История русской прозы начинается с алфавита Кирилла и Мефодия – научившись писать, славяне тут же начали высказывать свое мнение по поводу мироустройства, правительства и злых ворогов, окружающих землю русскую. С учетом того, что большинство грамотных на Руси были византийскими греками, первая русская литература была переводной – сборники афоризмов и цитат из эллинской классики, поучения Иоанна Дамаскина и Иоанна Златоуста, житие Александра Македонского и конечно же Библия с апокрифами.
Но достаточно быстро славяне отыскали своих Платонов в монастырях и грамматика стала служить князьям русским. Первые памятники национальной литературы – летописи, повести временных лет – когда и в какой черед кто из потомков Рюрика восходил на столы, сколько правил и чем прославился. Потом из ниоткуда воздвигся вещий Боян и создал шедевр, не имеющий ни аналогов, ни предшественников. Знаменитое слово о полку Игореве разительно отличается от прочих шедевров домонгольской Руси художественной образностью, поэтичностью
и музыкальностью – не просто исторический документ, но поэма… Впрочем не стоит растекаться мысию по древу.
На протяжении почти семисот лет русская литература находилась в руках единственно грамотного сословия – духовенства. Недолгий период всеобщей грамотности в Новгороде, Пскове и других северных городах не вызвал потребности в произведениях, отличных от религиозных наставлений, завещаний и списков товара. Поэтому, исключая манускрипты практического назначения вроде аптечного «Прохладного Вертограда», произведения были духовными и возвышенными. Даже описания путешествий в реальную Европу или
Азию читались, словно поездка в сказку. Литература была плодом изощренного схоластического ума, заточенного в келье, и оставалась монахиней чуть ли не до Петра. История протопопа Аввакума, первое реалистическое произведение, тоже центрировано на отношениях человека и бога – обыденность и живые люди там не более, чем декорации, кусты на обочине крестного пути великой души.
Со второй трети VII века в России появляются новые книги для чтения – переводные и адаптированные бытовые повести на основе польской и западноевропейской беллетристики – рыцарских романов и новелл. Любопытный читатель может найти для себя и политический трактат и историю о королевиче и его прекрасной невесте и маленькую трагедию и даже пиесу аллегорическую настолько, что пробиться до смысла практически невозможно. Чтение остается занятием умственным, затруднительным и для слабых умов недоступным.
Ближе к концу века пишутся первые русские романы и первые пародии, рождается народная литература: Горе-Злосчастье, Ерши Ершовичи и Ерусланы Лазаревичи, которыми будет заслушиваться простой люд мало не до революции. Но книг все еще немного – библиотека в сто томов казалась современникам невиданной роскошью. Да и авторов можно пересчитать по пальцам.
Петр I разнося по кусочкам закоснелую и неграмотную старую Русь, не пощадил и пыльного клобука сестры литературы. Ее достали из кельи, умыли и нарумянили, одели в яркое платье со шлепом, дали в руки письмовник и полный перечень всех античных богов – с эмблемами, комплиментами и символикой, подобающей случаю. Четырнадцать классов чинов – и наравне с дворянскими недорослями извольте служить отечеству – от барабанщика до генерала. Вместо религиозного пыла прорезается государственный пафос –
церковь подчинена государству, царь отныне верховный пастырь изящной словесности. Повесть о русском матросе и гишпанской княжне – кто бы мог представить себе историю пьяницы и бродяги темой для нравоучительной повести – ан вот он образец для подрастающего поколения - с трубкой в зубах строит куры обворожительной иностранке. Появляются первые светские авторы: драматург Ф. Журавский, поэт и прозаик Феофан Прокопович, даже сестра царя Наталья Алексеевна не брезгует сочинять пьесы для своего домашнего театра.
В 30-50 гг. VIII века происходит формирование первого светского направления в литературе – классицизма. Авторов этого стиля характеризует государственный пафос, стремление к высоким идеалам, апелляция к античным и мифологическим сюжетам, богам и героям, жесткая схематичность ролей, взаимодействий и этики героев. Раз Купидо поразил в пятку прекрасную боярышню, значит подобает высоким штилем вздыхать о совершенном диаманте ее очей. А уж если диамант раскололся вдребезги, надлежит прервать
молодую жизнь страдалицы на последних страницах произведения. Все цари (кроме деспотов) благородны и благонравны, все враги отвратительны и подлы, все красавицы целомудренны и одновременно щедры на амурные восхищения.
Гражданские поэты начинают воспевать гражданский долг подданных и гражданскую мудрость правителей. Показательны сатиры Кантемира, сочетающие велеречивые восхваления и вульгарный, смачный, лакомый, словно пирог с требухою, просторечный язык. Реформатор стихосложения Тредиаковский, выходец из мещан, наоборот поднимает стих в эмпиреи – о каждом вздохе и каждом блеянье невинной овечки надлежит писать четким каноном силлаботоники. Он же стал первым теоретиком литературы и начал наставлять коллег
по перу – как именно и о чем надлежит писать. Заслуга Ломоносова в литературе – стили и жанры, низкие и высокие словеса и словечки. Его оды не в пример звучнее и проще – связь с землей, с русским языком крестьян архангельской губернии не удалось перерезать ни академическим образованием, ни тяжестью пудреного парика профессора. Чутье к языку – дар, невосполнимый никаким образованием, - никогда не отказывало первому словеснику всея Руси. Не удержусь привести полностью стихотворение Ломоносова – как восхитительный
пример поэтического мастерства.
О СОМНИТЕЛЬНОМ ПРОИЗНОШЕНИИ БУКВЫ Г В РОССИЙСКОМ ЯЗЫКЕ
Бугристы берега, благоприятны влаги, О горы с гроздами, где греет юг ягнят. О грады, где торги, где мозгокружны браги, И деньги, и гостей, и годы их губят. Драгие ангелы, пригожие богини, Бегущие всегда от гадкия гордыни, Пугливы голуби из мягкого гнезда, Угодность с негою, огромные чертоги, Недуги наглые и гнусные остроги, Богатство, нагота, слуги и господа. Угрюмы взглядами, игрени, пеги, смуглы, Багровые глаза, продолговаты,
круглы, И кто горазд гадать и лгать, да не мигать, Играть, гулять, рыгать и ногти огрызать, Ногаи, болгары, гуроны, геты, гунны, Тугие головы, о иготи чугунны, Гневливые враги и гладкословный друг, Толпыги, щеголи, когда вам есть досуг. От вас совета жду, я вам даю на волю: Скажите, где быть га и где стоять глаголю?
Увы, если писать хвалебную оду пииту российскому, никакой статьи не хватит. Поэтому мысь бежит дальше. К прозаикам и драматургам. Исторические повести Сумарокова полны гражданского пафоса по самый переплет. Они призывают к тираноборчеству, воспевают нетленные ценности Новгородской республики и вполне отражают нелегкий характер автора. Лучшие образцы классицистической комедии, особенно «Недоросль» Фонвизина заслужили наивысшую для литературного произведения награду – их растащил на цитаты
народ. До сих пор поминают «Не хочу учиться – хочу жениться». Величественным и мощным орлом воспаряет над петербургскими книжниками Херасков со своим «Нумой» его романы одинаково тяжелы как на вес так и на стиль. Ядовитые сатиры складывает и публикует знаменитый масон Новиков, учитель Карамзина. И на этом неожиданно иссякает классицистический стиль.
Если вы помните, французские революционеры сперва тоже любили греческие трагедии – даже французская мода1800х это греческие хитоны и высокие простые прически. А потом один корсиканец решил стать законодателем мод для всей Европы. И на волне первой Отечественной войны классиков вынесло за борт российской словесности. Старики еще долго сопротивлялись, но знающие вкус крови и пороха юноши начали задавать свой тон в литературе. В зазор между классицизмом и реализмом успели втиснуться сентименталисты
и романтики, но современники не успели и оглянуться как с Александр Сергеича Пушкина началась плеяда великих русских прозаиков, породившая «феномен русской прозы». Гоголь, Толстой, Достоевский, Чехов – их произведения входят в университетскую программу по литературе во всем мире. Как и почему за неполные двести лет из состояния первобытного русская проза доросла до мирового уровня можно долго теоретизировать. Но оставим литературоведение литературоведам – мы всего лишь удовлетворили свое любопытство. До новых
статей.