Читаем вместе Кнут Гамсун. Странник играет под сурдинку(5/16)
* Читаем вместе. Выпуск 455 *
Здравствуйте, уважаемые подписчики!
Кнут Гамсун. Странник играет под сурдинку(5/16)
IV
Настал вечер. Итак, что же произойдет теперь? Произошло многое. На исходе дня, когда мы, батраки, ужинали, а господа еще только обедали, за господским столом царило шумное разгульное веселье. Рагнхильд то и дело таскала в дом подносы с едой и вином, прислуживала господам. Один раз она заглянула к нам и сказала, хихикая, что нынче вечером наша фру тоже на взводе. Минувшей ночью я не сомкнул глаз, и после обеда мне не удалось отдохнуть; события последних дней сказались и на
мне, отняли у меня покой. Вот почему я после ужина сразу ушел в лес: хотел побыть хоть немного наедине с собой. Я долго просидел в лесу. Со своего места я хорошо видел всю усадьбу. Капитан в отъезде, прислуга легла спать, на скотном дворе тишина и покой. Жирный капитан Братец и его дама тоже куда-то улетучились сразу после обеда; капитан пылал как костер, хотя сам был такой старый и толстый, да и дама под стать ему - тоже не первой молодости. Значит, фру Фалькенберг осталась наедине с инженером,
вопрос только - где. Хорошо, пусть так. Я, зевая, побрел домой, я продрог от вечерней свежести и прошел прямо к себе. Немного спустя прибежала Рагнхильд и попросила меня не ложиться, чтобы подсобить ей в случае надобности. Одной нынче жутко, господа вытворяют, что захотят, перепились и бегают по комнатам в одном белье. А фру, неужто фру тоже напилась? Да еще как! И фру тоже бегает в одном белье? Она-то нет, зато капитан Братец бегает, а фру ему кричит: "Браво, браво!" Инженер тоже бегает.
Словно рехнулись всем скопом. Рагнхильд только что отнесла им еще две бутылки, а они ведь и без того пьянехоньки. - Пойдем послушаем,- предложила мне Рагнхильд,- Они все теперь собрались в комнате у фру. - Нет, я лучше лягу,- ответил я.- И тебе советую. - А если они чего захотят и будут звонить? - Пусть звонят на здоровье. Тут Рагнхильд призналась, что ложиться ей не велел сам капитан - на случай, если фру что-нибудь понадобится. После этого признания я
увидел всю историю в новом свете. Стало быть, капитан чего-то боялся и оставил Рагнхильд караулить фру. Я снова оделся и пошел вместе с ней в господский дом. Мы постояли в коридоре второго этажа, прислушиваясь к веселым выкрикам из комнаты фру. Но сама фру говорила ясным, четким голосом и пьяной не казалась. - Ну, она у нас молодцом,- сказала Рагнхильд. Я был бы не прочь хоть одним глазком взглянуть на фру. Мы с Рагнхильд сошли вниз, в кухню. Но мне не сиделось, я снял лампу
со стены и попросил Рагнхильд следовать за мной. Мы снова поднялись наверх. - Вызови фру,- сказал я. - Это еще зачем? - У меня к ней дело. Рагнхильд постучалась и вошла. Лишь тогда, в самую последнюю секунду, я стал придумывать, о каком деле буду с ней говорить. Можно, к примеру, просто заглянуть ей в лицо и сказать: капитан велел вам кланяться. Нет, этого мало. А можно так: капитану пришлось уехать, потому что Нильс не хотел отпускать никого из нас. Секунды
бывают очень долгими, а мысли мелькают с быстротой молнии. Мне хватило времени, чтобы отвергнуть оба эти плана и до прихода фру придумать третий. Впрочем, и последний мой план вряд ли в чем превосходил два предыдущих. Фру с удивлением спросила: - Тебе чего? Подошла Рагнхильд и тоже удивленно воззрилась на меня. Я сдвинул козырек лампы, чтобы свет падал на лицо фру, и сказал: - Прошу прощения, что беспокою в такой поздний час. Завтра рано утром я собираюсь на почту,
не желает ли фру передать со мной какие-либо письма? - Письма? Нет.- Фру отрицательно покачала головой. У нее был блуждающий взгляд, но пьяной она не казалась. Хотя, может быть, она просто умеет держаться. - Никаких писем у меня нет,- повторила она и хотела вернуться к себе. - Прошу прощения,- повторил я. - Тебя капитан посылает на почту? - Нет, я сам. И фру ушла. Уже в дверях она с возмущением сказала своим гостям. - Очередной предлог. И
мы пошли вниз. Фру я все-таки повидал. Ведь это же надо попасть в такое унизительное положение! А уж когда Рагнхильд проговорилась, я отнюдь не воспрянул духом, нет, от ее слов я совсем сник. Эта милая девушка просто-напросто обманула меня, капитан не поручал ей бодрствовать всю ночь напролет. Рагнхильд доказывала мне, что я неправильно ее понял, но тем отчетливей стало мое подозрение. Сегодня вечером, как и всегда, Рагнхильд шпионила на свой страх и риск, исключительно из любви к искусству. Я
ушел к себе. Посмотрим, к чему привела моя настырность. Очередной предлог, так назвала это фру,- она, без сомнения, меня раскусила. И в жестокой досаде я дал себе слово отныне и навсегда никем и ничем здесь не интересоваться. После этого я, как был, одетый бросился на постель. Окно у меня было открыто, и вот немного спустя я услышал, что фру Фалькенберг вышла из дому и что-то громко говорит; инженер тоже с ней вышел и время от времени коротко ей отвечает. Фру без устали восторгалась, какая
чудная погода, какой теплый вечер, какая благодать на дворе, насколько здесь лучше, чем в комнатах! Но теперь ее голос звучал не так звонко. Я подбежал к окну и увидел, что парочка стоит возле каменных ступеней у спуска в заросли сирени. Инженера, казалось, одолевает какая-то мысль, которой он раньше не давал выхода. - Выслушай меня наконец! - воскликнул он. Затем последовал краткий, энергичный призыв, этот призыв не остался без ответа, не остался без награды. Инженер говорил
с фру, как говорят с тугоухим, ибо она так долго была глуха к его мольбам; они стояли возле каменных ступеней, они позабыли про все на свете. Гляди и внимай, это была их ночь, их слова, весна толкала их в объятия друг к другу. Он весь пылал, при каждом ее движении он дымился, он был готов схватить ее в любую минуту. Все взывало к действию, и желание оборачивалось грубой хваткой. И сам он горел огнем! - Я долго тебя упрашивал,- сказал он, задыхаясь от возбуждения.- Вчера ты почти согласилась, сегодня
ты снова глуха к моим мольбам. Неплохая задумка: все вы - и Братец, и тетенька, и ты - будете предаваться невинным развлечениям, а меня держать штатным лейтенантом при дамах. Ничего у вас не выйдет, не надейтесь. Ты предо мной как сад запертый, источник запечатанный, и ограда ветхая, и врата - да ты знаешь, что я сейчас с ними сделаю? - Что ты сейчас с ними сделаешь? Ох, Гуго, ты слишком много нынче выпил, ты ведь так молод. Мы оба слишком много выпили. - А ты ведешь со мной недостойную игру,
ты посылаешь гонца за письмом, чтобы его незамедлительно тебе доставили, а в то же время у тебя хватает коварства подавать мне надежду... обещать мне... - Я больше так не буду. - Не будешь? - подхватил он.- Ты что этим хочешь сказать? Я видел, как ты подошла к мужчине. Ну, ко мне самому, другими словами - я помню твое живое прикосновение, твои губы, твой язык, ты поцеловала меня, о да, ты поцеловала меня! Молчи лучше, не повторяй, что ты больше не будешь так делать, уже сделано, я до сих пор
это чувствую, для меня это была благостыня, и спасибо тебе за то, что ты так сделала. Ты до сих пор прячешь на груди письмо, а ну покажи мне его. - Как ты настойчив, Гуго. Но нет, час уже поздний, давай разойдемся каждый своим путем. - Ты мне покажешь письмо или нет? - А зачем оно тебе? Нет. Тут он рванулся, словно хотел броситься на нее, но одумался и процедил сквозь зубы: - Что? Не покажешь? Ох, какая же ты... чтобы не сказать дрянь, впрочем, ты еще хуже... -
Гуго! - Да, да, еще хуже. - Тебе непременно хочется увидеть письмо? Гляди! Она сунула руку за корсаж, достала письмо, развернула и помахала им в воздухе. Пусть Гуго увидит, как она невинна. - Вот, пожалуйста. Это письмо от моей матушки, видишь подпись? Письмо от мамы. Вот! Он вздрогнул, словно его ударили, и сказал только: - От мамы? Значит, письмо не такое уж важное. - Суди сам. Сказать, что не важное нельзя, но... Он прислонился к забору и начал
развивать свою мысль: - От матери, значит. Письмо от твоей матери помешало нам. Ты знаешь, что я думаю? Что ты обманщица. И все время водишь меня за нос. Теперь мне это ясно. Она хотела оправдаться. - Нет, нет, письмо важное, мама собирается сюда, она приедет к нам погостить, она очень скоро приедет. Я ждала этого письма. - Сознайся, что ты меня обманывала,- настаивал он.- Ты велела доставить письмо в нужную минуту. Как раз когда мы погасили лампу. Вот и весь сказ. Ты хотела
раззадорить меня. А горничной велела караулить. - Гуго, будь же благоразумен. Ох как поздно, давай разойдемся. - Нет, должно быть, я и в самом деле слишком много выпил, а теперь недостаточно четко выражаю свои мысли. Письмо крепко засело у него в голове. Он говорил только о нем. - Иначе зачем тебе было делать тайну из письма от матери? Теперь мне все ясно. Ты говоришь: давай разойдемся. Можете идти, фру, я вас не держу. Доброй вам ночи, фру. Примите мои наилучшие сыновние
пожелания. Он церемонно поклонился и выпрямился с дерзкой усмешкой на губах. - Сыновние пожелания? Да, я стара. - Фру взволновалась.- А ты так молод, Гуго, это верно. Я поэтому и поцеловала тебя, что ты очень молод. Правда, я бы не могла быть твоей матерью, но я действительно намного, очень намного старше тебя. Впрочем, я еще не совсем старуха, ты мог бы в этом убедиться, если бы... Но я старше, чем Элисабет и все остальные. Так что же я хотела сказать? Что я еще не совсем старуха. Не знаю,
не знаю, как отразились на мне прожитые годы, но старухой они меня пока не сделали. Ведь так? Ты согласен? Ах, что ты в этом понимаешь. - Ладно, ладно,- сдался он.- Тогда где же логика? Молодая женщина пропадает без толку, занята лишь одним - охраняет себя самое и хочет, чтобы остальные занимались тем же. Бог свидетель, ты мне кое-что посулила. Но для тебя такие посулы ничего не значат, ты морочишь меня, ты клонишь меня к земле большими белыми крыльями. - Большие белые крылья,- повторила она
вполголоса. - Да. А могла бы иметь большие красные крылья. Смотри, как ты прелестна, а пользы от тебя никакой. - Нет, я слишком много пила. Почему же от меня никакой пользы? - Тут вдруг она схватила его за руку и увлекла вниз по ступенькам. Я еще слышал, как она говорит: - А о чем я, собственно, тревожусь? Неужели он всерьез вообразил, что Элисабет лучше меня? Они свернули на тропу, ведущую к беседке. Здесь только она опомнилась. - Куда мы идем? - спросила она.-
Ха-ха, мы оба сошли с ума. Ты, должно быть, так и подумал. Но нет, я не сошла с ума, правильнее сказать, я изредка схожу с ума. Дверь на замке, пойдем отсюда. Что за гнусность запирать двери, когда нам надо войти? И он, исполнившись горьких подозрений, ответил: - Ты снова лжешь. Ты отлично знала, что дверь заперта. - Почему ты так дурно обо мне думаешь? Однако с чего он взял, будто беседка принадлежит только ему и он может держать дверь на запоре? Ну хорошо, я знала, что дверь заперта,
потому я и привела тебя сюда. Я просто не решаюсь. Нет, Гуго, я не хочу, поверь мне. Ты с ума сошел! Давай вернемся. Она снова взяла его за руку и хотела увести прочь - короткая перепалка, он не желает уходить. Вот он обнял ее обеими руками и принялся целовать - много раз подряд. Она все больше и больше поддавалась, между поцелуями у нее вылетали отрывистые слова: - Я никогда не целовалась с посторонним мужчиной, никогда! Бог видит, поверь мне... я никогда не целовалась. - Ну да,
ну да,- нетерпеливо поддакивал он, и шаг за шагом увлекал ее к беседке. Возле самой беседки он на мгновение ослабил хватку, тяжело навалился плечом на дверь и высадил ее - вот уже второй раз. Потом он снова бросился к ней. Никто из них не проронил ни слова. Даже в дверях она еще пробовала сопротивляться, цеплялась рукой за дверной косяк, не желая его отпускать: - Нет, я никогда ему не изменяла, я не хочу, нет, я никогда, никогда... Он притянул ее к себе, он целовал ее минуту,
две, жадно, непрерывно, она все больше откидывалась, рука скользнула по косяку и разжалась... Белый туман поплыл перед моими глазами. Теперь они там. Теперь он с ней совладал. Он возьмет ее, он сделает с ней все, что захочет. Гнетущая усталость и покой нисходят на меня, я так несчастен и одинок. Уже поздно, в моем сердце настал вечер. И вдруг среди белого тумана я вижу проворную фигурку. Рагнхильд вынырнула из кустов. Вот она бежиг по двору, прикусив кончик языка.
Инженер вошел ко мне, поздоровался и попросил навесить дверь беседки. - Неужто опять соскочила? - Да, ночью. Время было раннее, половина пятого, не больше, мы даже в поле еще не выезжали. Глазки у инженера были маленькие, но в них сверкали огоньки; должно быть, он так и не сомкнул их прошедшей ночью. Объяснять, почему дверь сломана, он не стал. Не ради него, а ради капитана Фалькенберга я тотчас отправился в беседку и заново навесил дверь. Вряд ли надо было так спешить,
капитану предстоял неблизкий путь в оба конца, хотя вообще-то прошли уже почти сутки. Инженер следовал за мной. Сам не понимаю, как это вышло, но он произвел на меня хорошее впечатление: правда, именно он, и никто иной, высадил эту дверь минувшей ночью, но зато у него хватило духу взять вину на себя, именно он, и никто иной, попросил меня ее навесить. Боюсь, что это потешило мое тщеславие - мне лестно показалось, что он как бы доверяет моей порядочности. Вот в чем суть. И вот почему он произвел на
меня хорошее впечатление. - Я смотритель по лесосплаву,- сказал он мне.- Ты еще долго намерен здесь пробыть? - Нет, недолго. До конца полевых работ. - Если хочешь, я могу взять тебя к себе. Это был непривычный для меня род занятий, кроме того, если мне хоть где-нибудь и дышалось привольно, то не среди сплавщиков и пролетариев, а среди землепашцев и лесорубов. Но я все равно поблагодарил инженера за такое предложение. - Ты молодец, что починил дверь. Видишь ли, мне
ружье понадобилось, я искал всюду, пострелять захотелось. А потом я вдруг подумал, что капитан скорей всего держит свои ружья здесь. Я не ответил. Я предпочел бы, чтобы он воздержался от объяснений. - Вот я и попросил тебя, покуда ты не выехал в поле. Я исправил замок, врезал его, потом я принялся обтачивать планки - они снова разлетелись в щепы. И вот когда я обтачивал планки, мы услышали, что вернулся капитан Фалькенберг, и увидели сквозь просветы в кустах, что он распрягает лошадей
и разводит их по стойлам. Инженера словно ужалило, он растерянно достал часы, открыл, но глаза у него стали такие пустые и круглые, что, уж конечно, ничего не видели. Вдруг он воскликнул: - Ах ты господи... Я совсем забыл... С этими словами он скрылся в глубине сада. "Стало быть, духу-то и не хватило",- подумал я. И тут же появился капитан. Он был бледный, невыспавшийся, запыленный, но совершенно трезвый. Еще издали он спросил? - Ты как туда попал? Я молча поклонился. -
Опять дверь высадили? - Вот ведь какое дело вышло... я вспомнил, что вчера мне гвоздей недостало. А сегодня я их вбил. Можете запереть, господин капитан. Ох, какой же я болван! Не мог придумать ничего лучше, и теперь он сразу обо всем догадается. Несколько секунд капитан разглядывал дверь прищуренными глазами, должно быть, у него возникли какие-то подозрения, потом он сунул ключ в замочную скважину, запер дверь и ушел. А что ему еще оставалось делать?
