Пятница обещала быть насыщенной. Ассад отпросился до двенадцати часов, чтобы пойти на собеседование в Обслуживание иностранных граждан, так теперь, политкорректности ради, именовалось Управление по делам иностранцев. Карлу же предстояло выполнить целый ряд разнообразных дел.

Накануне вечером, когда Мортен ушел на свою смену в видеоцентре, Карл умыкнул из его сокровищницы семейку "Плеймобиля", и сейчас, когда он ехал по северозеландскому захолустью, пластиковые человечки укоризненно смотрели на него с соседнего сиденья.

Дом в Скевинге, где было найдено тело неудачливого водителя Денниса Кнудсена, захлебнувшегося собственными рвотными массами, отнюдь не был идеалом красоты, как, впрочем, и все другие дома, попадавшиеся по дороге. Однако он все же выделялся в ряду остальных гармоническим сочетанием покосившейся террасы, газобетонных стен, крыши из листов тернита, к чему по фактуре и долговечности материала превосходно подходили подслеповатые окна в отслуживших свое рамах.

Карл думал, что дверь откроет какой-нибудь крепыш, землекоп и бетонщик либо боевая подруга оного, но вместо этого увидел женщину лет под сорок, изящной наружности, с тем неопределенным налетом, который не позволял с первого взгляда сказать, была ли она секретаршей директора или работницей эскорт-сервиса какого-нибудь дорогого отеля.

Войти? Да, пожалуйста! Родители? Нет, к сожалению, их уже нет в живых.

Она представилась как Камилла и провела Карла в гостиную, в интерьере которой тон задавали рождественские настенные тарелки, треугольные амагерские полочки и коврики с длинным ворсом.

- Сколько лет было вашим родителям, когда они умерли? - спросил Карл, стараясь не замечать уродливой обстановки.

Она догадалась, почему он спрашивает: все вещи в доме принадлежали другой эпохе.

- Моя мама получила дом в наследство от своей бабушки, так что вещи тут в основном еще прабабушкины. Мне все это досталось по наследству, недавно я развелась и теперь займусь ремонтом, если только удастся найти мастеров. Так что вам случайно повезло застать меня здесь.

Карл снял рамочку, стоявшую на главном украшении комнаты - фанерованном ореховом секретере. На фотографии было запечатлено семейство в полном составе: Камилла, Деннис и родители. Снимали не менее десяти лет назад, и родители сияли улыбками на фоне шпалеры, воздвигнутой в честь серебряной свадьбы. "Поздравляем с двадцатипятилетием совместной жизни Греты и Хеннинга" - гласила надпись. Камилла была в обтягивающих джинсах, а Деннис в кожаной куртке и бейсболке с надписью "Castrol Oil". Одним словом, в Скевинге реяли флаги и царили радость и веселье.

На каминной полке стояло еще несколько фотографий. Карл спросил, кто на них изображен, и догадался по ответам, что круг общения этой семьи был неширок.

- Деннис обожал все, что быстро ездит, - сказала Камилла и провела гостя в комнату, которая некогда принадлежала покойному.

Парочка лавовых ламп и музыкальный центр с мощными динамиками были тут чем-то вполне ожидаемым, но и в остальном эта комната представляла резкий контраст по отношению к остальному дому. Мебель в ней была светлая и все вещи подобраны друг к другу. Гардероб был новый и заполнен одеждой, развешанной на плечиках. Все стены покрывали аккуратно вставленные в рамочки дипломы, а наверху под потолком красовались на полке кубки, выигранные Деннисом на протяжении жизни. Карл насчитал приблизительно сто штук или больше - это впечатляло.

- Да, - подтвердила Камилла, - Деннис во всем выигрывал, за что бы ни брался. Спидвей на мотоциклах, гонки на грузовиках, гонки на тракторах, ралли и автомобильные гонки всех классов. Он был талантлив. У него получалось все, чем бы он ни заинтересовался: он и писал, и в математике разбирался, и мог еще много чего. Очень печально, что он умер. - Она покивала, глаза ее затуманились. - Его смерть убила папу и маму. Он был чудесный человек и как сын, и как младший братишка.

Карл посмотрел на нее с пониманием, хотя на самом деле ничего не понял. Тот ли это Деннис Кнудсен, о котором говорили Лиза и Ассад?

- Я рада, что вы взялись за это дело, - добавила Камилла. - Жаль только, что мама и папа не дожили.

Карл взглянул на нее, стараясь проникнуть в суть:

- Что вы имеете в виду, говоря о деле? Автомобильную аварию?

- Да, - кивнула Камилла. - Автомобильную аварию, а затем вскоре и смерть Денниса. Деннис и правда был не прочь выпить, но дурью раньше никогда не баловался, мы тогда так и сказали полиции. Это было совершенно исключено. Ведь он же работал с молодежью и предостерегал ребят, чтобы они не пробовали никакой гадости, но полиция не стала в это вникать. Для полиции имело значение только то, что его не раз штрафовали за неосторожное вождение, и, найдя в его спортивной сумке эти поганые таблетки экстази, они сразу решили, что все ясно. - Тут ее глаза сузились в щелочки. - Но здесь что-то не сходится, потому что Деннис никогда даже не прикасался к этой мерзости. Иначе он потерял бы скорость реакции при вождении. Он эту дрянь ненавидел.

- Может быть, он соблазнился быстрым заработком, хотел продать их кому-то. Или сам решил попробовать. Если бы вы только знали, с чем нам, полицейским, приходится сталкиваться!

Морщинки у нее вокруг рта вдруг проступили резкими складками:

- Кто-то ухитрился его этим напичкать, и я хорошо знаю кто. Я еще тогда им сразу сказала.

Карл вынул блокнот:

- Вот как?

Ищейка в его душе насторожилась и повела носом, принюхиваясь, учуяв след.

- И кто же это был?

Камилла отошла к стене, оклеенной обоями начала шестидесятых годов, и сняла с гвоздика фотографию. Похожий снимок когда-то сделал отец Карла, когда Карл выиграл кубок по плаванию в Брёндерслеве, с гордостью запечатлев на память успех сына. На карточке Деннису было не больше десяти-двенадцати лет. В костюме для картинга у него был молодецкий вид, и он прямо светился от гордости, держа в руке маленький серебряный щиток.

- Этот вот. - Камилла ткнула пальцем в светловолосого парнишку, который стоял сзади, положив руку на плечо Денниса. - Не знаю почему, но они называли его Атомос. Они познакомились на картинге. Деннис был без ума от Атомоса, а Атомос был просто дрянь.

- Так значит, их знакомство продолжалось и после того, как оба стали взрослыми?

- Точно не знаю. Кажется, когда Деннису было лет шестнадцать-семнадцать, они разошлись, но в последние годы, насколько я знаю, снова встречались, потому что мама говорила об этом и была недовольна.

- И почему же вы думаете, что этот Атомос имеет какое-то отношение к смерти вашего брата?

Камилла с грустью посмотрела на карточку:

- Просто он был нехороший человек с уродливой душой.

- Странное выражение! Что вы имеете в виду?

- Что у него сильно не в порядке с головой. Деннис считал, что я говорю ерунду, но это действительно было так.

- А почему же ваш брат так с ним дружил?

- Потому что Атомос всегда поддерживал увлечение Денниса автомобильным спортом. К тому же он был немного постарше. Деннис смотрел на него как на старшего.

- Ваш брат задохнулся от собственных рвотных масс. Он проглотил пять таблеток, и содержание алкоголя в его крови составляло четыре целых и одну десятую промилле. Я не знаю его точного веса, но в любом случае он хватанул столько, что никому бы мало не показалось. Вы не знаете, были ли у него особые причины так напиться? Раньше с ним такого не случалось? Вы замечали в нем особую подавленность после аварии?

Она взглянула на Карла с тоской:

- Да, родители говорили, что эта авария очень сильно на него повлияла. Деннис был потрясающий водитель. Мало того что это вообще была первая авария в его жизни, а тут еще и погибший человек.

- По моим сведениям, Деннис дважды сидел в тюрьме за неосторожное вождение, а значит, вряд ли был таким уж потрясающим водителем.

- Ха! - воскликнула Камилла, бросив на Карла иронический взгляд. - Он никогда не был неосторожным. Если он и гонял по шоссе, то всегда смотрел, сколько впереди свободной дороги. Он никогда и не думал подвергать опасности чужую жизнь!

Сколько нарушителей общественного порядка никогда не дошли бы до преступления, если бы их родственники вовремя обратили внимание на их поведение! Скольким идиотам удавалось остаться безнаказанными благодаря любящим родственникам! Сколько тысяч раз Карл все это уже слышал: мой брат, мой сын, мой муж ни в чем не виноваты!

- Вы очень высоко ставите своего брата. Не кажется ли вам это немного наивным?

Камилла взяла его за руку и так близко придвинулась к нему лицом, что ее челка щекотала его кожу.

- Если ты по части следствия такой же слабак, как по части женщин, то можешь отсюда убираться! - прошипела она.

Пожалуй, едва ли она могла быть директорской секретаршей, подумал Карл, отодвигаясь.

- Мой брат ничего плохого не сделал, понял? - продолжала она. - И если ты хочешь продвинуться в том деле, над которым работаешь, то советую тебе обратить внимание на то, что ты сейчас получил. - С этими словами она поддала ему в пах и быстро отпрянула.

Произошедшая метаморфоза застала его врасплох. Она снова стала пушистой и ласковой, открытой и вызывающей доверие. Чем же она занимается, если у нее такие профессиональные навыки!

Нахмурясь, Карл шагнул в ее сторону:

- Если ты еще раз посмеешь тронуть мой прибор, я проколю твои силиконовые бомбы и заявлю, что ты сопротивлялась задержанию и угрожала стукнуть меня одним из кошмарных кубков своего братца. Когда на твоих запястьях защелкнутся наручники и ты в ожидании врача будешь сидеть, глядя в белую стену арестантского помещения в Хиллерёде, ты будешь очень жалеть о том, что применила этот прием. Продолжим наш разговор или ты хочешь еще что-то добавить насчет моего мужского достоинства?

Она не повела бровью. Даже не усмехнулась:

- Я только говорю, что мой брат ничего плохого не сделал, а тебе придется в это поверить.

У Карла опустились руки. Эту женщину ничем не проймешь.

- Ладно. Но как мне отыскать вашего Атомоса? - спросил он, предусмотрительно отодвинувшись подальше от женщины-хамелеона. - Ты действительно ничего больше не можешь о нем вспомнить?

- Он был на пять лет моложе меня, так что я им не интересовалась.

Карл криво усмехнулся. Поразительно, как с годами меняются вкусы!

- Какие-нибудь особые приметы? Шрамы, волосы, зубы? Нет ли в городе других людей, которые тоже его знали?

- Не думаю. Он был из приюта где-то на севере в Тисвиллелейе.

На секунду Камилла замерла в задумчивости, отвернувшись.

- По-моему, приют назывался "Годхавн". - Она взяла фотографию в рамочке и протянула Карлу. - Если пообещаешь вернуть, то можешь взять с собой, чтобы показать в приюте. Авось они смогут ответить на твои вопросы.

Остановив машину на звенящем от солнца перекрестке, Карл задумался. Отсюда можно направиться на север, в Тисвиллелейе, чтобы поискать кого-нибудь, кто помнил бы жившего там двадцать лет назад мальчика, которого называли Атомосом. Или можно повернуть на юг, чтобы в "Эгелю" поиграть в прошлое с Уффе. Ну а кроме того, можно съехать на обочину и, переключив мозги на режим автопилота, часок-другой вздремнуть. Последнее было особенно соблазнительно.

Но с другой стороны, если вовремя не вернуть фигурки из "Плеймобиля" на полку Мортена Холланда, есть риск лишиться квартиросъемщика, а тем самым и значительной доли тех поступлений, которые обеспечивали материальное благополучие Карла.

Поэтому он отпустил тормоз и повернул налево.

В "Эгелю" было время завтрака. Припарковывая машину, Карл ощутил разлитые в воздухе ароматы тимьяна и томатного соуса. Заведующего он застал одного за длинным столом красного дерева на террасе перед рабочим кабинетом. Как и в прошлый раз, тот был воплощением аккуратности: на голове козырек от солнца, салфетка за воротом, изысканные движения, которыми он клал в рот маленькие кусочки лазаньи, лежащей в углу тарелки. Этот человек был не из тех, кто предается мирским усладам. Однако о подчиненных его нельзя было сказать то же самое: несколько административных работников и сиделок в десяти метрах от начальника вели несмолкаемую болтовню над наполненными доверху тарелками.

Заметив показавшегося из-за угла Карла, все внезапно умолкли. Сразу же стало хорошо слышно в кустах хлопотливое порхание по-весеннему возбужденных пернатых строителей и доносившийся из окон столовой звон тарелок.

- Приятного аппетита! - произнес Карл и, не дожидаясь приглашения, подсел за стол заведующего. - Я пришел спросить, не известно ли вам, чтобы Уффе Люнггор в игре воспроизводил аварию, которая стала причиной его инвалидности. Карен Мортенсен, социальный работник из Стевнса, наблюдала такое незадолго до исчезновения Мереты Люнггор. Вы знали об этом?

Заведующий неторопливо кивнул и положил в рот очередной кусочек. Карл взглянул на тарелку. Очевидно, ему надлежало дождаться, когда законный монарх "Эгелю" соизволит вступить в разговор с одним из представителей простого народа.

- Есть об этом запись в карточке Уффе? - задал Карл следующий вопрос.

Заведующий снова кивнул, продолжая жевать так же неспешно.

- Повторялось ли это затем снова?

Заведующий только пожал плечами.

- Так повторялось или не повторялось?

Монарх только помотал головой.

- Я хотел бы сегодня повидаться с Уффе наедине. Всего лишь десять-пятнадцать минут. Это возможно?

На этот вопрос не последовало ответа.

Карл подождал, пока заведующий не покончил с едой, утер рот матерчатой салфеткой и языком очистил зубы. Взяв стакан с ледяной водой, он сделал глоток и только тогда поднял взгляд на собеседника.

- Нет. Вам нельзя видеться с Уффе наедине, - гласил ответ.

- Можно узнать почему?

Король удостоил вопрошавшего милостивого взгляда:

- Не кажется ли вам, что ваша профессия довольно далека от нашей? - Не дожидаясь, что ответит на это Карл, он продолжил: - Мы не можем пойти на такой рискованный шаг, который способен оказать негативное воздействие на ход развития Уффе, вот почему.

- Разве в его состоянии происходит какое-то развитие? Этого я не знал.

Тут на стол легла чья-то тень. Обернувшись, Карл увидел старшую сестру, которая приветливо кивнула ему, тотчас же пробудив представление о более человеческом отношении, чем то, на какое был способен заведующий.

Сестра властно взяла дело в свои руки:

- Я сама этим займусь. Мы с Уффе как раз собирались отправиться на прогулку. Я могу проводить господина Мёрка.

Карл впервые шел бок о бок с Уффе Люнггором, и теперь стало ясно, насколько тот высок ростом. Однако неуверенная осанка говорила о том, что он все время сидит сгорбившись за столом.

Старшая сестра взяла пациента за руку, но он, по-видимому, не обращал на это внимания. Когда они дошли до рощицы на берегу фьорда, он отнял руку и сел на траву.

- Он у нас любит смотреть на бакланов. Правда, Уффе? - спросила сестра, указав на колонию этих доисторических птиц, расположившуюся на полумертвых, загаженных деревьях.

- У меня тут есть с собой одна вещь, которую я хотел бы показать Уффе, - сказал Карл.

Она бдительно проследила, как он вынимает из пластикового пакета четыре человеческие фигурки и машинку из набора "Плеймобиль". Сестра быстро принимала решения, это он понял еще при первой встрече, но, возможно, все-таки была не настолько податливой, как он рассчитывал.

Женщина поднесла руку к эмблеме медицинской сестры, стараясь, вероятно, придать своим словам больше веса:

- Я знаю про тот эпизод, который описала Карен Мортенсен. Мне кажется, что повторить его снова - это не очень удачная идея.

- Почему?

- Вы хотите изобразить картину аварии и думаете, это пробудит в нем что-то живое?

- Да.

Сестра кивнула:

- Мне это тоже приходило в голову. Но, честно говоря, я не уверена.

Она было привстала, однако еще колебалась.

Карл осторожно положил руку на плечо Уффе и присел рядом на корточки. Глаза Уффе, в которых отражался блеск волн, светились безмятежным счастьем. Карл хорошо понимал его. Кому же не захотелось бы раствориться в чудесном мартовском просторе, особенно когда он полон такой ясной голубизны, как сегодня.

Затем Карл поставил на траву перед Уффе машинку из "Плеймобиля" и одну за другой рассадил по сиденьям фигурки. Папу с мамой спереди, а дочку и сына сзади.

Сиделка следила за каждым его движением. Возможно, придется прийти сюда как-нибудь еще раз и повторить эксперимент. Но сейчас Карл хотел убедить ее, но крайней мере, в том, что злоупотреблять доверием не собирается, а напротив, видит в ней союзницу.

- Тррр, - осторожно изобразил он звук мотора и стал возить машинку туда-сюда по траве перед Уффе, к великому смятению двух шмелей, кружащихся в танце над цветами.

Карл улыбнулся, заглядывая Уффе в лицо, и разгладил следы, оставленные машинкой. Именно это, казалось, больше всего заинтересовало Уффе - примятая и снова выпрямившаяся трава.

- Ну, Уффе, вот мы собрались и поехали - с Меретой, с папой и мамой. Ага, посмотри-ка, мы все тут. Смотри, как мы едем через лес! Видишь, как хорошо!

Карл поднял взгляд на стоящую перед ним женщину в белом. Она была напряжена, и в морщинках вокруг рта залегла тень сомнения. Он должен следить за собой и не слишком увлекаться. Если он повысит голос, она вздрогнет. Женщина гораздо сильнее заинтересовалась игрой, чем Уффе, - тот просто сидел, впитывая глазами солнечный блеск и не обращая внимания на окружающее.

- Осторожно, отец! - предостерег Карл тонким женским голосом. - Дорога обледенела, как бы не занесло! - На этих словах он подтолкнул машинку вперед. - Осторожно! Ту машину тоже занесло! Караул! Мы столкнемся!

Он изобразил визг тормозов и скрип металла. Тут Уффе обратил внимание на представление. Затем Карл опрокинул машинку, и фигурки вывалились на землю.

- Мерета, берегись! Берегись, Уффе! - воскликнул Карл тонким голосом.

Сестра наклонилась и взяла его за плечо.

- Я думаю, не надо, - сказала она, качая головой.

Еще секунда, и она схватит Уффе за руку и уведет прочь.

- Бабах! - гаркнул Карл и толкнул машинку; та покатилась по траве и перевернулась несколько раз, но Уффе не отреагировал.

- По-моему, он не воспринимает. - Карл знаком показал, что представление завершено. - У меня тут есть карточка, которую я очень хотел бы показать Уффе. Вы не против? На этом я закончу и не буду вас больше тревожить.

- Фотография? - переспросила она, глядя, как он вынимает пачку снимков из пластикового пакета.

Положив на траву снимки, которые ему одолжила сестра Денниса Кнудсена, Карл протянул руку с брошюрой из предприятия Даниэля Хейла так, чтобы она оказалась перед глазами Уффе.

Тот заметно заинтересовался - как обезьянка в клетке, после тысяч кривляющихся лиц увидевшая наконец что-то новое.

- Уффе, ты его знаешь? - спросил Карл, внимательно вглядываясь в лицо больного.

Единственным знаком могла стать любая мелочь, едва заметная дрожь ресниц. Если есть хоть малейшая возможность достучаться до затуманенного сознания брата Мереты, Карл должен внимательно следить, чтобы не упустить этот момент.

- Он приходил к вам, когда вы жили в Маглебю? Не этот ли человек приносил вам с Хелле письмо? Ты его помнишь? - Карл показал на блестящие глаза Хейла и его светлые волосы. - Это он?

Уффе смотрел на снимок без всякого выражения. Затем его взгляд переместился немного ниже и задержался на лежащих в траве фигурках.

Карл проследил за его взглядом и заметил, как зрачки Уффе внезапно сузились, а рот приоткрылся. Он был так же очевидно потрясен, как если бы его внезапно ударили чем-то тяжелым.

- Ну что, Уффе? Ты узнал его? Ты видел его раньше? - поторопился спросить Карл, быстро поднеся юбилейную фотографию с Деннисом Кнудсеном к его глазам. - Видел?

Карл спиной почувствовал, как сзади встала сиделка, но ему уже было все равно. Он хотел еще раз увидеть, как сужаются зрачки Уффе. Было чувство, будто в руках у него наконец оказался ключ, только неизвестно, к какой двери он подходит.

Но Уффе уже спокойно смотрел перед собой пустым рассеянным взглядом.

- По-моему, пора остановиться, - раздался голос сиделки.

Она осторожно придержала Уффе за плечи. Может быть, Карлу не хватило всего каких-нибудь двадцати секунд. Не исключено, что он достучался бы до Уффе, если бы они были с ним одни.

- Вы не заметили его реакцию?

Она покачала головой. Чертово невезение!

Карл положил фотографию в рамке на землю, где лежали все остальные, привезенные из Скевинга.

И в этот момент Уффе забеспокоился и пришел в движение. Сначала его словно ударило в корпус, и он резко выставил вперед плечи, будто в попытке прикрыть грудную клетку, затем дернулась правая рука и, согнувшись под прямым углом, прикрыла диафрагму.

Сестра бросилась успокаивать Уффе, но тот не обращал на нее внимания. Его дыхание сделалось быстрым и поверхностным. Карл и сестра одновременно услышали это короткое дыхание, и женщина стала громко требовать, чтобы Карл перестал. Но в этот миг Карл и Уффе были одни. Уффе из своего мира нащупывал путь в мир Карла. Карл видел, как глаза больного медленно расширяются. Они распахивались, как механизм затвора старинной фотокамеры, вбирая в себя окружающее пространство.

Уффе снова взглянул вниз, и на этот раз Карл проследил за его взглядом, пока тот не уперся в траву. Сейчас сознание Уффе полностью включилось.

- Так ты действительно знаешь его? - спросил Карл и поднес к глазам Уффе фотографию, запечатлевшую Денниса Кнудсена на серебряной свадьбе его родителей.

Но Уффе отмел ее в сторону, отмахнувшись, словно обиженный ребенок, и начал издавать звуки, похожие не столько на младенческое лепетание, сколько на те, которые можно слышать от задыхающегося астматика. Дыхание его стало почти свистящим, и сиделка крикнула Карлу, чтобы он уходил.

Карл снова проследил за взглядом Уффе. На этот раз не могло быть никаких сомнений: тот смотрел на другую фотографию из принесенного Карлом набора. На снимок Денниса Кнудсена с его приятелем Атомосом, который стоял сзади, обнимая Денниса за плечи.

- Что? Он вот так должен выглядеть? - сказал Карл, указывая на юного Денниса в костюме для картинга.

Но Уффе смотрел на юношу за спиной Денниса. Карл ни у кого еще не встречал такого намертво впившегося взгляда. Казалось, мальчик на фотографии так завладел душой Уффе, словно эти глаза со старого снимка прожигали смотревшего насквозь, в то же время возвращая к жизни.

И вдруг Уффе закричал - так страшно, что сиделка с силой оттолкнула Карла, опрокинув его на траву, и прижала Уффе к груди. Он так кричал, что в зданиях "Эгелю" поднялся переполох.

От этого крика бакланы стаями поднялись в воздух, ветви деревьев опустели.

Три дня потребовалось Мерете, чтобы вырвать зуб, и это были трое суток сущего ада. Всякий раз ей приходилось делать над собой невероятное усилие, чтобы наложить щипцы на пульсирующую гадину: от нарывающей десны накатывали все новые волны боли и высасывали из нее последние силы. Чуть дернув щипцами в одну сторону, она ощущала, как этот рывок отдается во всем организме. Затем несколько секунд с бешено колотящимся от страха сердцем, и следующий рывок, и так до бесконечности. Несколько раз она пыталась дернуть посильнее, но силы и мужество изменяли ей, едва лишь ржавый металл прикасался к зубу.

Когда она наконец достигла того, что из зуба хлынул гной и давление на миг ослабло, у нее брызнули слезы благодарности.

Она знала, что снаружи за ней наблюдают. Тот, кого они называли Лассе, еще не приехал, и запавшая кнопка переговорного устройства находилась все в том же положении. За стеклом не разговаривали, но она слышала их шаги и дыхание. Чем больше она страдала, тем глубже становилось их дыхание, словно они испытывали сексуальное наслаждение, и это усиливало ее ненависть. Когда она наконец выдернет зуб, она подумает о дальнейшем. Уж она сумеет отомстить! Но сперва надо получить возможность вообще о чем-либо думать.

Поэтому она снова накладывала щипцы и, ощущая во рту противный вкус железа, продолжала расшатывать зуб, ни разу не усомнившись в том, что эту работу надо довести до конца. Этот зуб причинил ей достаточно зла, с ним надо было разделаться.

Она вытащила его однажды ночью, без свидетелей. Уже несколько часов до нее не доносилось признаков жизни из-за стены, и никто не слышал, как она от облегчения разразилась смехом. Вкус во рту, вызванный воспалением, показался омерзительным. Пульсирующие толчки, с которыми в рот выливалась кровь из раны, были приятны, как ласка. Она сплевывала в горсть и размазывала кровянистую массу сперва по одному окну, затем по другому. Когда кровь перестала течь, работа была закончена. Чистым остался только один маленький просвет на правом иллюминаторе размером двадцать на двадцать сантиметров. Теперь она лишила их удовольствия разглядывать беззащитную жертву, когда им угодно. Наконец-то она сама может решать, когда ей появляться в их поле зрения!

Когда на следующее утро пришло время получать еду, Мерету разбудила брань женщины:

- Эта скотина измазала стекла. Посмотри! Эта поганая свинья заляпала их дерьмом!

Она услышала, как мужчина сказал, что это больше похоже на кровь, а женщина зашипела, как змея:

- Это твоя благодарность за то, что мы дали тебе щипцы? Чтобы ты все измазала своей поганой кровью? Если такова твоя благодарность, ты за это заплатишь! Мы погасим свет и посмотрим, что ты тогда скажешь, дрянь! Тогда ты все-таки ототрешь свою грязь. Хорошо же! Сиди теперь голодная, пока не приберешь за собой!

Она услышала, что они хотят вытащить ведро с едой обратно, но вовремя подскочила и сунула щипцы в карусельный затвор. Последнюю порцию им не удастся у нее отнять. Гидравлический механизм вытолкнул щипцы, но Мерета все же успела втащить к себе ведерко. Механизм с шипением повернулся, и дверца шлюза закрылась.

- Сейчас тебе удался этот фокус, но завтра он у тебя уже не пройдет, - крикнула из-за стены женщина.

Ярость в ее голосе была для Мереты утешением.

- Я буду давать тебе испорченную еду, пока ты не протрешь стекла. Поняла? - прибавила ведьма.

А затем люминесцентные лампы под потолком погасли.

Некоторое время Мерета сидела, подняв глаза на слабо светящиеся бурые пятна зеркальных стекол и маленький незамазанный уголок, сквозь который пробивалось чуть больше света. Она заметила, что женщина пытается до него дотянуться, чтобы заглянуть внутрь, но Мерета специально оставила его повыше. Она попыталась припомнить, когда она вот так, всем своим существом, в последний раз испытывала такое упоительное чувство победы. Она знала - это продлится недолго, но в том времени, в котором она жила, только такие моменты придавали смысл ее существованию.

А еще воображаемая месть и мечты о свободе. И о том, как в один прекрасный день она свидится с Уффе.

В ту ночь Мерета в последний раз зажгла фонарик. Подойдя к чистому уголку на непроницаемом стекле, она посветила себе в рот. В десне зияла огромная дыра, но, насколько можно было разглядеть в этих условиях, с ней все было в порядке. То же самое показало прощупывание языком. Рана уже начинала заживать.

Через несколько минут свет фонарика начал тускнеть, и Мерета, опустившись на колени, принялась изучать запирающий механизм люка. Она видела его уже тысячи раз, но сейчас, пожалуй, самое время запомнить его устройство. Кто знает, зажжется ли когда-нибудь еще освещение на потолке?

Дверца шлюза имела закругленную и, по-видимому, коническую форму. Нижняя выемка - очевидно, затвор люка - в высоту была не более семидесяти пяти сантиметров, и здесь также щели почти не прощупывались. Внизу спереди была приварена металлическая втулка, которая удерживала дверцу в открытом положении. Мерета тщательно изучила ее, пока фонарик не погас окончательно.

Оставшись в темноте, она стала обдумывать дальнейшие действия.

Для нее было важно оставить за собой право распоряжаться тремя вещами. Во-первых, возможностью решать, когда и как ее будут видеть окружающие, и эту задачу она уже выполнила. Давно-давно, когда она только здесь очутилась, она тщательно обследовала всю поверхность стен вплоть до мельчайших подробностей в поисках того, что могло быть камерой наблюдения. Чудовища, которые заперли ее здесь, решили целиком положиться на зеркальные стекла И в этом был их просчет, потому что теперь она могла передвигаться по помещению, оставаясь для них невидимой.

Во-вторых, она намеревалась позаботиться о том, чтобы сохранить рассудок. Случались дни и ночи, которые она проводила в беспамятстве, не сознавая себя. Бывали недели, когда ее мысли вращались по замкнутому кругу, но она ни разу не допустила их полной остановки. Поняв, к чему это приведет, она заставила себя вспомнить случаи, когда другие люди справлялись с той же задачей. Люди, которым пришлось провести в изоляции десятки лет. В истории и в литературе имелись такие примеры: Папийон¹, граф Монте-Кристо и многие другие. Раз они смогли, то сможет и она. Мерета силком заставляла свои мысли обращаться к книгам и фильмам, к самым лучшим воспоминаниям из своей жизни и таким образом сумела это преодолеть.

Потому что она желала остаться собой, Меретой Люнггор, до того самого дня, когда вырвется отсюда.

И еще она желала сама решать, как ей умереть, когда наступит срок. Это было третьей задачей, которую она перед собой ставила. Женщина за стеной говорила, что у них все решает какой-то там Лассе. Но когда дойдет до дела, эта волчица наверняка сумеет взять решение в свои руки. Мерета уже наблюдала, как в приступе ярости та теряла над собой контроль, и это могло повториться. Если она всерьез намерена открыть шлюз и выровнять давление, то для этого достаточно будет мгновенного припадка безумия. И когда-нибудь это мгновение, наверное, наступит.

Мерета провела в заточении почти четыре года, и для той женщины они тоже не прошли бесследно. Может быть, глаза глубже запали или голос изменился. В тех условиях, в каких находилась Мерета, ей трудно было точно определить возраст женщины, однако та прожила достаточно долго, чтобы потерять страх перед будущим. И это делало ее опасной.

Между тем, насколько могла судить Мерета, эта парочка за стеной была не сильна в технике. Они даже не сумели справиться с застрявшей кнопкой, и, к ее счастью, вероятно, не знают иного способа выровнять давление в камере, кроме как через дверцу шлюза. Поэтому, если Мерета сделает так, чтобы они без ее согласия не могли открыть шлюз, у нее будет достаточно времени, чтобы покончить с собой. Орудие есть - щипцы. Она наверняка сумеет захватить щипцами артерию и перекусить ее, если те двое за стеной внезапно решат сбросить в камере давление. Мерета не очень представляла себе, что тогда должно случиться, однако предупреждение женщины, что Мерету от этого разорвет изнутри, было ужасным. Невозможно представить себе более страшную смерть. Поэтому, когда и как, она будет решать сама.

Если же появится этот Лассе и возьмет дело в свои руки, то Мерете придется худо. Наверняка в камере кроме шлюза с карусельным затвором имеются другие каналы, по которым можно спустить давление. Не исключено, что для этого служит также вентиляционное устройство. Мерета не знала, для чего было предназначено это помещение, но обошлось оно явно недешево. Вероятно, его построили для чего-то ценного или значительного. Следовательно, здесь непременно должны быть антиаварийные устройства. Мерета уже заметила, что наверху торчат концы маленьких металлических трубок. Они были немногим больше мизинца, но, может быть, этого хватит? Возможно, через них в камеру закачивали свежий воздух, но этого она не знала. С таким же успехом эти приспособления могли служить для выравнивания давления. Но она точно знала, где находятся кнопки, при помощи которых этот Лассе захочет причинить ей вред.

До тех пор она решила сосредоточиться на предотвращении наиболее очевидных непосредственных угроз. Для начала отвинтила донышко металлического фонарика, вынула из него батарейки и с удовольствием убедилась, что фонарик изготовлен из крепкого металла с острыми краями.

Расстояние от края шлюза до пола составляло всего лишь два-три сантиметра, так что, выкопав ямку под втулкой, приваренной для удерживания открытой дверцы, она сможет потом при помощи поставленного в ямку фонарика не дать шлюзу открыться.

Мерета стиснула фонарик в руке. Этот инструмент давал возможность хоть чем-то управлять в собственной жизни, это было невероятно приятное чувство. Нечто подобное она испытала, когда впервые приняла противозачаточную таблетку. Когда впервые взбунтовалась против приемной семьи и гордо вышла, ведя за собой Уффе.

Расковырять бетон оказалось гораздо, гораздо труднее, чем она себе представляла. Первые два дня, пока у нее были еда и питье, прошли быстро, но когда бачок с хорошей едой опустел, силы быстро утекли из пальцев. Она и сама знала, что их хватит ненадолго, а пища, которую ей клали в бачок в последнее время, была совершенно несъедобной. Они отомстили ей за все. Из бачка воняло трупной гнилью. Каждую ночь Мерета, сидя на корточках, по пять-шесть часов подряд ковыряла фонариком бетонный пол под шлюзом, и это было очень изнурительно. Между тем тут нельзя было работать кое-как, и это составляло главную трудность. Нужна была ямка не шире фонарика, чтобы он входил в нее плотно и не падал. А поскольку фонарик был также единственным ее орудием, приходилось вдавливать его в пол, чтобы получить отверстие нужного диаметра, а затем тончайшими слоями выскребать из середины бетон.

На пятый день она не прокопала и двух сантиметров, а под ложечкой так и горело.

Ведьма за стеной ежедневно в одно и то же время повторяла свое требование: если Мерета не отчистит стекла, свет не зажжется и не будет свежей еды. Мужчина попробовал было вмешаться, но тщетно. И вот они снова стоят за окном и требуют, чтобы она сделала так, как они говорят. Темноту Мерета пережила бы, но живот нестерпимо сводило от голода. Если не поесть, она заболеет, а болеть не хотелось.

Она подняла взгляд к стеклу, подернутому чуть заметно подсвеченной красноватой пленкой.

- Мне нечем протереть стекла, если уж вам это так необходимо, - крикнула она наконец.

- Так протри своим рукавом и мочой, а мы тогда включим свет и пришлем тебе еду, - потребовала женщина.

- Тогда пришлите мне новую кофту.

Тут женщина разразилась тем противным колючим смехом, который пронзал Мерету до мозга костей. Она так ничего и не ответила, а только хохотала, пока ей хватило воздуха, затем все стихло.

- Не буду протирать, - сказала Мерета, но все же протерла.

Времени на это ушло немного, но принесло чувство поражения.

Теперь они снова приходили к окну, но им было не видно, что делает Мерета. Под дверью, где она сидела, был как раз слепой угол, который так же не просматривался снаружи, как и место вплотную под окнами. Если бы они вздумали прийти без предупреждения ночью, то услышали бы царапанье, но этого они не делали. В этом заключалось для нее преимущество того железного распорядка, которому следовали надзиратели. Мерета знала, что ночь принадлежит ей.

Когда Мерета углубилась в бетон на четыре сантиметра, ее доселе столь предсказуемое существование радикально переменилось. Сидя под мерцающими люминесцентными лампами, она в ожидании еды вычислила, что скоро придет день рождения Уффе. Уже наступил май, пятый май с тех пор, как ее заперли в клетке. Май две тысячи шестого года. Сидя возле туалетного ведра, она чистила зубы и думала об Уффе. Словно наяву она видела, как там, на воле, в лазурных небесах сияет солнце. "Happy birthday to you!" - пропела Мерета сиплым голосом, представляя себе веселое лицо брата. Он там, на воле, и, где бы он ни был, у него все хорошо, в этом она не сомневалась. Конечно же, у него все хорошо! Она так часто это себе повторяла.

- Да, Лассе, вот эта кнопка, - неожиданно раздался голос женщины. - Она запала и обратно не выскакивает, поэтому она там могла слышать все, что мы говорим.

Видение ясного неба тотчас же пропало, сердце сильно забилось. Впервые Мерета услышала, как женщина обращается к человеку, которого они называли Лассе.

- И давно? - отозвался приглушенный голос.

Услышав его, она невольно затаила дыхание.

- С тех пор, как ты в прошлый раз уехал. Уже месяца четыре или пять.

- Вы говорили что-нибудь о себе?

- Разумеется, нет!

На мгновение повисла тишина:

- Впрочем, скоро это уже будет все равно. Пускай ее слушает, что мы говорим. Во всяком случае, пока я не решу иначе.

Эти слова обрушились на нее, как удар топора: "Скоро это уже будет все равно". Что будет все равно? Что он имел в виду? Что они задумали?

- Пока тебя не было, она вела себя подло. Пыталась уморить себя голодом, а один раз заблокировала шлюз. Последней ее выходкой было измазать стекла собственной кровью, так что нам ничего не было видно.

- Братишка говорит, у нее тогда болел зуб. Жаль, я этого не видел, - сказал Лассе.

Женщина за стеной издала сухой смешок.

Они же знают, что она тут и все слышит! Как они до такого дошли? Что она им сделала?

- Что я вам такого сделала, злодеи? - крикнула Мерета во весь голос, поднявшись с пола. - Выключите у меня свет, чтобы я могла вас увидеть! Выключите свет, чтобы я могла видеть ваши глаза, когда вы так говорите!

И снова послышался смех женщины.

- Размечталась, девка! - крикнула она.

- Хочешь, чтобы мы выключили свет? - Лассе коротко рассмеялся. - Ладно! Почему не выключить! Может быть, с этого-то все и начнется по-настоящему? Как знать, не ждет ли нас напоследок самое интересное?

Это были страшные слова. Женщина начала было что-то возражать, но он оборвал ее несколькими резкими словами. Мерцающие лампочки над головой у Мереты внезапно погасли.

Она остановилась, дрожа и стараясь привыкнуть к слабому свету, проникавшему из-за стены. Сначала спрятавшиеся там чудовища казались ей смутными тенями, но постепенно их очертания проступили четче: женщина в самом низу одного иллюминатора и возвышающийся над ней мужчина. Мерета подумала, что это должен быть Лассе. Медленно он подошел ближе. Очертания фигуры стали четче: широкие плечи, хорошее сложение. Совсем не такой, как второй мужчина - долговязый и тощий.

Ей хотелось одновременно проклинать их и взывать к состраданию. Все, что угодно, только бы добиться объяснения, почему они так поступают с ней. Вот он явился, тот, от кого все зависит. Впервые она увидела его воочию, и это вызвало у нее необъяснимое возбуждение. Только он вправе решать, получит ли Мерета какое-то объяснение, она это чувствовала и готова была требовать того, что полагалось ей по справедливости. Но когда он приблизился еще на шаг и она увидела его, слова застряли в горле.

Пораженная, Мерета не могла отвести взгляд от его губ. Увидела, как на них зародилась насмешливая улыбка. Увидела, как губы медленно растянулись и блеснули белоснежные зубы. Все детали собрались в единое целое, и догадка пронзила ее, будто удар тока.

Она поняла, кто такой Лассе!

На лужайке в "Эгелю" Карл сразу же извинился перед сиделкой за произошедшее, сгреб в пластиковый мешочек фотографии и фигурки из "Плеймобиля" и под крики Уффе у себя за спиной направился быстрым шагом к парковке, где осталась машина. Уже заводя мотор, он заметил на склоне холма сиделок и санитаров, беспорядочной толпой спешащих на помощь. Как видно, всем дальнейшим следственным мероприятиям в "Эгелю" отныне раз и навсегда положен конец. Ну что ж! Все справедливо.

Реакция Уффе оказалась неожиданно сильной. Теперь Карл знал, что брат Мереты не так уж замкнут в себе и по-своему осознает происходящее вокруг. Заглянув в глаза юного Атомоса на фотографии, Уффе испытал потрясение, в этом не оставалось никаких сомнений. И это было уже очень значительным шагом вперед.

На перекрестке с проселочной дорогой Карл остановился и через установленный в служебной машине бортовой компьютер поискал в Интернете приют "Годхавн". На экране тотчас же всплыл номер телефона.

Карл представился, и долгих объяснений не потребовалось. Очевидно, обитателям "Годхавна" обращения из полиции были не в новинку, так что сразу можно было приступить к делу.

- Не волнуйтесь, - начал Карл. - Речь не о том, что кто-то из ваших обитателей что-то натворил. Я хочу справиться об одном мальчике, который жил у вас в начале восьмидесятых. Фамилии я не знаю, но его называли Атомосом. Вам это имя что-нибудь говорит?

- В начале восьмидесятых? - переспросила дежурная. - Нет, я здесь не так давно. Но у нас имеются личные дела всех, кто тут жил, хотя вряд ли он значился как Атомос. Вы не знаете его фамилии?

- К сожалению, нет, - ответил Карл и поинтересовался, глядя на расстилающиеся вокруг поля, усеянные золотистыми крапинками: - А нет ли там у вас кого-нибудь, кто работал бы еще с того времени?

- Ну что вы! Среди постоянных служащих нет, я точно знаю. Э-э-э, разве что... есть у нас тут один пенсионер, Йон, который приходит раза два в неделю. Так привязан к ребятам, что не может без них, а они без него. Вот он точно в то время работал.

- А сегодня его, случайно, нет на месте?

- Йона-то? Нет, он уехал отдыхать. На Гран-Канарию за тысячу двести девяносто шесть крон. Как Йон говорит: кто же от такого откажется! Но в понедельник он уже возвращается, а я придумаю, как его выманить, чтобы сюда зашел. Он же всегда старается прийти, когда ребятам что-то надо. Они его любят. Попробуйте позвонить в понедельник, а мы уж постараемся.

- А не могли бы вы дать мне его домашний телефон?

- Сожалею, но не могу. У нас такой порядок - не давать частные номера наших работников. Никогда ведь не знаешь, кто позвонит!

- Меня зовут Карл Мёрк, я же сказал это с самого начала. Напоминаю, я из криминальной полиции.

Она рассмеялась:

- При ваших возможностях вы наверняка и сами узнаете его номер, но я советую подождать до понедельника и еще раз позвонить нам. О'кей?

Карл взглянул на часы: около часа дня. Еще можно успеть на работу и проверить мобильник Мереты Люнггор, если батарейка жива, что, правда, сомнительно после пяти лет. В противном случае нужно не забыть запастись новой.

Далеко за холмами над полями крикливыми стаями взлетали чайки. Под ними что-то ехало, тарахтя мотором и вздымая тучи пыли от пересохшей земли. Вот показалась верхушка водительской кабины. Это был трактор - мощный "Ландин" с голубой кабиной неторопливо ехал через пашню. Кому смолоду пришлось потоптаться в деревянных башмаках по навозу, тот достаточно разбирается в таких вещах. "Значит, удобрения уже развезли в поле", - подумал Карл. Он включил зажигание и только собрался тронуться, как вдруг сильным порывом ветра в его сторону принесло этот запах, и он попал в кондиционер.

В тот же миг Карл разглядел за плексигласовыми стеклами кабины водителя в кепке: тот сосредоточенно занимался своей работой, мечтая о невиданном урожае, который обеспечит себе к лету. Лицо у него было красное, и одет он был в клетчатую рубашку лесоруба. Самую что ни на есть лесорубскую клетчатую рубашку, как раз такую, какие Карлу уже приходилось видеть.

"Черт!" - мысленно воскликнул Карл. Как же он забыл позвонить коллегам в Сёре, чтобы рассказать им о рубашке, которую он заметил на преступнике с Амагера! При этой мысли он вздохнул. Не хватало только, чтобы они опять в него вцепились. Как бы, чего доброго, не пришлось еще и ехать туда, чтобы снова показывать нужную рубашку!

Карл набрал номер, попал на дежурного, и тот сразу же соединил его с уже знакомым ведущим следователем по фамилии Йоргенсен.

- Говорит Карл Мёрк из Копенгагена. Кажется, теперь я могу подтвердить, что одна из предложенных рубашек идентична той, которая была надета на преступнике с Амагера.

От Йоргенсена - никакой реакции. Хоть бы крякнул, что ли, или подал еще какой-нибудь знак, а то думай, как хочешь, жив он там или помер!

Карл кашлянул, чтобы расшевелить его своим примером, но на другом конце провода по-прежнему молчали. Он уже забеспокоился, что, может быть, сам нечаянно отключился.

- Понимаешь, в последнее время мне постоянно это снилось, - продолжал Карл. - И в голове всплыли отдельные сцены перестрелки и мелькнувшая рубашка. Теперь у меня все это ясно стоит перед глазами.

- Ага, - наконец изрек Йоргенсен, прервав свое тревожно затянувшееся молчание. Мог бы, наверное, хоть как-то выразить радость по этому поводу.

- Ты не хочешь услышать, на каком месте лежала та рубашка, о которой я думаю?

- Ты хочешь сказать, что запомнил это?

- А как по-твоему? Уж если я, с пулей в башке и придавленный парализованным телом в сто пятьдесят кило веса, залитый полутора литрами крови моих ближайших товарищей, сумел запомнить эту рубашку, то уж, наверное, способен как-нибудь вспомнить те чертовы шмотки, которые видел четыре дня назад!

- Что-то в этом есть не совсем нормальное!

Карл мысленно сосчитал до десяти. Вероятно, на Сторгаде в Сёре это выглядит ненормальным. Поэтому ведь он и очутился в отделе, где дел об убийстве в двадцать раз больше, чем у Йоргенсена.

- Я, кстати, хорошо играю в "Мемори"², - только и сказал Карл.

Наступила выразительная пауза.

- Ну... Если так... Тогда, конечно, мне очень интересно это услышать! - наконец был вынесен вердикт.

Заткнись уж ты, деревенская задница!

- Это та рубашка, которая лежала слева с краю, - сказал Карл. - То есть та, что ближе всего к окну.

- О'кей, - ответил Йоргенсен. - На нее же очень уверенно указал и свидетель.

- Прекрасно, я очень рад. Это все, что я хотел сказать. Я пришлю сообщение, чтобы у тебя было это также и в письменном виде.

Работавший в поле трактор подобрался угрожающе близко. Брызги мокрого навоза разлетались из-под гусениц, шлепающих по жиже на радость хозяину.

Карл поднял стекло со стороны пассажирского сиденья и хотел уже дать ходу.

- Минуточку, не отключайся, - добавил Йоргенсен. - Мы тут взяли подозреваемого. А между нами, коллегами, могу даже сказать: мы почти на сто процентов уверены, что поймали одного из преступников. Когда ты мог бы приехать сюда для очной ставки? Как ты думаешь - например, завтра?

- Очная ставка? Нет, я не могу.

- Это как же?

- Завтра суббота, мой свободный день. Сначала я высплюсь, потом встану, сварю себе чашку кофе и снова залягу в постель. Так может продолжаться целый день, заранее не скажешь. К тому же я не видел лица ни одного из преступников на Амагере и повторял это достаточно часто, как ты можешь убедиться, если читаешь отчеты. И в вещем сне он мне не являлся. Поэтому я не приеду. О'кей, Йоргенсен?

Тут опять, господи прости, последовала пауза! С ним было хуже, чем с политиками, которые вставляют длинные промежутки в отвратительно тягучие фразы, перемежая их через слово всякими эканьями и меканьями.

- О'кей это или не о'кей, тебе самому лучше знать, - наконец ответил Йоргенсен. - Он же твоих друзей загубил. Мы, между прочим, произвели обыск в доме подозреваемого, и многие из найденных вещественных доказательств свидетельствуют о том, что события на Амагере и в Сёре связаны между собой.

- Это здорово, Йоргенсен, желаю удачи! Я буду следить по газетам.

- Ты понимаешь, что тебе придется выступать свидетелем, когда начнется процесс? То, что ты опознал рубашку, - главное доказательство, устанавливающее связь между обоими преступлениями.

- Да, да, я понял. Удачной охоты!

Карл повесил трубку, чувствуя себя как-то нехорошо. Возможно, его замутило от мерзкой вонищи, которая неожиданно проникла в салон машины. Минуту он сидел тихо, пережидая, пока тяжесть, сдавившая грудь, немного отпустит. Затем ответил на приветствие деревенского жителя из плексигласовой кабины и тронулся с места. Отъехав на пятьсот метров, он сбавил скорость, открыл окно и постарался отдышаться. Схватившись за грудь, он согнулся, пытаясь расслабиться, затем съехал на обочину и принялся дышать как можно глубже. Ему случалось видеть такого рода панические приступы у других, но ощущения оказались чем-то сюрреалистическим. Карл приоткрыл дверцу, прижал ко рту сложенные лодочкой ладони, чтобы уменьшить нагрузку на легкие, а затем распахнул дверь.

- Тысяча чертей! - воскликнул он и, согнувшись пополам, на подкашивающих ногах выбрался из машины на обочину.

А неутомимый поршень все поддавал и поддавал в бронхи воздух.

Затем Карл раскорякой плюхнулся на землю и полез в карман куртки за телефоном. Ну уж нет! Черта с два он согласится безропотно помирать от сердечного приступа.

Рядом на дороге притормозила какая-то машина. Видеть его, сидящего на краю кювета, люди в ней не могли, зато, видимо, слышали.

- Странно, - произнес женский голос, однако машина не остановилась.

"Знай я их номер, я бы их, черт побери, проучил!" - успел только подумать Карл, а потом провалился в темноту.

Очнулся он с прилипшим к уху телефоном и измазанным землей подбородком. Облизал губы, сплюнул, растерянно огляделся. Приложил руку к груди - боль там прошла еще не совсем - и убедился, что дела его не так уж плохи, бывает и хуже. Затем Карл с трудом поднялся на ноги и рухнул на переднее сиденье. Стрелки на часах еще не дошли до половины второго. Значит, он провалялся без памяти не так уж долго.

- Что это было? - спросил он сам себя, чувствуя, что во рту все пересохло, а язык распух вдвое против обыкновенного.

Ноги были холодны как лед, зато торс весь взмок от пота. С организмом творилось что-то неладное.

"Ты сейчас отключишься!" - вопил ему внутренний голос, пока он усаживался на водительское место. И тут зазвонил мобильник.

Ассад даже не спросил, как он себя чувствует. Впрочем, с какой стати ему было об этом спрашивать?

- Карл, у нас проблема, - сразу заявил он, и Карл мысленно выругался. - Техники боятся убирать верхний слой с замазанной записи в телефонной книжке Мереты. Говорят, что номер и зачеркивание выполнены одной и той же шариковой ручкой и, хотя зачеркивание сделано по высохшей надписи, есть большой риск, что исчезнут оба слоя.

Карл схватился за грудь. Сейчас ему казалось, что он никак не может выдохнуть. Больно было чертовски. Неужели это действительно сердечный приступ? Или ему только кажется?

- Они говорят, что все это надо отправить в Англию. Там применяют какие-то компьютерные технологии в комбинации с химическими прогрессами. Ну, как-то так, мне сказали.

Вероятно, он ожидал, что Карл его поправит, но Карлу сейчас было совершенно не до того. Крепко зажмурившись, он старался усилием воли прогнать отвратительные спазмы, которые сотрясали грудь.

- Я думаю, все это займет слишком много времени. Они говорят, результаты придут через три-четыре недели. Ты согласен со мной?

Карл попытался сосредоточиться, но у Ассада не хватило терпения дождаться его ответа.

- Не знаю, стоит говорить тебе, но я считаю, что могу на тебя положиться, поэтому все-таки скажу. Я знаю одного человека, который может сделать то, что нам нужно. - Ассад сделал паузу в ожидании какого-то отклика, однако просчитался. - Карл, ты еще здесь?

- Здесь, черт возьми, - глухо выдавил из себя Карл, после чего последовал глубокий вдох, от которого легкие раздулись до предела.

Ой, черт, до чего же было больно, пока давление не упало!

- Кто он такой? - спросил Карл, пытаясь расслабиться.

- Нет, этого тебе не надо знать. Но этот человек большой умелец с Ближнего Востока. Я правда очень хорошо его знаю, он сумеет. Дать ему это поручение?

- Минуточку, Ассад! Минуточку, мне надо подумать.

Карл кое-как выбрался из машины и встал согнувшись, упершись руками в колени и наклонившись. Кровь снова прилила к голове. Лицо запылало, давление в груди ослабло. Ах, какое блаженство! Несмотря на висевшую вокруг вонь, воздух между живыми изгородями показался ему сладким и почти освежающим.

Затем он выпрямился, радуясь хорошему самочувствию.

- Да, Ассад, - сказал он в мобильник. - Теперь я здесь. Мы не можем сотрудничать с человеком, занимающимся изготовлением поддельных паспортов. Ты слышишь?

- Кто сказал, что он занимается изготовлением поддельных паспортов? Я этого не говорил!

- А чем же?

- Просто он хорошо умел это делать в той стране, откуда приехал. Он умеет так удалять печати, что никто ничего не заметит. Наверно, сумеет удалить и чернила. Больше тебе ничего не надо знать. Он тоже не будет знать, для чего это нужно. Он работает быстро, и это ничего не будет стоить. Он должен мне за услугу.

- Как быстро?

- Если захотим, можем получить в понедельник.

- Ну так отдай ему эту штуку, Ассад! Отдай ему.

Из трубки послышалось какое-то бормотание. Вероятно, "ладно" по-арабски.

- Карл, еще одно. Фру Сёренсен из отдела убийств наверху передает тебе, что та свидетельница по убийству велосипедиста понемногу заговорила. Я узнал, что она...

- Ассад, не надо. Это дело нас не касается. - Карл снова сел в автомобиль. - Хватит нам наших собственных.

- Фру Сёренсен не пожелала прямо сказать, но мне кажется, на третьем этаже хотят знать твое мнение. Только так, чтобы не обращаться к тебе напрямую.

- Выведай у нее, что ей об этом известно. А сам сходи в понедельник утром к Харди и все ему расскажи. Я уверен, он заинтересуется этим больше, чем я. Возьми такси, и встретимся потом в префектуре, хорошо? А сейчас ты свободен. Будь здоров, Ассад! Передай от меня привет Харди и скажи, что я зайду к нему на той неделе.

Карл прервал связь и посмотрел за окно. Там, похоже, только что побрызгала одинокая тучка, но дождя не было, он чуял это даже с закрытыми окнами. В меню значилось свинячье дерьмо a la carte [по выбору, по желанию, за отдельную плату (фр.). ], как тому и следует быть весной.

На столе Карла стоял громадный, щедро разукрашенный чайный агрегат и отчаянно кипел. Если Ассад рассчитывал, что керосиновая горелка будет только подогревать мятный чай, чтобы не остыл до прихода Карла, то ошибся в своих расчетах, потому что к этой минуте вода настолько выкипела, что у чайника уже потрескивало дно. Карл задул огонь, тяжело опустился на стул и снова почувствовал, как сдавило грудь. Известное дело: предостерегающий звоночек, потом облегчение. Потом, может быть, еще звоночек, а затем бац - и помер! Веселенькая перспектива для мужчины, которому до пенсии еще пилить и пилить.

Он взял визитку Моны Ибсен и взвесил на ладони. Двадцать минут тесного контакта с ее нежным, теплым телом - и у него наверняка прошли бы все болезни. А вот поможет ли так же хорошо близкий контакт с ее нежным, теплым взглядом - это еще вопрос.

Карл взял трубку и набрал номер. Пока он слушал гудки, в груди снова появилась тяжесть. Что это: жизнеутверждающее сердцебиение или, напротив, грозное предостережение? Поди разбери!

Когда она ответила, назвав свое имя, он еле-еле смог продохнуть.

- Карл Мёрк, - брякнул он неуклюже. - Теперь я готов исповедаться по полной программе.

- В таком случае обращайтесь в церковь Святого Петра, - сухо ответила она.

- Нет, честно. Вчера у меня, по-моему, был припадок страха. Мне нехорошо.

- Тогда в понедельник, в одиннадцать. Позвонить вам для успокоительной беседы или продержитесь выходные?

- Продержусь, - сказал он, но, кладя трубку, уверенности не чувствовал.

Часы неумолимо тикали. Оставалось менее двух часов до возвращения Мортена Холланда после дневной смены в видеомагазине.

Карл взял мобильник Мереты Люнггор с заправки и нажал кнопку включения. Загорелась надпись "Введите пинкод". Значит, батарейка еще работает. Добрый старый "Сименс" - там знают дело!

Затем он набрал 1-2-3-4 и получил в ответ сообщение об ошибке. Тогда он попробовал наоборот: 4-3-2-1 - с тем же результатом. В запасе был последний подход, после чего останется только обращаться к специалистам. Открыв дело, Карл отыскал дату рождения Мереты Люнггор. С другой стороны, она с таким же успехом могла использовать день рождения Уффе. Полистав бумаги, он нашел и эту дату. Точно так же это могла быть комбинация из обеих дат или вообще что-то совсем другое. Карл выбрал сочетание первых цифр обоих дней рождения, начав с дня рождения Уффе, и потыкал в кнопки.

Когда на экране появился улыбающийся Уффе в обнимку с Меретой, тяжесть в груди на секунду отпустила. Другой бы на месте Карла издал победный крик, но ему было не до того. Вместо этого он задрал ноги на стол.

Преодолевая затруднение, вызванное неудобной позой, он открыл список входящих и исходящих звонков за период с 15 февраля до того дня, когда Мерета Люнггор исчезла. Их было немало. За расшифровкой некоторых из этих номеров придется обращаться в архивы телефонных компаний - с тех пор телефоны у людей могли поменяться и, возможно, не один раз. Хлопот хватало, но через час он имел представление о целостной картине. В течение этого периода Мерета Люнггор общалась по телефону только с коллегами и людьми, которые возглавляли группы, представляющие те или иные интересы. Тридцать из поступивших звонков были из ее секретариата, последний из них был сделан первого марта.

Таким образом, фальшивый Даниэль Хейл звонил на ее стационарный телефон в Кристиансборге. Если вообще звонил.

Вздохнув, Карл отодвинул ногой пачку бумаг, лежавшую в центре стола. Правая нога у него так и чесалась дать пинка под зад Бёрге Баку. Если старая следовательская группа и составляла список звонков, поступавших на рабочий телефон Мереты, впоследствии он был утрачен, так как в деле ничего подобного не нашлось.

Что ж, эту работу придется в понедельник поручить Ассаду, пока сам Карл будет на лечебном сеансе у Моны Ибсен.

В магазине в Аллерёде оказался совсем неплохой выбор игрушек "Плеймобиля", скорее даже напротив, зато и цены были немалые. Уму непостижимо, как только городские обыватели еще решаются обзаводиться детишками, подумал Карл. Он выбрал самый дешевый набор из тех, в которые входило более двух фигурок: полицейскую машину с двумя полицейскими за 269 крон 75 эре - и попросил выдать чек. Ведь Мортен Холланд наверняка пойдет менять покупку, Карл даже не сомневался.

Придя домой и увидев в кухне Холланда, Карл тотчас же перед ним повинился. Вынул из пластикового пакета позаимствованные фигурки и протянул Мортену вместе с новой коробкой. Сказал, что ужасно сожалеет о своем поступке и никогда больше так не будет. Что во владения Мортена он в его отсутствие вообще больше ни ногой. И хотя он ждал, что Мортен будет недоволен, реакция его удивила. Карл никогда не видел, чтобы столь крупный, увесистый мужчина, показательный образец того, какой вред наносит излишек жиров в пище и малоподвижный образ жизни, так напрягся от злости. Оказалось, что подобное тело может прямо-таки трястись от возмущения и что для выражения своей обиды человек способен найти очень много разных слов. Пожалуй, он не просто наступил Мортену на больное место, а прямо-таки растоптал его по ламинату.

Карл с досадой взглянул на пластиковую семейку на краю кухонного стола, жалея о том, что сделанного не вернешь, и тут тяжесть в груди возникла вновь, уже в совершенно иной форме.

В пылу бурных заверений, что Карл может искать себе нового квартиросъемщика, Мортен не замечал, что у наймодателя возникли свои проблемы - пока Карл не повалился на пол в корчах. На сей раз болью в груди дело не ограничилось. Внезапно Карлу стало тесно в собственной оболочке: кожа, казалось, вот-вот лопнет, мускулы рвались от притока крови, а мышцы живота свело такой судорогой, что все кишки словно притиснуло к позвоночнику. Было не то чтобы больно, а просто невозможно дышать.

И вот уж Мортен склонился над ним и, вытаращив поросячьи глазки, спрашивал, не принести ли стакан воды.

"Стакан воды? - пронеслось у Карла в голове, между тем как ошалелый пульс вытворял что-то непотребное. - На кой черт мне вода?" Он хочет побрызгать на Карла из этого стакана, чтобы напомнить ощущения летнего дождя, или думает влить воду ему в рот сквозь стиснутые зубы, из которых сейчас вырывалось шипение сдавленных мехов?

- Да, спасибо, Мортен, - заставил он себя сказать.

Главное было, что они пошли друг другу навстречу, чтобы обрести взаимопонимание где-то на полпути в родной кухне.

Когда Карл наконец сумел подняться и был пристроен в самом просиженном углу дивана, испуг Мортена сменился прагматическими соображениями. Уж если у такого рассудительного мужчины, как Карл, извинения сопровождаются проявлениями нервного расстройства, то можно верить, что они идут от души.

- О'кей, Карл. Значит, мы договорились и поставим на этом крест, - сказал Мортен, глядя куда-то в пол.

Карл кивнул. Он готов был согласиться на что угодно ради мира в доме, чтобы как-то скоротать оставшиеся часы перед тем, как Мона Ибсен примется копаться в его внутреннем мире.

Внизу книжной полки, за книжками, у Карла были припрятаны полупустые бутылки с джином и виски, до которых еще не добрался Йеспер, чтобы широким жестом устроить своим друзьям импровизированный праздник.

Карл выпил обе почти до дна, после чего к нему пришел покой, и бесчисленные часы выходных дней, вместо того чтобы тащиться черепашьим шагом, пролетели в глубоком сне. За два дня он только три раза вставал, чтобы поискать в холодильнике остатки какой-нибудь еды. Йеспера все равно не было дома, а Мортен уехал навестить родителей в Нэстведе, поэтому удивляться странно составленному меню было некому.

Когда наступил понедельник, пришел черед Йеспера расталкивать спящего Карла:

- Ну, вставай же, что тут у тебя делается? Мне нужны деньги, чтобы купить еды, в холодильнике хоть шаром покати.

Карл посмотрел на пасынка взглядом, который отказывался воспринимать окружающее, а тем более соглашаться, что время отдыха прошло.

- Который час? - промычал он, а сам даже не сразу сообразил, какой нынче день недели.

- Карл, давай, пора, а то я вообще не знаю, на сколько опоздаю.

Карл взглянул на будильник, который Вигга из великой милости ему оставила. Сама она не считалась с тем, когда там кончается ночь.

Как-то сразу взбодрившись, он раскрыл глаза. Было десять минут одиннадцатого. Оставалось меньше пятидесяти минут до того времени, когда ему полагалось предстать перед докторскими очами Моны Ибсен.

- Вам иногда бывает трудно утром вставать? - предположила она, мельком взглянув на свои часики. - Я вижу, вы все еще плохо спите, - добавила она так, словно состояла в деловой переписке с его подушкой.

Карл злился на себя. Жаль, он не успел принять душ перед тем, как опрометью выскочить из дома.

"Надеюсь, от меня не воняет", - подумал он и чуть-чуть наклонил голову в сторону подмышки.

Мона сидела перед ним спокойная, сложив руки на коленях - белые ручки, скрещенные на черных брюках. Волосы у нее были подстрижены неровно и показались ему короче, чем в прошлый раз, брови - чернее сажи. Все вместе такое, что оробеешь.

Он рассказал о своем обмороке на полях Ларса Тюнскида, надеясь на сочувствие. Вместо этого она сразу взяла быка за рога:

- У вас такое чувство, что в перестрелке вы подвели своих товарищей?

Карл проглотил комок, забормотал что-то про пистолет, который можно было вытащить быстрее, про инстинкты, которые, видимо, ослабли за годы общения с преступниками.

- Вы чувствуете, что подвели товарищей. Я в этом убеждена. В таком случае вы будете мучиться этим, пока не признаете, что события не могли развиваться иначе.

- Все, что происходит, могло бы произойти по-другому, - сказал он.

Она словно и не слыхала:

- Вам надо знать, что Харди Хеннингсен тоже мой пациент. Поэтому я смотрю на эту ситуацию с двух сторон, и мне следовало бы заявить, что этим случаем я неправомочна заниматься. Однако, поскольку нет правил, регулирующих такие случаи, я спрашиваю вас: согласны ли вы разговаривать со мной, зная про это обстоятельство? Вы должны ясно понимать: я не могу распространяться о том, что мне рассказал Харди Хеннингсен, но, с другой стороны, и вы тоже защищены в силу моей обязанности хранить врачебную тайну.

- По мне, так нормально, - неискренне сказал Карл. Если бы не этот пушок на щеках, если бы не губы, которые так и просились, чтобы их поцеловали, он бы сейчас встал и послал ее к черту. - Но с Харди я об этом поговорю, - добавил он. - Между мной и Харди не должно быть никаких тайн, это не годится.

Она кивнула и выпрямила спину:

- Вам когда-нибудь раньше приходилось попадать в такие ситуации, когда вы чувствовали, что управлять ими не в вашей власти?

- Да.

- Когда?

- Да вот сейчас. - И он бросил на нее выразительный взгляд.

Она не обратила внимания. Хладнокровная женщина.

- Что бы вы отдали за то, чтобы Анкер и Харди оставались с вами? - спросила она и тут же подбросила еще четыре вопроса, которые наводили на Карла тоску.

При каждом вопросе она заглядывала ему в глаза и записывала ответы в блокнот. Казалось, она хочет подвести его к самому краю - словно он должен неминуемо туда свалиться, прежде чем она сможет подать ему руку помощи.

Она раньше Карла заметила, что у него потек нос. Затем, подняв взгляд, отметила у себя, что глаза у него подернулись влагой.

"Надо смотреть не мигая, иначе потекут слезы", - сказал он себе, не в силах понять, что шевельнулось в душе. Он не боялся плакать и ничего не имел против, чтобы она это увидела, и не понимал только одного - почему это должно произойти именно сейчас.

- Вы поплачьте, это ничего, - сказала она так по-житейски просто, как мать говорит переевшему младенцу, чтобы отрыгнул лишнее.

Через двадцать минут сеанс закончился, и Карл встал с чувством, что душевным стриптизом сыт по горло. У Моны Ибсен же было довольное лицо; она пожала ему руку и назначила следующий сеанс, еще раз заверив, что последствия пережитой перестрелки вполне поддаются лечению и через несколько сеансов у него все встанет на свои места.

Он кивнул, чувствуя, что в каком-то смысле ему уже лучше. Возможно, потому, что ее приятный запах заглушал его собственный, или потому, что ее рукопожатие было таким легким, ласковым и теплым.

- Свяжитесь со мной, если у вас что-нибудь накипит. Неважно, будет ли это нечто значительное или какой-то пустяк. Возможно, это сыграет важную роль в нашей дальнейшей совместной работе. Тут никогда не угадаешь наперед.

- В таком случае у меня уже есть вопрос, - сказал он, стараясь выставить на вид свои жилистые и, если верить другим, весьма сексуальные руки. Женщины их всегда раньше нахваливали.

Она заметила его позерство и впервые за все время улыбнулась. За нежными губами Моны угадывались зубки белее, чем у Лизы с третьего этажа. Редкостное зрелище в наш век, когда от красного вина и напитков с содержанием кофеина у большинства женщин зубы подернуты налетом, как дымчатое стекло.

- И о чем же?

Карл мысленно собрался. Тут уж пан или пропал!

- Вы уже заняты или нет?

Он сам испугался, как грубо это прозвучало, но было поздно.

- Да, извините. - Он потряс головой, не зная, как продолжать. - Я только хотел спросить, не согласитесь ли вы как-нибудь со мной пообедать?

Улыбка застыла у нее на губах, потом белые зубки спрятались.

- Думаю, вам нужно сперва поправиться, прежде чем пускаться в такие авантюры. И кроме того, следует более осмотрительно выбирать свои жертвы.

Повернувшись к нему спиной, она взялась за ручку двери, ведущей в коридор, а он, провожая ее глазами, чувствовал досаду, пронимающую до глубины души. Черт знает что!

- Если вы не относите себя к категории "осмотрительно выбираемых", - буркнул он ей в спину, - то просто не знаете, какое действие оказываете на лиц противоположного пола.

Она обернулась, выставила руку и указала на палец с кольцом.

- Ошибаетесь, я это очень хорошо знаю, - сказала она и, пятясь, удалилась с поля боя.

А он так и остался стоять, понурившись и осознавая, как только что отличился. Тоже мне, сыщик называется! Он сам удивлялся, как мог упустить из виду такую простую вещь.

Потом Карлу позвонили из приюта "Годхавн" и сообщили, что вышедший на пенсию воспитатель Йон Расмуссен появился на связи и завтра собирается в Копенгаген навестить сестру. Просил передать, что всегда мечтал побывать в полицейской префектуре, поэтому с удовольствием нанесет Карлу визит между десятью и половиной одиннадцатого, если это его устроит. Карл не может ему позвонить, так как этого не позволяют их правила, но может сообщить в приют, если что-то помешает их встрече.

Только положив трубку, Карл вернулся к действительности. После осечки с Моной Ибсен у него в мозгу отключилась связь между двумя полушариями, и сейчас он только начинал собирать все воедино. Итак, к нему должен зайти воспитатель из "Годхавна", уезжавший на Гран-Канарию. Наверное, лучше все-таки сначала получить от старика подтверждение, что он знал мальчика по прозвищу Атомос, прежде чем вести гостя на экскурсию по полицейской префектуре. А вообще все паршиво!

Карл вдохнул поглубже и попробовал выбросить из головы мысли о Моне Ибсен и ее кошачьих глазах. В деле Люнггор набралось множество разрозненных нитей, которые требовалось связать между собой, так что надо скорей приниматься за работу, пока его не начала терзать жалость к самому себе.

Одной из первоочередных задач было показать домработнице Хелле Андерсен в Стевнсе фотографии, которые он привез из дома Денниса Кнудсена. Вдруг ее тоже удастся залучить в префектуру, прельстив экскурсией, которую проводит вице-комиссар криминальной полиции? Только бы снова не отправляться за речку Трюггевельде!

Он позвонил домработнице по домашнему телефону и попал на супруга, который утверждал, что сидит на больничном с ужасной болью в спине, хотя голос его при этом звучал очень бодро. Он так сказал "Привет, Карл!", словно они вместе жили в бойскаутском лагере и ели кашу из одного котла.

Разговор с ним был все равно что встреча с незамужней тетушкой. Как же, как же! Он бы с удовольствием позвал Хелле, кабы она была дома. Да вот беда, она, как всегда, с утра носится по клиентам и вернется только... Ой, надо же! Вон ее машина как раз подъезжает к дому! Ну да, она наконец-то, слава богу, обзавелась новой машиной. Сразу слышно разницу между двигателем в один и три и в один и шесть. По телевизору все правильно сказали, эти "сузуки" действительно всегда оправдывают ожидания автолюбителя. "А ведь здорово бы, понимаешь, если бы можно было продать старый "опель" за хорошую цену", - продолжал лопотать старый трепач, между тем как на заднем плане уже послышался голос его жены, громко возвещавшей о своем прибытии: "Привет! О-о-оле-е-е! Ты дома? Уже сложил поленницу?"

Повезло Оле, что этого вопроса не слышит никто из социальной службы!

Кое-как отдышавшись и подойдя к телефону, Хелле Андерсен отвечала очень любезно. Карл поблагодарил ее за то, что она третьего дня была так предупредительна в разговоре с Ассадом, а затем спросил, может ли она принять по электронной почте отсканированные фотографии.

- Сейчас? - спросила она, видимо собираясь объяснить, почему это не совсем кстати: - Я тут как раз принесла пиццу. Оле любит пиццу с салатом, а она становится несимпатичной, когда зелень совсем расплывется и потонет в сырной массе.

Через двадцать минут она перезвонила, судя по голосу, дожевывая последний кусок.

- У вас уже открыта электронная почта?

- Да, - подтвердила Хелле. Она обнаружила там три новых файла.

- Откройте первый. Что вы там видите?

- Это он, тот самый Даниэль Хейл, которого мне недавно показывал на снимках твой помощник. Раньше я его никогда не видала.

- Теперь второй. Ну, что вы скажете про этого?

- Кто это такой?

- Это я у вас и спрашиваю. Его зовут Деннис Кнудсен. Вы видели его раньше? Тогда он был на несколько лет старше, чем на фотографии.

- Уж точно не в этой дурацкой шапчонке! - Ее, кажется, фотография рассмешила. - Нет, я раньше его не видела, могу сказать с уверенностью. Он похож на моего двоюродного брата Горма, только Горм вдвое толще.

Должно быть, это у них семейное.

- Ну а как насчет третьего снимка? Мерета на дворе Кристиансборга говорит с каким-то человеком. Он, правда, заснят сзади, но, может быть, вам это что-то напоминает? Одежда, волосы, осанка, рост, телосложение - что-нибудь такое?

Последовала небольшая пауза. Это обнадеживало.

- Ну, не знаю. Он же тут, как вы говорите, спиной повернулся. Но вроде я его все-таки видела. Вот только где?

- Вообще-то это вы мне должны сказать.

"Ну, давай же, Хелле, - поторапливал Карл мысленно. - Так ли уж много наберется эпизодов, с которыми это можно связать?"

- Я понимаю, вы имеете в виду мужчину, который приходил передать письмо. Я хорошо разглядела его сзади, но тогда он был совсем по-другому одет, и все не так просто. Многое совпадает, вот только я не совсем уверена.

- Тогда лучше не говори ничего, душенька, - подал голос как бы страдающий болью в спине любитель пиццы.

Ну как тут удержаться - поневоле вздохнешь!

- О'кей, - произнес Карл. - Осталась еще одна фотография, которую я хочу вам послать.

Он нажал на кнопку мыши.

- Я ее вижу, - послышалось через десять секунд из трубки.

- Скажите, что вы видите.

- Фотографию мужчины. По-моему, этот тот же человек, что на втором снимке. Деннис Кнудсен. Так ведь, кажется, его звали? Тут он еще мальчик, но его всегда узнаешь по странному выражению лица. Надо же, какие забавные щечки! Мальчишкой он ездил на карте, это точно. Смешно, но мой двоюродный брат Горм тоже занимался картингом.

"Вероятно, до того, как набрал пятьсот килограммов", - так и хотелось вставить Карлу.

- Посмотрите, пожалуйста, на другого мальчика, который стоит позади Денниса Кнудсена. Он вам никого не напоминает?

На другом конце воцарилось молчание. Даже симулянт с якобы больной спиной не открывал рта. Карл не торопил женщину. Говорят, терпение - главная добродетель сыщика. Вот и докажи это на деле!

- Даже как-то жутковато, - заговорила наконец Хелле Андерсен упавшим голосом. - Это же он! Я просто уверена, что это он.

- Тот, кто приходил в дом и передал письмо?

- Да.

Снова последовало молчание, как будто она сейчас пыталась представить себе, как изменился этот мальчик под разрушительным воздействием времени.

- Так это его вы разыскиваете? Считаете, он имеет какое-то отношение к тому, что случилось с Меретой? Мне надо его бояться?

В ее голосе звучала неподдельная озабоченность. Возможно, на каком-то этапе у нее были для этого все основания.

- Хелле, с тех пор прошло пять лет, так что вам нечего опасаться. Не волнуйтесь, пожалуйста. - В трубке послышался вздох. - Итак, вы считаете, что он и человек с письмом - одно и то же лицо. Вы совершенно в этом уверены?

- Вроде бы так. Да, я совершенно уверена. У него же такой особенный взгляд. Разве вы не заметили? Ой, как посмотрю, мне прямо не по себе.

"А это уже от пиццы", - подумал Карл, поблагодарил Хелле, положил трубку и откинулся в кресле.

Перед глазами у него на папке лежал один из снимков желтой прессы, запечатлевших Мерету Люнггор. Сейчас Карл более, чем когда-либо с тех пор, как занялся этим делом, чувствовал, что нащупал связь между жертвой и виновником преступления. Да, впервые за все это время у него появилась уверенность в том, что он на правильном пути. Образно говоря, этот Атомос, оставив позади детство, вырос в человека, способного на дьявольское злодейство. Зло, жившее в нем, столкнуло его с Меретой Люнггор. Вопрос только в том, где и каким образом. Возможно, Карл никогда не сможет на него ответить, однако он горел желанием найти этот ответ.

А женщины вроде Моны Ибсен могут спокойно носиться со своими обручальными кольцами.

Затем Карл отправил фотографии на адрес Билле Антворскоу. Не прошло и пяти минут, как в электронной почте уже лежал ответ: да, один из мальчиков на фотографии очень похож на человека, который ходил с ним в Кристиансборг, но он не стал бы с полной уверенностью утверждать, что это одно и то же лицо.

Карл остался доволен. Он был убежден, что Билле Антворскоу никогда не решится что-либо утверждать, не исследовав вопроса вдоль и поперек.

Тут опять зазвонил телефон, но оказалось, что это не Ассад и не учитель из "Годхавна", как он подумал, а не кто иной, как Вигга, что стало для Карла полной неожиданностью.

- Куда ты пропал? - обрушились на него знакомые интонации ее голоса.

Карл попробовал расшифровать, каков смысл этого обращения, но не успел, как последовала целая тирада:

- Презентация началась полчаса тому назад, и до сих пор ни единого посетителя. У нас десять бутылок вина и двадцать пакетов закусок. Если и ты не придешь, то я просто не знаю, что мне делать!

- Это у тебя в галерее, что ли?

В трубке засопели - еще немного, и она разревется.

- Я не слыхал ничего ни о какой презентации.

- Позавчера Хугин разослал пятьдесят приглашений.

Она еще раз шмыгнула носом напоследок, и на свет снова явилась настоящая Вигга:

- Ну почему никогда нельзя понадеяться на твою поддержку? Ведь ты тоже вложил в это деньги!

- Может, спросишь об этом свое ходячее привидение, то есть Хугина?

- Кого это ты назвал привидением? Хугина?

- А что, у тебя там пригрелись и другие сокровища вроде него?

- Хугин не меньше меня заинтересован, чтобы тут все сработало.

Карл и не сомневался. Где ж этому красавцу еще выставлять свои намазюканные одним пальцем картинки с рекламой нижнего белья и корявые изображения, приглашающие отведать макдоналдовских "Хеппи милз", намалеванные самой дешевой краской для заборов.

- Я просто хочу сказать, Вигга, что если даже этот Эйнштейн действительно удосужился опустить письма в субботу, то сейчас они валяются в почтовых ящиках и люди вынут их только вечером, когда придут домой с работы.

- О господи, только этого еще не хватало! - простонала Вигга.

Ну, значит, некий человек в черном сегодня будет спать на кушетке в одиночестве. Чем не повод для радости?

Сигареты в пачке целыми часами прямо-таки взывали к Карлу, приглашая уделить им внимание, но стоило ему внять призывам и сунуть одну в рот, как в дверь постучали. Посетителем оказался Таге Баггесен, вежливо поскребшийся в открытую створку.

- Да, - откликнулся Карл и выдохнул дым.

Посетитель оказался под хмельком и внес с собой запах коньяка и пива.

- Я извиняюсь, что в прошлый раз так резко прервал наш телефонный разговор. Мне надо было сперва подумать, коли все равно какие-то вещи выходят наружу.

Карл пригласил его сесть и предложил чего-нибудь выпить, но депутат фолькетинга отрицательно помахал правой рукой, одновременно левой пододвигая себе стул. Действительно, ему уже хватит!

- И о каких же вещах вы подумали? - небрежно поинтересовался Карл, будто у него и своих предметов для размышления было хоть отбавляй.

- Завтра я ухожу с моего поста в фолькетинге, - поведал Баггесен, тоскливо обводя глазами кабинет. - Прямо от вас пойду к нашему председателю. Мерета предупреждала меня, что так и будет, если я к ней не прислушаюсь, но я не прислушался. Я все равно сделал так, как ни в коем случае нельзя было делать.

Карл прищурился:

- В таком случае лучше нам объясниться начистоту, прежде чем вы пойдете публично каяться.

Государственный муж кивнул и понуро опустил голову:

- В двухтысячном и две тысячи первом году я купил акции и получил прибыль.

- Какие акции?

- Да всякую там дрянь. А затем я обзавелся новым фондовым консультантом, и тот посоветовал мне инвестировать в оружейные заводы США и Франции.

Вряд ли консультант из местного аллерёдского банка, где хранил свои деньги Карл, додумался бы посоветовать ему такой способ приумножения трудовых сбережений. Еще раз затянувшись напоследок, Карл располовинил сигарету. Да уж, как тут не понять: такая операция явно была не к лицу одному из лидеров пацифистской партии радикального центра.

- Кроме того, два из своих домов я сдавал в аренду массажным клиникам. Сначала я действительно не разобрался, а потом узнал. Они находились в Стрёбю Эгеде, поблизости от того места, где жила Мерета, там пошли разговоры. У меня тогда было много дел начато. К сожалению, я проболтался о своих деловых проектах Мерете. Я был так влюблен, а она так равнодушна ко мне! Наверное, я надеялся, что она мной как-то заинтересуется, если узнает, что я такой воротила, но, конечно, ничего подобного. - Он потер затылок. - Она же была совсем не такая.

Карл провожал глазами дымок, пока тот не рассеялся в воздухе.

- И она просила вас прекратить эти дела?

- Нет, не просила.

- А что же?

- Она сказала, что может нечаянно проговориться об этом при своей секретарше Марианне Кох. Так что смысл был понятен. Уж от нее-то это мигом стало бы известно всем. Мерета просто предостерегала меня.

- А почему вообще она заинтересовалась вашими делами?

- Да не интересовалась она! В том-то и дело, из-за того-то все и случилось. - Таге Баггесен вздохнул и подпер голову руками. - Я так долго к ней клеился, что под конец она только о том и думала, как бы меня отвадить. Ну вот она и добилась своего. Я уверен, если бы я не отвязался от нее, она бы разгласила сведения о моих делах. И я ее не укоряю. Что еще ей было делать?

- То есть вы оставили ее в покое, но зато продолжили свои коммерческие дела?

- Я разорвал контракт с массажными клиниками, акции же оставил. Продал их только спустя некоторое время после одиннадцатого сентября.

Карл кивнул. Да, на этой катастрофе многие нажились.

- Сколько же вы на этом заработали?

Баггесен поднял голову:

- Миллионов десять, не меньше.

Карл прикусил губу.

- И тогда убили Мерету, чтобы она это не разгласила?

Депутат фолькетинга так и подскочил на месте, и Карл снова увидел на его лице то же выражение, которое уже замечал в прошлый раз.

- Нет, нет! С какой стати мне было ее убивать? Ведь в моих делах не было ничего противозаконного. Подумаешь, великое дело! Все так поступали.

- Тогда вам не удалось бы уйти из фолькетинга по собственному желанию, вас бы просто выгнали.

Взгляд Баггесена растерянно заметался, потом остановился на списке подозреваемых на стене, среди которых были и его собственные инициалы.

- Спокойно можете их вычеркнуть, - сказал он и поднялся со стула.

Ассад явился на работу только около трех часов дня - значительно позже, чем можно было ожидать от человека при такой скромной должности и шатком положении. Карл на секунду задумался о пользе начальственного внушения, но сияющая физиономия помощника и написанный на ней энтузиазм перевесили, и Карл отказался от мысли нанести исподтишка такой удар.

- И где ж ты столько времени пропадал? - спросил он только, показывая на часы.

- Тебе привет от Харди. Ты же сам меня послал к нему.

- Ты что, сидел у Харди семь часов? - Карл снова показал на часы.

Ассад потряс головой:

- Я рассказал ему все, что узнал об убийстве велосипедиста. И знаешь, что он сказал?

- Он, наверное, сказал тебе, кто убийца.

Ассад обратил на начальника потрясенный взгляд:

- Ну ты и правда знаешь его очень хорошо! Да, так и было.

- Имя он все-таки вряд ли назвал?

- Имя? Нет. Но он сказал, что надо искать человека, который играл значительную роль в жизни детей. Что это, вероятно, или учитель, или воспитатель из внешкольного учреждения - кто-то, от кого они сильно зависят. Бывший муж свидетельницы, или врач, или кто-нибудь, кого дети очень уважают. Учитель верховой езды или что-нибудь вроде. Но это должен быть кто-то, кто имел дело с обоими детьми. Я сразу сообщил об этом на третьем этаже.

- Вот как! - Карл поморщился. Надо же, как гладко он вдруг начал излагать! - Представляю себе, в какой неизъяснимый восторг это привело Бака.

- Неизъяснимый, - повторил Ассад новое слово. - Может быть. Какое при этом у человека бывает лицо?

Карл пожал плечами. Перед ним был прежний Ассад.

- А что ты еще делал?

Брови сирийца зашевелились, и Карл понял: у того припасено еще что-то.

- Смотри, что у меня тут.

Вытащив из пакета для вещественных доказательств потертый еженедельник Мереты, он выложил его перед Карлом.

- Вот гляди сам: разве не здорово?

Карл раскрыл телефонную книжку на букву X. Ничего не скажешь - классно сработано. Там, где раньше была густо замазанная строчка, сейчас отчетливо проступила слегка выцветшая запись: Даниэль Хейл 257720560. Просто сногсшибательно! Еще сногсшибательнее была та скорость, с какой его пальцы забегали по клавиатуре, чтобы проверить номер в телефонном регистре.

Можно было, конечно, просто набрать этот номер. Но это, скорее всего, будет напрасный труд.

- Там указано, что номер не существует. Позвони Лизе и попроси ее немедленно проверить. Скажи, что, возможно, он пятилетней давности. Мы не знаем, у какого он был оператора, но она сумеет это выяснить, я уверен. Поспеши, Ассад, - закончил Карл и похлопал своего помощника по твердокаменному плечу.

Закурив сигарету, Карл начал подводить итоги.

Мерета Люнггор встретила фальшивого Даниэля Хейла в Кристиансборге и, возможно, пофлиртовала с ним, а через несколько дней бросила. То, с какой тщательностью она вымарала его номер, было необычным и даже походило на некий ритуал. Какова бы ни была причина ее поступка, но встреча с так называемым Даниэлем Хейлом стала в жизни Мереты выдающимся событием.

Карл попытался представить себе эту женщину. Красавицу политика, у которой, казалось бы, вся жизнь впереди, и вдруг неудачная встреча с неподходящим человеком. С обманщиком, строившим темные замыслы. Многие связывают его с мальчиком по прозвищу Атомос. Домработница из Маглебю считала, что этот мальчик и человек, доставивший письмо со словами "Удачной поездки в Берлин!", по-видимому, одно и то же лицо. А согласно показаниям Билле Антворскоу, Атомос впоследствии выдавал себя за Даниэля Хейла. Тот же мальчик, который, как утверждала сестра Денниса Кнудсена, имел большое влияние на ее брата в детстве и, судя по всему, много лет спустя подговорил Денниса совершить столкновение с автомобилем настоящего Даниэля Хейла, что привело к смерти последнего. Очень запутанно, но в то же время логично.

Между тем набралось довольно много косвенных улик: например, странная смерть Денниса Кнудсена вскоре после аварии. Сюда же относится бурная реакция Уффе на совсем старую фотографию Атомоса, который, по всей видимости, встретился по прошествии лет с Меретой под именем Даниэля Хейла. И чтобы устроить эту встречу, он предпринял много усилий.

И наконец, исчезновение Мереты Люнггор.

Карл почувствовал первые признаки начинающейся изжоги; появилось даже желание выпить глоток варева, приготовленного Ассадом.

Карл терпеть не мог ждать. Ну почему, черт возьми, нельзя поговорить с этим, будь он неладен, воспитателем из "Годхавна" прямо здесь и сейчас? Должно же у мальчика Атомоса быть имя и персональный номер! Что-то такое, что сохранилось за ним по сей день. Только и требовалось это узнать, но безотлагательно!

Карл загасил сигарету, сорвал старые листки, относящиеся к расследованию, и пробежал глазами.

Подозреваемые: Уффе. Неизвестный почтальон. Письмо о Берлине. Мужчина/женщина из кафе "Банкрот". Коллеги из Кристиансборга. Убийство с ограблением после разбойного нападения. Сколько денег в сумочке? Нападение по сексуальным мотивам.

На другом листе Карл когда-то написал:

Проверить: Служащая социального ведомства в Стевнсе. Телеграмма. Секретарши в Кристиансборге. Свидетели на шлезвиг-гольштейнском пароме. Приемная семья после аварии / старые друзья по университету. Имела ли по натуре склонность к депрессии? Была ли беременна? Влюблена?

Возле пункта "неизвестный почтальон" он приписал в кавычках "Атомос в роли Даниэля Хейла". Затем вычеркнул инициалы Таге Баггесена, а внизу второго листка - вопрос о беременности.

Кроме пункта три на первом листке еще оставались пункты пять и шесть. Даже небольшая сумма могла оказаться соблазнительной для больных мозгов грабителя, в то время как пункт шесть, в котором речь шла о сексуальном мотиве преступления, уже утратил актуальность ввиду открывшихся условий и временных рамок, связанных с пребыванием на пароме.

Что касается пунктов, перечисленных на втором листке, по-прежнему отсутствовали свидетели, бывшие на пароме, приемная семья и товарищи по университету. Отчеты не вносили в этот вопрос никакой ясности, остальное же сейчас отпало за ненадобностью. Здесь определенно не было речи о самоубийстве.

"Нет, с этими записками я не продвинусь вперед ни на шаг", - подумал Карл, посмотрел на них еще раз и выбросил в корзину для бумаг. Что-то же надо в нее кинуть!

Потом он взял телефонный список Мереты и поднес к самым глазам. Работа, произведенная по инициативе Ассада, действительно была выполнена чертовски хорошо! Пятно пасты поверх надписи исчезло без следа. Просто невероятно!

- Расскажешь мне, кто над этим поработал, - крикнул он Ассаду через коридор, но тот жестом остановил его.

Тут Карл увидел, что его помощник слушает и кивает, прижав к уху трубку. Вид у него был мало сказать, что не оживленный, а даже напротив. Очевидно, найти абонента по старому мобильному номеру из записной книжки и впрямь было непростой задачей.

- В мобильнике была сим-карта? - поинтересовался Карл, когда Ассад вошел со своей запиской и с укоризненным видом помахал ею, разгоняя дым.

- Да. - Ассад протянул ему листок. - Мобильник был записан на семиклассницу, которая ходила в школу в Греве. Она подавала заявление о том, что телефон украли у нее восемнадцатого февраля две тысячи второго года из кармана пальто, которое висело за дверью классной комнаты. Заявление о пропаже было сделано не сразу, а спустя несколько дней, и никто не знает, кто украл телефон.

Карл кивнул. Итак, абонент известен, но неизвестно, кто украл мобильник и затем им воспользовался. Все совпадало. Теперь он был уверен в том, что события связаны. Исчезновение Мереты Люнггор было не случайным. Этот человек познакомился с ней, как говорится, под надуманным предлогом и запустил цепочку событий, в результате которой красавица депутат фолькетинга бесследно исчезла. С тех пор прошло более пяти лет. Естественно, Карл предполагал самое худшее.

- Лиза спрашивает, нужно ли дальше продолжать в этом направлении? - спросил Ассад.

- В каком?

- Надо ли ей запрашивать данные о разговорах, которые велись со старого телефона в конторе Мереты Люнггор с этим номером? - Ассад указал на записку, где рядом с номером 257720560 значились аккуратно выписанные печатными буквами имя и адрес девочки - Санна Йонссон, Тверсагер, 90, Греве Странд. Оказывается, Ассад умеет писать вполне разборчиво.

Карл только покачал головой, коря свою забывчивость. И как он мог упустить из виду, что нужно сравнить списки телефонных разговоров? Пора обзаводиться записной книжкой, пока его окончательно не одолела болезнь Альцгеймера!

- Ну конечно же! - начальственным тоном спокойно ответил он.

Таким путем, возможно, получится установить последовательность телефонных переговоров, которая покажет, как завязывались и развивались отношения между Меретой Люнггор и фальшивым Даниэлем Хейлом.

- Но знаешь что, Карл, на это уйдет несколько дней. У Лизы сейчас нет времени, и она говорит, что это будет довольно трудно, поскольку с тех пор прошло много времени. Едва ли вообще что-то выйдет. - Ассад выглядел печальным.

- Давай уж скажи, кто у тебя есть, чтобы классно выполнить такую работу, - подбодрил Карл, взвешивая на ладони еженедельник Мереты.

Но Ассад заупрямился. Карл только было хотел разъяснить ему, что не стоит напускать на себя таинственность, ибо это отнюдь не способствует сохранению рабочего места, как вдруг зазвонил телефон.

Звонил заведующий "Эгелю". Из трубки Карла обдала волна возмущения:

- Хочу сообщить вам, что Уффе Люнггор покинул наше заведение вскоре после безумной выходки, которую вы позволили себе с ним в пятницу. Мы не знаем, где он сейчас. Полиция в Фредерикссунде оповещена о происшествии, но если с ним случилось что-то серьезное, то я позабочусь о том, чтобы ваша, Карл Мёрк, карьера отныне была навсегда испорчена.

С этими словами он бросил трубку, оставив Карла Мёрка в звенящей пустоте.

Две минуты спустя сверху позвонил начальник отдела убийств и попросил зайти к нему в кабинет. Уснащать свою речь грозными выражениями ему не потребовалось, Карл достаточно хорошо разбирался в интонациях шефа.

Раз уж надо идти наверх, то отчего не сходить сейчас - не все ли равно когда!