Лучшие истории 2007 года из раздела "Свободная тема"

ЯША
(простая история)

Весна.1932 год.
Аня торопилась домой... Дорога пролегала через квартал, где и днем-то неспокойно, а уж поздним вечером, когда очертания домов расплываются в темноте и тумане, в воздухе появляется просто физически ощутимый запах опасности. Работы сегодня было много, пришлось задержаться, младшая сестра заждалась, кто еще о ней позаботится? Вот и пошла коротким рискованным путем, поминутно оглядываясь и прижимая к груди сумочку со скудной наличностью. И никуда не денешься, хорошо хоть такая работа есть. Сколько кабинетов обошла - всюду отказ. Кому нужны проблемы с дочерью «врага
народа»?
Из мрачного проулка сзади, выглянув на звучный цокот каблучков, разом возникли два слегка покачивающихся силуэта. «Парочка» переглянулась, разделилась и бегом бросилась в погоню, привычно огибая с двух сторон, отрезая пути к отступлению и прижимая жертву к стенке «проходного» двора.
Ощущая спиной холодную кирпичную стену с проплешинами отвалившейся штукатурки, Аня всхлипнула от ужаса и машинально прикрыла лицо сумочкой. Все, отбегалась, кричи-не кричи не услышат! А услышат- не помогут. И совсем худо пришлось бы ей, если бы не «ангел-хранитель», возникший казалось бы из ниоткуда, прямо из липкого тумана безлунной ночи.
Незнакомец оказался парнем лет 20-ти, среднего роста, поджарым и гибким, и был одет по провинциальной моде в не новую, но тщательно выутюженную пиджачную пару и щегольские хромовые сапоги. Не теряя времени на переговоры, он с разбегу пробил «с правой» под дых одному из «друзей», и когда тот согнулся от боли, свалил его на мокрый асфальт еще одним коротким ударом. Потом ловко, по-кошачьи, развернулся ко второму и как-то очень нехорошо и зловеще оттопырив верхнюю губу, потянулся рукой за голенище. Но опешивший от внезапности нападения и вида скорчившегося в луже напарника «гопник» геройствовать не стал, и «рванув» с места, растворился в темноте.
- Бежим отсюда!- незнакомец крепко и больно схватил девушку за локоть и буквально потащил за собой к свету далеких уличных фонарей. Минут через пять, отбежав подальше от опасного района и отдышавшись, Аня с любопытством посмотрела на своего спасителя.
- Яков, но для вас, мадам, просто Яша - белозубо улыбнулся парень и сверкнув выразительными темными глазами, добавил: - Из Киева. Приехал поступать в техникум.
- Анна, но для вас (кокетливо поправила прическу), просто Аня. Яша, а где вы так драться научились?
- Эх, Анечка, вас бы на годик-другой бы, да на Киевскую окраину! Многому бы научились! А я там вырос... Кстати, вас проводить? А то неровен час еще кто прицепится. Второй раз может и не повезти... Райончик-то «веселый», сами знаете.
- Почему бы и нет? Мне недалеко, здесь на Московском...
Мелкий дождик перестал накрапывать, облака разошлись на короткие минуты и луна осветила две фигуры: мужскую и женскую, неторопливо удаляющиеся по набережной...
Вот так, по странной прихоти Судьбы, в далекий и непогожий Ленинградский вечер и встретились дочь расстрелянного православного священника и «блудный» и непутевый, в 15 лет ушедший из родительского дома, сын ортодоксального аптекаря из Киева.
Через год у них родилась дочка - Леночка.

Осень, 1941 год.
Леночка плакала навзрыд... Любимец всей «коммуналки» - рыжий кот Мишка из последних оставшихся силенок забился под шкаф, где и умер по-тихому через несколько часов. Умер от голода... Кот был домашний и ласковый, крыс откровенно побаивался и охотиться не умел. Лежал на диванчике, накрытый маминой шубкой. Все ждал, когда же люди его накормят, слабел с каждым днем, и просительно мявкал все тише и тише... Но самим бы выжить в этом насквозь промерзшем голодном городе... Соседи успели уехать, кто остался - из дому не выходит, только в магазин - карточки «отоварить», да к Неве за водой. Хорошо хоть, недалеко, мимо Летнего сада по Фонтанке, и вот она - прорубь.
Зачерпнула воды, одела варежки на озябшие руки (стояла редкая для ноября стужа, термометр иногда опускался до 30) и домой, мелкими старушечьими шагами. Минут за двадцать можно дойти, если отдыхать пореже. Воздушной тревоги пока не объявляют, значит «немец» прилетит чуть позднее - ближе к вечеру, тогда не зевай - бегом в убежище на соседней улице. Переждала - и домой, снова потихоньку скармливать печке-»буржуйке» остатки мебели и паркета.
Хотя, им еще грех жаловаться... У отца - офицерский «паек», у матери рабочая карточка, впроголодь, «на грани», но прожить можно.
...Начало войны Яша встретил на небольшой, но ответственной должности начальника радиоузла на Литейном проспекте, куда попал после окончания техникума. Аня воспитывала дочку, вечный недостаток денег воспринимался по молодости с некоторым юмором.
Молодые супруги даже успели съездить в Киев, но местная родня приняла их не слишком любезно, прибывая в шоке от столь незавидной (по их мнению) женитьбы.
22 июня, не дожидаясь повестки, Яков пришел в райвоенкомат и вскоре в новенькой лейтенантской форме убыл в район боевых действий. Ему невероятно везло в тех страшных боях лета 41-го. Из его роты в строю оставалось человек 30, а он - как «заговоренный» - живой и ни разу не раненый. Но в августе, под городом Великие Луки запас везения, видно, кончился, и пуля из немецкой винтовки прошила почти насквозь, нехотя остановившись только у позвоночника. Его сочли убитым но, придя в себя на короткие мгновения и собрав остатки сил, Яша тихим матерным шепотом быстро сказал санитарам пару выразительных фраз, после чего с облегчением потерял сознание. В госпитале его «выходили», но после медкомиссии перевели в часть «связистов» на окраине Ленинграда.
Дефицит инженерных кадров был острейший, а «спецом» Яша был отличным, вот и «мотался» круглые сутки по городу и области, организовывал, налаживал, восстанавливал. И под бомбы попадал не раз и не два и под обстрелы (понятие «тыл» было весьма относительное), но привычно белозубо улыбался, загружая инструмент в «полуторку» и морщась от боли в раненом боку. Спал урывками, работал на износ, но все же, нет-нет да и заезжал к «своим» на Фонтанку...
Вот и сегодня, уговорив водителя подождать пять минут, тяжело поднялся на второй этаж, освещая себе дорогу фонариком, открыл знакомую дверь и обнял закутанную в одеяла и платки Леночку.
- Чего ревешь? - и замолчал, увидев на коленях у дочки окоченевшее рыжее кошачье тельце.
-Дааа...- Мишку он тоже любил, знал, что тому не выжить никак, и так долго продержался, не иначе дочка потихоньку подкармливала, пока было чем. В городе давно ни кошек, ни собак не осталось - съели всех.
- Мама где?
- На работе, скоро придет. Дождешься?
- Да нет, не получится, ехать пора. Ладно, давай сюда Мишку, похоронить надо. - завернул в тряпицу невесомое тельце... - После войны будет тебе роскошный мохнатый котище, и назовем его как-нибудь красиво: «Герцог», например. Одобряешь имя?
- Лучше, «Маркиз», пап,- улыбнулась сквозь слезы.
- Уговорила, пусть будет «Маркиз». Ну давай, маме привет. Дрова экономь, а то мебели в доме почти не осталось. После войны целый год наверное, на одни гарнитуры работать будем - и тоже улыбнулся, пряча от дочки сумасшедшую усталость на осунувшемся лице.
Выйдя из парадного, привычно завязал тесемки ушанки под подбородком и быстрыми шагами направился к «полуторке». Открыл дверь кабины, но не удержался и бросил короткий взгляд на знакомое, темное сейчас, окно...
- Поехали, Петрович, а то налетят еще, уроды...
Машина вырулила на Литейный проспект, аккуратно объезжая сугробы и вмерзшие в землю заснеженные глыбы троллейбусов...
Где-то вдалеке завыли сирены, залаяли «зенитки» и эхо понесло звуки отдаленных бомбовых разрывов по пустым, вымершим улицам...
Много позже, Лена (Елена Яковлевна) призналась мне, что по-настоящему поняла значение страшного слова «война» именно в тот далекий вечер, сидя в пустой холодной и темной квартире с трупиком несчастного Мишки на коленях. Потом она не плакала, видя как умирают от голода люди, как бомбы сравняли с землей соседний дом вместе с жильцами (силы дойти до убежища были не у всех), не плакала, видя промерзшие трупы на родном Литейном. Не плакала и все. Как отрезало.
Впереди была зима 41-го, самая страшная зима в истории города...

Осень,1942 год.
Яша привычно улыбнулся и в последний раз помахал рукой с берега Анечке и Лене.
Застучала-зашипела паровая машина, взбивая пенные буруны за кормой, стальной трос натянулся, выбирая слабину, и древняя латанная-перелатанная баржа потихоньку развернулась носом в сторону фарватера. На корабле из группы прикрытия расчеты привычно и несуетливо заняли места у зенитных установок. Короткий гудок. Все, пошли! Навигация заканчивалась, сезон суровых осенних штормов на Ладоге был в разгаре, переход из Осиновца до Кабоны обещал быть для моряков привычно трудным и опасным.
Позади была суета и неразбериха посадки на борт, поиски свободного места для жены и дочки, прощальные объятия, обещания «...написать, как только приедем на место...». Впереди - тяжелый и опасный переход каравана по неспокойной воде под бомбами и пулеметными очередями. Но другой возможности вывезти своих в тыл больше не будет. Еще неделя, от силы две - и все, эвакуация закончена.
Вот и «вырвался» из части на один вечер для того, чтобы наконец-то отправить жену и дочь на Большую землю...
Яша с трудом, опираясь на палочку, прохромал до ближайшего ящика и тяжело присел, вытянув вперед раненую ногу. Горестно усмехнулся... Это же надо было так по глупому «нарваться»! Было пара часов свободных, решил Анечку с работы проводить до дома. Шли, как в мирное время говорили о разном, наслаждаясь нечастым общением... И «приспичило» же «немцу» артобстрел начать на полчаса раньше обычного! Все целы, а ему осколком прямо в щиколотку «прилетело»... Вот и тащила его на себе верная жена почти через весь Литейный мост! Снова госпиталь, костыли, вот теперь «пижонская» тросточка. Врачи говорят еще пару-тройку месяцев похромать придется...
Где-то вдалеке, на пути каравана небо вспыхнуло светом прожекторов, пунктирами пулеметных «трассеров» и разрывами. Немцы вылетели на перехват! И зазвучала привычная и оттого вдвойне страшная «музыка» далекого боя... В один нестройный рев слились звуки моторов, вой авиабомб, пулеметные очереди с буксиров, барж и кораблей охранения, черный флотский мат и жалобные крики пассажиров, удары пуль о корпуса, надстройки и человеческие тела, визг рикошетов, стоны раненых ...
Яша вглядывался вдаль, и до белизны в онемевших руках сжав тросточку и тихо матерясь про себя, пытался угадать, что творится там, в этой сумасшедшей круговерти удаляющейся схватки...
..После долгого ожидания на стуле в теплой складской канцелярии он вышел на пирс и подошел к дежурному майору (или кто он там, сам черт не разберет эти флотские звания).
- Слушай, майор, «Батурин» дошел?
- Дошел твой «Батурин», дошел, лейтенант. - Майор устало закурил - Даже без потерь... Один легкораненый и только. А вот перед ним баржа... Совсем хреново... Два прямых попадания...
- Там же детдомовские - ахнул Яша и коротко выдохнул - Спасли?
- Говорят тебе, два «прямых»! Вода в октябре, сам знаешь...
Яша повернулся и заковылял в сторону КПП. Не дойдя, присел на бревно и молча обхватил голову руками. Он отлично помнил, как грузились на баржу дети с серьезными, уставшими лицами, все в одинаковых сереньких пальтишках с пришитыми на рукав тряпичными бирками. На белых нашивках аккуратным учительским почерком «химическим» карандашом были выведены имя, фамилия, адрес детдома пункта назначения. И среди массы одинаковых пальто, чемоданов и рюкзаков, ярким пятном - розовый плюшевый заяц на руках у белобрысой девчушки 6-7 лет... Почему-то лучше всего запомнился именно этот нелепый розовый заяц...
Лейтенант Яша молча раскачивался, обхватив голову руками и вспоминая полузабытые с детства слова молитв на древнем языке, просил Бога: возьми их к себе, ну что тебе стоит, они ведь и не жили еще... они ничего не успели.., а вода в октябре... ты ведь все знаешь, их и тех других..., тысячи маленьких жизней..., если ты не дал им жить, если ты допустил все это сделай им хорошо хоть после смерти, ты ведь можешь, я знаю, ты можешь... и ту, белобрысую с розовым зайцем не забудь, не забудь, пожалуйста...
Через полчаса он пришел в себя, устало поднялся и хромая пошел в сторону станции...
До прорыва блокады оставалось четыре месяца...

Анечка с Леной вернулись из Сибирской эвакуации в 44-м году. Яшу уже под конец войны перевели в Прибалтику, где он чуть не погиб под Шяуляем, угодив в засаду «лесных братьев». Простреленную в двух местах фуражку привез домой, как сувенир.
В 45-м Аня родила вторую дочку - Ларису.
Лена выросла, окончила институт и вышла замуж за выпускника «Мореходки», сильного и доброго парня из Пскова...
Яша запоздало помирился со своей родней, перебравшейся к тому времени жить за океан, но на все их заманчивые предложения и призывы отвечал вежливым, но твердым отказом.
Супруги больше никогда не расставались и похоронены вместе на Северном кладбище...
А потомки пушистого красавца Маркиза, привезенного Леночкой из Сибири, может быть, и до сих пор скачут по Питерским подвалам, озвучивая город в марте пронзительными и зовущими криками...

Оценка: 1.89 Историю рассказал тов. механик : 23-01-2007

Ихтиандр Вовчик

Вовчик - мой брат де факто, хотя и сидит веткой выше на генеалогическом древе, де юре являясь мне дядей. Но всего два года разницы позволили нам вместе: расти, закурить первую сигарету и впервые надраться до состояния «Мама, неси скорее тазик». Живет он, конечно же, в Севастополе. В другом городе не мог бы родиться такой пекулитет, заточенный в 77 килограмм неуемной энергии, пулеметной южной скороговорки, обязательно заканчивающейся трассером сигаретного бычка, летящего мимо цели под вздох «Не Сабонис!». На эти же весы мы поставим жилистое тело вечного моряка, не боящегося полноты из-за бесконечных горячих вахт у чавкающего дизеля на траверзе Америки, Антарктиды, Африки, Азии и Европы. Это он, зайдя в кафе на Елисейских полях косолапой шаркающей походкой, вдруг может превратить чинное европейское заведение в полный бардак, схлестнувшись в войне слов с местными жандармами национал-франкизма, не знающими, что такое «Сивастьополь».
- Это, ребята,- говорит им Вовчик,- город, в котором собирают два урожая картошки за сезон! А еще это - город, в честь которого названы бульвар и станция метро вашего Пари. Но не забудем, в честь чего здесь именуемы улицы Крым, Евпатория, Альма и Наварин! Так что, вы уволены, господа. Не мешайте мне пить пиво и держать третью оборону! И все перечисленное - лишь часть этого 77 килограммового пекулитета. Наверное, килограмм тридцать, так как остальное - это огромное, пытливое, сострадающее, бесстрашное до баламутства сердце, качающее в артерию не кровь, а море. Черное море, вода которого, по повериям - наиболее близка по составу человеческому кардиотопливу.
Море он любит бездонно (каждый морской житель - его брат) и абсолютно некоммерчески (все, что поймано в нем, должно вернуться назад). Никогда, возвращаясь домой после очередных семи-восьми месяцев бродяжничества по океанам, он не привозил домой ни веточки коралла, ни засушенной рыбы-ежа, ни затейливой ракушки, выловленной собственными руками у Сокотры. Все это принадлежит морю и остается в нем. И сколько раз его материл тралмейстер, когда, украв 40 килограмм рыбы из улова, Вовчик устраивал пир для морских котиков, лезущих в ожидании встречи с ним по аппарели судна. И это была не просто кормежка, а общение равных: с душевным разговором, взаимным похлопыванием и поглаживанием. Его и звали на борту - Ихтиандр Вовчик.
Нынешним летом он подтвердил свое звание.
Нет, не нырянием со знаменитого «Козырька». Кто ездил в Стрелку троллейбусом N6, хорошо знает это жутковатое место на скалках Херсонеса. Единицы ныряли с него. Представьте скалу высотой метров семь с выступающим узким камнем, а внизу - карниз острых камней шириной метра три, образующий лагуну глубиной «по пояс» мужику среднего роста. Разбежавшись и оттолкнувшись, надо пролететь головой вниз, перелетев карниз по диагонали, и войти в воду точно над белым камнем на дне. Входит ныряющий в воду уникальным севастопольским стилем «раскоряка». Со стороны кажется, что он падает животом, но это - обман зрения. Ныряющий глиссирует над поверхностью, не погружаясь и на 40 сантиметров, при этом не испытывая ни малейшего гидродинамического удара.
Говорят, что единицы ныряют так, что даже не мочат головы. Я видел эти прыжки, удачные и неудачные, и знаю, что совершивший его становится местной легендой.
Нет, Вовчик так и не нырнул здесь, хотя легко сиганет в любом другом месте от малых скалок - до больших, включая те, что напротив «Тайваня». Вы знаете камень, на котором уже лет пятьдесят лежит фигурка девушки, вырезанная местными пацанами из камня при помощи монеток? Наверное, нет, если вы не ездили троллейбусом N6. Поверьте, там трудно нырнуть, чтобы не сломать ребра. Вовчик там ныряет легко. Но он стал легендой города не благодаря этому - chercher le dauphin.
Один из севастопольских дельфинариев, что в Артбухте, находится у набережной Корнилова. Когда-то скромное детище советской военной машины, оставшееся без финансирования, решило само заработать на рыбу для питомцев. Сейчас это - солидное бизнес-предприятие, недавно отгородившееся от горожан, помнящих бесплатное купание в стоявшем на этом месте флотском бассейне, бетонной стеной. Одну из стен заменяет кафе, выходящее окнами прямо на акваторию с дельфинами. Здесь работает сестра Леньчика, верной подруги и жены Вовчика.
Сюда она изредка заглядывает, чтобы поболтать с девчонками о жизни, отдохнуть душой от баламутного мужа. Но Вовчик, когда он на берегу, не может без Леньчика и получасу. В тот вечер он позвонил и через пятнадцать минут уже сидел рядом в кафе, наблюдая в открытое окно за шестью силуэтами, сгрудившимися в ночной воде в центре бассейна и поющими грустную дельфинячью балладу.
- Они меня зовут! - тихо сказал Вовчик.
- Папа, у тебя опять ностальгический приход начался? - взволновалась Леньчик, подозревая неладное.
Неожиданно Вовчик встал на стул, нырнул в открытое окно и уже через мгновение сидел, свесив ноги, на краю бассейна, разговаривая с морскими людьми, подплывшими поближе:
- Привет, корешки! Ну что, достало жить за жратву? Грустно? Сейчас я с вами поиграю!
Леньчик не успела ахнуть, как муж скинул шорты и с разбегу сиганул в воду.
Это была сказка: дельфины обступили его и стали играть. Он брал их за плавники и крутил хоровод, он нырял на их спинах глубоко вниз, он орал от счастья:
- Ребятки мои, да я ж ваших братьев в Тонкинском заливе рыбой кормил. Ага, и речных дельфинов в Бразилии! А Вы помните Уоллфиш Бей? Привет вам от корешков!
- Ты знаешь, - говорила мне позже Лена, - мы очень испугались. Недавно эти дельфины жестоко избили пьяного мужика - не любят они пьяных. А с этим - как будто всю жизнь дружили.
- Нормально все было, - рассказывал Вовчик, - обступили меня, трутся, просят, чтобы я им пуза почухал. Ласты подставляют, чтобы покружиться. Полный контакт! Но при том, что я всю жизнь прожил на Черном море, и сам знаешь, как я умею плавать, был вывернут наизнанку. Легкость была в теле - впору летать. И в то же время - дикая усталость, хотя я ничего и не делал, они меня на спинах возили. Их свобода личности полностью угнетена - работают за жратву. А со мной были такие жизнерадостные! С мозга мои слова считывали. Но идиллия была скоро нарушена: первым прибежал директор дельфинария, топая ногами на пирсе и визжа:
- Вылезай, Ихтиандр хренов!
Через пять минут по пирсу бегали два наряда милиции, размахивали дубинками и требовали вылезать из воды.
- Да вы сами прыгайте сюда, пареньки, - кричал в ответ Вовчик, - дельфины разрешат - возьмете меня!
Когда брат верхом на дельфинах проплывал рядом с машущими дубинами правоохранителями и топающим директором, Вовчик похлопал рукой по воде и тихо сказал:
- Мальчики, ну-ка давайте!
И дельфины дружно ударили хвостами так, что поднявшейся волной из рук опешивших милиционеров и директора смыло мобильный телефон и две рации.
Потом брата били. Ему надели наручники и сломали дубинками два ребра. Добить в отделении милиции не дали - туда уже прибежала половина жителей Стрелецкой бухты, требующая освобождения Ихтиандра, сидящего в клетке.
Когда дежурный позвонил начальнику отделения милиции с докладом, последний спросил:
- За что арестовали?
- Купался с дельфинами!
- А ты подумал, придурок, по какой статье мы его задерживаем?! Нет такой! Немедленно отпустить!
Да, его тут же отпустили - в Севастополе все знают друг друга и не прощают, когда бьют своих. Вовчику же пришлось оплатить стоимость купания и утопленного мобильного телефона, после чего он отправился домой, в родную Стрелку.
Когда он рассказывал о дельфинах, он постоянно поглаживал ноющий бок, но глаза его светились радостью, хотя и с оттенком грусти.
- Вова, - спросил я, - это что, просто кураж был?
- Да ты знаешь, - ответил он, - дело у меня было в море: подняли трал, а в нем 33 уже окоченевших дельфина. Весь экипаж тогда рыдал. Долг я им возвращал, понимаешь. И всю жизнь буду...

Оценка: 1.87 Историю рассказал тов. Navalbro : 15-08-2007

СЕВЕРНЫЕ ЗАПИСКИ

Посвящается отцу

Тюменский Север - моя давняя любовь, и, видимо, уже судьба. Ну почему южнее Тобольска мне всегда чего-то не хватает? Почему южный берег Карского моря мне гораздо симпатичнее, чем северный берег моря Черного? Ничем разумным я не могу это объяснить. Разве что... Наследственность, наверное...
Мой батя, топограф по жизни, уже в пенсионные годы удостоившийся звания «Заслуженного РФ», прошагал этот Север пешком, проехал его вдоль и поперек на вездеходах, пролетел на вертолетах и Ан-2, прошел на катерах и моторках...
Он уезжал на Север, как только в Тюмени сходил снег, и приезжал, когда снег уже лежал и не таял. А я рос безотцовщиной при живом отце. И на мои вопросы, где, мол, папа, мама, тоже топограф, только после моего рождения обосновавшаяся в конторе экспедиции, отвечала коротко - в поле. Папа - в поле.
Я вырос с этими словами, и не обижался на отца. Я гордился и горжусь им. Он ведь у меня - как Север.
А Север - он, как отец.
Оба - строги, зато порой - безосновательно щедры на подарки.
Оба - суровы, и к тому же далеко не всегда справедливы.
Оба - практичны и романтичны одновременно, и не всегда ту практичность от той романтики отличишь, не враз поймешь, где кончается одно и начинается другое.
Я люблю своего батю. Я люблю Север.
Именно поэтому я поскреб по сусекам памяти, пошелестел старыми блокнотами, и написал о том, о чем, разумеется, не упоминал в своих газетных статьях, репортажах, зарисовках и заметках.
Единственное, о чем должен предупредить читателей: все географические названия условны, все имена вымышлены, все совпадения случайны.

ЗАКОН ЗИМНИКА

«Погода была прекрасная, Принцесса была...»... Не-а, нормальная была Принцесса. Вся из себя. К ней я, собственно, и отправился в один действительно великолепный субботний день, с утра пораньше. А почему нет?
Нам выдали немножко денег в счет зарплаты (дело было в середине проклятых 90-х), и у меня, само собой, образовалась некоторая сумма - невеликая даже по тогдашним меркам, но по тем же меркам вполне достаточная, чтобы сводить девушку на дискотеку и угостить изготовленным, как я сейчас понимаю, где-то в Польше настоящим (!) итальянским (!!!) шампанским (!!!!!!). С шоколадкой.
А уж получить в ходе этого культурного мероприятия по организму от других поклонников Принцессы - это, разумеется, на халяву. Впрочем, справедливости ради следует признать, что обратный процесс тоже был совершенно бесплатным.
Загвоздка была лишь в одном. Я жил и по мере сил трудился в заполярном поселке Т., который, с гордостью могу заметить, был райцентром. Принцесса же, предмет моих до поры до времени безуспешных вожделений, занималась тем же самым в соседнем поселке Г. Расстояние между поселками составляло 18 километров.
Для Севера расстояние не просто детское - младенческое. А погода, как я уже сказал, была прекрасная.
Солнышко в тундре светило и, вопреки известному блатному шансону, таки грело - со всем своим заполярным фанатизмом. Ветра не было совсем - видимо, ему, в отличие от меня, зарплаты не дали. Температура мороза не опускалась ниже 20 по Цельсию.
Натянув комплект теплого белья, свитер, ватные штаны, унты, лохматую песцовую ушанку и свою личную гордость - настоящую канадскую парку, подаренную начальником местных геофизиков, я взял рюкзачок с джинсами, кроссовками и прочими «клубными» шмотками и направился на «автобусную остановку».
«Автобусной остановкой» мы называли утопшую в песке и занесенную снегом ржавую баржу у дороги на выезде из поселка. Откуда взялась баржа у дороги? Все просто. Дорога-то была проложена по замерзшей реке. По льду. А проржавевшая насквозь баржа зимой служила пунктом ожидания для тех, кто хотел уехать из поселка Т. в поселок Г. на одном из постоянно мотавшихся туда-сюда «Уралов» - «вахтовок» - за ее высоким бортом можно было укрыться от ветра. Для не особо стеснительных замечу, что надстройка на корме баржи
служила еще и местом для... В общем, если приспичит, то расстегивать, а уж тем более спускать ватные штаны внутри этой надстройки было куда комфортнее, чем на свежайшем заполярном воздухе.
...Я выкурил уже целых три сигареты («Мальборо», между прочим, купил ради свидания!), а ни одной «вахтовки» все не было. Вымерли, что ли? Ну и ладно.
Не больно-то и хотелось - сказал я себе. Пешком пойду! По такой погоде, да при моей-то экипировочке 18 километров - прогулка! Сибиряк - не тот, кто не мерзнет, а тот, кто одевается, как следует. К тому же по дороге меня наверняка какой-нибудь транспорт догонит и подберет.
Щен сопливый. Сосун мамкин. Пацаненок. Придурок.
Все это я узнал о себе потом. А в тот момент мне не давал покоя светлый образ Принцессы. Это что же, Сашка-бульдозерист ее на дискотеку поведет, будет поить шампанским, кормить шоколадом и распускать свои блудливые конечности? Или Витька из Дома быта? Или Антоха-радист, этот, прости господи, культурист хренов? Ну-ну. Ага. Сейчас. А вот вам всем хрен на рыло! И не по разу...
Принцесса - девушка с богатым духовным миром! Ей нужен я, а не какие-то там пижоны...
Обо всем этом я думал, шагая по проложенной «вахтовками» колее. Кажется, что-то еще и напевал себе под нос. Письма, мол, нежные очень мне нужны...
Когда я услышал дли-и-и-и-нный гудок, позади осталось уже километра полтора. Я оглянулся. Меня стремительно нагонял «Урал». Я шагнул из колеи в снежную целину. Повезло раньше, чем думал. Сейчас меня подберут, и доеду с комфортом. «Урал» пронесся мимо, даже не притормозив - обдал меня ледяным крошевом из-под колес, и исчез за поворотом.
Я специально не вру и ничего не придумываю. Мог бы сказать, что мела пурга, что в снежной круговерти небо перемешивалось с землей, что мороз был такой - плевок на лету замерзал, птицы с веток падали.
Такое в тех краях, и в самом деле, бывает, но... Нет, в данном случае все было вполне пристойно. Погода вела себя прилично. Поэтому поведение водителя «Урала» меня не возмутило. Удивило - это да. И очень. Непривычным было такое поведение... Непривычным. Впрочем, размышлять мне было некогда. Со временем было туго: впереди была долгая дорога, да ведь и не придешь же на дискотеку в ватных штанах. Надо будет еще зайти в общагу к ребятам и переодеться... Я снова зашагал по колее, но успел пройти совсем немного - сзади опять раздался гудок. Снова уйдя с дороги, я оглянулся и увидел еще один «Урал». Еще мгновение - и он остановился рядом со мной так, что ступенька под дверцей оказалась аккурат напротив моих ног. Я залез в кабину. Машина тронулась.
- Привет! Степан Васильевич меня зовут.
- Здравствуйте. Меня зовут Евгений.
- Чего по зимнику шляешься, а, Евгений? - глаза водителя были веселы, но серьезны, а лежавшая на руле рука повернулась ко мне выколотым на тыльной стороне кисти якорем.
- Да вот, иду в Г., на танцы... - рассмеялся я.
- На танцы?!
- Ага.
- По зимнику? Пешком?! На танцы?!!
Тут-то я и узнал о себе много нового и интересного. Что я щен сопливый, сосун мамкин, пацаненок, придурок, салага недоделанный, что якорь мне в жопу, к сожалению, не войдет, хотя следует все-таки попробовать, а еще очень жаль, что такой-то матери не сделал вовремя аборт пьяный старпом, потому что страна нуждается в героях, а пизда рожает дураков вроде меня!
Я слушал, не то что не перебивая, а разинув рот, и очень жалел, что нельзя достать блокнот и записать этот выдающийся в своем роде монолог, продолжавшийся до самого Г.
На въезде в Г. было что-то типа поста ГАИ, которая, кстати, в тех краях почти не водилась. Редкая зверюшка. «Блок-пост» представлял собой балок, в котором круглосуточно топилась «буржуйка» и кипятился чай. Заодно там посменно сидели три дородных и очень добрых тетушки-диспетчерши, с которыми водители решали какие-то свои водительские вопросы. Каждая «вахтовка», въезжавшая в Г., обязательно тормозила на этом посту (он имел какое-то сугубо официальное наименование, которое я за давностью лет запамятовал). Обычно пассажиры либо ждали в машине, либо выходили и шли дальше пешим ходом, благо, весь Г. можно было пересечь на своих двоих во все концы минуть за десять. Но...
- А ну, пошел за мной, салага! - гаркнул Степан Васильевич и, упруго выскочив из кабины «Урала», направился к балку. Я повиновался.
В балке, как обычно, горела печка, и пускал пар из носика старый, но надежный армейский чайник. Идиллия и лепота, впрочем, были немедленно нарушены - Степан Васильевич за грудки извлек из-за стола молодого парня, пару раз встряхнул, и так съездил ему в зубы, что звон пошел по всей тундре, а парень рад бы был улететь в любой из четырех углов, а может, и в пресловутый пятый...
- Ты чё, Васильич? - спросили, впрочем, без особого возмущения, окружающие.
Тресь! Тресь! Тресь! Степан Васильевич еще трижды покритиковал жестами физиономию висящего на его вытянутой руке парня. Потом он разжал кулак, и что-то, очень напоминающее мешок с дерьмом, плавно улеглось у его ног и свернулось калачиком.
- Так чё случилось-то, Васильич? - трое случившихся в помещении водителей были крайне заинтересованы происходящим.
- Это падло человека на зимнике бросил, - сказал Степан Васильевич, невежливо показывая пальцем сперва на лежащее тело, а потом на меня.
- Ну-у-у-уууу... Это ж, бля, позор какой!
- Извини. Ото всех нас - извини! - обратился ко мне Степан Васильевич. - Это чучело, которое мимо тебя проехало, третий день как с Большой земли...
- Ну а бить-то зачем? - спросил я, слегка, признаться, охреневший.
- А кто его бил?! - ухмыльнулся Степан Васильевич. - Так, повоспитывали слегка. Вот если бы мы его батьке рассказали - о то ж был бы пиздец!
...Откуда-то нашлась водка. И сало. И лук. И хлеб.
Поэтому к Принцессе я в тот вечер все-таки не успел... Зато постиг Закон Зимника - человека на дороге не бросают.
Сейчас на Севере все иначе. Все, как везде, и проехать мимо человека - не западло. А жаль.
А Степан Васильевич, бывший мичман Северного флота, бывший заполярный водитель, живет сейчас в Тюмени. У него три КамАЗа в дальнобое. Один водит сам, остальные - сыновья. Дай им бог удачи. Ни гвоздя, как говорится, ни жезла!

МЕДВЕЖЬИ СТРАСТИ

«Восьмерку» мотыляло по небесам, аки Ноев ковчег по волнам в разгар потопа. Гигиенических пакетов на борту Ми-8 по-моему, не водилось отродясь, но член экипажа выставил посреди пассажирского салона оцинкованное ведро, и перекрикивая рев движков, проорал: мол, если что, так блевать сюда, а кто не сюда, тот сам будет за собой подтирать. Я отвернулся к иллюминатору. Или - к окну? А хрен его знает! В общем, к застекленному отверстию в борту этого летательного аппарата. Спасибо, что не летального, извините за идиотский каламбур!
Что касается ведра, так оно меня нисколечко не интересовало. Странное свойство моего организма - не укачиваюсь.
- Чё, совсем?! Ну, и куда, спрашивается, смотрели эти военкоматовские мудаки?! Какие, на хрен, сапёры - к нам надо было! - возмущался как-то один мой северный приятель, бывший капитан ВДВ, с которым мы познакомились по принципу «всего двое не блюют» на рейсе Тюмень - Кондинское, выполнявшемся на самолете Ан-2 в, мягко скажем, хреновых погодных условиях.
...Ведро гремело по всему вертолету, народ рыгал, то попадая, то не попадая, а погода не унималась, более того, только раззадоривалась.
- Долетим! - выглянул из кабины экипажа какой-то член этого экипажа. Как позже оказалось - Сашка, вот такой мужик!
- Долетим! - повторил Сашка с такой уверенностью в голосе, что я ему сразу поверил. Впрочем, глядя в блистер (во, правильно вспомнил слово-то?), я уже видел в небе границу, за которой заканчивались тучи-облака, и начиналось ясное небо...
Ну, что ж... Прилетели. Только прилетели - сразу сели, как писал Высоцкий.
Сели мы в Н. - поселке на южном берегу Карского моря. Я сразу направился в сельсовет, и встретил там районного эколога, с которым был весьма неприязненно знаком. Эколог опять отличился! На этот раз он отличился просто-таки выдающимся фонарем под глазом. Ну, думаю, ни фига ж себе! Что случилось-то? У владельца фонаря спрашивать, вроде, западло... Вечером я был приглашен в гости на предмет выпить водки. Пригласил меня директор местного филиала райрыбозавода - двухметроворостый Аркадий Исаакович, родившийся практически в этих же краях потомок репрессированного красного командира - "троцкиста", отличавшийся пудовыми кулачищами, фигурой древнегреческого атлета и совершенно пофигистическим отношением к любым превратностям судьбы.
- Я уже еврей и я уже в Заполярье, - говаривал Аркаша. - И шо еще плохого со мной может произойти?!
При этом на все предложения родственников и начальства «уматывать в свой Израиль» Аркадий Исаакович отвечал грубо. Он официально женился на ненке, после чего родственники от него моментально отвязались. Начальство тоже умылось, и Аркаша, в общем-то, жил бы, как хотел, если бы не мелкие проблемы, которые он, впрочем, решал с еврейским изяществом, сопряженным с русским похуизмом и помноженным на ненецкий фатализм...
...Между пятой и седьмой рюмками я ненавязчиво поинтересовался у Аркадия Исааковича: а кто это экологу так приварил, что рядом с ним полярная ночь превращается в полярный день?
- Таки я, - скромно потупив взгляд, ответил Аркаша, подкладывая мне малосольной нельмы и дефицитнейшей в тех краях картошки.
- Оп-паньки! А за что?!
Довести Аркашу до рукоприкладства - это охранник природы должен был учудить что-то совсем уж из ряда вон выходящее!
Аркаша разлил по стаканам, вздохнул, и рассказал:
- Понимаешь, пока я в командировке был, медведь (белый, естественно, других у нас нет) повадился к поселку шастать. На помойке кормился. Половину поселковых собак передавил и сожрал. В общем, осадное положение, все боятся из дому нос показать. Пытались прогнать, палили в воздух из ружей, из ракетниц - медведю пофиг. Как будто знает, сволочь, что он - в Красной Книге, и никто его убивать не станет... Хотя народ за пару недель уже и для убийства созрел.
Я-то как раз в райцентр улетел, а тут прибывает это чмо, мальчик-колокольчик, эколог хренов, дитя асфальта! Медведя, говорит, надобно отловить и вывезти подальше от поселка, чтобы обратно не вернулся. Согласно инструкции!
Ну и шо ты на меня так смотришь? Как говорила моя мама Мария Моисеевна, ты кушай, кушай, рыбка свежая, не форшмак, но все ж таки! И не пьешь что-то совсем. Ну-ка, давай за полярное сияние!
- Давай лучше за твою маму, - вздохнул я. - Вот ведь несгибаемая женщина была!
- Да уж, Голда Меир по сравнению с ней - институтка...
Аркаша вздохнул, выпил, набил и закурил настоящую ненецкую трубочку, помолчал и продолжил:
- Ты же зама моего знаешь - перед любым начальством трясется, как заячий хвост. А тут - цельный районный эколог, не хер собачий! Короче, поставили на уши мастерскую, давай ловушку мастерить. Из чего? Из новенького, бля, балка, который я для третьей бригады добыл такими способами, что даже тебе лучше не рассказывать, а уж прокурору - и подавно! В общем, этот эколог, Кулибин хренов, придумал такую штуку: в балок вешается оленья туша. Медведь туда заходит через дверь, тушу жрет, а дверь автоматически запирается. Все, попался! Потом зацепить балок вертушкой и уволочь вдоль побережья, насколько керосину хватит, поставить на землю, дернуть, бля, за веревочку - дверь и откроется. Иди, белый, гуляй. А балок, значит, обратно приволочь.
Все сделали, как этот мудак придумал. Только с медведем не угадали. То есть в балок-то он вошел, и правда, через дверь. А вышел, гад, через стену. Вместе с тушей. И ушел. Совсем ушел. Обиделся, наверное, на что-то. В общем, всем зашибись. И экологу зашибись - медведя спас. И медведю зашибись - на мусоре да собаках отъелся, а напоследок целого оленя поимел на халяву. И поселку зашибись - избавились от нахлебничка. Все, бля, в шоколаде, только я в дерьме - мало того, что еще один новый балок хрен достанешь, так еще и медведем разломанный надо как-то списывать. А бригадир третьей - ты же этого хохла знаешь - снова будет из меня душу вынимать за бытовые условия!
Вот я экологу в сердцах фингал и поставил... Жаловаться, наверное, будет. Да и хрен с ним, на мое место желающих мало. Ладно, давай еще по одной...
..Аркаша умер примерно через год после этого разговора. Не подписал сам себе санитарный рейс в хорошую погоду. Деньги казенные сэкономил. Невеликие. Послал нахер своего трусливого зама и председателя сельсовета, и не подписал. И умер.
Его большое тело и огромное сердце не выдержали усугубляющегося бардака - очень уж он болел душой за своих подчиненных, безропотных рыбаков-ненцев.
Они и похоронили Аркашу на поселковом кладбище - рядом с Марией Моисеевной, которая так никогда и не узнала, где похоронен ее папа, Аркашин дедушка. И все же она никуда не уехала с той земли - с той вечной мерзлоты - в которую лег ее родной человек. И Аркаша - не уехал.
Будет им вечная мерзлота пухом.
Пусть будет им в ней тепло, как в Иерусалиме.

(Продолжение наверняка будет).
Оценка: 1.87 Историю рассказал тов. Сапёр : 03-07-2007

«Зверюга»...

- А не сходить ли нам на озеро искупнуться? - отец отложил в сторону рубанок и вытер мокрое лицо, размазывая пот по щекам. Летний день был в разгаре и столбик термометра уверенно перешагнул отметку в 30 градусов.
- Сейчас, батя, только вот энту хреновину к той заразе прифигачу - молоток уже не держится в руке, а кровь циркулирует по телу тяжелыми упругими толчками...
Кучка стройматериалов на заднем дворе с нашей помощью превращается в новый сарайчик для садового инвентаря, удобрений и прочих полезных в дачном хозяйстве вещей.
- Все, сейчас помру! Хорош мучиться, еще пол-отпуска впереди. Успеешь в свою казарму, курсант! Отдыхать тоже надо...
- Да бегу уже, бегу- выхожу на крыльцо в плавках и шлепанцах. Даю «отмашку» полотенцем. - Вперед, «гвардия»!
Дорога до озера занимает минут десять и проходит мимо обычной пригородной платформы с незатейливой и облезлой табличкой: «Пл. 54 км.». Дачная публика, заслышав шум подъезжающей электрички на Ленинград, уже собирается в кучки, распространяя вокруг себя стойкий запах клубники и цветов, заботливо выращенных на «шести сотках».
Особнячком на платформе стоит отделение солдат-первогодков под командой загорелого крепыша-лейтенанта. Машинально отмечаю, что полевая форма у него совсем новая, погоны не обмятые, не иначе, парень «по первому году» из училища...
Ну, тут все понятно. Между учебкой в Лемболово и стрельбищем в Васкелово всего-то минут сорок ходьбы. Или двадцать пять минут бега. Но если проявить смекалку и знать расписание, то пять минут комфортной езды в тамбуре «пригородной». Выбор очевиден. Двери зашипели пневматикой, едва не прищемив замешкавшегося лейтенанта, с размаху «утрамбовавшего» своих бойцов, и электричка, коротко хрюкнув гудком , шустро рванула с места...
Машинально провожаю ее взглядом... и застываю статуей Командора.
АВТОМАТ. Новенький АКМ, забытый кем-то из воинов стоит, сиротливо прислонившись к перилам платформы.
Отец следит за моим взглядом, присвистывает от изумления, подходит и берет в руки детище знаменитого оружейника.
- Знатный зверюга... - взгляд становится задумчивым... Рука по-хозяйски поглаживает ствол и как бы невзначай щелкает предохранителем. - Знатный зверюга... (Мечтательно...) А у нас дрозды расплодились, всю клубнику склевали, сволочи... Вороны снова мыло украли... От кротов опять же житья нет...
Представляю отца, ревностно защищающего грядки, стрельбу очередями под вопли соседей и пернатые тушки, валяющиеся по всему участку...
- Батя, не дури. Патронов все равно нет. Да и летехе уже сегодня ж.. на британский флаг порвут. Жалко мужика. За утерю оружия и отклонение от маршрута огребет он, естественно, на полную. И командир его. И командир командира. А об участи бойца-растяпы вообще лучше и не думать.
...Случайный прохожий испуганно шарахается в сторону и ускоряет шаг.
Представляю, как мы выглядим со стороны! Два небритых мужика в плавках и с автоматом. Сюр! Захват электрички с последующим угоном в Турцию... Душманы на отдыхе... Прохожий оглядывается еще раз и на всякий случай переходит на бег... От греха отсоединяю магазин, передергиваю затвор, делаю «контрольный» вверх и заворачиваю «трещотку» в линялое пляжное полотенце. Кончик ствола с мушкой все равно предательски торчит из свертка.
- Пошли лучше расписание смотреть, когда ближайшая на Сосново пойдет... Чует мое сердце, увидимся мы еще с летехой сегодня... И очень скоро...
Злорадно прикидываю про себя: так, вот сейчас выгрузились, строятся, проверяют снаряжение... Опаньки! Чего ищешь, солдат? Автоматик? Всего-то?
Вот радость-то в доме! И куда же он подевался? Хомяк сгрыз?
Еще пару секунд на раздумье... Ну что, осознал в полной мере? А чегой-то лицо у тебя, лейтенант, побледнело? И озноб вдруг в такую жару пробрал... И Забайкальский округ перед глазами вдруг замаячил... На всю оставшуюся службу.
Интересно, даст он бойцу в ухо или удержится? Почему-то чувствую, даст. Но очень быстро и только один раз, ибо времени в обрез. Вернее, его просто нет.
А стрелка на часах бежит и бежит себе, потихоньку сводя на нет и так невеликие шансы вернуть пропажу.
Расписание ехидно подсказывает: обратная электричка через полчаса. Спокойно сидеть и ждать на платформе - инфаркт через пять минут гарантирован. Значит, побежит. И очень быстро. Бойцов с оружием бросить не может, значит, и их погонит... Не загнал бы только...
Засекаю время, мысленно командую: «На старт... Внимание... Марш!» и почти физически слышу командирское: «За мнооой!!! Бегооом!!! Бегом, я сказал, е..., б...!!!» Вот и голосок «прорезался»! Вперед, орлы! Даешь рекорд! Посрамим все нормативы, они не для таких ситуаций писаны!
Вся карьера мгновенно валится под откос и единственное, что он может сделать, прибавить. До судорог, до рвоты, до белых мух в глазах, подгоняя пинками отстающих и задавая всем бешеный темп.
Три километра. Из них два - по извилистой тропке вдоль насыпи и последний - по раскаленному асфальтовому шоссе. Солнце жарит нещадно, безветрие... Автоматы, подсумки, сапоги. Особо не побегаешь...
В общем-то не смертельно, не марафонская дистанция, нас, бывало, поутру и на «пятерик» для разминки гоняют... Ничего, привыкли... Вот только приз у тебя, летеха, сегодня особый. Потерять автомат в начале службы - это тебе не кот начхал... Это серьезно.
Да нет, мужик, вроде, крепкий, выдержит. А солдатикам просто деваться некуда, вот и несутся, задыхаясь и отбивая себе бока подсумками...
Прикидываю: вот уже асфальт начался, теперь затяжной подъем... Не отставать! За мной, чудо-богатыри! Только осторожнее, там как раз за поворотом совхозная машина молоко привезла, уже и очередь, наверное, выстроилась. Вы уж там поаккуратнее, не опрокиньте никого с ходу. А то бабульки бидонами закидают.
Ну вот... А я предупреждал! Издалека вижу, служивые, вылетев из-за поворота, аки стая диких кабанов, сносят половину любителей свежих молочных продуктов. Што, ребятки, тормоза отказали? Разгневанные вопли дачников хорошо слышны даже на станции.
Так, не расслабляться, последние пятьсот метров остались. А приз ваш - вот он. У меня. В полотенце завернут. Старое такое, с розочками.
А лейтенант молодца! Бегут колонной, слаженно... Он, как отцу-командиру и положено, несется впереди, задает темп группе, постоянно поправляя ремни от ЧЕТЫРЕХ висящих на плечах «стволов», снятых с отстающих. Ну давай-давай, родной! Ставка в этом забеге не «золото»... Вся служба твоя на кону сейчас. По крайней мере, ты так думаешь. Все. Финиш. Смотрю на часы: так и есть, все нормативы посрамлены. Пора резервировать место в олимпийской сборной.
Метров с десяти вижу, как все буквально взлетают на платформу, озираются по сторонам, рассыпавшись в разные стороны, прочесывают метр за метром густой кустарник возле перил. Как лейтенант обмахивается фуражкой, задыхаясь и ловя ртом раскаленный воздух, обреченно садится прямо на придорожный камень...
Потом выхожу из-за дерева, негромко окликаю, жду, и... не торопясь разворачиваю полотенце. «Знатный зверюга» маслянисто и успокаивающе поблескивает в свете палящего солнца.
Одновременно отец недвусмысленно показывает пальцем на вывеску: «Гастроном». Лейтенант дышит как загнанная лошадь, но счастливо кивает головой и тянется за бумажником...
..Я выгружаю в холодильник из сумки бутылки «Жигулевского», отец молча стоит рядом и укоризненно посматривает на стаю дроздов, методично уничтожающих наш урожай прямо под носом у совершенно размякшего от жары пушистого «сибиряка» Макса, который в наше отсутствие, похоже, заключил договор о ненападении с местной живностью. ...Потом машет рукой, дескать: «Да подавитесь вы!», тоскливо вздыхает, берет ящик с инструментами и идет на задний двор...

Оценка: 1.86 Историю рассказал тов. Механик : 24-09-2007

УРОК ПАРКОВКИ

(Шоферские истории)

Вот ведь, блин, название!. Применительно к немецкому, еще допустимо менять Н на G, и Hamburg становится Гамбургом. Но, по отношению к финскому языку, обычно такого не делается. Тут же, видимо, просто некуда деться, ибо наименование населенного пункта где расположено место нашей дислокации, звучит для русского уха, ну крайне неприлично! Городок находится примерно в девяноста километрах к юго-западу от Тампере, и носит название Huittinen. А если учитывать еще и то, что летом здесь, в зданиях учебного центра, размещен детский лагерь для школьников из России, которых я сюда и привез, то с самого начала было принято и писать и называть Гуйттинен. Ну, пионеры, конечно же, поначалу хихикали над неприличным названием, но через пару дней успокаивались. Нuittinen - даже на дорожных указателях написано. Да и детишки нынешние - не чета прежним . Этих уже трудно чем то удивить...
Возраст разный - от младшего школьного до выпускников. А сюда они едут, чтобы отдохнуть и попрактиковаться в английском. Педагоги из туманного Альбиона дело свое знают отлично, да и дети довольны - некоторые постоянно сюда ездят уже не один год. Вообще- то неплохая альтернатива ушедшим в прошлое пионерским лагерям. И отдохнуть и язык подучить с англичанами...
Плюс, соответственно, разные поездки и экскурсии, которые мне и приходится обеспечивать.

Машина не слишком новая - «Мерс» с приличным пробегом, но довольно бодрый и не слишком потрепанный жизнью. Неделю назад я добросовестно облазал его, что называется, «от киля до клотика», и через день вручил хозяину длиннющий список всего потребного для ремонта и нормального обслуживания машины. К чести шефа, он не удивился, и, отправившись вместе со мной в магазин, беспрекословно оплатил все приобретения. И вообще - русский хозяин - это не прижимистый финн! Понимает, что без надлежащего ухода машина ходить не будет. Жаль, конечно, что он приобрел «мерса». И обслуживание, и ремонт достаточно дороги, и сервисных центров не так уж много. Расположены обычно в крупных городах. Да капризные они - «мерсы». Слишком много всякой электроники, которая постоянно входит из строя, а вместе с ней, соответственно, жизненно важные системы автобуса начинают сбоить и работать не так как нужно или вообще не работать. Но тут выбирать не приходится. Чем бога ты - тем и рады. Шеф и сам понимает, что «Скания» гораздо предпочтительней и в плане ремонта и в плане обслуживания. Сервисные центры чуть ли не в каждой деревне, да и проще она в эксплуатации. Максимально функциональный аппарат. Ничего лишнего, и вместе с тем все то без чего нельзя обойтись. Но «Скании» пока нет. Поэтому будем эксплуатировать «мерса».
Три дня ушло на ликвидацию неизбежных мелких неисправностей. После пробной поездки накрылся тахограф. Придется ехать в ремонтную контору в Тампере. Созвонился, договорился о времени. Прибыл. После снятия оного вынесли неутешительный вердикт - реанимации не подлежит, нужна замена. Новый обойдется в восемьсот евро. Звоню шефу. Тот совершенно спокойно интересуется возможностью оплаты по счету. Потому как такого количества налички у меня с собой нет. Ремонтники мужики отличные: - Никаких проблем! Хоть налом, хоть безналом!
Тахограф поставлен, теперь его нужно сертифицировать. Просят отогнать автобус на контрольный участок. Забираюсь в кабину, втыкаю заднюю. Новый номер! Рычаг передач подозрительно свободно болтается в гнезде. Отпускаю сцепление. Писец, приплыли! Пепелац как стоял, так и стоит. Глушу двигатель, откручиваю болты кожуха. Так и есть! Ручка КПП. Уже когда-то была отломана и приварена и, причем, похоже, не единожды. Сволота бывший хозяин - мог бы и предупредить... Хорошо еще, что нигде по трассе это не случилось, а то куковал бы до прибытия эвакуатора, да и содрали бы за доставку немало. Мужики сочувственно качают головами - в такое время, да еще и в пятницу, найти сварного абсолютно нереально - все давно уже по домам и дачам разбежались. Звоню шефу. Тот дает команду действовать по обстоятельствам. ОК. Обежав близлежащие еще работающие конторы, прихожу к неутешительному выводу, что хрен кто поможет. Конец рабочего дня - все уже мыслями на дачах, дома или на худой конец с бокалом пива в пабе. Звоню в сервисную службу МВ, объясняю ситуацию и прошу прислать техничку со сваркой. Оттуда отвечают, что технички, дескать, у них нет - могут прислать эвакуатор, который оттащит в центр, где поменяют рычаг полностью... Обещаю перезвонить после того как посоветуюсь с начальством.... Начальство, конечно, заплатит, но стоит ли сейчас вызывать эвак? Тем более - знаю их расценки! Мерсовский центр самый дорогой - доставка эваком обойдется, как минимум, в две с половиной сотни.
Попробуем другие варианты. Звоню в «Скан-Сервис», ибо там, точно знаю, есть техничка со сваркой и автогеном. Откликаются. Долго выясняют, что за фирма, номер счета и прочие дела. Наконец, обещают прислать сварного. Сидим, ждем. Прибывает микрик «Фиат- дукато» со сваркой. Договариваемся о цене, мужик подключает сварочный аппарат и через десять минут рычаг надежно приварен. Счет выписан, «Фиат», шустро развернувшись, скрывается за поворотом... Можно ехать! Сэкономил я порядочно, ибо все удовольствие обошлось в три сотни.
Мерсовский центр вряд ли стал бы заваривать ручку - просто поменяют на новую. Посчитал, прикинул... Короче, сэкономил штуку, как минимум. Еще один плюс в пользу «Скании»! Нравится мне их подход! Надо - приехали и сделали. Хоть в выходной, хоть ночью. Но, теперь будем иметь в виду, что этот узел у нас уязвим. При возможности надо на разборку заехать и найти запасную. Пусть лежит в багажнике. Не торопясь, еду назад. Надо бы еще резину сменить на переднем мосту. Звоню шефу, тот обещает договориться на шиномонтаже.
Перезванивает через полчаса - в понедельник к девяти утра меня ждут на переобувание. Отлично! В принципе - и эта резина еще походит. Поставлю назад, а то там внутренняя пара совсем уже никакая. Ну, это, как и везде - продавая автобус, хорошую резину поснимали, обули старую, а совсем уж левые баллоны сзади внутрь поставили. Жаль, не я машину принимал! Ее приобрели еще зимой, а потом стали искать водилу. Лучше б наоборот, глядишь обошелся бы на пару тыщ дешевле... Потому как, я думаю, там не только колеса - наверняка еще немало отыщется...

Суббота... Кому выходной, а кто и работает... Вооружившись щеткой и наждачкой, ликвидирую ржавчину на порогах багажных отсеков. Вечером везти детей в аквапарк. Это километрах в сорока. Город Forssa. Ну, хоть тут то название приличное...
Солнце печет, как в Африке, прохожусь по порогам мастикой из баллончика. Черная блестящая поверхность на глазах становится матовой - при такой жаре все сохнет прямо на глазах. Убираю инструменты, скидываю комбез. В салоне вообще не продохнуть - за день на солнцепеке автобус раскалился и напоминает сауну на колесах. Запускаю двигатель, врубаю кондиционер. Пусть охладится, а то уже скоро и ехать...

16.30 местного времени, два автобуса полностью загружены, сто человек детей жаждут аквапарка, горок, бассейна и прочих развлечений. В салоне оживленный гвалт и смех, воспитатели с трудом добиваются относительного спокойствия.
Ну, вроде как расселись, угомонились. Вторая машина - « Volvo В10», водителя звать Тимо. Он - ведущий, я - ведомый... Поехали!

Forssa. Подъезжаем к аквапарку. Большое здание с надписью «Vesihelmi» на крыше. Переводится как «водная жемчужина». Обширная стоянка заполнена едва на четверть - желающих поплавать в бассейне маловато. Выходной, погода хорошая, все на природе отдыхают. Стоянка для автобусов расположена практически у входа, рассчитана на три машины в колонну, но прямо посредине ее, вызывающе и нагло расположился новенький приземистый черный BMW-кабриолет в спойлерах, на спортивных дисках и низкопрофильной резине шириной с автобусное колесо. Блестящая труба - прямоток, калибра ротного миномета - не меньше. Поставить на стоянку, видимо, пальцовка не позволила.
От нее же идти до входа аж целых пятьдесят метров! Да еще и солнце там печет, а тут в тенечке, прямо у входа - милое дело! И плевать, что остальные машины дисциплинированно стоят на парковке! Выше нас - только горы! Круче нас - только яйца!
Тимо объезжает его и встает спереди, я причаливаю сзади. Открываем двери, дети с радостными криками устремляются к входу. Ну что ж, два часа у нас есть, можно сходить попить кофе. На другой стороне улицы открытая кафешка, в тени под тентом легкий ветерок лениво шевелит листву....
Мысль, видимо, родилась одновременно в обеих головах. Автобус Тимо начинает медленно пятиться... Ближе... еще ближе...Расстояние между бампером блестящей игрушки и выхлопной трубой автобуса неумолимо сокращается. Стоп! Вспыхнули стоп-сигналы, зашипела пневматика. Впритык! Он что, такой крутой профи что ли?! С уважением смотрю на широкую корму «Вольво». Ах, вот оно что! У него камера сзади висит! То-то он так уверенно подпер!.. Втыкаю первую, отпускаю ручник, и медленно отжимаю сцепление. Тимо уже вышел и наблюдает сбоку за моими маневрами. Ну, у меня камер ни сзади, ни спереди нет, будем расчитывать на глазомер. Тимо рукой махнет, если уж совсем критично будет.... Пожалуй, хватит! Ставлю на ручник и глушу двигатель..
Тимо, ухмыляясь, показывает большой палец. Закрываю дверь, заглядываю под бампер. Нормально! Сантиметров пять я ему оставил. Примерно столько же у Тимо.
- Ну, что, пойдем, ударим по кофе? - он кивает на веранду кафе - там вкусные пирожные, я всегда сюда хожу.
- Пойдем - соглашаюсь я - Обзор хороший с веранды, интересно через сколько он вылезет.
- А может она, а не он - улыбается Тимо.
- Скорее всего, они, - подытоживаю я.
Кофе тут неплохой, надо признать. Заказываю себе эспрессо и стакан минералки, Тимо - любитель сладкого, заказывает пирожное и капуччино, шутит с хозяйкой. Он тут живет, его все знают. Постоянный клиент. Этакий Винни-Пух! Даже чем то похож на него, такой же упитанный...
Примерно через час из дверей аквапарка с видом хозяев жизни выходят два субъекта лет восемнадцати- двадцати и направляются к стоянке.
Распальцованные детишки богатеньких родителей, не иначе. В этом возрасте самому на такую машину явно не заработать Тимо закуривает и устраивается поудобнее, чтобы не пропустить ни секунды начинающегося представления.
- Гомики, что ли? - смотрю я на остановившихся у машины и тупо пялящихся на нее сопляков.
- Не-е-е... - тянет Тимо - Вон их подружки идут еще...
Подбегают две раскрашенные девицы с прическами фасона «я упала с самосвала - тормозила головой» Волосы блещут буйством колеров - такое впечатление на головы вылили несколько банок краски. Слышатся возмущенные крики, дескать, гребаные автобусники, понаставили тут своих сараев, и прочее... Минут через десять обстановка становится пожароопасной - один из юнцов смачно плюет на борт автобуса и начинает в бешенстве пинать его ногой.
- Может пойдем , а то еще эти засранцы автобус поломают - привстаю я с кресла.
Тимо с улыбкой удерживает меня за локоть и кивком показывает на стоянку, по которой медленно двигается полицейский микроавтобус. Стражи порядка прекрасно видят всю картину, «фолькс» останавливается за спиной продолжающего футболить борт автобуса, сопляка. На плечо юноши ложится тяжелая рука констебля, вопрошающего, судя по всему, чем это он тут занимается. Девицы наперебой начинают возмущаться автобусниками, запершими их красивую машину. Полицейский - мужик примерно нашего возраста, невозмутимо просит владельца машины предъявить документы. Второй юноша лезет в бардачок и протягивает техпаспорт, затем вынимает из бумажника права. Констебль, забрав документы, приглашает его пройти для составления протокола на предмет нарушения правил. Показывает на знак «стоянка запрещена». Тот понуро следует за полицейским. Весь лоск и все понты волшебным образом куда-то улетучились. Пропал золотой мальчик - хозяин жизни! Мгновенно трансформировался в нашкодившего мальчишку ... Через пять минут он вылезает из полицейской машины, держа в одной руке документы, в другой квитанцию штрафа. «Фолькс» отъехал от стоянки, через пару минут у Тимо в кармане запиликал телефон.
- Привет, Юха! Да... Да, я конечно, детей в бассейн привезли... Видел я все - в кафе напротив сижу ... Вот кофе допью и минут через десять- пятнадцать подойду... Ничего, пусть посидят подумают. На сколько ты их штрафанул то?.. Да я понимаю, что им эти деньги- тьфу и растереть- папаша заплатит, однако в реестре нарушений уже засвечен... Как?.. И тоже за парковку?! Ах, за скорость... Теперь еще раз попадется на чем нибудь - и права на полку положит. Ну, давай, удачного вечера!
- Юха, - поясняет он мне - Мы с ним в школе в одном классе учились. А сейчас на дороге часто встречаемся - он в полиции работает, я на автобусе... - Тимо встает и благодарит хозяйку за кофе, та улыбается и приглашает заходить почаще.
- Ладно, пойду, автобус подвину, а то скоро уже и дети выйдут, ни к чему им на этих попугаев любоваться. - Тимо неторопливо подходит к автобусу. Юнцы стоят, цедя сквозь зубы ругательства, и злобно глядят исподлобья, однако активных действий больше не предпринимают. Тимо, наклонив голову, смотрит на грязные следы кроссовок на борту автобуса, затем переводит взгляд на их хозяина. Тот стоит в вызывающей позе и нагло ухмыляется, затем плюхается за руль и выжидающе смотрит на Тимо, который неторопливо отпирает автобус и забирается внутрь. Через недолгое время широкая вольвовская корма начала медленно отползать от блестящего авто. BMW взревел мотором, выскочив из за автобуса, с визгом шин пролетел вдоль стоянки, вошел боком в поворот, вывернул и понесся по пустынной улице....

Сине-белый полицейский «Фольксваген», радостно завывая сиреной и вспыхивая мигалками, вырулил из за угла, и устремился следом...

Оценка: 1.85 Историю рассказал тов. Бегемот : 16-07-2007