| ← Сентябрь 2011 → | ||||||
|
1
|
2
|
3
|
4
|
|||
|---|---|---|---|---|---|---|
|
5
|
6
|
7
|
8
|
9
|
10
|
|
|
18
|
||||||
|
25
|
||||||
За последние 60 дней ни разу не выходила
Сайт рассылки:
http://sp-g.ru/
Открыта:
06-03-2004
Адрес
автора: religion.spg2004-owner@subscribe.ru
Статистика
-1 за неделю
Семейная православная газета МАША
Рассказ Отец ходил по Волге баржевым шкипером. Мать, как повелось у баржевых,
работала при нем матросом. Жили они в кормовой надстройке, здесь
Николушка и родился. Была зима, баржа стояла в затоне, и отец сколько
мог утеплил жилье: обшил тесом и настелил пол. Согревала их небольшая
железная печка, служившая заодно и кухонной плитой. Почти на всех
соседних суденышках точно так же зимовали другие семьи – целая
деревенька. Этим волгарям просто некуда было деваться - за войну они
утратили кров. Первые семь лет Николушка существовал при родителях, потом его
определили на берег – в школу-интернат, где он сменил своего старшего
брата, поступившего в мореходку. Некогда у них была и сестра –
предвоенного года рождения, но во время эвакуации она заболела и умерла.
Эвакуировалась семья недалеко: от родного Сталинграда километров
двести пятьдесят вниз, где взрослые работали подборщиками – подбирали
трупы, плывшие со Сталинградской битвы. Там, в селе девочку и
похоронили. Иногда родители навещали могилку, брали с собой и
Николушку. Капитан буксира останавливал караван и ждал, пока они на
лодке сплавают в село и вернутся обратно. Кроме обычной школы, Николушка посещал и музыкальную – уж очень
отец любил музыку: сначала возил с собой патефон и меж фронтовыми
песнями слушал романсы в исполнении Надежды Андреевны Обуховой, потом
приобрел радиолу и множество самых разных пластинок. Чаще других крутили
Чайковского: по мнению отца, сочинения выдающегося композитора
особенно гармонировали с волжскими берегами. Такой же чести удостоились
некоторые произведения Глинки, Рахманинова, Бородина и Калинникова.
Бывало, отец заведет пластинку, выйдет на палубу, смотрит на
проплывающие берега и слушает, слушает… Потом говорит: «Годится!». Или:
«Не годится!». Это уж кому как повезет. К его прискорбию в
музыкальной школе были только духовые инструменты – их Николушка и
осваивал. Летом, в каникулы, он жил с родителями на барже, помогая в меру
сил и умения. Шкипер, а по судовому расписанию - баржевый - опускал и
поднимал якоря, отвечал за швартовку, подруливание в сложных местах: у
причалов, мостов и шлюзов, вечером зажигал на мачте огни. А еще
приходилось то и дело ремонтировать что-нибудь, подкрашивать, драить,
смазывать – Николушка во всех этих делах и участвовал. Мать стирала,
готовила еду, но при необходимости могла не хуже отца управиться с
якорями или швартовкой. Последние школьные каникулы он, как обычно, проводил в плавании:
из Ярославля вниз по реке везли автомобильные шины, из Астрахани вверх
– арбузы. В Астрахани – хорошо: только станет баржа под погрузку,
появляются люди с черной икрой. Отец повыбирает-повыбирает, наконец
выберет: возьмет литровую банку «наисвежайшей зернистой», поставит на
стол, и протягивает столовую ложку: «Держи, Коль, икру надо есть
ложкой». Ну, понятное дело, помидоры еще, арбузы, фруктов всяких
полно… А уж рыбы сколько! Хоть на рейде, хоть у причала – Колька прямо
с борта лавливал и сазанов, и сомов, и жерехов, и окуней, и судаков, и
щук… Про воблу говорить нечего – ее вялили сотнями. До чего же хорошо в
Астрахани! Было… тогда… Впрочем, и сейчас еще неплохо. Загрузили баржу арбузами и отвели на рейд – ждать второе
суденышко: их должны были буксировать парой. Коля с самого утра рыбачил
и успел уже много чего наловить. Тут подошел пассажирский
дизель-электроход из Москвы: ожидая, когда освободится занятый кем-то
причал, он тихонько подрабатывал винтом и стоял совсем рядом. Это,
конечно, мешало забрасывать снасти, и Колька прервал занятие. Поворошил
землю в старом ведерке – посмотрел, сколько осталось червей: в
Астрахани червяков нет, приходилось возить из Ярославля. Решил, что на
утро хватит, а больше и не надо было – днем следовало отправляться. От нечего делать поднялся по лесенке на крышу надстройки, где
был огромный штурвал, управлявший рулем, положил руки на этот штурвал и
стал бесцельно рассматривать дальний рейд, причалы, набережную…
Оборотился к дизель-электроходу, который никак не хотел уходить, увидел
капитана в рубке, двух матросов, укладывавших канат на нижней палубе…
За окном одной из кают светлело лицо девушки… Он даже не успел еще
разглядеть это лицо, но замер и перестал дышать…
- Как тебя зовут? – крикнул он. - Маша, а тебя? Он назвался. И тут пассажирский начал набирать ход. - Как найти? Девушка несколько раз прокричала номер, Коля запомнил. Зимой они общались только по телефону и то – редко, когда Коле
удавалось накопить денег. Летом, к полной неожиданности для родителей,
он поехал поступать вовсе не в мореходку, а в музыкальное училище – он
поехал в Москву. И поступил. Маша отдыхала с матерью где-то на юге и
вернулась только к первому сентября. Тут и у него, и у нее начались
занятия – а она училась в десятом классе, и поначалу встречи получались
краткими, на улице. Наконец, Коля был принят в доме и представлен
матери – отец давно завел другую семью и не появлялся. Теперь все свободное время он проводил либо в гостях, либо,
ожидая ее из школы, на трамвайной остановке. Обнаружилось, что у Маши
есть и другие поклонники, а среди них – вполне состоявшиеся молодые
люди с профессией и зарплатой, а не с жалкой стипендией. - Ты волнуешься из-за них? - как-то спросила Маша. Коля кивнул. - Не волнуйся, - спокойно сказала она. Однако он продолжал страдать. И не столько из-за поклонников,
сколько из-за себя самого: с каждым днем собственный провинциализм и
необразованность становились ему все очевиднее. Он понимал, что там, в
Астрахани, на Волге, он был в своей стихии и, вероятно, произвел на
девушку какое-то впечатление, а здесь он превратился в экзотику –
деревенский трубач. Машина мама так и называла его – Трубачом. Она
занималась литературным переводом с французского, была хороша собой,
жаждала замужества, и среди ее гостей то и дело оказывались
знаменитости. - Ты, кажется, меня совсем разлюбила. - Нет, - отвечала она словно в раздумье, - я люблю тебя, - но в
голосе ее слышалась недоговоренность. Лишь спустя годы он понял, что
это было предчувствие несбыточности. Следующим летом, когда Маша должна была поступать в университет,
Николай со студенческим оркестром отправился на гастроли: он хотел
заработать деньжат, чтобы приодеться и выглядеть посолиднее. И началось:
перелеты, переезды, концерты, репетиции – то в гостиничном номере
телефона нет, то есть, да разница во времени такова, что в Москве ночь
глубокая. Да тут еще флейтистка на соседнем стуле – когда плечиком,
словно невзначай, прикоснется, когда коленкой. В общем, долго не звонил
он в Москву. А позвонил – никто не отвечает. И в другой раз, и в
третий… Вернулся Николай – а в квартире Машиной никого нет: свет по
вечерам не зажигается. Потерялась Маша. Тут, правда, одна пианистка
предложила подготовить концертную программу для гобоя и фортепиано.
Полгода готовили, можно было давать концерт, однако появилась вокалистка
– меццо-сопрано, из-за которой инструментальный дуэт вмиг рассорился. Однажды вечером свет в Машиных окнах зажегся. Николай радостно
подбежал к дверям, но оказалось, что там поселились чужие люди. Они
сообщили только, что квартирный обмен получился сложным,
многоступенчатым, и что прежняя хозяйка, кажется, вышла замуж за
овдовевшего дипломата и уехала в неведомую страну. Потом Николай окончил консерваторию, играл в хороших оркестрах, стал лауреатом конкурса. И ему верилось, что она непременно жива, и все-то у нее слава Богу: муж, дети, внуки… И все они здоровы и благополучны. И от этой мысли ему становилось радостно и тепло, и он улыбался. Но временами подступала боль: ах, если бы встретиться с ней, пусть хоть ненадолго - на мгновение… Ему казалось, что вся прошедшая жизнь обрела бы тогда какую-то
упорядоченность, завершенность, какой-то смысл. Он ощущал себя
раздерганным, расстроенным инструментом: одна струна настраивалась под
одного человека, другая – под другого, третья – под третьего… А тут,
глядишь, осталось бы только то, что связано с Машей, все прочие струны
можно было бы выкинуть. Пусть не арфа, пусть балалайка, зато - с чистым
голосом. И вместо омерзительного дребезжания он, быть может , услышал
бы мелодию хоть и простую, но ласковую, красивую. Священник Ярослав ШИПОВ Примечание. Священник Ярослав ШИПОВ появился в
редакции нашей газеты восемь лет назад. Тогда вышла книга его рассказов
«Долгота дней» – написанная прекрасным языком, с хорошим, теплым
юмором. Она удивляла и удивляет внутренним спокойствием и мудростью.
|
Он даже не подозревал, что мгновение, пролетевшее только что, перевернуло всю его жизнь.| В избранное | ||
