Крещение княгини Ольги
|
Крещение княгини Ольги 2013-12-22 16:47 Gurga Gurga: Цитата (Сергий @ Сегодня, 14:01) Думаю, ответ лежит на поверхности. Верность дружины была изначальной, до смерти Игоря. ПВЛ повествует о двух дружинах - дружина Игоря и дружина Свенельда. Снорри Стурлусон повествует о двух дружинах - дружина конунга и дружина правительницы. Имеем: дружина конунга = дружина Игоря дружина правительницы = дружина Свенельда По летописи дружина Свенельда лучше "снабжается", чем собственная дружина кн.Игоря. По указу кн.Игоря Свенельд идет на древлян, а после князь не может с ним расплатиться и отдает Свенельду землю в кормление. Это скорее всего бродячий наёмник, который "прижился" на Руси. Такой же наёмник, как и Эймунд. Крещение княгини Ольги 2013-12-22 16:56 Cyrus Alexios Cyrus Alexios: Цитата (Saygo @ Сегодня, 16:27) То есть анепсием мог быть Свенельд? Вряд ли. Все-таки, "анепсий", скорее всего, это кровный родственник. Довольно интересна версия об "анепсии" - Олеге Моравском. Крещение княгини Ольги 2013-12-22 17:16 Saygo Saygo: Цитата (Cyrus Alexios @ Сегодня, 17:56) Довольно интересна версия об "анепсии" - Олеге Моравском. Отдельный вопрос - существовал ли Олег Моравский. У нас затрагивался этот вопрос в теме о H-l-g-w. Кочевники: от шаньюя Модэ до Чингисхана 2013-12-22 17:49 Рекуай Рекуай: Корейский исследователь Хон Вонтхак называет ещё одну причину миграции населения из Южной Кореи на Японские острова. Около 400 г. н. э. закончился период климатического максимума, за которым последовало похолодание («малый ледниковый период»), что в конце IV в. вызвало у части пэкческих и каяских земледельцев с южного побережья Корейского полуострова стремление переселиться на Японские острова [см.: Hong]. Переселение китайцев и корейцев на Японский архипелаг в то время стало результатом ожесточенных когурёско-пэкческих войн конца IV — начала V в., в которые оказались втянуты южнокорейское государство Силла и древнеяпонское государство Ямато, что вызвало бегство населения из районов военных действий [см.: Воробьев, с. 36; Дьяконова, с. 215]. Жители бывших китайских округов Лолан и Дайфан (главным образом — китайцы по происхождению) начали массово мигрировать на Японские острова, так как другой спокойной территории в этом регионе не было: в Корее шла война, в Китае наступил период смуты, вызванный вторжением северокитайских кочевых народов (период «шестнадцати государств пяти северных племен») [см.: Воробьев, с. 36, 67, 68; Дьяконова, с. 215, 213]. Источник: http://svitoc.ru/index.php?showtopic=1575 Ещё один период великих переселений народов, вызванный глобальным климатическим изменением Численность войск калмыков, казахов и ногайцев 2013-12-22 19:05 Чжан Гэда Чжан Гэда: Статья 2009 года, опубликованная в КИГИ РАН (Элиста) к "400-летию вхождения Калмыкии в состав России" (дата насквозь фальшивая, но...). Даю, как была опубликована - со страницами (с. 19-29), сносками и списком литературы. Вестник Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН № 2 2009 ОЙРАТСКАЯ ПОЛИТИКА ЦЯНЬЛУНА А.М. Пастухов Статья посвящена взаимоотношениям между ойратскими государственными образованиями и империей Цин в период правления Цяньлуна. Ключевые слова: всеобщая история, история ойратов, история Китая, история дипломатии. The article is devoted to the relations between state formations of Oyrats and Empire of Qing Dynasty in Cyanlun board. Keywords: general history, history of Oyrats, history of China, history of diplomacy. История ойратского народа тесно связана с историей Китая. Особенно важным для судьбы ойратов оказался период Цин, когда практически одновременно выкристаллизовались несколько молодых государств – маньчжурская империя Цин (1636), Джунгарское государство (1635), Хошутское ханство (1642). Чуть позже окончательно сложилось Калмыцкое ханство на Волге. Традиционно считается, что взаимоотношения между ойратскими государственными образованиями и империей Цин были враждебными, и определяющим фактором являлось соперничество между / 20 / маньчжурами и ойратами за гегемонию в Центральной Азии. Не пытаясь оспорить это общее положение, автор хотел бы на примере судьбоносного для ойратских государственных образований XVIII века показать всю сложность проводимой маньчжурскими императорами политики по отношению к разным ойратским государствам, ее неоднозначность и выделить ряд фактов, которые по разным причинам не освещались в исследованиях более раннего периода. Взойдя на престол в возрасте 24 лет, император Цяньлун (1736-1796) принял от своего отца – энергичного и талантливого правителя Юнчжэна (1723-1735) – тяжелое наследство. С 1715 г. продолжалась война с Джунгарией, время от времени прерываемая хрупкими перемириями, нарастало недовольство инородческих племен Юго-Запада политикой, направленной на ликвидацию самостоятельности тусы1, казна пустовала, монгольские феодалы, бывшие военной опорой режима, несли огромные потери в людях и средствах, снаряжая год из года дорогостоящие экспедиции против Джунгарии и Тибета, находившегося под сильным влиянием Джунгарии. Особенно опасным было положение на Западе – неоднократные походы против Джунгарии не приносили успеха, подрывая престиж непобедимого доселе цинского оружия. Не помогли и попытки заключить союз с Калмыцким ханством – многообещавшая поездка Тулишэня (1667-1741) в 1712-1715 годах к хану Аюке (1669-1724) насторожила царское правительство, и последующее маньчжурское посольство (1730) исполняло свою миссию в ставке нового калмыцкого хана Церен Дондука под строгим контролем русских властей, а последнее, имевшее место в 1732 году, не было пропущено к калмыкам вообще [18, с. 96-97]. Перед Цяньлуном стоял выбор: продолжить традиционную политику своих предшественников или же сместить акценты в политике по отношению к ойратам. Первый путь вел к развитию глубочайшего экономического кризиса2 и был чреват многочисленными восстаниями китайцев и не-ханьских народов, входивших в состав империи. Второй обещал мирную передышку и разработку асимметричного ответа угрозе владычеству Цинов в Халхе и Тибете со стороны Джунгарии. В долгосрочной перспективе это было единственным способом сохранения власти Цинов над покоренными территориями. 1 Тусы – чиновники из числа местной племенной знати в районах империи Цин, населенных этническими меньшинствами. 2 В 1715-1735 годах маньчжуры собрали в Халхе свыше 4 млн. голов скота на военные нужды, а в 1728 г. произвели принудительную закупку коней на сумму 3 млн. лян по заниженным ценам [30, с. 43]. Расходы на военные действия с 1723 по 1733 годы составили 36 млн. лян запасного капитала при том, что все ежегодные доходы шли на военные расходы [17, с. 98-99]. Придя к власти, Цяньлун согласился на продолжение переговоров, предложенных джунгарским хунтайджи Галдан Цереном (1727-1745) при посредничестве Далай-ламы еще его отцу, Юнчжэну [18, c. 99]. Главной целью нового императора было предотвращение возможности быстрого вторжения джунгарских войск на территорию вассальных халхаских феодалов, подобного походу 1731-1732 гг., когда владения Дзасакту-хана и Тушету-хана были полностью разорены войсками джунгарского полководца Церен Дондоба, не допустив при этом очередной конфронтации с Галдан-Цереном. В ходе долгих переговоров, закончившихся только в 1740 г., Цяньлун, искусно играя на слабых сторонах джунгар – заинтересованности в китайских рынках и невозможности быстрым ударом выбить цинские гарнизоны из Западной Монголии, сумел добиться главного: заключив мир на условиях возвращения джунгарам восточнотуркестанских земель, занятых цинскими войсками, пропуска джунгарских паломников в Тибет и разрешения вести караванную торговлю в Пекине и Сучжоу, он создал мощный плацдарм в Западной Монголии и обеспечил стране мирную передышку почти на полтора десятка лет. 15 прошедших лет были максимально использованы Цяньлуном для укрепления внутриполитического положения Китая и стабилизации его экономики. Одновременно решались основные проблемы взаимоотношений с ойратскими народами. Магистральной линией в политике Цяньлуна являлась концепция универсальной монархии и лояльных вассалов. Нарушение лояльности, в зависимости от его степени, каралось разными мерами экономического и военного характера, вплоть до «высшей меры» – мего, т.е. уничтожения вассального владения, нарушившего принципы китаецентричного мироустроения. По отношению к ойратам эта политика проявлялась, с одной стороны, формальным признанием их государства (заключение договора между Китаем и «варварским» государством де-факто означало его признание) и разрешением на ведение торговли под видом даннической зависимости ойратов, с другой – стремлением устранить духовную связь между Джунгарией и Тибетом, опасную для владычества Цинов над монгольскими народами, поддержать внутреннюю оппозицию и создать условия для включения территории Джунгарии в состав империи Цин вместе с ее населением. В первые годы своего правления Цяньлун не внес ничего нового в те законы, которые создавались его предками для монгольских народов. Так, к «ойратским» статьям уложения «Цааджин бичиг»3 не было добавлено ни одного изменения, что свидетельствует о его стремлении поощрять 3 Статьи уложения «Цааджин бичиг», упоминающие правила обращения с ойратскими посольствами и перебежчиками – пп. 95, 97, 116, 117,118, 119, 121, 128 и 152 [14, с. 82-106]. / 21 / переходивших на сторону империи ойратских феодалов и их подданных. Разрешение на торговлю ойратских купцов в Сучжоу (в Пекин ойраты так и не смогли снарядить ни одного каравана [33, с. 30]) позволяло дать Галдан-Церену и его окружению уверенность в долгосрочности и стабилизации ойратско-цинских отношений. Помимо этих мер, позволивших снизить остроту противостояния в Центральной Азии, Цяньлун вел вторую, скрытую игру, направленную на полное подчинение Джунгарии власти Цинов с минимальными затратами сил и средств со стороны империи. Велся политический зондаж, предпринимались попытки усилить влияние Цинов в Тибете, укреплялась система гарнизонов в Западной Монголии: «При крепости, называемой Хараусунской, конницы девять тысяч, да при крепости ж Улятуйской пять тысяч, и при тех же де крепостях артиллерии при каждой крепости имеетца по триста пушек со всем снарядом: да при урочище Хангае конницы ж три тысячи пятьсот; при урочище Дзо Ирдяки (храм Эрдэни Дзу – А.П.) тысяча пятьсот человек» [10, с. 16-17]. Очень быстро выяснилось, что Джунгария сильно истощена войнами и население ее радуется наступившей мирной передышке. Со смертью Галдан-Церена, последовавшей в сентябре 1745 г., Джунгария вступила в полосу внутренней политической нестабильности, имея сложные отношения не только с Цинской империей, но и с казахами, Россией и мусульманскими государствами Средней Азии. Этот факт не ускользнул от внимания Цяньлуна – он приказал увеличить количество войск на границе и не поддаваться на провокации. В своем указе он говорил, что со стороны джунгар можно ожидать всяких неожиданностей: «Сейчас, когда у них траур, мы совершенно не хотим посылать армию в карательный поход. Однако опасаемся, что среди их племен есть иные, враждебно настроенные, и легко может случиться смута» [10, с. 5]. Действительно, смена харизматической личности Галдан-Церена на неопытного подростка Цэвэгдоржа Намжила быстро дала о себе знать. В результате непродуманной внутренней политики молодой хунтайджи быстро потерял популярность в народе. Началось бегство ойратов к Цинам. Цяньлун поощрял переселенцев и не выдавал их обратно по требованию хунтайджи, понимая, что таким образом он может внести раскол в ряды джунгарского руководства [10, с. 15]. Одновременно он начинает сворачивать торговлю с Джунгарией, не особенно заботясь о предлогах. После свержения Цэвэгдоржа Намжила (1749) Цяньлун понимает, что династийный кризис в Джунгарии вошел в завершающую стадию. Для реализации его плана покорения Джунгарии с минимальными потерями оставалось лишь правильно сориентироваться среди оппозиции правлению хунтайджи Ламдоржа (1749-1753), не признаваемого многими ойратскими феодалами законным наследником престола. В голове Цяньлуна возникает план, схожий с тем, что был успешно реализован его дедом Канси в 1691 г. на Долоннорском съезде с князьями Халхи [26, с. 100]. Необходимо было лишь инспирировать обращение достаточно влиятельных джунгарских феодалов к маньчжурам с просьбой навести порядок в Джунгарии. Таким образом, не затрачивая средств и сил на ведение дорогостоящей военной компании, Цяньлун получал законный повод для вмешательства в дела Джунгарии и обеспечивал лояльность цинскому режиму со стороны тех джунгарских феодалов, которые своим сотрудничеством с маньчжурами скомпрометировали себя в глазах населения страны. В период 1751-1753 годов многие джунгарские феодалы стали искать покровительства у соседних государств. Так, нойоны Бадма Церен, Ринчэн и Церен [10, c. 248] перешли под покровительство казахского султана Аблая, а Церен, Церен Убаши и Сарал – цинского императора Цяньлуна [10, c. 15, 20]. Это позволило Цяньлуну активизировать военные приготовления против Джунгарии, не привлекая к ним внимания нового хунтайджи Дабачи (1753-1755). С 1753 г. цинские войска начали вторгаться в пределы Джунгарии со стороны Алтая, приводя в покорность местные племена. Сопротивлявшихся зайсангов убивали, лояльных – утверждали в прежней должности, но уже от имени цинского императора, вызывающих сомнение – выселяли в Халха-Монголию [25, c. 62]. События на Алтае в 1753-1755 годах явились генеральной репетицией реализации «джунгарского плана» Цяньлуна. К 1753 г. кризис в Джунгарии вступил в решающую стадию. В междоусобную борьбу джунгар активно включились казахи. Дружеские связи хойтского тайджи Амурсаны с султаном Среднего Жуза Аблаем привели к катастрофическим последствиям для государства ойратов – казахи нанесли мощные удары по кочевьям джунгар в бассейнах рек Эмиль и Или, угнав более 10 тысяч семей [32, с. 19, 62]. Да и сам Амурсана повел себя весьма оригинальным для претендента на престол всей Джунгарии образом – вторгнувшись во владения своего соперника Дабачи, он захватил более 7 тысяч семей его албату и передал их казахам в качестве платы за военную помощь [6, с. 296]4. Естественно, это не прибавило ему популярности и лишь ожесточило сторонников Дабачи. В отместку Дабачи организовал выступление алтайских зайсанов против Амурсаны. Кочевья Амурсаны оказались разоренными, казахи потерпели поражение и отступили и сам Амурсана был вынуж- 4 Следует отметить, что в подобных действиях уличен и Дабачи [6, c. 294]. / 22 /ден бежать к Цинам, преследуемый войсками джунгарского военачальника Мамута [10, c. 250]. Вместе с Амурсаной к Цинам ушло около 20 тысяч его подданных [35, с. 159]. Амурсана оказался той самой фигурой, которая удовлетворяла Цяньлуна – достаточно известный в народе, чтобы при помощи продуманной пропагандистской кампании сделать его знаменем мира и спокойствия, водворяемых в Джунгарии цинскими войсками, он был, с другой стороны, недостаточно популярен, чтобы иметь всенародную поддержку и обеспечить дальнейшее существование независимой Джунгарии. Однако с целью обеспечения своей игры Цяньлун обещал Амурсане сместить Дабачи и сделать его самого джунгарским хунтайджи. Амурсана, безусловно, имел собственные планы, но по состоянию на 1754 г. такое положение дел удовлетворяло обе стороны. Реальным же планом Цяньлуна было разделение Джунгарии на 4 «племенных» ханства – чоросов, хошоутов, дербетов и хойтов: «В соответствии с их четырьмя частями порознь пожаловать звание четырем ханам, чтобы разделить их силы. Сделать так, чтобы каждый сам осуществлял оборону. А подчинение приказам Срединного государства выражало как бы обуздание [их]» [19, c. 265]. С одной стороны, возведение какого-либо из джунгарских нойонов на вновь учреждаемый ханский престол обеспечивало личную связь хана с императором, с другой – каждое ханство имело крайне ограниченный потенциал для ведения самостоятельных военных действий против империи Цин, а антицинский союз между ханствами становился невозможным в связи с тем, что ойратские племена, занимавшие в общеойратском государстве разное положение, теперь были уравнены по статусу5. Этот план, имевший много общего с планом Канси (1661-1722) в отношении Халхи, отвечал и потребностям ойратов – дезинтеграция государства зашла так далеко, что прочный мир и безопасность Джунгарии от казахских набегов мог обеспечить только исключительный лидер, поддерживаемый всеми без исключения феодальными владетелями страны. Однако на 1755 г. даже Дабачи, связанный узами родства с правящим родом, не являлся такой фигурой6. 5 Например, большинство ойратских феодалов не поддержало кандидатуры Амурсаны и Намхай Жаргала (1753) на пост общеойратского лидера по той причине, что первый был хойтом, а второй – дербетом, а не чоросом. 6 Против Дабачи выступил не только дербетский Намхай Жаргал, поддержанный многими мелкими феодалами Джунгарии, но и его активный сторонник Амурсана уже на следующий год после прихода Дабачи к власти. Понимая это, Цяньлун объявил о начале похода в Джунгарию. Согласно диспозиции, выданной им членам Цзюньцзичу7 осенью 1754 г., к участию в кампании предполагалось привлечь 48 тысяч человек, преимущественно монголов из Халхи [10, с. 21]. На заключительном этапе операции предполагалось ввести в Джунгарию войска Зеленого Знамени, состоявшие из этнических китайцев – для создания военно-пахотных поселений с целью обеспечения войск продовольствием. Сарал и Амурсана – два наиболее активно сотрудничавших с маньчжурами перебежчика – получили цинский чин фу цзянцзюня (помощник командующего)8 и возглавили, соответственно, передовые отряды Западной (главнокомандующий Юнчан) и Северной (главнокомандующий Баньди) колонн [15, цз. 313, лечжуань 99]. Цяньлун тонко рассчитал психологический момент – оба джунгарских феодала шли во главе отрядов, сформированных из их собственных албату, последовавших за ними в империю Цин [10, c. 66]. Своими миролюбивыми поступками они должны были склонить джунгар к покорности, а следовавшие во втором эшелоне халха-монгольские войска – обеспечить отсутствие организованного сопротивления со стороны лояльных Дабачи феодалов. План полностью удался – играя на противоречиях между джунгарскими феодалами, цинские войска полностью подавили слабое сопротивление сторонников Дабачи с апреля по июнь 1755 г., что позволило Цяньлуну объявить 19 июня 1755 г. о своей полной победе – цель похода была достигнута, у власти в Джунгарии находился человек, обязанный во всем лично императору и контролируемый отрядом из 500 халхаских и маньчжурских воинов под руководством военачальника Баньди [25, c. 65]. Дабачи был схвачен при помощи уйгуров, приветствовавших освобождение Цинами из джунгарского плена своих духовных лидеров – братьев Бурхан ад-Дина и Джахангира, происходивших из рода белогорских ходжей, имевших непререкаемый авторитет среди значительной части мусульманского населения Восточного Туркестана [10, c. 252]. Однако Цяньлун не казнил Дабачи – в будущей игре низложенный правитель должен был сослужить свою службу, если Амурсана вдруг попытался бы выйти из повиновения: «[Поэтому] оказать милость и присвоить Даваци титул цинь-вана, подарить поместье в столице и пригласить во дворец. Сообщить Даваци о том, что я держу все страны в повиновении, ко всем отношусь справедливо, уважаю приобретающих разум и 7 Военный совет, созданный императором Юнчжэном в 1732 г. 8 Сарал был назначен младшим (правым) помощником, а Амурсана – старшим (левым) помощником. / 23 / признающих свою вину. Объявить об этом также и всем живущим за пределами собственно Китая» [8, c. 82]. Не были казнены и многие другие ойратские деятели, несмотря на активную антицинскую политику, которую они проводили до 1755 г. Так, предводитель восстания ойратов Кукунора в 1722-1723 годах Лубсан Данзан, скрывавшийся после поражения восстания в Джунгарии, был представлен Цяньлуну и получил полное прощение [35, с. 160]. Тем самым Цяньлун демонстрировал главный козырь своей ойратской политики на данном этапе – установление гражданского мира на земле Джунгарии [34, c. 48]. Помимо этих мер, направленных на успокоение населения и приобретение лояльности бывших сторонников Дабачи, Цяньлун также предпринял шаги по ликвидации угрозы Джунгарии со стороны казахских феодалов, чьи набеги на Джунгарию приобрели необычайный размах. Для предотвращения новых вторжений в кочевья наиболее активного участника казахской экспансии – султана Аблая – был направлен посол Шуньдэна, который объявил казахам о подчинении Джунгарии Цинам и объяснил, что новые вторжения будут расценены как посягательство на территорию империи [32, с. 21]. Трезвомыслящий политик, Аблай решил не испытывать судьбу, формально выразил согласие со словами императорского указа и направил своего посла Амир-батыра к Цяньлуну, чтобы на месте разведать обстановку [32, c. 22]. Таким образом, Цяньлун выступил в роли миротворца с целью не просто занять земли Джунгарии (принципиально они не были нужны и без того огромной империи), но и сохранить военный потенциал ойратов на условии раздробления их политической организации и превращения в послушных вассалов империи по образцу аймаков Халха-Монголии. В период июня–сентября 1755 г. большая часть цинских войск была выведена с территории Джунгарии. В качестве гаранта покорности Амурсаны в Или оставили лишь небольшой отряд монголов и маньчжуров во главе с Баньди9. Опытный военачальник и политик, Баньди заметил признаки двойной игры со стороны Амурсаны и недовольства большей части ойратов его возвышением. Пытаясь предотвратить возможные волнения, он направил Цяньлуну доклад, в котором объяснял необходимость изменения первоначального плана политических реформ в Джунгарии и настаивал на введении хошунной системы, аналогичной системе, примененной к чахарским монголам [34, c. 48]. В ответ Цяньлун направил Баньди письмо, в котором предписал арестовать Амурсану, чтобы 9 Общая численность цинского гарнизона в Или составляла всего 500 человек. В это число не включены разрозненные подразделения цинских войск, возвращавшиеся в Халху и Китай. предотвратить крупные волнения и избежать излишних жертв: «Амурсану следует непременно схватить и наказать… Пусть все вожди джунгарских племен поймут, что из-за одного человека пострадают очень многие и побоятся принять участие [в мятеже]» [10, c. 22]. Однако время было упущено – Амурсана ускользнул от маньчжурских властей и инспирировал восстание в районе ставки хунтайджи в Или. Отряд Баньди был уничтожен, а он сам покончил с собой. Следует отметить, что даже в момент, считавшийся началом общеойратского восстания с целью восстановления независимости Джунгарии, не все ойратские феодалы поддержали повстанцев – так, второй после Амурсаны по значимости джунгарский перебежчик к Цинам – зайсан Сарал – был спасен ойратским дзаргучи Шикширги. В январе 1756 г. Цяньлун направил свои послания Шикширги и другим ойратским феодалам, не принявшим участия в восстании, с целью привлечь их к подавлению мятежа [10, c. 23-24]. Активную помощь в борьбе с Амурсаной оказали также многие ойратские феодалы из окружения Дабачи, содержавшиеся в Пекине: «Те взятые из Зенгории, в Зарге присутствующие зайсанги… отпущены с награждением, по увещеванию которых многие из зенгорцов от Амурсаны отстали» [25, c. 66]. Даже алтайские зайсаны, подвергавшиеся набегам монгольских военачальников цинской армии с 1753 г., сообщили Цинам о намерениях Амурсаны вторгнуться в Халху: «Ханьхатун-улянхай сообщил, что Амуэрсана агитирует его совместно совершить набеги в Мэнгу (Монголию)» [8, с. 80]. Социальная база восстания Амурсаны оказалась слишком узкой. Как только в долину Или вошли войска Цинов, Амурсана бежал в Казахстан просить помощи у своего старого друга и союзника Аблая. Попутно он свел счеты с рядом алтайских зайсанов, поддержавших Дабачи в 1754 г. По словам командующего на Сибирских военных линиях бригадира И.И. Крофта, в ставку Амурсаны явилось 17 зайсанов, «которых он, Амурсана, по прежде причиненной ему злобе в отомщение 15 человекам отсек голову». Вопреки распространенному мнению о многочисленности цинских войск, направленных на подавление восстания в Джунгарию, Цяньлун вновь ограничился небольшим карательным корпусом (около 20 с небольшим тысяч в 3 колоннах с учетом ойратского контингента), в задачу которого входило, в первую очередь, поимка мятежного нойона [10, c. 66]. Репрессиям подверглись улусы активных участников восстания: «Целен с небольшим военным отрядом проник в Элинхабиэргэ, уничтожил кочевья Абагэсы и Хаданя» [8, c. 84]. Воины улусов, не поддержавших Амурсану, активно привлекались Цинами для несения воинской службы. В частности, большой / 24 / отряд ойратов (3000 воинов) из Кунгеса и Юлдуза под руководством ойратского военачальника Басана был направлен Цинами в Восточный Туркестан для установления контроля за деятельностью Бурхан ад-Дина и Джахангира [10, с. 43]. Таким образом, даже после начала восстания Амурсаны Цяньлун не видел необходимости в начале крупномасштабных военных действий в Джунгарии. Более того, Цяньлун счел целесообразным начать вторжение на территорию Казахстана с тем, чтобы покарать Аблая за нарушение клятв, принесенных им, схватить Амурсану и предотвратить дальней- шее разорение Джунгарии казахами: «Случилось так, что Амурсана изменил [нам] и бежал к казахам, и Аблай приблизил [его] к себе. Наши воины двинулись вперед, разгромив их орды» [15, цз. 529, лечжуань 316]. Однако к концу 1756 г. под влиянием непрекращающихся боевых действий настроения ряда влиятельных ойратских феодалов изменились. Самым большим ударом для политики превращения Джунгарии в внешнего вассала по образцу Халхи стала измена чоросского нойона Галдандоржа, которого Цяньлун прочил в ханы чоросского ханства. В ноябре 1756 г. он отказал в повиновении Цинам и стал готовиться к активным действиям как против войск Цяньлуна, так и против сторонников Амурсаны. Столкновение со сторонником Амурсаны зайсаном Нимой10 привело к разгрому ставки Галдандоржа и его гибели в мае 1757 г. [34, с. 64] Таким образом, даже перед лицом неотвратимой карательной экспедиции со стороны Цинов ойратские феодалы продолжили междоусобную борьбу, не сумев образовать единого антицинского фронта. В апреле 1757 г. Цяньлуну поступает предложение от военачальника Чжаохуя, назначенного командующим карательной экспедицией в Джунгарию, о решительных мерах по отношению к мятежникам. В частности, Чжаохуй предложил в качестве эффективной меры по подавлению восстания начать методичное истребление ойратов: «Джунгары совершают преступление, необходимо уничтожить их полностью» [34, с. 62]. Однако подобные жесткие меры не входили в план Цяньлуна – указ Цзюньцзичу, изданный с учетом сведений, поступивших от Чжаохуя, предписывал уничтожение взрослого мужского населения мятежных улусов. Нон-комбатантов следовало расселять в местах, которые могли эффективно контролироваться цинскими войсками. Улусы, не принявшие участия в восстании, предписывалось не трогать: «Подобных воров ни в коем случае нельзя щадить, можно оставлять в живых только старых, малолет- 10 Еще 20 декабря 1755 г. Нима, ранее ездившийпослом в Пекин (1749 и 1750), пребывал в лагере цинских войск и отвечал за несение службы персоналом почтовых станций в Ирен-Хабирга [8, c. 89]. них и устроить их в разных местах. В прошлом, когда [мы] дважды отправляли в Джунгарию войска, отнеслись к ним очень гуманно. Если и теперь поступим как раньше, они снова поднимут бунт, как только мы возвратим [свои] войска… На этот раз во время военного похода … покарать всех, кто вызывает малейшее подозрение, доставить в столицу или оставлять в живых только оказавших нам услугу и достойных высочайшей милости» [34, с. 62]. При этом большую роль играло личное знакомство Цяньлуна со многими ойратскими феодалами. Для обеспечения безопасности их семей Цяньлун приказал выселять их в район Сучжоу и снабжать продовольствием за счет казны. О ходе проведения карательной акции военачальники детально отчитывались Цяньлуну. Следует отметить, что император лично вникал в детали событий и порой даже отменял распоряжения местных властей о репрессиях в отношении тех или иных улусов: «Алигун сообщил, что шивэй Нингули доставил в Баркуль кэлэтцев численностью около 900 мужчин и 1700 женщин, возглавляемых Гэндаши и Мансуэром, все они [из Баркуля]11 отправлены в Сучжоу, чтобы там решать их вопрос в соответствии с предписаниями, и что [он] уже написал письмо Хуан Тингую [по поводу их казни]. [Баркульский командующий] действует без разбора. В прошлом ойраты сдались в плен от страха, в сущности [они] были ненадежными. [Поэтому их казнили], но кэлэтцы, как жители кочевья шалахусы, не бежали и не поднимали бунт, их можно пожалеть. Повелеваю [Военному совету] срочно передать мой указ Хуан Тингую, о том, что он сказал Гэндаши и Мансуэру, [они] когда будут доставлены [к нему]: «Вы, пленные, много страдали из-за собственной доверчивости. Сановник в Баркуле [Алигун] хотел решать вашу судьбу в соответствии с предписанием. Но великий император помиловал вас и решил устроить, приказал доставить [вас] во внутренний Китай и там кормить и воспитывать». После их прибытия в Сучжоу [предводителей] доставить в Пекин вместе с женами и родственниками, остальных не размещать в одном месте, раздать чиновникам и воинам соседней провинции. Если в одной провинции их трудно устроить, то разбросать [их] по многим другим районам. Также довести сей указ до сведения Алигуня» [8, c. 92]. Решительные меры со стороны цинских властей вызвали серьезные опасения ойратов, начавших откочевку на запад, подальше от района боевых действий с Цинами. Продвигаясь на территорию казахских и киргизских кочевий, ойраты вытесняли оттуда прежних владельцев, что вы 11 Слова в квадратных скобках отсутствуют в оригинальном тексте «Пиндин Чжуньгээр фанлюэ» и добавлены переводчиком. / 25 / звало обострение ойратско-казахских и ойратско-киргизских отношений. Причем в этом движении приняли участие улусы как участников восстания, так и тех, кто отказался от участия в мятеже. К таким нойнам относились торгоутские князья Аким и Агадак, к защите которых прибегло около 30 тысяч кибиток ойратов, лишившихся своих сюзеренов [10, c. 66]. В этот момент в события вмешался природный фактор – скученное размещение большой массы ойратского населения в природных очагах оспы вызвало сильнейшую эпидемию в улусах Шарас, Махус, Кереет и среди людей, отдавшихся под покровительство торгоутским нойонам. Потери от оспы были настолько велики, что от 30 тысяч кибиток, оказавшихся в распоряжении Акима и Агадака, к началу 1758 г. осталось только 7 тысяч [10, c. 86], а от 15 тысяч кибиток улусов Шарас, Махус и Кереет – только 3 тысячи [10, c. 132]. Надо также упомнить и о том, что, несмотря на официальное предписание карать только повстанцев, цинские военачальники на местах порой обходили запреты, ссылаясь на неосведомленность или незнание. Так, например, был уничтожен улус хошоутского нойона Шакту, лояльный цинскому правительству. Мотивом для этого была возможность безнаказанно захватывать имущество мятежников, и запретительные меры со стороны императора могли лишь несколько обуздать своеволие военачальников. Напуганные этими расправами, ойраты начали бегство на сопредельные территории. Начало массового исхода ойратского населения из Джунгарии относится к 1757 г., поскольку земли Восточного Туркестана еще не подверглись нашествию цинских войск и была возможность укрыться у уйгуров на относительно приемлемых условиях. Однако для более или менее сносного существования среди мусульман переселенцы были вынуждены принимать ислам. В этом случае воины и князья входили в окружение уйгурских феодалов, формируя их дружины [12, c. 48-49], а овдовевшие женщины и осиротевшие дети охотно принимались в семьи уйгуров на правах вторых жен, приемных детей, работников и т.д. [8, c. 138]. В ходе подавления ойратского восстания политика Цяньлуна сделала серьезный зигзаг: в 1757-1758 годах он стал рассматривать казахов как союзников в борьбе с повстанцами и в качестве приманки пообещал казахам разрешить им селиться на бывших джунгарских землях [10, c. 132]. В июле 1757 г., после очередного поражения от Цинов на урочище Айдынсу, казахи заключили союз с империей Цин и выставили вспомогательные войска для подавления ойратских повстанцев [18, c. 135]. Чжао Эрсюнь писал об этом: «Аблай глубоко раскаялся и тайно задумал задержать мятежника Амурсану, стремясь таким образом выполнить свой долг вассала [по отношению] к нам. Вместе с Амурсаной тайно вернулся в Джунгарию. В 22 году [эры правления Цяньлун] (1757) Аблай и 30 тысяч его воинов оказали помощь в нападении на Амурсану. Демонстрируя [свою] дружбу, [он] принес извинения, служил с почтением, умоляя о том, чтобы стать вассалом. Впоследствии Амурсана бежал в Россию и умер. Тогда Аблай задержал его родственников Эбу и Цзици Бахань и преподнес их в дар [императору]» [15, цз. 529, лечжуань 316]. В чем-то действия казахов даже превзошли действия Цинов по своей безжалостной эффективности – если цинские военные были вынуждены придерживаться приказов из Пекина, то казахи выводили из ойратских кочевий порой по 7 пленников на одного казахского воина [10, c. 153]. Естественно, что мужчин при этом старались убить [23, c. 214]. Способствовали этому и действия многих цинских военачальников – по свидетельству русских источников, при цинских отрядах часто находились казахские представители, принимавшие пленных ойратов и уводившие их в казахские кочевья [10, c. 83, 115]. Возможно, это было проявлением коррупции со стороны цинских военачальников, получавших за это взятки от казахов. Однако, несмотря на свидетельства подобных передач пленных ойратов казахам, мы не имеем четкого подтверждения корыстного характера этих действий цинских военных. В 1758 г. восстание ойратов было в основном подавлено, хотя отдельные лидеры еще продолжали борьбу. Амурсана еще в 1757 г. бежал в Россию, где и умер. Состоявший при нем поручик Захаров в своей докладной записке писал: «Сего дня, 21 сентября, года 1757, от оспы скончался зенгорский нойон Амурсана. Годов от рождения 35». Казахи выдали Цинам другого крупного лидера восстания – Беке Цагаана [10, с. 132]. Теряются и следы вставшего в 1757 г. на борьбу с Цинами нойона Хасакэ Сила (Казак-Шара). Умиротворение Джунгарии подходило к концу. На очереди вставал вопрос о том, как управлять новыми землями, как решить проблему их заселения. Цяньлун не имел намерения полностью истребить ойратов – как только основные очаги восстания были подавлены, он тут же оговорил с цинь-ваном Дабачи принципы нового политического устройства Джунгарии [10, c. 143] и запретил кочевание на землях ойратских кочевий казахам и киргизам, которых использовал в качестве вспомогательных войск в ходе подавления восстаний ойратов [32, c. 90]. Уже 10 июля 1760 г. Цяньлун приказывает военачальнику Агую прекратить преследование ойратских повстанцев и выслать отряд из 500 воинов для изгнания казахов с территории Джунгарии [32, c. 65]. Ойратам была объявлена амнистия [21, c. 129]. Эти меры, а также выступ / 26 / ление цинских войск против казахов, захвативших ойратские кочевья, вызвали положительную реакцию со стороны беженцев – они начали возвращаться на свои земли и уже в январе 1765 г. приняли участие в операциях цинских войск против казахов, пытавшихся явочным порядком закрепить за собой земли ойратских кочевий [32, с. 68]. Дабачи умер в 1760 г., оставив после себя нескольких сыновей. Одного из них, имя которого в источниках не упоминается, казахи назовут в 1761 г. градоначальником Кульджи [10, с. 160]. Цяньлун, по всей видимости, остался верен своему главному принципу – не имея планов истребить ойратов физически, он стремился разобщить их политически, поставить под эффективный контроль и обратить их военную мощь на службу империи. Так, даже в марте 1759 г. Цяньлун использовал ойратских воинов Даши-Давы для обеспечения похода цинских войск в Восточный Туркестан [10, c. 134], разместил в Кашгаре гарнизоном алашаньских воинов князя Гончока [8, c. 100], а послами, направленными военачальником Чжаохуем в сентябре 1759 г. к бадахшанскому Султан-шаху Аждахару, были ойрат шивэй Самтан и уйгур Султан-ходжа [8, c. 103]. Для решения вопросов о податях с уйгурских городов в 1758 г. Цяньлун использовал в качестве консультанта ойратского военачальника Энкэ-Болота [8, c. 93], а о новой границе империи в Центральной Азии в 1760 г. – ойратского ланьлин шивэя Цэвдэна [10, c. 156]. С 1760 г. для ойратов стали создаваться условия для переселения в долину Или [8, c. 133-134], а с 1762 г. Цяньлун предпринял широкую кампанию по выкупу ойратов, оказавшихся в плену у уйгуров [8, c. 138]. Постоянно направлялись посольства к казахам с требованием вернуть пленных ойратов. Иногда казахские владельцы были вынуждены отпускать ойратов по требованию Цинов [10, c. 178]. Однако действия цинских войск по усмирению восстания вызвали негативную реакцию со стороны соседних народов. Кокандский Ирдана-бий писал в 1764 г. Аблаю с нескрываемым сарказмом: «Изволите объявлять о чинимых чурчутцами [то есть китайцами] калмыкам благостях, то изрядно учинить изволили, причем и нам собственно предлагает, буде и мы таковым их, китайцов, благостям приобщиться пожелаем, с тем бы людей наших послали» [10, c. 182-183]. Все планы Цяньлуна по покорению Джунгарии малой кровью полностью перечеркнули ожесточенные военные действия, длившиеся с начала 1756 по середину 1758 годов. Большие людские потери, понесенные ойратами, восполнялись с трудом – по состоянию на 1761 г. в Кульдже проживало всего около 100 ойратов [8, c. 133], а к лету 1764 г. на прежних местах кочевки было собрано всего лишь около 15 тысяч семей [10, c. 186]. Однако следует отметить, что многие джунгарские ойраты (преимущественно дербеты) были выселены в западную часть современной Халха-Монголии, часть оказалась волею судеб в Пекине и Сучжоу, часть осталась у уйгуров, а угнанные в 1756-1757 годах в Монголию ойратские пленники (около 40 тысяч семей) [10, c. 66] были расселены в кочевьях Тушэту-хана и Цэцэн-хана, составив там племя жонгар, ранее не отмеченное в составе халха-монголов. Многие ойратские женщины и дети вошли в состав семей расселенных в Джунгарии чахарских солдат и с этого момента числились как чахары. Переселяемые в долину Или ойраты по плану Цяньлуна должны были расселяться чересполосно, не создавая крупных компактно проживающих групп ойратского населения. Делалось это с целью исключить возможность повторное восстание ойратов. Отношения между ойратами и цинскими властями строились таким же образом, как и для остальных подданных империи – на них распространялись все те же законы, что и на монголов, и какой-либо особой дискриминации по национальному признаку они не испытывали (за исключением тех, кто стал новыми подданными халхаских феодалов – к ним относились хуже, чем к собственно халхаским аратам). Административные меры цинского правительства в Джунгарии свелись к устройству сомонов по образцу Чахара (т.е. фактически был принят к исполнению план Баньди от сентября 1755 г.) [8, c. 133; 34, c. 48], налоговые выплаты ограничивались поставкой определенного количества скота (2000 голов крупного рогатого скота и 500 коней) в военные поселения в долине Или (по состоянию на 1862 г.). Личные повинности заключались в перевозке казенных меди и свинца с рудников в Кульджу, а также выставлению предписанного по закону количества воинов для несения караульной службы и действительной службы в армии в военное время [30, c. 514]. Существовали также внутренние сборы, выплачиваемые ойратами своим феодальным владельцам. По оценке К.Г.Э. Маннергейма, по состоянию на 1908 г. они составляли до 10% от стоимости имущества каждого податного ойрата ежегодно [22, c. 202]. В период с 1760 (официальное объявление об окончании войны в Джунгарии и Восточном Туркестане) по 1771 годы ойратское население Джунгарии составляло всего около 60 с небольшим тысяч человек, а с учетом тех, кто был расселен в различных местах Монголии и не был причислен к аймакам халхаских феодалов, ойратов насчитывалось около 173 тысяч человек [23, c. 223]. Это составляло 28% от прежнего населения Джунгарии, насчитывавшего, по дан- / 27 / ным китайских источников, 600 тысяч человек [35, c. 147]12. В 1771 г. произошло событие, которое подтверждает, на наш взгляд, отсутствие у Цяньлуна планов по физическому истреблению ойратов – откочевавшие с Волги торгоуты в августе 1771 г. были встречены в долине Или цинскими патрулями и препровождены к месту первичного расселения [23, c. 216]. Согласно заключенным договорам, подобные беглецы должны были высылаться обратно как Россией, так и Китаем. Но Цяньлун принял решение оставить торгоутов в пределах Синьцзяна при условии, что калмыки примут подданство империи Цин [10, c. 196]. Для него этот шаг, скорее всего, был оправданием произошедшим в 1756-1758 годах кровавым событиям и попыткой реабилитации своей ойратской политики. Изнуренные длительным переходом и постоянными боями с казахами и киргизами, калмыки согласились на принятие цинского подданства. По приказу Цяньлуна были выделены существенные средства на поддержку переселенцев, утративших в пути почти весь свой скот и имущество. Монгольский историк XIX века Джамбароджи писал об этом: «Император, проникнувшись великой жалостью и выслушав к тому же доклад со стороны некоторых лиц о необходимости принятия их под свою защиту, отправил в Россию соответствующее послание и милостиво соизволил отпустить из казны денежное пособие почти на три тумэна (30000) тех пострадавших аратов. Кроме того, в качестве пособия отпустил им всякого рода одежды, продовольствия, лошадей, овец и прочего скота. Пригнали от чахаров и олётов, кочующих в илийском Тарбагатае, лошадей и овец общим поголовьем в девять тумэнов пять тысяч пятьсот (95500) голов и безвозмездно им пожаловали. Затем были доставлены из Шаньду и Дабсунора из императорских табунов и стад тринадцать тумэнов (130000) голов скота. Табун из хамийского района в три тумэна (30000 лошадей). Также было пожаловано: свыше семи тумэнов (70000) плиток чая в продовольствие, шесть тумэнов одна тысяча (61000) сырых кож, пять тумэнов одна тысяча (51000) с лишним готовых тулупов, шесть тумэ- 12 Ш.Б. Чимитдоржиев ссылается на переведенное на монгольский язык маньчжурское издание «Богд суургал» (Наставления священных императоров), одновременно он приводит и цифру 1000000 человек без указания на источник. Численность ойратов Джунгарии в 1000000 человек указана в сочинении китайского чиновника Чунь Юня «Сиюй вэньцзянь лу» (Записки об увиденном и услышанном в Западном Крае), опубликованных в 1777 г. Однако эта работа, в отличие от официального «Богд суургал», не основана на документах и представляет собой типичный для Китая жанр путевых записок, сведения для которых автор черпал из того, что видел лично или что рассказывали ему его информанты. нов одна тысяча (61000) с лишним кусков китайского холста, свыше пяти тумэнов одной тысячи (51000) кусков корейского холста, денег из государственного казначейства два тумэна (20000) лан серебром. И, выказывая полное благоволении и отдавая обо всем этом поручение илийскому джанджуну, он «старых торгутов» наименовал аймаком Унэн-суджугту и поручил Убаши-хану управлять ими. А новых торгутов назвал аймаком Чин-сэдкилту и поручил управление ими Сэрэну. Он поставил над всеми тринадцатью хошунами великих и малых правителей с соответствующими титулами и дал им возможность жить в полном мире и спокойствии» [7, c. 146-147]. Наместник Калмыцкого ханства Убаши, возглавивший перекочевку, был принят Цяньлуном в Жэхэ уже осенью 1771 г. и получил высший титул знатности – цинь-ван. Вместе с ним были приняты и другие калмыцкие феодалы, также получившие высокие титулы. В связи с этим следует отметить интересную деталь – несмотря на неоднократные послания в Сенат с требованием выдать джунгарского нойона Церена, разгромившего летом 1758 г. конвой из 500 воинов цинского военачальника Тангулы, сопровождавшего казахское посольство на пути домой, убившего самого Тангулу и захватившего несколько десятков монгольских воинов в плен [10, c. 108-109], прибывший на аудиенцию к Цяньлуну Церен был не только помилован, но и пожалован титулом Билигту цзюнь-ван с правом кочевья по р. Булгун в округе Кобдо. В 1792 г. он ушел на покой, передав свой титул сыну Цэвэгджаву [23, c. 217, 227]. Остальные торгоуты также были расселены в разных районах Джунгарии таким образом, чтобы они не могли обратно откочевать в Россию. Однако в первые 2 года своего пребывания в Джунгарии торгоуты продолжали оставаться в приграничных районах страны и, пользуясь общей установкой внешней политики империи Цин, направленной на устрашение казахов военной силой, совершили ряд набегов на земли Среднего Жуза, отогнав у казахов более 70 тысяч коней, отомстив, таким образом, за нападения казахов на торгоутов во время перехода с Волги на Или [10, c. 197]. Таким образом, под эгидой империи Цин оказалась объединена основная часть ойратов. Перекочевка торгоутов в Джунгарию и принятие ими цинского подданства ознаменовало триумф ойратской политики Цяньлуна. Однако в 1772-1773 годах часть мелких калмыцких феодалов попыталась уйти обратно в Россию. Это повлекло за собой раздробление калмыцких кочевий, расселение их в глубинных районах Джунгарии, арест наиболее активных деятелей и передачу их подданных во владение / 28 / местным феодалам. В этих репрессиях, не сопровождавшихся по причине отсутствия вооруженного сопротивления со стороны калмыцких переселенцев карательными действиями цинских войск, принимал активное участие сам Убаши [10, c. 198, 241]. По состоянию на 1780-е гг. в Кульдже проживало уже не менее 6000 ойратов, обязанных исполнять воинскую повинность [1, c. 68]. Караулы, лежащие к северу от Кульджи, комплектовались, по свидетельству капитана И.Г. Андреева, по большей части, ойратскими воинами [1, c. 69]. Он же упоминает, что отношение маньчжурских и солонских военных к ойратским воинам было пренебрежительное. Однако это не было целенаправленное третирование ойратов по национальному признаку – в таком же положении находились и чахарские монголы, проживавшие в Синьцзяне и несшие пограничную службу бок о бок с ойратами. Это явление объясняется тем, что маньчжуры и родственные им солоны привыкли относиться к представителям всех иных национальностей свысока, не делая исключения для китайцев, уйгуров или монголов [30, c. 530]. Ойраты, наряду с маньчжурами и монголами, принимали участие даже во внешнеполитических акциях империи Цин – например, капитан Андреев упоминает об участии 50 ойратов в конвое посольства маньчжурского амбаня к казахскому Хан-Ходже в феврале 1784 г. по случаю поминок его отца – Абульфеиз-султана [1, c. 43]. Вплоть до самого отречения императора Цяньлуна, произошедшего в 1796 г., ойраты в Джунгарии и на сопредельных территориях расселялись небольшими группами. Им не позволяли вновь объединяться в крупные территориальные и племенные образования, их пытались настроить на сотрудничество с цинскими властями с целью обеспечить контроль за вновь приобретенными землями. Неоднородность ойратского населения и расселение их в местах, которые оспаривались казахами, религиозная рознь с уйгурами, киргизами и казахами неизбежно вели к тому, что ойратскому населению приходилось волей-неволей поддерживать цинскую администрацию и верно служить ей в случае военных конфликтов с тюркоязычным населением региона. Лишь в XIX веке ойраты Синьцзяна стали объединяться в достаточно крупные княжества, основанные в большей степени на территориальном, нежели племенном, принципе – Кобук-Саурское, Сыгоушурское, Карашарское и Хошурское [27, c. 129]. Таким образом, мы можем достаточно отчетливо проследить политику императора Цяньлуна в отношении ойратов на протяжении 60-летнего периода. Дав передышку стране после длительных войн, Цяньлун установил пристальное наблюдение за состоянием государства ойратов в Джунгарии. Параллельно он предпринял меры по ликвидации влияния Джунгарии в Тибете и переориентации духовного лидера Тибета на империю Цин. Проводившаяся Цяньлуном торговая политика также способствовала тому, что ойраты Джунгарии все более привязывались к китайскому рынку, но не получали каких-либо политических преимуществ. Ойратская знать была вынуждена смирять свою гордость с целью реализации своих товаров в Китае, что неизбежно вело к установлению всякого рода неформальных контактов между ойратами и цинскими подданными13. Одновременно Цяньлун не проводил какой-либо дискриминационной политики по отношению к перебежчикам из Джунгарии, не выдавал их обратно и не производил каких-либо действий, третирующих ойратское население империи Цин. Все это сыграло свою роль в событиях 1755 г., когда многие ойраты считали за благо принять подданство империи Цин, чтобы получить свободный доступ к рыкам Китая и святыням Тибета, а также защиту от набегов казахов. В этих условиях план Цяньлуна на разделение Джунгарии на 4 «племенных» ханства был вполне адекватной мерой, не предусматривающей применения насилия по отношению к основной массе ойратского населения. Лишь на третий год после начала войны, весной 1757 г., Цяньлун принял решение произвести широкомасштабные карательные акции против мятежных нойонов. В качестве вспомогательной силы он использовал казахов, играя на их реваншистских настроениях. Однако, добившись перелома в ходе военных действий, он перестал поддерживать казахов и начал проводить целенаправленную политику репатриации ойратских беженцев. Административное устройство их было подчинено идее тотального контроля и максимально эффективного использования военного потенциала ойратов для несения службы на границах империи. Действия императора в отношении калмыков, перекочевавших с Волги в Джунгарию, также были подчинены этой генеральной линии – лишив ойратов политического единства, сделать их послушным орудием имперской политики. Рассмотрев основные события периода Цяньлун, мы можем смело утверждать, что политика императора по отношению к ойратам всецело строилась на принципе «разделяй и 13 За период действия цинско-ойратского торгового соглашения (1740-1753) при учете всех ограничений в торговле ойраты, по неполным данным, выручили в Китае 1028461 лян (38,3 т) серебра, не считая сделок, произведенных путем простого товарного обмена [32, с. 31-40]. / 29 / властвуй» во имя обеспечения незыблемости власти маньчжурской династии в Китае, однако события 1755-1758 годов, сопровождавшиеся большими жертвами среди ойратского населения, являются не геноцидом ойратского народа, спланированным заранее, а реакцией Цяньлуна на восстание Амурсаны и ряда других ойратских феодалов. Меры, предпринятые императором по отношению к ойратам Джунгарии, не были чем-то из ряда вон выходящим, если мы сравним их с мерами, предпринимавшимися при подавлении восстаний других народов – гаошаней, китайцев, тангутов, мяо, монголов и уйгуров [25, с. 140, 362 и т.д.; 27, с. 196 и т.д.]. После окончания военных действий ойраты, как проживавшие на территории империи до 1755 г., так и вошедшие в ее состав позже, оказались лишенными возможности создавать свои национальные государственные образования, однако сохранили свою автономию, культуру и язык, о чем свидетельствуют свидетельства таких русских ученых и путешественников XIX-XX веков, как Б.Я. Владимирцов, А.М. Позднеев, В.В. Радлов, К.Г.Э. Маннергейм и других. Продуманная политика Цяньлуна смогла с течением времени не только примирить ойратов с владычеством Цинов и ликвидацией их национальной независимости, но и сделать их военной опорой имперского режима на территории Синьцзяна в XIX веке [27, с. 129; 29, с. 514]. СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ 1. Андреев И.Г. Описание Средней Орды киргиз-кайсаков. Алматы: Гылым, 1998. 2. Бичурин Н.Я. Историческое обозрение ойратов или калмыков с XV столетия до настоящего времени. Элиста: Калм. кн. изд-во, 1991. 3. Бичурин Н.Я. Китай в гражданском и нравственном отношении. М.: Восточный дом, 2002. 4. Бичурин Н.Я. Статистическое описание Китайской империи. М.: Восточный дом, 2002. 5. Дугаров Р.Н. «Дэбтэр-Чжамцо» – источник по истории монголов Куку-нора. Новосибирск: Наука, 1983. 6. Златкин И.Я. Русские архивные материалы об Амурсане // Филология и история монгольских народов. Памяти академика Бориса Яковлевича Владимирцова. М.: Изд-во вост. лит., 1958. С. 289–313. 7. История в трудах ученых лам / сост. А.С. Железняков, А.Д. Цендина. М.: КМК, 2005. 8. Китайские документы и материалы по истории Восточного Туркестана, Средней Азии и Казахстана XIV–XIX вв. Алматы: Гылым, 1994. 9. Левшин А.И. Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких гор и степей. Алматы: Санат, 1996. 10. Международные отношения в Центральной Азии. XVII–XVIII вв. Т. 2. М.: Наука, 1989. 11. Русско-китайские отношения в XVIII в. Т. 1. 1700–1725. М.: Наука, 1978. 12. Тарих-и Бадахшан. История Бадахшана. М.: Вост. лит., 1997. 13. Халха Джирум. М.: Наука, 1965. 14. Цааджин бичиг. Монгольское уложение. М.: Вост. лит., 1998. 15. Чжао Эрсюнь «Цин ши гао» (Черновая история династии Цин). Пекин, 1927 (на китайском языке). 16. Басин В.Я. Россия и казахские ханства в XVI–XVIII вв. Алма-Ата: Наука, 1971. 17. Владимирцов Б.Я. Работы по истории и этнографии монгольских народов. М.: Вост. лит., 2002. 18. Гуревич Б.П. Международные отношения в Центральной Азии в XVII – первой половине XIX в. М.: Наука, 1979. 19. Думан Л.И. Завоевание Цинской империей Джунгарии и Восточного Туркестана // Маньчжурское владычество в Китае. М.: Наука, 1966. С. 264–289. 20. Златкин И.Я. История Джунгарского ханства, М.: Наука, 1964. 21. Зотов О.В. Китай и Восточный Туркестан в XV– XVIII вв. Межгосударственные отношения. М.: Наука, 1991. 22. Кляшторный С.Г., Колесников А.А. Восточный Туркестан глазами русских путешественников. Алма-Ата: Наука, 1988. 23. Колесник В.И. Последнее великое кочевье. М.: Вост. лит., 2003. 24. Кузнецов В.С. Экономическая политика цинско-го правительства в Синьцзяне. М.: Наука, 1973. 25. Моисеев В.А. Цинская империя и народы Саяно-Алтая. XVIII в. М.: Наука, 1983. 26. Непомнин О.Е. История Китая. Эпоха Цин. М.: Вост. лит., 2005. 27. Пагсам-джонсан. История и хронология Тибета / пер., предисл. и коммент. Р.Е. Пубаева. Новосибирск: Наука, 1991. 28. Петров В.И. Мятежное сердце Азии. Синьцзян: краткая история народных движений и воспоминания. М.: Крафт +, 2003. 29. Против маоистских фальсификаций истории Киргизии. Фрунзе: Кыргызстан, 1981. 30. Радлов В.В. Из Сибири. М.: Наука, 1989. 31. Скрынникова Т.Д. Ламаистская церковь и государство. Внешняя Монголия. XVI–начало XX в. Новосибирск: Наука, 1988. 32. Хафизова К.Ш. Казахская стратегия Цинской империи. Алматы: Таймас, 2007. 33. Ходжаев А. Торговые связи между Джунгарским ханством и Цинской империей в 1744–1754 гг. // Из истории международных отношений в Центральной Азии. Алма-Ата: Гылым, 1990. 34. Ходжаев А. Цинская империя и Восточный Туркестан в XVIII в. Ташкент: Фан, 1991. 35. Чимитдоржиев Ш.Б. Взаимоотношения Монголии и России XVII–XVIII вв. М.: Наука, 1978. Происхождение японского народа 2013-12-22 20:59 Рекуай Рекуай: Киддер Д. Япония до буддизма. Острова, заселенные богами РИСОВОДСТВО И СЕЛЬСКИЕ ОБЩИНЫ Отпечатки от зерен риса на керамических сосудах раннего Яёй подтверждают, что уже в самые ранние периоды этой эпохи экономика страны постепенно начала приобретать новые черты, становясь все более похожей на континентальную. Свидетельства того, что дикий рис был известен в эпоху Дзёмон, отсутствуют. В поселении Итадзуке, префектура Фукуока, которое является хорошим примером поселения переходного периода от эпохи Дзёмон к эпохе Яёй и исследование которого помогает ученым понять, как осуществлялся этот переход, в культурном слое Дзёмон никаких признаков риса найти не удалось, а в культурном слое Яёй остатки рисовых зерен были найдены. Во всех крупных поселениях эпохи Яёй обнаружены остатки рисовой соломы, шелухи или отпечатки рисовых зерен. Как правило, эти окаменевшие остатки или зерна находят внутри, на дне сосудов, или снаружи, на их основаниях. Такие находки были сделаны в Уривари, Нисисиге, Уриго, Торо, Карако и нескольких других местах. Раскопки Торо дали археологам новую информацию о плане поселения, устройстве жилищ и амбаров, расположении полей и орудиях труда, которыми пользовались при обработке земли, и о том, какую утварь использовали в хозяйстве. Похоже, что в тот период существовали по крайней мере два сорта риса, хотя отличия между ними были минимальные. Один был распространен на севере, а другой — на юге префектуры Фукуока. Рис попал в Японию из восточных районов Китая — местности, расположенной между реками Желтая и Янцзы. Во всяком случае, выращивавшийся тогда в Японии рис находится в самом близком родстве с рисом из тех мест. Еще одним подтверждением факта, что общество того времени было аграрным, служит обычный женский нож-жатка, каких встречается немало в каждом раскопе (рис. 20). Каменные жатки были разных размеров: самые большие имели длину 30,5 сантиметра, никаких отверстий в них обычно не делали. Наиболее распространенными были жатки длиной до 15 сантиметров с двумя отверстиями. Чаще всего они представляют собой кусок грубо обработанного камня. В Корее и на острове Кюсю предпочтение отдавали жаткам с выпуклым или прямым режущим краем, а в Кансае достаточно часто попадаются жатки с вогнутым режущим краем, иногда с тремя отверстиями. В отверстия продевались веревки, которые в ходе работы можно было завязать вокруг руки. Существовали и железные жатки, однако их сохранилось очень мало. Крещение княгини Ольги 2013-12-22 21:44 Суйко Суйко: Цитата кто такой Святослав и откуда он взялся - сын Иггора, архонта Росии. Что касается статуса Ольги для византийцев. Смотрим «О церемониях Византийского двора» (время начала написания 50-е гг. 10 в.) Цитата Девятого сентября, в четвертый день [недели],[4] состоялся прием, во всем подобный вышеописанному, по прибытии Эльги, архонтиссы Росии.[5] Сия архонтисса вошла[6] с ее близкими, архонтиссами-родственницами и наиболее видными из служанок. Она шествовала впереди всех прочих женщин, они же по порядку, одна за другой, следовали за ней. Остановилась она на месте, где логофет[7] обычно задает вопросы.[8] За ней вошли послы и купцы архонтов Росии и остановились позади, у занавесей.[9] Все дальнейшее было совершено в соответствии с вышеописанным приемом. Кочевники: от шаньюя Модэ до Чингисхана 2013-12-22 21:46 Чжан Гэда Чжан Гэда: Цитата (Рекуай @ Сегодня, 17:49) Около 400 г. н. э. закончился период климатического максимума, за которым последовало похолодание («малый ледниковый период»), что в конце IV в. вызвало у части пэкческих и каяских земледельцев с южного побережья Корейского полуострова стремление переселиться на Японские острова Чем мотивирует? Вот раздел "Пэкче понги" из "Самгук Саги" - как раз события вокруг 400 г.: http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Ko...frametext25.htm Цитата ЛЕТОПИСИ ПЭКЧЕ. ЧАСТЬ 3 Ван Чинса. Ван Асин. Ван Чонджи. Ван Куисин. Ван Пию. Ван Кэро Ван Чинса 1 [Он] был вторым сыном вана Кынгусу и братом [вана] Чхимню. [Он] был сильным и храбрым, умным и мудрым человеком, обладал обширными познаниями. Когда умер Чхимню, наследник был [еще] мал, поэтому [на престол] взошел его дядя Чинса 2. Во втором году (386 г.) Весной мобилизовали по всему государству людей старше 15 лет и построили защитную линию Кванбан: от перевала Чхонмок на север до крепости Пхальгон и на западе — до моря. Осенью, в седьмом месяце, выпал иней и повредил хлеба. В восьмом месяце напали [войска] Когурё. /666/ В третьем году (387 г.) Весной, в первом месяце, Чин Гамо произведен в [чин] тальсоль, Тучжи — в [чин] ынсоль. Осенью, в девятом месяце, была стычка с мальгаль на перевале (рён) Кванми, но [мы] не одолели [их]. В пятом году (389 г.) Осенью, в девятом месяце, ван отправил солдат, чтобы напасть на южные пределы Когурё. В шестом году (390 г.) Осенью, в седьмом месяце, появилась комета у [созвездия] Северной реки (Пукха) 3. В девятом месяце по приказу вана тальсоль Чин Гамо напал на Когурё, занял крепость Тогон, захватил в плен 200 человек. Ван назначил Гамо пёнгван чвапхёном. Зимой, в десятом месяце, [ван] охотился в Кувоне и через семь дней вернулся [в столицу]. В седьмом году (391 г.) Весной, в первом месяце, перестроили дворцовые помещения, вырыли водоемы, насыпали холмы, чтобы разводить диковинных птиц и [посадить] заморские растения. Летом, в четвертом месяце, мальгальское [войско] с боем взяло крепость Чокхён на северной окраине. Осенью, в седьмом месяце, во время охоты на [155] большом острове в западной части страны ван лично застрелил оленя. В восьмом месяце снова охотились к западу от Хвенака. В восьмом году (392 г.) Летом, в пятом месяце, в первый день чонмё, произошло солнечное затмение. Осенью, в седьмом месяце, когурёский /667/ ван Тамдок с 40-тысячным войском напал на северную окраину, взял более 10 крепостей — Сокхён и другие [крепости]. Узнав, что Тамдок — искусный полководец, ван не осмелился выступить против него. Множество поселений к северу от реки Хансу было сдано. Зимой, в десятом месяце, когурё[ское войско] с боем захватило крепость Кванми. Ван охотился в Кувоне, но по прошествии десяти дней не вернулся. В одиннадцатом месяце [он] скончался в уединенном дворце (хэнгун) в Кувоне 4. Ван Асин 5 <иногда называют Абан> [Он] был старшим сыном вана Чхимню. Во время его рождения в уединенном дворце в Хансоне странное сияние осветило ночь. Когда [он] вырос, [он] стал решительным и дерзким, полюбил охоту и верховую езду. Когда скончался ван (его отец), он был [еще] мал, поэтому престол унаследовал его дядя Чинса. В восьмом году [правления Чинса] скончался и взошел [Асин]. Во втором году (393 г.) Весной, в первом месяце, [ван] посетил храм Тонмёна, а также совершил жертвоприношения Небу и Земле на Южном алтаре. Чин Му назначен военачальником левой руки (чваджан), и ему поручены военные дела. [Чин] Му, родной дядя вана (по матери), отличался твердостью и осмотрительностью. Когда строили важные (большие) планы, люди подчинялись его [советам]. Осенью, в восьмом месяце, ван, вызвав [Чин] Му, сказал ему: «Крепость Кванми /668/ была важнейшим прикрытием на нашей северной границе. Сейчас она в руках Когурё, и об этом я горько сожалею. [Надеюсь, что] вы употребите все силы, чтобы смыть позор». Тотчас же было решено 10-тысячным войском напасть на южные пределы Когурё. [Чин] Му, подвергая себя опасности (гибели от) стрел и камней, был впереди военачальников и солдат. [Он] был намерен возвратить пять [наших] крепостей — Сокхён и другие. Сначала окружили крепость Кванми, но [когу]рёские люди обступили со всех сторон крепостные стены и упорно защищались. [Чин] Му из-за недостаточного продовольственного снабжения увел [войска] и отступил. В третьем году (394 г.) Весной, во втором месяце, старший сын [вана], Чонджи, возведен наследником. [Объявлена] всеобщая амнистия. Побочный брат [вана] Хон был произведен в [чин] нэсин чвапхёна. Осенью, в седьмом месяце, в бою с когурё[скими войсками] под стенами крепости Сугок потерпели поражение. Днем показалась Венера. В четвертом году (395 г.) Весной, во втором месяце, в северо-западной части [неба] появилась комета и исчезла [лишь] через 20 дней. Осенью, в восьмом месяце, по повелению вана военачальник левой руки Чин Му и другие выступили в поход против Когурё. Сам [когу]рёский ван Тамдок с [156] семитысячным войском /669/ укрепился в верховьях реки Пхэсу и дал отпор. Наша армия потерпела большое поражение — было убито восемь тысяч человек. Зимой, в одиннадцатом месяце, ван, желая отомстить за поражение на Пхэсу, лично повел семитысячное войско, перешел реку Хансу и направился к подножию перевала Чхонмок. В это время выпал глубокий снег, много солдат и военачальников погибало от обморожения, поэтому [пришлось] повернуть армию к крепости Хансан, где воинам была оказана помощь. В шестом году (397 г.) Летом, в пятом месяце, ван установил дружественные отношения с государством Вэ (Японией) и в качестве заложника направил наследника Чонджи 6. Осенью, в седьмом месяце, состоялся большой смотр [войск] к югу от реки Хансу. В седьмом году (398 г.) Весной, во втором месяце, Чин Му произведен в [чин] пёнгван чвапхёна, а Саду назначен военачальником левой руки. В третьем месяце построена крепость Ссанхён[сон]. Осенью, в восьмом месяце, собираясь в поход против Когурё, ван вывел войско к северным укреплениям [на горе] Хансан, но в ту ночь упала большая звезда и вызвала сильный переполох в [нашем] лагере. Ван был крайне обеспокоен этим [происшествием] и приостановил [сборы]. В девятом месяце собрали жителей столицы для упражнений в стрельбе из лука на западной площадке. /670/ В восьмом году (399 г.) Осенью, в восьмом месяце, ван решил напасть на Когурё. Мобилизовали в большом количестве солдат и коней. Много людей, измученных [воинскими] повинностями, бежало в Силла, [и тогда] сильно уменьшилась численность населения. В девятом году (400 г.) Весной, во втором месяце, появились кометы у созвездий Андромеды и Ну (Лоу) 7. Летом, в шестом месяце, в первый день кёнджин, произошло солнечное затмение. В одиннадцатом году (402 г.) Летом из-за сильной засухи стали выгорать ростки риса. Ван лично совершил жертвоприношения на [горе] Хвенак, и тогда пошел дождь. В пятом месяце был отправлен посол в государство Вэ и доставил [оттуда] крупный жемчуг 8. В двенадцатом году (403 г.) Весной, во втором месяце, когда прибыл посол из государства Вэ, ван принял его с особой щедростью. Осенью, в седьмом месяце, отправлено войско для нападения на окраинные земли Силла. В четырнадцатом году (405 г.) Весной, в третьем месяце, к западу от ванского дворца неожиданно появилось белое облако, подобное [полосе] шелковой материи. Осенью, в девятом месяце, скончался ван. [157] /671/ Ван Чонджи <иногда называют Чикчи 9> В Лян шу [он] назван Ёном (Ином). [Он] был старшим сыном Асина. В третьем году правления [вана] Асина был возведен наследником, а в шестом году был отправлен заложником в государство Вэ. В четырнадцатом году [правления] после кончины вана второй брат вана, Хунхэ, стал управлять до возвращения в страну наследника, однако третий (следующий) брат, Чхомне, убил Хунхэ и сам стал ваном. Как только Чонджи, находившийся в Вэ, получил печальное известие [о кончине вана], с горькими слезами стал просить о возвращении [на родину]. И вэский ван отпустил его в сопровождении охраны из ста своих воинов. Когда Чонджи достиг границ своей страны, к нему явился житель Хансона (столицы) по имени Хэчхун и сказал: «Когда великий ван покинул мир, меньший брат Чхомне убил старшего брата и сам стал [ваном]. [Поэтому] желательно, чтобы наследник не въезжал [в столицу] беспечным». [Тогда] Чонджи оставил вэских людей своими охранниками и стал дожидаться на одном из морских островов. Люди государства [Пэкче] убили Чхомне и встретили Чонджи, чтобы возвести [его на престол]. Супругой вана была госпожа Пхальсу, которая родила сына Куисина. Во втором году (406 г.) Весной, в первом месяце, ван посетил храм Тонмёна, а на Южном алтаре (Намдан) совершил жертвоприношения Небу и Земле. Объявлена общая амнистия. Во втором месяце направлен посол ко [двору] Цзинь с поклоном и подношениями. Осенью, в девятом месяце, Хэчхун произведен в [чин] тальсоль и ему дарована /672/ тысяча сок имевшегося в Хансоне зерна (риса). В третьем году (407 г.) Весной, во втором месяце, побочный брат [вана] Ёсин произведен в [чин] нэсин чвапхёна, Хэсу — в [чин] нэбоп чвапхёна, Хэгу — в [чин] пёнгван чвапхёна. Все они были родственниками вана. В четвертом году (408 г.) Весной, в первом месяце, Ёсин возведен санчвапхёном 10 и ему поручены дела военного и государственного управления. С этого [времени] введена должность старшего чвапхёна (санчвапхён), которая соответствует нынешней должности главного министра (чхонджэ). В пятом году (409 г.) Государство Вэ направило посла и прислало жемчуг, который светился ночью. Ван принял его (посла) с особыми церемониями. В одиннадцатом году (415 г.) Летом, в пятом месяце, в день капсин, показалась комета. В двенадцатом году (416 г.) Восточноцзиньский [император] Ань-ди прислал посла с указом, которым ван был возведен в [звание] полномочного посла (шичицзе), наместника (дуду), главнокомандующего (чжуцзюньши) войсками Пэкче, военачальника (цзянцзюнь) по умиротворению Востока, вана Пэкче. [158] В тринадцатом году (417 г.) Весной, в первом месяце, в первый день капсуль, произошло солнечное затмение. Летом, в четвертом месяце, была засуха. Народ /673/ голодал. Осенью, в седьмом месяце, в двух областях (бу) мобилизовали жителей старше 15 лет для постройки крепости Сагу, а пёнгван чвапхёну Хэгу было поручено надзирать за работами. В четырнадцатом году (418 г.) Летом направили посла в государство Вэ и послали десять кусков белого [шелкового] полотна. В пятнадцатом году (419 г.) Весной, в первом месяце, в день мусуль, появилась комета у созвездия Тхэми (Давэй). Зимой, в одиннадцатом месяце, в первый день чонхэ, произошло солнечное затмение. В шестнадцатом году (420 г.) Весной, в третьем месяце, скончался ван 11. Ван Куисин [Он] был старшим сыном вана Чонджи. Взошел [на престол] по кончине вана Чонджи. В восьмом году (427 г.) Зимой, в двенадцатом месяце, скончался ван [Куисин]. Ван Пию [Он] был старшим 12 сыном вана Куисина. <Некоторые говорят, что он — побочный сын вана Чонджи, но неясно, какое [из сообщений] верно>. [Он] был красивой внешности, красноречив, пользовался уважением людей. [Он] взошел на престол после смерти вана Куисина. /674/ Во втором году (428 г.) Весной, во втором месяце, ван совершил поездку по четырем областям (бу) 13, раздавал бедным и нищим зерно в соответствии с различиями. Прибыл посол из государства Вэ со свитой из 50 человек. В третьем году (429 г.) Осенью отправлен посол ко [двору] Сун с поклоном и подношениями. Зимой, в десятом месяце, скончался санчвапхён Ёсин. На [должность] санчвапхёна назначен Хэсу. В одиннадцатом месяце произошло землетрясение. Буря срывала черепицу [с крыш]. В двенадцатом месяце лед не стал [на реках]. В четвертом году (430 г.) Летом, в четвертом месяце, сунский император Вэнь-хуанди, в связи с тем что ван возобновил поставки дани, направил посла с указом, даровавшим [вану] звания и титулы прежнего вана Ина 14. <[Как известно, ранее], в двенадцатом году правления вана Чонджи, указом восточноцзиньского императора он был возведен в [звание] полномочного посла, наместника, главнокомандующего войсками Пэкче, военачальника по умиротворению Востока, вана Пэкче.> [159] В седьмом году (433 г.) Весной и летом не было дождя. Осенью, в седьмом месяце, был отправлен посол в Силла с предложением мира 15. В восьмом году (434 г.) Весной, во втором месяце, посла в Силла снарядили парой добрых коней. Осенью, в девятом месяце, снова /675/ отправили белого сокола. Зимой, в десятом месяце, в ответ из Силла прислали превосходное золото и светлый жемчуг. В четырнадцатом году (440 г.) Летом, в четвертом месяце, в первый день муо, произошло солнечное затмение. Зимой, в десятом месяце, отправили посла ко [двору] Сун с поклоном и подношениями (данью). В двадцать первом году (447 г.) Летом, в пятом месяце, посреди южного дворцового водоема вспыхнул огонь, причем пламя по форме было похоже на тележные колеса 16, и только к исходу ночи огонь исчез. Осенью, в седьмом месяце, была засуха. Хлеба не поспели. Народ голодал. Многие ушли в Силла. В двадцать восьмом году (454 г.) Звезды падали подобно дождю, а на северо-западе появилась комета длиной более двух чан. Осенью, в восьмом месяце, саранча повредила хлеба (зерновые), поэтому год был голодный. В двадцать девятом году (455 г.) Весной, в третьем месяце, ван охотился в Хансане (на горе Хан). Осенью, в девятом месяце, в реке Хан[ган] показался черный дракон, но спустя мгновение [опустились] облака и туман, [наступила] кромешная тьма, и [он] улетел. Скончался ван. Ван Кэро 17 <иногда называют Кынгэру 18> Звали [его] Кёнса 19, [он] был старшим сыном вана Пию. Когда /676/ в двадцать девятом году правления (455 г.) скончался Пию, его место унаследовал [Кэро] 20. В четырнадцатом году (468 г.) Зимой, в десятом месяце, в первый день кею, произошло солнечное затмение. В пятнадцатом году (469 г.) Осенью, в восьмом месяце, послали военачальника [с войском] для нападения на южные пределы Когурё. Зимой, в десятом месяце, возвели стены крепости Ссанхён, построили высокие укрепления на перевале Чхонмок и для их охраны выделили часть солдат и офицеров крепости Пукхансан. В восемнадцатом году (472 г.) Отправлено посольство с поклоном ко [двору] Вэй. Письмо [нашего] государя гласило: «Я, [ваш] слуга, основал государство на крайнем востоке. Путь к нему преграждают шакалы и волки 21. Поэтому, хотя из поколения в поколение я удостаивался божественных милостей 22, [я] не несу службы владетелей дальних пределов (т.е. вассалов), а лишь обращаю свои взоры к заоблачным дворцам [160] [императора], устремляю свои чувства к безграничной преданности [ему]. Судя по легчайшему дуновению юго-западного ветра, я осмеливаюсь надеяться, что его императорское величество пребывает в полном согласии с милостями Неба. И я не могу скрыть своего чувства восхищения и надежды. С почтением отправляю своих людей — сасо квангун чангуна, пума тови, пульсаху, чанса Ёре и ёнян чангуна, тэбанского (дайфанского) тхэсу, сама Чанму и других, которые направят свои корабли /677/ через волны, преграждающие путь к далекому порту, вверив свои судьбы воле стихий, чтобы донести хотя бы одну десятитысячную долю [нашей] преданности. [Я] надеюсь, что будут милостивы все небесные и земные духи и окажут высокое покровительство души [умерших] императоров в том, чтобы они достигли небесного (императорского) дворца и передали пожелания вашего подданного. И тогда мне не о чем будет больше сожалеть, даже если придется умереть вечером после того, как утром получу весть об этом». Далее говорилось: «[Государство] мое имеет с Когурё общих предков в Пуё, и во времена прежних правителей искренне почитали старинную близость. Но один из их (когурёских) предков Саю (ван Когуквон) легкомысленно прервал добрососедские [отношения] и, возглавив лично свою армию, вторгся и топтал земли вашего подданного. Но наш предок Су (ван Кынгусу) привел в готовность войско, молниеносно нанес удар, и, едва лишь столкнулись стрелы и камни (завязался бой), он отрубил голову [вана] Саю 23. С тех пор [когурёсцы] не осмеливались нападать на Юг, но после гибели рода Фэн, когда оставшиеся после бедствий бежали и скрылись [в Когурё] 24, постепенно окрепли злые силы 25. С тех пор [нас] сильно притесняют, за 30 лет вражды, [непрерывных] бед [и войн] исчерпана [наша] казна, истощены [наши] силы, [наше государство] доведено до крайне слабого состояния. Если бы [ваши] небесные милости и искреннее сострадание распространились и на отдаленные пределы и если бы [вы] поскорее прислали одного полководца [с войском], чтобы помочь спасти государство [вашего] подданного, то я незамедлительно прислал бы свою недостойную дочь, чтобы она была вашей служанкой в Заднем дворце, а также своих сыновей и братьев служить конюхами в [ваших] дальних конюшнях, и ни один вершок (чхок) земли и ни одного мужика я не буду считать своими собственными». /678/ И еще говорилось: «Ныне Ён (ван Чансу) преступно грабит свое государство, его министры и знатные родичи убивают и казнят без конца, не счесть [их] преступлений и злодеяний, поэтому простой народ разбегается [куда глаза глядят]. Настала пора истребить [их всех], пришло время просить о [карающей] руке [вашего величества]. К тому же воины из рода Фэн, как птицы и твари, тянутся [к своим местам], а [жители] лоланских уездов помышляют только о возвращении в родное лоно 26. Стоит только появиться Небесному величию [императора], и можно будет покорить их и без войны. Хотя я и не расторопен, но приложу [все свои] силы и соберу под свое командование все наличные [войска], чтобы поддержать выступление [императорских сил]. К тому же Когурё поступало нечестно, не раз обличали его в [вероломном] обмане: прикрываясь уничижительными словами окраинного вассала Вэй Сяо 27, на деле же чинит [всяческие] злые козни и вредит разбойными действиями. То на юге — сходится с родом Лю (государством Южная Сун) 28, то на севере — входит в сговор с [племенами] жуаньжуань 29, завязывает с ними близкие отношения (букв. ”губы и зубы”), намереваясь выступить против императорской воли. И насколько был святым древний Яо [из рода] Тан, [и то] он подверг [мяо] наказанию на Даньшуе 30, и сколь ни был милосердным князь Мэнчан 31, но и он не смог пройти мимо, [услышав] дорожную брань. Даже от тоненького [с ниточку] ручейка надобно отгородиться пораньше. И если теперь же не предпринять [действий], то [боюсь], как бы не пришлось раскаяться потом. После прошедшего года кёнджин (440 г.) в море, к северу горы Сосок[сан], находящейся в западных пределах моей страны, нашли более [161] 10 утопленников, и, судя по одежде, вещам и седлам с уздечками, /679/ они не когурёского происхождения. Потом ходили слухи, что это были люди императора, которые направлялись в наше государство, но путь им преградила огромная змея (т.е. Когурё), и они утонули в море. Хотя нельзя установить достоверность их (слухов), но все не могло не вызвать в моей душе сильное негодование. В прошлом, когда в Сун [ском царстве] убили [его посла] Шэнь Чжоу 32, чуский [ван] Чжуан босиком бросился [поднимать войска]. Когда сокол настигал летящих [невинных голубей], синьлин[ский князь] 33 не принимал еду. Что может быть замечательнее и лучше, чем одолевать врагов и утверждать славу [своей справедливостью]. Даже в своем отдаленном захолустье [мы] помним о славе в веках (на протяжении десяти тысяч поколений). Влияние вашего величества соперничает с Небом и Землей, а могущество таково, что сдвинет горы и моря. Как же смеет это ничтожество (ван Когурё) загораживать дорогу Сыну Неба? Сейчас [мы] преподносим [вашему величеству] найденное [нашими людьми] седло как одно из действительных (вещественных) подтверждений [преступлений Когурё]». Поскольку он (посол Пэкче) прибыл из отдаленных, захолустных земель, подвергаясь опасностям, для поклона и подношения (дани), [вэйский император] Сюань-цзу принял его очень щедро со всеми церемониями. [Затем] повелел Шао Аню в качестве посла отправиться вместе с возвращающимся послом [в Пэкче] и передать императорский указ [следующего содержания]: «[Нам] было весьма приятно узнать из полученного письма о [вашем] благополучии. Находясь на восточной окраине, расположенной за Пятью фу (подвластными землями) 34, вы не сочли далеким расстояние через моря и горы и выразили свою преданность двору Вэй. Это переполняет мою душу чувством безграничного удовлетворения. Унаследовав великое дело десяти тысяч поколений, я стал государем над всем миром и властелином народа (мириадов душ). Ныне во всем мире [царит] такое ясное единство и повсюду такое стремление /680/ к справедливости, что невозможно сосчитать тех, кто приходит с этой ношей. Насколько мирные [у нас] нравы и совершенные военные силы, могли увидеть и услышать Ёре и другие [его спутники]. Вы враждуете с Когурё и много раз подвергались [их] нападениям, но если бы вы могли полагаться на справедливость и защищаться гуманностью (добром), то это было бы лучше, чем утруждать себя подавлением (разгромом) врага. Что касается [того] посла, отправленного давно морским путем, чтобы облагодетельствовать государство отдаленной окраины, то прошло уже много лет с тех пор, как он отправился и не вернулся. А мы так и не смогли узнать, жив [он] или погиб, достиг [места назначения] или нет. Присланное вами седло, если сравнить со [всеми] старинными образцами [седел], не из Срединного государства, поэтому нельзя с его помощью установить [истину] в сомнительном деле и определить несомненность преступления [Когурё]. А о том, что необходимо предпринять [в отношении Когурё], подробно сообщим в особом указе». И еще был указ, гласивший: «[Мы] узнали, что Когурё притесняет на границе и совершает нападения и вы хотите отомстить за старые обиды, нанесенные предшествующему государю. Вы хотите отступить от великой добродетели, которая состоит в спокойствии народа. В течение многих лет вы ведете войны, поэтому бедствия обрушились на отдаленные окраины. Посол [ваш] поставлен в положение преданного Шэнь [Бао]сюя 35>, а государство — в такое же критическое положение, как Чу и Юэ 36. Чтобы, протянув руку помощи, защитить слабого, [мне] следовало бы воспользоваться моментом и молниеносно выступить в поход. Однако Когурё еще во время правления прежней династии объявило себя окраинным слугой (вассалом) /681/ и в течение долгого времени исправно несет службу (платит дань). Хотя с вами (с вашей стороной) у них [162] издавна была вражда, но по отношению к [нашему] государству они не провинились в нарушении наших повелений. Вы впервые присылаете посла для установления [дипломатических] отношений и сразу просите направить карательную экспедицию. Рассмотрев обстоятельства [вашего] дела, [вижу, что] нет достаточных к тому оснований. [Еще] в прошлом году я отправил в Пхёнъян Ли (Ре) и других, чтобы выяснить [истинное] положение дел, и доводы Когурё не отличались от тех, какие содержались в их неоднократных просьбах к трону [императора], а законоведы не смогли разобраться, установить виновность [Когурё], поэтому, выслушав их разъяснения, мы издали указ о возвращении Ли (Ре) и других. Но если [Когурё] снова нарушит [наш] указ, то станет более очевидной его вина, и тогда, как бы ни оправдывался [ван Когурё], ему не избежать ответа [за вину]. И только тогда будет полное оправдание для того, чтобы направить войска и покарать их (людей Когурё). Государства девяти (т.е. всех) варварских племен (куы) 37 извечно существовали за морями, и, когда светил им Путь императора, они служили ему как окраинные вассалы, а когда прерывалось [это] благодеяние для них, то стремились удерживать свои границы. Поэтому привязанность их [к Срединному государству] записана в прежних законах, а дань в виде можжевельника для стрел (ку) 38 значится среди ежегодных поставок. Вы много говорите о том, у кого больше или меньше сил, подробно останавливаетесь на делах минувшей эпохи, но нравы различны и дела меняются. И если сравнивать нынешнюю ситуацию [с положением в прошлом], то по существу она может отличаться [от того, что было]. Но [что касается] главного в [наших] великих установлениях, то оно остается таким же, как было прежде. Ныне [государство] Срединное Ся умиротворено и объединено, но в Поднебесной нет [поводов для] /682/ беспокойства. Все хотели бы распространить до самого крайнего восточного предела величие [императора], водрузить его знамена как стяги [своей] страны и принести спасение бедствующему народу отдаленной окраины, пронести до самых далеких вассалов [светлый] образ императора. Учитывая же, что Когурё вовремя прислало свои объяснения, [мы] не хотели идти походом [на него]. А теперь, если они (люди Когурё) не подчинятся высочайшему указу, то предлагаемые вами меры полностью будут совпадать с моими намерениями и можно будет считать, что недалек и [день] выступления в поход [нашей армии]. [Вам] лучше подготовить войско к совместному выступлению и ждать [развития] событий. В нужное время будет отправлен гонец, чтобы быстро оповестить [вас] о положении дел [у противника]. И разве не замечательно, если в день выступления [наших] войск вы будете стоять во главе указующих дорогу войск и после великой битвы вы получите награду за самые большие заслуги? Преподнесенные вами парчовые ткани и морские продукты, хотя и не доставлены полностью, свидетельствуют о ваших чувствах [преданности]. Ныне жалуем вам разные дары согласно отдельному [списку]». Был также издан указ [когурёскому вану] Ёну (Чансу) оказать покровительство [Шао] Аню и другим и проводить [их в Пэкче]. Но когда [посол Шао] Ань и другие прибыли в Когурё, Ён под тем предлогом, что прежде была вражда с Ёгёном (ваном Кэро), не позволил им проехать на восток, поэтому [Шао] Ань и другие вернулись отсюда [домой]. Тогда последовал указ [императора], в котором [он] сурово порицал Ёна. Затем [император] велел [Шао] Аню и другим плыть морем из [порта] Дунлай 39, чтобы передать Ёгёну императора грамоту и отметить наградами его искреннюю преданность. Но когда [Шао] Ань и другие были в море, они попали /683/ в такую сильную бурю, что в конце концов не смогли добраться [до Пэкче] и вернулись [назад]. Ввиду того что люди [Когу]рё неоднократно нападали на пограничные земли [Пэкче], ван [Кэро] обратился с письмом к [императору] Вэй с просьбой [163] прислать войска, но не получил помощи. Ван [Кэро] обиделся на это и перестал отправлять послов с поклоном и подношениями. В двадцать первом году 40 (475 г.) Осенью, в девятом месяце, напал [когу]рёский ван Корён с 30-тысячной армией и окружил ванскую столицу Хансон 41. Ван [Кэро] запер крепостные ворота и не решался вступить в схватку. [Когу]рёские люди, разбив армию на четыре направления, начали штурм с флангов, а затем, воспользовавшись [попутным] ветром, бросали огненные [факелы] и подожгли крепостные ворота. Среди [пэкческих] людей началась паника, и нашлись такие, кто хотел выйти и сдаться [неприятелю]. Ван был в затруднении и не знал, что предпринять. Поэтому [в спешке] отобрал несколько десятков всадников. [Они] вырвались на конях за ворота и бежали в западном направлении. [Когу]рёские люди, пустившиеся в погоню, убили вана. Задолго до этого когурёский ван Чансу, втайне замышлявший [нападение] на Пэкче, искал человека, который смог бы шпионить там. И сразу откликнулся на его призыв буддийский монах Торим: «(Я), недостойный монах, не смог постичь Учение, но думаю о том, как бы отплатить государству за благодеяния, поэтому прошу, чтобы великий ван не счел меня недостойным и указал, что делать. И я постараюсь не провалить [исполнение] повеления». Ван обрадовался и дал ему тайное поручение обмануть [вана] Пэкче. Тогда Торим, /684/ как бы преследуемый за преступления, бежал в Пэкче. В ту пору пэкческий ван Кынгэру (Кэро) очень любил играть в шахматы (пакхек). Торим явился к воротам ванского [дворца] и сказал: «Я с юных лет учился шахматам и не раз входил в число [самых] искусных. Мне хотелось бы обрести известность возле вас». Ван пригласил его сыграть в шахматы и [убедился, что] он самый искусный в государстве. Ван оказал ему прием как самому дорогому гостю, близко сошелся [с ним] и сетовал только на то, что так поздно встретился с ним. Однажды, находясь наедине с ваном, Торим сказал: «Хотя я и чужестранец, государь не оставил меня в отдалении и облагодетельствовал весьма щедро. Я же смог отплатить за это только своим искусством и не принес пользы даже на волосок. И сейчас я хотел бы высказаться, но не знаю, каково будет мнение государя». Ван [на это] ответил: «Прошу [вашего] слова, и если оно на пользу [нашему] государству, то это и будет то, что я жду от учителя». Торим сказал: «Государство великого вана со всех сторон [окружено] горами и холмами, реками и морями, представляющими естественные преграды, а не [искусственные] сооружения. Поэтому соседние государства и не помышляют о [том, чтобы завладеть им], а хотят лишь служить [вам] постоянно. Поэтому должно, чтобы величественным внешним видом и богатым /685/ убранством [дворца] людям внушали трепет как самоличное появление, так и молва о ване. А между тем еще не возведены ни внутренние, ни наружные укрепления [столицы], не оборудованы дворцовые помещения, останки предшествующего вана покоятся во временном погребении под открытым небом, дома людей часто разрушаются при наводнениях. Я полагаю, что великий ван не должен далее терпеть это». Ван ответил: «Конечно, я так и сделаю». И вскоре согнал подданных (государственных крестьян) запаривать глину 42 и возводить городские стены. Внутри их (стен) построили дворцы, беседки, башни и павильоны — все было величественно и прекрасно. Затем из реки Унниха 43 извлекли каменную глыбу и возвели саркофаг, в котором захоронили прах отца (предшествующего вана), а вдоль рек насыпали вал, тянувшийся к востоку от [крепости] Сасон до северной части [горы] Сунсан. Вследствие этих [работ] казна совершенно опустела, народ испытывал нужду и лишения. Нависшая над страной опасность была больше, чем «у кучи сложенных яиц». Торим бежал к себе назад [в Когурё] и доложил обо всем своему вану. Ван Чансу возрадовался и, решив теперь покорить Пэкче, распределил [командование] войском среди [164] своих приближенных. Когда узнал об этом ван Кынгэру, он позвал своего сына Мунджу и сказал: «По глупости и невежеству я поверил словам коварного человека и дошел до того, что народ разорен, армия ослабела. В момент крайней опасности [для страны] кто станет /686/ биться отчаянно ради меня? Я должен умереть за государство (на алтаре саджик), но нет смысла умирать тебе здесь вместе [со мной]. Не лучше ли уйти [тебе] от опасности и продлить [царственный] род государя?» Мунджу тотчас же вместе с Мокхёп Манчхи и Чоми Кольчхви <Мокхёп и Чоми представляли фамилии из двух знаков, но в Суй шу «Мок хёп» толкуется как две фамилии (Мок и Хёп), поэтому неизвестно, которое [из толкований] верно> 44 отправился на юг. В это время когурёский тэро Чеу, Чэсын Кольлу, Кои Маннён <Чэсын и Кои — фамилии, состоящие из двух знаков> и другие пришли во главе [своих] войск и напали на северную крепость, взяли ее через семь дней, затем перенесли удар на южную крепость (столицу) 45. В городе воцарился страх перед опасностью, а ван бежал. [Когу]рёские военачальники — Кольлу и другие, увидев, как ван спешивается с коня и кланяется им, трижды плюнули ему в лицо. Затем, обвинив его в совершенных им преступлениях, связали его и отправили под стены [крепости] Ачхасон, где и убили его. Кольлу и Маннён были родом из этого государства (Пэкче), но [ранее] из-за совершенных преступлений бежали и скрывались в Когурё. Рассуждение [историографа Ким Бусика] Чуский ван Мин был убит 46. Хуай, [младший] брат юньского князя Синя, замыслив убить этого вана, сказал: «Пин-ван убил моего отца, и разве не будет справедливо, если я убью его сына?» А [князь] Синь заметил: «Когда государь наказывает подданного, /687/ кто осмелится назвать его (государя) врагом? Воля государя — воля Неба, и если кто-то погиб по велению Неба, как называть его (Небо) врагом?» По своей вине Кольлу и другие не были приняты (на службу) в своем государстве, а затем привели вражеские войска, связали бывшего своего государя и убили его, поэтому крайне бесчестны [их действия]. Как отнестись к тому, что У Цзысюй 47, вступив в Ин, высек кнутом труп [прежнего вана]? Оценивая это деяние, Фа янь Ян-цзы 48 называет его «недостойным добродетели». А добродетелью называется милосердие (гуманность), соединенное со справедливостью, поэтому жестокость [У] Цзысюя несравнима с милосердием юньского князя (Синя). И если так рассуждать, то [совершенно] ясна бесчестность [действий] Кольлу и других. /688/ Исторические записи трех государств Книга двадцать пятая. [Конец] Каких-то климатических аномалий не отмечено, а вот в 391 г. пэкческий ван даже построил парк для разведения заморских растений. Надо думать, не карликовые березки с Чукотки планировалось разводить. Других записей мы не имеем. Китайские хроники так о Корее подробно практически не пишут. Что имеем - то имеем. На чем основывается Хон-тансин? Румынская и итальянская армии 2013-12-22 22:04 Чжан Гэда Чжан Гэда: Кросспостинг: «Румынская армия была самая деморализованная: солдаты ненавидели офицеров, офицеры презирали солдат» 08.02.2013 (Опубликовано в 129 (1610) Цитата Во время Второй мировой войны между немецкими офицерами и рядовыми была дистанция огромного размера, вспоминает немецкий солдат Гельмут Клауссман, ефрейтор 111-й пехотной дивизии. Боевой путь Я начал служить в июне 1941 года. Мы назывались вспомогательной частью, и до ноября я, будучи шофёром, ездил в треугольнике Вязьма – Гжатск – Орша. В нашем подразделении были немцы и русские перебежчики. Они работали грузчиками. Мы возили боеприпасы, продовольствие. Вообще перебежчики были с обеих сторон, и на протяжении всей войны. Помню, под Таганрогом два солдата стояли в карауле и ушли к русским, а через несколько дней мы услышали их обращение по радиоустановке с призывом сдаваться. Я думаю, что обычно перебежчики - это солдаты, которые просто хотели остаться в живых. Перебегали чаще всего перед большими боями... Потом меня отправили под Магдебург в унтер-офицерскую школу, и после неё весной 1942 года я попал служить в 111-ю пехотную дивизию под Таганрог. Нас перекинули на Северный Кавказ, а в 1943-м под Таганрогом я получил ранение. Меня отправили лечиться в Германию, и через пять месяцев я вернулся обратно в свою роту. В немецкой армии была традиция - раненых возвращать в своё подразделение, и почти до самого конца войны это было так. Всю войну я отвоевал в одной дивизии. Я думаю, это был один из главных секретов стойкости немецких частей. Мы в роте жили как одна семья. Все были на виду, хорошо друг друга знали и могли доверять друг другу. Раз в год солдату полагался отпуск, но после осени 1943 года всё это стало фикцией. И покинуть своё подразделение можно было только по ранению или в гробу. Убитых хоронили по-разному. Если было время и возможность, то каждому полагалась отдельная могила и простой гроб. Но если бои были тяжёлыми и мы отступали, то закапывали убитых кое-как. В обычных воронках из-под снарядов, завернув в плащ-накидки или брезент. В такой яме за один раз хоронили столько человек, сколько погибло в этом бою. Ну а если бежали, то вообще было не до убитых. Как мы видели причины войны В начале войны главным тезисом пропаганды, в которую мы верили, был тезис о том, что Россия готовилась нарушить договор и напасть на Германию первой. Но мы просто оказались быстрее. В это многие тогда верили и гордились, что опередили Сталина. Но потом, когда мы оказались в глубине России и увидели, что увязли в этой войне, то возникло разочарование. К тому же мы уже много знали о Красной Армии, было очень много пленных, и мы знали, что русские сами боялись нашего нападения и не хотели давать повод для войны. Тогда пропаганда стала говорить, что теперь мы уже не можем отступить, иначе русские на наших плечах ворвутся в рейх. И мы должны сражаться здесь, чтобы обеспечить условия для достойного Германии мира. Многие ждали, что летом 1942-го Сталин и Гитлер заключат мир. Это было наивно, но мы в это верили. Верили, что Сталин помирится с Гитлером и они вместе начнут воевать против Англии и США. Это было наивно, но солдатам хотелось верить. Каких-то жёстких требований по пропаганде не было. Никто не заставлял читать книги и брошюры. Я так до сих пор и не прочитал «Майн кампф». Но следили за моральным состоянием строго. Не разрешалось вести «пораженческих разговоров» и писать «пораженческих писем». За этим следил специальный офицер по пропаганде. Они появились в войсках сразу после Сталинграда. Мы между собой шутя называли их «комиссарами». Но с каждым месяцем всё становилось жёстче. Однажды в нашей дивизии расстреляли солдата, который написал домой письмо, в котором ругал Гитлера. Одного нашего офицера разжаловали в рядовые за «пораженческие разговоры». Особенно боялись членов НСДАП. Их считали стукачами, потому что они были очень фанатично настроены и всегда могли подать на тебя рапорт по команде. Их было не очень много, но им почти всегда не доверяли. Отношение к местному населению было сдержанное и недоверчивое, но без ненависти. Нам говорили, что мы должны разгромить Сталина, что наш враг - это большевизм. Но в общем отношение к местному населению было правильно назвать «колониальным». Мы на них смотрели в 1941-м как на будущую рабочую силу на территории, которые станут нашими колониями... Были контакты на обычном человеческом уровне. На Северном Кавказе я дружил с азербайджанцами, которые служили у нас вспомогательными добровольцами – хиви (Hilfswilliger – дословно: желающий помочь). Они набирались из местного населения и советских военнопленных, первоначально служили во вспомогательных частях водителями, санитарами, сапёрами, поварами и т.п.. Позже обстановка на фронте вынудила предоставить им оружие и привлекать к непосредственному участию в боевых действиях и операциях против партизан. В дивизии были также черкесы и грузины. После Сталинграда их с каждым годом становилось всё больше. Мы за глаза их звали «шварце» («чёрные»)... К концу войны отношение к местному населению стало безразличным. Его словно бы не было. Мы его не замечали. Нам было не до них. Мы приходили, занимали позицию. В лучшем случае командир мог сказать местным жителям, чтобы они убирались подальше, потому что здесь будет бой. Мы знали, что отступаем. Что всё это уже не наше. Никто о них не думал. Об оружии Главным оружием роты были пулемёты. Это было очень мощное и скорострельное оружие. Нас они очень выручали. Основным оружием пехотинца был карабин. Его уважали больше, чем автомат и называли «невеста солдата». Он был дальнобойным и хорошо пробивал защиту. Автомат был хорош только в ближнем бою. В роте было примерно 15–20 автоматов. Мы старались добыть русский автомат ППШ. Его называли «маленький пулемёт». При хорошем уходе это было очень грозное оружие. Ещё были гранаты и маленькие миномёты, снайперские винтовки. Русское оружие ценилось за простоту и надёжность. Но оно было очень плохо защищено от коррозии и ржавчины. Наше оружие было лучше обработано. Артиллерия Однозначно русская артиллерия намного превосходила немецкую. Русские части всегда имели хорошее артиллерийское прикрытие. Все русские атаки шли под мощным артиллерийским огнём. Русские очень умело маневрировали огнём, умели его мастерски сосредоточивать. Отлично маскировали артиллерию. Танкисты часто жаловались, что русскую пушку увидишь только тогда, когда она уже по тебе выстрелила. Конечно, очень мощным оружием был «сталин орган» - реактивные установки. Особенно когда русские использовали снаряды с зажигательной смесью. Они выжигали до пепла целые гектары. О самолётах В начале войны мы их видели мало. Но уже к 1943 году они стали очень сильно нам досаждать. Это было очень опасное оружие. Особенно для пехоты. Они летали прямо над головами и из своих пушек поливали нас огнём. Сбить русский штурмовик из стрелкового оружия было почти невозможно, хотя летал он очень низко. По-2 летали по ночам и очень метко кидали маленькие бомбы и гранаты. Но это было скорее психологическое оружие. Вообще авиация у русских была, на мой взгляд, достаточно слабой почти до самого конца 1943 года. Кроме штурмовиков, о которых я уже говорил, мы почти не видели русских самолётов. И в тылу мы себя чувствовали совершенно спокойно. Учёба В начале войны были специальные учебные полки. В солдате старались развить чувство уверенности в себе, разумной инициативы. Но было очень много бессмысленной муштры. Я считаю, это минус немецкой военной школы. По после 1943 года учить стали всё хуже. И в 1944 году стали приходить солдаты, которые даже стрелять толком не умели, но зато хорошо маршировали, потому что патронов на стрельбы почти не давали, а вот строевой фельдфебели с ними занимались с утра и до вечера. Офицеры уже, кроме как правильно копать окопы, ничего не умели. Снабжение Кормили на передовой неплохо. Но во время боёв редко было горячее. В основном ели консервы. Обычно утром давали кофе, хлеб, масло (если было), колбасу или консервированную ветчину. В обед – суп, картофель с мясом или салом. На ужин - каша, хлеб, кофе. Но часто некоторых продуктов не было. И вместо них могли дать печенье или, к примеру, банку сардин. Если часть отводили в тыл, то питание становилось очень скудным. Почти впроголодь. Питались все одинаково. И офицеры, и солдаты. Я не знаю, как генералы, не видел. При выездах полагалось получать паёк. А вот у румын было целых четыре кухни. Одна - для солдат. Другая - для сержантов. Третья - для офицеров. А у каждого старшего офицера, у полковника и выше был свой повар, который готовил ему отдельно. Румынская армия была самая деморализованная. Солдаты ненавидели своих офицеров. А офицеры презирали своих солдат. Румыны часто торговали оружием. Так у наших «чёрных» стало появляться хорошее оружие. Оказалось, что они покупали его за еду и марки у соседей-румын… Об СС С одной стороны, они были очень стойкими солдатами. Они были лучше вооружены, лучше экипированы, лучше питались. Если они стояли рядом, то можно было не бояться за свои фланги. Но, с другой стороны, они несколько свысока относились к вермахту. Кроме того, их не очень любили из-за крайней жестокости. Они были очень жестоки к пленным и мирному населению. И стоять рядом с ними было неприятно. Там часто убивали людей. Кроме того, это было опасно. Русские, зная о жестокости СС к мирному населению и пленным, эсэсовцев в плен не брали. И во время наступления на этих участках мало кто из русских разбирался, кто перед тобой эсэсовец или обычный солдат вермахта. Поэтому за глаза СС иногда называли «покойниками». Солдат и офицер В вермахте всегда была большая дистанция между солдатом и офицером. Подчёркивалось, что мы все товарищи, но даже лейтенант был от нас очень далёк. Офицеры обычно с нами, солдатами, общались очень мало. В основном всё общение шло через фельдфебеля. А для высшего командования мы были просто пушечным мясом. Помню, в июле 1943-го, под Таганрогом, я стоял на посту около дома, где был штаб полка, и в открытое окно услышал доклад нашего командира полка какому-то генералу. Тот должен был организовать атаку нашего полка на железнодорожную станцию, которую заняли русские. И после доклада о замысле атаки наш командир сказал, что планируемые потери могут достигнуть тысячи человек убитыми и ранеными, и это почти 50 процентов численного состава полка. Видимо, командир хотел этим показать бессмысленность такой атаки. Но генерал сказал: «Хорошо! Готовьтесь к атаке. Фюрер требует от нас решительных действий во имя Германии. И эта тысяча солдат погибнет за фюрера и родину». Когда меня спрашивают, как я отношусь к немецким генералам, я всегда отвечаю, что, наверное, они были хорошими стратегами, но уважать их мне совершенно не за что. В итоге они уложили в землю семь миллионов немецких солдат, проиграли войну, а теперь пишут мемуары о том, как здорово воевали. http://www.vedomosti.md/news/Rumynskaya_Ar...zirali_Soldat/2 Румынская и итальянская армии 2013-12-22 22:23 Чжан Гэда Чжан Гэда: "Траяску Романиа маре!" (с) Румынские солдаты с характерными образцами ручного автоматического оружия румынской армии в 1940-е годы: Beretta 38A, Beretta 38/42    Пистолет-пулемет Beretta M938A (Model 1938) был разработан старейшей итальянской оружейной компанией Beretta во второй половине 1930х годов и в 1938 году был принят на вооружение Итальянской армии. Оружие это оказалось весьма удачным, и пройдя через ряд модификаций, выпускалось серийно вплоть до начала шестидесятых годов - случай довольно редкий для пистолета-пулемета, изначально созданного еще по "довоенным" стандартам. В модифицированном варианте, известном как М1938/49, этот пистолет-пулемет состоял на вооружении Итальянской армии вплоть до 1980х годов; кроме того, эта модификация, как и предшествующие ей, широко поставлялись на экспорт. В частности, еще в 1951 году ФРГ закупила партию М1938/49 для вооружения своей пограничной стражи; повторная закупка состоялась в 1961 году. В германской номенклатуре этот пистолет-пулемет имел индекс MP1. Пистолет-пулемет Beretta M938A (Model 1938) построен на основе автоматики со свободным затвором, стрельба ведется с открытого затвора. Возвратная пружина имеет небольшой диаметр и находится внутри металлической трубки, телескопически соединенной с затвором. Рукоятка взведения затвора расположена справа и имеет пылезащитную шторку; при стрельбе рукоятка остается неподвижной. Выбор режима огня осуществляется при помощи двух спусковых крючков: нажатие на передний крючок вызывает одиночные выстрелы, на задний - автоматический огонь. Ручной предохранитель расположен слева на ствольной коробке. Относительно длинный ствол заключен в массивный перфорированный кожух, имеющий в передней части дульный тормоз-компенсатор. Ложа деревянная, с полупистолетной шейкой. Прицельные приспособления имели тангентный целик, регулируемый по дальности. Ранние варианты модели 1938 могли оснащаться отъемным штык-ножом со складным клинком. Список вариантов, созданных на базе пистолета-пулемета M1938, с указанием основных конструктивных изменений: Beretta M1938/42 (M38/42): удален кожух ствола; сам ствол укорочен, имеет продольные долы и оснащен двухщелевым дульным компенсатором Beretta M1938/44 (M38/44): ствол имеет гладкий (без долов) профиль, целик выполнен по упрощенной схеме, перекидным на 2 дальности Beretta M1938/49 (M38/49): качество обработки и отделки деталей повышено по сравнению с образцами военного выпуска; рычажный предохранитель заменен большой поперечной кнопкой, расположенной в средней части цевья. С пистолет-пулеметом Орита:   Калибр 9x19mm под патрон Luger / Parabellum Вес 3.46 кг Длина (приклад сложен/раскрыт) 894 мм Длина ствола 287 мм Темп стрельбы 600 выстрелов в минуту Емкость магазина 25 или 32 патронов Пистолет-пулемет Orita M1941 был разработан в 1941 году капитаном румынской армии Мартином Орита при участии чехословацких инженеров. Производство пистолета-пулемета было развернуто на арсенале в городе Cugir, поступление этого образца в румынскую армию началось в 1943 году. После войны появился усовершенствованный образец этой системы, состоявший на вооружении в Румынии до 1970х годов. Пистолет-пулемет Orita M1941 использует автоматику со свободным затвором. Стрельба ведется с открытого затвора, одиночными выстрелами либо очередями. Переводчик режимов огня расположен справа на ствольной коробке, перед спусковой скобой, предохранитель имеет вид поперечной кнопки в передней части спусковой скобы. На более поздних модификациях пистолета-пулемета Орита переводчика режимов огня не было, а предохранитель имел вид клавиши, выступавшей назад из спусковой скобы. Пистолет-пулемет Orita M1941 имел деревянное цевье с полупистолетной шейкой приклада. Прицельные приспособления имели целик, регулируемый по дальности от 100 до 500 метров. И с нетипичным - немецким "штурмгеверхр 144" зимой 1944 г. Румынская и итальянская армии 2013-12-22 22:34 Чжан Гэда Чжан Гэда: Группа румынских "гугуцэ" в летней:  и зимней униформе:  Во втором случае - с щедро выделенной старшими немецкими братьями самоходкой на базе T-IV. Правда, комическая форма и общий вид не изменился даже при выделении немецкой техники страдальцам-царанам. Вечерняя мелодия 2013-12-22 22:44 Суйко Суйко: Слушая Баха. Земля.Э. Артемьев. Румынская и итальянская армии 2013-12-22 23:04 Чжан Гэда Чжан Гэда: Вот так их учили:  Вот так они пришли (вступление румынской армии в Кишинев 16.07.1941):  Вот так они вооружались:            Таким был их конец: Сдавшиеся в плен под Одессой румынские солдаты:  Убитые румынские солдаты под Одессой, начало осени 1941 г.:  Убитые солдаты 4-й румынской армии возле озера Бармацак, район Сталинграда, 1942:  Codex epistolaris vitoldi 2013-12-23 06:17 Dark_Ambient Dark_Ambient: Перевод одного письма из CEV есть вот тут: http://gostunsky.blogspot.ru/2011/11/1424.html#more Власть Атауальпы 2013-12-23 08:31 Saygo Saygo: Интернет пестрит новостями о якобы найденном месте захоронения Атауальпы. Место захоронения Атауальпы, считавшегося последним правителем Империи инков, на протяжении нескольких столетий оставалось неизвестным. Однако, как заявили археологи из эквадорского института CPI (Cultural Patrimony Institute), недавно им удалось обнаружить его могилу.  Как утверждают эквадорские исследователи, захоронение Атауальпы находится высоко в Андах на высоте около тысячи метров, сообщает Telegraph. Могила была найдена рядом с небольшой фермой по разведению бойцовских петухов. В местечке под названием Сигчос в 72 км к югу от города Кито исследователи нашли остатки каменных стен, акведуков и других сооружений позднего периода истории Империи инков.  П. В. Лукин. Народные собрания у восточных и западных славян: возможности сравнительного анализа 2013-12-23 09:25 Saygo Saygo: Происхождение, социальная сущность и место в средневековом обществе древнерусского веча принадлежит к числу самых сложных и спорных проблем отечественной медиевистики. Главной причиной острых дискуссии является недостаток данных, которые может предоставить исследователю, как известно, крайне небогатая источниковая база по истории средневековой Руси. Думается, более или менее определённо о том, что собой представляли «племенные собрания» и каково происхождение городского веча, в той или иной степени можно судить только на основании сравнительно-исторических данных, прежде всего при привлечении сведений о западных славянах. Речь идёт, конечно, не о хаотическом иллюстративном использовании разнородных материалов, относящихся к разным эпохам и странам, а о том, что В. Т. Пашуто называл «синхростадиальным» подходом{1}, а М. Б. Свердлов определяет как «системно-структурный метод»{2}, т. е. о сопоставлении обществ, близких друг к другу территориально, этнически, культурно и находящихся приблизительно на одинаковых стадиях развития. Примеры такого сопоставления в историографии есть: это, если говорить об относительно современной литературе, прежде всего, специально посвящённая данному сюжету подробная и содержательная работа немецкого историка К. Цернака{3} и специальный раздел о вече в масштабном исследовании Х. Ловмяньского{4}. Задача в целом, однако, ещё далека от разрешения, о чём свидетельствует, в частности, жаркая дискуссия, вспыхнувшая в европейской медиевистике после выхода в свет книги К. Цернака, монография которого была воспринята неоднозначно. Так, Х. Ловмяньский охарактеризовал позицию К. Цернака как «предвзятую концепцию»{5}. Решительной критике подверг её В. Т. Пашуто, парадоксальным образом оказавшийся единственным отечественным учёным, отозвавшимся на этот, бесспорно, важнейший для нашей темы труд{6}. Однако критические замечания учёных (за исключением В. Т. Пашуто) вызвали лишь отдельные, действительно, весьма спорные аспекты исследования К. Цернака. Во-первых, это ограничение материала для сопоставлений с Древней Русью лишь частью западнославянского ареала (исключая почему-то Великую Моравию и Чехию); во-вторых, — слишком жёсткое и схематичное, по мнению рецензентов, отрицание не только прямой, «институциональной» преемственности между догосударственными собраниями и городскими вечами, placita, conciones и т. п., но вообще всякой связи между этими явлениями; в-третьих, слишком однозначное акцентирование чисто аристократического характера «племенных» собраний. Сам же замысел немецкого историка и многие его конкретные наблюдения и выводы были единодушно поддержаны. В целом, несмотря на то, что за прошедшие годы появился ряд интересных работ в данной области, проблема далека от разрешения. Наиболее острые споры по проблемам славянских «народных собраний» относятся к 60—70-х г. XX в., однако они остаются остро дискуссионными и ныне, что убедительно продемонстрировано в относительно недавней статье чешского историка И. Жемлички, посвящённой истории чешских политических собраний — «снемов». Он отмечает, что до сих пор в славистике противостоят друг другу две концепции: «Первая придаёт особое значение демократическим традициям славянской истории, а вторая говорит об авторитарной власти правителей у западных, а частично и у восточных славян»{7}. Важно также, что в историографии ставился вопрос о сравнительно-историческом изучении крупных проблем истории «народных собраний» у славян, постановка которых вытекала не из объективных возможностей источников, а из исследовательских интенций самих учёных (происхождение веча, его связь с «племенным строем», народный или элитарный характер, судьба в условиях развивающегося государства и т. д.). При этом часто весьма лаконичным данным источников a priori приписывалось то или иное содержание, в зависимости от общей авторской концепции. Поэтому представляется более правильным поставить во главу угла сами источники, содержащие сведения о западных и, возможно, южных славянах; на основании их тщательного изучения выявить конкретные известия, которые могут дать материал для сопоставления конкретных социально-политических явлений у славян; лишь тогда можно будет прийти к более общим заключениям. Разумеется, потребуется весьма значительная работа, однако уже предварительные наблюдения показывают, что она, вероятно, окажется небесплодной. Ниже приводятся некоторые наблюдения такого рода, которые ни в коей мере не претендуют на полноту и служат только подспорьем к постановке проблемы. Ни одна работа по социально-политической истории славянских обществ не обходится без цитирования хрестоматийной фразы Прокопия Кесарийского: «Ведь эти народы, склавины и анты, не управляются одним человеком, но издревле живут в демократии»{8}. В отечественной историографии она обычно понимается буквально. Между тем, ещё X. Ловмяньский отметил, что «употреблённое Прокопием в этом месте слово “демократия” имело вполне определённое значение в современных византийских источниках» и имело отношение к участию в политике и правосудии дим (δῆμοι), собственно, партий константинопольского ипподрома{9}. В византинистике, в том числе и русской, существует большая традиция изучения этого феномена, до сих пор не востребованная специалистами по истории Древней Руси. Между тем правильно прочитать это повествование Прокопия можно, только зная, что именно византийский историк VI в. подразумевал под словом δημοκρατία, а не исходя из античного понимания этого слова. Так, характерно, что понятие δῆμοι в лексиконе Прокопия употреблялось не в значении античного «демоса», т. е. народа, состоящего из свободных, полноправных граждан полиса, а, скорее, в значении «черни»{10}. Ещё один потенциальный аспект сравнительно-исторического исследования веча на общеславянском материале — до сих пор мало изученные вопросы порядка проведения собраний, принятия ими решений и связанных с этим ритуалов, церемоний, религиозных и политических представлений. Особое внимание в этом отношении привлекает «Хроника» Титмара Мерзебургского, сообщающая о «единодушии» при принятии решений собраниями лютичей на рубеже X и XI в. и о «добровольно-принудительных» методах достижения этого единодушия: отказавшегося подчиняться решению собрания колотили палками прямо на месте, а если он находился вне места собрания, у него либо конфисковывали, либо сжигали имущество: «Hiis autem omnibus, qui communiter Liutici vocantur, dominus specialiter non presidet ullus. Unanimi consilio ad placitum suimet necessaria discucientes, in rebus efficiendis omnes concordant. Si quis vero ex comprovincialibus in placito hiis contradicit, fustibus verberatur et, si forinsecus palam resistit, aut omnia incendio et continua depredatione perdit aut in eorum presentia pro qualitate sua pecuniae persolvit quantitatem debitae» («И всеми теми, которые вместе называются лютичами, никакой властитель единолично не управляет. Разбирая важные дела на собрании путём единодушного обсуждения, они все приходят к согласию для принятия решений. Если же кто-либо из соотечественников на собрании против них возражает, того бьют палками и, если вне (собрания) оказывает открытое сопротивление, он либо всё теряет в результате поджога и безостановочного разграбления, либо он в их присутствии выплачивает в зависимости от своего состояния необходимую денежную сумму»){11}. А под 6659 г. в Ип. говорится о походе трёх князей, организованном с целью предупредить объединение их противников: Юрия Долгорукого и Владимирка Галицкого: «Вячьславъ же, и Изяславъ, и Ростиславъ поклонившеся въ вторникъ святѣи Богородици Десятиньнѣи и святѣи Софьи и выступиша из города. Кияне же рекоша Вячьславу, и Изяславу, и Ростиславу, ать же поидуть вси,{12} како можеть и хлоудъ в роуци взяти, пакы ли хто не поидеть, намъ же и даи , ать мы сами побьемы. И тако поидоша, другъ друга не оста, но вси с радостью по своих князехъ, и на конех и пѣши многое множество»{13}. И здесь, несмотря на разницу в деталях, очевиден своеобразный «добровольно-принудительный» порядок участия в войске, во многом, думается, обессмысливающий излюбленные историками-правоведами XIX в. рассуждения относительно обязательности решений веча для всех его участников. Мы имеем дело не с чётко очерченным политико-юридическим «институтом», соответствующим нормам новоевропейского (или даже римского) права{14}, а, скорее, с обычно-правовой практикой. Человек, оказавшийся в меньшинстве, мог быть и сам побит представителем большинства или подвергнуться каким-либо иным репрессиям, предусмотренным не писаным правом, а традицией. Обращают на себя внимание и сходства в самом порядке принятия решений на собраниях у восточных и западных славян. В русских письменных источниках нет никаких упоминаний о подаче голосов на вече. Даже когда вечевые собрания описываются довольно подробно, о принятии решений говорится в общей форме («кияне реша» и т. п.). То же самое характерно и для западных славян, у которых, как это определённо указывается в ряде источников, все решения на собраниях принимались на основе консенсуса, или, как это указано Титмаром Мерзебургским применительно к лютичам, unanimi consilio. Другой яркий пример — свидетельство Херборда, автора одного из жизнеописаний немецкого епископа-миссионера Оттона Бамбергского, о перерастании языческого праздника у жителей одного из городов Западного Поморья, Пыжичей, в «народное собрание». Оттон прибыл к поморянам во время свoей первой миссионерской поездки в 1124 г. По словам агиографа, прибыв в Пыжичи, они узнали, что «illic hominum ex omni provincia confluxisse ad quatuor milia... erat enim nescio quis festus dies paganorum, quem lusu, luxu cantuque gens vesana celebrans vociferacione alta nos reddidit attonitos»{15} [«там со всей провинции собралось до четырёх тысяч человек. Был же какой-то праздничный день для язычников, отмечая который игрой, огнями и пением, неистовый народ оглушал нас громкими криками»]. Такой удобный момент и решил использовать Оттон для обращения пыжичан. Сначала этот вопрос обсудили primates, затем они привели посланников епископа к народному собранию, о чём сообщает тот же Херборд: «verum ubi eam sentenciam tam bonam tamque salubrem diligenti retractacione probaverant — primo quidem apud se in conclavi, deinde vero ... ad plenum vigorem laxiori consilio firmaverant — cum eisdem ad populum egressi, qui sicut ad festum confluxerat, contra morem indispersus Dei nutu in loco manebat nec in rus discesserat»{16} («И как только они приняли в ходе тщательного многократного обсуждения сначала у себя в конклаве столь хорошее и столь спасительное решение, затем. утвердили для большей крепости на более широком совете, — с ними они вышли к народу, который собрался как будто на праздник, по воле Божьей, против обыкновения, не расходясь, оставался на месте и не рассеялся по сёлам»). В конце концов, собравшиеся на языческий праздник жители крестились{17}. Под 6667 г. в Ип. сообщается о «братьщине» в Петров день в Полоцке 1159 г., переросшей в «вече на князя», в результате чего Рогволод Борисович вернул себе полоцкий стол: «...свѣть золъ свѣщаша на князя своего Полочане на Ростислава на Глебовича... и послашася в таинѣ к Рогьволоду Борисовичю Дрьютьску... и начаша Ростислава звати льстью оу братьщину к святѣи Богородици к Старѣи на Петровь дьнь, да ту имуть и. Он же ѣха к ним, изволочивься в бронѣ подь порты, и не смѣша на нь дьрьзнути». На следующий день полочане снова стали приглашать князя к себе, однако приехавший из города «дѣтьскии» Ростислава сказал ему: «Не ѣзди, княже, вѣче ти в городѣ, а дружину ти избивають, а тебе хотять яти»{18}. По поводу «братьщины» в историографии высказывались разные соображения. Мы присоединяемся к мнению тех историков, которые вслед за филологами{19} видят в ней «праздничный пир»{20}. В обоих случаях политические собрания совпали с праздниками, правда, в Пыжичах — с языческим, в Полоцке — с христианским. Один из самых спорных вопросов истории древнерусского веча — это его социальный состав, что связано с расплывчатой терминологией летописцев («люди», «мужи», «кияне» и т. п.) Латиноязычные хронисты, писавшие о западных славянах, иногда использовали более дифференцированные понятия. Так, «Анналы королевства франков» (также иногда упоминаются под наименованиями «Анналы Эйнхарда» и «Большие Лоршские анналы»), официальная летопись каролингского двора VIII-IX в., под 826 г. довольно подробно рассказывают о том, как франкский император Людовик Благочестивый решал вопрос о власти у зависимых от него ободритов, часть которых выступала против своего князя Цеадрага: «.. .Ceadragum vero, ceteris Abodritis dimissis, secum retinuit, missisque ad populum Abodritorum legatis, si eum sibi vulgus regnare vellet, perquirere iussit... Cumque legati quos ad Abodritos miserat, reversi nuntiassent, variam gentis illius super rege suo recipiendo sententiam, meliores tamen ac praestantiores quosque de illius receptione concordare, acceptis ab eo quos imperaverat obsidibus in regnum suum eum fecit restitui{21} («Цеадрага же (император), после того, как отпустил некоторых ободритов, оставил у себя, и, отправив послов к народу ободритов, приказал разузнать, хочет ли народ, чтобы он (Цеадраг) им правил. И когда послы, которых он отправил к ободритам, возвратившись, сообщили, что у этого народа существуют разные мнения о том, стоит ли возвращаться их правителю, однако, те, кто из лучших и наиболее выдающихся, согласны его принять, он, взяв у него (Цеадрага), заложников, каких он (император) приказал, разрешил ему вернуться в свое владение»). Таким образом, вопрос о власти у ободритов решали широкие круги общества, в том числе и рядовое население (явно входившее в состав vulgus), однако руководящая роль принадлежала верхушке: meliores ac praestantiores. Схожий порядок принятия решений поморскими славянами, как мы только что видели, раскрывается в сообщениях житий Оттона Бамбергского: сначала вопрос обсуждается на совете знати (по Херборду, primates), потом он выносится на обсуждение собрания с более широким составом (правда, речь идёт о более позднем времени). О том же свидетельствует и сообщение Ипатьевской летописи под 6662 г. о том, как вокняжившийся в Киеве Ростислав Мстиславич после смерти своего брата Изяслава и дяди Вячеслава планировал поход против другого претендента на киевский стол, Изяслава Давыдовича черниговского. Однако, согласно летописи, «мужи же (т. е. дружинники Ростислава. — П.Л.) бороняхуть ему поити Чернигову, рекучи ему: «Се Богъ поялъ строя твоего Вячеслава, а ты ся еси с людми Киевѣ не оутвердилъ, а поѣди лѣпле в Киевъ, же с людми оутвердися. Да аче стрыи придеть на тя Дюрги, понѣ ты ся съ людми оутвердилъ будеши, годно ти ся с ним оумирити, оумиришися, пакы ли, а рать зачнеши»{22}. Таким образом, по благоразумному совету своей дружины, Ростислав Мстиславич должен был «утвердиться» с «людьми в Киеве» и только после этого начать войну с могущественным противником. В этом описании раскрывается порядок принятия важнейших политических решений киевскими князьями: решения принимает княжеско-дружинная элита, но горожане могут им не подчиниться и повлиять на них{23}. Разумеется, это не означает полного совпадения политических институтов и социально-политических отношений в Киеве и в Западном Поморье. Например, если в Киеве мы имеем дело со служилой знатью — дружинниками, то социальная сущность пыжичских primates точно не известна{24}. Х. Ловмяньским уже отмечалось наличие в Западном Поморье явлений, схожих с древнерусскими отношениями между старшим городом и пригородом{25}. Классическая фраза Лаврентьевской летописи, характеризующая вечевые порядки Древней Руси: «Новгородци бо изначала, и Смолняне, и Кыяне, (и Полочане — РА), и вся власти якоже на дому (думу — Р) на в#ча сходятся, на что же старЪишии сдумають, на томь же пригороди стануть»{26} в том, что касается взаимосвязи главного города и пригородов, находит поразительные параллели в житиях Оттона Бамбергского, характеризующих славянское общество, расположенное на много сотен километров западнее Владимира-на-Клязьме, где были написаны эти слова. Речь идёт об отношениях двух западнопоморских центров, Щецина и Волина, в том виде, в каком они отразились в двух жизнеописаниях епископа Оттона, написанных Эбоном и Хербордом. Когда миссионер прибыл в Волин, местные жители, по сообщению Эбона, не желая креститься «pravo sacerdotum suorum consilio seducti, nullatenus sane doctrine preconem recipere volebant, quin immo de finibus suis cum ignominia eum perturbantes, ad Stetinenses ire compulerunt»{27} («совращённые порочными советами своих жрецов, никоим образом не хотели принять провозвестника истинного учения, мало того, и даже, покрывая его бесчестьем, вынуждали его отправляться к щецинцам»). Здесь непонятно лишь, почему епископ должен был идти именно в Щецин. Очень ясный ответ на этот вопрос может быть обнаружен в «Диалоге» Херборда, который сообщает, что, когда Оттон Бамбергский потребовал со ссылкой на могущество польского князя Болеслава от жителей Волина принять «истинную веру», т. е «hec tractabant diligenter ac retractabant, tandemque in unius sentencie formam concesserunt, videlicet super hoc verbo se facturos quicquid facerent Stetinenses. Hanc enim civitatem antiquissimam et nobilissiam dicebant in terra Pomeranorum matremque civitatum et satis iniustum fore se aliquam nove religionis observanciam admittere, que illius auctoritate prius roborata non fuisset»{28} («...они всё тщательно снова и снова обсуждали и в конце концов согласились принять общее решение, а именно, что по поводу этого вопроса они поступят так, как поступят щецинцы. Они говорили, что это (Щецин. — П. Ё.) древнейший и славнейший город в земле поморян и мать городов, и что будет весьма несправедливо, если они допустят исповедание какой-либо новой религии, которая не была бы предварительно подкреплена его (Щецина. — П. Ё.) авторитетом»). Несмотря на то что латиноязычные тексты не фиксируют собственно славянскую терминологию, сущность отношений между двумя поморскими городами очевидна: Волин, используя древнерусские понятия, — «пригород» Щецина, «старейшего города», которому в важнейших делах принадлежит право решающего голоса. Сравнительно-исторические исследования не могут быть самоцелью или средством обоснования априорных умозрительных концепций; они лишь инструмент, с помощью которого должны быть чётко осознаны не только схожие черты сопоставляемых социально-политических явлений, но и высвечены и осмыслены их характерные особенности. Можно привести лишь один пример, дающий повод для серьёзных размышлений. Если на Руси вече, на наш взгляд, было почти исключительно городским феноменом, а о собраниях восточнославянских «племён» сколько-нибудь подробной информации в источниках нет, то у западных славян обнаруживается гораздо более сложная картина. Например, анонимное так называемое «Прюфенингское житие» Оттона Бамбергского, самая ранняя из трёх биографий епископа{29}, сообщает о собрании (contio) в Щецине в 1124 г., рассматривавшем ультиматум польского князя, который, угрожая военным вмешательством, настаивал на принятии щецинцами христианства, т. е. они фактически должны были либо отказаться от язычества, либо умереть: «Data itaque sibi optione pagani de rure ac de villis plebeam innumeram convocantes, quid duobus eligerent, diligenter inquirunt multisque sermonibus ultra citraque habitis, tandem se omnia imperata facturos ... promiserunt» («Когда им (щецинцам. — П. Ё.) был дан такой выбор, язычники, созвав многочисленный народ из деревень и городов, тщательно рассмотрели, что из двух (возможностей) выбрать и, произнеся много речей в поддержку как одной, так и другой, в конце концов пообещали, что они выполнят все приказы...){30}.Таким образом, наряду с щецинской знатью в собрании участвовали не только горожане, но и «многочисленный народ из деревень». Именно такое широкое собрание и постановило принять требование польского короля{31}. Возникает вопрос, не видим ли мы здесь, так сказать, «недостающее звено» (не прослеживающееся по русским источникам) между «племенными» собраниями и городским вечем: собрания проходят уже в городе и чётко связываются с городом, но сельское население ещё в некоторых случаях может в них участвовать. Резюмируя, отметим, что именно заполнение лакун в истории древнерусского веча, во-первых, и изучение специфики этого социально-политического явления на широком историческом фоне, во-вторых, и должно стать целью задуманного сравнительного исследования славянских «народных собраний». Его задачей будет попытка ответить на спорные и малоизученные вопросы: характер славянских «племенных» собраний и вопрос о преемственности между «племенным» и позднейшим городским вечем; социальная сущность и социальный состав «народных собраний»; внешние формы «народных собраний» в славянских раннесредневековых обществах: место и время их проведения, ритуалы, церемонии, традиции, с ними связанные. Примечания 1. См.: Пашуто В. Т. Летописная традиция о «племенных княжениях» и варяжский вопрос // Летописи и хроники. М., 1974. С. 105. 2. Свердлов М. Б. Домонгольская Русь. Князь и княжеская власть на Руси VI — первой трети XIII вв. СПб., 2003. С. 34. 3. Zernack K. Die burgstadtischen Volksversammlungen bei den Ost- und Westslaven. Studien zur verfassungsgeschichtlichen Bedeutung des Vece. Wiesbaden, 1967 (Giessener Abhandlungen zur Agrar- und Wirtschaftsforschung des Europaischen Ostens. Bd. 33). 4. Lowmianski H. Poczatki Polski. Warszawa, 1970. T. IV. В отечественной литературе есть очень интересная работа М. Б. Свердлова (Свердлов М. Б. Становление феодализма в славянских странах. СПб., 1997), однако она посвящена практически исключительно социально-экономической проблематике. 5. Lowmianski H. Poczatki Polski. S. 102. См. также: Russocki St. Wiece w miastach Slowianszczyzny Wschodniej i Zachodniej. Nowa proba wyjasnienia ich genezy i funkcji // Przeglad historyczny. Warszawa, 1968. T. LIX. Zeszyt 44; Labuda G. Wczesnosredniowieczne wiece slowianskie // Kwartalnik historyczny. Warszawa, 1969. Rocznik LXXVI. Nr. 4. 6. См.: Пашуто В. Т. В ущерб истине (по поводу книги о русском вече) // История СССР. 1968. № 5; ответ К. Цернака В. Т. Пашуто см.: [Zernack K.] Stellungnahme zu dem Brief von V. T. Paaruto an H. Ludat // Jahrbticher ftir Geschichte Osteuropas. Wiesbaden, 1969. Neue Folge. Bd. 17. Heft 1; ответ польским рецензентам см.: Zernack K. Ftirst und Volk in ostslavischer Frtihzeit // Forschungen zur osteuropдischen Geschichte. 1973. Bd. 18). 7. Zemlicka J. Te ducem, te iudicem, te rectorem (Snemovni shroma»deni v casne stredovekych Cechach — kontinuita ci diskontinuita? // Cesky casopis historicky. 1993. Roc. 91. S. 369. 8. Procopii Caesariensis De bellis libri V—VIII // Opera omnia. Leipzig, 1963. Vol. II. VII. 14.22. S. 357. 9. Lowmianski H. Poczatki Polski. S. 84. 10. См.: Чекалова А. А. Константинополь в VI в. Восстание Ника. СПб., 1997. С. 142. А. А. Чекалова при этом ссылается на работу английского исследователя А. Камерона (Cameron Al. Circus factions. Blues and Greens at Rome and Byzantium. Oxford, 1976). 11. Kronika Thietmara / Jedlicky M. Z. Poznan, 1953. S. 349, 351. 12. Не очень понятно, кому именно адресовано это обращение киевлян. Формально старшим князем был Вячеслав Владимирович, но, учитывая отношение к нему горожан (см.: ПСРЛ. М., 2000. Т. II. Стб. 396), предполагаем, что адресатом был всё же Изяслав Мстиславич. 13. ПСРЛ. Т. II. Стб. 433-434. 14. Обращает на себя внимание в этом смысле отсутствие всякого упоминания веча в «Правде Русской». 15. Herbordi Dialogus de vita S. Ottonis episcopi Babenbergensis / Monumenta Poloniae historica. Series Nova (далее — MPH). Warszawa, 1974. T. VII. Fasc. 3. II. 14. S. 84 (Далее: Herbordus). 16. Там же. S. 86. 17. См. об этом: Zernack K. Die burgstadtischen Volksversammlungen bei den Ost- und Westslaven. Studien zur verfassungsgeschichtlichen Bedeutung des Vece. S. 227—228; Lowmianski H. Poczatki Polski. S. 94. 18. ПСРЛ. Т. II. Стб. 494-496. 19. См.: Словарь древнерусского языка (XI-IV вв.). М., 1988. Т. I. С. 314. 20. См.: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI-XIII вв. М., 1955. С. 212; Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М., 1982. С. 520; Фроянов И. Я. Древняя Русь. Опыт исследования истории социальной и политической борьбы. М.; СПб., 1995. С. 526. Ср., например, мнения М. В. Довнар-Запольского, полагавшего, что «братьщина» — это церковное братство при храме св. Богородицы (см.: Довнар-Запольский М. В. Очерк истории Кривичской и Дреговичской земель до конца XII столетия. Киев, 1891. С. 47) и В. Т. Пашуто, считавшего братьщину купеческим обьединением, возглавившим выступление полочан (см.: Пашуто В. Т. Черты политического строя Древней Руси // Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 28). Эти тезисы не подтверждены данными источников. Вопрос о праздничных пирах в Древней Руси и их связи с политической жизнью требует отдельного исследования. 21. Einhardi Annales / Scriptores rerum Germanicarum in usum scholarum. Hannoverae, 1845. S. 95. 22. ПСРЛ. Т. II. Стб. 473—474. 23. Такой «алгоритм» принятия решений просматривается и в известии ПВЛ о войне с половцами в 1093 г. См. подробнее об этом: Лукин П. В. Вече, «племенные» собрания и «люди градские» в начальном русском летописании // Средневековая Русь. Вып. 4. М., 2004. С. 115—116. 24. Х. Ловмяньский видит в пыжичских primates «племенных» старейшин (см.: Lowmianski H. Poczatki Polski. S. 94.), однако это с трудом сочетается с существованием в Западном Поморье развитой городской структуры. К. Цернак осторожнее пишет о «верхнем слое» (die Oberschicht), составлявшем «коллективную корпорацию» и игравшем в данном социуме ведущую политическую роль (см.: Zernack K. Die burgstadtischen Volksversammlungen bei den Ost- und Westslaven. Studien zur verfassungsgeschichtlichen Bedeutung des Vece. S. 225). А ещё раньше польский историк Лех Лециевич пришёл к выводу о том, что социально-экономическая основа относительного могущества западнопоморской знати заключалась в земельной собственности, торговле и судоходстве (в том числе пиратском) (см.: Leciejewicz L. Poczatki nadmorskich miast na Pomorzu Zachodnim. Wroclaw etc., 1962. S. 273). Впрочем, эта проблема требует отдельного рассмотрения. 25. См.: Lowmianski H. Poczatki Polski. S. 78. 26. ПСРЛ. М., 2000. Т. I. Стб. 377—378. Ср. в «Летописце Переяславля Суздальского»: «Новгородци бо изначяла, и смолняне, и кыяне, и полочяне, и вся власти на думу на вѣчя сходятся, на что ж старѣишии сдумають, на том же пригороди стануть» (ПСРЛ. М., 1995. Т. 41. С. 104). 27. Ebonis Vita S. Ottonis episcopi Babenbergensis / MPH. Series nova. Warszawa, 1969. Fasc.II. II. 7. S. 67. 28. Herbordus. II. 24. S. 110-111. 29. См.: Wikarjak J. Zywoty Ottona jako zrodlo historyczne // Pomorze Zachodnie w zywotach Ottona. Warszawa, 1979. S. 20. По мнению большинства учёных, автором Прюфенингского жития является Вольфгер, библиотекарь монастыря св. Георгия в Прюфенинге (см.: Ibid. S. 23). 30. S. Ottonis episcopi Babenbergensis Vita Priefllingensis / MPH. Series Nova. Warszawa, 1966. T. VII. Fasc. 1. II.10. S. 41. 31. Lowmianski H. Poczatki Polski. S. 93. * Работа выполнена при поддержке РГНФ (грант № 02-01-0184а) и Фонда содействия отечественной науке. Лукин П. В. «Народные собрания» у восточных славян: возможности сравнительного анализа // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2004. № 3(17). С. 5-11. Румынская и итальянская армии 2013-12-23 10:48 Чжан Гэда Чжан Гэда: Trăiască România Mare! Гугуцэ сотоварищи:  Румынские солдаты (1940):  Как говорится, найдите принципиальные отличия  Румынская и итальянская армии 2013-12-23 11:25 Чжан Гэда Чжан Гэда: Как румыны стали воевать на стороне СССР: Цитата 2 февраля 1943 г. группа пленных румынских солдат обратилась к Советскому правительству с просьбой предоставить им возможность сражаться добровольцами вместе с Красной Армией, а в августе конференция румынских военнопленных уполномочила нескольких из них обратиться к И. В. Сталину за разрешением сформировать добровольческий легион. Военнопленных поддержали румынские коммунисты, находившиеся в эмиграции в СССР. 4 октября 1943 г. Государственный Комитет Обороны принял постановление о формировании 1-й румынской добровольческой пехотной дивизии. Несколько позже ей присвоили имя румынского национального героя Тудора Владимиреску. Формировалась дивизия в Селецких лагерях под Рязанью по гвардейскому штату. С. М. Штеменко. Генеральный штаб в годы войны Как писал Штеменко, 4 октября 1943 Государственный Комитет Обороны принял постановление о формировании 1-й румынской добровольческой пехотной дивизии "Тудор Владимиреску" (дивизия названа в честь вождя Валашского восстания 1821 г.). Командиром дивизии советское руководство назначило полковника Николае Камбря (1900-1976), бывшего начштаба 5-й пехотной дивизии румынской армии, взятого в плен в 1942. Комиссаром дивизии назначили Анну Паукер – члена ЦК румынской компартии (советские власти присвоили ей звание румынского полковника). Начальником штаба дивизии был полковник Я. В. Теклу. Среди командного состава дивизии было 159 офицеров Красной Армии. Командование дивизии с 1944 по 1947 гг.: Полковник Николае Камбря (15 ноября 1943 - 1 октября 1944) Полковник Мирча Гаупт (2 октября 1944 - 30 января 1945) Полковник Якоб Теклу (31 января - 10 марта 1945) Полковник Мирча Гаупт (11 - 25 марта 1945) Полковник Якоб Теклу (1945 - 1947) Структура дивизии (по воспоминаниям Штеменко ее формировали по гвардейскому штату): управление (штаб); стрелковый полк; стрелковый полк; стрелковый полк; артиллерийский полк; отдельный истребительно-противотанковый дивизион; зенитная артиллерийская батарея); разведывательная рота; сапёрный батальон; отдельный батальон связи (отдельная рота связи); медико-санитарный батальон; отдельная рота химзащиты; отдельная автотранспортная рота; полевая пекарня; дивизионный ветеринарный лазарет; полевая почтовая станция; полевая касса Госбанка. К концу марта 1944 года части дивизии были сформированы, вооружены и обучены. 31 марта 1944 г. дивизия была отправлена по железной дороге в распоряжение командующего 2-м Украинским фронтом. Сосредоточившись в районе Дзыговки, части дивизии продолжали боевую подготовку. К 10 августа 1944 г. в дивизии насчитывалось 9587 солдат и офицеров. На её вооружение Советское правительство, кроме стрелкового оружия, выделило 256 орудий и миномётов. Это было вполне боеспособное соединение. В конце августа 1944 дивизия (около 9 тыс. человек) была отправлена в Румынию и впервые приняла участие в боевых действиях – южнее города Васлуй, в районе сёл Делены и Сфынту Георге, на её второй эшелон наткнулись выходившие из окружения немецкие солдаты, пытавшиеся прорваться из кольца советских войск. Несколько десятков румын было убито и ранено, также пропало без вести несколько десятков. Однако румыны не отстали от основных частей Красной Армии. 23 августа 1944 в Бухаресте произошел государственный переворот – король Михай арестовал своего премьер-министра генерала Антонеску и объявил о переходе Румынии на сторону антигитлеровской коалиции (за это он был награжден советским орденом Победы). 31 августа 1944 в Бухарест без боя вошли советские войска, а вслед за ними 3 сентября - и дивизия "Тудор Владимиреску". После переворота 23 августа 1944 уже вся румынская армия по приказу короля стала воевать против Германии, за исключением некоторых частей, не подчинившихся приказу. Для повышения мобильности уже зарекомендовавшая себя дивизия "Тудор Владимиреску" получила американские студебеккеры и была переброшена в Трансильванию. Будущее политическое устройство Румынии в конце 1944 г. было неясно. Как писал в своих мемуарах генерал Еременко, в Румынии распространялись слухи, что бойцов и командиров дивизии "Тудор Владимиреску" после войны будут судить на родине как изменников, но эти слухи не оправдались. Скорее всего, это были попытки разложить дивизию "Тудор Владимиреску" со стороны румынских фашистов и гитлеровцев. Дивизия "Тудор Владимиреску" участвовала в боях против немецких и венгерских войск в Трансильвании, Венгрии, Словакии. В боях за взятие венгерского города Дебрецен в октябре 1944 дивизия понесла тяжелые потери. К марту 1945 в дивизии осталось в строю 4.436 бойцов и командиров (примерно 50% первоначального состава), и она была выведена в тыл на пополнение и переформирование. За эти бои дивизия была награждена орденом Красного Знамени и получила почетное название "Дебреценская". В апреле 1945 г. в СССР из румынских военнопленных была также сформирована 2-я добровольческая румынская дивизия "Хория, Клошка ши Кришан" (в честь руководителей антифеодального восстания 1784 г. в Австрии). Ее комиссаром был назначен румынский коммунистический деятель венгерско-еврейского происхождения Вальтер Роман (1913-1983), а командиром – генерал Михай Ласкар (1889-1959), попавший в советский плен в ноябре 1942 г. во время боев за Сталинград. Дивизия "Хория, Клошка ши Кришан" не участвовала в боях против Германии, однако совместно с дивизией "Тудор Владимиреску" была использована руководством СССР для установления в Румынии коммунистического режима. В 1947, накануне коммунистического переворота в Румынии, эти две дивизии были довооружены танками (в т.ч. трофейными немецкими), моторизованы, и стали самыми мощными в румынской армии. Генерал Михай Ласкар: Румынская и итальянская армии 2013-12-23 11:27 Чжан Гэда Чжан Гэда: 1-я Дебреценская дивизия им. Тудора Владимиреску на параде в 1946 г., Бухарест: Румынская и итальянская армии 2013-12-23 11:33 Чжан Гэда Чжан Гэда: Судя по всему, пленные под Одессой, в высоких ботинках и беретах - танкисты: Кваме Нкрума 2013-12-23 11:34 Saygo Saygo: А.Н. БРАГИН. КВАМЕ НКРУМА - ПЕРВЫЙ ПРЕЗИДЕНТ ГАНЫ В июле 2009 г. Африканский Союз принял решение о широком праздновании на всем Африканском континенте юбилея - 100-летия со дня рождения первого президента Ганы. В самой республике день 21 сентября объявлен национальным праздником - «Днем основателя Ганы».  В Москве в Институте Африки РАН состоялось торжественное заседание Ученого совета, посвященное этой дате, в котором участвовали представители африканского дипломатического корпуса, МИДРФ, а также друзья и современники этого выдающегося деятеля. Открывая заседание, директор Института Африки, член-корреспондент РАН А.М. Васильев отметил, что Кваме Нкрума - «политический титан», величие которого состояло в том, что он ознаменовал собой наступление качественно нового этапа в борьбе африканских народов за независимость. Он останется в памяти народов Африки, несмотря на все трудности становления независимой Ганы, несмотря на неудачи социально-политического режима, созданного в стране. Френсис Нвиа Кофи Кваме Нкрума (21.09.1909-27.04.1972) родился в деревне Нкрофул в семье ремесленника-ювелира племени нзима на юго-западе Золотого Берега (ныне Гана). По африканским стандартам того времени он получил хорошее образование - 8 лет учился в миссионерской школе в Хаф-Асини и 4 года в педагогическом колледже в Аккре, где познакомился с первым африканцем среди преподавателей колледжа д-ром Квегниром Аггреем, повлиявшим на становление взглядов Нкрумы. Во время работы преподавателем в римско-католической семинарии хотел стать членом ордена иезуитов, чтобы посвятить себя служению Богу, но затем принял решение продолжить учебу. «Любознательным и смелым К. Нкрума был с детства. Он любил гулять в одиночестве и часто уходил на весь день из дома, чтобы наблюдать за птицами, насекомыми и животными в лесу. Поздние возвращения домой очень беспокоили его мать Нянибу. Но она и представить себе не могла, что ее сын вырастет и станет великим и влиятельным лидером», - отметила в своем выступлении Временный Поверенный в делах Республики Гана в РФ Аудри Абаена. В 1935 г. К. Нкрума уехал в США, чтобы продолжить образование. В 1939 г. он со степенью бакалавра экономики, социологии и богословия окончил университет Линкольна (основанный в 1854 г. и являвшийся первым учебным заведением в США, дающим высшее образование неграм), в 1943 г. - Пенсильванский университет, став магистром философии и педагогики. Особый интерес он проявил к философии, познакомился с трудами Канта, Гегеля, Декарта, Шопенгауэра, Ницше, Фрейда и др. За время учебы и работы в американских университетах Нкрума познакомился с политическими движениями США. Став членом студенческого братства "Фи-Бета-Сигма", участвовал в Движении отца Дивайна, проповедовавшего идеи негритянского религиозного возрождения. Во время преподавания политологии в университете Линкольна Нкрума был избран президентом Ассоциации студентов-африканцев США и Канады и участвовал в создании Института африканских языков и культуры при Пенсильванском университете. В мае 1945 г. Нкрума переехал в Великобританию для продолжения образования и завершения докторской диссертации по философии.Через некоторое время он становится членом, а затем его избирают вице-президентом Союза студентов Западной Африки. Его блестящие организаторские способности ярко проявились во время подготовки и проведения V Панафриканского конгресса, состоявшегося в Манчестере в октябре 1945 г. Кваме Нкрума был секретарем оргкомитета конгресса и автором одной из двух важных деклараций (автором первой был доктор У. Дюбуа, председатель конгресса) - «Обращения к рабочим, крестьянам и интеллигенции колониальных стран». На конгрессе Нкруму избрали генеральным секретарем Рабочего комитета, созданного для претворения в жизнь принятой программы освобождения Африки. В декабре 1947 г. Кваме Нкрума вернулся на родину, где стал генеральным секретарем созданной к тому времени партии «Объединенный конвент Золотого Берега». Блестящий оратор, он поднимал широкие народные массы на борьбу против колониализма. В июне 1949 г. создал собственную партию - Народную партию Конвента, выдвинувшую лозунг «Независимость немедленно». Нкруму дважды арестовывали, но, в конце концов, борьба увенчалась победой - в марте 1957 г. была провозглашена независимость Золотого Берега, который стал называться Ганой. Страна под руководством ее лидера, Кваме Нкрумы, превратилась в центр национально-освободительного движения не только в западной части континента, но во всей Африке. Именно Гана выступила инициатором созыва в Аккре в апреле 1958 г. I конференции независимых государств Африки (Ганы, Либерии, Ливии, Марокко, Египта, Судана, Туниса и Эфиопии). Конференция приняла ряд политических резолюций (о мире и безопасности, о деколонизации, координации политики стран-участниц) и несколько резолюций социально-экономического характера. В своих решениях конференция провозгласила стремление африканских государств служить делу мира, укреплять солидарность с зависимыми народами Африки, защищать суверенитет и территориальную целостность. Конференция выступила за искоренение расовой дискриминации во всех её формах и проявлениях. Гана стала первой колонией в Африке южнее Сахары, завоевавшей политическую независимость. Еще в период борьбы против колониального угнетения Кваме Нкрума неоднократно говорил, что независимость Ганы не будет обеспечена, если вся Африка не станет свободной от господства колонизаторов. Выступая на торжествах, посвященных провозглашению независимости Ганы, ее первый президент заявил: «Мы завершили битву, давайте теперь начнем борьбу за освобождение других стран Африки, ибо наша независимость не имеет смысла, если не связывать ее с полным освобождением всего Африканского континента»*. «Кваме Нкрума был лидером борцов за независимость и является на сегодняшний день самой яркой личностью в истории Ганы, - отметил старший научный сотрудник Центра стран Тропической Африки, к.э.н. П.И. Куприянов. - Правительство Нкрумы выступило с инициативой бойкота ЮАР, разоблачало португальских колонизаторов в Африке. Нкрума пытался найти решение конголезской проблемы, предлагал заменить силы ООН вооруженными силами африканских государств, предлагал свои посреднические услуги, призывал признать правительство Лумумбы. Однако эти призывы находили отклик далеко не во всех странах Африки. После трагической смерти Патриса Лумумбы Гана одной из первых признала правительство Антуана Гизенги как единственно законное правительство Конго». «На территории Ганы проходили обучение борцы за освобождение последних колониальных территорий, и столица Ганы - Аккра стала своеобразной Меккой для африканских патриотов», - писал И.И. Потехин, первый директор и основатель Института Африки, неоднократно бывавший в Гане и лично знавший Нкруму. И эти усилия не прошли даром. Результаты были очевидны. 1960 год вошел в историю как «Год Африки», когда 17 стран добились независимости, а другие усилили борьбу против колониализма. Кваме Нкрума был не только выдающимся политическим деятелем, но и талантливым ученым. Полная ликвидация колониализма на Африканском континенте, разоблачение форм и методов неоколониализма, перспективы социально-экономического развития Африки были предметом его исследований. Его первая научная работа «Вперед, за свободу от колониализма» была опубликована в 1964 г. В ней он изложил свое видение проблем колониализма. Кваме Нкрума хотел видеть Африку не только свободной от колониализма, но и объединенной. Разработке теоретических и практических основ африканского единства он посвятил значительную часть своей деятельности. Этой проблеме посвящена его монография «Африка должна объединиться», в которой дается аргументированное обоснование необходимости единства. Он предлагал объединить политические, экономические и военные ресурсы стран Африки в одно государство - Соединенные Штаты Африки. Причем это объединение предлагалось не как отдаленная перспектива, а как ближайшая цель. Поиски взаимоприемлемого решения проблемы объединения африканских государств завершились подписанием Хартии африканского единства и созданием в 1963 г. Организации африканского единства (ОАЕ), в которой нашли отражение основные принципы, за осуществление которых боролся Кваме Нкрума. Всего с 1961 по 1972 гг. Нкрума опубликовал 12 крупных монографий по актуальным проблемам Африканского континента. Особенно плодотворным был период, когда он жил в Гвинее после военного переворота в Гане. Развиваясь по некапиталистическому пути, Гана добилась некоторых успехов в сфере национальной экономики, в частности, в развитии легкой и обрабатывающей промышленности. Закладывалась необходимая база для индустриализации и электрификации страны - осуществлялся проект «Вольта» - строительство крупной гидростанции и алюминиевого завода в Теме. Вместе с тем, в деятельности правительства и самого Нкрумы были ошибки и просчеты, которые на фоне резкого падения мировых цен на какао-бобы (основная экспортная культура Ганы) привели страну к финансово-экономическому кризису. За ним последовал государственный переворот, совершенный группой военных 24 февраля 1966 г. во время визита Нкрумы в Пекин.  Гидростанция на Вольте Свергнутый президент Ганы по предложению президента соседней Гвинеи Ахмеда Секу Туре был провозглашен вице-президентом этой страны, и ему была предоставлена резиденция в окрестностях столицы Конакри. В Гану он больше уже никогда не возвращался, целиком погрузившись в научную деятельность. Последние девять месяцев своей жизни Нкрума провел, находясь на лечении, в Румынии. 27 апреля 1972 г. он умер от рака кожи в Бухаресте. Огромный вклад К. Нкрумы в исследование вопросов национально-освободительной борьбы и актуальных социально-политических проблем современной Африки бесспорен. «Кваме Нкрума оказал огромное влияние не только на Африку, не только на сопротивление Африки колониальному господству, но и на нашу политику в Африке и нашу африканистику.Мы за это всё ему очень благодарны и будем его помнить», - сказал в своем выступлении член-корреспондент РАН В.Г. Солодовников. Накануне обретения Ганой независимости Кваме Нкрума сравнивал ее первые шаги к свободе с выходом корабля в открытое море:«Стоя на мостике этого одинокого корабля, уверенно выходящего в море, я прикладываю ладонь ко лбу, защищая глаза от палящего африканского солнца, и окидываю взглядом горизонт. Впереди у нас дальний путь». Но Нкрума думал не только о Гане - он охватывал взором весь обширный Африканский континент. Он верил, что если Гана добьется успеха, значит, сможет добиться его и вся Африка.   Мемориал Нкрумы в Гане * Речь Кваме Нкрумы на церемонии провозглашения независимости Золотого Берега 7 марта 1957 г. Азия и Африка сегодня, 2010, № 1, С. 42-46. Крещение княгини Ольги 2013-12-23 11:40 Сергий Сергий: Цитата (Сергий @ Вчера, 14:01) Снорри Стурлусон повествует о двух дружинах - дружина конунга и дружина правительницы. Цитата (Суйко @ Вчера, 14:17) Собственно согласна, что могло быть разделение дружины на две части еще при жизни Игоря. И Ольга (как жена конунга- правителя) могла ею владеть. Цитата (Суйко @ Вчера, 14:17) Однако, Русь, не Скандинавия...не знаю, насколько (в какой степени и как долго) здесь действовали "северные законы". В том фрагменте, который я имею в виду, речь шла именно о Гардарики в 960-х годах: Цитата Þat var siðr mikill hinna ríku konunga, at dróttning skyldi eiga hálfa hirðina ok halda með sínum kostnaði ok hafa þar til skatta ok skyldir, svá sem þyrfti; var þar ok svá með Valdimar konungi, at dróttning hafði eigi minni hirð en konungr, ok keptust þau mjök um ágætismenn, ok vildi hvártveggja til sín hafa. http://www.heimskringla.no/wiki/Saga_%C3%93lafs_TryggvasonarЦитата У могущественных конунгов был тогда такой обычай: половина дружины была у жены конунга, и она должна была содержать ее на свои средства, и ей причитались налоги и подати, которые были ей необходимы для этого. Так было и у Вальдимара конунга: у его жены была не меньшая дружина, чем у него, и конунг и его жена соперничали в том, чтобы заполучить к себе в дружину наиболее доблестных мужей. Примечания: 1. пусть выражение примененное переводчиком "жена конунга" не вводит вас в заблуждение. Там везде по тексту применено слово "правительница". 2. исландские сказители "старят" конунга Вальдимара (возможно, при составлении своей книги, Снорри Стурлусон заподозрил что-то неладное, сопоставляя разные варианты сказаний, и по этой причине не называет "правительницу" женой Вальдимара). Румынская и итальянская армии 2013-12-23 12:10 Чжан Гэда Чжан Гэда: Из наловленного в просторах Интернета: 22 июня 1941 г. на советско-румынской границе было сосредоточено в первом эшелоне около 325.000 румынских солдат и офицеров. 22-23 июня произошли первые столкновения - преимущественно, разведки боем и попытки ликвидации советских плацдармов на румынской территории, образовавшиеся в первые дни войны. К концу июня 1941 г. потери румынской армии составили около 1500 человек (убитыми, ранеными и пропавшими без вести). 2 июля 1941 г. войска группы армий «Антонеску» перешли в наступление, во время которого гвардейская и 21-я пехотные дивизии понесли большие потери — около 9000 убитых и раненых. 16 июля 1941 г. румынские войска вошли в Кишинев. В ходе боев румынская армия понесла значительные потери. В целом они составили не менее 23.000 человек. Потери Красной Армии были гораздо выше - только в плен к румынам попало 80.000 солдат и офицеров. В боях за Одессу 4-я румынская армия потеряла более 98.000 солдат и офицеров (около 19.000 убитыми, 68.000 ранеными и 11.500 пропавшими без вести). Советские потери составили 16.600 убитыми и пропавшими без вести, 24.700 ранеными. В августе-сентябре 1941 г. 3-я румынская армия, состоявшая из кавалерийского (5-я, 6-я, 8-я кавбригады) и горного (1-я, 2-я и 4-я горнопехотные бригады) корпусов, насчитывала 74.700 человек под командованием генерала Петре Думитреску. 19 августа передовые подразделения 3-й румынской армии вошли в г. Кривой Рог. Во время преследования отступавших войск противника особенно отличился кавалерийский корпус, захвативший более 12.000 пленных, 450 автомашин и 70 танков. 16 октября немецкие войска и 8-я румынская кавбригада заняли Керчь. 1 ноября они захватили Симферополь. Около 100.000 советских солдат и офицеров попали в плен. 17 декабря 1941 г. начался первый штурм Севастополя, в котором участвовала 1-я румынская горнопехотная бригада под командованием генерал-майора Михая Ласкара. Бригада захватила господствующие высоты под Балаклавой, обеспечив свободу маневра немецким войскам. За этот успех Ласкар был награжден Рыцарским Крестом. В конце декабря 1941 г. советское командование попыталось перехватить инициативу, высадив несколько морских десантов в Крыму. Румынские части вместе с немцами уничтожили десанты в Феодосии, Евпатории и Судаке, но Керчь осталась за нашими. 8 мая 1942 г. Манштейн начал операцию «Тгарpenjagd» («Охота на дроф») по ликвидации Керченского плацдарма. В операции были задействованы пять пехотных, одна танковая немецкие дивизии, две пехотные и одна кавалерийская дивизии румын. 8-я румынская кавалерийская дивизия (с 15 марта 1942 г. все горнопехотные и кавалерийские бригады были реорганизованы в дивизии) взяла в плен более 30.000 советских солдат, потеряв при этом 988 человек. 11 июня после неоднократных безуспешных атак 1-й румынской горнопехотной дивизии наконец удалось овладеть высотой «Сахарная голова», важным узлом в обороне Севастополя. 18-я пехотная и 4-я горнопехотная дивизии захватили 25 июня «Бастион II» и нанесли удар в тыл советских частей, оборонявшихся около Балаклавы. Румыны взяли в плен 10.000 человек. 4-я горнопехотная дивизия вместе с немецкими войсками вошла в Севастополь. Во время штурма города горный корпус потерял 8500 бойцов. В ходе летнего наступления «Blau», в ходе преследования отступавших частей Красной Армии только два мотоциклетных эскадрона захватили в плен 3100 человек (в т.ч. командира 140-й стрелковой дивизии), 14 орудий и 4 танка. У Сталинграда румынские части занимали оборону на сильно растянутом фронте. 3-я армия защищала участок длиной в 138 км, 4-я же армия должна была оборонять 250-километровую полосу. Серьезной проблемой являлось отсутствие современных противотанковых средств. Например, 3-я армия располагала всего 48 противотанковыми орудиями калибра 75 мм. Многие дивизии были укомплектованы на 60-70% личным составом. 3-я армия насчитывала 163.700 человек (из них 11.200 немцев), 4-я армия и того меньше — всего 75.580 бойцов. 19 ноября 1942 г. советские войска Юго-Западного, а 20 ноября Сталинградского фронтов перешли в наступление, атаковав румынские позиции. В секторе 3-й румынской армии основной удар пришелся по 1-й кавалерийской, 13-й и 14-й пехотным дивизиям. Несмотря на очевидное превосходство в силах, советским частям не сразу удалось прорвать оборону. Румыны оказывали упорное сопротивление, переходя на некоторых участках в контратаки. Только в секторе 13-й пехотной дивизии было подбито 25 советских танков. За время боев с 19 ноября 1942 г. по 7 января 1943 г. румынская армия понесла тяжелейшие потери — 160.000 человек (убитыми, ранеными и пропавшими без вести). Фактически 16 дивизий были лишены боеспособности. 2 февраля 1943 г. 6-я немецкая армия капитулировала. В плену вместе с немцами оказалось 3000 румынских солдат и офицеров. В оборонительных боях на Кавказе (с февраля по октябрь 1943 г.) румынские потери составили около 10.000 солдат и офицеров (из них более 1500 убитыми). На Крымском полуострове находились семь румынских дивизий (1-я, 2-я, 3-я горнопехотные, 6-я, 9-я кавалерийские, 10-я и 19-я пехотные дивизии), насчитывавших 75.000 бойцов. В конце 1943 г. 17-я немецкая армия оказалась в ловушке, но Гитлер приказал оборонять Крым любой ценой. Части Красной Армии пытались с ходу преодолеть Сивашское море, но все их атаки были отбиты. В этих боях участвовали 10-я румынская пехотная дивизия и танковый батальон, вооруженный чешскими танками LT.38 (рум. обозначение — Т-38). В декабре 1943 г. советские войска осуществили две морских высадки в восточной части полуострова. Против них были брошены румынские 3-я горнопехотная и 6-я кавалерийская дивизии при поддержке немецких штурмовых орудий. Десанты были уничтожены. Советские потери составили около 3000 человек, 38 танков и 25 орудий. Румыны потеряли около 1000 солдат и офицеров. 10 апреля 1944 г. оборона немецко-румынских войск была прорвана в секторе 10-й румынской пехотной дивизии. Румынский флот приступил к эвакуации. Упорная оборона сил прикрытия позволила вывезти с полуострова около 120.000 человек (из них более 42.000 румын). Не удалось спасти 10.000 немецких солдат и несколько румынских горнопехотных батальонов. Общие потери румынских войск составили 22.500 человек. ИМХО, эффективность румынских частей тут не показана - попадание в плен в начале войны и гибель десантов - это не совсем чистое сравнение боеспособности. Однако все равно, оказывается, иногда они не только "воровали или торговали" (с). По вопросу огромного количества пленных, якобы взятых румынами в СССР - нашел такие сведения, что из 160 тысяч пленных, которые попали к румынам в течение первой половины войны, в пределах 80 тысяч были переданы немцам и переведены в лагеря на территории Германии (скорее всего, это те, которые взяты в ходе совместных немецко-румынских операций), часть пленных румыны отпустили по домам - это были жителей Бессарабии и Украины (Буковины), и только 40 тысяч остались в плену. Прикольные видеоролики 2013-12-23 12:35 Saygo Saygo: 300 еврейцев Численность войск калмыков, казахов и ногайцев 2013-12-23 13:12 Чжан Гэда Чжан Гэда: Вот о количестве воинов в Бухаре по мобилизационному потенциалу со слов русского агента Флорио Беневени (1720-е): Цитата В Бухарах имеется озбеков 32 статей (т. е. племен. — В. В.) разноименованных. И войска у них наберется около 90 тысяч, и [125] то — конницы, а пехоты не имеют, да при том же трухменцов тысяч с 20 наберется. И воюют на ту стать, как калмыки. Сражения генерального при баталиях не чинят, токмо когда два корпуса сойдутся вместе по малому числу, яко из них на поединок со обоих сторон высылаются. При акции одна партия десяток других людей потеряет, а буде сто (и то велика баталия называется у них), то более не противятся, но спасаются уходом. Буде случаются добрые лошади, то силы озбецкие состоят в сабле, в стрелах и в копии, ибо из ружья фитильного стрелять не могут на лошадях, но токмо стреляют с земли с наклонкою, чего ради у каждого ружья фитильного имеются при вершине сошки рогатые. Нынешний бухарский хан что ни (т. е. самую. — В. В.) лучшую надежду имеет на своих собственных придворных холопов, и есть при нем с 350 калмыков служивых да со 150 ханазатов, то есть холопов, рожденных от русского отца и от русской матери и суть бусурманы (в том числе [придворных холопов] будет с 30 http://www.vostlit.info/Texts/rus5/Benevini/text4.htm Выделил замечания Флорио Беневени о сходстве образа действий ойратов и узбеков в бою. Собственно, это подтверждается и другими документами - контингенты войск немногочисленны и толерантность к потерям невысока. Стоит отметить также, что сам бухарский хан удерживается на троне за счет того, что в личной зависимости от него 350 калмыков (непонятно, волжских или джунгарских), да 150 боевых холопов русского происхождения. Т.е. 500 воинов в личном распоряжении и удачная политика позволяла ханам из рода Аштарханидов удерживать узбекскую кочевую знать в повиновении: Цитата И будучи он, посланник, при дворе ханском, увидел и присмотрел, что хан бухарской не токмо слаб во управлении своем, но и власти никакой над озбеками не имеет, а озбеки также самовольны и не постоянны, так что единым днем и подданными и неприятелями оказаться готовы, токмо бы им добыча была. И пока хан жалует их дарами и чинами довольствует, то оные служат и подданными объявляются, а ежели б не стал их жаловать или б гнев над оными показал, то и они, озбеки, не токмо от подданства отстают, но и всякие пакости и противности чинят, яко сущие неприятели, от которого непорядку вся Бухария в несоюзе и в разорении обретается. Т.е. кочевники Бухарского ханства с вассальными туркменами могли выставить до 110 тыс. конных воинов, исходя из количества населения, но в результате взаимного несогласия и дробления воинских контингентов на племенные ополчения (макс. около 3000 боеспособных мужчин на племя) привело к тому, что хан мог балансировать между ними, имея около 500 постоянных воинов, находящихся в полной зависимости от него. Поэтому ясны успехи джунгар, устроивших в 1720-х годах "малое монгольское нашествие": Цитата Будучи посланник в Бухарах, присмотрел и проведал, что чего есть в тамошних так нынешних, как и прежних хана бухарского областях, именно в уезде Балхском, Бадакшанском, Хисарском, Ходжентском и Туркистанском. Антхой, також и Кутнам, и протчие пограничные места — все отстали от бухарского владения, имеют особливых ханов и владельцов. В некоторых городах — озбеки, в некоторых — чагатайцы, народ тако называемый калча, трухменцы, авганцы, а и над Ташендом, Туркистаном, Ходжентом недавно черные калмыки завладели. ... При бытности оного посланника в Хиве имелися две озбецкие факции: одна в Аралах при новом хане и претенденте Шах Темир Султане, а другая в Хиве при Ширгазы хане, между которыми случаются непристанные набеги и стычки. И как чает он, посланник, что напоследи обе те факции обоих ханов потеряют. И паки выберут, по обыкновению, иного хана или из казаков, или из калмыков. По 5-у пункту Хан бухарской ныне, яко безчисленный (т. е. не располагающий достаточной военной поддержкой. — В. В.), от противных озбецких факциев и претендента Реджеб хана, ни с кем войны иметь не может. А ежели б все озбеки были с ним в союзе, то без сумненно в нынешних случаях ради добычи своей персиянам не спустил бы, чего ради принужден с оными дружелюбно поступать, к тому ж и для своего интересу, ибо чрез непристанные посылки посольские к оному персицкому двору прибыль [126] себе получает, а именно кто на такое посольство едет, тот у хана грамоту получает и паки от двора шахова подарки получает. И с мунгальцами також для интересу обхождение имеет бухарской хан, ибо по вся годы к Великому Моголу послов своих посылает, а от оного Могола в 20 лет разве единожды посол к нему приезжал. Также и от персицкого двора. И когда ни приезжают такие послы, принуждены с великою нищетою возвращатися назад, ибо озбеки их кругом обирают, а хан бухарской для вышеозначенных причин не имеет ни власти над озбеками к тому ж. Балх и Бадаксан — пограничные места. И которые прежде сего были под бухарским владением отложились и имеют особливого хана, то он, [Абул-Фейз], не токмо с помянутыми мунгальцами, но и с Балхом и Бадакшаном войны иметь не сможет и принужден с ними в миру жить. Хан бухарской в бытность его, посланника, в Бухаре окроме того, что он опасение имел от претендента Реджеп хана и противных озбеков своих, но опасался еще и от посторонних пограничных, а именно черных калмыков, казаков, каракалпаков и от хивинцов, ибо в 1719-м году Ширгазы хан хивинской с нападением великое учинил разорение в бухарских областях за день езды от столицы. И ныне бы то же учинено было, ежели б Ширгазы хан свободен был и не имел помехи от противной факции помянутого претендента в Аралах, которые Аралы суть острова и лежат при устье реки Аму на море Аральском, по Хиве меж севером и востоком (от Хивы на северо-восток. — В. В.). Бухарское государство граничит с Персидою, с Индиею мунгальскою, с Хивою и с Сибириею, или б, сказать, с черными калмыками, понеже оные ноне овладели всеми тамошними местами, даже до Сыр реки и на бухарской стороне Ходжентом, которой город стоит на оной Сыр реке. А границы бухарские разумеются степи, которые суть с персицкой, с хивинской и с сибирской сторон, а с мунгальской стороны — горы, иных межей он, посланник, не видел. Шамиль Басаев 2013-12-23 14:06 Сергий Сергий: Цитата (Сергий @ Дек 18 2013, 16:03) Не сдался ни один КПП, не сдалась "сопка" (накрывавшая весь город огнем), не сдался центр города, не сдался никто... Днями мужества и боли стали эти несколько августовских дней для 205-й мотострелковой бригады. Более недели сражалась одна из её боевых машин с позывным "Броня - 10" на улицах пылающего Грозного. Её экипаж выполнил свой долг до конца. До самого последнего конца... Самое страшное было в эти дни - ждать. Не одному человеку, а всем кто соприкоснулся с "Броней -10". Ещё страшнее читать списки без вести пропавших. Страшно от того, что лучик надежды может в любой момент погаснуть и ничто его уже не оживит. Этот список в 205-й отдельной мотострелковой бригаде на седьмой день войны пополнился ещё пятью человеческими судьбами. Об этом можно было не говорить. В предрассветной мгле с "Северного" был очень хорошо виден Грозный: местами уже охваченный пожарами, с всполохами выстрелов и разрывов. Суматохи не было, было лишь ощущение сжимающейся пружины. Утро выдалось дождливым, словно всевышний оплакивал погибших. Колонна вышла - и сразу в бой. По всем правилам чеченской войны стреляли из домов, где могут быть мирные жители. Знают, будут "федералы" стрелять по жилым домам. Били "духи" почти в упор. "Броня - 10", открыв шквальный огонь, устремилась на прикрытие штабной машины. И снова бой - ожесточенный, не знающий предела смерти. Пришлось отступить, и тут произошло то, что сыграло роковую роль в судьбе "Брони - 10". Под натиском огня "Мух", пулеметов, автоматных очередей они стали отходить. Отходить с боем. Каждый метр улицы длиннее самой жизни. От "Брони - 10" остался только позывной, ставший для них фамилией, родиной и личным номером. А флаг, большой Российский флаг, стал единственным опознакательным символом. Молчала радиостанция, и первое сообщение вышедшей на связь группы было столь неожиданным, что заставило командование 205-й ловить каждое слово с "Брони - 10". Ждать его с таким напряжением нервов и сознания, что минута молчания казалась вечностью. "Вышли в район улицы Дагестанской, с нами группа местных жителей около пятидесяти человек, среди них десять раненых. Точных координат дать не можем". Не было у них подробной карты города. Все были втянуты в эту войну. Даже ребенок. Девчушка, ни возраста, ни имени которой так и не удалось узнать. Знаем только одно: "Просим помочь эвакуировать или сбросить "бортом" медикаменты. С нами тяжело раненная девочка...". Без карт, по одним только названиям улиц, описаниям домов и объяснениям местных жителей началось выполнение боевой задачи, которую они сами поставили перед собой - "корректировка огня артиллерии". Первым налетом от чеченских "КамАЗов" груженных "Мухами" и боеприпасами, не осталось и следа. Ещё одно сообщение - и уничтожена группа боевиков. "Улица Боевая, за вокзалом. Бейте, не бойтесь, мирных жителей нет, их вывели!". Можно только догадываться, кто вывел... И вновь новое сообщение, в 14.50. "Броня - 10" просит огня, быстрее. За мэрией гаражи, "духи" отсиживаются там". 15.23 "На Вокзальной, Привокзальной, Боевой все нормально". И вновь сообщение: "Просим помощи, с нами человек из администрации города и его охрана, он ранен, тяжело, просит связаться с Завгаевым". И в это время связь прерывается. Все: сели батареи к радиостанции. Напряжение ожидания достигло предела. И вновь "Броня - 10" вышла на связь. Жители, кого они защищали от огня, принесли автомобильный аккумулятор. На ЦБУ вновь стали поступать целеуказания для артиллерии. Более тридцати поступило их за это время. и все в цель. Кольцо окружения стало настолько плотным, что видны были лица боевиков. "Наемники-славяне или прибалты. Сейчас наколются о попрут". И вновь проблемы со связью. Работать пришлось в прямом эфире. "Духи" засекли, в наушниках зазвучали молитвы, мусульманские песни. "Перейти на другую частоту нет возможности". 12 августа - последний день связи. 15.12 "Две "вертушки", огонь нужен очень быстро". 15.15 "Дагестанскую не трогать". 15.16 "Само здание мэрии не трогать, за ней, где гаражи, по квадрату". 15.19 "Ранили нашего "Веселого"". 15.23 "Бить по улице Титова, после скорректируем, быстрее огня!". 15.35 "Броня" не отвечает. Через две минуты "А. В. чувствует себя плохо, очень плохо, из-за ранения". Еще через три минуты :"Мэр в тяжелом состоянии". Через три минуты: "Мирных жителей нет, их вывели, у радиста все нормально". "Веселый", оказывается не ранен, а контужен". 15.56 "Обработали нормально, огонь прекратить". И все это в прямом эфире, который прослушивался боевиками! Можно только представить, какие чувства вызывали у них эти сообщения. "Вчера во время боя убили полевого командира, потом ещё двадцать "духов" приговорили". 16.13 "Почему нет огня?". 16.17 "Улица Титова, один снаряд. Мы скорректируем, последний перенос 200". 16.20 "На этой улице у "духов" опорный пункт. Одним снарядо скорректируем". 16.25 "Быстрее, мы скорректируем, "духи" пробуют анашу, сейчас попрут как бешенные". 16.33 "Против нас Басаев и его группа". 16.41 "Пришлите патронов, почему молчит артиллерия?" А что могла артиллерия, и как она могла?.. Когда боевикам стало известно их точное местонахождение, ребята стали прость огонь на себя, ближе допустимого на 200 метров. 16.59 "Когда будет огонь?". С этого вопроса начался отсчет последнего часа связи с "Броней - 10". Пять часов вечера. "Дела такие, заказывайте музыку". 17.07 "Держимся, но вокруг стреляют, выдержим еще минут сорок". 17.22 "Духи" предлагают сдаться". 17.24 "Что делать нам?". А что делать, если бы знать? 17.33 "Дела совсем плохие, просим огня". 17.37 "Огня. Огня. Ждем еще десять минут и отключаемся". 17.39 17.42 17.46 17.47 "Броня" не отвечает. 17 августа "Броня - 10" на связь не вышла... "Броня - 10" А. Шелихов (из книги "ГРОЗНЫЙ 96: стреляющий август. Факты, события, документы." Владикавказ 1996) Крещение княгини Ольги 2013-12-23 15:08 Cyrus Alexios Cyrus Alexios: Цитата (Сергий @ Сегодня, 12:40) 2. исландские сказители "старят" конунга Вальдимара А может и не "старят". В Ипатьевском списке ПВЛ год рождения Святослава - 942, но ранее под тем же годом упомянуто о смерти болгарского князя Симеона Великого, умершего на самом деле в 927 г. Цитата В лѣто . ҂s҃ . у҃ . н҃ [6450 (942)] Семеѡнъ идє на Хорваты, побеженъ бысть Хорваты, и оумре, оставивъ Петра сына своєго княжить; в се же лѣто родисѧ Ст҃ославъ оу Игорѧ О.Рапов предположил, что летописец знал о рождении Святослава в один год с кончиной Симеона, но неправильно высчитал индикт, который приходился и на 927, и на 942 гг.. В таком случае получает простое объяснение факт совершеннолетия Ярополка в 969 г., которому отец "привел" гречанку-монахиню. При рождении Святослава в 927 г. нет противоречий и с уникальным известием Переяславского летописца о рождении Владимира в 944/946 гг. Юрий Долгорукий 2013-12-23 15:34 Saygo Saygo: В. А. Кучкин. Юрий Долгорукий  К сожалению, средневековые источники не содержат достоверного изображения Юрия Долгорукого. Его портреты XVI—XVII веков изготовлены по шаблону и не передают реальных индивидуальных черт облика князя. Из восьми сыновей Владимира Мономаха наиболее заметный след в истории оставили двое: Мстислав и Юрий. Мстислав был первенцем Владимира. В 12 лет он был послан своим дедом, киевским князем Всеволодом Ярославичем, княжить в Новгород, позднее Мстислав неоднократно участвовал в военных походах отца, сменил его на киевском столе и умер в 1132 г. киевским князем. От современников он получил прозвище Великого. Многое в жизни Мстислава можно объяснить его первородством, правом наследовать отцу. Иное дело Юрий. Он был всего лишь шестым сыном Владимира Мономаха, и его необычную жизненную активность соблазнительно было бы расценивать как проявление редких личных качеств, особых свойств характера, если бы не одно обстоятельство, выяснившееся недавно: Юрий был первым сыном Мономаха от второго брака{1}. Ни имени матери Юрия, ни сведений о ее происхождении источники не сохранили. «Гюргева мати», как назвал свою вторую жену Владимир Мономах в «Поучении» — воспоминании о прожитой жизни, умерла 7 мая 1107 г., а первая его супруга, Гида,— дочь английского короля Харальда Годвинссона, скончалась 10 марта{2}, причем ни летописные, ни документальные материалы не называют года ее смерти. Тем не менее несовпадение дат указывает на то, что речь должна идти о двух разных женах Владимира Мономаха. Юрий был сыном второй из них. Неизвестны ни год ни день появления Юрия на свет. О них лишь можно высказать некоторые соображения. Свои именины Юрий праздновал в апреле{3}. Юрий — производное имя от Георгий. Святцы фиксируют четыре апрельских дня, в которые отмечалась память различных Георгиев. Трижды Георгии праздновались вместе с другими святыми, а 23 апреля особо отмечалась память Георгия победоносца. Очевидно, Юрия назвали в честь этого святого, поскольку он выделялся среди других Георгиев. По церковным правилам, Юрий должен был быть крещен на сороковой день после своего рождения, но в княжеских домах не всегда придерживались правил, ребенку могли дать понравившееся имя, а не имя того святого, которое приходилось на день его крещения. Поэтому время рождения Юрия приходится определять приблизительно: весна. Но какого года? В. Н. Татищев писал, что Юрий родился в 1090 году. И хотя эта дата указывается во многих научных и справочных изданиях, она неверна. Юрий родился во второй половине 90-х годов XI в., между 1096 и 1100 годами. Пятый сын Владимира Мономаха Вячеслав, родившийся не ранее 1081 г. и не позднее 1084 г., был лет на 15 старше Юрия. В 1151 г. Вячеслав напоминал Долгорукому: «Язь тебе старѣи есмь не маломъ, но многомъ: азъ оуже бородатъ, а ты ся еси родилъ». И Юрий полностью соглашался со старшим братом, считая даже, что по возрасту тот мог быть ему даже отцом: «Тако право есть, ако то и молвиши. Ты мнѣ еси яко отець»{4}. Младше Юрия были его братья Роман и Андрей, женившиеся соответственно через 5 и 9 лет после Юрия. Таким образом, Юрий появился на свет в весну одного из пяти годов: 1096, 1097, 1098, 1099 или 1100. Старшинство Юрия во второй семье отца давало ему определенные права — если не юридические, которые в средневековье не очень-то и соблюдались, ибо нормы поддерживались реальной военной силой, то по крайней мере моральные — претендовать на наследие отца. Ими и пытался в течение долгих лет воспользоваться Юрий Долгорукий. Такие устремления Юрия отражены лишь в источниках второй четверти XII века. Начальный же период его жизни был неинтересен для летописцев, а потому остался почти глухим и не заполненным событиями. Первое известие о Юрии Долгоруком связано с его свадьбой. 12 января 1108 г. отец женил его на дочери половецкого хана Аепы Осеневича. Брак преследовал осязаемые политические цели. 12 августа 1107 г. русские князья Святополк Изяславич, княживший тогда в Киеве, Владимир Мономах, Олег «Гориславич», о котором через много десятков лет вспоминал автор «Слова о полку Игореве», и другие князья нанесли на реке Суле поражение половцам, которых возглавляли находившийся уже в преклонных годах хан Шарукан и хан Боняк. В битве пал брат Боняка Таз, а ханы Сугр и его брат попали в плен. На следующее лето можно было ожидать мести со стороны половцев, и русские князья заранее предприняли шаги, которые помешали бы объединению половецких сил. В самом начале января 1108 г. Владимир Мономах, черниговские князья Олег и Давыд Святославичи отправились к половецким ханам Аепе Осеневичу и Аепе Гиргеневичу, не принимавшим участия в битве на Суле, и заключили с ними мир, опередив таким образом возможную попытку Шарукана и Боняка договориться с этими ханами. Союз был скреплен браками сыновей Владимира и Олега с половчанками, дочерями двух Аеп. Владимир Мономах решил придать статус некоторой политической самостоятельности сыну-молодожену. Из «Поучения» Мономаха мы узна-ем, что после свадьбы сына он «идохом Смоленьску», а затем в Ростов. «Идохом» — форма множественного числа. Очевидно, что в Смоленск, а далее в Ростов Мономах отправился не один, а с молодой четой. В другом древнем памятнике — Киево-Печерском патерике — сохранилось упоминание о том, как Владимир Мономах послал в Суздальскую землю своего боярина Георгия Шимоновича, «дасть же ему на руцѣ и сына своего Георгиа. По лѣтех же мнохѣхъ скде Георгий Владимеровичь во Киевѣ, тысяцъкому же своему Георгиеви, яко отцу, предасть область Суждальскую»{5}. Очевидно, что Юрий начал княжить в Ростовской земле под присмотром боярина своего отца. Эта передача «на руки» свидетельствует о том, что муж дочери хана Аепы Осеневича был еще очень мал. В средневековье и в странах Западной Европы, и в Византии, и на Руси взрослыми считались люди, достигшие 12—14 лет. Это фиксировали церковные нормы, общие для всего христианского мира. В такие годы можно было жениться и выходить замуж, участвовать в охотах на диких зверей и в военных походах, принимать наследство и самостоятельно править. Владимир Мономах, например, начал участвовать в ловах (охотах) и походах с 13 лет. Его старший сын Мстислав получил новгородский стол, когда ему исполнилось 12 лет. Поскольку Юрий был дан «на руки» Георгию Шимоновичу, можно думать, что князю не исполнилось еще и 12 лет. Браки в столь раннем возрасте хотя и редко, но заключались. Старшего сына Всеволода Большое Гнездо и внука Юрия Долгорукого Константина отец женил десяти лет. А дочь Верхуславу тот же князь выдал замуж в восемь лет. Молодая чета была отправлена на далекий Северо-Восток, где не было никаких половцев и можно было избежать политических интриг, возникавших при тесных связях с этими кочевниками на древнерусском Юге. Главным городом в Волго-Окском междуречье в те времена оставался Ростов. Он был административным центром северо-восточных земель при Владимире Святославиче, Ярославе Мудром, его сыне Всеволоде. Свое значение княжеской резиденции Ростов сохранил и при Владимире Мономахе, который не хотел терять контроля над этим городом и его округой. Посылая княжить в Ростовскую землю Юрия, он сделал местом его пребывания не главный город земли, Ростов, а менее значимый Суздаль. Тем самым подчеркивалась формальность правления в Ростовской земле Юрия и его вассальная зависимость от отца. Эта зависимость проявилась в 1120 году. Второе по времени известие в источниках о Юрии Долгоруком сообщает, что именно тогда он предпринял поход по Волге на Волжскую Булгарию, разбил ее войско и захватил много пленных. Долгое время считалось, что это одно из наиболее ранних суздальских известий. Однако в 1963 г. А. Н. Насонов установил, что запись о Юрии — киевская{6}, и это меняет оценку похода. Очевидно, поход был организован Владимиром Мономахом, в нем участвовали не только суздальские полки Юрия, но и полки его отца, а возможно, и его братьев. Характерно, что русские дружины шли по Волге, а не по Нерли Клязьминской, Клязьме, Оке и Волге, как было бы, если б поход предпринимался из Суздаля. Надо полагать, нападение на волжских булгар (возможно, в связи с поддержкой ими половцев— постоянных врагов Мономаха) было одной из акций Киева, и Юрий участвовал в этой акции как вассал отца. 19 мая 1125 г. умер Владимир Мономах. Юрий хоронил отца вместе с братьями. Их у него к тому времени осталось четверо. Киевский стол занял старший, Мстислав, остальные, как сообщает летопись, «разидошася кождо въ свою волость с плачемъ великомъ»{7}. В их положении, казалось, изменилось очень немногое. Скончался отец, но киевским князем стал старший из его сыновей, остальные продолжали властвовать в тех владениях, которые им выделил Мономах. Но на самом деле княжеские взаимоотношения стали существенно иными. Мономах, раздавая подвластные ему города и земли своим сыновьям, вправе был требовать от них и отцовского почитания и вассального послушания. Все его владения рассматривались как единое целое, и он мог перемещать сыновей из одного княжения в другое. Мономашичи только заведовали частью целого и не были самостоятельными, суверенными правителями. Со смертью отца их статус изменился. Старший брат Мстислав уже не был источником их наделения землей и властью. Перемена княжения между братьями могла теперь производиться только на договорной основе. Над Юрием и его братьями уже не было отца-сюзерена, сюзеренами стали они сами. Поэтому 1125 г. считается начальным годом существования самостоятельного, независимого Суздальского княжества, где правил Юрий. Образование самостоятельных княжеств резко усиливало значение договорных отношений между князьями, способствовало концентрации в их руках и в руках окружавших их бояр-кормленщиков налоговых поступлений с местного рядового населения и судебных штрафов, но требовало затрат на укрепление границ (строительство порубежных крепостей) и существенно снижало военный потенциал. Недаром, став независимым суздальским князем, Юрий ни разу не предпринимал походов против волжских булгар, своих если не восточных, то северо-восточных соседей, стремившихся проникнуть в области, которые много позднее стали называть Русским Севером. Очевидно, военные возможности Юрия стали не те, что были в 1120 г., когда он воевал с Волжской Булгарией, возглавляя войско подвластных Мономаху земель. До начала 30-х годов XII в. фигура Юрия по-прежнему остается в тени, летописцы совершенно не упоминают его имени. Лишь по косвенным данным можно заключить, что, пребывая на Северо-Востоке, Юрий в то время занимался строительной деятельностью. Так, около 1128 г. им была построена Георгиевская церковь во Владимире на Клязьме. Факт этот примечателен. Он свидетельствует о том, что Юрий обстраивал периферийные города, а не только свою столицу — Суздаль. 14 апреля 1132 г. скончался киевский князь Мстислав Великий. Моно- машичи не собирались упускать из своих рук богатейшее Киевское княжество, и вопрос о преемниках Мстислава на киевском столе был решен задолго до его смерти. Киевским князем стал следующий по возрасту сын Мономаха Ярополк, прежде княживший в Переяславле. Но Переяславль он передал не своему сыну Василию, а старшему сыну Мстислава Великого Всеволоду, покинувшему ради южных владений Новгород. Такие перестановки были предопределены еще самим Владимиром Мономахом и соглашением Мстислава с Ярополком. Это означало, что после смерти Ярополка киевским князем станет Всеволод Мстиславич и Киевом будут владеть старшие линии Мономашичей. От обладания «матерью городов русских» подобный порядок наследования отсекал черниговских Святославичей и Давыдовичей, внуков князя Святослава Ярославича, некогда короткое время сидевшего на киевском столе. Лишались возможностей когда-либо править Киевом и младшие Мономашичи. Дети Мономаха от второго брака с таким порядком согласиться не могли. Когда Юрий Долгорукий и его родной брат Андрей, правивший во Владимире Волынском, узнали о действиях Ярополка, они заключили между собой союз, и стоило Всеволоду отправиться из Новгорода в Переяславль, как туда же из Суздаля устремился с дружиною Юрий. Всеволод въехал в Переяславль ранним утром 15 августа 1132 года. Он прокняжил в городе несколько часов, когда под переяславскими стенами появился во главе вооруженных полков Юрий Долгорукий. Он выгнал из Переяславля племянника. Намерения Долгорукого, вынашивавшиеся втайне и никак не проявлявшиеся при правлении старшего брата Мстислава, после его смерти обнаружились со всей очевидностью. Юрий не был доволен своим положением суздальского князя и зарился ни много ни мало на собственно киевский стол, не считаясь ни с волей отца, ни с правами своих братьев от королевы Гиды и их потомства. Глубокий разлад между родичами старший из Мономашичей Ярополк попытался преодолеть путем различных соглашений и компромиссов. Он не стал применять силу против Юрия, но сумел убедить его покинуть самовольно захваченный Переяславль. Племянника Всеволода он отправил обратно в Новгород, Переяславль же отдал другому сыну Мстислава Великого Изяславу, выведя его из Полоцка. Не остался обойденным и Юрий Долгорукий. Ему киевский князь выделил небольшую часть переяславской территории по левому берегу Днепра, где при впадении Остера в Десну стоял Городец Остерский, который Юрий Долгорукий заново укрепил. Мир, достигнутый Ярополком, оказался непрочным. Полочане, лишившись Изяслава, изгнали из Полоцкой земли брата Изяслава Святополка и пригласили к себе княжить Василька Святославича, представителя местной княжеской династии. Потеря Полоцка оказалась для Мономашичей необратимой. Ярополк снова прибег к перетасовке владений своих братьев и племянников. Переяславль получил туровский князь Вячеслав Владимирович, а Изяслав Мстиславич — Туров, Минск и Пинск, причем главным городом его владений стал Минск. Через несколько месяцев Ярополк отослал Изяслава к его братьям в Новгород, а его земли взял себе. Это вызвало недовольство Вячеслава, который оставил Переяславль и вернулся в свой Туров. Стол Переяславля, третьего по значению города в Южной Руси, оказался свободным. И тогда Юрий Долгорукий предложил Ярополку обмен: он отдавал ему «Суждаль и Ростовъ и прочюю волость свою, но не всю», а себе брал Переяславское княжество. Ярополк согласился, ив 1134 г. Долгорукий стал переяславским князем{8}. Впрочем, он не утратил и определенного контроля над своими отчинными землями на Северо-Востоке. Конечно, можно задаться вопросом, какая же часть обширного, но редко заселенного Суздальского княжества осталась в руках у Юрия, ведь свои главные города он отдал киевскому князю. Но такое прямолинейно-территориальное решение будет едва ли верным. В средневековье под «волостью» понимали не только территорию, но и саму власть. Суть же власти выражалась в праве собирать в свою пользу различные дани (налоги) с населения и взимать штрафы при разборе судебных дел. Сохранилось известие об уплате Юрием Долгоруким «Суждали Залесской» дани Киеву до 1136 года{9}. По-видимому, уплата дани Ярополку с наиболее густо населенных мест Суздалыщины и была той компенсацией, какую Юрий дал старшему брату за Переяславль. Перемены 1132—1134 гг. в княжеских владениях Мономашичей свелись к увеличению владений сыновей Владимира Мономаха и к уменьшению владений его внуков — сыновей Мстислава Великого. Между племянниками и дядьями началась борьба. Уже летом 1134 г. вернувшийся в Новгород Всеволод Мстиславич начал готовить большой поход, собираясь захватить Суздальское княжество Юрия и посадить там своего брата Изяслава, которому Юрий не дал княжить в Переяславле и который в итоге оказался без каких-либо владений на Юге. Осенью новгородцы выступили в поход, достигли Дубны (приток Волги), но без боя повернули назад. Скорее всего, им помешала осенняя распутица. В последний день 1134 г. Всеволод вновь пошел на Суздаль. У Ждани горы на Кубре, притоке Нерли Волжской, новгородцев встретили суздальские полки. И хотя князя с ними не было (Юрий пребывал на Юге), суздальцы нанесли новгородцам тяжелое поражение{10}. Замысел Всеволода потерпел полный крах, и Мстиславичам пришлось искать иные пути для удовлетворения своих притязаний. Разладом между наследниками Владимира Мономаха и Мстислава Великого воспользовались черниговские князья. Их происки вызвали поход Ярополка, Юрия и Андрея Владимировичей на Чернигов в ноябре 1134 года. Но, простояв восемь дней у города, братья так и не смогли его взять. В ответ черниговские князья во главе со Всеволодом Ольговичем пригласили половцев (по женской линии черниговские Ольговичи приходились внуками половецкому хану Осулуку), договорились с младшими Мономашичами Изяславом и Святополком Мстиславичами, и их объединенное войско зимой 1134/1135 гг. опустошило Переяславское княжество и взяло Городец Остерский. Возникла угроза самому Киеву. Ярополк и Юрий собрали киевлян и переяславцев, несколько дней стояли у Киева, но нападения не последовало, и со Всеволодом черниговским удалось замириться. Пришлось идти и на уступки племянникам. Долгорукий, поняв, что его северо-восточным владениям грозит постоянная опасность со стороны княжившего в Новгороде Всеволода, решил отказаться от Переяславля и вернуться в Суздаль. Переяславль Ярополк отдал родному брату Юрия Андрею. Владимир же Волынский, прежнее владение Андрея, передал Изяславу Мстиславичу. Но несмотря на утрату Переяславля, Юрий в Суздальскую землю не спешил. Удерживал ли его на Юге киевский князь, вынашивал ли какие-то свои планы сам Юрий, неизвестно, но когда в 1135 г. возобновились нападения черниговских князей, Юрий принял участие в их отражении. В начале августа 1135 г. Всеволод Ольгович вместе с другими черниговскими князьями и половцами осадил Переяславль. На выручку поспешил Ярополк, собравший не только свои полки, но и полки братьев Вячеслава и Юрия. Узнав о приближении Ярополка, Всеволод снял осаду и отошел на северо-восток от Переяславля к верховьям р. Супоя. Силы Ярополка были столь велики, что он решил атаковать противника с ходу. Завязалась битва. На первых порах удача сопутствовала Мономашичам. Половцы не выдержали натиска и обратились в бегство. За ними погналась лучшая и, по- видимому, большая часть Ярополкова войска. Но Ольговичи продолжали упорнейшее сопротивление, а дружины Ярополка, Вячеслава, Юрия и подошедшего к ним из Переяславля Андрея оказались настолько потрепанными, что им пришлось отступить. Черниговские князья сумели захватить даже стяг Ярополка. И когда на место битвы начали возвращаться полки, преследовавшие половцев, они, собираясь под стяг Ярополка, попадали в руки Ольговичей. Поражение на Супое заставило киевского князя сделать важные уступки черниговским князьям — отдать Курск с Посемьем (землями между реками Сеймом и Пслом), ранее принадлежавшие Переяславскому княжеству. Неудача в борьбе с Ольговичами, переход в их руки значительной части переяславских земель заставили Юрия Долгорукого окончательно отказаться от планов закрепления на Юге и вернуться в Суздаль{11}. Там Юрий занялся укреплением границ своих владений. Во второй половине 30-х — первой половине 40-х годов XII в. он построил ряд крепостей по Верхней Волге (Кснятин, Тверь, Шоша, Дубна, Молога и Углич), стоявших у впадения в Волгу крупных рек и препятствовавших продвижению по ним войск Новгорода и Смоленска. Однако с Югом Юрий связей не терял. Там за ним сохранялся его опорный пункт — Городец Остерский. Юрий помогал старшему брату Ярополку в его борьбе с Черниговом. В 1138 г. Долгорукий послал ему военную помощь против Всеволода Ольговича, когда тот с союзными ему половцами в очередной раз опустошал Переяславское княжество. Впрочем, внимание Юрия привлекали не только события на Юге. Новый характер приобретали его отношения с Новгородом Великим. Когда весной 1136 г. новгородцы арестовали князя Всеволода Мстиславича, припомнив ему и поражение на Ждане горе, и притеснения в Новгороде, а через полтора месяца выслали его, изменились их отношения с Киевом. Теперь киевские князья уже не могли направлять княжить в Новгород своих ставленников. Новгородцы сами стали приглашать к себе угодных им князей, существенно ограничивая при этом их права, изгоняя неугодных. Но в князьях новгородцы нуждались. Князь становился военным защитником Новгородской республики, а кроме того представлял, как правило, то княжество, откуда в Новгород поступал хлеб. После изгнания Всеволода Мстиславича, а затем брата Всеволода черниговского Святослава приглашение было сделано Юрию Долгорукому, и тот прислал 10 мая 1138 г. в Новгород своего старшего сына Ростислава. Этим открылась новая страница взаимоотношений Суздаля и Новгорода{12}. События последующих лет показали, что эти взаимоотношения во многом зависели от обстановки на Юге. 18 февраля 1139 г. умер киевский князь Ярополк Владимирович. После его похорон в Киев въехал следующий по возрасту сын Владимира Мономаха — Вячеслав, правивший в Турове. Узнав о происшедшем, черниговский князь Всеволод Ольгович спешно собрал дружину, присоединив к ней дружины своего родного брата Святослава и двоюродного Владимира Давыдовича. С этим войском он переправился на правый берег Днепра и захватил Вышгород. Отсюда Всеволод начал вести наступление на Киев. Вячеслав не оказал ему сопротивления, и 5 марта 1139 г. черниговский князь занял киевский стол{13}. Известие о вокняжении в Киеве Всеволода Ольговича заставило Долгорукого действовать весьма энергично. Он нашел союзника в лице смоленского князя Ростислава, третьего сына Мстислава Великого. До того Юрий не поддерживал дружественных отношений с Мстиславичами, видя в них основных соперников в будущей борьбе за киевский стол. Но когда Киев вообще ушел из рук Мономашичей и попал в руки Ольговичей, а Всеволод черниговский стал вынашивать планы захвата Владимира Волынского, где княжил Изяслав Мстиславич, и Смоленска, прежнее неприязненное отношение Юрия к Мстиславичам сменились союзом с одним из них. Юрий с войском пришел в Смоленск и оттуда направил послов в Новгород, требуя помощи. Но новгородцы не собирались усиливать соседних с ними князей и в помощи отказали. Такая позиция новгородцев делала невозможным дальнейшее правление в Новгороде сына Юрия Долгорукого Ростислава, и 1 сентября 1139 г. он тайно бежал к отцу в Смоленск. Поход Долгорукого на Киев оказался сорванным, и ему пришлось ни с чем вернуться в свой Суздаль. Новгородцы же вступили в переговоры с киев¬ским князем и пригласили на свой стол его брата Святослава. В конце 1139 г. Святослав приехал в Новгород. Умелое политическое лавирование Всеволода позволило ему, став киевским князем, удержать за собой Киев вплоть до своей смерти 1 августа 1146 года. Юрий Долгорукий, не имея на Юге союзников, должен был на долгие годы оставить мечты о Киеве{14}. Его внимание переключилось, видимо, на обустройство собственного княжества и на Новгород. Новгородцы, стараясь поддерживать хорошие отношения с сильнейшим из русских князей, терпели у себя брата Всеволода Святослава, но киевскому князю этого показалось мало. В 1141 г. он потребовал посадить в Новгороде своего сына. Новгородцы послали к Всеволоду пышное посольство во главе с епископом. Святослав Ольгович, чувствуя шаткость своего положения и явную неприязнь новгородцев, тайно бежал из города. Новгородцы арестовали его сторонников и ограбили их. А в Киеве посольство новгородцев отказалось принять сына Всеволода и стало просить на новгородский стол одного из сыновей Мстислава Великого. В гневе Всеволод арестовал послов и не дал Новгороду князя. Тогда новгородцы обратились к Юрию Долгорукому, который снова прислал им сына Ростислава. Тот прокняжил в Новгороде всего несколько недель, когда новгородцы узнали, что к ним возвращается из Киева их епископ с послами и князем Святополком Мстиславичем, которого они и просили. Новгородцы арестовали Ростислава. Юрьевич просидел в заточении 4 месяца, но затем был отпущен к отцу. Неудачное пребывание в Новгороде сына Юрия Долгорукого имело еще одно неприятное последствие для суздальского князя. Обозленный вмешательством Юрия в новгородские дела, Всеволод Ольгович захватил принадлежавший Юрию Городец Остерский и ограбил местное население: «конѣ, скотъ, овцѣ и кде чьто чюя товаръ»{15}. Долгорукому пришлось примириться с утратами. Предсмертная акция Всеволода Ольговича, заставившего киевлян присягать на верность своему брату Игорю, и кончина киевского князя нарушили сложившееся при нем положение дел. Против Игоря Ольговича оказались настроены не только сыновья и внуки Владимира Мономаха, мечтавшие, естественно, о возвращении Киева, но и та ветвь черниговских князей, которая вела свое происхождение не от Олега, а от Давыда Святославича. Противоречия между князьями разрешались то компромиссами, то военной силой. К силе и прибег Изяслав Мстиславич, с 1143 г. по воле Всеволода Ольговича княживший в Переяславле. Вступив в переговоры с настроен¬ными против Ольговичей киевлянами, он 13 августа 1146 г. сумел разбить, а затем пленить Игоря и войти в Киев. Массовый переход киевлян на сторону Изяслава показал черниговским князьям, насколько непрочны были их позиции в Киевском княжестве. Настроенные первоначально выступить единой силой против нового киевского князя, они начали менять свою линию поведения. Взятый в плен вместе с Игорем Ольговичем его племянник Святослав Всеволодович (автор «Слова о полку Игореве» красочно описал этого князя уже в преклонном возрасте, в серебряной седине, сидящим на златоверхом киевском столе и печалящимся за разоренную половцами Русь) хотя и лишился Владимира Волынского, но был наделен Изяславом Мстиславичем пятью городами в Киевском княжестве и мог быть доволен своей судьбой. Два Давыдовича, Владимир и Изяслав, сидевшие в Чернигове, решили, что им лучше договориться с Изяславом Мстиславичем, а не противостоять ему. Единственным непримиримым противником нового киевского князя оказался князь новгород-северский и курский Святослав Ольгович. Причи-ны его вражды к Изяславу вполне понятны, ведь он был родным братом прежних киевских князей Всеволода и Игоря Ольговичей. Укрывшись от Изяслава сначала в Чернигове, а затем в своих владениях, Святослав Ольгович узнал, что его двоюродные братья Давыдовичи отказались под-держать попавшего в плен Игоря и договорились схватить его самого. Тогда он обратился к Юрию Долгорукому: «Поиди в Роускоую землю, Киевоу милосердовавъ, мы налѣзим брата (Игоря Ольговича.— В. К.), а язъ ...боудоу ти помощникъ»{16}. Союзник на Юге, которого суздальский князь искал семь лет, наконец, у него появился. Мало того. За спиной Святослава Ольговича стояли его родичи — половцы, с помощью которых брат Святослава Всеволод в свое время вел успешную борьбу с киевским князем Ярополком Владимировичем. Теперь для Юрия открывалась возможность использовать в борьбе за киевский стол и кочевников. Поэтому Долгорукий без колебаний отклик-нулся на призыв новгород-северского князя. А тот отчаянно оборонял свой город от соединенных сил Давыдовичей и Мстислава, сына Изяслава киевского. Правда, осаждавшие не шли на решительный приступ, ожидая подхода самого Изяслава. Известие о выступлении Юрия застало киевского князя в походе. Он тут же послал вестника в Рязань, предлагая местному князю выступить против Юрия. Ростислав Ярославич не посмел ослушаться и начал опустошать пограничные владения Юрия. Тот, дойдя до Козельска, вынужден был прервать свое движение к Новгороду Северскому и вернулся защищать свои земли. Но к Святославу Ольговичу он отправил своего сына Ивана. Помощь, приведенная Иваном, оказалась незначительной, и Святослав под давлением сложившихся обстоятельств решил оставить свой город. С час-тью дружины и семьей, преследуемый Изяславом Давыдовичем, он укрылся в Карачеве (в «лесной земле», у «вятичей»), а 16 января 1147 г. сумел разгромить Изяслава. Однако за Изяславом двигались грозные черниговские и киевские полки его брата Владимира и Изяслава Мстиславича. Святослав Ольгович вынужден был уходить от них все дальше на северо-восток. Наконец он остановился в Колтеске, на правом берегу Оки, ниже впадения в нее Лопасни. Сюда Юрий Долгорукий направил ему крупную военную помощь: 1000 белозерских бронников. Это остановило преследователей Святослава. Новгород-Северский князь получил передышку и перешел в Лобынск, стоявший в устье Протвы. Туда Юрий Долгорукий прислал ему, его жене и дружине «дары многы паволокою и скорою»{17}, т. е. шелковыми тканями и мехами. Сам же Юрий вскоре начал войну с Новгородом. Источники не сообщают ни о причинах войны, ни о поводах к ней. Но одновременное повеление Юрия находившемуся в Лобынске Святославу Ольговичу воевать смоленские земли говорит о том, что Юрий добивался ослабления Мстиславичей — сидевшего в Новгороде Святополка и княжив-шего в Смоленске Ростислава. Оба похода завершились успешно. Юрий захватил Торжок и земли по реке Мете; Святослав опустошил верховья Протвы, взяв много пленных у населявшего в те времена этот район племени голядь. 5 апреля 1147 г. победители встретились в Москве, порубежном суздальском поселении, имевшем важное стратегическое значение: отсюда было два дневных перехода до граничивших с Суздалем земель Новгорода, Смоленска, Чернигова и Рязани{18}. Но черниговская летопись, которая содержит древнейшее упоминание о Москве, не сообщает, была ли Москва в 1147 г. селом или городом, а если городом, то кто его основал. Несомненно только то, что при Юрии Долгоруком Москва стала играть более важную роль. Помощь, оказанная Долгоруким Святославу Ольговичу, позволила тому удержать за собой ряд вятичских городов, а подход весной 1147 г. его родных дядей — половецких ханов и сына Долгорукого Глеба привел к установлению контроля Святослава над всей «Вятичской землей». Земля эта была отчинным владением собственно черниговских князей, и Давыдовичи обратились к киевскому князю Изяславу Мстиславичу за военной помощью. Изяслав, несмотря на нежелание киевлян, собрал войско, но к Чернигову пошел не сразу. Туда он отправил сначала своего боярина. Промедление Изяслава, с одной стороны, сбор половецких и суздальских полков Святославом Ольговичем, с другой, вынудили черниговских Давыдовичей пойти на переговоры со Святославом и Юрием Долгоруким. И когда посланец киевского князя появился в Чернигове, стало ясно, что позиция Давыдовичей решительно изменилась. Они примирились со Святославом Ольговичем и отправили послов к Юрию Долгорукому с предложением объединиться против киевского князя, которого они готовы были заманить к себе и схватить, чтобы обменять на плененного им Игоря Ольговича. Княжеские непостоянство и интриги привели к кровавым последствиям. Узнав о предательстве Давыдовичей, киевляне схватили содер-жавшегося в киевском монастыре св. Федора Игоря Ольговича и 19 сентября 1147 г. убили его. Изяслав, призвав из Смоленска брата Ростислава, совершенно опустошил самые важные в хозяйственном отношении владения Давыдовичей. Черниговщина была разорена, ее князья смирились перед Изяславом, но и киевский князь лишился там своих владений (Курска и большей части Посемья), которые были отвоеваны у него Святославом Ольговичем и сыном Юрия Долгорукого Глебом. Последний не только стал распоряжаться в Курске и Посемье, но и сумел восстановить крепость отца — Городец Остерский и даже пытался овладеть Переяславлем. Долгорукий, несомненно, пожинал плоды распрей своих племянников с черниговскими князьями. Для Изяслава киевского становилось все более очевидным, что только военная победа над Юрием позволит решить мно-гие его проблемы как на Юге, так и на Севере, где Юрий продолжал удерживать за собой новгородские земли{19}. В Киеве начали готовить большой поход на суздальского князя. В нем должны были принять участие брат Изяслава Ростислав смоленский, сын Изяслава Ярослав, которого отец осенью 1148 г. отправил княжить в Новгород, выведя оттуда брата Святополка, а также побитые черниговские князья. Поход был назначен на зиму 1148/49 г., когда «ледове станут»{20}. К тому времени осложнилось положение внутри самого Суздальского княжества. От Юрия Долгорукого ушел его старший сын Ростислав. Он требовал себе удела в Суздальском княжестве, но отец упорно отказывал ему, полагая, что расчленение княжества может привести к пагубным последствиям в условиях военного противостояния с Киевом. Тогда Ростислав покинул Суздалыцину и отправился к наиболее могущественному противнику отца — Изяславу киевскому. Тот дал ему удел в «Русской земле», а сам поехал в Смоленск и Новгород, чтобы начать войну с Юрием. По прибытии Изяслава в Смоленск к Юрию Долгорукому было отправлено посольство, но ответа на его предложения Юрий не дал, а послов задержал у себя и своих представителей к Изяславу и Ростиславу не отправил{21}. Стало ясно, что и суздальский князь готовится к войне. Совместный поход киевских, новгородских и смоленских полков на Суздаль начался в феврале 1149 года. Изяслав и Ростислав соединились при впадении в Волгу Медведицы и начали разорять земли Юрия по обоим берегам Волги. Им удалось взять шесть городов. В Угличе они остановились и послали большое войско вниз по Волге, которое дошло до Ярославля и опустошило его окрестности{22}. В 1952г. в Новгороде была найдена берестяная грамота — письмо участника похода некоего новгородца Терентия Михалю, в котором Терентий сообщал, что он «на Ярославли, добръ, здоровъ и с Григоремь», и просил прислать лошака с дружиной Саввы в Углич, где стояло все войско{23}. Но воевать дальше это войско не стало. На дворе была уже вербница (в 1149 г. вербное воскресенье приходилось на 27 марта), таяло, и вода доходила до конского чрева. Изяслав и Ростислав увели свои полки из Суздальской земли, взяв несколько городов, опустошив Ярославль и забрав с собой 7000 пленных {24}. Несмотря на разорение верхневолжских земель, на значительные людские потери Юрий Долгорукий почему-то не выступил против Изяслава и Ростислава, даже не пытался преследовать их уходившие дружины. Такое странное поведение Юрия объяснить довольно трудно. Возможно, он прос-то не мог противостоять явно превосходившим силам своих противников. Но вероятнее иное. Киевского князя не поддержали черниговские князья, хотя твердая договоренность об их помощи была. Черниговские князья собрали войско, вошли с ним в землю вятичей, но так и не пошли на соединение с Изяславом и Ростиславом Мстиславичами, ожидая известий об исходе их решительного столкновения с Юрием. Сражения не произошло, и черниговские князья в войну не вступили. Возможно, Юрий знал о концентрации черниговских сил близ пределов своего княжества, а потому уклонялся от противоборства с Изяславом, полагая, что неудачная битва с ним может повлечь наступление на его владения с юга, со стороны черниговских земель. Борьба с Мстиславичами откладывалась на будущее. Оно наступило через три месяца. К лету 1149 г. к Юрию вернулся старший сын Ростислав. Его изгнал из Южной Руси киевский князь, поверивший слухам, будто Юрьевич ведет агитацию за своего отца среди населения Киевской земли. Изяслав арестовал дружину Ростислава, отобрал все его имущество, а самого отпустил к отцу только с четырьмя слугами-отроками. Явившись к отцу, Ростислав бросился ему в ноги («оударь перед ним челомъ») и рассказал о случившемся. Юрий простил строптивого первенца, перенеся все негодование на киевского князя. Снесясь предварительно с половцами, в июне 1149 г. он выступил в поход против Изяслава{25}. Его путь на юг лежал через верхнеокские земли вятичей и далее через собственно черниговские земли. Естественно, что черниговские князья пер-выми узнали о движении Юрия. Давыдовичи дали знать об этом киевскому князю. Готовясь отразить нападение, Изяслав вместе с Давыдовичами послал послов к Святославу Ольговичу, тесно сотрудничавшему с Долгоруким в 1146—1147 годах. Новгород-северский князь на неделю задержал их у себя, а сам послал вестников к Юрию, чтобы выяснить серьезность его намерений. Получив ответ Долгорукого, твердо решившего отомстить племяннику за опустошение суздальского Поволжья и посрамление Ростислава, Святослав Ольгович принял его сторону. Юрий послал послов и к Давыдовичам, но те отказались помогать ему против Изяслава. В начале августа 1149 г. Долгорукий начал медленное продвижение на запад вдоль черниговско-переяславской границы. 6 августа он был у Ярышева, 8-го — у Вьяхани, а далее — у Белой Вежи, где долго ожидал половцев. Из Белой Вежи он направился к верхнему течению Супоя. Туда к нему явились его союзники половцы и другой черниговский князь — Святослав Всеволодович. С ними Юрий подошел к Переяславлю. Изяслав Мстиславич заранее послал в этот город войска под командованием своих братьев Владимира и Ярополка. Вместе с дружиной княжившего в Переяславле сына Изяслава, Мстислава, гарнизон города стал серьезной силой. Сам киевский князь, дождавшись помощи от Ростислава смоленского, переправился с полками на левый берег Днепра и двинулся навстречу Юрию. К Изяславу присоединились оба черниговских Давыдовича. Соединенная рать под командованием киевского князя была мощной и грозной. Передовые полки Юрия уже начали было осаду Переяславля, когда у стен города появился авангард Изяславова войска. Суздальцы и половцы были отброшены от города. Но Юрий далеко не отступил. Он обосновался на левом берегу р. Трубежа. На правом берегу свой лагерь разбил Изяслав. Увидев силы противника, Юрий вступил в переговоры. «Дай ми Переяславль, ать посажю сына своего оу Переяславли, а ты сѣди, царствоуя в Киевѣ»,— предлагал он Изяславу. «Изяславъ же того не оулюби»,— пишет далее летописец,— «ни посла того поусти»{26}. Изяслав обсуждал со своими боярами лишь две возможности разрешения своего конфликта с суздальским князем: или выждать, дав Юрию спокойно увести свои войска, или разбить его в сражении. Поскольку Юрий не нападал, Изяслав решил, что он его боится, и взял инициативу на себя. Он переправился через Трубеж, начал перестрелку с лучниками Юрия, но до битвы дело пока не доводил. Юрий же, изготовив полки к бою, тоже не стал биться, а к вечеру 22 августа вообще отвел свои войска в лагерь. Это ободрило Изяслава. «Они бегут»,— говорили ему некоторые его советники, — «преследуем их». Полки Изяслава двинулись за Юрием. Увидев это, Долгорукий вновь построил войско для сражения. Оно началось ранним утром 23 августа 1149 года. Если Юрий как полководец вел себя под Переяславлем не очень решительно, то его суздальцы были настроены отчаянно, понимая, что вдали от родных мест их ждет в случае разгрома или смерть, или рабство. Битва сразу же приняла упорный характер. «Бысть cѣча зла»,— отметил летописец. Первым не выдержал полк Ярополка Мстиславича, брата киевского князя. Затем дрогнул Изяслав Давыдович черниговский. За ними побежали киевляне. В переяславцах обнаружилась измена, многие из них перешли на сторону Юрия Долгорукого. и хотя дружина самого Изяслава Мстиславича билась храбро и успешно, сумев зайти в тыл войскам Юрия и Святослава Ольговича, исход сражения был предрешен. Изяслав бросил свое войско, переправился у Канева на правый берег Днепра и всего с двумя спутниками прибежал в Киев. Долгорукий же, одержав неожиданную победу, собрал полки, утром 24 августа вошел в Переяславль, а через 3 дня во главе своих войск вступил в Киев{27}. Осуществилась мечта его жизни: златоверхий киевский стол оказался в его руках. Сразу же по вокняжении в Киеве Долгорукий наделил городами своих сыновей и союзников. Старшему сыну Ростиславу он отдал Переяславль, старшему сыну от второго брака Василию — Суздаль, а Андрея, Бориса и Глеба Юрий посадил в киевских городах Вышгороде, Белгороде и Каневе. Святослав Ольгович получил от Долгорукого Случеск, Клеческ и всю древнюю землю дреговичей, а Давыдовичи вернули Святославу Курск с Посемьем и Сновскую тысячу. Однако укрепление Юрия Долгорукого и его союзников на Юге не означало окончания борьбы с Изяславом Мстиславичем. Последний обосновался во Владимире Волынском и оттуда обратился за помощью к венграм, полякам и чехам. Венгерский король Гейза II, великий князь краковский Мешко III, король Богемии Владислав II приходились Изяславу близкими родственниками. К Рождеству 1149 г. они обещали прислать свои полки. Старший брат Юрия Долгорукого Вячеслав, княживший в то время в Пересопнице, дал знать ему о подходе к Владимиру Волынскому венгерских и польских войск. Юрий не стал терять времени понапрасну. Он установил связи с галицким князем Владимиром Володарьевичем, которому, по-видимому, дал часть киевских городов, расположенных на границе Галича и Владимира Волынского, и договорился о браке детей, срочно послал в Пересопницу в помощь Вячеславу своих старших сыновей Ростислава и Андрея, а сам, собрав половцев, выступил вслед за ними. Венгры и поляки забеспокоились. В это время пришло известие, что на польские земли наступает литов-ское племя пруссов. Польские союзники Изяслава предупредили его, что они должны вернуться. Изяслав попытался, используя их присутствие, договориться с Юрием, однако из этого ничего не вышло. Поляки и венгры ушли, переговоры же русских князей зашли в тупик. Изяслав хотел, уступая Юрию Киев, вернуть захваченные Юрием новгородские земли Новгороду и в будущем опереться на него, тем более, что там продолжал править его сын. Но Юрий не уступал. Он замыслил вообще изгнать Изяслава из русских пределов. С этой целью он осадил Луцк, где правил брат Изяслава Владимир. Однако тот упорно защищался. Осада Луцка продолжалась безуспешно три недели. Сидевший во Владимире Волынском Изяслав сумел за это время собрать войска и двинулся на помощь осажденным. Но путь ему к Луцку преградил Владимир галицкий. Воевать одновременно с галицким князем и Юрием Долгоруким Изяслав не мог, а потому обратился с просьбой к Владимиру выступить посредником в мирных переговорах. Обычно такие обращения сопровождались тайными богатыми подарками, и можно думать, что Изяслав потратил значительную часть своей казны, добиваясь расположения Владимира. Галицкий князь, который объективно не был заинтересован в упрочении положения Изяслава, тем не менее откликнулся на его просьбу. На уговоры Владимира о мире прежде остальных поддался старший из Мономашичей — Вячеслав, быть может, опасавшийся, что в результате военных действий пострадает и его близкая к Луцку Пересопница. За Вячеславом начал склоняться к миру и Юрий. Несмотря на энергичные протесты сына Юрия Ростислава, помнивше¬го то тяжелое унижение от Изяслава, какое он испытал в 1149 г., весной 1150 г. мир был заключен. Стороны договорились, что Киев будет за Юрием, но он возвратит отобранные в 1147 г. земли Новгороду. Взятые Юрием в битве под Переяславлем трофеи должны были быть возвращены прежним владельцам: «свое познавши, поимати же по лицю» 28. Изяслав и его бояре послали к Юрию своих представителей, которые должны были вернуть княжеские и боярские стада, челядь и иное имущество, однако Юрий не отдал им ничего. Обиженный Изяслав протестовал, но пока что не мог силой заставить Юрия выполнить договорные условия. Не находя нужным соблюдать соглашение с Изяславом, Юрий Долгорукий в то же время предпринимал шаги для укрепления связей с другими князьями. Весной 1150 г. он выдал замуж сразу двух своих дочерей. Ольга стала женой сына Владимира галицкого Ярослава, будущего Осмомысла; Елена — женой Олега, сына Святослава Ольговича. Брату Вячеславу Дол-горукий вместо Пересопницы дал более удаленный от владений Мстис- лавичей Вышгород, выведя из него сына Андрея. В Пересопнице был посажен другой сын Юрия — Глеб. Впрочем, эти шаги не принесли быстрой практической пользы Долгорукому. Изяслав, ссылаясь на нарушение Юрием условий договора, собрал дружину и из Владимира Волынского перешел в Луцк, а на утро следующего дня оказался у Пересопницы. Это было полной неожиданностью для Глеба Юрьевича. Он успел укрыться в городе, но его дружина, все военное имущество попало в руки Изяслава. Сопротивление было невозможно, и Глеб отдался под власть двоюродного брата. Изяслав Мстиславич позвал Глеба на обед, но после выслал его к отцу. Глеба провожал сын Изяслава Мстислав, который заявил, что владения его и его отца должны прос¬тираться до р. Горыни{29}. Занятый, видимо, размещением своей дружины в Киевской земле, Долгорукий не придал должного значения действиям Изяслава. А тот перешел Горынь и достиг реки Случи, где жили черные клобуки — кочевники, служившие киевским князьям. Черные клобуки перешли на сторону Изяслава и вместе с ним двинулись к Киеву. Растерявшийся Юрий Долгорукий не нашел ничего лучшего, как спешно переправиться через Днепр и укрыться в Городце Остерском. Киевский стол оказался свободным. Его попытался было занять вышегородский князь Вячеслав Владимирович, самый старший из Мономашичей, но появление в Киеве Изяслава расставило все по своим местам. Вячеслав вынужден был вернуться в свой Вышгород, киевским князем стал Изяслав. Это произошло в летние месяцы 1150 года. Но на киевском столе Изяслав сумел продержаться очень короткое время. Поспешно бежавший в Городец Остерский Юрий Долгорукий вскоре пришел в себя. Он отправил послов ко всем четырем черниговским князьям с просьбой о помощи. Она была оказана. К Юрию пришли и его сыновья со своими дружинами. По левому берегу Днепра Долгорукий направился к Киеву. А там разыгрались бурные события. Еще раньше, чем Юрий успел собрать полки, на помощь ему выступил его сват, галицкий князь Владимир Володарьевич. Изяслав узнал о подходе галичан, когда те уже были недалеко от Киева. В поиске союзников Изяслав даже посадил на киевский стол своего дядю Вячеслава, получив в свое распоряжение его дружину, но было уже поздно. Наспех собранное войско Изяслава, вышедшее к реке Ольша- нице к югу от Киева, разбежалось при виде многочисленных галицких полков. Изяслав поспешил в Киев к Вячеславу, но когда узнал, что киевляне добровольно начали перевозить в ладьях на правый берег Днепра воинов Долгорукого, собрал дружину и ночью ушел во Владимир Волынский. К 14 сентября 1150 г. Юрий Долгорукий вновь стал киевским князем. Последовала перемена княжеских столов. Сына Андрея Юрий посадил теперь в Пересопнице, придав к ней Туров и Пинск, чтобы внимательно следить за действиями Мстиславичей, обосновавшихся во Владимире Волынском и Луцке{30}. А те развернули подготовку нового похода на Киев. Теперь Мстислав Изяславич главную ставку сделал на деверя — венгерского короля Гейзу II. Он послал к нему брата Владимира, который уговорил короля помочь Изяславу вернуть Киев. Гейза II в это время воевал с византийским императором, поэтому сам выступить не смог, но послал Изяславу 10 000 конных воинов. Изяслав, собрав собственные силы, полки брата Владимира, сына Мстислава и княжившего в Гродно князя Бориса, внука покрывшего себя позорной славой Давыда Игоревича, ослепившего в 1097 г. Василька, князя теребовльского, вместе с венгерской конницей выступил в поход. Он миновал Пересопницу, сжег расположенный рядом Зареческ и двинулся дальше на восток. Известие о приходе к Изяславу венгров, постоянных врагов Владимира галицкого, и о выступлении Изяслава против Юрия Долгорукого заставило собраться в поход и галицкого князя. У Мыльска на реке Оствице в вер-ховьях Горыни Владимир соединился с правившим в Пересопнице Андреем Юрьевичем, и они вместе начали преследовать Изяслава. Изяслав оказался в трудном положении. Впереди он ждал сражения с ратью Юрия Долгорукого, сзади на него наступали галичане, перед которыми он бежал всего несколько месяцев назад. Но Изяслав был человеком решительным, и, несмотря на большой риск, продолжил поход на Киев. Ему удалось оторваться от преследовавших его Владимира и Андрея. Вечером близ реки Уши Изяслав разложил большие походные костры, которые были видны противнику, а сам тайно снялся с лагеря и ночью ушел к реке Тетереву. Владимир и Андрей не заметили этого маневра и, догнав было Изяслава, вновь упустили его. А к Изяславу присоединилась сидевшая по реке Тетереву киевская дружина. Усилившийся Изяслав отправил отряд к Белгороду. Правивший там сын Юрия Долгорукого Глеб ничего не знал о походе Изяслава и беспечно «пьяшеть в Бѣлѣгородѣ на сѣньници съ дружиною своею и с попы бѣлогородьскыми»{31}. Нападавшие могли беспрепятственно ворваться в город и легко пленить князя-ротозея, если бы не мытник, увидевший вооруженных людей и поднявший над рвом крепостной мост. Это дало возможность Глебу бежать к отцу, а жителям Белгорода без кровопролития сдаться противнику. Долгорукий в это время находился на своем Красном дворе к югу от Киева. Только от Глеба он узнал о выступлении Изяслава. Не имея возможности собрать свои силы, Юрий бросил все и вновь в ладье бежал в Городец Остерский. После бегства Глеба и Юрия Изяслав, приветствуемый жителями, вступил в Киев. Многочисленные дружинники Долгорукого, остававшиеся в Киеве, были захвачены в плен. Шедшие по следам Изяслава галицкий князь и Андрей Юрьевич, подойдя к реке Тетереву, узнали, что Изяслав уже занял Киев, а Долгорукий укрылся в Городце. Владимир галицкий пришел в сильнейшее негодование. «Како есть княжение свата моего?» — вопрошал он Андрея Боголюбского.— «Аже рать на нь из Володимера идеть, а како того не оувфдати? А ты, сынъ его, сѣдиши в Пересопници, а другыи Бѣлѣгородѣ, како того не оустеречи?» «Оже тако княжите съ своимъ отцомъ, а правите сами»,— в сердцах заключил галицкий князь и увел свои полки. Это случилось в 20-х числах марта 1151 года{32}. Упрек Владимира галицкого Юрию Долгорукому был горек, но вполне справедлив. Впрочем, не только его беспечностью объясняется та легкость, с какой Изяслав в третий раз вокняжился в Киеве. В Киевской земле не нашлось ни одного доброхота, который предупредил бы Юрия о грозившей опасности. Очевидно, суздальский князь не имел поддержки в местном населении. Киевская дружина привыкла больше служить Мстиславу Великому и его сыну, а приведенные Юрием суздальцы еще не успели пустить корни в новой земле. Лишенный необходимой социальной опоры, Юрий Долгорукий проигры¬вал соперничество за Киев своему племяннику. Тем не менее, укрывшись в Городце Остерском, Юрий немедленно начал готовиться к возвращению Киева. Он послал вестников к черниговским князьям, требуя их помощи, а половецких ханов постарался подкупить золотом. Давний союзник Долгорукого, княживший в Новгороде Северском Святослав Ольгович, которому правление в Киеве Изяслава грозило потерей Клеческа, Случеска и Курска с Посемьем, выступил немедленно. Уже в первой половине апреля 1151 г. он был в Чернигове, откуда вместе с Владимиром Давыдовичем двинулся в ладьях по Десне к Юрию в Городец. К ним присоединился и другой черниговский князь — Святослав Всеволодович. В последнюю неделю апреля Долгорукий вышел из Городца и остановился на левом берегу Днепра напротив Киева у Радуни. Здесь к нему присоединились половцы. Юрий начал было переправлять полки в ладьях на правый берег Днепра, но встретил упорное сопротивление. Хотя Изяслав после занятия Киева вынужден был отправить венгров домой, он сумел обеспечить себе помощь других союзников. В его распоряжении оказались дружина и полк старшего из Мономашичей Вячеслава, которого Изяслав сделал номинальным князем киевским, подошла и смоленская рать во главе с его братом Ростиславом, на его сторону перешел черниговский князь Изяслав Давыдович. Надставив борта насадов (речных судов) так, чтобы они скрывали гребцов, посадив по рулевому на нос и на корму, поставив на палубу закованных в броню лучников, Изяслав отражал все попытки Юрия переправиться через Днепр. В поисках брода Долгорукий вынужден был повести войско вниз по Днепру. Попытка перейти Днепр у Витичева брода вновь натолкнулась на ожесточенное сопротивление Изяслава, шедшего параллельно Юрию по правому берегу реки. Тогда Долгорукий, сделав вид, что все равно хочет переправиться у Витичева, послал большой отряд еще ниже вдоль Днепра к Зарубскому броду, охранявшемуся малочисленными силами Изяслава. Там половцы в боевом вооружении сумели на конях переплыть Днепр, а русские ратники — в ладьях. Возглавлявший охрану брода боярин Шварно бежал. Путь на правый берег Днепра был открыт. Долгорукий с основными силами подошел к Зарубу и уже без помех высадился на киевском берегу реки. Изяслав с союзными ему князьями выступил к Треполю, но затем, дождавшись живших в Поросье черных клобуков, отступил с ними к Киеву. Его войска заняли круговую оборону вокруг города. Юрий двигался вслед за противником. Он остановился в Василеве на р. Стугне. Между сторонами начались переговоры, причем Изяслав прибег к посредничеству князя Вячеслава. Вячеслав как старший предлагал Юрию оставить Киев, но сохранить Переяславль и Курск. Юрий же предлагал Изяславу вернуться во Владимир Волынский, его брату Ростиславу — обратно в Смоленск, а о Киеве готов был договариваться особо с Вячеславом. Предложения, выдвинутые одной стороной, оказались неприемлемыми для другой. Военные действия возобновились. Юрий подошел к Киеву с запада и стал на правом берегу р. Лыбеди. Его сын Андрей вместе с двоюродным братом Владимиром Андреевичем и половцами переехал Сухую Лыбедь и вступил в бой с передовыми отрядами Вячеслава и Изяслава. Следом за ними конные лучники из Юрьевых полков стали переправляться через Лыбедь и вступать в схватки. Наступавших становилось все больше, но Юрий не решился ввести в бой основные силы. Между тем Изяслав, выделив из оборонявшихся полков особую дружину, нанес удар по перешедшим Лыбедь ратникам Юрия и отбросил их за реку. Больше уже никто со стороны Юрия не пытался форсировать Лыбедь. Долгорукий начал медленный отвод своих войск от Киева, тем более, что ему донесли о выходе из Галича с подмогою Владимира Володарьевича. Юрий решил дождаться галицкого князя и вместе с ним разгромить Изяслава. Последний знал о выступлении галичан. И, хотя Изяслав также получил известие о том, что вслед за галичанами движется венгерская помощь, тем не менее он крайне опасался соединения сил Долгорукого и галицкого князя. От стен Киева Изяслав двинулся вслед за отходившими полками Юрия Долгорукого. Тот, миновав Белгород (белгородцы не пустили его в город), продолжил путь на юг, прошел Василев, перешел Стугну и остановился на Перепетовом поле. Здесь его настиг Изяслав. Вновь начались переговоры о мире, и вновь они кончились ничем. Юрий отвел полки за реку Рут. Его нерешительность, граничившая с трусостью, только разжигала желание Изяслава сразиться с ним. Три дня Долгорукий топтался у Рута, то вступая в стычки с противником, то уходя от него. Когда он окончательно решил уклониться от сражения и уйти за Великий Рут, то при переправе через эту реку Изяслав напал на его арьергард и начал отбивать обоз. Поняв, что противник не даст спокойно переправиться через реку, Юрий построил полки для битвы. Ее храбро начал Андрей Боголюбский, но он оказался единственным смельчаком в войске отца. Изяслав сам во главе своей дружины обрушился на врагов, за ним в сечу вступили полки его союзников. Сражение стало всеобщим, противники Долгорукого упорно шли вперед. Первыми не выдержали помогавшие Юрию половцы, за ними бежали черниговские князья и, наконец, в бегство обратились Юрий Долгорукий с сыновьями. В битве погибли черниговский князь Владимир Давыдович, сын хана Боняка Севенч; много других половецких ханов попало в плен. Хотя сам Изяслав Мстиславич получил несколько ран, он одержал блестящую победу. Юрий с сыновьями переправился через Днепр у Треполя и укрылся в Переяславле. Черниговские Святославы перешли Днепр в другом месте и бежали в Новгород Северский. Владимир галицкий, узнав о победе Изяслава, не стал искушать судьбу и повернул свои полки назад. Уход союзников резко ослабил Долгорукого. Этим воспользовался Изяслав, вместе с Вячеславом начавший новый поход против суздальского князя. В середине июля 1151 г. они осадили Переяславль. Продержавшись три дня, Юрий вынужден был принять условия противников: отказаться от претензий на киевский стол и уйти в свой Суздаль. Но за его сыном оставался Переяславль, а за ним самим — Городец Остерский. Союз со Святославом Ольговичем Долгорукий обязан был разорвать. Юрий выго-ворил себе право месяц пробыть в Городце Остерском и только потом уйти в Суздаль. Его расчет, видимо, строился на том, что за это время он сумеет договориться с половцами и вновь начать борьбу с Изяславом. В Городце Остерском он пробыл дольше договорного времени. И тогда Изяслав с Вячеславом осадили Юрия в Г ородце. Несмотря на отчаянное сопротивление он вынужден был капитулировать и уйти в Суздаль, где не был более двух лет. Изяслав счел, что нарушение Юрием переяславского соглашения оправдывает нарушение этой договоренности и с его стороны. Он занял Переяславль и посадил там своего сына Мстислава. Весной 1152 г. при поддержке всех черниговских князей Изяслав захватил и до основания разрушил Г ородец Остерский, не пощадив при этом даже церкви св. Михаила{33}. Таким образом, Юрий Долгорукий был лишен всех своих опорных пунктов на Юге. Уничтожение Городца Остерского Юрий воспринял особенно болезненно. Летом 1152 г. он вместе со своими сыновьями, рязанским и муромским князьями, а также половцами, явившимися из всех своих кочевий между Волгой и Днепром, двинулся на Юг, на Черниговское княжество, все правители которого после победы Изяслава на Руте стали его союзниками. Долгорукий занял Вятичскую землю, оттуда пошел на Мценск и далее на Спаш и Глухов. Глухов находился в центре новгород-северских владений Святослава Ольговича. Долгорукий направил к нему посла с лаконичным, но очень определенным предложением: «Пойди съ мною»{34}. Незадолго до этого Святослав посылал Изяславу отряд, который участвовал в уничтожении Городца Остерского. Отказ от выступления с Юрием мог быть расценен последним как проявление враждебности, и владения Святослава подверглись бы опустошению. Опасаясь такого исхода, Святослав присоединился к Долгорукому. Вместе они подошли к Чернигову. Известие о походе суздальского князя было получено в Киеве вовремя. Изяслав призвал на помощь брата Ростислава. Как только Долгорукий удалился от рубежей Смоленского княжества, Ростислав выступил в поход. Вместе с черниговским князем Святославом Всеволодовичем он сумел войти в Чернигов как раз перед приходом Юрия. Тем не менее посланные Юрием половцы успели опустошить окрестности города. Черниговский князь Изяслав Давыдович и его союзники стянули свои полки в городскую крепость. И хотя подошедшему с основными силами Долгорукому удалось взять укрепленный острог, сжечь все черниговское предградие, Чернигов даже после 12-дневной осады он взять не смог. Узнав об осаде Чернигова, на выручку поспешили из Киева Изяслав с Вячеславом. Примерно в 70 км от Чернигова разведка Юрия захватила пленного, который сообщил о дви-жении киевских войск. Долгорукий решил снять осаду. Его полки отошли за реку Свинь, потом еще дальше за реку Сновь, а когда лагерь покинули половцы, вовсе отправились назад в Суздаль, по пути вновь повоевав вятичей. Изяслав с союзниками решили преследовать Юрия, но дело шло к холодам, и поэтому поход сначала был отложен до образования зимних путей{35}, а потом так и не состоялся. Плохо пришлось союзнику Юрия Святославу Ольговичу. Предвидя месть со стороны киевского и черниговского князей, он просил у Юрия военной помощи, но тот оставил ему только своего сына Василия с 50 дружинниками. В феврале 1153 г. оба Изяслава и их союзники осадили Святослава в Новгороде Северском. Присутствие сына Юрия Долгорукого мало помогло Святославу. Он вынужден был просить мира, в результате которого его союз с суздальским князем вновь был разорван. Летом 1153 г. Долгорукий предпринял новый поход на Юг, однако начавшаяся в войске эпидемия и падеж коней заставили его от Козельска повернуть обратно{36}. В летописании XVI в. сохранилось известие, согласно которому после возвращения из черниговского похода 1152 г. Юрий Долгорукий построил в Суздальском княжестве многие церкви и города. Он воздвиг церковь Бориса и Глеба в с. Кидекше (на Нерли), церковь Спаса — в самом Суздале, Георгия— во Владимире; перевел город «отъ КлФщениа», т. е. от озера Клещина (Плещеева), дав ему имя Переяславль, где основал церковь Спаса; заложил город Юрьев (Польский), а в нем церковь Гео¬ргия 37. Запись носит обобщенный характер, поскольку Георгиевская церковь во Владимире была построена Долгорукии, как говорилось выше, в 1128 г., а город Юрьев Польский к 1151г. уже существовал. Тем не менее попытка позднего летописца связать строительную деятельность Юрия Долгорукого в Суздальском княжестве со временем его возвращения туда в конце 1152 г. представляется симптоматичной. Уход Юрия из Киева, Переяславля Южного, Городца Остерского, видимо, сопровождался и переселением части местного населения, служившего Юрию, на Северо-Восток. Вот почему город у озера Клещина повторил название южного центра — Переяславль, а река у нового Переяславля стала называться так же, как и у старого— Трубеж. Название же реки у Владимира на Клязьме — Лыбедь — повторило название киевской Лыбеди. Поход Долгорукого на Чернигов в 1152 г., скорее всего, сопровождался выводом пле¬ненных местных жителей в Волго-Окское междуречье, что также способствовало развитию этого региона. Судя по строительной деятельности Юрия, в его время интенсивнее всего развивался центр Суздальского княжества, где сосредоточивалось население. Жизнь на периферии Суздальской земли была сопряжена с опасностями. В 1149 г. верхневолжские земли, как отмечалось, были опустошены киевлянами, новгородцами и смольнянами, а в 1152 г. речной флот волжских булгар напал на Ярославль. Нет известий о строительстве Юрием поволжских крепостей в 50-е годы XII в., но об укреплении подходов к волжскому пути свидетельствует закладка Долгоруким во второй половине октября 1154 г. города Дмитрова на Яхроме. Она состоялась менее чем за месяц до смерти в ночь с 13 на 14 ноября 1154 г. в Киеве Изяслава Мстиславича{38}. Кончина этого князя повлекла за собой резкое изменение обстановки на Юге. Киев захватил престарелый по меркам той эпохи Вячеслав Владимирович, который тотчас пригласил к себе Ростислава смоленского, желая договориться с ним о владении киевским столом на тех же условиях, что и с Изяславом. В это время к Киеву приехал черниговский князь Изяслав Давыдович, рассчитывая при благоприятных обстоятельствах овладеть городом. Однако Вячеслав не впустил в Киев Изяслава, хотя тот клялся, что приехал только оплакать своего скончавшегося тезку. Чтобы предотвратить возможное военное нападение черниговского князя, Вячеслав призвал к себе его двоюродного племянника Святослава Всеволодовича. Святослав, не известив своих дядей, отправился в Киев. Тогда старшие черниговские князья обратились к Долгорукому, и он вмешался в южнорусские дела. Юрий послал на Юг сына Глеба. Во главе многочисленных половцев Глеб двинулся на Переяславль. К этому времени в Киеве всем распоряжался пришедший из Смоленска Ростислав. Он выступил на помощь своему племяннику Мстиславу Изяславичу, продолжавшему и после смерти отца княжить в Переяславле. Половцы, убедившись, что к переяславцам подоспела помощь, предпочли отойти за реку Сулу. Тогда, соединив свои и переяславские силы, Ростислав решил идти на Чернигов. Он уже сконцентрировал все полки близ устья Десны, когда пришла весть, что в Киеве скоропостижно скончался Вячеслав. Пришлось оставить войско и спешить на погребение дяди. Похоронив Вячеслава в Софийском соборе, Ростислав вернулся к пол-кам и повел их на Чернигов. Сидевший там Изяслав Давыдович послал весть Глебу Юрьевичу и бывшим с ним половцам, чтобы они срочно спешили на помощь. На следующий день, когда Ростислав появился у Чернигова, к городу подошли и половцы. Увидев, насколько они многочисленны, смоленский князь запросил мира, уступая соперникам не только Киев, но и Переяславль. Узнав об этом, Мстислав Изяславич отделился с дружи-ной от Ростислава, но отъехать от него не успел. Половцы окружили войско Ростислава и его союзников и в течение двух дней полностью разгромили его. Ростислав бежал к себе в Смоленск. Мстислав Изяславич с сыном Ростислава Святославом сумел доскакать до Переяславля, взял там свою жену и вместе с ней поспешил в Луцк. Святослав же Всеволодович черниговский попал в плен к кочевникам. Победитель Изяслав Давыдович занял киевский стол. Киевляне не противились этому, поскольку, оставшись без князей, опасались нападения половцев. Сын Долгорукого Глеб получил Переяславль Южный{39}. Известия об этих событиях застали Юрия Долгорукого в походе. Он находился уже близ Смоленска. Сюда в конце января 1155 г. к нему прибыла делегация от Новгорода Великого. Новгородцы, зная о поражении Ростислава, изгнали его сына Давыда и теперь приглашали на свой стол сына Юрия Мстислава. Это был серьезный успех суздальского князя. Теперь, не опасаясь за тылы, он мог спокойно двигаться дальше. От Смоленска Долгорукий решил идти не вниз по Днепру до Киева, а в черниговские земли. Он рассчитывал соединиться с новгород-северским князем Святославом Ольговичем, которого Изяслав Давыдович старался сделать своим союзником, обещая ему Чернигов за поддержку собственного правления в Киеве. Однако Святослав, узнав о выступлении Юрия, на уговоры Изяслава не поддался. На юге Смоленского княжества, вблизи черниговской границы, Юрия встретил смоленский князь Ростислав, сумевший после поражения под Черниговом собрать новые полки. Впрочем, Японо-китайская война 1894-1895 гг. 2013-12-23 15:58 Чжан Гэда Чжан Гэда: Чтобы не было скучно в отношении данной темы - лучше ее активно визуализировать. Например, группа китайских солдат ляньцзюнь (練軍), до 1900 г. Довольно типичное фото. Японо-китайская война 1894-1895 гг. 2013-12-23 16:17 Чжан Гэда Чжан Гэда: Хорошая фотоподборка от 1870-х до 1910-х: http://culture.tianhenet.com.cn/2012/1106/363629_11.shtml И редкое фото из ее состава - цинский солдат-железнодорожник (на 1894 г. в стране действовало всего около 300 км. железных дорог, но они использовались для переброски войск от Пекина к Дагу): Японо-китайская война 1894-1895 гг. 2013-12-23 16:28 Чжан Гэда Чжан Гэда: Активно ищется в электронном виде: Табохаси Киёси. Дипломатическая история японо-китайской войны (1894–1895). Пер. с япон. М., 1956. Не особо ценно на данный момент, но в электронном виде иметь стоит. И китайские конники, правда, без коней. Японо-китайская война 1894-1895 гг. 2013-12-23 16:35 Чжан Гэда Чжан Гэда: Колоризация цвета цинской униформы (в принципе, основная часть солдат на северо-востоке выглядела именно так): Японо-китайская война 1894-1895 гг. 2013-12-23 16:54 Чжан Гэда Чжан Гэда: Убитые цинские солдаты, Цзиньчжоу, Ляодун, осень 1894 г.: Ликбез для "чайников" 2013-12-23 17:42 kusaloss kusaloss: я чайник еще тот с очередным вопросам . переустановил виндоус и у меня красный цвет не отображается точнее отображается или черным или синим я подергал гаммы и яркости в лево право но не особо помогло подскажите как это исправить ато сини увет уже глаза режет  прашуууу Ликбез для "чайников" 2013-12-23 17:46 Saygo Saygo: Поправьте разъем кабеля, идущего от видеокарты к монитору. Мне в свое время помогло. Ликбез для "чайников" 2013-12-23 17:51 kusaloss kusaloss: ну прям очень большое спасибо помогло  Румынская и итальянская армии 2013-12-23 18:48 Kryvonis Kryvonis: Помниться во время пребывания на Западной Украине части УПА с итальянцами и румынами не воевали. Местные жители называли румынов ''постоли (постолы, что-то вроде русских лаптей)''. Румыны вполне могли помочь местным по хозяйству, что контрастировало с отношением немцев с украинцами. С венграми УПА тоже ладили, правда до десятка столкновений все-таки было, да и некоторые солдаты и УПА и Хонведшега помнили события 1939 г. вокруг Карпатской Украины. Те кто не имел груза воспоминаний жили мирно, те же кто помнил эти события примириться не могли. Численность войск калмыков, казахов и ногайцев 2013-12-23 18:55 Kryvonis Kryvonis: Большое спасибо за информацию. А можно более подробно о периоде «Актабан шубырынды» . Видел книгу - http://turkology.tk/books/i973-0 Ваше мнение о ней? Мартин Димник. Новгородские князья (970 – 1136 гг.) 2013-12-23 21:06 Saygo Saygo: В первой половине XIII в., когда татары напали на Русь, Новгород, как и Киев, не был вотчиной какой-либо княжеской династии. Горожане упорно сражались за свою политическую независимость и, добившись этого статуса, решительно его защищали. В этом отношении Новгород отличался от других крупных удельных княжеств, которые являлись вотчинными владениями различных княжеских династий. Данная статья посвящена ранней политической истории взаимоотношений Новгорода и его князей. Автор утверждает, что новгородцы пригласили уже варяжского правителя Рюрика, с тем, чтобы он сделал город наследственной вотчиной своего рода. И с середины Х до первой половины XII вв. власть в Новгороде отличалась от власти посадника. Князь не получал свою должность временно, как посадник, но правил городом как своим наследственным владением. Чаще всего он был старшим сыном в княжеской семье. В конечном счете, нежелание самих князей править Новгородом как своей наследственной вотчиной заставило новгородцев прекратить поиски правящей династии для своего города. В первой половине XIII в., к началу татаро-монгольского нашествия, Новгород, равно как и Киев, не был наследственным владением какой-либо конкретной княжеской династии. Жители города решительно боролись за свою политическую независимость и, заполучив ее, готовы были ревностно охранять. В этом отношении Новгород резко отличался от большинства других удельных территорий, таких как Туров, Чернигов, Переяславль, Смоленск, Полоцк, Галич, Владимир Волынский, Владимир на Клязьме, Муром или Рязань. После 970 г., когда Святослав назначил в Новгород своего сына Владимира, будущего крестителя Руси, город этот стал самым желанным княжеским владением земли, после «стольного» Киева. Вместе с тем, из текста Повести временных лет (далее – ПВЛ) остается неясным: воспринимали ли новгородские князья свое назначение как временное, в этом отношении сходное с положением посадника, или же видели в городе свое постоянное владение. В. Л. Янин склоняется к первому предположению. В качестве доказательства он цитирует ПВЛ, которая под 1014 г. сообщает, что правивший тогда в городе Ярослав, известный впоследствии под именем Мудрый, отказался платить дань своему отцу, Владимиру. Летописец поясняет: «А тако даяху вси посадници Новгородстии, а Ярослав сего не даяше к Киеву, отцу своему»{1}. Ученый полагает, что это свидетельство фактически приравнивает статус князя к статусу посадника. Он считает, что различия между ними были незначительными, – ведь оба власть свою получали из Киева. Иными словами, все новгородские князья просто служили, так же как и посадники. При этом конечно, не все посадники были князьями, так как княжеский титул означал не только политическое могущество, но и происхождение непосредственно от Рюрика{2}. В другом месте В. Л. Янин отмечает, что новгородские посадники Коснятин (Константин) и Остромир были похожи на князей «Ярослава, (его сыновей) Илью и Владимира, Мстислава Изяславича, Глеба (Святославича), Святополка (Изяславича), Мстислава Владимировича и Давида (Святославича)». Управляя Новгородом, все они занимали одинаковые позиции, – то есть являлись представителями киевской власти, и исполняли одинаковые функции. Киевский князь мог назначить в Новгород своего сына, какого-нибудь другого родственника, или даже боярина{3}. Цель данной статьи – проследить, поддерживают ли летописные источники, а также иные, косвенные свидетельства, эту точку зрения. Были ли и на самом деле новгородские князья середины X – первой половины XII вв. всего лишь временными представителями Киева? Мог ли киевский князь заменять их по своему усмотрению? Или же наоборот, новгородские князья получали город на правах наследственного владения, и, более того, могли ли какие-нибудь князья кроме киевских назначать туда на княжение своих сыновей? Термин «Русь» используется ниже в самом широком смысле слова и означает все земли, находящиеся под властью дома Рюриковичей. Назначения Святослава Под 862 г. ПВЛ сообщает, что, после того, как славянские племена севера Руси изгнали варягов, которым до того платили дань, в их землях «не стало порядка». Для установления мира, они решили призвать князя, который бы правил ими и осуществлял правосудие. С этой целью к варягам было отправлено посольство, вернувшееся с тремя братьями: Рюриком, Синеусом и Трувором. Старший из них, Рюрик, сделал Новгород своим «княжением»{4}. Под 879 г. летопись говорит о смерти Рюрика. Перед кончиной, однако, князь успел передать власть своему родичу Олегу и доверил его попечению своего малолетнего сына Игоря{5}. Когда новгородцы, как свидетельствует ПВЛ, приглашали к себе князя, вероятно, они хотели, чтобы он стал наследственным владетелем их земли и пользовался всеми прерогативами княжеского положения. Новгород должен был стать наследственным владением Рюрика и его потомков. Косвенным доказательством этого может служить тот факт, что после смерти Рюрика новгородцы не послали за другим князем, а приняли власть избранного им перед смертью Олега. Тем не менее, у нас нет письменных свидетельств того, что Новгород должен был стать отчиной Рюрика и резиденцией его династии. В любом случае, Олег нарушил планы новгородцев. Прихватив с собой Игоря, он отправился в Киев{6}. Сто лет спустя, в 970 г., когда новгородцы обратились с просьбой о князе к внуку Рюрика, Святославу, фактически, это было повторением событий 862 г., когда с подобной же просьбой они направляли посольство к варягам. Вновь искали они князя, который бы мог стать основателем их собственной династии. Посмотрим, что говорит нам по этому поводу ПВЛ. Под 970 г. летописец сообщает, что Святослав доверил Киев управлению своего старшего сына, Ярополка{7}. Другой сын, Олег, получил земли древлян, со столицей во Вручее. Узнав об этом, новгородцы потребовали, чтобы и к ним был отправлен князь. Горожане проявили редкостное упорство и даже пригрозили, что, если Святослав не выполнит их просьбу, они найдут себе князя самостоятельно. В итоге, Святослав направил в Новгород Владимира, своего сына от наложницы Малуши. Новый князь прибыл в Новгород в сопровождении своего дяди, Добрыни{8}. Следует отметить, что в рассказе о назначении Святославом Ярополка и Олега, летописец замечает, что князь «посади» своих сыновей в такие-то города. Хотя этот термин и не используется в летописи применительно к Владимиру, у нас нет никаких оснований утверждать, что к нему, в данном контексте, он неприменим. Как будет видно в дальнейшем, под 980 г. в летописи именно этот глагол будет использован для характеристики назначения уже Владимиром Добрыни новгородским посадником{9}. Термин «посадил», таким образом, указывает нам на то, что сыновья Святослава выступали в своих городах в роли его представителей, в то время, как сам князь столицу свою планировал перенести в Переяславец на Дунае. При этом вопрос о том, соответствовала ли власть этих князей власти посадника, как утверждает Янин, остается открытым. В 972 г. печенеги убили возвращавшегося из византийского похода Святослава. После его смерти «нача княжити Ярополк»{10}. Летописец, однако, не сообщает, какой властью он, как киевский князь, обладал над своими братьями, Олегом и Владимиром. Можно предположить, что, будучи старшим братом, он имел в их глазах некий моральный авторитет, а как киевский князь взимал с их земель дань. Летописец сообщает, что еще Олег, после того, как в 882 г. сделал Киев своей новой столицей, взыскивал дань с окрестных племен (в том числе и древлян). Кроме того, он обложил Новгород особым налогом в 300 гривен, который город продолжал выплачивать вплоть до смерти Ярослава Мудрого в 1054 г.{11} Можно предположить, что Олег и Владимир были связаны с Ярополком теми же условиями. Под 975 г. летопись сообщает, что Олег, застав одного из приближенных Ярополка охотящимся в своих владениях, убил его. Ярополк, придя в ярость, осадил брата во Вручее. Олег погиб на поле брани, и Ярополк установил контроль над его отчиной. Владимир, страшась разделить участь единокровного брата, бежал к варягам. Воспользовавшись моментом, Ярополк отправил в Новгород своих посадников и, в итоге, стал единственным правителем Руси{12}. Учитывая, что Ярополку пришлось применить силу, чтобы занять владения Олега, можно утверждать, что он не имел такой власти над отчиной брата, которая бы позволяла ему по собственному желанию распоряжаться ее судьбой. Вручей был постоянным владением Олега. Опасения Владимира за свою жизнь и его бегство также указывают на то, что и его Ярополк мог сместить с престола только силой. Новгород был постоянным, а не временным владением Владимира. В противном случае, Ярополку достаточно было бы отправить соответствующее распоряжение, чтобы просто перевести брата в другой город. Угроза насильственного смещения ясно указывает на то, что функции Владимира в Новгороде отнюдь не равнялись функциям посадника. Симптоматично также и то, что сам Ярополк осуществляет власть в городе с помощью посадников. Информация о том, что своих представителей в Новгород он послал сразу же после бегства Владимира, указывает на довольно устоявшуюся традицию. Возможно, она восходила ко времени Олега, наложившего на город ежегодную дань. Более того, отметим, что Ярополк отправляет на смену Владимиру не одного, а нескольких посадников. Это наводит на мысли о том, что киевский князь, установив контроль над Новгородом, распространяет свою юрисдикцию и на зависимые от Новгорода города, которыми ранее также управлял Владимир{13}. Это еще одно отличие власти князя от власти посадника: власть первого, определенно, шире. Вероятно, и Владимир управлял новгородскими пригородами с помощью собственных посадников. Посадники были должностными лицами, назначенными Ярополком и полностью лояльными по отношению к киевскому князю. Поскольку Ярополк не назначал Владимира в Новгород, он, следовательно, и не мог требовать от него такой же лояльности. Назначение Ярополком своих людей для управления Новгородом от его имени, ясно показывает, что Владимир не находился в соответствующей зависимости от киевского князя. Как брат Ярополка (хотя и младший), он находился с ним на одном и генеалогическом и политическом уровне. Вновь мы видим, что роли посадника и князя различны. Владимир городом владел, а посадники лишь управляли им от имени Ярополка. Более того, из указания летописи на то, что лишь после захвата земель своих братьев Ярополк стал единственным правителем Руси, можно сделать вывод о том, что до того, Олег и Владимир были вполне независимыми властителями в своих княжествах и в политическом отношении от Киева не зависели{14}. Это служит еще одним доказательством тому, что Вручей и Новгород были их отчинами. Вероятно, на тех же правах и Ярополк получил от отца Киев. Следовательно, если он не имел права вступать во владения братьев, они, в свою очередь, также не могли лишить его Киева{15}. Около 980 г. Владимир, заручившись поддержкой варяжских наемников, сумел вернуть себе Новгород и, изгнав посадников Ярополка, «седе в Новегороде»{16}. «Сесть на стол» какого-либо города, – такова стандартная формулировка летописцев для определения суверенного княжеского владения{17}. Никогда эта формула не используется применительно к новгородским посадникам. Использование военной силы и обращение к иностранным наемникам, – также типичные элементы междукняжеских усобиц. Это поступок автономного правителя. Владимир изгоняет посадников Ярополка, демонстрируя, тем самым, свою политическую независимость. Будь он всего лишь представителем киевской власти, у него не было бы ни оснований, ни прав изгонять присланных Ярополком посадников, – они были бы равны, как подданные одного и того же князя. Вместо этого, Владимир рассматривает Новгород, как свою личную собственность, на которую у Ярополка нет никаких прав. Прежде чем выступить в поход против Ярополка, Владимир еще раз демонстрирует, что его положение отнюдь не равно положению посадника. Он отправляет посланника в Полоцк, к Рогволоду, заявляя, что хочет взять в жены его дочь. Получив отказ, он собирает большое войско, в которое входят варяги, словены, чудь и кривичи. Войско осаждает город, Рогволод и его сыновья гибнут, а Рогнеда становится супругой Владимира{18}. Добиваться руки дочери соседнего правителя, собирать многонациональное войско, осаждать столицу независимого княжества и затем убивать представителей его правящей фамилии, – все это вовсе не поступки простого администратора. Скорее поведение Владимира говорит нам о том, что он считает себя ровней Рогволоду, правителю независимого княжества. После остановки в Полоцке, Владимир вновь берет курс на Киев. Он обвиняет Ярополка в двух грехах. Во-первых, в братоубийстве. Согласно ПВЛ, именно смерть Олега была главной причиной выступления Владимира. При этом он руководствовался варяжскими представлениями о княжеской чести, требовавшими отомстить за смерть брата. Во-вторых, следуя другой варяжской традиции, он ставил в вину Ярополку то, что тот забрал себе все владения Олега и не выделил ему положенной части{19}. Это-то, равно как и месть за утрату Новгорода, и были, вероятно, главными мотивами его военного похода{20}. Последнее обвинение, ясно показывает, что Владимир не признавал за Ярополком прав на все земли Олега. Это в свою очередь, подводит нас к мысли о том, что Ярополк явно не был главой централизованного государства, к которому автоматически переходили бы земли умершего князя. Владимир настаивал, что имеет право на часть земель Олега. Он полагал, что, будучи членом того же княжеского дома, что и Ярополк, а также независимым правителем Новгорода, он может претендовать на часть владений умершего брата. Это определенно требования невероятные для посадника. Здесь равный говорит с равным. В ходе междоусобицы Ярополк был убит, и Владимир, как пишет летописец, начал править в Киеве один{21}. Новгород, таким образом, перестал быть его единственным наследственным владением. Он вновь оказался поглощен большей по размеру Киевской землей. Следовательно, новгородцы опять оказались без собственного князя. В 970 г., как уже отмечалось выше, Добрыня сопровождал Владимира в Новгород в частном порядке, как его дядя. В 980 г. Владимир уже «посадил» Добрыню в Новгороде как своего посадника{22}. Так, став киевским князем, он последовал примеру Ярополка и отправил в Новгород своего представителя. Хотя Добрыня и приходился новому князю родственником, он не был членом княжеского рода. Следовательно, Новгород не был его частным владением; он управлял им от имени Владимира, которому, как киевскому князю, город и принадлежал. Назначения Владимира Под 996 г. летопись сообщает нам, что Владимир держал совет с дружиной о том, как лучше распределить земли среди своих сыновей. Летописец поясняет, что «и живаше Володимир по строению дедину и отню»{23}. Другими словами, в этом он следовал практике своего деда Игоря и отца Святослава. ПВЛ содержит имена двенадцати его сыновей: Вышеслава, Изяслава, Святополка, Ярослава, Всеволода, Святослава, Мстислава, Бориса, Глеба, Станислава, Позвизда и Судислава. Далее она отмечает, что Вышеслав получил Новгород, Изяслав Полоцк, Святополк – Туров, а Ярослав – Ростов. Вышеслав умер во время своего новгородского княжения и был заменен на Ярослава, которого в Ростове сменил Борис. Несколько позже сделаны были и другие назначения: Глеб получил Муром, Святослав древлянскую землю, Всеволод – Владимир на Волыни, а Мстислав – Тмутаракань{24}. Сообразно традиции, Владимир выделял территорию каждому из сыновей по достижении им необходимого возраста. Заняв княжеский стол в своем городе, каждый из сыновей Владимира становился отцовским вассалом в политических делах и, как мы видели на примере Ярослава, должен был платить ему дань{25}. После смерти отца, земли сыновей, без сомнения, превращались в их личные наследственные владения, в соответствии с той практикой, которую мы видели на примере Святослава и его наследников. Строго говоря, ПВЛ нигде не упоминает, что Владимир раздавал своим сыновьям наследственные владения, отчины. Но, из цитировавшегося выше отрывка о «строении дедине и отне», это следует со всею ясностью. Лишь поздняя Вологодская летопись дает точное указание по интересующему нас вопросу. Она прямо пишет, что Владимир «даде им наследи вечно»{26}. Раздел земель Владимиром имел важные последствия и для самого Киева. Как будет показано ниже, в 1015 г. на киевском столе ему наследует старший из оставшихся в живых к тому времени сыновей, Святополк. Столица Руси, таким образом, станет для него, также как и ранее для Ярополка, наследственным владением. Это доказывает, что так называемая рота, или горизонтальная система наследования Киева, которой впоследствии будут придерживаться сыновья Ярослава, еще не была установлена. Более того, в развитии практики, существовавшей ранее между Ярополком и Владимиром, все братья Святополка, включая правившего в Новгороде Ярослава, должны были выплачивать в Киев ежегодную дань. Хотя Киев и становился отчиной Святополка, этот князь, тем не менее, не обладал той же властью над всеми русскими землями, какую, на правах отца, имел над своими сыновьями Владимир. Святополк не был единственным правителем Руси. ПВЛ подтверждает это наблюдение. Она сообщает о том, что после убийства Бориса, Глеба и Святослава, Святополк задумал ликвидировать и всех остальных своих братьев, дабы стать единоличным властителем всех русских княжеств{27}. Следовательно, до того братья делили эту власть между собой. Они были самостоятельными правителями различных отчин. Исходя из этого, можно утверждать, что и Новгород от Владимира Вышеслав получил на правах отчины. После его преждевременной кончины город, на тех же правах, перешел к его младшему брату, Ярославу. ПВЛ не знает, когда именно Владимир послал Вышеслава в Новгород. Выше мы уже отмечали, что в 980 г. новгородским посадником был назначен Добрыня. Пять лет спустя, в 985 г., он уже сопровождает Владимира в походе против болгар{28}. Вполне возможно, что к этому времени Владимир уже отозвал дядю из Новгорода, так как передал город сыну, Вышеславу. Хотя летописец и утверждает, что в распределении земель Владимир следовал примеру отца и деда, это не совсем так. Святослав передал Киев старшему сыну, так как планировал собственную столицу основать на Дунае. Владимир же считал своей столицей именно Киев. И, вместо того, чтобы передать его старшему сыну, сохранил город за собой. Как уже отмечалось, его старший сын, Вышеслав, получил вместо этого Новгород. Святослав большее значение придавал не Новгороду, а древлянской земле. Владимир изменил это соотношение, подняв Новгород на второе место в иерархии русских земель и значительно уменьшив вес древлянской земли. С его точки зрения, управление таким крупным торговым центром, как Новгород, было гораздо более важным, чем управление землей древлян, пусть и располагавшейся ближе к Киеву. Смерть старшего сына побудила Владимира внести некоторые изменения в распределения земель. У Вышеслава не было наследников мужского пола, следовательно, Новгород возвращался обратно к Владимиру. Это показывает, что, хотя Владимир и выделил отчины своим сыновьям, те, все равно, оставались его подчиненными, и, в том случае, если они умирали, не оставив после себя наследников, земли их переходили отцу. Учитывая, что Владимир земли своим сыновьям раздавал сообразно их генеалогическому старшинству (принцип, которому в дальнейшем будет следовать и Ярослав Мудрый), логично предположить, что и значение той или иной отчины также перекликалось с генеалогическим положением ее владельца. В этом смысле крайне странным может показаться тот факт, что принцип старшинства был нарушен с назначением в Новгород Ярослава. Судя по тексту летописи, Ярослав был третьим по старшинству из известных нам сыновей Владимира{29}. Если последовательность, в которой ПВЛ перечисляет сыновей Владимира, верна, то, назначив Ярослава в Новгород, киевский князь обошел двух его старших братьев, Изяслава и Святополка. Летопись не знает точной даты смерти Вышеслава, но, опираясь на косвенные данные, можно предположить, что она случилась в начале 1010-х гг.{30} Под 1001 г. содержится сообщение о смерти Изяслава{31}. Следовательно, он никак не мог 10 лет спустя наследовать старшему брату в Новгороде. Любопытно, что Изяславу в отчину Владимир выделил Полоцк. После его смерти город перешел по наследству к его сыну, Брячиславу, а не к кому-либо из младших братьев Владимировичей{32}. В этом киевский князь следовал образцу, установленному его отцом. Что же касается другого старшего брата Ярослава, Святополка, есть все основания полагать, что он затеял заговор против отца, и был у него явно не на лучшем счету. Этим и объясняется, что при замещении вакантного места новгородского князя, Святополк был обойден{33}. Однако и отношения между Владимиром и Ярославом также не были безоблачными. Как сообщает ПВЛ, в 1014 г.Ярослав отказался платить отцу ежегодную дань в 2000 гривен. Владимир собирался выступить в поход против сына, но внезапная смерть нарушила его планы{34}. Как видим, Ярослав, будучи подчинен Владимиру как отцу, восстал против его политической власти и отказался выплачивать дань. Это мало напоминает поведение посадника, назначенного управлять городом от имени князя. Скорее то был поступок вассального князя, обеспеченного некоторой степенью политической независимости и стремящегося освободить свою землю от уплаты дани. Согласно летописи: «А тако даяху вси посадници Новгородстии, а Ярослав сего не даяше к Киеву, отцу своему». Как уже отмечалось выше, для В. Л. Янина эта фраза служит одним из доказательств того, что статус князя в Новгороде фактически равнялся статусу посадника. Иными словами, и Владимир и Ярослав во время своего новгородского княжения всего лишь исполняли функции посадников{35}. Вместе с тем, данное свидетельство может быть интерпретировано и по-другому. До того, как Владимир и Ярослав стали новгородскими князьями, с момента смерти Рюрика и вплоть до правления Ярополка, киевские князья должны были посылать для управления городов своих представителей-посадников. Их-то и имел в виду летописец. Именно они, вплоть до 1014 г. исправно выплачивали Киеву дань. Владимир умер 15 июля 1015 г. Хотя его старший сын Святополк и находился в это время вероятнее всего в опале, именно он стал законным наследником киевского стола{36}. Воспользовавшись новым статусом, он принялся безжалостно уничтожать своих младших братьев и захватывать их земли. Против него выступил Ярослав, которому в 1016 г. удалось разбить силы Святополка и захватить Киев{37}. Два года спустя, однако, уже Ярославу пришлось оставить Киев и вернуться в Новгород. Оттуда он планировал бежать к варягам, но, как сообщает летопись, новгородский посадник Константин (сын Добрыни) уничтожил княжеские суда и, тем самым, принудил Ярослава к военному столкновению с братом{38}. В 1019 г. Ярослав наконец-то разбил Святополка и установил контроль над Киевом{39}. В этом он следовал примеру отца, который также использовал Новгород в качестве удобного плацдарма для распространения своей власти на всю территорию Руси. Назначения Ярослава После смерти Святополка Ярослава оказался старшим из оставшихся в живых Владимировичей. При этом, однако, он не был единоличным правителем Руси: его брат Судислав княжил в Пскове, а Мстислав в Тмутаракани. В 1024 г., когда Ярослав выехал в Новгород, Мстислав попытался захватить Киев. После того, как киевляне отказались признать его своим князем, он переправился через Днепр и «седе на столе Чернигове»{40}. Чуть позже Ярослав во главе варяжского войска попытался выбить брата из города, однако потерпел поражение в битве на р. Листвене. Ему пришлось бежать в Новгород и, как пишет летописец, «седяше Арослав (на столе) в Новегороде»{41}. Остававшемуся номинально киевским князем, Ярославу после поражения в битве пришлось бежать в свою отчину и оттуда уже вести переговоры с Мстиславом. Мстислав отправил к брату посланника с предложением разделить русские земли. Ярослав, как старший, должен был править в Киеве, а Мстиславу отходила черниговская сторона Днепра{42}. Два года спустя, в 1026 г., братья заключили мир; Русь оказалась под власть дуумвирата: Ярослав правил на западном берегу Днепра, а Мстислав на восточном{43}. После заключения мира братья определенно воспринимали свои владения как отчины. Мстислав должен был завещать Чернигов своему сыну, а все киевские земли, включая Новгород, отходили наследникам Ярослава. Судьба, однако, распорядилась иначе. Единственный сын Мстислава, Евстафий, умер в 1033 г.{44} Следовательно, после смерти младшего братья, в 1034 г., контроль над его землями переходил Ярославу{45}. В итоге, все русские земли, за исключением Полоцка и Пскова, вновь оказались под властью одного правителя. В Полоцке княжил Брячислав Изяславич, чей отец получил город еще от Владимира того же, когда Вышеслав стал новгородским князем. Псков оставался владением единственного уцелевшего брата Ярослава, Судислава. ПВЛ сообщает, что в год смерти Мстислава Ярослав, поверив наветам на брата, велел взять под стражу псковского князя{46}. Ложные обвинения дали ему хорошую возможность удалить с политической сцены последнего потенциального соперника, который мог бы представлять реальную угрозу для его единоличной власти. Выше мы уже видели, что во время своего новгородского правления Ярослав явно исполнял роль отличную от роли посадника. Хотя он и получил город от Владимира, по отношению к которому должен был бы выказывать сыновью преданность, он, тем не менее, проявлял определенную степень политической независимости. Такое нарушение субординации шло в разрез с лояльностью прежних посадников. В отличие от посадников, он отказался платить ежегодную дань. Он вел себя скорее не как лояльный подчиненный, но, как непокорный вассал. Помимо этого, есть и некоторые косвенные указания на автономный статус Ярослава в его новгородский период. Известно, что он чеканил собственную монету {47}. Причем, некоторые ученые утверждают, что имело место это еще до смерти его отца в 1015 г., то есть тогда, когда он правил в Новгороде{48}. Доказательством им служит тот факт, что большая часть находок таких монет относится именно к прибалтийскому региону и, в частности, Новгороду. Только одна такая монета обнаружена была в районе Киева{49}. Чеканка монеты – прерогатива независимого правителя. Следовательно, если Ярослав и правда чеканил монеты в Новгороде, это еще одно доказательство того, что он воспринимал этот город как свою отчину. Отметим, однако, и возможность того, что монеты эти относятся к более позднему периоду «дуумвирата»{50}. Хотя Ярослав и находился в подчиненном положении по отношению к Киеву, со смертью отца статус его изменился, ведь отношения с братом, Святополком, строились уже по другому образцу. Новгород ему во владение выделял не Святополк. Хотя Святополк и был старше Ярослава, в политическом отношении (как князья) они были равны. Определенно статус Ярослава оказывался выше статуса назначенного по воле князя боярина – исполнителя. Именно этот статус и позволял ему выступать против киевского князя, дабы сохранить контроль над Новгородом, а затем и вовсе – бороться за единоличную власть над всеми русскими землями. Посадник, не имеющий княжеского происхождения, никогда бы на такое не решился. Еще одним аспектом независимой новгородской политики Ярослава стало использование им военной силы варягов-наемников. Он, последовав примеру отца, бежал за море, чтобы заручиться иноземной помощью в борьбе с соперником, который был не кем-нибудь, а законным киевским князем. Посадник, в отличие от независимого князя, не мог пойти на такой шаг. Наконец, посадники никогда не получали Новгород на правах наследственного владения. Следуя примеру отца, Ярослав Мудрый также решил разделить земли между своими наследниками. Сообразно обычаю, он выделял отчины сыновьям по достижении ими определенного возраста. Новгород получил его первенец, Илья. По мнению В. Янина он правил в городе всего лишь 4 года, в 1030-1034 гг., а затем умер, не оставив наследников мужского пола. После этого Ярослав передал Новгород следующему по старшинству сыну, Владимиру. В 1036 г. Ярослав лично прибыл в город и «посади» там Владимира{51}. Есть некоторые свидетельства того, что и Владимир воспринимал Новгород как свою наследственную отчину. Нам известно, что он построил в городе кафедральный Софийский собор и был в нем похоронен{52}. Оба факта указывают на тесную связь князя с городом, характерную для владельца именно наследственного домена. Посадники, в отличие от князей, основателей отдельных династий, не строили в городах кафедральных соборов. Вспомним, что именно Ярослав построил в Киеве Св. Софию, а Мстислав начал работы по возведению Спасского собора в Чернигове. Оба нашли в них и место своего последнего упокоения{53}. Незадолго до смерти, Ярослав перераспределил земельные владения наследников в соответствии со своим, так называемым, завещанием. Чернигов отходил Святославу, Переяславль – Всеволоду, Владимир Волынский Игорю, а Смоленск Вячеславу{54}. Хотя летописцы не уточняют, что именно по этому завещанию получал Изяслав, он едины во мнении, что во время составления завещания Изяслав находился в Турове{55}. Косвенные свидетельства указывают на то, что Туров был его отчиной{56}. Новгород в завещании также не упоминается. Тем не менее, этот кажущийся на первый взгляд непонятным пропуск – не ошибка летописца. Он всего лишь подтверждает существовавшее к тому моменту положение дел: Новгород уже был дарован Владимиру и оставался в его власти. Рассказывая о завещании Ярослава Мудрого{57}, летопись отмечает, что сделанное им разделение земель должно было стать наследственным{58}. Это, безусловно, касается также Новгорода и Турова, не включенных в список. Следовательно, даже если Владимир и умер в Новгороде в 1052 г., вероятно, еще до нового распределения земель Ярославом{59}, его сынстановился полноправным наследником города. Назначения Изяслава К моменту составления завещания Ярослав, скорее всего, планировал, что его старший (после смерти Владимира) сын Изяслав наследует ему Киев{60}. Тогда же, однако, он установил такую систему наследования Киева, при которой полноправными наследниками города становились трое старших Ярославичей – Изяслав, Святослав и Всеволод. Они должны были мирно сменять друг друга на киевском столе. Как видим, от управления городом Ярослав устранил своих младших сыновей, Игоря и Вячеслава{61}. В 1057 г. Вячеслав умер в Смоленске. Триумвират воспользовался удобной возможностью, чтобы занять его земли. Братья впервые нарушили требование отца, не вступаться в чужие владения. Вскоре нарушили они его завет и во второй раз, переведя Игоря из Владимира в менее значимый Смоленск. Какую компенсацию за утрату Смоленска получил (и получил ли ее вообще) сын Вячеслава, Борис, нам неизвестно{62}. Два года спустя старшие Ярославичи нарушили волю отца в третий раз. Они освободили из заточения своего дядю Судислава, но лишь для того, чтобы насильственно постричь его в монахи{63}. Как уже отмечалось выше, Судислав получил Псков от своего отца, Владимира. До тех пор, пока он был жив, триумвират не мог претендовать на этот город. Монашеский сан лишал Судислава всех политических прав. В 1060 г. в Смоленске умер Игорь{64}. После него остались два сына, Давид и Всеволод. Согласно воле Ярослава, они должны были бы наследовать отчину отца, а ею изначально, до перевода Игоря в Смоленск, был Владимир Волынский. Вместо этого, старшие Ярославичи разделили территорию Смоленска между собой{65}. Завещание Ярослава было нарушено в четвертый раз. Единственным законным наследником Владимира в Новгороде был его сын Ростислав. Родился он вероятно в 1038 г. и к моменту смерти отца, то есть к 1052 г., ему было около 14 лет{66}. Важно отметить, что, исключив Новгород из списка земель, содержащегося в его завещании, Ярослав фактически признал права на него Ростислава. Ситуация была схожей с той, что сложилась в 1001 г. в Полоцке, когда там умер брат Ярослава, Изяслав, и Владимир позволил княжению перейти в руки сына Изяслава, Брячислава{67}. В этом смысле и Владимир и Ярослав признавали за своими сыновьями наследственные права на выделенные им владения. Тем не менее, остается неясным, кто именно управлял Новгородом в период между смертью Владимира Ярославича в 1052 г. и смертью самого Ярослава Мудрого два года спустя. Согласно Новгородской Первой Летописи Ростислав в это время новгородским князем не был{68}. После того, как киевским князем стал Изяслав (в 1054 г.) в Новгород был назначен посадник Остромир, управлявший городом от имени киевского князя{69}. В этом отношении политика Изяслава по отношению к Новгороду отличалась от политики его отца. В так называемом Остромировом Евангелии, написанном между 1056-1057 гг., писец отметил, что переписал его специально для новгородского посадника Остромира, и что Изяслав в это время управлял, как владениями своего отца, так и владениями брата Владимира. Сам Изяслав занимал киевский стол, а стол Владимира передал в руки родственника жены, Остромира{70}. Это свидетельство подтверждает, что Новгород был отчиной Владимира, и Изяслав пытался утвердить над ним свою юрисдикцию. Назначив посадника, Изяслав устранял от управления Ростислава и лишал его законных прав на наследство. Это было пятым по счету нарушением воли Ярослава Мудрого. ПВЛ лаконично сообщает, что в 1064 г. Ростислав бежал в Тмутаракань, изгнал оттуда князя черниговской династии Глеба Святославича и занял его место{71}. Хотя в тексте летописи и не сказано, что Ростислав бежал именно из Новгорода, на это наводит нас упоминание о том, что сопровождали его некие Порей и Вышата, причем последний был сыном упоминавшегося уже выше Остромира{72}. Некоторые поздние летописи восполняют эту лакуну и прямо пишут о том, что Ростислав бежал из Новгорода{73}. Немаловажно и то, что второй по старшинству сын Изяс-лава Мстислав прибыл в Новгород около 1057 г., вскоре после того, как Остромир погиб на поле брани{74}. Мстислав был в городе в год бегства оттуда Ростислава. Подтверждается это и тем, что несколько позже Мстислав именно из Новгорода выступил с войском против полоцкого князя Всеслава, напавшего на псковские пригорода. Около 1067 г. Всеслав разбил его в битве на р. Черехе, и Мстислав был вынужден бежать в Киев, к отцу. Умер он спустя два года, будучи полоцким князем{75}. Бегство Мстислава Изяславича стало первым случаем изгнания из Новгорода в ходе междукняжеской усобицы князя присланного сюда из Киева. Это указывает на слабость киевского контроля здесь. Летопись ничего не сообщает нам о причинах, вынудивших Ростислава бежать в Тмутаракань. Вероятней всего, главной причиной было присутствие в городе сына киевского князя, Мстислава Изяславича. Учитывая, что тот пробыл в городе уже несколько лет, Ростислав, вероятно, понял, что Изяслав не собирается отдавать ему отцовскую отчину. Хотя летописец прямо и не говорит, что Изяслав планировал превратить Новгород в наследственное владение Мстислава, но, скорее всего, в этом вопросе он охотно последовал бы примеру своих отца или деда, завещавших город сыновьям на правах передаваемой по наследству отчины. Подтверждают это и довольно длительный срок пребывания в городе Мстислава и бегство Ростислава. Вероятнее всего, достигнув 26-летнего возраста, став отцом троих сыновей, Ростислав решил, что единственный способ вернуть себе наследство отца – это применить силу{76}. С помощью Порея и Вышаты он, вероятно, попытался низложить Мстислава, однако, потерпел поражение и бежал в Тмутаракань. Правил он там недолго и умер 3 февраля 1067 г., выпив отравленного вина{77}. Поведение Изяслава по отношению к Ростиславу важно для нас по нескольким причинам. Во-первых, Ростислава отстранили от управления его отчиной. Его судьба, тем самым, оказалась как две капли воды похожей на судьбу его двоюродных братьев, сыновей Вячеслава и Игоря. Во-вторых, его отстранение означало пресечение новгородской династии (по-томков Владимира Ярославича), установленной Ярославом Мудрым. В-третьих, киевский князь вновь подчинил своей власти северную землю и, вероятно, отдал ее в отчину своему сыну, Мстиславу. Впервые, однако, киевский князь не послал сюда своего старшего сына, предпочтя ему второго по старшинству. Это произошло потому, что Ярополка (старшего сына) Изяслав видел своим наследником на киевском столе и поселил его неподалеку от себя, в Вышеграде. Мартин Димник. Новгородские князья (970 – 1136 гг.) 2013-12-23 21:15 Saygo Saygo: Глеб Святославич В 1068 г., через год после смерти Ростислава, половцы напали на Русь и разбили войска Ярославичей. Братья в спешке бежали к Киеву. Когда киевляне потребовали оружия для защиты от кочевников, Изяслав им отказал. Горожане подняли восстание и вынудили князя бежать в Польшу, где он попытался найти помощь со стороны короля Болеслава II Смелого. Новым киевским князем стал Всеслав Брячеславич Полоцкий{78}. Святослав, тем временем, собрал в Чернигове новое войско и выступил против степняков. Летописец сообщает, что князь одержал блестящую победу над значительно превосходящими силами врага{79}. Весной 1069 г. Изяслав вернулся в сопровождении польских отрядов, и 2 мая киевляне вновь признали его своим князем{80}. Летописец, хотя и косвенно, указывает на то, что Святослав получил определенные выгоды от временного изгнания старшего брата. В 1069 г. тот выступил в поход против Всеслава. Ему удалось изгнать князя из Полоцка и посадить на тамошний стол своего сына Мстислава. Мстислав, как уже отмечалось, вскоре умер, и на смену ему был прислан другой сын Изяслава Святополк. Всеслав, между тем, бежал в Новгородскую землю и 23 октября осадил город. Летописец сообщает, что разгромили мятежного князя новгородцы и сын Святослава Черниговского Глеб{81}. Упоминание о Глебе Святославиче в данном контексте выглядит совершенно неожиданным, так как еще в предыдущем году он упоминается княжащим в Тмутаракани. Источники умалчивают об обстоятельствах его перехода в Новгород. Новгородская Первая Летопись лаконично сообщает лишь о том, что, после того, как Мстислав был изгнан из города Всеславом зимой 1066-1067 гг., Святослав решил заменить его Глебом{82}. Когда именно произошло последнее назначение, летописец не уточняет. Тем не менее, надпись на так называемом Тмутараканском камне извещает, что Глеб измерял расстояние на Керченском проливе зимой 1067-1068 гг.{83} Следовательно, в Новгород он прибыл в промежуток между зимой 1067-1068 гг. и октябрем 1069 г. Новгородская Первая Летопись сообщает нам крайне любопытное известие, она пишет о том, что Глеба в Новгород послал не Изяслав Киевский, а Святослав Черниговский. Если учесть, что после бегства Ростислава Изяслав пытался превратить город во владение киевского князя, крайне маловероятно, чтобы он позволил своему брату назначать туда нового князя{84}. Следовательно, назначение это имело место между 15 сентября 1068 г. и 2 мая 1069 г. во время вынужденного изгнания Изяслава. К этому времени Новгород находился без князя уже более полутора лет, с самого начала 1067 г. Это был беспрецедентно долгий срок, и новгородцы определенно рады были заполучить себе нового князя. Понятно, что они отказались принять кого-либо из сыновей Всеслава, так как прекрасно помнили его недавние «подвиги». Единственной их альтернативой оставалось обратиться к кому-либо из братьев Изяслава, Святославу или Всеволоду. Выбор был предрешен: Святослав был старшим из братьев, к тому же своей победой над половцами проявил недюжинные свойства лидера, которые новгородцы так ценили в князе. Более того, к этому моменту он был и самым могущественным из всех русских князей. К тому же союз со Святославом имел и еще одну положительную сторону: новгородцы освобождались от контроля киевского князя{85}. Все эти события, вероятно, вынудили Святослава и Всеволода прибегнуть к переговорам для выработки образа действий. Представляется, что Святослав признал власть Всеслава над Киевом, а тот, в свою очередь, не возражал против назначения в Новгород Глеба. Если все было на самом деле так, отношения Новгорода с киевскими князьями претерпели серьезные изменения. Во время кратковременного правления Изяслава в Киеве, как мы уже видели, контроль его над новгородскими землями значительно ослаб. До того лишь киевские князья обладали достаточной властью, чтобы назначать в Новгород своих сыновей. Теперь же, впервые, эту функцию на себя взял князь Черниговской династии. В 1073 г. Святослав сместил с киевского престола своего брата{86}. Как и киевляне, он был недоволен его правлением. Сказание о святых князьях Борисе и Глебе рассказывает нам, что после захвата власти Святослав явился к преподобному Феодосию, настоятелю Печерского монастыря. Когда тот попытался убедить его отказаться от власти и примириться с братом, разгневанный Святослав заявил, что Изяслав виновен во многих прегрешениях{87}. Подробностей автор Сказания не приводит, но и так понятно, что настроены против киевского князя были не только горожане, но и его родные братья. Можно привести еще один пример, однако, стоит сразу же оговориться, что базируется он на небезупречных нумизматических данных. Если все же они правдивы, случай этот имеет огромное значение. Есть некоторые основания полагать, что Изяслав, будучи киевским князем, чеканил свою монету. На аверсе ее помещалось изображение святого Дмитрия, а на реверсе – апостола Петра. Именно эти святые были небесными покровителями Изяслава и его старшего сына Ярополка. Следовательно, Изяслав планировал нарушить завещанный Ярославом порядок наследования Киева и объявить своим правопреемником не одного из братьев, но сына, Ярополка. Если это так, у Святослава и Всеволода были более чем весомые причины стремиться к низложению брата. Они защищали свои права на отцовское наследство{88}. Впоследствии, эта информация еще пригодится нам в связи с некоторыми новгородскими событиями. Святослав воспользовался выгодами своего нового положения, чтобы обеспечить владениями своих сыновей. Так как Глеб уже был в Новгороде, новый киевский князь просто подтвердил это назначение{89}. Следующей его задачей было добиться лояльности младшего брата Всеволода. И ему это вполне удалось. Более того, между их сыновьями завязалась крепкая дружба. Любопытно отметить, что в 1074 г. Глеб отправился в Киев{90}. О цели визита в летописи ничего не сказано, но вполне возможно, что князь хотел принять участие в торжествах по случаю свадьбы сына Всеволода, Владимира (Мономаха). О их дружбе свидетельствует и тот факт, что два года спустя именно на новгородском дворе Глеба родился первенец Мономаха, Мстислав{91}. Летописи сохранили один крайне драматичный эпизод из истории княжения в Новгороде Глеба. Эпизод, который, возможно, имел для князя серьезные последствия. Как-то раз в городе появился некий волхв. Он всячески хулил православную веру и настраивал горожан против епископа Федора. Новгородцы разделились на два лагеря. Один, включая епископа, князя и его дружину, остался верен Священному Писанию. Другой, куда вошла большая часть горожан, склонялся на сторону новоявленного пророка. Когда они попытались убить епископа, на защиту священнослужителя встали князь и дружина. Волхв похвалялся тем, что знает все на свете. Тогда Глеб спросил у него, может ли он предсказать собственное будущее. Возмутитель спокойствия ответил, что сотворит вскоре великие чудеса. Услышав это, Глеб «выимя топор, ростя и», и волхв «паде мертв». Тем самым, как пишет летопись, князь показал горожанам, что человек, которому они поверили, был обманщиком, и волнение утихло{92}. Святослав умер 27 декабря 1076 г. В январе 1077 г. новым киевским князем стал его брат Всеволод{93}. На него теперь ложилась ответственность распределения земель между собственными сыновьями и племянниками Святославичами. Самый важный вопрос для нас: кому он отдал отчину Святославичей Чернигов? Сообразно генеалогически выкладкам, старшим из Святославичей автоматически становился Глеб. Обычай требовал, чтобы именно к нему и отошла отцовская отчина. Он, однако, как мы знаем, остался в Новгороде. Его брат Олег, следующий по старшинству в семье, вскоре после смерти отца получил Чернигов{94}. Как можно это объяснить? Ярослав, как мы видели, выделил Святославу Чернигов на правах отчины. Глеб, по праву старшинства, должен был бы унаследовать отцовский город. Он же остался в Новгороде. Что это значит? Вероятнее всего то, что Святослав, с согласия новгородцев, передал ему новгородский стол на правах наследственного владения. Его отчиной стал более важный Новгород, а менее важный Чернигов отошел его младшему брату Олегу. После того, как киевским князем стал Всеволод, он подтвердил эти распоряжения Святослава. Все было бы просто отлично, если бы не одно обстоятельство: 15 июля 1077 г. в Киев вернулся изгнанный Изяслав, который был полон решимости восстановить контроль над Новгородом{95}. И года не прошло после этого, как 30 мая 1078 г. в Заволочье, районе на восточной окраине Новгородской земли, был убит князь Глеб Святославич. Обстоятельств преступления летописец не сообщает{96}. Наследников после Глеба не осталось. Следовательно, после его смерти город вновь оказывался в руках киевского князя. Изяслав поторопился отправить туда своего младшего сына Святополка. Такая спешка вызывает определенные вопросы. Не был ли он причастен к заговору против племянника, или даже непосредственно к его убийству? Смерть Глеба стала еще одним звеном в цепи столь выгодных киевским князьям смертей независимых правителей. Она встает в один ряд со смертями младших сыновей Ярослава, Вячеслава и Игоря, скончавшихся в Смоленске{97}. Новгородская Первая Летопись проливает некоторый свет на обстоятельства гибели Глеба. Она сообщает, что после того, как Святослав назначил Глеба в Новгород, новгородцы восстали против него, он бежал в Заволочье, где и был убит чудью{98}. Это свидетельство дает нам две новые важные детали: восстание горожан и участие в убийстве князя племени чудь. Прямых свидетельств участия Изяслава в убийстве Глеба нет, но некоторые косвенные данные склоняют нас к тому, чтобы принять эту точку зрения. Сложно было придумать более удобное для киевского князя время изгнания его противника из Новгорода. С одной стороны Изяслав примирился со Всеволодом, с другой, Олег бежал из Чернигова в Тмутаракань и, тем самым, перестал представлять для нового властителя Киева непосредственную угрозу. Изяслав вполне мог начать всерьез подумывать о расширении подвластных ему территорий. Сам факт восстания горожан также говорит отнюдь не в пользу Изяслава. Восстание произошло после того, как Глеб мирно правил в Новгороде почти 10 лет! И вдруг, меньше чем через год после возвращения в Киев Изяслава, такое недовольство. Бегство Глеба напоминает нам и о событиях 1064 г., когда из города бежал другой князь, Ростислав. Все это не может не наводить на мысли об участии Изяслава в изгнании Глеба. Есть и еще одна загадка, связанная со смертью Глеба. Патерик Киево-Печерского монастыря содержит один эпизод, который, как кажется, указывает на некую политическую интригу. Монах Никита, имевший дар провидения, в самый день смерти Глеба послал к Изяславу с новостью о том, что его противник мертв. Он же посоветовал князю, как можно скорее, отправить в город Святополка{99}. Этот инцидент интересен нам в двух отношениях: во-первых, монах знает точное время гибели Глеба, во-вторых, он советует Изяславу как можно скорее отправить в Новгород Святополка. Провидение вполне может объясняться участием в политическом заговоре. Но почему он, отшельник, дает князю советы по мирским делам? И почему именно такие советы? Ожидал ли Изяслав от него какой-то информации, так как знал, что Никита посвящен в тайную жизнь новгородской политики? У последнего вполне могли быть связи с заговорщиками, так как впоследствии он станет епископом Новгорода{100}. Более то-го, как представляется, знал он кое-что и о планах самого Изяслава, так как посоветовал отправить в Новгород не старшего сына Ярополка, а младшего Святополка. Установить контроль над Новгородом и отправить туда одного из своих сыновей, – безусловно, это была одна из основных политических задач Изяслава. Он вполне мог обсуждать ее с Никитой. Вопрос в том, в какой степени участвовал сам киевский князь в заговоре против Глеба? Как мы уже видели, единственный момент напряженности между князем и горожанами возник как раз на религиозной почве, в 1071 г., когда в городе появился тот злополучный волхв, и толпа попыталась убить епископа. Вместо этого Глеб убил чародея и настроил против себя его сторонников. Возможно, что несколько лет спустя агенты Изяслава постарались спровоцировать последователей неудачливого пророка и натравить их на Глеба? Если вспомнить, что еще в 1073 г. Святослав обвинял своего старшего брата во многих прегрешениях, такая возможность не покажется столь уж невероятной. Почти два месяца спустя, 23 июля, тело Глеба было доставлено в Чернигов для погребения. Важно отметить, что князь не был похоронен в Новгороде, который, по планам Святослава, возможно, должен был бы стать его отчиной. Если бы Изяслав позволил захоронить его там, он фактически признал бы город его наследственным владением и, следовательно, был бы вынужден передать Новгород семье покойного. Глупо было бы давать такие козыри в руки Олега, младшего брата Глеба Святославича. В итоге, тело было захоронено в Чернигове, родовом гнезде Святославичей. Изяслав отправил в Новгород младшего сына, Святополка, так как старший, княживший в Вышгороде Ярополк, рассматривался им как потенциальный наследник Киева{101}. После смерти Мстислава в Полоцке, именно Святополк оставался единственным из сыновей Изяслава, которого бы он мог назначить на новгородское княжение. Нам неизвестно, передал ли он ему Новгород на правах наследственного владения. Впрочем, учитывая пример Мстислава Изяславича и поспешность, с которой новый князь был отправлен на берега Волхова, это вполне возможно. К тому же такое положение дел вполне отвечало традиции, которой придерживались дед Изяслава Владимир, его отец Ярослав и брат Святослав. Мстислав Владимирович Осенью 1078 г. Олег Святославич, пытаясь вернуть себе отцовскую отчину, Чернигов, напал на Изяслава Ярославича. 3 октября последний был убит, и новым киевским князем стал его младший брат Всеволод{102}. Святополк Изяславич оставался новгородским князем вплоть до 1088 г. После этого (когда точно неизвестно) Всеволод отправил в Новгород своего внука, сына Владимира Мономаха, Мстислава{103}. Он пробыл в городе пять лет, и потом был переведен в Ростов{104}. 13 апреля 1093 г. Всеволод умер, и киевский стол перешел к Святополку Изяславичу{105}. Святополк вместе с Владимиром Мономахом назначили в Новгород Давида Святославича, князя из черниговской династии{106}. После двух лет правления горожане его изгнали, и князем в Новгороде вновь стал Мстислав Владимирович{107}. Летопись не поясняет, почему князья передали город именно Давиду, но, кажется, это стало результатом некоторого компромисса. Святополк не хотел, чтобы в Новгороде правил сын Мономаха, а Мономах не желал допустить туда сына Святополка. То, что выбор пал на Давида, стало событием беспрецедентным. Впервые представитель политически слабой династии (в данном случае Святославичей) стал временным правителем Новгорода. Едва ли князья дали ему город в постоянное наследственное владение. У каждого из них были собственные планы на Новгород. Так Давид стал первым новгородским князем, который управлял городом не на правах отчины. Иными словами его роль, действительно, как отмечает В. Янин, была близка роли посадника. После повторного восшествия на новгородский престол, как сообщает летопись, Мстислав правил здесь целых 20 лет{108}. То есть началось его княжение в 1097 г., именно тогда, когда князья съехались на знаменитый Любечский съезд{109}. Возможно, именно там Мономаху и удалось склонить Святополка согласиться на это назначение. К этому времени он (также, как и князь Святослав Черниговский в свое время), был самым влиятельным князем всех русских земель, хотя и носил титул всего лишь переяславского князя. Также как и Святославу ему удалось добиться для своего сына новгородского стола. Как видим, киевское влияние, начавшее ослабевать в Новгороде еще при князе Изяславе, в 1097 г. при его сыне и вовсе сошло на нет. Святополк, тем не менее, сдаваться не собирался. В 1102 г. он предложил новгородцам своего сына в качестве нового князя, но горожане отвергли это предложение. Они заявили, что Всеволод дал им Мстислава и они сами «вскормили есми соби князя» и отказываться от него теперь не собираются. Более того, они сопроводили это заявление обвинениями в адрес самого Святополка, припомнив, что тот «шел еси от нас»{110}. Здесь, очевидно, имелись в виду события двадцатилетней давности. В 1078 г., став киевским князем, Всеволод позволил Святополку остаться в Новгороде, точно так же, как ранее он позволил это и Глебу. Тем самым фактически были признаны наследственные права Святополка на город. Но он, однако, в 1088 г. предпочел ему Туров, столицу своей династии, и уехал из Новгорода{111}. Эти-то события в 1102 г. и припомнили ему новгородцы. Впервые тогда жители города отказались принять предложенного им из Киева князя. Источники не сообщают, был ли Новгород наследственным владением Мстислава. Исходя из приведенных выше примеров, это должно было бы быть так. Известие о том, что в 1103 г. Мстислав основал Благовещенскую церковь на новгородском Городище, подтверждает нашу гипотезу{112}. Строительство церквей, как мы уже видели в случае с Владимиром Ярославичем, явно выдавало именно такую трактовку отношений князя и земли. Двадцатилетнее правление Мстислава доказывает, что новгородцы были вполне им довольны. Причины этого заключались не только в том, что князь был умелым администратором и приходился сыном самому могущественному правителю Руси, но также и в том, что по рождению своему Мстислав был новгородцем! Как мы уже видели, родился он на новгородском дворе Глеба Святославича. Более того, сами новгородцы признавались, что «вскормили» его «себе». Это явно указывает на то, что после первого же появления Мстислава в городе в качестве князя, новгородцы приложили все усилия к тому, чтобы воспитать верного защитника своих интересов{113}. Всеволод Мстиславич После смерти Святополка в 1113 г. новым киевским князем стал Владимир Мономах, который, конечно же, подтвердил правление Мстислава в Новгороде{114}. Четыре года спустя, однако, он перевел сына ближе к Киеву, в Белгород{115}. Новгородцы пошли на беспрецедентный шаг, – они позволили Мстиславу оставить в качестве нового князя его сына, Всеволода{116}. Впервые в истории города отцу на новгородском столе таким образом наследовал сын. Это лишний раз подтверждает наше предположение о том, что новгородцы хотели видеть в Мстиславе основателя своей собственной, отдельной княжеской династии. Есть и иные свидетельства. В 1122 г., пять лет спустя после перехода Мстислава в Белгород, Мономах устроил его свадьбу с дочерью бывшего новгородского посадника Димитрия Завидича{117}. Тем самым он пытался укрепить связи сына с городом. В 1118 г. Владимир и Мстислав вызвали в Киев всех новгородских бояр и заставили их принести некую клятву, скрепленную крестоцелованием{118}. Непохоже, чтобы она напрямую была связана с княжением Всеволода. Скорее, как предполагает В. Янин, речь шла о власти новгородского посадника{119}. При этом сам факт крестоцелования ясно показывает, что новгородцы признавали политическую власть князей и, следовательно, рассматривали их в качестве основателей городской династии. Новгородская Первая Летопись сообщает, что в 1125 г., после смерти Владимира Мономаха, «в то же лето посадиша на столе Всеволода Новгородци»{120}. Впервые в летописях Всеволод Мстиславич упоминается под 1117 г., когда он, вероятно, будучи еще ребенком, наследовал отцу в Новгороде. Оказывается, что в 1125 г. новгородцы избрали его уже как своего самостоятельного князя. С этого времени он правил сам, без помощи назначенных отцом советников. Возможно, с этим связано и то, что, как указано в летописи под 1132 г., новгородцы потребовали от него принести клятву верности и пообещать, что он останется их князем до самой смерти{121}. Определенно новгородцы не хотели, чтобы и этот князь последовал примеру Святополка или Мстислава и бросил город ради южных земель. Их требования, как и в случае с призванием Рюрика или с событиями 970 г., были попыткой обезопасить наследственный переход княжеской власти внутри одной династии и превратить город в княжескую отчину. В 1126 г. Всеволод навестил в Киеве своего отца и вернулся обратно в Новгород{122}. Четыре года спустя, в 1130 г., он повторил это путешествие{123}. В. Янин полагает, что в обоих случаях причиной отъезда князя из Новгорода было решение веча; его попросту изгоняли из города{124}. Новгородская Первая Летопись прямо говорит, что Всеволод правил в городе двадцать лет{125}. Едва ли здесь может вестись речь о правлении с какими бы то ни было перерывами. Как мы уже видели, когда Новгородом управлял Глеб Святославич, он также наведывался в Киев к отцу, но и там никаких упоминаний о его изгнании на этот период неизвестно. Хотя вновь ни один из источников не говорит о том, что Новгород должен был стать наследственным владением Всеволода и его потомков, все косвенные свидетельства указывают именно на это. Под 1127 г. в Новгородской Первой Летописи содержится упоминание о том, что князь основал каменную Иоанновскую церковь{126}. В 1135 г., на этот раз вместе с архиепископом Нифонтом, он присутствовал при закладке еще одной церкви, освященной в честь Богородицы{127}. Важно отметить, что Всеволод строил в Новгороде церкви, точно так же, как Владимир Ярославич, заложивший здесь Софийский собор, когда город был его отчиной. Всеволод, однако, в отличие от Владимира, не был похоронен в одной из своих церквей, так как умер в изгнании, в Пскове. Тем не менее, его активная строительная деятельность говорит о многом. Самый срок правления, двадцать лет, тоже указывает на то, что, равно как и его отец, Всеволод воспринимался новгородцами отнюдь не как проходная фигура. При этом были у него и иные амбиции. Он принял предложение своего дяди киевского князя Ярополка перейти на стол Переяславля, родовогогнезда Мономашичей, их последней ступеньки на пути к Киеву{128}. Тем самым он нарушил данное новгородцам обещание оставаться их князем до самой смерти. В итоге, 28 мая 1136 г. жители города изгнали его{129}. Он бежал в Псков, где и умер в том же году{130}. Так разрушены были все попытки Владимира Мономаха и Мстислава Великого дать новгородцам собственную княжескую династию. После изгнания Всеволода политика новгородцев по отношению к князьям кардинально изменилась. Их попытки установить собственную княжескую династию терпели поражение на протяжении 300 лет. Святополк Изяславич предпочел их городу Туров. Мстислав оставил их ради Киева. Наконец, Всеволод попытался уйти в Переяславль, не обращая никакого внимания на им же данную клятву. Новгородцы оставили тщетные попытки обзавестись отдельной династией. В будущем они будут обращаться к самому влиятельному русскому князю с просьбой прислать им отдельного князя (чаще всего брата, или сына) на определенный срок, как правило, заканчивавшийся изгнанием вчерашнего правителя из города{131}. Заключение Мы видели, что новгородцы пригласили Рюрика, чтобы он стал основателем местной княжеской династии. Подтверждением этому может служить тот факт, что много лет спустя, когда новгородцы пригласили к себе на тех же условиях Владимира Святославича, он явно воспринимал город как свою отчину. Его статус там соответствовал статусу его братьев в Киеве и в Вручии. В 970 г. Святослав раздал своим детям земли, но как верные сыновья они продолжали оставаться зависимыми от него. Хотя у нас и нет документальных свидетельств, можно утверждать, что после смерти Святослава, Олег и Владимир, также как и Ярополк, стали независимыми правителями. При этом, однако, Олег и Владимир должны были выплачивать Ярополку определенную дань. Став киевским князем, Владимир завещал Новгород на правах наследственного владения своему старшему сыну Вышеславу. После того, как тот умер, не оставив наследников, Владимир передал город Ярославу. Последний отказался платить отцу дань и, тем самым, проявил политическую независимость. Хотя ПВЛ и сообщает, что до того все посадники дань Киеву платили, это вовсе не означает, что Ярослав был посадником. Начиная со времен вещего Олега и вплоть до периода правления Ярополка, киевские князья, безусловно, должны были отправлять своих представителей для управления Новгородом. Эти-то бояре и выплачивали ежегодную дань. Отказ Ярослава ясно показывает, что его отношения с киевским князем отличались от отношений простого посадника. О том же говорят нам и известия о чеканке Ярославом новгородской монеты. Все это действия независимого правителя. Будучи киевским князем, Ярослав последовал примеру отца и завещал Новгород своему старшему сыну Илье. Его преждевременная смерть и отсутствие у него наследников, вынудили князя передать город следующему по старшинству сыну, Владимиру. Тот также умер раньше отца, но наследственные права на город были признаны за его сыном Ростиславом. Поэтому-то Ярослав Мудрый и не сделал очередным новгородским князем своего следующего сына Изяслава. Город должен был принадлежать Ростиславу. Известия о том, что Владимир инициировал строительство в Новгороде кафедрального собора, и был в нем похоронен, также доказывают, что и он сам и новгородцы рассматривали город как наследственное владение его и его потомков. Старшие Ярославичи, – Изяслав, Святослав и Всеволод, – попытались изменить ситуацию. После смерти отца, Изяслав нарушил его завет: он лишил наследства Ростислава и отправил управлять Новгородом сперва посадника Остромира, а затем и своего сына Мстислава. Изяслав попытался установить контроль над городом, превратив его в отчину сына. Столкновение Мстислава с Всеславом Брячиславичем, стало первым случаем, когда правитель был изгнан из города в результате междукняжеской усобицы. Святослав был первым некиевскием князем, который сумел посадить на новгородский стол своего сына. Отчиной Глеба Святославича должен был стать именно Новгород, а не родовое гнездо династии – Чернигов. Всеволод, став киевским князем, подтвердил это назначение. После того, однако, как его на престоле сменил старший брат Изяслав, новгородцы изгнали Глеба, положив начало столь распространенной впоследствии традиции изгнания неугодных князей. Изяслав восстановил контроль над Новгородом, отправив туда своего сына Святополка. Став киевским князем во второй раз, Всеволод подтвердил и это назначение. Тем не менее, Святополк оставил новгородцев, ради своего родового гнезда, Турова. Это лишило его и его наследников права претендовать на город, как на свою отчину. Знаменательно, что подтверждая права на Новгород и Глеба и Святополка, Всеволод следовал старинному обычаю и смотрел на город как на наследственное независимое владение того или иного князя. Именно семье Всеволода сопутствовал наибольший успех во взаимоотношениях с Новгородом. Длительное правление Мстислава явно показывает, что горожане были вполне им довольны. Назначение Всеволода Мстиславича новым новгородским князем стало первой попыткой передачи стола по наследству от отца к сыну. Дальнейшей связи его с городом должна была содействовать клятва оставаться новгородским князем вплоть до самой смерти. После того, как он нарушил клятву, горожане изменили свое отношение к княжеской власти, начав приглашать в город князей по собственному выбору. Самая природа княжеской власти в Новгороде изменилась. Город перестал быть княжеской отчиной; отныне князей на определенный период приглашало вече. Как мы уже видели, В. Л. Янин утверждает, что в древнейший период русской истории князь и посадник занимали в Новгороде одинаковые позиции. Они оба были представителями киевской власти, обладали одинаковым авторитетом и исполняли сходные функции. Кажется, что все вышесказанное побуждает нас пересмотреть эту точку зрения. Новгород был княжеской отчиной, а посадники представляли собой всего лишь администраторов, присылаемых сюда киевскими князьями. Посадники никогда не искали поддержки варяжских наемников, как Владимир и Ярослав. Они никогда не чеканили собственную монету, как тот же Ярослав. Они не строили соборов и не находили в них место последнего упокоения, как Владимир Ярославич. Посадники никогда не «садились на столе» какого бы то ни было города, как все те же Владимир и Ярослав. Они не вставали на защиту своей власти от Киева и никогда не боролись с киевскими князьями за верховное владычество над всеми русскими землями. Янин полагает также, что киевский князь мог назначить на княжение в Новгороде любого из своих сыновей, любого из родственников, даже нетитулованного боярина. Летописи не поддерживают эту точку зрения. Когда Владимир и Ярослав правили в Киеве, Новгород они всегда отдавали старшему из своих сыновей! В том случае, когда новый новгородский князь умирал раньше отца, и после него не оставалось наследников, город переходил к следующему по старшинству брату. Сообразно этой практики, Святослав Ярославич, Владимир Мономах и Мстислав Великий, также передавали город старшему из своих сыновей. Лишь Изяслав решился нарушить эту традицию. Таким образом, мы видели, что с середины X в. и вплоть до первой половины XII в. статус новгородского князя отнюдь не равнялся статусу посадника. Князь обладал большей властью. Он не назначался на какое-то время, но правил городом как своей наследственной отчиной. Чаще всего он был старшим сыном правящей фамилии. Правом назначать своего отпрыска в Новгород обладали не только киевские, но также, в разные периоды времени, черниговские и переяславские князья, бывшие тогда самыми влиятельными правителями во всех русских княжествах. Конец этим попыткам утвердить особую, новгородскую династию, определенно, положило нежелание самих князей править Новгородом, как своей отчиной. Перевод с английского В. Г. Ананьева ПРИМЕЧАНИЯ 1. Ипатьевская летопись // Полное собрание русских летописей. СПб., 1908. Т. 2. Стб. 114-115 (Далее – Ип. Л.); Лаврентьевская летопись // Полное собрание русских летописей. Л., 1926. Т. 1. Стб. 130. (Далее – Лавр. Л.). Ср. с: Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. С. 168. (Далее – НПЛ). Здесь вместо «посадници» стоит «князи». 2. Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 47. 3. Там же. С. 51. 4. Ип. Л. Стб. 19-20; Лавр. Л. Стб. 14-15; НПЛ. С. 106. 5. Лавр. Л. Стб. 22; Ип. Л. Стб. 16. 6. Лавр. Л. Стб. 22-23; Ип. Л. Стб. 16-17. Янин предполагает, что, призвав Рюрика, новгородцы запретили ему собирать налоги. Если это так, становится понятным, почему Олег решил перебраться в Киев. Там его власть основывалась бы на праве завоевателя, а не на соглашении, и он мог бы взимать дань. Подробнее см. главу «Средневековый Новгород» в издании: The Cambridge History of Russia. Cambridge, 2006. Vol. 1. From Early Rus‘ to 1689, ed. by M. Perrie. P. 190-191. ПВЛ, однако, ничего об этом не говорит. 7. Некоторые поздние летописи называют Ярополка старшим из трех братьев, см., напр.: Ермолинская летопись // Полное собрание русских летописей. СПб., 1910. Т. 23. С. 8; Устюжская летопись, список Мациевича и Архангелогородский летописец // Полное собрание русских летописей. Л., 1982. Т. 37. С. 21, 60. 8. Ип. Л. Стб. 55-57; Лавр. Л. Стб. 67-69; НПЛ. С. 119-121; Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 47. 9. НПЛ. С. 128. Относительно трактовки термина «посадил», см.: Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 51. 10. Ип. Л. Стб. 62; Лавр. Л. Стб. 74; НПЛ. С. 124. 11. Ип. Л. Стб. 16-17; Лавр. Л. 22-24. 12. НПЛ. С. 124-125; Ип. Л. Стб. 62-63; Лавр. Л. Стб. 74-75. 13. Здесь Ярополк, определенно, следовал примеру Рюрика, который также послал своих людей управлять землями скончавшихся братьев Синеуса и Трувора, см.: Лавр. Л. Стб. 20; Ип. Л. Стб. 14. 14. Эту точку зрения поддерживают многие историки, см., напр.: Толочко А. П. Князь в Древней Руси: власть, собственность, идеология. Киев, 1992. С. 28. 15. Практика эта отличалась от той, что позже была принята Ярославом Мудрым, подробнее см.: Dimnik M. The «Testament» of Iaroslav «The Wise»: A Re-examination // Canadian Slavonic Papers. 1987. Vol. XXIX. № 4. Р. 375-377. 16. Лавр. Л. Стб. 75; Ип. Л. Стб. 63; НПЛ. С. 125. 17. См., напр., под 1016 г. в ПВЛ: «Ярослав седе в Киеве на столе отни и дедни», или «Ярослав седе в Киеве на столе отни», или под 1019 г., где говорится, что «Ярослав же пришед седе в Киеве», «Ярослав же седе в Киеве». Подробнее см.: Лавр. Л. Стб. 142; Ип. Л. Стб. 129; Там же. Стб. 133; Лавр. Л. Стб. 146. 18. Лавр. Л. Стб. 75-76; Ип. Л. Стб. 63-64. 19. См. под 978 г.: Устюжская летопись … С. 22, 61. См. также: Лурье Я. С. Общерусские летописи XIV – XV вв. Л., 1976. С. 192. Относительно степени достоверности этого довольно позднего источника, см. также: Сербина К. Н. Устюжское летописание XVI – XVIII вв. Л., 1985. 20. Летописец здесь не просто пытается обелить «узурпатора-Владимира». Действительно, дальнейшие события показывают, что практика раздела наследства была широко распространенной. См., напр., под 1024 г., когда те же самые требования к Ярославу предъявляет его брат Мстислав. 21. Ип. Л. Стб. 67; Лавр. Л. Стб. 79. 22. Ип. Л. Стб. 67; Лавр. Л. Стб. 79; НПЛ. С. 128. 23. Ип. Л. Стб. 111-112; Лавр. Л. Стб. 126-127; ср.: НПЛ. С. 167. 24. НПЛ. С. 159; ср.: Ип. Л. Стб. 105-106; Лавр. Л. Стб. 121. Некоторые источники добавляют, что Станислав получил Смоленск, а Судислав – Псков. См.: Московский летописный свод конца XV века // Полное собрание русских летописей. М.; Л., 1949. Т. 25. С. 365. Относительно разночтений в этом списке, см.: Повесть временных лет. М.; Л., 1950. Ч. 2. Приложения, комментарии Д. С. Лихачева, под ред. В. П. Адриановой-Перетц. С. 325-326, 342-343; Millard M. Sons of Vladimir, brothers of Iaroslav // Cahiers du Monde Russe et Sovietique. 1971. Vol. XII. P. 286-287. 25. Это подтверждает сведения о том, что Новгород продолжал платить дань Киеву со времени Олега и вплоть до смерти Ярослава. 26. Устюжская летопись … С. 161. 27. Ип. Л. Стб. 126; Лавр. Л. Стб. 139. 28. Лавр. Л. Стб. 84; Ип. Л. Стб. 71; НПЛ. С. 132. 29. М. Миллард предполагает, что список мог быть изменен в годы правления Ярослава Мудрого, дабы подтвердить его права на престол, см.: Millard M. Sons of Vladimir … P. 291-292, 295. 30. Впервые в качестве новгородского князя Ярослав упоминается под 1014 г., см.: Ип. Л. Стб. 114; Лавр. Л. Стб. 130; НПЛ. С. 168. Логично предположить, что Вышеслав умер не задолго до этого. Только лишь В. Н. Татищев, к чьей информации следует относиться с большой осторожностью, называет точную дату смерти Вышеслава: 1010 г. См.: Татищев В. Н. История Российская. М.; Л., 1963. Т. 2. С. 69; То же. М.; Л., 1964. Т. 4. С. 141. 31. Ип. Л. Стб. 114; Лавр. Л. Стб. 129. Ср.: НПЛ. С. 168, где вместо 1001 стоит 1002 г. 32. Ип. Л. Стб. 114; Лавр. Л. Стб. 129; НПЛ. С. 168. 33. Подробнее см.: Dimnik M. Succession and Inheritance in Rus‘ before 1054 // Mediaeval Studies. Toronto, 1996. Vol. 58. P. 107-108. 34. Лавр. Л. Стб. 130; Ип. Л. Стб. 114-115; НПЛ. С. 168. 35. Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 47. 36. См.: Dimnik M. Succession and Inheritance … Р. 108-109. 37. Лавр. Л. Стб. 142; Ип. Л. Стб. 129; НПЛ. С. 15, 175. 38. Ип. Л. Стб. 130; Лавр. Л. Стб. 143; НПЛ. С. 161, 470; Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 48. 39. Ип. Л. Стб. 129; НПЛ. С. 175, ср.: Лавр. Л. Стб. 142. 40. Ип. Л. Стб. 135; Лавр. Л. Стб. 147. 41. Ип. Л. Стб. 136; Лавр. Л. Стб. 149. 42. Ип. Л. Стб. 134-136; Лавр. Л. Стб. 147-149. 43. Ип. Л. Стб. 137; Лавр. Л. Стб. 149. 44. Ип. Л. Стб. 138; Лавр. Л. Стб. 150. 45. См. под 1034 г.: Ип. Л. Стб. 138; ср. под 1036 г.: Лавр. Л. Стб. 150. Относительно даты смерти Мстислава, см.: Dimnik M. The «Testament» of Iaroslav «The Wise» … Р. 371. 46. Ип. Л. Стб. 139; Лавр. Л. Стб. 151. В обоих случаях сообщается, что, когда Судислав был освобожден, в заключении он провел 24 года. Отсюда, датой его заключения можно считать 1035 г. 47. Первым монеты атрибутировал А. А. Куник, см.: Куник А. А. О русско-византийских монетах Ярослава Владимировича с изображением св. Георгия Победоносца. СПб., 1860. См. также: Сотникова М. П., Спасский И. Г. Тысячелетие древнейших монет России: Сводный каталог русских монет X – XI веков. М.; Л., 1983. С. 106, 96-105, 196-203; Сотникова М. П. О так называемых скандинавских подражаниях «Ярославлю серебру» // Вспомогательные исторические дисциплины. 1978. Вып. 10. С. 6-12. 48. Сотникова М. П., Спасский И. Г. Тысячелетие древнейших монет… С. 99; Сотникова М. П. Итоги изучения русских монет X – XI веков в Государственном Эрмитаже // Прошлое нашей родины в памятниках нумизматики. Л., 1977. С. 5; Spasskii I. G. The Russian Monetary System. Amsterdam., 1967. P. 55. 49. Сотникова М. П., Спасский И. Г. Тысячелетие древнейших монет… С. 52-53, 99. 50. Dimnik M. The Coinage of Vladimir (988-1015) and his Sons (1015-1034) // Proceedings of the 2nd International Numismatic Congress in Croatia. Opatija, 2000. P. 85-87. 51. Лавр. Л. Стб. 150; Ип. Л. Стб. 138; НПЛ. С. 161, 470; Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 49. 52. Лавр. Л. Стб. 160; Ип. Л. Стб. 149. О жизни Владимира подробнее см.: Рапов О. М. Княжеские владения на Руси в X – первой половине XIII в. М., 1977. С. 43-44. 53. О строительстве Спасского собора, см.: Лавр. Л. Стб. 150; Ип. Л. Стб. 138. О строительстве киевской Софии: Лавр. Л. Стб. 151; Ип. Л. Стб. 139. О захоронениях: Лавр. Л. Стб. 162; Ип. Л. Стб. 151. 54. Лавр. Л. Стб. 161; ср. под 1055 г.: Ип. Л. Стб. 150-151. 55. Ип. Л. Стб. 150; Московский летописный свод … С. 379. 56. Dimnik M. The «Testament» of Iaroslav «The Wise» … Р. 383-385. 57. См.: Ibid. P. 379-380. 58. См.: Ип. Л. Стб. 150; Лавр. Л. Стб. 161. 59. НПЛ. С. 181. См. также: Dimnik M. 1) The «Testament» of Iaroslav «The Wise» … Р. 379; 2) The Dynasty of Chernigov 1054-1146. Toronto, 1994. P. 20-21, 24-30. 60. Лавр. Л. Стб. 161; Ип. Л. Стб. 150. 61. Dimnik M. The «Testament» of Iaroslav «The Wise» … Р. 377-378. 62. Ип. Л. Стб. 151; Лавр. Л. Стб. 162; НПЛ. С. 183. 63. Ип. Л. Стб. 151; Лавр. Л. Стб. 162; но ср.: НПЛ. С. 183. 64. Ип. Л. Стб. 151; Лавр. Л. Стб. 162-163; НПЛ. С. 183. 65. См. под 1060 г.: Тверская летопись // Полное собрание русских летописей. СПб., 1863. Т. 15. Стб. 153; Ермолинская летопись. С. 22; ср. под 1054 г.: Софийская первая летопись // Полное собрание русских летописей. Л., 1925. Т. 5. С. 131. 66. Точную дату смерти Ростислава дает только Татищев, см.: Татищев В. Н. История Российская. Т. 2. С. 78; см. также: Рапов О. М. Княжеские владения … С. 68-69. 67. Ип. Л. Стб. 114; Лавр. Л. Стб. 129; НПЛ. С. 168. 68. НПЛ. С. 161. 69. Софийская первая … С. 131; ср.: Патриаршая или Никоновская летопись // Полное собрание русских летописей. СПб., 1862. Т. 9. С. 86; Тверская летопись. Стб. 152; Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 49. 70. Остромирово Евангелие 1056-1057 года. СПб., 1843. С. 294. 71. Ип. Л. Стб. 152-153; ср.: Лавр. Л. Стб. 163-164; НПЛ. С. 184. См. так-же: Тверская летопись. Стб. 154-156. 72. Dimnik M. The «Testament» of Iaroslav «The Wise» … Р. 382. См. также: Погодин М. П. Междоусобныя войны 1055-1240 // Временник Общества истории и древностей российских. М., 1849. Кн. 2. С. 52. 73. Патриаршая или Никоновская … С. 139; Тверская летопись. Стб. 154; Ермолинская летопись. С. 22. 74. Софийская первая … С. 139; Московский летописный свод … С. 379. Относительно даты смерти Остромира, см.: Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 49. Изяслав дал своему старшему сыну Ярополку в княжение Вышгород, неподалеку от Киева, чтобы максимально упростить в дальнейшем переход киевского стола в его руки. Точно также поступит со своим старшим сыном Мстиславом и Владимир Мономах, Вышгороду, правда, предпочтя Белгород. 75. НПЛ. С. 161, 470. Всеслав Полоцкий занял Новгород зимой 1066-1067 гг., см.: Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 49-50. О смерти Мстислава см.: НПЛ. С. 191. 76. Сыновей Ростислава звали Рюрик, Володарь и Василько, см.: Baumgarten N. de. Généalogies des branches régnantes des Rurikides du XIIIe au XVIe siècle // Orientalia Christiana. Roma, 1934. Vol. 35. № 94. Table III, 1-4; Рапов О. М. Княжеские владения … С. 69. 77. Ип. Л. Стб. 155; Лавр. Л. Стб. 166. 78. Ип. Л. Стб. 156-162; Лавр. Л. Стб. 167-171. 79. Ип. Л. Стб. 161; Лавр. Л. Стб. 171-172. 80. Ип. Л. Стб. 162-163; Лавр. Л. Стб. 173-174. 81. НПЛ. С. 17. 82. НПЛ. С. 161, 470. Мстислав определенно покинул Новгород уже в 1067 г., после столкновения с Всеславом, и отправился к отцу. В апреле 1069 г. он вернулся с ним и польскими войсками в Киев; чуть позже – отъехал в Полоцк, где вскоре и умер. См.: Лавр. Л. Стб. 173-174; Ип. Л. Стб. 163; Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 49-50. 83. См.: Медынцева А. А. Тмутараканский камень. М., 1979. С. 9; Рыбаков Б. А. Русские датированные надписи XI – XIV веков // Археология СССР. Свод археологических источников. М., 1964. С. 16-18. 84. См.: Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 49-50. 85. Захаренко А. Г. Черниговские князья в Новгороде // Ученые записки. Кафедра истории СССР Ленинградского государственного педагогического института им. А. И. Герцена. Л., 1947. Т. 61. С. 148. 86. Ип. Л. Стб. 172-173; Лавр. Л. Стб. 182-183; НПЛ. С. 197-198. 87. Успенский сборник XII – XIII вв. М., 1971. С. 123. 88. Петров Н. И. Монеты великаго князя киевскаго Изяслава Ярославича (1054 – 1078 гг.) // Труды девятого археологического съезда в Вильне, 1893 г. М., 1895. Т. I. С. 113-115. 89. Ип. Л. Стб. 190; Лавр. Л. Стб. 199. Ср. под 1079 г.: НПЛ. С. 201. Под 1071 г. Глеб упоминается, как новгородский князь: Ип. Л. Стб. 170-171; Лавр. Л. Стб. 180-181; НПС. С. 196. 90. НПЛ. С. 201; Лавр. Л. Стб. 187; Ип. Л. Стб. 177. 91. Лавр. Л. Стб. 247; Ип. Л. Стб. 190; Орлов А. С. Владимир Мономах. М.; Л., 1946. С. 157, 161. 92. Ип. Л. Стб. 170-171; Лавр. Л. Стб. 180-181; НПЛ. С. 196. 93. Ип. Л. Стб. 190; Лавр. Л. Стб. 199. 94. Dimnik M. The Dynasty … P. 135-142. 95. Лавр. Л. Стб. 199; Ип. Л. Стб. 190. 96. Ип. Л. Стб. 190-191; Лавр. Л. Стб. 199-200: ср. Новгородскую Первую, которая ошибочно помещает событие под 1079 г.: НПЛ. С. 201. 97. О времени их смерти, см.: Dimnik M. The Dynasty … P. 42-49. 98. НПЛ. С. 470. Ср. точку зрения С. М. Соловьева, который полагал, что Глеб был изгнан из Новгорода Изяславом: Соловьев С. М. Об отношениях Новгорода к великим князьям // Чтения. М., 1846. № 1. С. 108. См. также: Захаренко А. Г. Черниговские князья … С. 150. 99. The Paterik of the Kievan Caves Monastery. Cambridge, Mass., 1989. P. 144. 100. Ип. Л. Стб. 230; Лавр. Л. Стб. 240. 101. Ип. Л. Стб. 191; Лавр. Л. Стб. 200. 102. Ип. Л. Стб. 193, 195; Лавр. Л. Стб. 201-202, 204. 103. НПЛ. С. 161, 470. 104. Там же. 105. Ип. Л. Стб. 207. 106. См. под 1095 г.: НПЛ. С. 19, 202. 107. Там же. С. 161, 470. Согласно Янину пятилетнее княжение Мстислава продолжалось с конца 1088 г. до начала 1094 г., а Давид правил в Новгороде с начала 1094 г. до начала 1096 г. См.:Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 51. Другого мнения придерживается Т. Круглова, полагающая, что в 1088 г. Давид заменил на новгородском столе Святополка и, следовательно, княжил в Новгороде дважды, см.: Круглова Т. В. О сроках новгородского княжения Мстислава Великого // Древняя Русь: Вопросы медиевистики. 2007. № 1(27). С. 15-20. 108. НПЛ. С. 161, 470. 109. В. Л. Янин полагает, что Мстислав начал княжить в Новгороде не позднее февраля 1096 г., см.: Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 51. 110. Ип. Л. Стб. 251; Лавр. Л. Стб. 275-276. 111. Ип. Л. Стб. 199; Лавр. Л. Стб. 207. 112. НПЛ. С. 19, 203. 113. Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 59. 114. Ип. Л. Стб. 275-276; под 1114 г. см.: Лавр. Л. Стб. 290. 115. Ип. Л. Стб. 284; Лавр. Л. Стб. 291; НПЛ. С. 20, 204. 116. НПЛ. С. 20, 161, 470. 117. Там же. С. 21, 205. 118. Там же. С. 21, 204-205. 119. Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 64-65. 120. НПЛ. С. 21, 205. 121. Там же. С. 22, 207. 122. Там же. С. 21, 205. 123. Там же. С. 22, 206. 124. Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 67. 125. НПЛ. С. 161, 470. 126. НПЛ. С. 21, 206. 127. Там же. С. 23, 208. 128. Ип. Л. Стб. 294-295. 129. НПЛ. С. 24, 209. 130. Там же. С. 24-25, 209-210, 161, 470. О правлении Всеволода см. также: Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества ХII – ХIII вв.. М., 1982. С. 540-544; Рапов О. М. Княжеские владения … С. 144-145. 131. См.: Franklin S., Shepard J. The Emergence of Rus, 750-1200. London, 1996. P. 343-345. ROSSICA ANTIQUA. 2011/1 |
| В избранное | ||
