В полдень 6 июня 1926 года в почти пустое кафе "Le Lutece" на бульваре Сен-Мишель вошла молодая женщина в черном платье, села за столик в углу и заказала бутылку Chateau Раре-Clement урожая 1899 года. Выпив рюмку, она тотчас же попросила счет и расплатилась. Едва гарсон отошел от ее столика, как раздался выстрел и звук упавшего тела. Когда официант и пара случайных посетителей подбежали к даме, она была мертва. На полу валялся выпавший из руки револьвер. В сумочке дамы нашли визитную карточку на имя Ирэн Тернер и лаконичную записку: "Я сама".
История молодой самоубийцы столь же поразительна, как и время, в которое она жила.
Настоящая фамилия Ирэн (Ирины) Тернер - Яковлева. Она родилась в Петербурге в 1900 году. Ее отец, юрист по образованию, был приват-доцентом Московского университета. В середине 1890-х годов он разбогател, играя на бирже, оставил службу, переехал в Петербург и, купив два доходных дома, стал домовладельцем. Он умер в 1915 году, оставив жене и единственной дочери весьма приличное состояние.
Ирина получила прекрасное образование; знала несколько языков. Ее гимназическая подруга Надежда Семирадская вспоминает об увлечении Ирины криминальной литературой - причем не какими-нибудь дешевыми выпусками о похождениях Ната Пинкертона, а трудами серьезных юристов.
"Это было довольно странно, - замечает Семирадская, - но мы не придавали ее увлечению особого значения, ведь у каждого человека есть свои маленькие или большие идефиксы".
В начале 1917 года Яковлева познакомилась с молодым адвокатом Николаем Аракеловым, в июле состоялась помолвка. К тому времени пала монархия, Россию возглавило Временное правительство, министром юстиции, а затем и премьер-министром которого стал А.Ф. Керенский.
Керенский хорошо знал Аракелова и привлек его к работе некоторых комиссий. В сентябре он послал Аракелова с деликатным поручением в поездку по центральным губерниям России. За две недели до поездки скончалась мать Яковлевой, и, не в силах вынести гнетущего одиночества, Ирина решила сопровождать жениха. Октябрьский переворот застал их на обратном пути в Петроград.
На одной из станций пьяные солдаты из большевистского патруля, проверявшие документы, арестовали Аракелова. Ирине предложили ехать дальше, но она отказалась и сошла с поезда. Аракелова, пытавшегося протестовать, завели в железнодорожные тупики и там расстреляли прямо на глазах Ирины. Ее саму, находившуюся в шоке, доставили в местную тюрьму на предмет выяснения "причастности к контрреволюционным элементам". Через неделю Яковлевой удалось бежать; окольными путями она добралась до Петрограда.
Ну а затем последовал традиционный путь русской эмиграции первой волны: бегство на юг, эвакуация из осажденной Одессы и трилогия скитаний: Константинополь - Берлин - Париж.
В Париже в 1923 году Ирина вышла замуж за графа Франца Тернера. У графа были поместья в Германии, но он предпочитал жить во Франции. Тернер имел какое-то отношение к тайной дипломатии, улаживая закулисные конфликты между некоторыми европейскими державами. Иногда графа приглашали на официальные приемы. На одном из таких приемов Ирина Яковлева-Тернер опознала в техническом сотруднике советской дипломатической миссии одного из убийц своего жениха. Сразу же в ее воспаленном сознании возникла мысль о кровной мести. Но, понимая, что, уничтожив одного, она не узнает имен остальных, Яковлева стала налаживать контакт с этим человеком - неким Сергеевым. Она сумела близко познакомиться с ним, настояла на том, чтобы граф пригласил Сергеева к ним домой.
Сергеев Яковлеву не узнал, чего она, впрочем, и не опасалась. Видел он ее мельком, совсем в другой обстановке, к тому же во время убийства Аракелова он был сильно пьян.
Однако быстро выведать нужные имена Ирина не смогла. И тогда она решилась на отчаянный шаг - стала любовницей Сергеева. В момент интимной близости она несколько раз говорила ему, что любит настоящих сильных мужчин, способных на решительные поступки. Однажды она напрямую спросила любовника: мог бы он убить человека? Сергеев, не чувствуя подвоха, стал хвастаться своими подвигами на гражданской войне. "Нет, все это не то, - возразила Ирина, - это же война - в тебя стреляют, ты стреляешь. А вот так, просто - взять и убить безоружного человека, который в твоей власти, который смотрит на тебя с мольбой о пощаде. А ты сильный, ты сильнее жалости, ты берешь и убиваешь, - вот что значит настоящая личность".
Немного шокированный, Сергеев все же не удержался и рассказал Ирине о случае на станции в N., когда он и его товарищи убили переодетого офицера, хотя тот и просил оставить ему жизнь.
Постепенно, осторожными расспросами, Яковлева сумела вызнать фамилии двух соучастников убийства (Мальцева и Тушкевича), а третьего Сергеев помнил только по имени-отчеству - Степан Николаевич. Связь с ними Сергеев давно потерял, знал только, что Тушкевич стал профсоюзным деятелем и служит в Москве.
Следующим шагом Ирины был разговор с мужем. Она сообщила ему, что, спасаясь бегством, оставила в России фамильные драгоценности на большую сумму. Часть она спрятала в квартире знакомых, часть отдала глухонемой няньке, в верности которой ничуть не сомневалась. История с драгоценностями была ложью, но явилась идеальным предлогом для поездки в Россию. Поначалу граф колебался, но графиня сумела убедить его в безопасности предприятия и в том, что она прекрасно справится с розыском драгоценностей в одиночку. Ирина сказала мужу, что если они поедут вдвоем, то привлекут внимание ЧК-НКВД, да к тому же могут и не получить советской визы, так как граф был известен симпатиями к Российскому общевоинскому союзу - антисоветской монархической организации, на нужды которой Тернер несколько раз выделял пожертвования.
Используя свои связи, граф добыл жене немецкий паспорт на имя Зинаиды Блюмендорф. Яковлева уехала в Берлин, и там, выдав себя за сотрудницу американского благотворительного фонда, присоединилась к делегации Социнтерна, в составе которой в мае 1926 года прибыла в Москву.
Довольно быстро она отыскала Тушкевича. Ирина представилась ему журналисткой, сотрудничающей с социалистическими изданиями, и под видом интервью выяснила имена всех участников убийства Николая Аракелова. Оказалось, что Мальцев тоже служит в Москве, а Степан Николаевич (его фамилия была Аракелов - поразительная игра судьбы!) вышел в большие чекистские начальники, но затем был полностью парализован, лишился движения и речи и сейчас находится в подмосковном санатории.
Яковлева начала с однофамильца жениха. Приехав в санаторий, она выдала себя за родственницу Аракелова и, дождавшись, когда медперсонал оставит ее наедине с больным, угостила его конфетой, в которую был положен быстродействующий яд. Агония продолжалась всего несколько секунд. Никто из персонала санатория в тот момент ничего не заподозрил, так как состояние больного периодически сильно ухудшалось. Решили, что произошел инсульт от чрезмерного волнения из-за встречи с "родственницей".
В тот же день, вернувшись в Москву, Яковлева пригласила Тушкевича и Мальцева встретиться вечером. Тушкевичу она сказала, что собирается писать книгу о гражданской войне и хотела бы собрать как можно больше свидетельств ее участников. Встреча была назначена в одном из немногих еще уцелевших коммерческих ресторанов. Во время ужина, когда Мальцев отлучился в туалет, Ирина попросила Тушкевича подойти к оркестру и заказать какой-то романс. Пока мужчины отсутствовали, она чрезвычайно ловко подсыпала в их бокалы яд. Это был другой тип яда - он убивал не мгновенно, а через некоторое время. Вернувшись за столик, мужчины выпили вино, и спустя полчаса Тушкевичу стало плохо. Мальцев побежал вызывать карету "скорой помощи", но по дороге потерял сознание. Ирина тоже имитировала обморок. Когда наконец прибыла медицинская помощь, Яковлева "пришла в себя" и слабым голосом сказала, что это, очевидно, пищевое отравление - из-за несвежих продуктов. Мужчин в бессознательном состоянии увезли в больницу, а Яковлева ехать отказалась, сказав, что чувствует достаточно сил, чтобы самой добраться до дома. Врачам она назвалась вымышленным именем.
Той же ночью Яковлева выехала из Москвы в Берлин. Встретившись там с мужем, она сообщила, что драгоценности отыскать не удалось; вероятно, кто-то обнаружил их раньше.
Вернувшись в Париж, Ирина на другой же день встретилась с Сергеевым в дешевых меблированных комнатах, которые снимала для любовных свиданий. В коньяк, любимый напиток Сергеева, Яковлева подсыпала снотворное, а когда любовник уснул, крепко связала его по рукам и ногам. После этого достала револьвер (она взяла его тайком в кабинете мужа) и села напротив спящего. Пять часов она просидела, почти не меняя позы. Наконец Сергеев проснулся. Ирина навела на него револьвер и тихо объявила, что при малейшей попытке звать на помощь она его застрелит. Затем она призналась Сергееву, кто она на самом деле, и сказала, что ездила в Москву, дабы наказать убийц жениха. Она подробно описала происшедшее в Москве и пообещала сохранить Сергееву жизнь, если он объяснит ей, что заставило их, четырех вооруженных мужчин, убить одного безоружного, к тому же явно не опасного ни для кого в силу своих физических недостатков (Николай Аракелов был близорук и при ходьбе подволакивал ногу).
Экзистенциалиста из Сергеева не вышло. Даже под дулом пистолета он не пересмотрел свою жизнь и не совершил прорыва в "метафизические бездны духа". У него случилось элементарное недержание.
"Господи, да ты уже мертвец!" - презрительно бросила Яковлева и вышла из номера.
Стыдясь звать на помощь в таком состоянии, Сергеев сумел сам за полчаса распутать веревки. Торопясь, он выскочил на улицу и был сбит проезжавшим автомобилем такси. Через два дня Сергеев умер в клинике Бруссэ. Перед смертью он успел рассказать об Ирине Яковлевой-Тернер одному из навещавших его работников советского посольства (вероятно, тайному сотруднику НКВД). Во всяком случае, в середине 1930-х годов кто-то из советских перебежчиков изложил эту историю в слегка искаженном виде французскому журналисту Иву Готье (Ives Gauthier. La Russie a genoux. Paris, 1938 [II]).
Узнав из газет о смерти Сергеева, Ирина Яковлева снова взяла револьвер мужа, написала прощальное письмо и отправилась в кафе "Le Lutece".