 2013-12-24 17:18 Чжан Гэда Чжан Гэда: В момент вторжения Надир-шаха в Хиву в Хиве пребывала с ханом Абульхайром русская миссия в составе поручика Гладышева, инженера Назимова, геодезиста Муравина и конвоя уральских казаков. План Хивы, снятый русским геодезистом Назимовым в 1740 г.: http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/M...._chivy_1740.htm Преподавательская 2013-12-24 17:20 Saygo Saygo: Американские коллеги объяснили мне, что "низкий уровень общей культуры и школьного образования в их стране — сознательное достижение ради экономических целей". Дело в том, что, начитавшись книг, образованный человек становится худшим покупателем: он меньше покупает и стиральных машин, и автомобилей, начинает предпочитать им Моцарта или Ван Гога, Шекспира или теоремы. От этого страдает экономика общества потребления и, прежде всего, доходы хозяев жизни — вот они и стремятся "не допустить культурности и образованности" (которые, вдобавок, мешают им манипулировать населением, как лишённым интеллекта стадом). Владимир Арнольд Численность войск калмыков, казахов и ногайцев 2013-12-24 17:27 Чжан Гэда Чжан Гэда: Сведения о Самарканде от русского пленного Филиппа Ефремова (1770-е): Цитата Самарканд. От Бухарии город Самарканд езду 5 дней; в нем городовых ворот 3-е, и видно, что прежде был город немалой, а ныне разорен. Травы довольно, и вода в небольшой речке проточная. Лес саженой. Всякого винограду, грецких орехов и сорочинского пшена довольно. От Самарканду езду до города Уратепи 105 три дни, в нем городовых ворот 4. Вода проведена каналом из реки Сыр-Дарьи. Оный канал проведен из города в город и во всей тамошней области город а, даже до самой Бухарии. Во оном державец узбек роду юз 106, имя ему Худаяр-бек. Это не ранее 1774 г. В принципе, это согласуется с данными Флорио Беневени, что Самарканд сильно пострадал к 1722 г. от междоусобиц узбеков. Видимо, за 50 лет он не смог оправиться. Численность войск калмыков, казахов и ногайцев 2013-12-24 17:30 Чжан Гэда Чжан Гэда: Бланкеннагель о Хиве в 1793-1794 гг.: Цитата Вообще, число населяющих Хивинскую землю не можно положить более как до ста тысяч душ, из которых: Осбеков 45, Сартов 15, Каракалпаков 10 и Иомутов 5 или 6 тысяч; а прочие пленные невольники 22. Во время часто [11] бывающих здесь междоусобий, все за оружие принимаются; число, однако же, могущих носить оружие, как из общих сборищ их, каково было и в прошлом году, увериться можно, полагается не более как от двенадцати до пятнадцати тысяч, из коих пехоты, вооруженной огнестрельным оружием, которое у них без замков, а с фитилями, не более двух тысяч; прочие выезжают на лошадях, имея одни луки и стрелы, а другие пики и сабли; лучшими из них воинами почитаются Иомуты, по них Каракалпаки, а по них Осбеки; Сарты же из всех худшими. http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/M....l/frametext.htm Тут странная ранжировка - обычно узбеки котировались выше каракалпаков. Сарты и таджики в качестве воинов в Средней Азии не ценились никогда. Румынская и итальянская армии 2013-12-24 20:04 Kryvonis Kryvonis: Короче говоря УПА не трогали тех, кто не трогал украинское население Закарпатья и не воевал против Карпатской Сечи, те же кто принимал участие в тех событиях огребли от УПА при отступлении венгерских войск из Галичины до Линии Арпада (в Закарпатье). За румынами и итальянцев же особых грехов перед украинцами не числилось. Да и ОУН с 20-х гг. ХХ вв. поддерживала контакты с Фашистской Партией Италии. Итальянцев и румынов дружелюбно воспринимали, как и словаков. С венграми отношения в целом мирные и дружные за вычетом событий 1939 и отступление некоторых венгерских частей в 1943-1944 гг. При наступлении советской РККА пребывание на западноукраинских землях пребывание румын воспринимались с сочуствием. Украинское население сочувствовала ''постолам'' которым на смену пришли ''чоботы'' (то есть сапоги, так прозвали советских солдат, кроме обычных кличек москали и кацапы). Отношения ж с чехами после Второй Мировой были специфическими. В 1947 г. несколько сотен УПА решили прорваться в Германию чтобы сообщить что УПА борется против СССР. Через Словакию прошли более-менее без приключений. Основные потери были на чешской территории. Несколько сотен УПА ловили около 15 тыс. сил Чехословакии. Ух скверные были из чехов вояки. Со времен Жижки почти ничего не осталось. А УПА сопротивлялось несколько лет немцам, пять лет полякам и около 12 лет СССР. http://lib.oun-upa.org.ua/rejdy/rozdil_7.html Для сведения несколько десятков воинов УПА таки пробились на территорию ФРГ. А. В. Майоров. Апостольский престол и Никейская империя во внешней политике Даниила Галицкого 2013-12-24 20:28 Saygo Saygo: В работе рассматривается история первой церковной унии Руси с Римом и коронации Даниила Галицкого. Нет оснований оценивать эти события как свидетельство прекращения политических и конфессиональных отношений с Византией (Никейской империей), «бегство» от Византии на Запад. Наоборот, можно с уверенностью полагать, что история коронации и унии продемонстрировала неразрывную связь внешней политики галицко-волынских князей с политическим курсом Византии, не только не ослабевшую после событий 1204 г., но, судя по всему, даже укрепившуюся в период решающих усилий никейских правителей по отвоеванию Константинополя у латинян. Евфросиния Галицкая и коронация Даниила. В рассказе Галицко-Волынской летописи, посвященном коронации Даниила Галицкого и заключению церковной унии с Римом, находим упоминание о матери князя, которая, по словам летописца, смогла убедить сына, прежде неоднократно отвергавшего предложения о коронации и союзе церквей, согласиться на предложения папы: «Оному же одинако не хотящу, и убеди его мати его, и Болеслав, и Семовит, и бояре Лядьскые…»{1} Как видим, влияние матери на решение Даниила было столь велико, что летописец считает его едва ли не главной причиной согласия князя и ставит выше влияния польских союзников, обещавших военную помощь против татар в случае унии. Чем объяснить эту решающую роль княгини-матери в истории отношений Даниила с Римом? Что побудило «великую княгиню Романовую», тихо доживавшую свой век в монастыре, в последний раз выйти на политическую сцену и громко возвысить свой голос после многих лет полного безмолвия? Важная роль галицко-волынской княгини хотя и была неоднократно отмечена историками, до сих пор остается неизученной, а причины, побудившие ее высказаться в пользу унии и коронации сына — нераскрытыми. Впрочем, отдельные попытки нащупать мотивы княгини все же были сделаны. Однако они привели к совершенно противоположным и даже взаимоисключающим результатам. Так, по мнению М. С. Грушевского, мать Даниила ратовала за союз с Римом, ибо ей «как католической принцессе, не могла не быть приятной перспектива королевского титула»{2}. И. Граля считал, что вдовствующая галицкая княгиня, оставаясь приверженницей православия, ратовала за коронацию, так как это было в интересах ее греческих родственников — влиятельного клана Каматиров, поддерживашего политическую линию никейского императора на союз с папой{3}. Что же заставило Даниила прислушаться к голосу матери и согласиться с ее доводами? Этот вопрос также остается пока без ответа. Исследователи ограничиваются лишь общими соображениями насчет необыкновенного личного авторитета княгини и высокого уважения к ней, испытываемого всеми Романовичами{4}. Оценке роли галицко-волынской княгини в истории унии Даниила с Римом не способствует прочно утвердившееся в литературе представление о том, что главными целями князя были тогда получение помощи запада против монголо-татар, а также повышение международного статуса как «короля Руси»{5}. С точки зрения этих задач причастность к коронации княгини-матери выглядит как лишняя подробность. Между тем, из рассказа летописца со всей очевидностью следует, что именно уговоры матери стали для Даниила важнейшим аргументом в пользу его нелегкого решения. Чтобы понять роль «великой княгини Романовой», нужно рассматривать сближение галицко-волынского князя с папой в более широком историческом контексте. В этом, несомненно, сказалось влияние не только католического Запада, но и православного Востока. Роль последнего, несмотря на несколько столетий доминирующего византийского влияния на Руси, к сожалению, недооценивается новейшими авторами. Эта роль либо полностью игнорируется, либо признается как номинальная, не имевшая реального значения. Все сводится лишь к общим рассуждениям о том, как после потери Константинополя в 1204 г. правители Византийской (Никейской) империи сами искали поддержки Запада, соглашаясь ради этого на объединение церквей и верховенство папы над христианским миром. «В этих условиях, — пишет, к примеру, Н. Ф. Котляр, — коронация Даниила не могла вызвать особенных отрицательных эмоций в Никее»{6}. Можно сказать, что никейское влияние вообще не рассматривается как фактор внешней политики Даниила Галицкого. Единственной специальной работой о значении коронации Даниила для русско-византийских отношений остается небольшая статья М. М. Войнара, опубликованная в 1955 г. По мнению историка, коронация означала полную независимость Галицко-Волынского княжества от Византии. Даниил не мог не отдавать себе отчета в том, что получение короны от папы исключало его из византийской мировой иерархии и переносило в систему западноевропейской церковно-политической структуры, «в орбиту западной концепции царства», со всеми вытекающими отсюда правовыми последствиями. Уния, на которую согласился князь, предполагала разрыв церковных связей с Византией{7}. Идеи М. М. Войнара развивает И. В. Паславский. По его мнению, Даниил Романович, решившись принять корону от папы, тем самым оказал противодействие политике Никейской империи, направленной на подчинение русских княжеств Орде. В противовес этому галицко-волынский князь искал союзников на Западе, в первую очередь в лице римского понтифика. Коронация, по словам историка, была для Даниила «бегством от Византии на Запад»{8}. Экуменические процессы середины ХIII в. Следует, однако, учитывать, что переговоры о коронации Даниила и унии с Римом разворачивались на фоне более широких церковно-политических процессов, сопровождавшихся по-тоянными контактами между Никеей и папским престолом во второй половине 1240 – середине 1250-х гг. На данное обстоятельство в свое время справедливо обращал внимание В. Т. Пашуто{9}. Недавно этот вопрос был вновь поднят Б. Н. Флорей{10}. Вместе с тем, в большинстве работ по истории отношений Западной и Восточной церквей участие галицко-волынского, как и других русских князей, в экуменических процессах середины ХIII в. остается незамеченным{11}, а иногда и вовсе отрицается: «Переговоры об унии Иннокентия IV с русскими князьями Александром Новгородским (1248 г.) и Даниилом Галицким (1247 г. и далее), продолжавшиеся затем при Александре IV до 1257 г., не имеют никакого отношения к истории византийской унии», – читаем, например, у В. Нордена{12}. Прежде всего, не подлежит сомнению, что в Галицко-Волынской Руси хорошо знали о контактах между Никеей и Римом по поводу возможного объединения церквей. Более того, из сообщения летописи следует, что эти контакты явились условием переговоров Даниила о принятии папской короны и заключении церковной унии. В летописном рассказе о коронации князя упоминается признание папой Иннокентием IV«греческой веры» и обещание созвать Вселенский собор для объединения церквей: «Некентии (Иннокентий IV. — А. М.) бо кльняше тех, хулящим веру Грецкую правоверную, и хотящу ему сбор творити о правои вере о воединеньи црькви»{13}. По мнению Б. Н. Флори, сведения о готовящемся объединении церквей поступили в Галицко-Волынскую Русь через Венгрию. Жена венгерского короля Белы IV была дочерью никейского императора Феодора I Ласкаря. В середине 1240-х гг. она играла заметную роль в налаживании контактов папы с болгарским царем Коломаном I Асенем (1241–1246){14}. Вероятно, как считает Флоря, при ее посредничестве в 1245 г. в Болгарию было доставлено послание папы, в котором он выражал готовность созвать Вселенский собор с участием греческого и болгарского духовенства для решения всех спорных вопросов{15}. В нашем представлении, галицко-волынские князья могли поддерживать непосредственные контакты с никейскими правителями. Основанием для прямых отношений холмского двора с Никеей могли служить положение и родственные связи «великой княгини Романовой», дочери византийского императора Исаака II{16}. Евфросиния Галицкая состояла в близком родстве с правящей в Никее династией Ласкарей и, очевидно, не могла оставаться в стороне от проводимой ими внешней политики, главной целью которой было возвращение Константинополя. Никейский император Иоанн III Ватац (1222–1254) в отношениях с латинянами перешел к активным наступательным действиям. Важное значение имела его победа при Пиманионе в 1224 г., в результате которой Латинская империя лишилась всех своих владений в Азии. Затем Иоанном в короткое время были завоеваны острова Лесбос, Родос, Хиос, Самос и Кос, что существенно ослабило влияние Венеции в Эгейском море{17}. Для продолжения наступательных действий Никейская империя нуждалась в военных союзниках. В 1230-х гг. таким союзником для нее на некоторое время стал болгарский царь Иван II Асень (1218–1241), при поддержке которого Ватацу удалось в 1234 г. захватить плацдарм во Фракии для последующего отвоевания византийских владений на Балканах{18}. В конце 1230-х гг. новым союзником Ватаца стал германский император Фридрих II (1220–1250). Путь к союзу между ними открыла смерть латинского императора Иоанна де Бриенна (1229–1237), тестя Фридриха II, с которым последний поддерживал мирные отношения{19}. В 1244 г. Ватац женился на дочери Фридриха Констанции, принявшей в Никее имя Анны{20}. Фридрих II унаследовал представление об императорской власти как неограниченной, дарованной богом власти римских императоров{21}. В силу этого его отношение к созданной под эгидой папы Латинской империи было враждебным. Германский император стремился ликвидировать это государство как незаконное орудие папского влияния на Востоке{22}. Опираясь на союз с германским императором и воспользовавшись ослаблением Болгарии после смерти Ивана II Асеня, Ватац продолжил завоевания на Балканах и к 1246 г. присоединил к своей державе территории в Северной Фракии и Македонии с городами Адрианополь и Фессалоники, а также часть Эпирского царства. Эти успехи привели к прекращению существования Фессалоникийской империи, правители которой не желали подчиняться власти Никеи{23}. Альянс Фридриха с Ватацем представлял серьезную угрозу для Апостольского престола. Объявляя о низложении императора на заседании Лионского собора 17 июля 1245 г., Иннокентий IV (1243–1254), указывал на многочисленные злодеяния Фридриха, уже дважды перед тем отлученного от церкви. Среди них наряду с оскорблениями иерархов церкви, нерадением к церковному строительству и делам милосердия, личным аморальным поведением и организацией убийства ассасинами герцога Людвига Баварского значился «нечестивый союз» с мусульманами и «греческими раскольниками». Последнее обвинение подразумевало брак дочери Фридриха с Ватацем{24}. Понимая всю опасность союза германского и никейского императоров, папа приложил немало стараний, чтобы посеять вражду между ними. С этой целью понтифик попытался склонить Ватаца к переговорам об унии с Римом в обмен на обещание вернуть грекам Константинополь{25}. Осенью 1247 г. в Никею прибыл посол папы монах-минорит (францисканец) Лаврентий, назначенный легатом в Греции, Армении, Иконии и Турции. Насколько можно судить по привезенной им папской булле «Censuram ecclesiasticam debitum» от 3 августа 1247 г., адресованной «патриархам, архиепископам и епископам Востока», а также двум письмам папы к самому Лаврентию, датированным 7 августа того же года, главной задачей легата было встретиться с патриархом Мануилом II (1244–1254) и сообщить ему о желании Иннокентия IV совершить объединение церквей на выгодных для греков условиях{26}. Брат Лаврентий входил в ближайшее окружение понтифика. Под 1251 г. его как своего друга упоминает фра Салимбене де Адам — монах-минорит из Пармы, автор обширной хроники, повествующей о политике папского престола и истории Италии середины ХIII в. Через некоторое время по возвращении из Никеи Иннокентий IV сделал Лаврентия архиепископом Антивари{27}. Примечательно, что Лаврентий сменил на этом посту другого минорита Джованни дель Плано Карпини, занимавшего антиварийскую кафедру на рубеже 1240–1250-х гг.{28}. Власти Никеи охотно приняли предложение папы. После отвоевания в 1246 г. Фессалоники Ватац опасался ответных действий со стороны латинян. По свидетельству Матвея Парижского, в описываемое время латинский император Балдуин II (1228–1261) ездил во Францию и Англию, собирая крестоносцев для защиты Константинополя и возвращения отнятых Ватацем земель{29}. Из Хроники Салимбене де Адам также известно, что в марте 1249 г. в Лион к папе прибыл никейский посол монах Салимбен (тезка хрониста), владевший как греческим, так и латинским языками. Он привез письма от Ватаца и патриарха Мануила с просьбой прислать в Никею для дальнейших переговоров генерального министра Ордена миноритов Иоанна Пармского, пользовавшегося непререкаемым моральным авторитетом как на Западе, так и на Востоке{30}. 28 мая 1249 г. датируются письма Иннокентия IV к Иоанну III Ватацу и патриарху Мануилу, которые папа отправил в Никею вместе с посольством Иоанна Пармского{31}. Вскоре после прибытия в Никею делегации Иоанна Пармского, в конце 1249 г. в Нимфее (совр. Кемальпаша, ил. Измир, Турция) состоялся церковный собор, на котором император Иоанн III Ватац предложил признать папское plenitude potestatis в обмен на отказ папы посылать помощь латинянам в Константинополе. Однако в ходе возникших дискуссий значительные трудности вызвало обсуждение вопроса о filioque – добавлении Римской церкви в никео-цареградский Символ веры об исхождении Святого Духа не только от Бога-Отца, но и от Бога-Сына. С осуждением позиции латинян выступил один из крупнейших византийских теологов ХIII в., наставник будущего императора Феодора II Никифор Влемид{32}. Противоречия в вопросе о filioque между обеими церквами так и остались неурегулированными. В начале 1250 г. было составлено послание патриарха Мануила II к папе Иннокентию IV с предложением созыва экуменического собора для решения всех спорных вопросов. Отправляемая на собор никейская делегация наделялась неограниченными полномочиями, и патриарх обязывался признать все решения этого собора{33}. Однако греки упорно отказывались принять добавление о филиокве к исповеданию веры до тех пор, пока его необходимость не будет доказана на основе Священного Писания или с помощью какого-либо divinum oraculum. Папа со своей стороны лишь выражал надежду, что греки когда-нибудь смогут признать правоту римлян и готов был ради этого признать вселенский статус греческого патриархата{34}. После успешно проведенных переговоров в мае 1250 г. делегация Иоанна Пармского вернулась в Рим в сопровождении ответного посольства, везшего письма от Ватаца и Мануила{35}. Однако проследовать далее в Лион послы не смогли, так как были задержаны императором Фридрихом II, недовольным контактами Ватаца с папой. Никейское посольство достигло Лиона только в начале весны 1251 г.{36} Ведение переговоров с папой для Ватаца отнюдь не подразумевало разрыва отношений с Фридрихом. Напротив, никейский император продолжал поддерживать своего тестя в его противостоянии с Иннокентием IV. В 1248 г. Ватац послал Фридриху большую сумму денег, а весной 1250 г. предоставил значительные военные силы{37}. Смерть Фридриха II 13 декабря 1250 г. привела к коренному изменению расстановки политических сил в Европе. Преемник Фридриха, германский и сицилийский король Конрад IV (1250–1254) был враждебно настроен по отношению к никейскому императору. Разрыв между ними произошел после того, как Конрад изгнал из Италии семейство Ланчиа, родственников по матери императрицы Анны, супруги Иоанна III Ватаца, бежавших в Никею{38}. В подобных условиях латинский император Балдуин II при поддержке папы вновь стал собирать силы для борьбы с Ватацем, отправившись на Запад вербовать крестоносцев. Одновременно Иннокентий IV разослал своих проповедников с призывом к походу против Никеи{39}. В итоге Ватац должен был пойти на возобновление переговоров об объединении церквей. Во второй половине 1253 г. никейский император направил в Рим новое посольство в составе двух митрополитов, Георгия Кизикского и Андроника Сардского, а также игумена монастыря Аксейя Арсения Авториана, будущего константинопольского патриарха, предоставив послам самые широкие полномочия при обсуждении условий унии. Об этом посольстве упоминает Феодор Скутариот в своих примечаниях к Истории Георгия Акрополита{40}. Из письма патриарха Мануила к папе Иннокентию IV, а также письма папы Александра IV к епископу Константину Орвието можно судить об условиях унии, выдвинутых никейскими представителями. Таковыми были: возвращение Константинополя, восстановление вселенского патриархата, отъезд из Константинополя латинского духовенства. Взамен никейская сторона признавала главенство папы в церковных делах, его право созывать Вселенские соборы и председательствовать на них, принимать присягу от православного духовенства; император брал на себя обязательство выполнять все указы папы, если они не противоречили священным канонам{41}. Никейское посольство было задержано Конрадом IV и только в начале лета 1254 г. достигло Рима{42}. Однако продолжение переговоров вскоре оказалось невозможным из-за смерти их главных участников: 3 ноября 1254 г. скончался император Иоанн III Ватац, а спустя месяц (7 декабря) — папа Иннокентий IV. Новый никейский император Феодор II Ласкарь (1254–1258) был воспитан в духе идей Аристотеля и видел назначение правителя прежде всего в служении своему народу (греческой нации), ради которого он должен идти на любые жертвы{43}. Феодор почеркивал приоритет эллинской культуры и греческой вере перед латинской, поощрял греческих философов и богословов, проводил при дворе религиозные диспуты, присуждая победу в них своим соотечественникам{44}. Подобно Фридриху II, Феодор II ставил власть императора выше власти понтифика. Он предлагал новому папе Александру IV (1254–1261) возобновить переговоры об унии на основе принципов равенства церквей и главенства в них императора{45}. Борьба Никеи за Константинополь и внешняя политика галицко-волынского князя. Начало переговоров галицко-волынских князей с Апостольским престолом о церковной унии и коронации Даниила совпадает с возобновлением переговоров об объединении Западной и Восточной церквей, проходивших по инициативе папы с властями Никеи и Болгарии, наиболее активная стадия которых приходится на конец 1240 – начало 1250-х гг.{46} Вопрос об унии с Римом обсуждался практически одновременно в Никее и Галицко-Волынской Руси на переговорах, которые вели два близких к Иннокентию IV минорита Лаврентий и Иоанн (Джованни дель Плано Карпини). Осенью 1245 г. последний на пути в Монголию проследовал через земли Юго-Западной Руси, встретился с князем Василько Романовичем, епископами и боярами и зачитал им грамоту папы о «единстве святой матери церкви»{47}. Продолжив путешествие, Карпини весной следующего года где-то в придонских степях повстречался и с самим Даниилом, возвращавшимся из Орды. На обратном пути из Монголии в Лион в июне 1247 г. папский посланник еще раз посетил Галицко-Волынскую Русь, вновь встретился с Даниилом и Васильком, а также епископами и «достойными уважения людьми», которые подтвердили, что «желают иметь владыку папу своим отцом и господином, а святую Римскую церковь владычицей и учительницей» {48}. В 1246–1248 гг. происходила интенсивная переписка Иннокентия IV с русскими князьями, свидетельствующая о постоянных взаимных контактах{49}. Вскоре после возвращения из Орды Даниил Романович отправил в Лион своего посланника игумена Григория, чье имя упоминается в письме папы к майнцскому архиепископу и эрцканцлеру Священной Римской империи Зигфриду III фон Эппштайну от 13 сентября 1247 г.{50} В. Абрахам устанавливает, что этим Григорием был игумен монастыря св. Даниила под Угровском{51}. В июне 1247 г. галицко-волынские князья возможно направили в Лион еще одно посольство, прибывшее туда вместе с делегацией Плано Карпини{52}. Переговоры папы с правителями Никеи и Галицко-Волынской Руси развивались синхронно и достигли своей кульминации практически одновременно. Посланник папы аббат Опизо из Мезано встретил Даниила в Кракове в конце июля 1253 г.{53}, однако добиться от князя согласия на коронацию и унию церквей ему удалось не сразу, колебания Даниила продолжались несколько месяцев. Осенью посольство папы прибыло на Русь{54}. Точная дата самой коронации неизвестна. Наиболее вероятным временем ее совершения В. Абрахам называл декабрь 1253 г.{55} М. С. Грушевский относил коронацию Даниила к последним месяцам 1253 г.{56} М. Чубатый считал, что это событие состоялась уже после нового 1254 г.{57}, этим же годом (ок. 1254 г.) датировал коронацию и В. Т. Пашуто{58}. Так или иначе, выходит, что почти полгода папское посольство, возглавляемое легатом Опизо, провело в ожидании, пока Даниил Романович не решится, наконец, принять пожалованные ему римским понтификом королевские инсигнии и даст согласие на совершение унии церквей. Именно во второй половине 1253 г., когда шли переговоры об условиях коронации и церковной унии в Кракове, а затем в Холме, из Никеи в Рим, как мы видели, было отправлено посольство, уполномоченное для заключения унии на условиях, предварительно согласованных обеими сторонами. По-видимому, задержка церемонии коронации Даниила и терпеливое ее ожидание папскими послами, доставившими корону, но в течение целого полугодия не имевшими возможности исполнить свою миссию, были связаны с ожиданием холмским двором известий из Никеи, подтверждающих окончательное согласование условий союза с Римом и отправку полномочных представителей для заключения договора с папой. Думать так позволяет участие в коронации русского православного духовенства. По словам Галицко-Волынской летописи, Даниил принял корону «от отца своего папы Некентия (Иннокентия IV. — А. М.) и от всих епископов своих»{59}. Русское духовенство с самого начала участвовало в переговорах с Римом. По свидетельству Плано Карпини, привезенные им предложения папы князья Даниил и Василько обсуждали со своими епископами{60}. Необходимостью прямых контактов с никейскими властями в столь важный для мировой политики и судьбы Восточной церкви момент объясняется, на наш взгляд, поездка в Никею ближайшего сподвижника Даниила Романовича Кирилла, выдвинутого галицко-волынским князем в качестве кандидата на киевскую митрополичью кафедру. В 1246 г. на пути в Никею он достиг Венгрии, где исполнил еще одно поручение Даниила, став посредником на переговорах о заключении брака между его сыном Львом и дочерью короля Белы IV Констанцией. За содействие в заключении этого брака Бела обещал Кириллу проводить его «у Грькы с великою честью»{61}. Кирилл, судя по всему, успешно исполнил свою миссию в Никее, подтвердив готовность князя Даниила Галицкого строго следовать целям проводимой никейским двором внешней политики. Наградой за это стало утверждение Кирилла новым киевским митрополитом, произведенное патриархом. Вернувшись на Русь уже в сане митрополита, Кирилл через некоторое время прибыл в Суздальскую землю{62}. Наряду с дипломатическими усилиями папской курии, значительную роль в продвижении переговоров о церковно-политическом союзе Востока и Запада играла никейская дипломатия, важнейшим инструментом которой оставались династические связи василевсов с правителями европейских государств. Свой вклад в налаживании контактов Иоанна III Ватаца с папой Иннокентием IV внесла жена венгерского короля Белы IV Мария Ласкарина, сестра первой супруги Ватаца Ирины. О посреднических усилиях венгерской королевы можно судить по сведениям, содержащимся в адресованной ей булле Иннокентия IV «Quod dominum lesum», датированной 30 января 1247 г.{63} Папа благодарит Марию за ее «искреннее желание» способствовать воссоединению церквей. В письме сообщается о прибытии в Рим двух братьев-миноритов, посланных королевой, которые «с радостью и восторгом» рассказали о ее «настойчивых стараниях вернуть Ватаца и его народ в лоно матери церкви». В ответ понтифик предлагал незамедлительно отправить в Никею послов, избрав для этого «мужей предусмотрительных и мудрых», чтобы те смогли окончательно убе-дить Ватаца согласиться на заключение унии{64}. Возможно, таким послом стал приближенный папы монах-минорит Лаврентий, прибывший в Никею в том же 1247 г. Посредническая миссия византийской царевны Марии, супруги венгерского короля, привела таким образом к возобновлению прямых контактов никейского императора с римским папой и к началу переговоров об объединении церквей. В свете приведенных данных возникает возможность дать объяснение неожиданному, на первый взгляд, появлению в летописном рассказе о коронации Даниила в качестве одного из главных действующих лиц его матери, византийской царевны Евфросинии-Анны, чьи доводы убедили князя принять корону от папы. Галицко-волынская княгиня, несомненно, должна была поддерживать отношения со своей родственницей в Венгрии (Мария Венгерская приходилась Евфросинии Галицкой двоюродной племянницей) и быть в курсе ее посреднических усилий в переговорах Никеи с Леоном и Римом. Вмешательство княгини-матери в дела Даниила в столь ответственный момент едва ли могло быть обусловлено какими-то проримскими настроениями или желанием способствовать приобретению ее сыном королевского титула. Это вмешательство, на наш взгляд, определялось прежде всего политическими интересами Никеи, главной задачей которой оставалось возвращение Константинополя и восстановление Византийской империи в ее прежних границах на Балканах. Для достижения этой цели использовались все средства и могли быть оправданы любые жертвы. Евфросиния Галицкая, очевидно, не оставалась безучастной к чаяниям своих соотечественников и поэтому употребила все свое влияние, чтобы удержать Даниила в фарватере никейской политики. Следование в фарватере внешней политики Никеи проявилось также во взаимоотношениях галицко-волынского князя с германским императором Фридрихом II, на помощь которого в борьбе за Константинополь долгое время делал ставку Иоанн III Ватац. Энергичное вмешательство Даниила Романовича в австрийские дела, начавшееся во второй половине 1230-х гг., вслед за В. Т. Пашуто можно с полным основанием связывать с наметившимся в это же время союзом Никеи с императором Фридрихом{65}. Возникновение никейско-германского союза можно отне-сти к 1237 г. Создание альянса, хотя и не нашло прямого отра-жения в источниках, post factum подтверждается многочисленными свидетельствами. С его осуждением в марте 1238 г. выступил папа Григорий IX (1227–1241), крайне обеспокоенный намерениями Фридриха вернуть Константинополь Ватацу{66}. Весной того же 1238 г. никейские войска уже сражались в Италии на стороне императора{67}. Фридрих II был посредником в отношениях Никеи с Латинской империей, а также покровителем греческой церкви на юге Италии{68}. В 1238 г. император запретил войскам крестоносцев во главе с Балдуином II, выступившим против Ватаца, следовать через свои владения, закрыв для них порты в Южной Италии{69}. В рифмованной хронике Филиппа Муске, епископа Турне, сохранились сведения о том, что контакты германского императора с правителем Никеи начались еще в 1237 г., когда Ватац предложил Фридриху признать себя его ленником, в обмен на обязательство освободить Константинополь и выпроводить латинского императора Балдуина II во Францию{70} Заключение военно-стратегического союза Ватаца с Фридрихом совпадает с началом австрийской эпопеи Романовичей, в ходе которой галицко-волынские князья поддерживали регулярные контакты с германским императором. Первый из них произошел в начале того же 1237 г. В период пребывания в Вене Фридриха II (январь — первая половина апреля 1237 г.) состоялась его встреча с неким «королем Руси», которому император распорядился выплатить через послов пятьсот марок серебром, о чем сохранились сведения в мандате от 15 января 1240 г.{71}. Упомянутым в документе королем Руси мог быть только Даниил Романович, находившийся тогда в Австрии{72}. Еще одна встреча Даниила с послами Фридриха, описанная в Галицко-Волынской летописи, состоялась в Прессбурге (Братислава) летом 1248 или 1249 гг.{73} Принятие королевской короны для Даниила Романовича было трудным решением. Оно означало, в том числе, подчинение Риму в вопросах внешней политики, во всяком случае, признание за папой роли верховного арбитра в спорах христианских правителей по поводу их владельческих прав. Для Романовичей это неминуемо влекло за собой отказ от причитавшихся им по матери прав на «австрийское наследство» и прекращение дальнейшей борьбы за престол Бабенбергов, который, по замыслу папы, должен был достаться другим претендентам. Не случайно коронация Даниила совпадает по времени с отъездом из Австрии его сына Романа Даниловича и разрывом брака последнего с Гертрудой Бабенберг{74}. Компенсацией за эти уступки папе для галицко-волынского князя должна была стать военная помощь лояльных Апостольскому престолу католических государей в борьбе с татарами, в которых Рим усматривал угрозу для всех христиан. Уния с Римом и отношения с татарами. За несколько месяцев до своей коронации Даниил Галицкий, получивший известие о подготовке татарами нового нападения на земли Южной Руси, обратился к Иннокентию IV с несколькими посланиями с призывом о помощи. Тексты этих посланий не сохранились, но судить о них можно по содержанию папской буллы «Cum ad aliorum», датированной 14 мая 1253 г.{75}, в которой читаем: «недавно из посланий любезнейшего во Христе сына нашего, сиятельного короля Руссии, которому по причине соседства с ними (татарами. – А. М.) стали известны многие их секреты, мы узнали, что упомянутые татары готовятся к уничтожению всех тех, кому во многих местах по благодати Божией удалось спастись бегством, и что, доколе не остановит их Бог, они будут яростно попирать соседние с ними христианские земли»{76}. Тогда же папа обратился «ко всем христианам в пределах королевства Богемии, Моравии, Сербии и Померании», а также «ко всем христианам в пределах Польши» с призывом к новому крестовому походу против татар и для его организации отправил своего легата – аббата Опизо из Мезано. В Регестах Иннокентия IV Секретного архива Ватикана сохранилась копия текста посланий, адресованных в Чехию и Польшу и датированных 14 мая 1253 г. (Reg. orig. T. II. Ep. 931. Fol. 308). Судя по имеющейся приписке, булла такого же содержания была отправлена и на Русь{77}. А. Г. Великий со ссылкой на другой том Регестов (Reg. Vat. T. XXII. Nr. 25. Fol. 308v-309) публикует тот же текст в виде буллы, адресованной «архиепископам, епископам и всем христианам в Русции», а также его сокращенный вариант в виде буллы, адресованной «ко всем христианам в Польше» и датированной 21 мая 1253 г.{78} «Да понесет каждый христианин крест свой, – писал папа, поднимая христиан Центральной и Восточной Европы на священную войну с татарами, – и последует во всеоружии за знамением славы Всевышнего Царя […] А чтобы ничто не помешало столь спасительному делу, всем, кто, вдохновившись этим призывом, возьмет крест, мы щедро воздадим отпущением грехов и наделим их теми же привилегиями, что и идущихна помощь Святой земле»{79}. 9 марта 1254 г. датируется еще одна булла Иннокентия IV («Cum te olim»), в которой он поручает архиепископу Альберту Суербееру исполнять обязанности папского легата в Пруссии, Эстонии и на Руси и продолжить дело, начатое легатом Опизо{80}, а в булле «Attentione vigili debent» от 19 мая 1254 г. папа призывает архиепископа, епископов и капитулы Прусской провинции вслед за христианами Чехии и Польши также объявить крестовый поход против татар{81}. Возможно, за этими усилиями стояло искреннее желание Иннокентия IV оказать поддержку Даниилу и с его помощью создать защитный барьер против татар на Востоке Европы. Однако никаких реальных следов военной помощи галицко-волынскому князю со стороны Запада мы не видим. В 1254–1255 гг. Романовичам фактически в одиночку пришлось вести борьбу с ханом Куремсой{82}. Из приведенной выше буллы папы Иннокентия IV от 14 мая 1253 г. явствует, что Даниил Галицкий заблаговременно предупреждал Рим о готовящемся нападении татар. Источники не сохранили известий об обращении за помощью к папе галицко-волынского князя в период борьбы с Куремсой. Однако о том, что такие обращения наверняка имели место, а также о характере содержавшихся в них требований можно судить по сохранившемуся письму союзника Даниила венгерского короля Белы IV к папе, датированному серединой ноября 1254 г. Перед лицом реальной угрозы нападения татар на свое королевство Бела горько сетовал на полное отсутствие обещанной Римом помощи: вместо этого жители Германии, писал король, сами нападают на его земли, а из Франции он не получил ничего, кроме слов. Бела открыто пригрозил Иннокентию IV, что он пойдет на разрыв союза с ним и готов подчиниться германскому императору – врагу папы, – если таким путем удастся получить необходимую поддержку{83}. Исследователи в один голос утверждают, что именно нежелание или неспособность папы оказать галицко-волынскому князю реальную военную поддержку в отражении агрессии татар стали основной причиной разрыва отношений Даниила Романовича с Римом{84}. В новейшей литературе распространено также мнение, что этот разрыв наступил сразу после кончины благосклонного к Даниилу папы Иннокентия IV и избрания новым понтификом Александра IV, сделавшего ставку на литовского короля Мин-довга. В качестве доказательства приводится булла папы Алек-сандра «Catholice fidei cultum» от 6 марта 1255 г., в которой папа закрепляет за Миндовгом и его наследниками захваченные Литвой земли «Русского королевства»{85}. Именно это послание папы считает свидетельством разрыва Даниила с курией В. И. Матузова, поскольку «папа позволил литовскому князю Миндовгу воевать с русскими землями и русским народом как с неверными»{86}. По мнению И. В. Паславского, в высланной в марте 1255 г. к литовскому королю булле Александр IV «одобряет его (короля Миндовга. – А. М.) борьбу с Даниилом и закрепляет за Литвой захваченные Миндовгом русские земли»{87}. «Новый папа Александр IV, – читаем у А. Б. Головко, – под предлогом неуступчивости Даниила в религиозных вопросах отказался от обещаний своих предшественников иметь Русь под защитой "престола святого Петра" и начал подговаривать литовского короля Миндовга напасть на владения Даниила»{88}. Дальше всех пошел Н. Ф. Котляр: «В письме от 6 марта 1255 г. папа позволил Миндовгу захватывать и грабить русские земли… Дабы хоть как-то реабилитировать папу, Чубатый допускает, что Александр IV имел в виду русские земли не Романовичей, а других князей. Но каких? Папский престол даже пытался объявить крестовый поход против Галицко-Волынского княжества…»{89}. В нашем понимании булла «Catholice fidei cultum» по своему содержанию не соответствует подобным трактовкам и свидетельствует, скорее, об обратном: уния Юго-Западной Руси с Римом по-прежнему оставалась в силе, и на земли Галичины и Волыни по-прежнему распространялись покровительство и защита Апостольского престола. Обращаясь к Миндовгу, Александр IV писал: «Как с твоей стороны представлено перед нами, ты против Русского королевства и его жителей, утвердившихся на кривой дороге нечестия, с неутомимым усердием ведущий решительный бой, некоторые земли этого королевства подчинил своей власти. Как мы слышим, упомянутые земли [располагаются] вблизи языческих и неверных областей, которые ты [также] легко смог подчинить своему господству и присоединить к христианскому исповеданию. Радушно изъявляя [наше] согласие твоим просьбам, вышеупомянутые земли, но ни при каких обстоятельствах не католические, за тобой и твоими наследниками властью апостольской [утверждаем] и настоящим письмом [наше] покровительство закрепляем»{90}. Как видим, папа своей властью закрепляет за Миндовгом и его наследниками отнюдь не все захваченные Литвой земли «Русского королевства», а только те из них, чьи жители пошли по «кривой дороге нечестия» (т. е. отступили от Римской церкви и католического вероучения). При этом папа прямо предупреждает литовского короля о том, что за ним закрепляются только земли схизматиков, «но ни при каких обстоятельствах не католические». «Католическими» землями «Русского королевства» в начале 1255 г. папа мог именовать только земли Галицко-Волынской Руси, правитель которых Даниил Романович заключил церковную унию с Римом и принял королевскую корону из рук папы. Подтверждением может служить тот факт, что и два года спустя Александр IV все еще относил Даниила Галицкого к числу «католических» правителей Руси. Из опубликованной А. Г. Великим копии буллы «Inter alia que» от 13 февраля 1257 г., найденной в Архиве Святой конгрегации пропаганды веры (APF. Miscellanea. Vol. 16. Fol. 107-108), следует, что, обращаясь к галицко-волынскому князю, понтифик желал ему «твердо держаться католической веры, в которую он недавно был обращен» (ut persistat in fide catholica, ad quam dudum conversus est); в этом же послании папа причислял Даниила к «правоверным государям», «придерживающимся католической веры»{91}. Разрешение папы на захват русских земель, данное литов-скому королю в булле «Catholice fidei cultum», несомненно, подразумевало земли в другой части «Русского королевства» и было направлено против другого правителя Руси – новгородского и владимирского великого князя Александра Невского, отказавшегося принять унию с Римом{92}. Булла от 6 марта 1255 г. стоит в ряду других подобных документов, свидетельствующих об открытой конфронтации Рима и Новгорода в борьбе за земли Восточной Прибалтики. Важнейшими из них можно считать серию булл «Qui iustis causis» от 11 марта 1256 г.{93}, в которых папа Александр IV призывал католическое духовенство Швеции, Норвегии, Дании, Готланда, Восточной Германии и Польши начать проповедь нового крестового похода против язычников Водской, Ижорской и Карельской зе-мель, т. е. владений Новгорода{94}. Ответом стали решительные военные действия Александра Невского, предпринятые в том же 1256 г.{95} Мы не находим никаких следов участия в конфронтации с католическим Западом середины 1250-х гг. галицко-волынские князя. Этот факт, очевидно, может быть истолкован в пользу сохранения унии Юго-Западной Руси с Римом, не утратившей силу в 1255–1256 гг. Что же в таком случае могло стать причиной последовавшего затем разрыва? На наш взгляд, эту причину следует искать не столько на Западе, сколько на Востоке. Уния Галицко-Волынской Руси с Римом была частью экуменического процесса, основное развитие которого осуществлялось по линии отношений Никеи с Римом. При этом русские князья в значи-тельно большей степени ориентировались на позицию никейского императора, нежели папы. Отказ от унии никейского императора и разрыв с Римом Даниила Галицкого. В 1256 г. после некоторого перерыва возобновились никейско-римские переговоры по поводу объединения церквей. Инициатива переговоров исходила из Никеи. Феодор II направил в Рим двух своих представителей, которые обратились к Александру IV с просьбой прислать полномочного легата. Основой для новых переговоров должны были стать условия, согласованные ранее Иоанном III Ватацем с Иннокентием IV. Папский посланник, епископ Чивитавеккья Константин Орвието был готов к отбытию в Никею уже через десять дней. Легат получил от папы самые широкие полномочия, в том числе право созыва церковного собора и председательства на нем в качестве папского викария, а также право изменять решения собора по своему усмотрению{96}. Посольство Константина Орвието в сентябре 1256 г. прибыло в Фессалоники, где тогда находился никейский император. Однако к моменту прибытия папских представителей позиция Феодора II в вопросе унии с Римом претерпела кардинальные изменения. Император в это время вел успешные боевые действия в Болгарии и, видимо, под влиянием этих успехов пришел к окончательному выводу, что больше не нуждается в поддержке папы в достижении своей главной политической цели – отвоевании Константинополя{97}. Свою новую позицию в отношении союза с Римом Феодор II изложил в письме, отправленном вскоре папе и кардиналам: император отказывался от подчинения греческой церкви Риму, выступая лишь за устранение противоречий между Западной и Восточной церквами и поиск компромиссов исключительно в вопросах христианского вероучения; грекам и латинянам, подчеркивалось в письме, следует приступить к совместным, глубоким и непредвзятым поискам истины{98}. Изменению прежнего курса Никеи на сближение с Римом, несомненно, способствовало усиление ее позиций на Балканах. В разгар переговоров, в сентябре 1256 г., в Фессалониках состоялась пышная свадьба дочери Феодора II Марии с Никифором Дукой, сыном Михаила II Эпирского, о которой патриарх Арсений Авториан специально извещал папу{99}. Этот брак закладывал основы для военно-политического союза Никейской империи и Эпирского царства — двух сильнейших греческих государств, возникших после падения Константинополя в 1204 г., правители которых долгое время конкурировали между собой{100}. В итоге папский легат так и не удостоился аудиенции у императора. По сообщению Георгия Акрополита, после отбытия Феодора II на восток в конце октября 1256 г., посольство папы отправилось в Веррию, где пробыло до конца декабря и затем по приказу императора должно было возвращаться в Рим{101}. Папский легат был принят только патриархом Арсением, всячески подчеркивавшим, что дело унии – это прерогатива василевса. Патриарх направил к папе своих послов с письмом, в котором, как и в послании императора, говорилось лишь о необходимости преодоления догматических расхождений между церквами{102}. Все это фактически означало прекращение переговоров об унии{103}. Отказ от унии с Римом никейского императора в самое короткое время вызвал соответствующую реакцию со стороны галицко-волынских князей. Об этом можно заключить из буллы «Inter alia que» папы Александра IV, датированной 13 февраля 1257 г.{104} Не скрывая своего раздражения, понтифик, напомнив о недавнем обращении Даниила Романовича в католичество, горько упрекает его в нарушении клятвы верности Римской церкви, совершенном, несмотря на полученные от нее благодеяния: «Итак, ты, стремясь выйти из темноты безверия, которая застилала глаза твоей души даже после того, как ты возродился в купели крещения, не без Божьего вдохновения обратился в свое время к свету католической веры, без которой никто не будет спасен, и к покорности Римской церкви, обещав под присягой подчиняться ей, как верный сын, и придерживаться католической веры, также как и другие правоверные государи. Потому эта церковь, желая укрепить тебя в вере своей благосклонностью и поощрить достойными благодеяниями, возвела твою особу до вершины королевского титула. Мы позаботились, чтобы ты был помазан елеем королевского помазания, и на голову твою возложили корону. Но ты, как дошло до нашего слуха, вызвав нашу сердечную озабоченность, забыв как про духовные, так и про светские благодеяния этой церкви, проявил неуважение к благодати, пренебрег религией, нарушив данную тобою клятву, не сдержал того, что обещал в отношении покорности этой церкви и упомянутого соблюдения веры с опасностью для своей души, ущербом для веры, небрежением для названной церкви и отступничеством от Иисуса Христа»{105}. Столь суровые упреки, очевидно, должны были последовать за отказом галицко-волынского князя от обязательств, принятых в отношении Апостольского престола. Этот отказ, хотя и выраженный достаточно определенно, был доведен до сведения Александра IV не самим Даниилом, а через посредство третьих лиц («как дошло до нашего слуха», – писал папа). Поэтому понтифик счел необходимым лично обратиться к князю с увещеваниями и предостережениями насчет возможных последствий его отступничества. Из буллы «Inter alia que» следует, что папа обвиняет Даниила не только в нарушении присяги, данной на верность Риму, но также в «несоблюдении» католической веры, «неуважении к благодати», «пренебрежении религией», что в итоге было расценено понтификом как «отступничество от Иисуса Христа». Характер этих обвинений заставляет думать, что в качестве предлога для разрыва с Римом Даниилом были взяты догматические расхождения между Восточной и Западной церквами, которые так и не удалось урегулировать в ходе никейско-римских переговоров об унии, прежде всего, римский догмат о филиокве, признать который отказались греческий император и патриарх. Отказ от признания филиокве, как нам представляется, и породил обвинение в отступничестве от Иисуса Христа. О том, что вопрос о филиокве действительно имел принципиальное значение в отношениях Александра IV с Даниилом Галицким, можно заключить из обращенных к русскому князю слов папы, раскрывающих главную миссионерскую задачу Апостольского престола: «Господь не принимает покорности, если она не идет от веры, и не возымеют успеха никакие дела, если они ради укрепления веры не будут связаны с ее распространением и укреплением в душах всех людей, а особенно в душах царей и князей. Поэтому изо всех сил мы должны заботиться, чтобы вместе с распространением христианской веры по миру шире почитался Сын Предвечного Бога-Отца многочисленными слугами Божьими»{106}. В этих словах явственно слышится отзвук недавней поленики римских и греческих богословов по поводу непризнанного греками добавления в Никео-Цареградский Символ веры (в догмате о Троице), произведенного Западной церковью, об исхождении Святого Духа не только от Бога-Отца, но «и от Сына». Чешский след в истории Даниловой унии. Свое письмо к Даниилу Александр IV заканчивает требованием вернуться в лоно католической церкви и для осуществления этого направляет к нему двух своих полномочных представителей: «Кроме того, своим письмом мы возлагаем обязательство на наших досточтимых братьев епископов оломоуцкого и вроцлавского, чтобы они тебя к этому принудили церковным наказанием, отклонив апелляцию, а также призвали себе на помощь против тебя светскую власть. Суть этого не противоречит никаким апостольским грамотам какого угодно содержания, которые могли бы помешать действию этого послания или расходились с ним, а также постановлению двух заседаний генерального собора»{107}. Как видим, Александр IV фактически аннулировал действие прежних обязательств Рима («апостольских грамот») в отношении галицко-волынского князя, лишив его права апелляции к ним, и пригрозил, что в случае отказа следовать присяге на верность папе, против Даниила выступят верные Апостольскому престолу светские правители. Ссылка папы на постановление «генерального собора», очевидно, имеет в виду решение Первого Лионского собора (1245 г.) о низложении германского императора Фридриха II и, таким образом, содержит прямое указание на право церкви лишать власти неугодных ей светских правителей. 13 февраля 1257 г. датируются еще две буллы Александра IV с тем же названием, адресованные оломоуцкому и вроцлавскому епископам. Краткое изложение этих посланий сохранилось в папских регестах. Повторив все свои претензии к Даниилу понтифик поручает епископам применить к нему меры принуждения: «Потому поручаем вам этим апостольским посланием, если упомянутый князь не исполнит своего обещания, принудить его к этому церковным судом, отклонив апелляцию, и воспользоваться против упомянутого князя помощью светской власти»{108}. Кто именно из светских правителей подразумевался здесь папой, можно заключить из приводимого А. Поттхастом текста записи о булле «Inter alia que» в папских регестах; в одном из вариантов которой Даниил Романович назван «вассалом венгерского короля» («ut Danielem regem Russiae (rubrae ac regni Hungariae vasallum) ad promissa servanda censuris ecclesiasticis cogant»){109}. Однако свою главную ставку в противостоянии с Даниилом Галицким Александр IV делал на другого европейского правителя. На это указывает подбор послов, которым было поручено предъявить папский ультиматум князю-отступнику. Таковыми стали олмоуцкий епископ Бруно и вроцлавский епископ Томас{110}. Бруно фон Шауенбург, занимавший епископскую кафедру в Олмоуце в 1245–1281 гг., был одним из главных проводников папского влияния в Чехии, много сделавшим для повышения авторитета и укрепления благосостояния римской церкви. Епископ Бруно стал ближайшим сподвижником и главным советником чешского короля Пржемысла II Оттокара (1253–1278). Отличаясь необыкновенно воинственным духом, он также был умелым военачальником, неоднократно лично возглавлявшим королевские войска. В 1254–1255 и 1267–1268 гг. Бруно сопровождал Оттокара в крестовых походах в Пруссию{111}. Другой посол папы – вроцлавский епископ Томас I Козловарога, занимавший кафедру в 1232–1268 гг., – также принадлежал к числу наиболее верных Риму прелатов. Получив образование и докторскую степень в Италии, он постоянно поддерживал самые тесные контакты с папской курией. Епископ Томас стал одним из виднейших церковных деятелей Польши середины ХIII в. Он активно отстаивал интересы католической церкви в отношениях с князьями, был инициатором проведения во Вроцлаве общепольских церковных синодов (1248, 1253, 1264 и 1267 гг.), инициатором и участником канонизации краковского епископа Станислава (1253–1254 гг.), ставшего наиболее почитаемым среди польских святых{112}. Бруно фон Шауенбурга с Даниилом Галицким связывали какие-то личные отношения, что, несомненно, также повлияло на выбор папы. В 1253 г. во время похода Даниила и союзных ему польских князей в Моравию, подробно описанного в Галицко-Волынской летописи, русскому князю сдался некий Герборт («Герьборть же присла Данилови мечь и покорение свое»), предотвратив тем самым дальнейшее наступление русско-польских войск «к Особолозе»{113}. Речь здесь идет, вероятно, о правителе замка Фулштейн, расположенного на подступах к городу Особлаге (в округе Брунтал Моравско-Силезского края Чехии){114}. Этого Герборта из Фулштейна (Herbort von Füllenstein) как своего управляющего (Herbordo, dapifero suo) оломоуцкий епископ Бруно 7 ноября 1255 г. наградил несколькими деревнями «в возмещение ущерба от Владислава, герцога Опольского» (in restaurum damnorum a Wladislao, duce Opoliae), союзника Даниила Галицкого в компании 1253 г.{115} В начале 1250-х гг. Даниил Галицкий и его сын Роман, вступив в борьбу за наследство австрийских герцогов Бабенбергов, должны были начать войну со своим главным соперником – чешским королем Пржемыслом II Оттокаром{116}. О тяжелых последствиях вторжения русско-польских войск в Моравию Пржемысл сообщал краковскому епископу Прандоте в письме от 20 июля 1255 г., говоря об огромном ущербе, причиненном окрестостям Опавы (enormi laesione nostrarum terrarum praesertium Opaviensis), где действовали вражеские войска, а также о многочисленных пленных, захваченных венграми, куманами и русинами (ab Ungaris et Chomanis etiam, seu Ruthenis){117}. Очевидно, подобные претензии были у Пржемысла Оттокара и к Даниилу Галицкому. Об этих претензиях, надо думать, и должен был напомнить русскому князю епископ Бруно. Оломоуцкий епископ, направленный папой Александром IV к Даниилу Романовичу в феврале 1257 г., лишь недавно вернулся из победоносного похода в Восточную Пруссию, в котором сопровождал своего короля{118}. Бруно был одним из главных организаторов этого похода и фактически руководил его подготовкой: в 1253–1254 гг. вармийский епископ Ансельм, а вслед за ним и великий магистр Тевтонского ордена Поппо фон Остерна (1252–1256) специально приезжали в Чехию, где вели переговоры с королем и олмоуцким епископом{119}. Вместе с Оттокаром в начале 1255 г. епископ Бруно участвовал в основании крепости Кралевец (Кенигсберг), заложенной на месте гибели чешского подвижника св. Войтеха (Адальберта){120}. В организации крестового похода в Пруссию принимал участие и вроцлавский епископ Томас. Через Вроцлас к границам Восточной Пруссии лежал путь армии Оттокара, и этот город был выбран в качестве пункта сбора главных сил крестоносцев. «Придя во Вроцлав, – читаем в Оттокаровых анналах, – он (Пржемысл II Оттокар. – А. М.) отметил Рождество Господне и с великим почетом достойно был принят польскими князьями и знатью, а также епископом вроцлавским, и в течение нескольких дней со всем войском достойнейшим образом содержался. Пока он находился во Вроцлаве, к нему присоединился со своим войском маркграф Бранденбургский, и оба выступили в Пруссию, ведя с собою многочисленное войско»{121} В крестовом походе в Пруссию середины 1250-х гг. принимали участие и галицко-волынские князья, что, несомненно, явилось результатом унии с Римом. В 1253–1255 гг. войска Даниила Романовича и его сыновей в союзе с краковским князем Болеславом Стыдливым и мазовецким князем Земовитом подчинили своей власти прусское племя ятвягов, захватив их главный город, именуемый в Галицко-Волынской летописи Раем{122}. По замыслу папы, оломоуцкий и вроцлавский епископы должны были предупредить Даниила, что неповиновение Риму повлечет за собой исключение его из числа участников крестового похода в Пруссию и неминуемую потерю проистекающих из этого выгод. И действительно, после 1257 г. в источниках нет сведений о каком-либо участии Даниила в прусских делах{123}. Чешское духовенство, как и светская власть, очевидно, с самого начала играли важную роль в установлении церковной унии Руси с Римом. В 1245 г. папский легат Джованни дель Плано Карпини начал свой долгий путь в Монголию с посещения двора чешского короля Вацлава I, который порекомендовал ему следовать через Польшу и Русь и дал своих провожатых{124}. 3 мая 1246 г. папа Иннокентий IV избрал для отправки на Русь в качестве своих особых уполномоченных в деле унии доминиканцев из Богемии. Обращаясь к неназванному по имени «светлейшему королю Руси», папа писал: «мы отправляем на твое попечение возлюбленных сынов братьев Алексея и …, товарища его, который был с ним в Богемии, состоящих в ордене проповедников, предоставляя им настоящей грамотой те же полномочия, которые имеют лица, назначенные к татарам»{125}. По всей видимости, этих же чешских доминиканцев Иннокентий IV еще раз упоминает в булле от 13 сентября 1247 г., адресованной майнцскому архиепископу Зигфриду III. О тмечая заслуги некоего клирика Гецелона из Вильсторфа в деле установления отношений курии с Даниилом Романовичем, понтифик упоминает о посольстве, которое направил к папе галицко-волынский князь. В составе его были аббат монастыря св. Даниила Григорий и два доминиканца, обозначенные инициалами «Г. и А»{126}. 11 апреля 1248 г. прусский архиепископ Альберт Суербеер назначил некоего доминиканца Генриха епископом в недавно учрежденную ятвяжскую епархию, о чем извещал папу в специальном послании{127}. Исследователи видят в упомянутом доминиканце трех приведенных документов одно лицо, отождествляя его с ятвяжским епископом Генрихом, сделавшим быструю карьеру благодаря поддержке галицко-волынского князя Даниила Романовича{128}. На связь Генриха с русским князем косвенно указывает весьма характерная деталь: в послании архиепископа Альберта для обозначения Ятвяжской земли использовано ее русское название – terra Iatwesonie, тогда как в польских и орденских документах употреблялись другие наименования Ятвягии – Polexia и Sudovia. Есть основания полагать, что ятвяжский епископ Генрих является автором недавно открытого источника второй половины ХIII в., так называемого «Описания земель» (Descriptio terrarum){129}. Разрыв с Римом и перемены во внешней политике Даниила Галицкого. Мы не знаем, состоялась ли личная встреча оломоуцкого епископа Бруно с Даниилом Галицким в 1257 г. Во всяком случае, эта встреча должна была быть отложена или пройти без участия вроцлавского епископа Томаса. Последний еще в 1256 г. вступил в острый конфликт с силезским князем Болеславом II Рогаткой из-за раздела епархиальных доходов. Наложив на князя церковное проклятье, епископ бежал из Вроцлава, но был схвачен и на несколько месяцев заключен в замке Влень. Благодаря заступничеству других князей епископ Томас получил свободу только в апреле 1257 г.{130} Так или иначе, ясно, что попытка Александра IV принудить галицко-волынского князя к исполнению условий унии закончилась безрезультатно. Никаких свидетельств о дальнейших контактах Даниила с Римом нет. Точно так же нет свидетельств о каких-либо новых контактах с папой и со стороны Никеи вплоть до самого отвоевания греками Константинополя в 1261 г.{131} Александр IV очевидно заранее предвидел подобный исход. За два дня до предъявления Даниилу своего ультиматума папа направил буллу к любуцкому епископу, датированную 11 февраля 1257 г. В ней понтифик подтверждал церковную юрисдикцию любуцкого иерарха в отношении русских земель{132}. Ранее папа не решался пойти на такой шаг, хотя епископ и просил его об этом. Значение принятого Александром IV решения разъяснил М. Чубатый. До начала 1257 г. на землях Галицко-Волынской Руси действовала иерархия церкви греческого обряда, признававшей верховную власть папы, и поэтому, согласно решению Четвертого Латеранского собора, латинская иерархия здесь была излишней. Возобновление латинской церковной юрисдикции означает фактическое прекращение унии{133}. К 1257 г. относится еще одна булла Александра IV, краткое изложение которой сохранилось в папских регестах без указания точной даты. В этом послании говорится о том, что понтифик «предоставляет крестоносцам, которые воюют про-тив татар и русинов, отпущение грехов так же, как и тем, что идут походом в Пруссию и Ливонию»{134}. Разрыв отношений с папой в 1257 г. означал для галицко-волынских князей отказ от ограничительных обязательств в области внешней политики, и прежде всего в отношении Австрии. При первом же удобном случае Даниил возобновил свои притязания на «австрийское наследство», и его союзником вновь стал венгерский король Бела IV, в свое время признанный папой в качестве правителя Штирии{135}. В 1260 г. штирийское рыцарство выступило против венгерского правления и призвало на помощь чешского короля Пржемысла II Оттокара. Между двумя королями начался вооруженный конфликт. В решающей битве 12 июля 1260 г. у селения Крессенбрунн (на границе Австрии с Венгрией) Оттокар одержал полную победу над войсками Белы{136}. Из послания чешского короля к папе Александру IV, дошедшего в составе так называемых Оттокаровых анналов (часть Пражских анналов ХIII в.) и являющегося основным источником сведений об этой битве, узнаем, что на стороне венгров в сражении участвовали русские князья. Так, Оттокар сообщает, что он сражался против Стефана (сына Белы IV. — А. М.) и Даниэля, короля Руси, и его сыновей, и других русских и татар, которые пришли ему на помощь, и князя Болеслава Краковского, и молодого Лешка Ленчицкого, и бесчисленного множества бесчеловечных людей — команов, и венгров, и различных славян, сикулов и валахов, бесерменов и исмаилитов, а также схизматиков, а именно болгарских, русских и боснийских еретиков{137}. Участие Даниила Романовича в новой австрийской кампа-нии подтверждается сведениями Галицко-Волынской летописи и других источников о том, что вследствие нашествия на Юго-Западную Русь и Малую Польшу войск Бурундая (1259–1260) Даниил бежал в Венгрию и в 1260 г. действительно находился при дворе Белы IV вместе с краковским князем Болеславом Стыдливым, также бежавшим от татар{138}. Таким образом, нет оснований оценивать коронацию Даниила Галицкого как свидетельство прекращения политических и конфессиональных отношений с Византией (Никеей), «бегство» от Византии на Запад. Наоборот, можно с уверенностью полагать, что история коронации и унии с Римом галицко-волынского князя продемонстрировала неразрывную связь его внешней политики с политическим курсом Византии, не только не ослабевшую после событий 1204 г., но, судя по всему, даже укрепившуюся в период решающих усилий никейских правителей по отвоеванию Константинополя у латинян. А. В. Майоров. Апостольский престол и Никейская империя во внешней политике Даниила Галицкого 2013-12-24 20:29 Saygo Saygo: ПРИМЕЧАНИЯ 1. Полное собрание русских летописей (далее – ПСРЛ). М., 1998. Т. II. Стб. 827. 2. Грушевський М. С. Історія України-Руси. Київ, 1993. Т. ІІІ. С. 72. 3. Grala H. Drugie małżeństwo Romana Mścisławicza // Slavia Orientalis. Warszawa, 1982. R. XXXI. Nr. 3–4. S. 115–127. 4. См., например: Домбровский Д. К истории древнерусской княжеской семьи (отношения между взрослыми детьми и их родителями в роде Романовичей, галицко-волынской ветви Рюриковичей) // Вестник Санкт-Петербургского университета. 2005. Серия 2: История. Вып. 3. С. 11. 5. Котляр Н. Ф. Даниил, князь Галицкий. СПб., 2008. С. 290; Головко О. Б. Корона Данила Галицького: Волинь і Галичина в державно-політичному розвитку Центрально-Східної Європи раннього та класичного середньовіччя. Київ, 2006. С. 346–347; Войтович Л. В. Король Данило Романович: Політик і полководець // Доба короля Данила в науці, мистецтві, літературі. Мат-ли Міжнар. наук. конф-ції. 29–30 листопада 2007 р. Львів, 2008. С. 89. 6. Котляр Н. Ф. Даниил, князь Галицкий. С. 290–291. 7. Войнар М. М. Корона Данила в правно-політичній структурі Сходу (Візантії) // Корона Данила Романовича. 1253–1953 рр. Доповіди Римської сесії II наук. конф-ції. Наукового товариства ім. Шевченка (Рим, 18 грудня 1953 р.). Рим; Париж; Мюнхен, 1955 (Записки Наукового товариства імені Шевченка. Т. СLXIV). С. 116–117. 8. Паславський I. Коронація Данила Галицького в контексті політичних і церковних відносин ХІІІ століття. Львів, 2003. С. 71–72. 9. Пашуто В. Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М., 1950. С. 261–263. 10. Флоря Б. Н. У истоков религиозного раскола славянского мира (Х III век). СПб., 2004. С. 161 и след. 11. См.: Vries W. de. Innozenz IV. (1243–1254) und der christliche Osten // Ostkirchliche Studien. Würzburg, 1963. Bd. 12. S. 113-131; Gill J. Byzantium and the Papacy. 1198–1400. New Brunswick, 1979. P. 88-95; Franchi A. La svolta politico-ecclesiastica tra Roma e Bisanzio (1249–1254). Rome, 1981; Latins and Greeks in the Eastern Mediterranean after 1204 / Ed. B. Arbel, B. Hamiltom and D. Jacoby. London, 1989; Angold M. Church and society in Byzantium under the Comneni, 1081–1261. Cambridge, 1995. P. 505-529; The Cambridge History of Christianity. T. 5; Easter Christianity / Ed. M. Angold. Cambridge, 2008. P. 53-61. 12. Norden W. Das Papsttum und Byzanz. Die Trennung der beiden Mächte und das Problem ihrer Wiedervereinigung bis zum Untergange des byzantinischen Reiches. Berlin, 1903. S. 362. 13. ПСРЛ. Т. II. Стб. 827. 14. Флоря Б. Н. У истоков религиозного раскола… С. 162. 15. См.: Латински извори за българската история. София, 1981. Т. IV. С. 91. 16. См.: Майоров А. В. Дочь византийского императора Исаака II в Галицко-Волынской Руси: Княгиня и монахиня // ДРВМ. 2010. № 1. С. 76–106. 17. См.: Angold M. A Byzantine government in exile: Government and society under the Laskarids of Nicaea. 1204–1261. Oxford, 1975. P. 197 sq. 18. Подр. см.: Жаворонков П. И. Никейско-болгарские отношения при Иване II Асене (1218–1241) // Византийские очерки. Труды советских ученых к XV Международному конгрессу византинистов / Отв. ред. З. В. Удальцова. М., 1977. С. 195–209. 19. Жаворонков П. И. Никейская империя и Запад (взаимоотношения с государствами Апеннинского полуострова и папством) // Византийский временник. М., 1974. Т. 36. С. 111. 20. Historia diplomatica Friderici Secundi: Sive constitutiones, privilegia, mandata, instrumenta quae supersunt istius imperatoris et filiorum ejus; accedunt epistolae paparum et documenta varia / Ed. A. Huillard-Bréholles. Paris, 1861. T. VI. Pars I. P. 147; Matthaei Parisiensis, monachi Sancti Albani, Chronica majora / Ed. H. R. Luard. London, 1877. T. IV (1240–1247). P. 299. 21. Васильев А. А. История Византийской империи. От начала Крестовых походов до падения Константинополя. СПб., 1998. С. 198. 22. Жаворонков П. И. Никейская империя и Запад… С. 112. 23. См.: Bredenkamp Fr. The Byzantine Empire of Thessalonike (1224–1242). Thessalonike, 1995. 24. Monumenta Germaniae Historica. Legum sectio IV: Constitutiones et acta publica imperatorum et regum / Ed. L. Weiland. Hannoverae, 1897. T. II. P. 508–512. Cм. также: Historia diplomatica Friderici Secundi… T. VI. Pars I. P. 325; Annales Placentini Gibellini a. 1154–1284 / Ed. Ph. Jaffé // Monumenta Germaniae Historica. Scriptores. Hannoverae, 1863. T. XVIII. P. 491. 25. Haller J. Das Papsttum: Idee und Wirklichkeit. Stuttgart, 1953. Bd. IV. S. 262. 26. Regesta Pontificum Romanorum inde ab anno post Christum natum 1198 ad anno 1304 / Ed. A. Potthast. Berolini, 1875. T. II. P. 1065. Nr. 12630, 12636, 12637. – Полный текст документов см.: Annales Minorum seu trium ordinum a S. Francisco institutorum auctore... / Ed. L. Wadding. Romae, 1732. T. III. P. 174-176 (Anno Chr. 1247. Nr. 8-10). 27. Chronica fratris Salimbene de Adam / Ed. O. Holder-Egger // Monumenta Germaniae Historica. Scriptores. Hannoverae, 1913. T. XXXII. P. 419. Русский перевод см.: Салимбене де Адам. Хроника. Пер. с лат. / Научн. ред. О. Ф. Кудрявцев. М., 2004. С. 484. 28. Шастина Н. П. Путешествия на Восток Плано Карпини и Гильома Рубрука // Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука / Ред., вступ. ст. и прим. Н. П. Шастиной. М., 1957. С. 8. 29. Matthaei Parisiensis Historia Аnglorum, sive, ut vulgo dicitur, Historia Minor. 1067–1253 / Ed. Fr. Madden. London, 1869. T. III (Rerum Britannicarum Medii Aevi Scriptores. T. XLIV). P. 24–25. 30. Chronica fratris Salimbene de Adam. P. 304–305, 321. Русский перевод см.: Салимбене де Адам. Хроника. С. 351–352. 31. Regesta Pontificum Romanorum… T. II. P. 1122-1123. Nr. 13385, 13386. 32. Nicephorus Blemmydes. Autobiographia sive curriculum vitae / Ed. J. A. Munitiz Louvain, 1984 (Corpus Christianorum, Series Graeca. T. 13). P. 67-73. 33. Franchi A. La svolta politico-ecclesiastica tra Roma e Bisanzio… P. 167-179. 34. Ibid. P. 193-215. 35. Chronica fratris Salimbene de Adam. P. 662. 36. Norden W. Das Papsttum und Byzanz. S. 325. 37. Жаворонков П. И. Никейская империя и Запад… С. 114. 38. Diehl Sh. Figures byzantines. Paris, 1908. T. II. P. 219–220. 39. Жаворонков П. И. Никейская империя и Запад… С. 114. 40. Георгий Акрополит. История / Пер., вступ. статья, коммент. и прилож. П. И. Жаворонкова. М., 2005. С. 326. См. также: Angold M. A Byzantine government in exile… P. 82 sq. 41. Hofmann G. Patriarch von Nikaia Manuel II. an Papst Innozenz IV // Orientalia Christiana Periodica. Roma, 1953. T. XIX. P. 67–70. – См. также: Schillmann F. Zur byzantinischen Politik Alexandre IV. (1254–1261) // Römische Quartalschrift für christliche Altertumskunde und Kirchengeschichte. Freiburg, 1908. Bd. XXII. S. 115–119. 42. Norden W. Das Papsttum und Byzanz. S. 367. 43. Angelov D. Imperial ideology and political thought in Byzantium (1204 – 1330). Cambridge, 2007. P. 204 sq. 44. Angold M. Church and society in Byzantium. Р. 527-528. 45. Жаворонков П. И. Никейская империя и Запад… C. 116. 46. Более подробно об этих переговорах см.: Lauretn V. Le pape Alexandre IV (1254–1261) et l‘Empire de Nicée // Echos d‘Orient. Institut français d‘études byzantines. Bucarest, 1935. T. XXXIV. P. 30–32; Haller J. Das Papsttum… Bd. IV. S. 261–262; Vries W. de. Innozenz IV. (1243–1254) und der christliche Osten; Stiernon L. Le problème de l‘union gréco-latine vue de Byzance. De Germain II a Joseph ler (1232–1273) // 1274. Année charnière: mutations et continuités. Colloque international / Ed. M. Mollat. Paris, 1977. P. 148-152. 47. Джиованни дель Плано Карпини. История Монгалов / Пер. А. И. Малеина // Путешествия в восточные страны… С. 67. 48. Там же. С. 75, 82. 49. Regesta Pontificum Romanorum... T. II. Р. 1025. Nr. 12093-12098, P. 1067. Nr. 12668-12669, P. 1069. Nr. 12688, P. 1076. Nr. 12775; P. 1078. Nr. 12814. – Полный текст документов см.: Historia Russiae Monumenta / Ab. A. J. Turgenev. SPb., 1841. T. I. P. 57-62, 65-68. Nr. 62-65, 67-69, 74, 76, 77. Русский перевод см.: Большакова С. А. Папские послания галицкому князю как исторический источник // Древнейшие государства на территории СССР. 1975 год. М., 1976. С. 122-131. 50. Regesta Pontificum Romanorum... T. II. P. 1069. Nr. 12689. – Полный текст документа см.: Historia Russiae Monumenta. T. I. P. 66. Nr. 75. 51. Abraham W.Powstanie organizacyi kościoła łacińskiego na Rusi. Lwów, 1904. T. I. S. 122. 52. См.: Nagirnyy V. «Curientes tuis votis annuere»: Kto był inicjatorem rokowań międży ksiązętami halicko-wolyńskimi a stolicą apostolską w polowie lat 40-ch XIII wieku? // Дрогичинъ 1253. Мат-ли Міжнар. наук. конф-ції з нагоди 755-ї річниці коронації Данила Романовича. Івано-Франківськ, 2008. С. 134–141. 53. Włodarski B. Polska i Ruś (1194–1340). Warszawa, 1966. S. 145. 54. Грушевський М. С. Хронольогія подій Галицько-Волинської літописи // Записки Наукового товариства ім. Шевченка. Львів, 1901. Т. 41. С. 36–37. 55. Abraham W. Powstanie organizacii kościoła lacińskiego na Rusi. Т. 1. S. 134. 56. Грушевський М. С. Хронольогія подій... С. 36–37. 57. Чубатий М. Західна Україна і Рим у ХІІІ ст. у своїх змаганнях до церковної унії // Записки Наукового товариства ім. Шевченка. Львів, 1917. Т. 123-124. С. 60. 58. Пашуто В. Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. С. 259. — Н. Ф. Котляр датирует коронацию октябрем–ноябрем 1253 г. (Кот-ляр Н. Ф. Комментарий // Галицко-Волынская летопись: Текст. Комментарий. Исследование. СПб., 2005. С. 294. 59. ПСРЛ. Т. II. Стб. 827. 60. Джиованни дель Плано Карпини. История монгалов. С. 81. 61. ПСРЛ. Т. II. Стб. 809. — О поставлении Кирилла на киевскую митрополию см.: Жаворонков П. И. Никейская империя и княжества Древней Руси // Византийский временник. 1982. Т. 43. С. 84–85; Соколов Р. А. Обстоятельства поставления первого русского по происхождению митрополита Кирилла // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 2: История. 2006. Вып. 4. 62. ПСРЛ. М., 1997. Т. I. Стб. 472. 63. Regesta Pontificum Romanorum... T. II. P. 1049. Nr. 12406. 64. Vetera Monumenta Historica Hungariam sacram illustrantia maximam partem nondum / Ed. A. Theiner. Romae, 1859. T. I. Nr. 377. P. 203. 65. Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968. С. 257. 66. Norden W. Das Papsttum und Byzanz. S. 325.. 67. Annales Placentini Gibellini a. 1154–1284. P. 479. 68. См.: Borsari S. Federigo II e l‘Oriente bizantino // Rivista storica italiana. T. LXIII. Torino, 1951. P. 279 sq.; Herde P. Das Papsttum und die griechische Kirche in Suditalien vom 11. bis zum 13. Jahrhunder // Deutsches Archiv fur die Erforschung des Mittelalters. Koln etc., 1970. Bd. XXVI. S. 22; Hofmann T. Papsttum und griechische Kirche in Suditalien in nachnormannischer Zeit (13.–15. Jahrhundert): ein Beitrag zur Geschichte Suditaliens im Hoch- und Spatmittelalte. Bamberg, 1994. S. 98–99.. 69. Historia diplomatica Friderici Secundi… Paris, 1858. T. V. P. 181–183. 70. Chronique rimee de Philippe Mouskes / Ed. baron F. de Reiffenberg. Bruxelles, 1838. T. II. Verl. 29855–29860. 71. Regesta Imperii / Ed. J. Fr. Bohmer; Bearb. J. Ficker. Innsbruck, 1881. T. V. Abt. 1.1. S. 442. 72. См.: Майоров А. В. Даниил Галицкий и Фридрих Воинственный: русско-австрийские отношения в середине ХIII в. // Вопросы истории. 2011. № 7. С. 39-43. 73. ПСРЛ. Т. II. Стб. 814. – См.: Майоров А. В. Даниил Галицкий и Фридрих Воинственный… С. 43-44. 74. Об этом см.: Майоров А. В. Русь, Византия и Западная Европа. Из истории внешнеполитических и культурных связей ХII – ХIII вв. СПб., 2011. С. 654 и след. 75. Regesta Pontificum Romanorum... T. II. P. 1232-1233. Nr. 14972. 76. Цит. по: Матузова В. И., Назарова Е. Л. Крестоносцы и Русь. Ко-нец ХII в – 1270 г.: Тексты, перевод, комментарий. М., 2002. С. 363. 77. Полный текст документа см.: Historia Russiae Monumenta. T. I. P. 78-79. Nr. 88; Vetera Monumenta Poloniae et Lithuaniae / Ed. A. Theiner. Romae, 1860. T. I. P. 51-52. Nr. 107. 78. Documenta Pontificum Romanorum historiam Ucrainae illustrantia (1075–1953) / Collegit, introductione et adnotationibus auxit A. G. Welykyj. Romae, 1953. T. 1 (1075–1700). P. 43-45. Nr. 32. 79. Цит. по: Матузова В. И., Назарова Е. Л. Крестоносцы и Русь… С. 364. 80. Regesta Pontificum Romanorum... T. II. P. 1256-1257. Nr. 15270. – Полный текст см.: Historia Russiae Monumenta. T. I. P. 79-80. Nr. 89. 81. Regesta Pontificum Romanorum... T. II. P. 1265. Nr. 15373. – Полный текст см.: Historia Russiae Monumenta. T. I. P. 80-81. Nr. 90. 82. ПСРЛ. Т. II. Стб. 838-842. 83. Codex diplomaticus Hungariae ecclesiasticus ac civilis / Studio et opera G. Fejér. Budae, 1829. T. IV. Vol. 1. P. 218-224; Vetera Monumenta Historica Hungariam. T. I. Nr. 440. P. 227-231. – Это письмо Белы датировано «Idus nouembris An. Chr. 1254», однако исследователи иногда относят его к 1250 г. или датируют в более широком временном промежутке между 1250 и 1254 гг. – См.: Kovacs A. Der «Mongolenbrief» Belas IV. an Papst Innozent IV. über einem zu erwartenden zweiten Einbruch der Mongolen im 1250. // Überlieferung und Auftrag: Festschrift für M. de Ferdinandy zum 60. Geburtstag. Wiesbaden, 1972. S. 495 ff. 84. См.: Чубатий М. Західна Україна і Рим у ХІІІ ст. … С. 63; Пашуто В. Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. С. 259-260; Котляр Н. Ф. Даниил, князь Галицкий. С. 291-292; Паславський I. Коронацiя Данила Галицького… С. 78-79; Флоря Б. Н. У истоков религиозного раскола… С. 177-178; Головко О. Б. Корона Данила Галицького… С. 349. 85. Regesta Pontificum Romanorum... T. II. P. 1296. Nr. 15721. 86. Матузова В. И., Назарова Е. Л. Крестоносцы и Русь… С. 361. 87. Паславський I. Коронацiя Данила Галицького… С. 82. 88. Головко О. Б. Корона Данила Галицького. С. 349. 89. Котляр Н. Ф. Комментарий // Галицко-Волынская летопись… С. 295. 90. «Cum sicut ex parte tua fuit propositum coram nobis, tu contra Regnum Russiae ipsiusque inhabitatores in infidelitatis devio constitutos indefessa strenuitate decertans, nonnullas terras ipsius regni tuae subiugaveris ditioni, nos a ttendentes, quod de terras habente praedictas, vicinae paganorum et infidelium regiones de facili poterunt tuo dominio subjici; tuis benigne precibus annuentes, praefatas terras tibi tuisque successoribus, absque Catholicorum quorundam praejudicio, auctoritate Apostolica confirmamus». – Historia Russiae Monumenta. T. I. Nr. 93. Р. 83. – См. также: Vetera Monumenta Poloniae et Lithuaniae. T. I. Nr. 123. P. 60. 91. Documenta Pontificum Romanorum historiam Ucrainae… T. 1. P. 50. Nr. 34. 92. См.: Рамм Б. Я. Папство и Русь в Х – ХV вв. М.; Л., 1959. С. 175; Winter E. Russland und das Papsttum. Berlin, 1960. T. I. S. 104; Кудряв-цев О. Ф. Александр Невский и папство // Александр Невский. Государь, дипломат, воин / Отв. ред. А. В. Торкунов. М., 2010. С. 171. 93. Regesta Pontificum Romanorum... T. II. P. 1337. Nr. 16289. 94. Подр. см.: Ammann A. M. Kirchenpolitische Wandlungen im Ostbaltikum bis zum Tode Alexander Newski‘s. Roma, 1936. S . 298-299; Шаскольский И. П. Борьба Руси против крестоносной агрессии на берегах Балтики в ХII – ХIII вв. Л., 1978. С. 206-209. 95. См.: Шаскольский И. П. Борьба Руси против крестоносной агрессии… С. 214-226; Феннелл Дж. Кризис средневековой Руси. 1200–1304. М., 1989. С. 155. 96. Schillmann F. Zur byzantinischen Politik Alexanders IV. – См. также: Васильев А. А. История Византийской империи. От начала Крестовых походов до падения Константинополя. С. 219. 97. Laurent V. Le pape Alexandre IV (1254–1261) et l'empire de Nicée (histoire des pourparlers sur l'Union de l'Église sous le pontificat d'Alexandre IV avec les empereurs Jean III Batatzès et Théodore II Lascaris) // Echos d‘Orient / Institut français d'études byzantines. Paris, 1935. T. 34. P. 43-44. – См. также: Burkhard R. Die Union zwischen der griechischen und der lateinischen Kirche auf dem II Konzil von Lyon (1274). Bonn, 1964. S. 45–46. 98. Theodori Ducae Lascaris Epistulae CCXVII / Ed. N. Festa. Florence, 1898. Р. 202-204. 99. Les Regestes des Actes du Patriarcat de Constantinople / Ed. V. Laurent. T. I: Les actes des Patriarches. Fasc. 4: Les regestes de 1208 a 1309. Paris, 1971. Nr. 1332. См. также: Георгий Акрополит. История. С. 112. 100. См.: Nicol D. M. The Despotate of Epiros (1204–1267). Oxford, 1957; Λάππας Ν. Αθ. Πολιτική Ιστορία τοσ κράτοσς της Ηπείροσ κατά τον 13 αι. Θεσσαλονική, 2007.. 101. Георгий Акрополит. История. С. 115, 272, прим. 856. - См. также: Pappadopoulos J. B. Théodore II Lascaris, empereur de Nicée. Paris, 1908. P. 99-100; Angold M. A Byzantine government in exile… P. 291 sqq. 102. Les Regestes des Actes du Patriarcat de Constantinople. T. I. Fasc. 4. Nr. 1332. 103. Stiernon L. Le problème de 1‘union gréco-latine vue de Byzance… P. 151-152; Gill J. Byzantium and the Papacy… P. 98-100. 104. Regesta Pontificum Romanorum... T. II. P. 1370. Nr. 16731. 105. «Sane tu olim cupiens de infidelitatis tenebris, que postquam etiam renatus fuisti fonte baptismatis oculos tue mentis involverant, ad lumen Catholice fidei, sine qua nemo salvatur, et ad obedientiam Ecclesie Romane non sine divina inspiratione redire, juramento prestito promisisti, Ecclesie predicte tamquam fidelis ejus filius obedire, ac fidem Catholicam, sicut alii Orthodoxi mundi Principes, observare. Propter quod Ecclesia eadem volens te in sui devotione congruis firmare favoribus, et condignis gratiis confovere, personam tuam ad Regalis dignitatis apicem sublimavit, faciendo te inungi sacri crismatis oleo,, tuoque imponi capiti Regum diadema. Sed tu, sicut ad audientiam nostram non sine cordis turbatione pervenit, tam spiritualium quam temporalium beneficiorum ipsius Ecclesie immemor, tanteque gratie prorsus ingratus, prestiti juramenti religione contempt, id quod circa obedientiam ejusdem Ecclesie, ac predicte observationem fidei promisisse dinosceris, observare postmodum non curasti, in anime tue periculum, ipsius injuriam fidei, Ecclesie predicte contemptum, et obprobrium Jesu Christi». – Historia Russiae Monumenta. T. I. Р. 84. Nr. 95. – Ср.: Documenta Pontificum Romanorum historiam Ucrainae… T. 1. P. 50. Nr. 34. 106. «Verum quia non est Deo acceptum obsequium, quod sine fide prestatur, nec pervenitur operum edificio ad salutem, quod supra firmitatem fidei non consurgit, ad propagandam eam, et corroborandam in mentibus omnium, et specialiter Regum et Principum intentione tota omnique sollicitudine, ac verbi et operis efficacia laborare debemus, ut Christiana Religione latius diffusa per orbem, Patris Eterni filius multiplicatis servitoribus plenius honoretur». – Historia Russiae Monumenta. T. I. Р. 84. – Ср.: Documenta Pontificum Romanorum historiam Ucrainae… T. 1. P. 50. 107. «Alioquin venerabilibus fratribus nostris … Olomucensi et … Wratislaviensi Episcopis litteris nostris injungimus, ut te ad id per censuram ecclesiasticam, appellatione remota compellant. Non obstantibus aliquibus litteris Aplicis eujuscunque tenoris existant, per quas effectus presentium impediri valeat vel differri, et Constitutione de duabus dietis edita in concilio generali». – Historia Russiae Monumenta. T. I. Р. 85. – Ср.: Documenta Pontificum Romanorum historiam Ucrainae… T. 1. P. 51. 108. «Quocirca fraternitati vestrae per a. s. m. quatenus si memoratus Rex praemissa neglexerit adimplere, vos eum ad id per censuram ecclesiasticam, appellation postposita, compellatis, invocato nichilominus contra eundem Regem auxilio brachii saecularis». – Documenta Pontificum Romanorum historiam Ucrainae…T. 1. P. 51. Nr. 35. 109. Regesta Pontificum Romanorum... T. II. P. 1370. Nr. 16732. 110. Ibid. 111. См.: Libor J. Věrně po boku svého krále. Bruno ze Schaumburku // Libor J,, Drahoš Z. Osobnosti moravských dějin. Brno, 2006. T. I. S. 63-76. 112. См.: Mandziuk J. Historia Kościoła katolickiego na Śląsku. Warszawa, 2003. T. I. Cz. 1. S. 185-193. 113. ПСРЛ. Т. II. Стб. 825-826. 114. Пашуто В. Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. С. 257-258. – См. также: Котляр Н. Ф. Комментарий. С. 288-291. 115. Codex diplomaticus et Epistolaris Moraviae / Studio et opera A. Boczek. Olomucii, 1841. T. III. P. 198-199. Nr. 222; Emler J. Regesta Diplomatica nec non Epistolaria Bohemiae et Moraviae. Prahae, 1882. T. II. P. 29. Nr. 74. – См. также: Dudik B. F. Mährens allgemeine geschichte. Brno, 1870. Buch VI. Cap. 3. S. 422. 116. См.: Майоров А. В. Русь, Византия и Западная Европа… С. 644 и след. 117. Dudik B. Archive im Königreiche Galizien und Lodomerien // Archiv für österreichische Geschichte. Wien, 1868. Bd. 39. S. 186-187. 118. Peter de Dusburg. Cronica terre Prussie / Hrsg. von M. Toeppen // Scriptores Rerum Prussicarum. Leipzig, 1861. T. I. S. 90; Nicolaus von Jeroschin. Kronike von Pruzinlant / Hrsg. von E. Strehlke // Ibid. S. 417. – См. также: Krollmann Ch. Die deutsche Besiedlung des Ordenslandes Preussen // Prussia. Königsberg, 1931. Bd. 29. S. 255. 119. Codex diplomaticus et Epistolaris Moraviae. T. III. Nr. 202. – См. также: Goll J. Chechy a Prusy ve středověku. Praha, 1897. S. 20; Biskup M., Labuda G. Dzieje Zakonu Krzyżackiego w Prusach. Gdańsk, 1988. S. 169. 120. Свое название Кенигсберг (Kunigsbergk) вероятнее всего получил в честь короля Пржемысла II Оттокара или в память об одноименном замке Тевтонского ордена в Святой Земле (Prutz H. Kulturgeschichte der Kreuzzüge. Berlin, 1883. S. 260; Beckherrn C. Geschichte Befestingungen von Königsberg // Altpreussische Monatsschrift. Königsberg, 1890. Bd. 27. S. 390). 121. Annales Otacariani a. 1254–1278 / Ed. R. Köpke // Monumenta Germaniae Historica. Scriptores. Hannoverae, 1851. Т. IX. Р. 181-182. 122. ПСРЛ. Т. II. Стб. 831-835. 123. См.: Щавелева Н. И. Прусский вопрос в политике Даниила Галицкого // Древнейшие государства Восточной Европы. Материалы и исследования. 1991 год. М., 1994. С. 256-258. 124. Джованни дель Плано Карпини. История монгалов. С. 66. 125. Цит. по: Большакова С. А. Папские послания галицкому князю… С. 125. № 2. 126. Regesta Pontificum Romanorum… Т. II. Nr. 12689. – Полный текст документа см.: Historia Russiae Monumenta. T. I. Nr. 75. – См. также: Abraham W. Powstanie organizacyi kościoła łacińskiego na Rusi. S. 122, 129; Altaner B. Die Dominikanermissionen des 13. Jahrhunderts. Habelschwerdt, 1924. S. 208- 211; Рамм Б. Я. Папство и Русь… С. 164. 127. Vetera Monumenta Poloniae et Lithuaniae. T. I. Nr. 98. P. 47. – Послание датировано третьими идами апреля шестого года понтификата (III. Idus Aprilis. Pontificatus nostril Anno Sexto). 128. Stopka K. Misja wewnętrzna na Litwie w czasach Mendoga a zagadnienie autorstwa «Descriptiones terrarum» // Nasza przeszłość. Studia z dziejów Kosciola I kultury katolickiej w Polsce. Kraków, 1987. T. 68. S. 256-257. 129. См.: Górski K. Descriptiones terrarium (nowo odkryte żródlo do dziejów Prus XIII wieku) // Zapiski Historyczne. T. 46. R. 1981. Zesz. 1. S. 11-13. – Текст документа см.: Opis krajów (Descriptio terrarum). Nowoodkryte żródlo powstale w związku z pojawieniem się Mongolów // Spotkanie dwóch światów. Stolica Apostolska a świat mongolski w polowie XIII wieku. Relacje powstale w związku z misją Jana di Plano Carpiniego do Mongolów / Pod red. J. Strzelczyka. Poznań, 1993. – Русский перевод см.: Чекин Л. С. «Описание земель», анонимный географический трактат второй половины XIII в. // Средние века. M., 1993. Вып. 56. С. 203-225. 130. Jana Długosza Roczniki czyli Kroniki sławnego Krolestwa Polskiego / Przeklad J. Mrukówna. Warszawa, 1974. Ks. 7- 8. S. 134. 131. Жаворонков П. И. Никейская империя и Запад… С. 118. 132. Regesta Pontificum Romanorum… Т. II. P. 1369. Nr. 16726. – Полный текст см.: Historia Russiae Monumenta. T. I. P. 83. Nr. 94; Documenta Pontificum Romanorum historiam Ucrainae… T. 1. P. 49. Nr. 33. 133. Чубатий M. Західна Україна і Рим у ХІІІ ст. … С. 65. 134. Preussische Regesten bis zum Ausgang des 13. Jahrhunderts / Hrsg. von M. Perlbach. Königsberg, 1876. Nr. 571; Preussisches Urkundenbuch. Politische Abtheilung. Bd. 1: Die Bildung des Ordensstaates (1140–1309). Hft. 2 (1257–1309) / Hrsg. von A. Seraphim. Königsberg, 1909. Nr. 38. 135. Codex diplomaticus et epistolaris regni Bohemiae. T. V. Fasc. 1 (1253–1264) / Ed. J. Šebanek a S. Duškova. Praha, 1974. Nr. 21. P. 59–60. 136. Об этом событии сообщается почти во всех австрийских хроники ХIII в., см., например: Continuatio Sancrucensis II. a. 1234–1266 / Ed. W. Wattenbach // Monumenta Germaniae Historica. Scriptores. Hannoverae, 1851. T. IX. P. 644; Continuatio Lambacensis / Ed. W. Wattenbach // Ibid. P. 560; Continuatio Praedicatorum Vindobonensium / Ed. W. Wattenbach // Ibid. P. 728. 137. Kosmova letopisu českeho pokračovatele (Letopisy Česke od roku 1196 do roku 1278) / Ed. J. Emler // Fontes rerum Bohemicarum. Prameny dějin českўch vydavane z nadani F. Palackego. Praha, 1874. T. II. Р. 291; Kronika Jana z Marignoly / Ed. J. Emler // Ibid. T. III. Praha, 1882. P. 315–316. 138. Cм.: Щавелева Н. И. К истории второго нашествия монголо-татар на Польшу // Восточная Европа в древности и средневековье: Сб. ст. / Отв. ред. Л. В. Черепнин. М., 1978; Ковалев В. Чешский король Пшемысл Оттакар II и русские князья: взаимные контакты на фоне международных отношений в Центральной Европе второй половины ХIII века // Русин. Международный исторический журнал. Кишинев, 2005. № 2; Войтович Л. Остання еміграція короля Данила Романовича // Науковий вісник Волинського національного університету імені Лесі Українки: Історичні науки. Луцьк, 2009. № 13. ROSSICA ANTIQUA. 2011/1 Японо-китайская война 1894-1895 гг. 2013-12-24 20:29 Чжан Гэда Чжан Гэда: Как я уже писал, Табохаси Киёси ничего нового не содержит. В т.ч. и в описании битв в Корее. Все ссылки при описании, скажем, боя при Сонхване 29.07.1894 идут на японские источники, ряд дипломатических документов, предшествующих времени боя, а также сочинение Яо Сигуана "Краткая история войны на Востоке", которая не может считаться первоисточником. Соответственно, много допущений, отсебятины и неточностей. Хотя использованные японские материалы дают много подробностей с японской стороны (не считая фальсифицированного описания самого сражения). Японо-китайская война 1894-1895 гг. 2013-12-24 20:46 Чжан Гэда Чжан Гэда: Теперь разыскивается подлинник знаменитого доклада Е Чжичао, на который принято ссылаться, и который в выдержках дает только Табохаси Киёси, и которые вызывают серьезные сомнения в подлинности. В биографии Е Чжичао из "Цин ши гао" про такой доклад ничего не говорится, у Яо Сигуана я его не видел, хотя его книгу давно уже в руках не держал (упакована, как и большая часть библиотеки). Откуда, кроме как из книги Яо Сигуана, Табохаси его взял - не знаю. Паола Волкова. Беседы об искусстве 2013-12-24 21:15 Суйко Суйко: Винсент Ван Гог. Ночное кафе и др. (10)   |
| В избранное | ||
