С 60-х годов теперь уже позапрошлого века в Петербурге особой популярностью пользовались
литературно-музыкальные собрания на квартире замечательного поэта Якова Петровича
Полонского. Здесь бывал весь цвет русской литературы, знаменитые музыканты,
художники и артисты, здесь можно было говорить на любую тему, и все присутствующие,
от всесильного обер-прокурора до репортера мелкой газетки, были равны. Полонский
приглашал своих знакомых к себе по пятницам. Сначала "пятницы" проходили на углу
Знаменской и Бассейной, а потом, когда Полонский поменял квартиру, на набережной
Фонтанки, 24.
Тот особый дух благожелательности и свободы, который отличал эти собрания от
других литературных вечеров, сложился исключительно благодаря хозяину - Якову
Полонскому. Его приветливость и доброта были естественными, Полонского называли
одним "из трех праведников, ради которых и стоит мерзостный Петербург". Блок,
очень ценивший стихи Якова Петровича, признавался, что они с матерью склонны
судить о людях по тому, любят ли они Полонского.
Как-то на очередном собрании разгорелся спор о том, что размер стиха может быть
не согласован с его содержанием, и самое печальное стихотворение не будет менее
печальным, если его написать в ритме веселой песенки.
"Я вас понял, ну вот, хотя бы такие надгробные стихи, "- задумчиво сказал Полонский
и проникновенно пропел.
- "Мы хороним мудреца, мудреца
И плачем без конца, без конца".
Дружный смех был ему ответом.
А однажды Полонского, служившего в комитете иностранной цензуры, вместе с другими
награжденными чиновниками представили Александру II. Царь обратил внимание на
статную фигуру поэта и спросил, как его фамилия.
"Извините, ваше величество, "- Полонский, славившийся своею забывчивостью, пожал
плечами. - "Вертится, а вот хоть убейте!"
