НАШИ ПРОЕКТЫ:

"Путь в бесконечность": религиозно-социальный проект

"Микрокосм": духовно-образовательный проект

"Тайны мироздания": научно-популярный проект

"Свободная мысль и милостивое сердце": религиозно-либеральный блог

"Внутри": творческий сайт Александра Грайцера

"Наука и религия": антифундаменталистский проект

"Бунтарь": философско-образовательный проект

"Мудрость": священные книги религий, этническая музыка

"Религиозный либерал": наше творчество

Рассылка Елены Преображенской и Александра Грайцера

ЧЕЛОВЕК И РЕЛИГИЯ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ

Выпуск 16/2008-12-12

Дорогие друзья!

Основная часть книги Саши Грайцера «Тебе принадлежит свобода» приближается к концу. Мы проделали немалый путь вместе с размышлениями Саша и теперь, вероятно, стоит подвести некоторые итоги. Но прежде, чем сделать это, хочу привести кое-какие научные данные.

Напоминаю вам, что эта глава книги называется «Единомыслие и разномыслие». Единомыслие практически всегда представляется в религиозных сообществах как некий идеал. Тем не менее, на практике единомыслие таит в себе большую опасность тоталитаризма и лишения личности права на свободный выбор, свободное, независимое суждение. Все тоталитарные диктатуры в истории хотят отнять у человека право на независимость. «Белых ворон» преследуют и травят. И церковь как социальное сообщество ничуть не отличается от других в этом отношении. Гонения на еретиков для многих является нормой, и даже осуждая вслух средневековые сожжения на кострах, многие верующие в глубине души с печалью вспоминают далеко ушедшие времена, когда общество подчинялось церковному авторитету. Вероятно, по этой причине даже и по сей день существует немало защитников инквизиции, пытающихся чёрное назвать белым во имя какой-то великой «правды» (якобы, Божией).

В чём же зло единомыслия? И почему разномыслия необходимы для человеческой свободы? Предлагаю вашему вниманию исследования в области социальной психологии.

Мнения окружающих и социальное давление

Фрагмент из книги "Общественное животное. Исследования". Под редакцией Э. Аронсона. Том 1. - СПб.: ПРАЙМ-ЕВРОЗНАК, 2003. - 448 с. (Проект "Высшая школа психологии")

Соломон Э. Аш (Solomon E. Asch)

В какой степени наши мнения зависят от мнений окружающих нас людей? Иными словами, насколько силен в нас импульс к социальному конформизму? Психологи пытаются ответить на эти вопросы с помощью некоторых необычных экспериментов.

Каждый из нас согласится с тем банальным фактом, что общество формирует поведение, мнения и убеждения человека. Ребенок вплоть до малейших деталей и нюансов усваивает свой родной язык. Член племени каннибалов считает поедание людей нормальным явлением. Все социальные науки опираются на наблюдения за влиянием группы на отдельного человека. Что же касается психологов, то групповое давление на сознание индивида вызывает у них множество вопросов, на которые им хотелось бы получить исчерпывающий ответ.

Как и насколько социальные силы ограничивают наши мнения и убеждения? Этот вопрос особенно актуален в наши дни. Современная эпоха, наряду с невиданным техническим прогрессом в области коммуникации, привнесла в социальные отношения также сознательное манипулирование людьми и "технологию согласия". Есть много причин того, почему и простые обыватели, и ученые заинтересованы в том, чтобы выяснить, как люди формируют свои взгляды и какую роль в этом играют социальные условия.

Эти проблемы психология начала изучать с конца XIX века, когда ученых заинтересовала тема гипноза, рассматривавшаяся в работах французского врача Жана Мартина Шарко (учителя Зигмунда Фрейда). Шарко считал, что только пациенты, страдающие истерией, полностью поддаются гипнозу. Но вскоре два других врача, Ипполит Бернхайм и А. А. Либо, пересмотрели эту концепцию. Они продемонстрировали, что большинство людей могут быть помещены в гипнотическое состояние. Бернхайм предположил, что гипноз это не что иное, как ярко выраженная форма физиологического процесса, известного как "внушаемость". Психологи показали, что монотонное повторение инструкций может вызывать у бодрствующих людей непроизвольные физические изменения, такие как дрожание или неподвижность рук, а также тактильные или обонятельные ощущения (тепла или запаха).

Вскоре социологи на основании этих открытий стали объяснять многочисленные социальные феномены - от распространения взглядов в обществе до формирования мнения толпы и следования за лидерами. Социолог Габриель Тард суммировал все это в афоризме: "Социальный человек - это сомнамбула".

Когда в начале XX века появилась новая научная дисциплина - социальная психология, первые эксперименты по большей части представляли собой именно демонстрацию внушения. Эксперименты строились в соответствии с простым планом. Испытуемых, чаще всего студентов колледжа, просили высказать свое мнение или предпочтение по различным вопросам. Позже их снова просили высказаться, но при этом сообщали мнения авторитетных людей или большой группы сверстников. (Зачастую представленные мнения придумывались самими учеными.) Большинство исследований показало один и тот же результат: сталкиваясь с противоположным мнением, участники экспериментов меняли свои взгляды, соглашались с мнениями большинства или с мнением авторитетных людей. Покойный психолог Эдвард Л. Торндайк (Edward L. Thorndike) сообщил, что ему с успехом удалось изменять эстетические вкусы взрослых людей с по мошью этой процедуры. Очевидно, большого числа высказывающихся или авторитетности чьего-либо мнения было уже достаточно, чтобы изменить взгляды испытуемых даже тогда, когда в пользу мнения большинства не приводилось никаких аргументов.

В наши дни быстрый успех этих экспериментов дает основания для некоторых сомнений. Действительно ли участники экспериментов меняли свои мнения, или победы экспериментаторов были достигнуты только на бумаге? Исходя из здравого смысла, следует спросить: являлись ли мнения испытуемых столь же общими, сколь и абсурдными по содержанию, как это было зафиксировано в исследованиях? На основании некоторых данных можно предположить, а не сами ли исследователи, вдохновленные своей теорией, подверглись самовнушению, и не давали ли легковерные участники эксперршентов те ответы, которые, по их мнению, от них ожидали получить.

Основные теоретические предпосылки этих исследований в настоящее время являются общепринятыми и во многом определяют то, что говорят и думают о технологии пропаганды и манипуляции большинство людей. Эти предпосылки состоят в том, что люди легко и безболезненно поддаются внешней манипуляции посредством внушения или влияния престижа и что любая идея может быть "популярной" или "непопулярной" независимо от ее подлинной ценности. Однако мы скептически относимся к предположению о том, что социальное давление непременно ведет к безвольному подчинению. Человеку также присущи и независимость, и способность преодолевать групповые пристрастия. Более того, мы можем задать вопрос с психологической точки зрения: можно ли систематически изменять взгляды личности на ситуацию или объект, предварительно не изменив ее знания и представления о них.

Далее я опишу несколько экспериментальных исследований, посвященных эффектам группового давления, проведенных мною недавно при содействии нескольких ассистентов. Эти исследования не только демонстрируют возможности давления группы на личность, но также иллюстрируют новые методы решения этой проблемы и ставят вопросы, на которые еще предстоит ответить.

Группа из семи молодых людей, студентов колледжа, приглашалась в аудиторию для "психологических экспериментов по визуальному восприятию". Экспериментатор сообщал им, что все испытуемые должны сравнить линии разной длины. Он показывал две большие белые карточки. На одной из них изображалась одна черная вертикальная линия, эталон, к которому следовало подобрать пару. На другой карточке были три вертикальные линии различной длины. Испытуемые должны были выбрать одну из них такой же длины, что и линия на первой карточке. Одна из трех линий была действительно такой же длины, две другие значительно отличались. Разница составляла от двух до четырех сантиметров.

Эксперимент начинается вполне стандартно. Испытуемые вслух сообщают ответы, следуя очередности в том порядке, в котором они сидят в комнате. На первом этапе эксперимента все испытуемые выбирают одну и ту же линию в качестве парной эталону. Затем предъявляется второй набор карточек, и снова группа высказывает единодушное мнение. Испытуемые вежливо выражают готовность продолжить скучный эксперимент. В третьем опыте порядок процедуры неожиданно нарушается. Один из испытуемых, находящийся в самом конце группы, не соглашается с другими в своем выборе парной линии. Он выражает несогласие, удивление и растерянность. Во время следующего опыта он снова не соглашается, тогда как другие придерживаются одного и того же выбора. Диссидент все больше и больше тревожится и колеблется, продолжая не соглашаться в процессе эксперимента. Он задумывается перед тем, как произнести свое мнение вслух, говорит тихим голосом или смущенно улыбается.

Однако диссидент не знал, что экспериментатор заранее попросил других членов группы давать почти в каждом опыте (начиная с третьего) один и тот же, причем неправильный, ответ.

Этот ничего не подозревающий человек, не знавший о таком предварительном сговоре группы, и есть главный испытуемый. Он помещается в такие условия, что в действительности, отвечая правильно, оказывается в меньшинстве и в одиночестве и видит простой и очевидный факт вопреки всем остальным. Так, испытуемый сталкивается с противостоянием двух сил: очевидности своих чувств и единодушным мнением группы коллег. К тому же он должен объявить о своих взглядах публично, в присутствии большинства, которое также высказывает свое мнение вслух.

Проинструктированное большинство время от времени дает правильные ответы, чтобы испытуемый не заподозрил сговор против него. (Только и редких случаях испытуемый действительно проявлял подозрительность. Когда это происходило, эксперимент останавливался и результат не учитывался.) Каждая серия состояла из 18 опытов, в 12 из них большинство (подсадные участники) давало ложные ответы. Как человек реагирует на давление группы в этой ситуации? Сначала я сообщу статистические данные экспериментов, через которые прошло 123 испытуемых из разных колледжей (не считая мой собственный, Суортмор Колледж). Во всех этих опытах испытуемые оказывались в меньшинстве, как в ситуации, описанной выше.

Испытуемые могли выбрать: действовать ли независимо, отвергая мнение большинства, либо согласиться с большинством, не прислушиваясь к собственным чувствам. Из 123 испытуемых, прошедших через тест, многие согласились с мнением большинства. Хотя в обычных условиях испытуемые, сравнивая линии, делают менее 1% ошибок, но под давлением группы находившиеся в меньшинстве участники в 36,8% случаев изменяли своему восприятию в пользу вводящего в заблуждение, ошибочного мнения большинства.

Конечно, реакция индивидов была неодинаковой. Одну крайность представляли около четверти испытуемых, полностью независимые, те, кто никогда не соглашался с ошибочным мнением большинства. Вторая крайность - это те, кто почти всегда уступал большинству. Участвовавшие в эксперименте испытуемые обнаруживали тенденцию принимать достаточно последовательные решения. Те, кто принимал независимые решения, как правило, не уступали большинству во всех сериях эксперимента, а те, кто уступал мнению группы, оказывались не в состоянии свободно принимать решения в процессе всего эксперимента.

Причины поразительных индивидуальных различий еще детально не выяснены. Поэтому сейчас мы можем сообщить только предварительные выводы, полученные после интервьюирования испытуемых по окончании эксперимента. Среди независимых личностей было много таких, которые твердо настаивали на своем, уверенные в собственной правоте.

Наиболее примечательно здесь то, что они небезучастно слушали ответы большинства, но были способны преодолеть сомнения и восстановить внутреннее равновесие. Другие действовавшие независимо, полагали, что большинство отвечает правильно, но продолжали не соглашаться с ним, поскольку считали своим долгом называть вещи такими, какими они их видят.

В числе очень уступчивых людей мы обнаружили группу, которая быстро приходила к выводу: "Я не прав, они правы". Другие соглашались, чтобы, как они объясняли,- "не испортить ваши результаты". Многие из тех, кто соглашался с группой, подозревали, что большинство - это "овцы", идущие за первым отвечающим, или что большинство - жертвы оптического обмана. Несмотря на это их подозрения не помогали им в момент принятия решения. Большую тревогу вызывают реакции испытуемых, считавших свои отличия от большинства доказательством собственных недостатков, которые необходимо было скрыть любой ценой. Поэтому они отчаянно пытались присоединиться к большинству, не задумываясь о последствиях. И все уступчивые люди не учитывали причин того, почему они соглашались с большинством.

Какой фактор влияния большинства более существенен - количество людей или их единодушие? Чтобы ответить на этот вопрос, мы изменили условия эксперимента. В одной серии экспериментов количество людей, находившихся в оппозиции, варьировалось от одного до пятнадцати человек. Результаты показали отчетливую тенденцию. Когда испытуемому противостоял один человек с противоречивым ответом, он редко сомневался и продолжал отвечать независимо и правильно почти во всех опытах. Когда оппозиция увеличивалась до двух человек, давление возрастало: испытуемый, находившийся в меньшинстве, давал теперь до 13,6% неправильных ответов. Под давлением большинства из трех человек ошибки испытуемых подскакивали до 31,8%. Но дальнейшее увеличение оппозиции существенно не усиливало Давления на испытуемого. Совершенно ясно, что количество людей, находящихся в оппозиции, имеет значение до определенных пределов.

Когда же нарушалось единодушие большинства, это приводило к поразительным результатам. В таких экспериментах испытуемый получал поддержку правильно отвечающего партнера - либо другого испытуемого, который не знал о предварительном соглашении группы, либо участника эксперимента, которого проинструктировали давать все время правильные ответы.

Присутствие партнера, поддерживавшего независимого одиночку, значительно ослабляло влияние большинства. Число не соответствующих истине ответов испытуемого уменьшалось в четыре раза по сравнению с количеством неправильных ответов, имевших место при давлении единодушного большинства. Даже самые слабые личности уже не вели себя так послушно, как раньше. Наиболее интересной оказалась реакция на партнера. В целом испытуемый проявлял к нему чувство теплоты и близости: партнер внушал ему уверенность. И испытуемый не сомневался в независимости мнения партнера.

Было ли столь сильное воздействие партнера на испытуемого следствием самого факта "партнер тоже не согласен с большинством", без учета содержания мнения? Или это влияние связано именно с тем, что партнер дает правильный ответ?

Теперь мы ввели в экспериментальную группу человека, которого проинструктировали, чтобы он противоречил большинству, но при этом и не соглашался с испытуемым. В одних экспериментах большинство всегда должно было выбирать наихудшую для сравнения линию, а проинструктированный партнер указывал на линию, близкую к эталону. В других экспериментах большинство последовательно занимало промежуточную позицию, а не согласный в основном ошибался. Так мы могли изучить относительное влияние "компромиссного" и "экстремистского" партнера на ответы испытуемого.

И снова результаты были очевидны. Когда присутствовал умеренно настроенный не соглашающийся человек, то влияние большинства снижалось до 1/3 и испытуемый никогда полностью не уступал мнению группы. Более того, в этом случае испытуемый допускал лишь умеренные ошибки, а не грубые. Иначе говоря, не соглашающийся человек по большей части контролирует выбор ошибок. Так что испытуемый противостоял большинству, даже порой уступая его давлению.

С другой стороны, когда еще один "диссидент" всегда выбирал линию, которая менее всего соответствовала стандартной, результаты значительно отличались от предыдущих Такой "экстремист-диссидент" провоцировал более независимое поведение испытуемых. Испытуемые меньше поддавались влиянию группы. Их ошибки составляли только 9%. Более того, все ошибки были связаны с линией, близкой к стандартной. Теперь мы можем сделать вывод о том, что "диссидент" сам по себе влияет на возрастание независимости испытуемых и снижает вероятность ошибок, а поведение "диссидента" дает значительный эффект.

Во всех предыдущих экспериментах испытуемые находились в постоянных, не меняющихся условиях. Теперь мы обратились к изучению того эффекта, который оказывают на испытуемых меняющиеся условия эксперимента. В первом эксперименте изучались последствия потери или приобретения партнера. Проинструктированный партнер начинал отвечать правильно в первых шести экспериментах. С его поддержкой испытуемый обычно сопротивлялся давлению большинства: восемнадцать из двадцати семи испытуемых были полностью независимыми. Но после шестого эксперимента партнер присоединялся к большинству. Как только он это делал, ошибки испытуемого резко возрастали. Его подчинение большинству происходило так же часто, как и в тех случаях, когда испытуемый, находящийся в меньшинстве, противостоял единодушному большинству.

Это самый удивительный факт, обнаруженный в экспериментах с потерей партнера: первоначальное наличие партнера или совместной с ним оппозиции большинству не усиливают независимости испытуемого потом, после "измены" партнера. Рассматривая результаты эксперимента, мы предположили, что не учитываем важное обстоятельство - эффект, который оказывает на испытуемого "дезертирство" партнера на сторону большинства. Поэтому мы изменили условия так, чтобы партнер просто уходил из аудитории в нужный момент. (Чтобы исключить всякие подозрения, мы говорили в этот момент, что его вызывает декан.) В таких условиях эксперимента эффект воздействия партнера сохранялся после его ухода. После ухода партнера испытуемые делали ошибки, но все же меньше, чем когда партнер переходил на сторону большинства.

Изменив условия эксперимента, мы начинали с опытов, в которых большинство давало единодушные правильные ответы. Затем большинство постепенно переходило к неправильным ответам, и к шестому опыту наивный испытуемый оставался в одиночестве, а единодушная группа действовала против него. Пока кто-либо оставался на стороне испытуемого, он полностью сохранял независимость. Но как только испытуемый обнаруживал себя в одиночестве, его тенденция уступать мнению большинства резко возрастала.

Как и ожидалось, сопротивление испытуемого давлению группы в этих экспериментах зависело от того, насколько ошибалась группа. Мы постоянно меняли величину расхождений между сравниваемыми линиями и стандартной, надеясь найти такое соотношение, при котором ошибка большинства будет столь очевидной, что каждый испытуемый отвергнет ее и будет независим в своих оценках. К сожалению, в этом мы не добились никакого успеха. Даже тогда, когда разница между линиями составляла восемнадцать сантиметров, все же находились испытуемые, которые присоединялись к ошибкам большинства.

Это исследование ответило на несколько простых вопросов, но поставило много других, которые ждут своего изучения. Нам бы хотелось выяснить, насколько последовательно человек принимает решения в ситуациях, которые различаются по содержанию и структуре. Если последовательность независимости или конформности поведения фактически признается, то как она функционально связана с особенностями характера и личности? Каким образом независимость связана с социальными и культурными условиями? Являются ли лидеры более независимыми, чем остальные люди, или же они приспосабливаются к обстоятельствам, которые создают их последователи? На эти и многие другие вопросы можно, вероятно, получить ответ с помощью того типа исследований, который мы здесь описали.

Жизнь в обществе подразумевает консенсус как необходимое условие. Но консенсус, по сути своей продуктивный, все же требует от человека, чтобы он жертвовал независимостью собственных поступков и мыслей. Когда консенсус приводит к доминированию конформности, социальные процессы в обществе искажаются и индивид становится зависимым от тех сил, которые определяют его чувства и мысли. Здесь мы обнаружили, что тенденция к конформности в нашем обществе столь сильна, что вполне образованные и умные молодые люди по этой причине называют белое черным. Все это наводит на размышления об особенностях нашего образования и тех ценностях, которые определяют наше поведение.

Не стоит делать слишком пессимистические выводы из нашего исследования, поскольку нельзя недооценивать способности человека сохранять независимость. Мы можем также найти некоторое утешение в следующем наблюдении: почти все участники нашего эксперимента соглашались с тем, что независимость лучше, чем конформизм.

Соломон Э. Аш, "Общественное животное. Исследования". Под редакцией Э. Арансона

Таким образом, подводя итоги исследований применительно к нашим рассуждениям о церкви, необходимо сделать простой, но весьма неудобный для многих религиозных сообществ вывод: единомыслие – это ничто иное, как манипуляция личностью, лишающее её возможности мыслить здраво, это психологическое давление, цель которого – лишить человека возможности мыслить критически и независимо. Впрочем, во многих религиозных сообществах вам скажут прямым текстом: индивиду самостоятельно думать незачем, всё уже решено и продумано за него «авторитетами», ему остаётся лишь послушно согласиться с большинством ради спасения своей души, а еретикам – анафема!

Далее мы продолжаем публикацию текста Саши Грайцера: окончание главы «Единомыслие и разномыслие»:

... Как мы уже отметили, каждый человек смотрит на мир со своей колокольни, то есть, каждый человек - неповторим. Что делает мое неверие в чело­века с его верой, с его позицией, с его индивидуальностью? Часто, к сожалению, оно его разрушает. Даже если человек заблуждается, то мы порой боремся не против его заблуждений, а против него самого и он воспринимает это как попытку заставить его думать так, как думаем мы, "как все" и верить так, как верим мы. То есть, как стремление к унификации и обезличиванию. Каждому человеку дорога его неповторимость и он хочет, чтобы его уважали и цени­ли. Ведь я и сам страдаю, когда меня не понимают, как страдает от этого и большинство людей. Тем не менее, мы боремся с людьми, думая при этом, что боремся с их позициями, отстаивая истину. Мы раним друг друга своим непониманием, неспособностью , а то и нежеланием понять другого. Рано или поздно, но мы должны прийти к пониманию необходимости быть толерантными, терпимыми к мнению другого, отличного от моего собственного. Ведь люди действительно разные и нельзя требовать от другого человека, чтобы он был таким, как ты, думал так же как ты и чувствовал то же самое.

Очень важно в общении с человеком позволить ему быть самим собой, не требовать от него того, что ему не свойственно или неприемлемо. К сожале­нию, в церковной среде такой подход - исключение, а не правило.

Для того, чтобы человек мог что-то принять от тебя, он должен увидеть, что ты ему близок,  что ты ему не враг, а союзник. Это возможно только в одном единственном слу­чае (если, конечно, не считать притворства и хитрости) - в случае, если ты его любишь. Любовь - это мост между разными людьми. Она сама соверша­ет "пристройку" и "подстройку" к другому. Пытаясь разобраться в том, как действует "механизм" любви, я обратил внимание на то, что в тот момент, когда я перестал навязывать другим свое мнение, в мою жизнь стала прихо­дить свобода в общении с людьми. Я стал не просто замечать неповторимые особенности других, но и начал ценить их. Я увидел, что общение с ними обогащает меня, расширяет мои представления о людях, о жизни, открывает то, чего я не видел раньше. Конечно, речь идет о положительных моментах и умении отличать их от отрицательных, которые есть у каждого и которые вовсе не следует "перенимать". Апостол Павел сказал: "Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых". /1 Коринф. 9; 22/.  С другой стороны, "давая" свободу другому человеку, "разрешая" ему быть таким, каков он есть, я, по существу, даю свободу самому себе. Давая возможность открыться другому, я обеспечиваю такую же возможность самому открыться перед ним. Конечно, из такого общения я вышел уже в чем-то другим человеком: моя доктринальная истина рассыпалась, как карточный домик. Я вынужден был искать Бога и Его Воли в каждой конкретной ситуации, в конкретном общении и в каждом ближнем. Мы стали стро­ить наше единство не на одинаковости доктрин, а на более глубоком поз­нании реальности и друг друга. Собственно, только тогда и начался процесс познания и духовного роста. Когда я посмотрел на разномыслие между нами не как на противоборствующую моей позицию оппонента, не как на ошибку или заблуждение, или ересь, а как на другую точку зрения, на иной опыт познания истины, а на самого человека посмотрел не как на противника или материал для евангелизационного "обращения", а как на равного мне искателя истины, человека, столь же ценного в очах Божьих, как и я сам, тогда я освободил человека и в самом себе. Потенциал любви, заложенный в меня Богом, получил возможность выхода и реализации. Вера в то, что Бог что-то вложил и в этого человека, поиски Божьего в нем помогли мне преодолеть препятствия для Бога и во мне самом: страх, гордость и амбициозность, невежество, основан­ное на убеждении, что я уже знаю все так, как должно. И моя вера в него поддержала его, окрылила, воодушевила.  Так разномыслие стало для нас опытом обучения любви и школой достижения единомыслия. Между нами рухнули барьеры конфессиональности, отчужденности и закомплексованности. Нас объе­динила любовь. Божий дар благодати, мир Христов, превосходящий всякие умственные соображения. Я стал видеть Бога не только в Библии, не только в молитве слышать Его голос, но и в своем ближнем, и в окружающем меня мире. Царство Божье распространилось для меня за пределы моего "я" и за пределы моей поместной церкви. Бог открылся как Вездесущий, как Вседержитель всего, Как начало и конец всего сущего и каждого человека, и как путь между альфой и омегой.

Путь достижения единомыслия через разномыслие можно сравнить с восхо­ждением путников на вершину. (Монотеист, то есть человек, верующий в Еди­ного Бога, знает, что самая высокая вершина, именуемая Истиной, - одна, даже если восходить на нее с именами других богов, которые суть не есть истинный Бог.) Там, на вершине, открывается Истина, дивный вид на лежащий внизу простор. Путники поражены красотой картины, открывшейся им на вершине. Им открылся один и тот же вид, они обрели единомыслие, оставаясь при этом разными людьми. Вместе с тем, став друг другу близкими и даже род­ными. Их объединил упорный труд в достижении цели и удивительный вид, от­крывшийся им на вершине и сделавший их соучастниками торжества покорения вершины, победителями.  Но каждый из них затратил свои личные силы, свою жизнь на восхождение, даже если кто-то шел след в след за впереди идущим. Каждый прошел свой путь, у каждого была своя борьба с самим собой, своя победа.

А может быть, кто-то шел к вершине другим путем, по другой стороне го­ры? Может быть, он шел нехожеными, непроторенными путями, там, где еще не ходил никто. Он шел и прокладывал тропу для других. Но вот и он стоит на вершине и наслаждается достигнутой победой. Он может рассказать о своем пути то, что не знает никто другой.

Вот кто-то, еще не достигший вершины, остановился на привале и перед ним открылась только часть той великолепной картины, ожидающей его на вер­шине. Но он решил далее не идти. Он остановился на достигнутом, думая, что уже достиг цели.  Вместо того, чтобы сделать над собой усилие и двинуться дальше, он, оправдывая себя, стал внушать себе и другим, что обрел полную истину. Когда ему стали говорить, что ему еще не виден весь краевид, еще не видно всего неба, закрытого кронами высоких деревьев, он ожесточился и стал отстаивать свою правоту. Ведь он так долго шел. Неужели он не имеет права утверждать свою истину? Однако, он заблуждается, выдавая часть за целое. Ведь там, на вершине, уже не возникнет никаких вопросов и ничего не нужно будет доказывать. Там уже все ясно само собой.

Вот кто-то, достигнув вершины, стал спускаться вниз, чтобы помочь тем, кто еще только находится в пути. Он уже увидел всю картину и понимает, что тому, кому он хочет помочь, неизвестно то, что знает он сам. Он должен это учитывать и быть готовым к тому, что ему могут и не поверить. Но точка зрения тех, кто еще не достиг вершины, тоже важна. Она свидетельствует о том, что человек находится в пути и его нельзя уничижать на том основании, что он еще не достиг вершины. Наоборот, его нужно поддержать и заохотить к дальнейшему пути  и, если его постоянно подгонять, осуждать за то, что он идет медленно, упрекать в незнании и ограниченности, то можно отбить у него всякую охоту подниматься дальше. И вообще, помочь можно лишь тому, кто нуждается в помощи, кто не отталкивает протянутую ему руку.

Вот кто-то основательно заблудился в лесу. И вместо того, чтобы идти вверх, спускается вниз, думая при этом, что он восходит к вершине. Конеч­но, ему нужно указать правильную дорогу. Но он начинает противиться, счита­ет, что ошибаетесь вы, а не он. Что ж, доверим его собственному выбору. Когда он окажется внизу, то сам поймет, что был не прав. И тогда, возмож­но, он пойдет в правильном направлении. Можно пойти вместе с ним, чтобы там, внизу, было кому указать ему правильный путь. По крайней мере, это будет гораздо лучше, нежели тащить его вверх насильно.

Вот кто-то лишь делает вид, что его интересует вершина. На самом деле, он пустился в этот путь с совершенно иными целями. Таких нужно уметь распо­знать, чтобы истощая себя в помощи им не быть ими использованными и уни­женными, разбитыми и поверженными.

Каждый, идущий до конца, достигнет вершины. И наоборот, тот, кто не вос­ходит, никогда не достигнет того, что мог бы достичь. Каждый получит ту награду, которую заслужил. Там, на вершине, единство дается как дар, и одновременно, как награда за упорный труд восхождения.

Продолжение следует...

До следующих виртуальных встреч!

Будьте успешны и счастливы!

Вы можете оставлять свои комментарии или вопросы на Форум

Вы можете размещать свои собственные статьи, книги, стихи, прозу, фотографии любой тематики в разделе нашего сайта Творчество наших посетителей

Вы можете написать нам по ссылке:

Ведущие рассылки Елена Преображенская и Александр Грайцер