Семейная православная газета ВАЛЕНТИН КУРБАТОВ И ЕГО ПУТЕШЕСТВИЯ
По проектам доктора архитектуры, профессора Валентина
Витальевича Курбатова возведены храмы в разных городах и селах страны.
Патриарх Московский и всея Руси Алексий II наградил архитектора орденом Святого благоверного князя Даниила Московского.
Откровения
-Это было как раз к Пасхе 2002 года, когда мне исполнилось 65 лет, –
вспоминает Валентин Витальевич. – По моему проекту тогда построили
храм на Тульском оружейном заводе, а освящал его сам Святейший. -Вы родились в 1937 году?
-Да, в Богородске Нижегородской области – некогда вотчине Козьмы
Минина. Меня сразу же крестили в храме Воскресения Христова, а после
этого он был уничтожен. В сквере на его месте долго стоял памятник
Ленину.
Мои предки по линии матери имели в Богородске небольшой постоялый
двор. Постоялые дворы в России ставились на расстоянии сорока верст
один от другого. Это время дневного пробега лошадей. На ночь
путешественники останавливались, отдыхали. Утром трапезничали и
отправлялись дальше. По этому маршруту в Болдино ездил Пушкин – через
Муром, Павлово, Богородск, Нижний Новгород. -Интересно.
-Когда пришли большевики, они отняли у деда постоялый двор, но, к
счастью, никого не расстреляли. Семью выгнали на улицу: где хотите, там
и живите. -И что же?
-Там были у всех крестьянские наделы. Деду разрешили жить на задах
этого участка. Он стал строить рубленую избу-пятистенку, но сумел
обустроить одну клетушку площадью четыре на пять метров.
Родители мои работали на Горьковском автомобильном заводе, который
только создавался. Там они и познакомились. Жили в первом Соцгородке,
при заводе. У меня даже в свидетельстве о рождении написано: место
рождения – Горький, автозавод. -Здорово!
-Как будто меня с конвейера выпустили. Вскоре начались мои
путешествия. Отца направили в Воронеж на авиационный завод. Мне было
года два с половиной. Одно лето, помню, я там прожил. -У вас ранняя детская память.
-В 1941 году началась война. Фашистские самолеты низко летали над
городом на бреющем полете – метров сто-двести над головой. Я стоял и
смотрел на них с любопытством. -Не бомбили?
-Это были разведчики. Потом завод эвакуировали в Казань (так появилась
в Татарии авиационная промышленность). На фронт пропускали воинские
эшелоны. И мы долго ехали по степи в теплушках – товарных вагонах, где
справа и слева были сделаны в два яруса нары.
В Казани было так голодно, что трудно себе вообразить. Хочется есть, а
ничего нет. Иногда в магазине напротив по карточкам давали немного
хлеба и кусок помадки – фруктового сахара. Лучшего угощения и
представить было нельзя! -Долго вы жили в Казани?
-Нет, осенью 42-го года вернулись с матерью в Богородск. Она по
образованию медик, стала работать с ранеными в эвакогоспитале. А я
пошел в садик. Зима в тот год была многоснежная, сугробы намело на
уровень заборов. И я по ним ходил, потому что ничего не весил: кожа да
кости. -Но в Богородске было легче?
-Да, в огороде выращивали картошку, овощи. На зиму солили капусту, огурцы, помидоры. И кое-как питались.
В 44-м отца перевели в Москву – на Тушинский авиационный завод. Мы
уехали к нему. Жили в коммуналке на Ленинградском шоссе, возле метро
«Аэропорт». Я стал ходить в 150-ю школу. А через два года мы с матерью
опять вернулись в Богородск. Там я школу и окончил. -Почему поступать в институт поехали в Киев?
-У меня осталось очень хорошее впечатление об Украине – от Николая Васильевича Гоголя. -В 1954 году это было актуально! Мама не возражала?
-Нет, она все принимала как есть. Собрала мне большой чемодан и проводила. -А учились легко?
-Легко, мне это нравилось. Я и сейчас готов учиться. Хотя тогда мы попали в самое безвременье в архитектуре. -Что происходило?
-При Хрущеве проводили борьбу с излишествами. До этого все
проектировалось и строилось в классическом стиле: дома с портиками,
колоннами, капителями, карнизами, украшениями. А потом стали делать
унылые фасады с окнами и дверями. -Стиль барака.
-Наши преподаватели оказались в глупейшем положении: их ничему другому
не учили, кроме классики. Только по журналам мы смотрели на
современную техногенную архитектуру, она уже появилась на западе.
С третьего курса в институте началось творчество. Преподаватель хвалил мои проекты. Меня это воодушевляло. -По распределению вы поехали работать в Киргизию.
-Да, наших выпускников распределяли по всей стране. И я выбрал самое
дальнее место из тех, что нам предлагали. В Киргизию надо было ехать
четверо суток. Мне скоро стало скучно смотреть в окно. Вдоль дороги
мало что бывает интересного. А после Волги началась сплошная пустыня.
Но потом я увидел горы – как голубые тучи на горизонте.
Приехал во Фрунзе рано утром 1 сентября. Солнечный денек. Тепло,
хорошо. Маленький вокзальчик, площадь перед ним и широкий бульвар с
зеленью, цветами. Как в раю.
Там только в центре было несколько двух- и трехэтажных домов. А
остальная застройка – одноэтажная. Пирамидальные тополя по всему городу
– и саманные домики между ними. Сейчас Бишкек совсем другой. -Вы тоже к этому руку приложили!
-Киргизия – это тяжелый район для проектирования и строительства. -Чем?
-Высокой сейсмичностью. Большие здания там, например, обязательно
должны быть разделены на отдельные простые отсеки, выступы из стен
допускаются очень небольшие. Много условий, которые «очищают»
архитектуру. -От излишеств?
-(Улыбается) В прямом смысле. Я пошел в отдел типового
проектирования, делал проекты школьных зданий и возил их на утверждение в
Москву. Через год поступил в заочную аспирантуру, потом перешел в
дневную, хотя все это было непросто. И мы с женой переехали сюда.
За два года я завершил кандидатскую диссертацию, получил направление
на работу в Москве. Но Комитет по гражданскому строительству и
архитектуре направил меня обратно во Фрунзе. -По второму кругу?!
-Как оказалось, по просьбе местных властей. А там меня уже назначили
главным архитектором мастерской, дали квартиру в центре города (до
этого была коммуналка).
В 66-м году в политехническом институте открыли строительный
факультет, на нем создали архитектурную группу. И меня пригласили
преподавать там. -Но вы продолжали проектировать?
-Конечно. А потом окончательно перешел в институт. Понимаете, я не
могу сидеть и механически выполнять порученную мне работу. Кто-то
говорил: чтобы командовать взводом, надо представлять себя на месте
ротного командира, чтобы командовать ротой – на месте батальонного и
так далее. Я и представлял.
В 70-м году у нас был первый выпуск студентов. Нужно было предлагать
им темы дипломных проектов. И я выбирал темы по Киргизии. Учитывая ее
природные особенности, климат, рельеф, достопримечательности – такие,
как уникальное озеро Иссык-Куль, почти море высоко в горах. -И что получилось у ваших студентов?
-На всесоюзных смотрах студенческих работ нам стали давать высшие
оценки. Правда, не сразу. Мы начали участвовать в международных
конкурсах – и почти единственные из советских архитекторов получали
премии. Коллеги уже интересовались: «Что там такое происходит в
Киргизии?» Меня стали приглашать в другие вузы.
Собрался материал для докторской. Я ушел на два года в докторантуру,
написал диссертацию. Начал устраиваться с защитой. В итоге защитился в
Питере. Но длилось это долго: только в 80-м году мне выдали диплом.
А в Киргизии менялась обстановка. Я получил приглашение из Москвы – и мы с женой решили уехать из Фрунзе. -Еще одно путешествие. А где работали?
-В инженерно-строительном институте (МИСИ), в архитектурном (МАРХИ), Всероссийской академии живописи, ваяния и зодчества…
В конце 80-х мы с одним коллегой впервые спроектировали храм. С тех пор я сделал двести – триста проектов храмов. -Вы сказали, что ваши путешествия начались в два с половиной года. Продолжаются сейчас?
-На лето мы с женой уезжаем в Богородск. Мои предки жили там лет 400,
не меньше. И у меня остался родовой домик. Там мои корни. Человек без
них не может существовать, становится потерянным, не знает, что делать,
что оберегать, к чему стремиться. -Есть такая «Православная архитектурная мастерская профессора Курбатова». Что это?
-Так я назвал свою мастерскую, которая состоит из одного меня. Я
работаю только благотворительно. Если что-то заплатят – слава Богу!
Если не заплатят – во славу Божию! -Наша лексика. Так может сказать только верующий, церковный человек.
-У нас в семье все были верующими: бабушка, дедушка. В доме иконы
висели. И как только открылись храмы, мы с супругой стали ходить на
службы. Даже вопросов не было, идти или нет.
Без Бога нет человека. Если он считает, что Бога нет, то и человека
нет. Все мы дети Божии. Он создал нас, чтобы были рядом с Ним. Только
для этого надо жить. -И строить? Храмы, дома, школы, семьи…
-Мне кажется, комфорт, благоустроенность ведут людей к духовной погибели. -Почему?
-Человек, живущий комфортно, перестает искать Бога, думает: «А зачем
Он мне? И так хорошо». Поездки, хорошая еда, одежда, приобретение
одного, другого, десятого могут бесконечно увлекать. Не дают
возможности одуматься.
Бога продолжает искать тот, кто чувствует тяготу своей жизни. Кому нужен Спаситель.