Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Somus!

Рассылка закрыта

При закрытии подписчики были переданы в рассылку "Женский клуб о красоте и стиле жизни bahurka.ru" на которую и рекомендуем вам подписаться.

Вы можете найти рассылки сходной тематики в Каталоге рассылок.

←   Февраль 2007   →
 1
 2
 3
03.02.2007
16:15:39
17:05:22
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
13.02.2007
01:05:28
20:25:26
14
14.02.2007
00:48:03
16:01:36
15
16
17
18
19
20
21
21.02.2007
00:58:53
01:38:56
22
23
24
25
25.02.2007
00:15:18
21:25:20
26
27
28
Автор
Павел

Статистика

335 подписчиков
-3 за неделю
←   Все выпуски   →

Грех как объект божественного наслаждения | По поводу фильма «Остров» Павла Лунгина


 
ежедневная рассылка Somus!
2007-02-03 

Грех как объект божественного наслаждения | По поводу фильма «Остров» Павла Лунгина

"Русская психика - писал Зигмунд Фрейд, - вознеслась до заключения, что грех явно необходим, чтобы испытать все блаженство милосердия божьего, и что в основе своей грех – дело богоугодное". Душевная история человека на пути от преступления к покаянию является основной темой русской классики. Любая ее современная вариация – ход беспроигрышный и одновременно рискованный. Фильм Павла Лунгина «Остров» принимает ту ответственность перед традицией, которая в лице Достоевского и Толстого задавалась вопросами о мотивах, приводящих человека к богу, о покаянии как основе всякой религии, об истиной вере, которая имеет мало общего с соблюдение церковных ритуалов, и сполна оправдывает эти ожидания. Юродивый старец, который «книг учёных не читал» и посылает на дощатом кораблике «прошение царю небесному», напрямую связан с классической литературой.

Основная проблема отца Анатолия кроется в его идентификации с агрессором. Нацист некогда заставил его выполнить свою волю и застрелить Тихона. Так и сам отец Анатолий – усвоив этот сценарий – заставляет других людей подчиняться своей воле. Однажды оказавшись на месте объекта, отец Анатолий попадает в зависимость от этой краеугольной фантазии о наслаждении другого, делается его наследником. Как велико было то наслаждение нациста и как избыточно оказалось оно в глазах отца Анатолия, что оно по прошествии многих лет так сильно манит его, внушает ему такую зависть. Отец Анатолий хочет получить хоть малую толику, хоть подобие того наслаждения, которое получил немецкий офицер. И отныне он сам ставит себя на место господина, которому другие – те, кто лишён субъективности, – отданы в подчинение. Он вообще не задаётся вопросом о желании другого, но только подчиняет и властвует, программирует молодую девушку на то, что, её «и так никто за муж не возьмёт, вон на роду написано», принуждает вдову, тридцать лет ждавшую мужа, поверить его фантазиям и отправиться во Францию к своему якобы выжившему супругу: «Что смотришь – исполняй… Если мужа любишь – исполняй предначертанное», – приказывает он, как бы вторя фашистскому «Du ist!».

Тот же самый сценарий наслаждения мы видим в диалоге с молодой девушкой, намеревающейся сделать аборт. Отец Анатолий говорит, что сам совершил убийство и одно это даёт ему право вершить её судьбу, является достаточным основанием для того, чтобы занимать место господина и внушать ей свою волю. Как и нацист из его прошлого, он стремится отнять у другого самую большую его ценность. Для него самого это была жизнь друга, для матери – её хромой сын, для страдающего ревматизмом – матрас и мягкие сапоги. Всякий раз отец Анатолий вершит свою волю без оглядки на другого человека. Другие для него суть только объекты наслаждения, которыми он манипулирует по своей прихоти: то заставляет продать всё имущество и отправиться во Францию, то травит угарным газом, то разлучает ребёнка с матерью. Он практикует разнообразные и всё более изощрённые способы утверждения своей абсолютной власти в попытке реконструкции главной травмы своей жизни. Объект его желания – место нациста, наслаждающегося господина. Именно зависть к нему съедает отца Анатолия, проецирующего ее на воображаемых «завистников».

Быть может, главным героем фильма, во всяком случае, чаще всего поминаемым, является сам господь бог, явленный в трёх ипостасях, трёх дискурсах, трёх представлениях: бог Филарета, бог Иова и бог Анатолия. Недаром все сцены молитв строятся на противопоставлении трёх этих персонажей. Отец Иов задаётся вопросом о желании бога – почему он не принимает его жертву? У его бога есть загадка, принципиально неразрешимая загадка его желания: бог принимает одного и отвергает другого без прояснения причин. Но какова божественная логика, почему господь избирал Авеля и отринул жертву Каина? Именно вокруг вопрошания о желании бога, чьи пути для отца Иова, как для всякого невротика, остаются за семью печатями, и строится его собственный фантазм. Аналогичным образом ведёт себя и отец Филарет, который идентифицируется с отцом Анатолием и пытается узнать секрет истинной веры, следуя тем непонятным и двусмысленным знакам, которые даёт ему господь. «Пожар-то этот, думаю, знаком мне был, чтоб начал я подвижничество. Ты как считаешь?» – спрашивает он отца Анатолия так, словно тот знает смысл произошедшего наверняка, осведомлён о желании бога. Как отец Иов, Филарет страждет знания (которое приписывает отцу Анатолию), он озабочен поиском бога и на этом пути претерпевает ряд изменений, открывает для себя нечто новое, другими словами, сомневается. Развитие оказывается возможным для отца Филарета именно потому, что у него нет достаточной уверенности о желании господа бога, нет постоянной связи (ligio) с богом; он говорит о себе: «Смерти испугался, маловерный. Не готов, значит, я к встрече с господом нашим. Испугался без покаяния перед смертью остаться. Добродетели во мне мало, а грехов много». Его вера недостаточна, он не чувствует опеки господа и не готов к встрече с ним, но чуток ко всяким двусмысленным знакам, пребывает в интенсивном поиске и приходит к важным открытиям. Напротив, для отца Анатолия невозможны ни сомнение, ни поиск, ни приобретение нового знания, поскольку все его открытия уже состоялись; его душевная структура целостна и неизменна.

Отец Анатолий заявляет о своей избранности и знании божественной воли. В ней нет никакой тайны. Есть уверенность в том, что «Боженька добрый, он поможет». Позиционирование себя в качестве носителя откровения, святого старца и знатока господского желания даёт отцу Анатолию право безоговорочно подчинять своей харизме других людей – и братьев и мирян. Душевная реальность другого человека не имеет для него значения, его вера абсолютна. В отличие от иных братьев, он отождествляет себя с Авелем, тогда как другим отводит роль «завистников», которые могли бы намазать ручку его двери сажей. Механизм проекции работает таким образом, что свою собственную зависть он приписывает другим людям и направляет на себя: это не я завидую, это мне завидуют, как Каин завидовал Авелю. Об этом свидетельствуют его реплики: «Если злословят вас за имя христово, дух божий почиет на вас», «блаженны вы когда будут гнать и поносить вас и всячески неправедно злословить за имя мое». Иными словами, он представляет себя в образе оклеветанного, ошельмованного, изгнанного мученика, а значит – носителя истинной веры, блаженного, который не только испытывает блаженство, но одновременно претерпевает блажь, произвол другого. Но кто же может поносить, неправедно злословить и чинить гонения на отца Анатолия? Только он сам. И наилучшим орудием этой травли является его собственная измышленная вина, которой он пользуется наилучшим образом. Поддерживая представление о собственной греховности, претерпевая само-злословие и само-гонения (проецируемые на неких завистников) отец Анатолий создаёт для себя идеальные, блаженные отношения с богом, связь с которым никогда не прерывается, и от имени которого, следовательно, может говорить только он один.

На предложение отца Филарета постричь его в схиму, отец Анатолий отвечает: «жил земной жизнью, живот свой от правосудия спасал, а теперь от всего отречься?» Действительно, он не может отречься от мира, в котором ему комфортно, где его считают святым и где никто не сможет отнять у него ни самодеятельных ритуалов, ни засаленной фуфайки, ни утреннего променажа за мёрзлым углём, ни столь необходимого ему чувства вины, – всех тех атрибутов отшельника, которыми отец Анатолий сам себя в обилии наделил. Чувство греха – это самое удобное алиби за ту трусость перед жизнью и бессилие что-либо в ней изменить. С другой стороны, он действительно не может отказаться от своей своеобразной dolce vita – того единственно удобного способа компенсации психотической структуры посредством бредового новообразования.

Дмитрий Ольшанский, специально для ДК

Спонсор рубрики: Виртуальный клуб "Другое Кино"

Оставить свой комментарий

 
Продолжение будет завтра!

Рассылки Subscribe.Ru
Somus!
SOMUS - он-лайн журнал для умных женщин
Автопилотка.ру - автомобильный журнал для женщин

В избранное