Трагические события, произошедшие ровно десять лет назад в узбекском городе Андижан, до сих пор вызывают споры и разногласия среди ученых, политиков, правозащитников и журналистов. Сегодня мы задали нашим экспертам всего два вопроса: попросили охарактеризовать то, что случилось в Узбекистане 13 мая 2005 года, и поделиться мнением о том, как андижанские события изменили Узбекистан или регион в целом, каковы их важнейшие последствия.

Аждар Куртов, историк, политолог, главный редактор российского журнала «Проблемы национальной стратегии»:

- Существует, как вы знаете, официальная версия - исламистский мятеж. Можно спорить о причинах, которые толкнули людей на выступления в Андижане и о мере адекватности властей по нейтрализации угроз, которые, с моей точки зрения, те события несли. В этом отношении я и разделяю официальную версию, и признаю тот факт, что сила была использована не всегда пропорционально: стрелять по толпе из пулеметов всё-таки необходимости не было. Это можно рассматривать, в том числе, и как преступление, но я на этом не хотел бы сосредотачиваться.

- Вы говорите о недавних событиях, но тогда американцы как-то достаточно быстро сняли все претензии к Каримову, спустили дело «на тормозах».

- Да, я согласен с вами, но в этом и есть суть американской линии – там, где им удается нащупать слабину, они действуют решительно, а там, где встречают отпор, понимают, что нет необходимости действовать напролом. В данном случае можно говорить о том, что режим Каримова показал, что он имеет достаточный резерв устойчивости.

Если говорить об изменении расстановки сил, переориентации внешнеполитического курса соседей Узбекистана, то я бы не сказал, что он поменялся. В конце концов, это не первое событие подобного рода. Были и Баткенские войны, еще раньше - гражданская война в Таджикистане, а после андижанских – события в Киргизии, серия знаковых терактов в западном Казахстане. Все это говорит о том, что после распада Советского Союза и формирования новых независимых государств регион вступил в зону турбулентности. Отчасти эта турбулентность обоснована тем, что, возвратившись в исламский мир, центральноазиатские страны испытали на себе все его «прелести»: существование богатых и бедных государств, более светских государств и стран, где процветает откровенный разгул исламского экстремизма и радикализма… И чем глубже страны Центральной Азии будут погружаться в этот мир, тем более характерными для региона станут эти проблемы.

Андрей Грозин, заведующий отделом Средней Азии и Казахстана Института стран СНГ:

Вы помните, что после Андижана было много комментариев о том, что это – некий «первый звонок», вызовы будут нарастать и власть, в конце концов, не сможет их подавить. Потом все это наложилось и на «арабскую весну», но на самом деле мы видим, что Ташкент переломил эту тенденцию, и ситуация выглядит сейчас - по крайней мере, внешне - как управляемая со стороны центральной власти Узбекистана. Попыток повторения чего-либо подобного за столько лет не было, то есть силовой аппарат и административные структуры демонстрируют - они контролируют ситуацию, и в случае повторения подобных попыток будут действовать точно таким же образом. Общество знает об этом и, очевидно, делает из этого соответствующие выводы. Но исключать повторения подобного нельзя, поскольку вы сами знаете, что внутренняя ситуация в Узбекистане остается достаточно сложной и в свете неясности с транзитом власти, и в смысле общего ухудшения экономической ситуации. Что бы там ни говорила официальная статистика, но перенаселенность, нехватка массы ресурсов, вопрос Ферганской долины – все эти проблемы известны, и они, к сожалению, не решились после Андижана. Власть подавила протест, но основания для протеста не устранены.

После Андижана казалось, что дезинтеграционные процессы будут нарастать лавинообразно, и вполне серьезные эксперты – и западные, и российские, и центральноазиатские - в беседах со мной отводили политическому режиму Каримова два-три года. Но мы видим, что ничего подобного не произошло, поэтому делать прогнозы о том, когда может рвануть, никто из специалистов не решится. Это может произойти и через десять лет, и завтра.

Алексей Малашенко, востоковед, исламовед и политолог, старший научный сотрудник Московского центра Карнеги, доктор исторических наук:

Последствия тех событий для Ислама Каримова таковы – его простили. Может быть, не совсем удачное выражение, но к его действиям, скажем так, отнеслись с пониманием. То есть после «арабской весны», которая, к слову, до сих пор не закончилась, стало предельно очевидно, что надежным барьером на пути к нестабильности сегодня служат авторитарные режимы. Если, конечно, их поддерживать и относиться к ним с пониманием. Любой «саддам хусейн» или «муаммар каддафи» - я уж не говорю про среднеазиатских коллег – намного лучше, чем «Исламское государство» и все то, что мы сейчас видим.

В данном случае дело было не только «спущено на тормозах», но и прослеживается тенденция - мол, уж лучше наш брат-авторитарист, которого мы понимаем и которому, в том числе, не дадим сблизиться с Россией, чем кто-то, скажем, в Багдаде. Причем, когда я говорю о Саддаме, который был садистом и негодяем, надо понимать, что речь идет об альтернативе между плохим и очень плохим. Такова сегодняшняя тенденция, и в этом отношении память об Андижане ушла в прошлое, во всяком случае, для того, что называется мировым сообществом.

Мухаммад Салих, узбекский политик-оппозиционер, живущий в изгнании:

Стержнем этого восстания были так называемые «акромисты». Решившись напасть на тюрьму, чтобы освободить своих компаньонов по бизнесу, они преследовали, в первую очередь, экономические интересы, а не политические, как их потом обвинили власти.

Существует две версии нападения на андижанскую тюрьму .Первая - эту акцию организовали сами власти, чтобы обвинить «акромистов». Вторая - во всем виноваты сами «акромисты», они вошли в тюрьму и освободили своих друзей. Я думаю, было и то, и другое: «акромистам» открыли - или способствовали в открывании ворот тюрьмы - сами власти. Вследствие чего у режима появилась возможность на долгие годы вогнать страх в сердца людей, беспощадно расстреляв сотни человек перед глазами всего мира.

И им это удалось. Андижанская депрессия все ещё жива в нашем обществе.

Последствия андижанских событий были совершенно негативными. Если помните, в конце девяностых годов прошлого века и начале 2000-х годов каримовский режим открыто называли полудиктаторским и не доверяли высокопарным словам Каримовa о стабильности. Запад был более принципиальным в суждении о правах человека в Узбекистане, нежели сегодня.

Однако после объявления так называемых «санкций» против узбекского диктатора Каримов так разбушевался против «санкционеров», что Запад (США) поспешно одумались и за кулисами начали активную дипломатию по устранению недоразумений в отношениях с Узбекистаном. Особенно усердствовали в этой закулисной игре с каримовским режимом пентагоновские генералы, и наконец, им удалось добиться у политического руководства своей страны отмены санкций против Узбекистана.

Сегодня узбекский узурпатор, как лидер, находится в лучшем положении, чем когда-либо, и именно благодаря Западу, а не терпению узбекского общества, как некоторые стараются это представить.

Права человека, демократия, свобода слова и прочие понятия - сегодня самые смешные и униженные понятия в Узбекистане. Что ещё сказать?

Баходир Сидиков, востоковед, Берн (Швейцария):

Баходир Сидиков

- Антиправительственный мятеж, организованный исламистским подпольем при поддержке Запада с целью «демократического переформатирования» Узбекистана и Средней Азии в целом?

- Социальный протест вновь возникшей мелкой и средней мусульманской буржуазии в религиозной оболочке против политического и экономического гнета правящих кругов?

- «Обычный» локальный бунт предпринимателей, членов их семей и нанятых работников против произвола властей, переросший в вооруженное выступление и подавленный центральным правительством с неадекватной жестокостью?

- Была ли так называемая «Акромийа», которую правительство Узбекистана обвиняет в организации мятежа, тайной, хорошо консолидированной и структурированной группой или просто одним из многих постсоветских идеологических течений, точнее сказать, настроений, «разлитых» в предпринимательских кругах города?

- Кто снабдил протестующих оружием и после разгрома восстания предоставил некоторым группам восставших и членам их семей«коридор» для ухода в Кыргызстан?

Попробую дать «ретроспективный» анализ с учетом более поздних по времени событий в других регионах исламского мира и в более широком контексте. Один из непосредственных свидетелей событий рассказывал мне, что после подавления протестов в Кыргызстане в продаже появились майки с надписью: «Tbilisi-2003, Kiev-2004, Bishkek-2005, Andijan - cancelled?» с намеком на то, что «цветные революции» удались в Тбилиси в 2003, в Киеве – в 2004, в Бишкеке – в 2005 году, а в Андижане – пришлось отменить?

Судя по опубликованным и доступным данным, шла многоуровневая «игра», в которую играли и правящий режим, и андижанские «протестанты», и западные технологи «цветных революций». Цели и намерения правящего режима теперь становятся более или менее ясными: верно предчувствуя, что попытка «цветной революции» после Бишкека вряд ли обойдет стороной Узбекистан, режим, вероятно, решил «сыграть на опережение» и спровоцировать «контролируемый» бунт/выступление в одном отдельно взятом районе и показательно подавить его, чтобы всем остальным было неповадно. Отсюда жесткий и неоправданный даже по местным меркам судебный прессинг андижанских предпринимателей в преддверии самих событий, который и вынудил их и сочувствующих им к протесту.

Однако, протест вышел, что называется, из берегов, намеченных как самим режимом, так, что не менее важно, и ожидаемых самими протестующими: к нему присоединились тысячи простых андижанцев (по некоторым оценкам, до 10 тысяч), задавленных небывалой нищетой и полной безысходностью. И, наконец, свою роль сыграли и само время, и контекст «цветных революций», и вполне конкретные политтехнологии: протестные настроения в Андижане стали оформляться в «цветную революцию».

Невероятно кровавое подавление выступлений в Андижане говорит о том, что режим понял, что «игра» полностью вышла из-под его контроля: почти все правительственные здания оказались в руках бунтовщиков, на площадь Бабура вышли тысячи жителей города, а мировые масс-медиа, представители которых присутствовали в городе, перехватили «дискурс» освещения событий. Восстание грозило перерасти в полномасштабный антиправительственный протест по всему Узбекистану. Тень наманганского мятежа исламистов 1991 года, безусловно, определила действия вооруженного до зубов режима, который решил больше не «цацкаться» с исламистами... И андижанские события «повторили» точь-в-точь то, что произошло в 1982 году в сирийском г. Хама: режим Асада-старшего вооруженным путем подавил исламистское восстание, организованное сирийским отделением «братьев-мусульман». Тогда погибли, по разным оценкам, более 20 тысяч жителей города...

Андижанские события, точнее, их кровавое подавление кардинально изменили Узбекистан и среднеазиатский регион в целом: непомерными жертвами среди мирного населения города была предотвращена или по крайней мере отодвинута в будущее (вероятность по-прежнему сохраняется) та кровавая вакханалия, которая происходит сейчас в Сирии при Асаде-младшем...

Надежда Атаева, руководитель Ассоциации «Права человека в Центральной Азии» (Париж):

Андижанская трагедия стала закономерным следствием репрессивной политики режима Ислама Каримова. Эта политика исключает соблюдение Конституции и международных соглашений в области прав человека, ратифицированных Узбекистаном. За истекший период международные наблюдатели ООН и международные правозащитные организации выпустили более 80 документов, указывающих на повсеместную и системную практику пыток и внесудебных казней в Узбекистане. До андижанских событий в заключении находились от трех до четырех тысяч политзаключенных, а теперь - около 12 тысяч человек. Общее количество заключенных, по меньшей мере, в пять раз больше, чем по официальным данным. По данным нашей организации – 200 тысяч заключенных. Количество беженцев только растет. И впервые в истории Узбекистана режим так усиленно расправляется с оппонентами не только в стране, но и за границей. За десять лет Ассоциация «Права человека в Центральной Азии» зафиксировала 114 случаев убийств, похищений, исчезновений людей, проживающих за границей. К этим преступлениям причастны узбекские спецслужбы, дипломаты и олигархи.

Майкл Андерсен, политолог, журналист (Дания):

По моему мнению, события в Андижане в мае 2005-го демонстрируют нам три вещи. Первое: даже в Узбекистане, как всегда говорил мой ташкентский сосед, «тихом, как кладбище», люди могут быть угнетены до такой степени, что дадут ответ, иногда и в форме насилия. Второе: Каримов и бандиты вокруг него готовы на все, буквально на все, включая убийство ни в чем не повинных детей, чтобы сохранить власть. И третье: Андижан не изменил ничего. Пытки, репрессии и убийства продолжаются в Узбекистане все эти десять лет. Лишь на короткое время Запад открыл нам глаза на то, кем Каримов является на самом деле, однако вскоре наши политики закрыли свои глаза и уши снова.

Сегодня Каримов признан на Западе изгоем, но мы все равно его время от времени приглашаем. И очень мало кто из западных политиков знает о тяжелом положении узбекского народа. Это заставляет меня стыдиться, но это правда.

Фотографии Дениса Синякова, сделанные вскоре после расстрела 13 мая 2005 года в Андижане, доступны в Галерее Ферганы.Ру

Десять лет отделяют нас от андижанских событий – кровавой расправы, учиненной узбекскими силовиками над жителями Андижана, собравшимися на мирный митинг на центральной площади города. Тщательно скрываемая правительством Узбекистана правда о тех трагических днях стала известна миру благодаря работе местных и иностранных журналистов, которые с риском для жизни, преодолевая чинимые властями препятствия, выполняли свой профессиональный долг. Одним из первых иностранных журналистов, приехавших в Андижан сразу после событий 13 мая, был фотограф-фрилансер Денис Синяков, работавший в то время в информационном агентстве Франс-пресс (Agence France-Presse). В интервью «Фергане» Денис поделился своими воспоминаниями об Андижане-2005 и признался, что эта поездка потрясла его намного больше, чем другие командировки в «горячие точки» планеты.

- Денис, ты прилетел в Узбекистан на следующий же день после расстрела митингующих. Как тебе и другим коллегам удалось попасть в Андижан, ведь пути в город почти сразу были заблокированы?

- Я тогда работал в агентстве Франс-Пресс. Так как у них в Узбекистане не было своего корреспондента, было решено отправить меня с моей коллегой Ольгой вечером 13-го мая. Помню, что тот рейс Москва-Ташкент узбекской авиакомпании был заполнен практически одними журналистами. Прилетели мы в Ташкент ранним утром 14 мая. Большинство из журналистов отправились получать аккредитацию в узбекском МИДе, а мы с Ольгой решили этого не делать, потому что сомневались, что нам ее дадут. Мы взяли такси и направились в Ферганскую долину, успели проехать перевал, что на пути в Андижан, который уже через несколько часов закрыли. По дороге нас останавливали как минимум на трех блок-постах и не пропускали дальше. Но ташкентский водитель, который нас вез, каждый раз находил какие-то окольные пути через проселки и поля, и так мы, наконец, добрались до Андижана.

- И какая картина развернулась перед твоими глазами?

- Когда мы заехали в город, поскольку мы еще ничего не знали, я попросил нашего водителя довезти нас до главной городской больницы. Первое, что мне запомнилось, – это пустынные улицы, по которым мы ехали. Нигде не было ни людей, ни машин, и мне казалось, что мы совершенно одни в этом городе. Это было в районе 10-ти утра 14 мая. Наш водитель очень нервничал, потому что у него машина была с ташкентскими номерами, и она сразу бросалась в глаза. Он говорил нам: давайте поедем обратно, так как у меня и у вас будут большие проблемы. В это время вдруг на пустую улицу метрах в четырёхстах перед нами выбежал какой-то военный и, увидев нас, стал стрелять в воздух. Мы сказали водителю, чтобы он ехал обратно без нас, и выпрыгнули из машины в ближайший арык. Он развернулся и уехал, а мы с Ольгой пошли по пустым улицам, пытаясь понять, что происходит в городе. Вскоре подошли к больнице, где было довольно много людей, кого-то несли на носилках. Мы совершенно не знали, как себя вести и как нас будут воспринимать окружающие люди. Там нам объяснили, как пройти к центральной площади. На очередном импровизированном посту сидел милиционер в форме. Он посмотрел наши документы и разрешил нам пройти на площадь. При этом он посоветовал держать на виду наши бейджи и камеры, чтобы все видели, что мы – журналисты. Первое, что мы увидели, выйдя на центральный проспект, - это был труп мужчины, лежавший на лавке и присыпанный чем-то вроде хлорки. По обочинам стояли несколько обгоревших машин. Я скорее хотел попасть на центральную площадь, а Ольга все тормозила, потому что считала трупы, лежавшие вдоль обочины – ей нужно было передавать информацию. Это были люди, расстрелянные накануне, и многие из них все еще лежали на улице, накрытые простынями и чем-то посыпанные. Много было пятен крови, валялась обувь, тюбетейки.

Чтобы перейти в Галерею и просмотреть другие андижанские снимки Дениса Синякова, кликните на фото

Вдруг в какой-то момент мы увидели толпу людей, которая двигалась на нас по проспекту и что-то кричала. Я спросил, что здесь происходит, а люди отвечали, что военные опять берут площадь в кольцо. Мне сказали, чтобы я убрал камеру и не показывал, что я журналист, иначе меня убьют. Я оглянулся и увидел, что действительно позади меня невдалеке милиционеры занимают позиции, и по улице уже едут БТРы. Видимо, военные решили опять окружить площадь. Люди разбежались, а я остался стоять и не понимал, что мне делать – прятать ли камеру, как советовали местные жители, или, наоборот, показывать всем своим видом, что я журналист и ни от кого не прячусь. Мы с Ольгой встали за большое дерево, чтобы переждать, пока проедут БТРы, и двинулись на площадь. Оказавшись там, мы увидели довольно большое количество людей, сожженный кинотеатр, памятник, в тени которого лежали несколько десятков трупов, накрытых простынями. И люди, увидев, что мы журналисты, а мы были в тот момент единственными журналистами на площади, хотя 13 мая наших коллег там было довольно много, кинулись к нам, стали наперебой кричать о том, что произошло накануне. Они стягивали простыни с трупов и показывали на их ранения, утверждая, что они – от крупнокалиберных пулеметов. Было совершенно невозможно работать, потому что люди наперебой тягали меня в разные стороны, требуя, чтобы я снимал тела погибших.

- Похоже, они находились в состоянии исступления…

- Да, все были очень взвинченные. На площади, как мне показалось, были практически все жители города, и они были довольно решительно настроены. Они не были испуганными, они были злыми и шокированными происшедшим накануне и при этом находились в очень возбужденном состоянии.

- А военные или стражи правопорядка были на площади?

- Нет, ни военных, ни милиции на площади видно не было. Они заняли позиции где-то на подступах к ней, перекрыв все близлежащие улицы. Единственное, что создавало нервозную обстановку, - это вертолет, который постоянно кружил над площадью. Он периодически пролетал над толпой. В какой-то момент люди решили, что они должны похоронить тех, кого не забрали родственники. Кто-то бросил спонтанную инициативу начать хоронить, поскольку было довольно жарко, и все кинулись рыть могилы и закапывать людей прямо в сквере у хокимията.

Чтобы перейти в Галерею и просмотреть другие андижанские снимки Дениса Синякова, кликните на фото

- Что тебе рассказывали андижанцы о событиях 13 мая?

- Скажу, работать было очень сложно, потому что, как только я брал камеру с целью поснимать нужные планы, и уходил по какой-нибудь улице с парнем, которого я взял в качестве переводчика и гида, за нами, как пчелиный рой, шлейфом увязывалась огромная толпа местных жителей человек из двухсот. Они кричали, и каждый стремился рассказать мне, как все было на самом деле. По словам очевидцев, в какой-то момент, когда на площади шел митинг, по главному проспекту стали ехать БТРы и военные грузовики с открытыми бортами, и в них сидели солдаты, которые направо и налево начали расстреливать всех, кого видели. Практически все рисовали примерно одинаковые картины о том, как люди начали бежать, а им в спины стреляли, как они пытались перелезть через ограду, а их продолжали расстреливать и добивать. Они говорили, что на митинг собралось очень много людей, в том числе женщин и детей. И ночью с 13 на 14 мая по улицам ездили военные грузовики – солдаты собирали тела всех убитых женщин и детей и куда-то увозили их, оставляя только тела мужчин, видимо, чтобы показать, что были уничтожены только экстремисты и террористы, а не мирные жители. Впоследствии мы нашли эти захоронения. Кроме того, в первые часы моего пребывания в Андижане я встретил журналиста Алексея Волосевича, который был непосредственным свидетелем всего происходившего 13 мая. Его рассказ был очень близок рассказам других людей.

- Ожидал ли ты услышать и увидеть нечто подобное? Какие чувства ты сам испытывал в первый день своего пребывания в Андижане?

- Для меня все это было вообще неким ужасом, потому что это была моя первая такая командировка. До этого я не был на войнах, революциях, в «горячих точках», и у меня было мало опыта. От всего происходящего на самом деле я испытывал животный страх, потому что раньше я не видел горы расстрелянных тел. Но самое главное – я не понимал, откуда для меня исходит угроза. Толпа вела себя довольно дружелюбно по отношению к журналистам. И я почувствовал, что угроза исходит больше от военных, от стражей правопорядка, что на самом деле довольно странно. Потому что именно они призваны защищать граждан. Но, видимо, не в Узбекистане.

Я очень обрадовался тому, что к вечеру стали подтягиваться другие иностранные журналисты, которым также каким-то образом удалось проехать. Теперь мы были не одни. Мы нашли гостиницу, заселились в нее. Именно тогда мы заметили, что вся площадь контролируется военными. Солдат вблизи нее видно не было, но все улицы перекрыты БТРами, БМП, и военные были рассредоточены в радиусе, наверное, километра. На следующий день, 15 мая, мы с Ольгой в районе четырех часов утра поехали на кладбище. А когда мы вернулись, то оказалось, что гостинице никого нет, потому что в 8 утра в номера к журналистам вломились люди в масках, всех поставили руками к стене, а затем вывезли всех в гостиницу, подконтрольную, как я понял, МВД. Она находилась за забором, там жили в основном командированные милиционеры. И там, конечно, не было никакой свободы. Нам с Ольгой ничего не оставалось, как присоединиться к коллегам, потому что все мы, журналисты, были уже под колпаком, и нас бы тоже переселили. К нам был приставлен сотрудник СНБ по имени Садык, который был довольно адекватным человеком. Он сказал, что понимает специфику нашей работы, но попросил сообщать ему обо всех наших планах и перемещениях по городу. Сам он в гостинице не жил, и просил звонить ему при каждом нашем выходе на улицу. Естественно, никто из нас этого не делал. В этой гостинице мы пожили буквально пару дней, а потом коллеги стали возмущаться, потому что, во-первых, она была безумно дорогая, а во-вторых, мы чувствовали себя под замком. В итоге нам разрешили жить в другой гостинице - «Элит», - но СНБшники нас постоянно курировали.

Чтобы перейти в Галерею и просмотреть другие андижанские снимки Дениса Синякова, кликните на фото

- Как военные реагировали на появление человека с камерой? Ты имел возможность открыто снимать?

- Каждый день, когда мы выходили в город на съемки, нас задерживали по нескольку раз и доставляли в здание управления СНБ. Например, снимаешь блок-пост – подъезжает военный «Дефендер», выходят военные, начинают что-то кричать, сажают тебя и увозят в службу безопасности. Естественно, по дороге мы вспоминали про Садыка, звонили ему. Тот приезжал на своем маленьком «Матисе» и забирал нас, всякий раз очень расстраиваясь, что вот опять не сообщили, куда идем.

- То есть все-таки силовики были вынуждены мириться с присутствием журналистов?

- Но при этом нашей работе всячески препятствовали. С одной стороны было понятно, что журналистов, особенно иностранных, объявили врагами узбекского народа. Но с другой – каждый раз, когда нас увозили в отдел, угощали там чаем, говоря, что мы в гостях, и так лучше для нашей безопасности. Потом приезжал Садык, забирал нас. Через три часа все повторялось снова. На бытовом уровне можно было пообщаться с солдатами, милицией, даже поснимать их, но как только появлялся какой-то начальник или человек из СНБ, то тут же начинались проблемы. В принципе, так происходит в любой стране, где власти пытаются что-либо скрыть. И еще был такой момент: когда мы жили в гостинице «Элит», вечером подъехал БТР и заблокировал двери так, что нельзя было из нее выйти. Следом подъехали военные, стали ломиться к нам в комнаты и требовать, чтобы мы собрались в холле. Утром нам сказали, что на этом наша работа закончена, и для нашей же безопасности нас вывезут за пределы Андижана. Нас погрузили в ПАЗик, и повезли куда-то за пределы города. Естественно, все журналисты стали звонить в свои посольства, редакции, сообщали о происходящем. И на полпути нас вернули обратно.

- Многие журналисты тогда рассказывали, что у них были изъяты флешки, аудио- и видеокассеты с отснятым материалом. Как тебе удалось сохранить материал?

- Я был в преимущественном положении – у меня была спутниковая тарелка, по которой несколько раз в течение дня я должен был передавать отснятый материал. Нужно было развернуть спутник, установить связь и отправить фотографии. Это, конечно, занимало некоторое время, но картинка передавалась оперативно. Поэтому изымать у меня что-то не имело смысла. Мы объясняли СНБ, что у них нет необходимости забирать у нас что-либо, потому что все уже выложено в Интернет. Еще нам просто повезло – нас не было в гостинице, когда обыскивали наших коллег. И когда снимали то поле с захоронениями и мраморными табличками, как-то остались незамеченными.

Чтобы перейти в Галерею и просмотреть другие андижанские снимки Дениса Синякова, кликните на фото

- Расскажи об этих фото подробнее. На них видны холмы, свежевспаханная земля, мраморные таблички – что тебе обо всем этом известно?

- Очевидцы нам рассказывали, что КАМАЗы, которые собрали убитых женщин и детей, а их было довольно много, вывезли эти трупы за город и там их похоронили. Рассказывали, что тех, кто видел, как закапывают убитых, тоже убили и закопали. Все журналисты пытались найти эти места. Нам рассказал об этом месте кто-то из коллег, и водитель нас отвез туда 19 мая ранним утром. Это место находилось за городом. Как позже мы узнали, называлось оно Боги Шамол. Мы там были совсем недолго, чтобы не подставлять нашего водителя и себя. Было очевидно, что земля совсем свежая. Многие люди в беседах с нами утверждали, что это могилы именно убитых 13 мая людей. Очевидцы говорили, что КАМАЗов было довольно много – они ездили всю ночь и вывозили с площади тела убитых.

- Что еще тебе запомнилось в Узбекистане, с какими впечатлениями ты уезжал?

- В Андижане мы пробыли около недели и еще дня три в Ташкенте, где делали фичеры о хлопке, жизни простых людей, потому что кроме «горячих» событий, зрителю или читателю нужно рассказать о стране и живущих в ней людях. Например, мой гид Ильхом знал шесть языков, даже японский, но был вынужден работать в Андижане плиточником, потому что никакой другой работы там не было. И он водил меня по семьям, где люди получали зарплату по 12-15 долларов в месяц. Мы посещали кладбища, где хоронили людей, были на пятничной молитве, заходили в дома, где оплакивали умерших. Что примечательно: если 14 мая люди на площади были очень озлоблены и решительны, то в последующем они уже были довольно сдержаны. И когда мы снимали похороны убитого восьмилетнего мальчика, то на мой вопрос его матери о том, что она чувствует, она сказала чудовищные в понимании европейцев слова: «Что ж поделать, значит, так было суждено. У меня есть еще дети, и я должна думать о них. К Каримову я не имею никаких претензий». И тогда я понял, насколько жесткий режим в этой стране, и насколько запуганы в ней люди.

- Денис, сегодня, по прошествии десяти лет, не возникает ли у тебя желания вернуться в те места, посмотреть, что изменилось, как сегодня живут там люди?

Денис Синяков

После Андижана у меня было много довольно опасных съемок – Афганистан, Южная Осетия, Кыргызстан, Турция с Курдистаном, – но самой тяжелой и жуткой командировкой для меня остался все-таки Андижан. И не только потому, что это была моя первая подобная командировка, и я впервые воочию увидел смерть, много смерти. Но и потому что именно там, как нигде в другом месте, присутствовало ощущение угрозы, исходящей не от бандитов или каких-то боевиков, а от государственной силовой машины. А страх перед этой угрозой – намного сильнее.

«В ходе встречи узбекская сторона подтвердила, что один гражданин Кыргызстана Махмуджан уулу Мансур, 1993 г.р., житель с. Кара-Токой Баткенского района скончался от ран, полученных в результате применения узбекскими пограничниками оружия в отношении граждан Кыргызстана, а второй гражданин Махмуджан уулу Шумкар, 1991 г.р. был задержан и находился в пограничном подразделении. В результате встречи 13 мая 2015 г. задержанный гражданин Кыргызстана и тело погибшего были переданы кыргызской стороне», - говорится в пресс-релизе киргизских пограничников..

«В настоящее время пограничными ведомствами Кыргызстана и Узбекистана совместно с компетентными органами сторон проводится расследование данного инцидента. В районе инцидента обстановка характеризуется как относительно спокойная. Пограничники Кыргызстана провели разъяснительные работы среди населения приграничных районов».

О том, кто виноват в гибели человека на границе, было ли применение оружия правомерным, киргизская сторона пока не сообщает.

Узбекско-киргизская граница остается источником постоянных осложнений в отношениях двух соседних стран. Ее протяженность составляет 1378 километров, из них более 370 – спорные, и местные жители зачастую даже точно не знают, на чьей территории они находятся, из-за чего иногда попадают в неприятные ситуации вроде задержания пограничниками соседней страны. Нередко они сознательно нарушают законы с целью контрабанды. О предыдущих случаях нарушения узбекско-киргизской границы можно узнать, пройдя по этой ссылке, или в спецпроекте «Ферганы» «Границы».