Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Литературное чтиво

  Все выпуски  

Аркадий Крупняков "Амазонки"



 Литературное чтиво
 
 Выпуск No 65 (932) от 2014-08-28

Рассылка 'Литературное чтиво'

 
   Аркадий Крупняков "Амазонки"

Крупняков
Скачать книгу

В приключенческом романе "Амазонки" (первом в трилогии) автор повествует о государстве амазонок — легендарных женщин–воительниц — в период его распада, государстве, замкнутом в себе и агрессивном для внешних пределов, раздираемом внутренней борьбой за абсолютную власть. Идея романа: общество, основанное на жестокости и человеконенавистничестве, обречено на гибель.



 Сегодня в выпуске
 Плен
 Море
 Поход на Меотиду
 
 Анонс




   Плен

Черные столбы дыма взметнулись в утреннее небо. Плач и стенания разносятся над скорбной долиной Белькарнаса.

Костры, костры, костры!

Блюдя старинный обычай, торнейцы за ночь собрали тела павших воинов, а утром зажгли погребальные огни. На сухие смолистые поленья, по три ряда, крест-накрест, сложили убитых. Запылало черное трескучее пламя, дым непроглядной пеленой застлал поднебесную синеву.

Отдавая последние почести павшим, воины трижды объезжают вокруг костров, затем спешиваются и делают еще по три круга. Протяжно и скорбно звучат боевые трубы, горестные вопли раздаются вокруг, слезы воинов орошают боевые доспехи.

Пламя разгорается все сильнее и сильнее, мечут торнейцы в пасти костров доспехи погибших соратников: копья, щиты и мечи, несчастливые в битве. Туда же летит оружие врагов, конская сбруя, сломанные оси и колеса, дышла и кузова колесниц…

Пламенем частых костров озарено просторное поле на другом берегу Белькарнаса. Там погребают амазонок Лота, Беата и Годейра. У самой воды на огромном царском щите лежит Кадмея. Царица сидит у ног дочери, склонившись к ее телу. Голова покрыта черным пеплосом. Царица не плачет, лицо ее окаменело. Пусть вопят около погибших мужчины, женщины Фермоскиры провожают в черное царство Аида своих дочерей молча.

Тишина на этом берегу, только трещат погребальные огни, пожирая тела амазонок. Исчезла в пламени, превратилась в золу и пепел кодомарха Антогора. Лота и Беата подходят к царице, поднимают щит с телом Кадмеи, несут на костер. С опущенной головой идет за дочерью Годейра. Взлетает над огнем сноп искр, языки пламени жадно обнимают скорбный щит, скрывают Кадмею в вихрях дыма. Царица разжимает сухие, потрескавшиеся губы и что-то шепчет. Только Беата, что стоит рядом с ней, слышит последние слова:

- Там, за водами Стикса… мы встретимся скоро. Я приду к тебе… Кадмея.

Горят костры на обоих берегах Белькарнаса, и полнится скорбью долина. Воины и воительницы погребают павших в бою…

 

Ожил, наполнился народом город. Вошли в него торнейцы, заняли лучшие дома, готовятся к тризне. Тифис, как и прежде, живет во дворце царицы. С ним вместе кормчий Диомед и клевест Гелиодор. На тризну во дворец приглашены все кибернеты и союзницы Тифиса - Лота, Беата, Мелета и царица.

Пленные -храмовые амазонки розданы воинам Тифиса. Они могут делать с ними что угодно. Только одно запрещено- убивать. Их можно превратить в наложниц, в служанок, в рабынь. Каждый воин отвечает за пленниц - не дай бог, если они убегут.

Сначала тризна, как и заведено издавна, началась поминовением погибших в битве. Первые чаши выпили за Лепсия. Он один из кибернетов пал на поле боя. Потом помянули рядовых воинов. Когда заговорили о Кадмее, Тифис поднялся и, обращаясь к Годейре, сказал:

- Все мы, и я более других, скорбим о твоей дочери. Видно, не суждено ей было стать царицей Олинфа и моей женой. Все мы во власти богов, но я верен своему слову и ничего не изменю в нашем договоре. Я, Тифис, царь Олинфа, оставляю тебя, благородная Годейра, моей наместницей в Фермоскире. Не позднее чем завтра я объявлю об этом на агоре.

- Благодарю тебя, доблестный царь Олинфа, - тихо произнесла Годейра. - А сейчас позволь мне удалиться. Я хочу побыть наедине со своим горем.

Вслед за царицей, сославшись на усталость, вышли Беата, Лота, Мелета и Гелона. Тифис не задержал их. Он только приказал Гелиодору следить за женщинами. Клевест молча выпил большой ритон вина и вышел, недовольный. Царь всегда отсылал его в самый разгар пира.

Как это часто бывает на тризнах, после обильного возлияния люди забывают об умерших. Кибернеты, захмелев, стали наперебой восхвалять Тифиса. Опьяненному успехами и вином легко назвать себя гениальным стратегом, покорителем непобедимых амазонок, обладателем обширных земель и несметных богатств. Тифис смутно представлял, как он распорядится Фермоскирой, но уже считал себя повелителем чуть ли не всей Эвксинии.

Диомед сидел мрачный, он не разделял радостного состояния Тифиса. Торнейцы потеряли чуть ли не тысячу воинов. Правда, половина из них - раненые. Амазонки не наносят легких ран - теперь на руках Диомеда полтысячи калек, которых нельзя никуда везти. О продолжении похода нечего и думать, а здесь добыча мизерна. Сокровища Фермоскиры надежно спрятаны, а удержать земли, которые Тифис считает своими, трудно. Амазонки царицы не разоружены, и это более всего омрачает Диомеда. Если поверить Годейре и уйти восвояси - она уничтожит раненых воинов, объявит себя неподвластной, и тогда нынешняя победа обернется поражением. Настоящий царь Олинфа снесет Диомеду голову. Если оставить здесь половину воинов - смогут ли они противостоять амазонкам Годейры? Недаром царица ушла с тризны- неизвестно, что у нее на уме. Если остаться здесь надолго всем? Нет, нет, через месяц воины превратятся в пьяных бродяг, и тогда всему конец…

В зале появился Гелиодор. Он подошел к Тифису, прошептал что-то на ухо.

- Эоа, друзья! -воскликнул главный кибернег, -мы совсем забыли, что у нас в подвале сидит эта старая ведьма Атосса и ее красавица дочь. Они просят меня навестить их. Кто со мной?

Кибернеты все как один встали и направились за Тифисом. Пошел за ними и Диомед. Оставлять пьяного царевича без опеки не следовало.

Атоссу и Агнессу заперли в той же темнице, где когда-то содержали Мелету. Кибернеты всей гурьбой вошли во двор храма, Тифис приказал вывести узницу на волю.

Агнесса была почти обнажена. Только рваная, окровавленная набедренная повязка еле-еле прикрывала ее сокровенные места. Мать опиралась на плечо Агнессы, рана на груди туго стянута светлой тканью, и только красное пятно темнеет посредине.

Тифис глянул на Агнессу и сразу стал трезвее. Такой стройной, красивой девушки он не встречал в своей жизни. Светлые, густые волнистые волосы падали ей на плечи и прикрывали правую половину груди. Левый упругий сосок умышленно оставлен открытым. Крупные, широко расставленные глаза из-под длинных ресниц смотрят на Тифиса вызывающе, брови, как крылья чайки, взметнулись над ними. Мраморные богини в храмах Олинфа, которых считали образцом красоты и изящества, бледнели в сравнении с красотой Агнессы. Девушка облизала пересохшие губы и спросила смело:

- Кто из вас царь Олинфа? Тифис выступил на шаг вперед.

- Ты? Я не верю-царь Олинфа не может быть трусом. Он покорил Фермоскиру.

- Почему ты решила, что я… трус? -смелость девушки обескуражила Тифиса. Он оперся рукой на рукоятку меча, выпятил грудь.

- Если ты боишься старой, раненой женщины и безоружной девушки, если ты пришел к ним в охранении толпы воинов, значит… Нет, ты не царь Олинфа.

- Это мои кибернеты… Они скажут…

- Свора пьяных мужчин! Они выдадут за царя любого бродягу… Я прошу, пошлите к нам царя. Мы хотим поговорить с ним по важному делу.

- Кибернеты, отойдите! -приказал Тифис.

- Нет-нет. Пока я не уверюсь, что ты царь…

- Чем я могу доказать тебе это?!

- Только мечом. Давай сразимся, и я узнаю, царь ты или нет!

- Ох-хо-хо! -враз воскликнули кибернеты.

- Ты стоишь в нерешительности. Ты боишься?

- Аркадос, дай ей свой меч!

Кибернет, не сходя с места, вынул меч, бросил его девушке.

Агнесса поймала его на лету одной рукой, оставила мать у стены, пошла навстречу Тифису.

Начался невиданный поединок. Девушка отлично владела мечом, и с первых ударов стало ясно, что Тифису несдобровать. Кибернеты на всякий случай подошли поближе, но Агнесса дала им понять, что она и не думает убивать противника. Девушка искусно отражала неуверенные удары Тифиса, но сама не пыталась поразить его. Улучив удобный момент, она нанесла быстрый, как молния, боковой удар, выбила меч из рук царя, наступила на него ногой и сказала насмешливо:

- Теперь я верю: ты царь Олинфа, -и кинула меч Аркадосу.

- Ты богиня! -восхищенно произнес Тифис и, увидев улыбающегося и довольного Диомеда, приказал: -Женщин одеть и привести во дворец. Я хочу говорить с ними.

Спустя час Атоссу и ее дочь привели к Тифису. Кибернеты разошлись по своим местам, только Диомед остался в зале.

- Вас, конечно, не покормили за это время? -спросил Тифис.

- Нас мучит жажда, -ответила Атосса.

- Садитесь к столу и угощайтесь. Мы подождем.

Пока женщины ели, Тифис неотрывно глядел на Агнессу. И Атоссе, и старому Диомеду было ясно: беспощадная-невидимая стрела Эроса, бога любви, поразила сердце молодого царя Олинфа.

- Право, я не знал, что у тебя такая дочь, -начал говорить Тифис, когда заметил, что женщины насытились. -О тебе, Атосса, я слышал от царицы, а о ней…

- Ты многого не знаешь, царь Олинфа. Вот ты воскликнул недавно, что она - богиня. Ты не ошибся. Агнесса-богорожденная. Спроси-вся Фермоскира подтвердит тебе это.

- Я верю вам!

- Жрица храма Ипполиты не выходит на агапевессу, ты, наверное, слышал это. Но однажды бог Арес посетил меня в сновидении, и я зачала Агнессу. Но не об этом я хотела бы говорить с тобой. И с глазу на глаз.

- То, что можно сказать мне, можно сказать и Диомеду. - От него у меня нет тайн.

- Хорошо, если так. Я хочу спросить тебя, царь Олинфа: что ты намерен делать с поверженной Фермоскирой?

- Я дал слово царице Годейре. Она останется здесь моей наместницей.

- А ты уведешь свои корабли в Олинф?

- Да.

- Тогда позволь спросить: зачем ты приезжал сюда?

- Отныне Фермоскира станет колонией Олинфа!

- Много ли воинов оставишь ты здесь?

- Немного. Может быть, ты не знаешь, но мои воины одновременно и гребцы. А обратный путь-путь против ветра. На паруса я надеяться не могу.

- Хочешь, я скажу, что произойдет, как только триеры скроются за поворотом реки? Годейра прирежет твоих мореходов, которых ты здесь оставишь. Всех до одного.

- Она не сделает этого. Я возьму с нее клятву…

- Я думала, ты умнее. Предавшая Фермоскиру предаст и тебя.

- Я тоже так мыслю, -заметил Диомед.

- Что же делать? Посоветуй.

- Может быть, оставить тебя, Атосса? - спросил старый кормчий.

- И ты думаешь, я не нарушу клятву? - Атосса глянула на Диомеда насмешливо. - Я сделаю то же самое, что сделает Годейра. Я такая же ареянка, как и она. Запомните: пока у амазонки в руках оружие - она никому не подвластна.

- Ценю твою откровенность, Атосса.

- Спасибо. Оцени и то, что я тебе посоветую. Сегодня же прикажи схватить Годейру, Беату и Гелону. Завтра будет поздно. Наместницей сделай полемарху Лоту.

- Но она тоже амазонка!

- И еще какая, -заметил Диомед. -Я видел ее в бою.

- Но вы забыли: разве не она привела вас в Фермоскиру? Почему восставшие рабыни поставили ее над собой?

- Об этом мы не задумывались.

- Лота много лет жила вне Фермоскиры. Где-то в горах у нее остался муж - отец Мелеты. Там же их сын. Она повела на Фермоскиру горцев и рабынь потому, что хотела спокойствия для жителей Кавказа. И ради этого она останется, и не будет у вас вернее наместницы. Если Годейра мечтает о возрождении Фермоскиры, то Лота сделает все, чтобы мощь амазонок не поднялась больше никогда. Она приведет на эти земли горцев и сделает их верными вашими данниками. Мало того, пока не разошлись по домам послушные ей повстанцы (они уже начали переправляться на тот берег Фермодонта), она поможет вам разоружить царских воительниц. Когда-то она была полемархой, и ей наездницы верт.

- Если бы так, -Диомед вздохнул.

- Слушай дальше, царь Олинфа. Ты высадишь всех своих воинов на берег и оставишь их здесь. А на их место в трюмы триер посадишь амазонок. Самых лучших, отборных. И прикуешь каждую цепь к веслу. Такие цепи у нас есть. Мы ими приковывали строптивых рабынь. Наши амазонки выносливее твоих мужчин, они дотянут триеры куда тебе будет нужно. А на родине ты продашь их. Вавилонские купцы ценят амазонок на вес золота. Ты, я думаю, знаешь об этом. Великую славу и богатство привезешь ты на берега Халкидики.

- А что хочешь за этот мудрый совет ты? -спросил Диомед. - Я хотел бы понять, чего ты добьешься при этом?

- У молодого царя Олинфа есть нечто такое, за что я готова отдать не только себя и свою дочь, но и все сокровища храма. А сокровища эти велики.

- Назови! -блеснув глазами, воскликнул Тифис.

- Твое сердце!

- Зачем оно тебе?

- Не мне-дочери. Неужели ты не видишь, она любит тебя. Скажи ему, Агнесса.

- Еще вчера, на холме, я увидела тебя, царь Тифис, и со мной что-то произошло. Должна признаться, я умышленно вызвала тебя на поединок…

- Чтобы унизить?

- О, нет! Я верна обычаям амазрррк, а дочь Фермоскиры может полюбить только того, кто повержен ею в бою. Ты теперь мой, и тебе не уйти от судьбы.

- Я благодарю богов за это счастье! -воскликнул Тифис. -Скажи, что я должен сделать сейчас?

- Разве ты не слышал? -сказала Атосса. Прикажи схватить Годейру и Беату. Зови сюда Лоту и Мелету.

- Делай, Диомед!

 

Окончив тризну, женщины разошлись по домам. То, что сказал за столом Тифис, заставило их призадуматься. Царица пошла в комнату Кадмеи. Она действительно хотела остаться наедине. Нужно было выплакать все свое горе. Годейра не знала, что она будет думать о Фермос-кире завтра, но сегодня судьба города, как и своя судьба, были безразличны ей.

Беата поспешила к матери. Ей хотелось поделиться с нею новостью и посоветоваться. До тризны они решили, что властвовать в городе будут торнейцы, и нужно было завоевать расположение кого-нибудь из них. Но если у власти останется Годейра, то, может быть, все пойдет по-старому.

Лота и Мелета, наоборот, шли домой обеспокоенные. О, они хорошо знали Годейру. Оставшись наместницей, она немедленно возродит старые порядки. Амазонки не способны ни к какому труду, и жить без рабынь они не смогут. Начнутся набеги еще более хищные и яростные. Снова застонут горы от грабежей, убийств.

Дома их ждали Ферида, Чокея, Хети и Арам. Когда Лота рассказала им о намерении Тифиса, первым возмутился Арам:

- Этот сосунок либо дурак, либо трус!

- Не горячись, Арам, -спокойно заметила Ферида. - Я понимаю царя Олинфа. Он не может остаться здесь. Почти все его воины-наемные люди. Они пошли с ним, чтобы поживиться в грабежах. А жить они тут не будут. Их ждут семьи. Разоружить наездниц царицы он тоже не может: для этого надо начинать вторую битву, а он и так потерял немало своих. Он увяз в Фермоскире, и Годейра для него-камень, на который он и хочет опереться, чтобы вытянуть, ноги из грязи.

- Он же с нами пошел на Фермоскиру! Почему он опирается не на нас, а на Годейру? -сказала Чокея.

- Потому, что он царь. А когда цари опирались на рабов? Вам обеим нужно пойти к нему и сказать все, что вы об этом думаете. Завтра утром…

- Сейчас же! - Чокея сразу стала собираться. - Завтра будет поздно. Мои рабыни расходятся по домам.

Она уже стояла на пороге, когда в дом вошел клевест Гелиодор. Он поклонился и учтиво сказал:

- Царь Олинфа просит полемарху Лоту посетить его по очень важному делу сейчас же. Он ждет.

На следующий день открыли ворота города, и в Фермоскиру вошли рабыни. Они заполнили все улицы, дворы, площади. Вооруженные чем попало: кто мечом, кто пикой, кто луком и колчаном стрел, а кто и просто дубиной, они толпами шли и шли через главные ворота, и казалось, никогда им не будет конца.

Амазонки смотрели на них с тревогой, но не удивлялись. В последнее время они разучились удивляться. Кто враг, кто друг-трудно понять. Была над царскими воительницами Беата, сама царица, потом Антогора, и уже совсем невиданное дело-впереди них шла сама Священная. В бою у Белькарнаса водила их в схватки Кадмея, потом они встали под руку Лоты.

И поэтому, когда по сотенным конюшням пронесли приказ Лоты явиться всем на агору пешком и без оружия, ему никто не удивился. Оставив дежурных у лошадей, сотенные повели воительниц на площадь к храму.

Дело это было привычным, сюда выходили приносить жертвы богам, послушать назидательный суд или важное решение Совета Шести. У каждой сотни было привычное место, и они вставали в давно определенном порядке. Раньше на агоре всегда было тесно, нынче простору больше. Немало полегло в битве у Белькарнаса, а храмовые амазонки на агору придти не могли.

Как только на площадь вошла последняя сотня, все шесть улиц, выходящих на нее, заполнили женщины Чокеи и воины торнейцы. Сначала амазонки заподозрили в этом что-то неладное, но когда под портик храма вышли Атосса, Лота, Агнесса и Тифис, площадь затихла.

На Атоссе, как и прежде, священный пеплос и венец храма. В торжественных одеждах Лота. Агнесса в белом как снег дорийском хитоне, с венком алых роз на голове. Тифис взял Агнессу за руку, спустился по лестнице на площадку.

- Женщины Фермоскиры! Я позвал вас к святому храму, чтобы сказать: отныне богоданная Агнесса - моя жена и царица Фермоскиры. Сегодня мы покидаем наш город, чтобы вернуться к вам после свадьбы в Олинфе. Нашей наместницей остается здесь полемарха Лота, отныне она будет управлять городом, подданным Олинфу. Я хочу, чтобы вы достойно проводили свою царицу. Корабли мои стоят наготове, ветром надуты их паруса, и вы подниметесь на палубы триер, чтобы сопровождать богоданную до Леагр. Там вы проститесь с нею и вернетесь в город. Благослови нас, священная Атосса, в далекий и трудный путь.

Тифис повернулся к храму, вместе с Агнессой встал на колени.

Атосса подошла к ним, накрыла головы молодых полой священного пеплоса, пожелала им счастливой жизни и удачного пути.

Подвели лошадей, Тифис и Агнесса двинулись на улицу, ведущую к пристани. За ними пошли Атосса, Лота, к ним присоединились Диомед и Гелиодор, Чокея и Мелета. Вслед процессии стали вытягиваться пешие сотни.

Вся улица до самой пристани заполнена народом. По краям сплошной стеной стоят вооруженные торнейцы, за ними рабыни и метеки.

Медленно идут амазонки, мысленно прощаясь с родным городом, -теперь им стало понятно, что их обманули и ведут в плен. Угрюмые лица, грустные взгляды, опущенные плечи; настал, горделивая Фермоскира, твой последний час.

На пристани, у трапов, клевесты. Они отсчитывают амазонок и ведут их на триеры, в трюм. Там у весел бронзовые цепи с наручниками, так хорошо знакомые воительницам. Обнимает правую руку металлический браслет, щелкает пружинка замка - вот ты и раба. Мало кто из амазонок ропщет и стонет. Все идет как надо: ты, заковавшая сотни рабынь в цепи, можешь ли жаловаться богам, если заковали тебя?

Тифис доволен и весел. Он привезет в Олинф полные трюмы живого драгоценного товара. Выкопаны и доставлены из Восточной крепости сокровища храма. На тридцати лошадях привезли их и загрузили в трюмы флагманской триеры. Собрали все оружие амазонок - оно также сложено в трюмы кораблей. Это сделать посоветовала Атосса. Мало ли что может случиться в пути? Тифис берет на каждую триеру всего по десять воинов. Вдруг придется где-то драться? Храмовые амазонки тоже прикованы к веслам; они преданы Атоссе, и им можно будет доверить оружие, чтобы защитить корабли в пути. Их, как самых надежных, поместили на триере Тифиса, где будут находиться Атосса и молодая царица Олинфа - Агнесса. Годейру, Беату, Гелону, Лаэрту приковали в разных кораблях.

На вывоз выбирали самых сильных и красивых женщин. Всех амазонок корабли принять не могли, оставшихся поручили Лоте.

 

Теперь, когда царица и амазонки прикованы к веслам и надежно охраняются, теперь, когда все складывается удачно, -можно погулять. Все дни, начиная с торнейской гавани, Тифис нес на себе груз забот. Теперь этот груз сброшен. Царь Олинфа и Фермоскиры пригласил всех кибернетов, кормчих на пир во дворец. На кораблях остались клевесты. Гелиодор снова не попал на пир. Когда загружались триеры, царь гонял его во все концы города, а как пришло время гулять, Гелиодора забыли. А ведь его отец тоже когда-то был царем…

Четверо суток Тифис праздновал победу. Он пил, гулял день и ночь. Диомеда выгонял, если он начинал докучать упреками. Атосса посоветовала махнуть рукой на царя-пусть гуляют молодые. Она ходила с Диомедом по городу, помогала Лоте навести порядок. Снова водрузили статую богини в наос храма. Одели на ее бедра алмазный пояс. Снова развесили оружие, добытое в боях, на стенах храма. Лота сначала усомнилась в этом, но Атосса убедила ее, что человек без веры жить не может. Пока город не найдет себе иного бога-покровителя, надо поклоняться Ипполите.

Арам и Хети ускакали на пасеку-они должны возвратиться в город с Ликопом. Атосса (и Диомед согласился с нею) посоветовала Тифису и Лоте разрешить воинам, если они пожелают, брать в жены оставшихся амазонок и выделять им поместья. Бывшим рабыням, если они захотят, давать жилье на землях басилейи. Пусть они вольными женщинами трудятся на благо Фермоскиры. Если просторы государства. опустеют, оно мало будет стоить. Нужно снова возродить стада, расплодить конские табуны, пахать землю, растить хлеб, виноград, плоды. Многим бывшим рабыням некуда уходить, их селения разграблены, мужчины убиты. Пусть ищут себе мужей, оседают вольными на землях Фермоскиры, платят налоги, как это делается в иных местах.

Воины, которые здесь остаются на время, пусть становятся жителями басилейи. Наверное, не от легкой жизни они нанялись в поход-дома теснота, безземелье и нужда. А здесь обильные земли, простор. Пусть живут и работают на благо Олинфа.

Диомед ничего не мог возразить Атоссе - она была права. Он и не подозревал, какую коварную ловушку она ему готовит.

На пятые сутки Диомед собрал кибернетов и вытянул полухмельного Тифиса на совет. Все, кроме Диомеда, были сильно навеселе и дружно восхваляли храброго и мудрого стратега.

Тифис недовольно поглядел на Диомеда и спросил:

- Ты почему не пьян, старый кувшин? Ты не рад моей победе? Все славят меня, а ты нахохлился, как ворон.

- Все гуляют, но кому-то надо думать о том, чтобы победа не обернулась поражением. Мы сильно рискуем, кибернеты. Десять воинов на триеру - не мало ли это? Я не совсем доверяю Атоссе. Ее ум велик, но столь же велики ее хитрость и коварство.

- Она мать царицы Олинфа! Не забывайся, Диомед!

- Здесь мы одни, Тифис, и я хочу тебе напомнить: царь Олинфа в Халкидике. Я не знаю, что скажет твой отец, когда узнает, что ты оставил здесь три тысячи воинов. А если они погибнут? Кто знает, с какой целью Атосса подсунула нам эту Лоту?

- Что мне отец! - тяжелая ладонь Тифиса с силой опустилась на стол. - Я, а не отец завоевал эту землю, этот город, и только я, ты понимаешь, худая сандалия, только я волен решать судьбу воинов.

- Если так - решай.

- И решу! Чтобы здесь все было славно и хорошо, чтобы Лота не наделала нам бед, ты останешься с ней и удержишь Фермоскиру до моего возвращения. Я мудро решил, кибернеты?

Капитаны одобрительно зашумели.

- Ты мне пока не нужен - обратный путь мы знаем. А здесь ты на месте.

- Это приказ?

- Да. Я так велю.

- Покоряюсь. Но надеюсь, благородные кибернеты, что вы расскажете царю Олинфа, что я был против этого повеления. Оно неразумно.

- Совет окончен, кибернеты, - весело сказал Тифис. - В одном старый кормчий прав: хватит нам поклоняться богу Дионису. Идите на свои триеры и готовьтесь в обратный путь. Завтра мы отчаливаем. И да помогут нам боги!

 

Клевест Гелиодор зол и мрачен. Когда стало известно, что Диомеда оставляют на берегу, клевест обрадовался: теперь место кормчего принадлежит только ему. Теперь около Тифиса будет Гелиодор, он будет давать советы молодому царю.

Но, увы! Кормчего на царский корабль послали с другой триеры, а Гелиодору снова нужно спускаться в трюм и стучать по балистеру, задавая ритм гребцам. И еще неизвестно, как сумеют амазонки управляться с веслами.

А сегодня утром совсем обидели клевеста. На триере всего три каюты: на корме просторная каюта для кибернета - там будут - находиться молодожены. Угловую каюту на носу, где раньше спал Диомед, отдали Атоссе. А в комнатку клевеста поместили нового кормчего. Вещи Гелиодора выкинули в трюм, теперь он будет спать там.

Когда клевест пожаловался Тифису, тот рассмеялся ему в лицо и сказал:

- Ты зря обижаешься, Гелиодор. Если бы я не был женат, то сам с удовольствием жил бы в трюме. Сколько там девочек, ты пойми!

Клевест не ответил Тифису; скрипнув зубами, спустился в трюм.

Здесь душно, невыносимая вонь. Для охраны амазонок на каждой триере оставлено всего по десять воинов. Они должны при ветре ставить паруса, а в штиль, когда корабли перейдут на весла, подгонять нерадивых гребцов. К Гелиодору подошел старший из охранников и мрачно сказал:

- Мне нужны ключи от наручников.

- Зачем?

- Прости меня, клевест, но баб надо водить в отхожее место.

Гелиодор со злостью швырнул в ладони стражника связку ключей. Ему только этого не хватало - заботиться о ночных горшках для пленниц.

Женщины сидели по двое на скамье. Одни спали, уронив голову на весла, втянутые из люков, другие настороженно провожали глазами клевеста, шедшего вдоль ряда скамеек. Гремели цепи, слышались стоны и проклятья. Кто-то, твердил молитвы, кто-то переговаривался между собой.

Гелиодор решил проверить, прочно ли привинчены кольца цепей к обшивке судна - все это делалось наспех. Он подошел к одной из амазонок, приказал ей встать. Она глянула на него свирепо, но не встала. Клевест потянул за ручную цепь - она привинчена прочно. Теперь следовало проверить ножные кандалы. Гелиодор склонился, ударил ладонью по голой ляжке, чтобы пленница отодвинула ногу. И вдруг от сильного пинка ногой отлетел в проход, ударился спиной о брус.

Вся злость, которая копилась в нем с утра, вырвалась наружу. Клевест схватил обрывок каната, зарычал и зверем двинулся на амазонку. Он остервенело бил ее по голове, по обнаженной спине, выкрикивая ругательства. Пленница молча сносила побои, и это еще больше распаляло Гелиодора. Он не замечал никого вокруг, хлестал ее до тех пор, пока не увидел, что все пленницы вскочили со своих мест. Они что-то кричали, колотили веслами о подставки, гремели цепями. В трюме стоял невообразимый шум. И вдруг все смолкло. Клевест поднял голову - по трапу в трюм спускалась Атосса. Она подошла к Гелиодору, молча взяла его за руку и повела на палубу. Он тяжело дышал и шел за женщиной не сопротивляясь. Атосса привела его в комнату Диомеда, посадила на рундук, застланный шкурами:

- За что ты бил ее?

- Она… она ударила меня… ногой!

- Ты дотронулся до нее?

- Я проверял прочность цепей…

- Ты забыл, что она не просто женщина, - она амазонка.

- Она пленница. И мне плевать, кем она была раньше.

- Напрасно. У нас всего десять стражников, и держать в повиновении пленниц страхом мы не сможем. А у нас впереди большой и трудный путь. Ты, может быть, не знаешь: амазонки не боятся смерти, легко переносят боль. И если они не захотят взять в руки весла - они не возьмут их, хоть забей до смерти. Я хочу, чтобы ты помнил это.

- Кто же заставит их грести?

- Я. Приходи ко мне в любое время, я всегда рада помочь тебе, благородный Гелиодор.

- Ты знаешь мое имя?

- Я давно заметила тебя. И удивляюсь, что тебя так мало ценит царь Олинфа. Я постараюсь исправить эту несправедливость, поверь мне. А теперь иди, делай свое дело. И запомни, я всегда буду рада твоему приходу.

Около полудня на пристани выстроились все воины, оставленные в Фермоскире. Тифис и кибернеты простились с ними и возвратились в триеры. Они торопились - над Фермодонтом появился восточный ветер. Согласно приметам, он должен усилиться и дуть продолжительно. А это, считай, половина пути без весел.

На мачтах поднялись паруса, наполнились ветром, триеры качнулись с борта на борт и двинулись к морю, оставляя за собой пенный след.

Печально глядел Диомед на уходящие корабли. Он мысленно молил богов о том, чтобы они даровали им благополучный путь. Но сердце старого кормчего чувствовало, что ему не увидеть их больше.

Плывут корабли, звенят в трюме цепи. Это даже не совсем цепи - это кандалы. Бронзовые браслеты на ногах женщин повыше щиколоток соединены медной цепью. Посреди цепи -замок. От него вторая цепь, она прикреплена к кольцу, которое ввинчено в толстую дубовую доску, на которую гребец ставит ноги. Короткая скамья, конец весла, торчащий из круглого отверстия в обшивке, - вот весь мир раба на корабле. Здесь он спит, ест и молит богов об освобождении.

Это на нижнем ярусе. Здесь вода близко, весла коротки и легки. На втором ярусе по два гребца - одной длинное и тяжелое весло не поднять. На третьем ярусе -трое. Ярус этот под палубой, и его весла самые длинные.

Корабли идут под парусами, весла втянуты внутрь и покоятся на подставках. Они лежат на уровне груди, и есть место, куда дочери Фермоскиры могут уронить в рыданиях свои головы. Погребая любимого человека, только стонами может выразить амазонка свою печаль. Так принято от века. Слезы у амазонок можно увидеть только от дыма костра, от соринки в глазу, от лука и чеснока. Горе ареянка встречает, стиснув зубы.

Но здесь, в душном и вонючем чреве корабля, при звоне и лязге цепей, мужество изменило амазонкам. За бортами уходили навсегда родные им берега. И дрогнули жестокие сердца воительниц, сами собой полились слезы, и рыдания непрошено вырвались из сердец. Стон тяжелый и надрывный, плач душераздирающий и всеобщий наполнили корабли.

И когда Агнесса спустилась в трюм, чтобы успокоить амазонок, она встретила взгляды, полные упреков, ненависти и презрения.

Когда стоны и плач утихли, Агнесса сказала:

- Я не прошу у вас прощения, дочери Фермоскиры, потому что предательство не прощается. Не бросайте на меня гневные взгляды, поймите: у нас не было иного выхода. Но, может быть, великая и всеблагая Ипполита поможет нам. На ее милость уповайте, дочери Фермоскиры.

Агнесса говорила горячо, но амазонки не поверили ей.

Триеры, подгоняемые ветром, бежали по мутным струям Фермодонта, они неумолимо отдаляли их от родной земли…


   Море

Счастливее Тифиса не было человека во всей вселенной. Так он думал сам, так ему говорили все.

Подумать только: не прошел и половину пути - удача. Покорил целую страну, и какую! Немногим меньше, чем его родная Халкидика. Только обнажил меч - и вот он уже герой Белькарнаса. И ведет он все корабли в Олинф, и в трюмах их живой товар, которому нет цены. А самое приятное - Агнесса. Молодая, красивая, сильная,, рожденная от бога. Приданое - все сокровища Фермоскиры! Ветер попутный, нет рядом докучливого Диомеда., Теперь у Тифиса кормчий Лигистрат - бражник, весельчак, ничего на свете не боится.

Не успели корабли войти в море, а Лигистрат уже запел старую песню паросских мореходов:

Чашу скорее бери
И шагай по скамьям корабельным,
С кадей долбленых скорей
Крепкие крышки снимай…

А вина в трюмах-сколько хочешь! И в кадях, и в амфорах, и в кратерах, а то и просто в мехах. Об этом позаботилась Атосса. Все винные склады, что были поблизости от города, она велела перенести на триеры.

Тифис прошел по верхней палубе триеры - на судне все как обычно. Поют под упругим ветром паруса, бьют о борта своими упрямыми лбами барашки морских волн, скрипят снасти. Опасный Фермодонт со своими отмелями и топляками позади, перед Тифисом беспредельный простор моря. Он подошел к Лигистрату на корме, спросил:

- Надолго ли попутный ветер?

- Если к вечеру не утихнет - на всю ночь.

- Заклинь кормило, пойдем ко мне.

Лигистрат посадил около кормила своего помощника, проходя мимо люка, позвал Гелиодора. Клевест поднялся над палубой по пояс, спросил недовольно:

- Что надо?

- Ключи от цепей у тебя?

- У меня.

- Смотри не проспи.

- Сам знаю, - голова клевеста скрылась в трюме.

Лигистрат вошел в каюту кибернета. Агнесса лежала на мягких шкурах, набросанных на рундук. Ее мать расставляла на столе вино, посуду и закуски. Тифис сидел за столом.

- Давай будем ужинать, Лигистрат! - кибернет днем несколько раз прикладывался к кувшину с вином и был сильно навеселе.

Атосса разлила вино по ритонам, и все выпили за начало удачного пути. Атосса еще раз наполнила ритоны.

- Давай выпьем, мой друг кормчий, - язык Тифиса слегка заплетался,: -за мужественных и прекрасных амазонок. Вот они - перед тобой. - Тифис осушил ритон, поставил его вверх дном на стол. -Иди сюда, Агнесса, дай я обниму тебя. А-а, не хочешь, ты стыдишься Лигистрата, ты обнажена… Тогда давайте выпьем еще.

- Ты выпей, царь Олинфа, - сказал Лигистрат, - а я воздержусь. Мы в море, сейчас ночь, голова кормчего должна быть светлой.

- Ну, хорошо, хорошо. Ступай к своему кормилу и веди нашу армаду в Олинф… А с кем я буду пить?

- Позови клевеста, сын мой, - тихо предложила Атосса. - Ты к нему все время был несправедлив.

- Она права! Пошли сюда Гелиодора.

Когда кормчий вышел, Тифис глянул на Атоссу и засмеялся:

- Те-те-те! Ты третий раз напоминаешь мне про клевеста. Он тебе пришелся по душе? Так позови его в свою каморку!

- Если ты этого хочешь…

- А почему бы и нет? Лигистрат для тебя молод, а Гелиодор…

- Хорошо. Он будет моим гостем сегодня.

- А вот и Гелиодор. Налей ему вина. Как там наши пленницы, клевест?

- Воют как волчицы. Я уж и не рад, что попутный ветер. Хоть бы скорее засадить их за весла, было бы не до стонов. - Гелиодор одним махом выпил ритон, вытер ладонью омоченную в вине бороду. Атосса налила ему еще и сказала:

- Да ты присядь, благородный Гелиодор.

- Ему нечего тут рассиживаться, - грубо возразил Тифис. - Я хочу спать. Веди его к себе.

- Я желаю тебе спокойной ночи, царь Олинфа, - Атосса подняла амфору и вышла. Клевест пожал плечами и молча шагнул за ней к двери второго отсека.

- Царь не очень учтив с тобой, - сказала Атосса, когда они сели друг против друга. - Победы вскружили ему голову.

- Он и раньше… - клевест махнул рукой. - Спесив, как все цари,

- Не люблю пить из ритонов, - сказала Атосса, выставляя на стол чаши и наполняя их вином.

- Я тоже. Их все время надо держать в руке.

- Ты позволишь, если я выпью с тобой?

- Ты тут хозяйка.

- Ошибаешься, благородный клевест. Я такая же пленница, как и те, что в трюме.

- Не говори так. Тифис любит твою дочь…

- Он мне чужой. Я не могу пить с ним вместе.

- Я тебе тоже чужой.

- Все в воле богов. Если захочешь, можешь стать самым близким.

- Я никому не верю…

- И в этом мы равны с тобой. Я тоже не верю никому. Даже своей дочери. Пей.

Вино было прекрасным. Его запасала сама Атосса.

Оно не туманило разум, оно разливалось по жилам, будоражило кровь, согревало тело.

Атосса тоже выпила чашу до дна и снова взяла в руки амфору:

- Здесь очень душно. Я не привыкла.

- Может, открыть дверь?

- Не надо. Лучше расстегни пряжку моего хитона.

Клевест подошел к Атоссе и надавил пальцами на пряжку. Хитон легко соскользнул с плеч Священной.

 

… Гудят наполненные ветром паруса. Безмятежно спят на овчинах утомленные ласками Тифис и Агнесса. Дремлют стражи у двери царского отсека. Клюет носом кормчий Лигистрат, кормило заклинено в одном положении, корабль идет по ветру и не требует маневров. Утихли, прикованные амазонки. Сон свалил и их, они спят сидя, склонившись на весла.

И только в отсеке Атоссы горит, мерцая маленьким язычком пламени, светильник и слышны тихие голоса. Атосса и Гелиодор лежат рядом под покрывалом.

- Боги несправедливы ко мне, - говорит клевест, продолжая давно начатый разговор. - Мой отец был знатен и богат, но отняло у него и то, и другое. Погибли в пучине наши корабли с товарами, и теперь мы не можем выбиться из нужды. Если бы мой отец не был беден, я давно бы стал кибернетом. Я знаю море, я с детских лет на кораблях, но дальше клевеста мне не пойти. Разве я знаю и умею меньше любого из кибернетов? Но Тифис взял меня только в трюм, потому что мой отец ничего не мог вложить в этот поход. Когда на корабле был Диомед, я постоянно подменял его. И никто не был лучше меня в маневре. И все же кормчим поставлен другой…

- Может, к тебе несправедлив Тифис, а не боги?

- Он тоже не любит меня. Я больше не пойду с ним в море.

- А ты бы мог стать царем, Гелиодор. (Клевест усмехнулся). Но только для этого надо быть смелее.

- Мне не занимать смелости.

- Надо уметь рисковать, мой милый. Жалко, что ты никому не веришь.

- С этой ночи я твой раб. Но чем ты можешь помочь мне?

- Тем, что я умею рисковать. Быть у власти - это вечный риск. Судьба всей Фермоскиры поставлена на карту.

- Я не понимаю тебя. Фермоскира погибла.

- Риск не всегда приводит к удаче, ты прав. Но запомни одно: царица, если она повержена, все равно остается царицей. Я была властительницей Фермоскиры, я ею и хочу умереть. Тебе, видно, такого не дано.

- Что я могу сделать один?

- С тобой теперь я.

- Но ты тоже одна. Даже дочери, ты сказала, не веришь.

- Нет, я не одна, - Атосса приподнялась на локте, - со мной мои воительницы. Пусть они в цепях, но люди накладывают цепи - люди их и снимают.

- Ты что-то задумала?

- И ты ведь тоже не один, - не отвечая на вопрос, продолжала Атосса. - Разве клевесты на других кораблях…

- Они все мои друзья. И не только клевесты - все воины знают меня. По пути сюда они сидели на веслах, а я всегда был добр к ним.

- Вот видишь. У тебя и сейчас силы больше, чем у Тифиса. За него кибернеты, может быть, кормчие, а ты…

- Я понял тебя, но ты не знаешь того, что знаю я. Можно договориться с друзьями, можно убрать Тифиса и кибернетов, но как мы вернемся домой? Нам вырвут ноги и руки и бросят на съедение псам. Вернуться в Фермоскиру тоже нельзя…

- Зачем тебе ехать домой? Что ты там оставил? Нужду и нищего отца? Разве мало вокруг понта земель? Поверь, мой милый: каждая амазонка стоит двух ваших воинов, наше оружие в трюмах, мы высадимся на любой берег, раздвинем границы завоеванных земель от востока до заката солнца. И ты, ты будешь на этих землях царить, а я буду тебе помогать. Верных твоих друзей мы женим на самых красивых амазонках, дадим им власть, богатство, землю. Мы построим город. И все сокровища Фермоскиры - на этом корабле.

- Вспомни, что ты сказала раньше. Мы равны с тобой только в том, что никому не верим. Почему ты поверила мне? А вдруг я пойду к Тифису и все расскажу?

- Иди. Я привыкла рисковать. Тифис меня убьет, но зато я умру спокойно, зная, что испробовала единственную и последнюю возможность снова встать на ноги. Но тебя Тифис, поверь мне, не сделает за это не только царем или кибернетом, но и кормчим. Снова в трюм. Запомни, цари не терпят около себя тех, кто возвел их на царство. Их убирают, чтобы не быть всегда им обязанным.

- Это я знаю. Но почему я должен верить тебе? Ты убьешь меня, как только мы подавим Тифиса. По этой же причине.

Атосса привлекла клевеста к себе, разгладила бороду и поцеловала в губы.

- Я люблю тебя! И еще знай: мои амазонки впервые в жизни увидели паруса. Мы не можем управлять кораблями, мы не знаем, куда плыть. Мы пропадем без тебя и твоих друзей.

- Поклянись подземными водами Стикса.

- Клянусь, что я не оставлю тебя. Ты мой царь!

Гелиодор поверил Атоссе. Он прожил достаточно, и не знал эллина, который нарушил бы эту клятву. О верности клятве амазонок он тоже слышал много раз.

- Я пойду с тобой. Когда начнем?

- Сейчас.

- Рано. Подождем, когда упадет ветер. Иначе другие триеры, как только поймут в чем дело, сразу уйдут от нас, и мы не догоним их.

- Ты не прав, Гелиодор. Нам нужно захватить корабль в эту ночь. Тогда мы можем спокойно ждать безветрия.

- Значит, сейчас. Да помогут нам боги. Ты жди здесь, я выйду и все осмотрю.

Клевест оделся, вышел на палубу. Лигистрата около кормила не было, он, видимо, ушел спать, оставив вместо себя помощника. В трюме было тихо, пятеро часовых ходили по ярусам, присматривая за пленницами. Гелиодор велел им идти на отдых, сказав, что он сам останется в трюме до утра. Убедившись, что стражи ушли, он поднялся в отсек Атоссы.

- Можно начинать. - И бросил Атоссе связку ключей. Та бесшумно вышла и незаметно и быстро спустилась в трюм.

 

Тифису снился смешной сон, будто бы он вышел на палубу погулять, освежить свою хмельную голову морским ветром. Но палуба вдруг исчезла, и он очутился не то на поляне, не то на кладбище. Могил не было, но кругом росли кипарисы, деревья были темно-синими. Между деревьями сновали какие-то тени, и когда Тифис подошел ближе, он увидел, что это бегают, кого-то ищут обнаженные женщины. Сначала Тифис подумал, что это амазонки, но женщины были почему-то голубыми и просвечивались насквозь. В каком-то бесконечном нелепом хороводе они кружились около Тифиса.

Когда он проснулся, Агнессы рядом не было. На палубе слышался шум и топот ног. Тифис вскочил с лежанки, рванул дверь на себя, запнулся за тело лежавшего поперек пути воина, упал на руки. Мелькнула мысль: "Напился, скотина!", но почувствовал под ладонями густую, липкую жидкость и понял: кровь.

По палубе носились женщины, освещенные лунным светом, многие были обнажены, и Тифису показалось, что он все еще не проснулся. В руках женщин копья и мечи. Он никак не мог сообразить, что ему предпринять. В голове гудел не то хмель, не то шум моря.

Амазонки заметили Тифиса и ринулись к нему со всех сторон. Так же, как во сне, - молча. Острия копий вошли в его тело, страшная боль сдавила сердце, и дикий вой разнесся над волнами. Амазонки подняли опавшее тело на копья и бросили за борт.

Так расстался с жизнью беспечный и веселый Тифис Дарданид, царь Олинфа, торнеец, кибернет, победитель Фермоскиры.

- Боги сопутствуют нам! -воскликнул Гелиодор, вбегая в отсек Атосеы. - Ветер стихает. К утру будет полный покой.

- А это, думаешь, к лучшему? - спросила Атосса, не понимая клевеста. - Корабль в наших руках, что будем делать дальше?

- Где кормчий Лигистрат?

- Там же, где и Тифис. Ты единственный мужчина на триере.

- Будем ждать рассвета…

- А дальше?

- Твои амазонки способны драться? Сразу, как рассветет?

- Амазонки способны драться всегда.

- Готовь их к бою.

Тон приказа покоробил Атоссу, но она промолчала и, кивнув головой в знак согласия, вышла. Ссориться с единственным человеком, способным помочь ей на море, не следовало. Она спустилась в трюм, чтобы распределить амазонок по группам, вооружить их.

Над морем забрезжил рассвет. Обвисли паруса на триере, судно остановилось, покачиваясь с борта на борт. Упругий ветер, дувший с полуночи, сменился полным штилем. Улеглись волны, из пучины на горизонте поднимался багряный шар солнца. Корабли потеряли строй и теперь расползлись по сторонам, как рыбацкие шаланды при ловле кильки. Две следующие за флагманским кораблем триеры подошли совсем близко. Слышался стук весел об уключины, это клевесты готовились к движению без парусов. Соседняя триера пыталась подойти к флагману, ей это не удалось - амазонки справиться с веслами не сумели. Кибернет Халкид, увидев на палубе Гелиодора, крикнул:

- Где Тифис? Почему не переходим на весла, Гелиодор?

- Царь приказал лечь в дрейф. Передай на все остальные корабли: пусть стоят на месте. Тифис будет подходить к каждому из вас. Восславим богов соком виноградной лозы!

- Самая пора, клянусь Дионисом! - ответил Халкид. - А то у нас кончились запасы вина. У меня тоже голова трещит, как бочка.

Атосса поняла замысел Гелиодора. Она снова спустилась в трюм, половину женщин посадила за весла, другую половину вывела на палубу и положила около бортов. Гелиодору сказала:

- Здесь мы сделаем все, что надо. Ты иди в трюм, покажи, как нужно грести.

Клевест спустился в трюм, и скоро весла левого борта поднялись и нестройно ударили по воде. Триера медленно начала поворачиваться по направлению к кораблю Халкида. Здесь уже ждали гостей. Выдвинутые было весла снова втянулись в люки, и триеры коснулись друг друга бортами.

Атосса подняла руку, махнула резко вниз, и амазонки, словно кошки, перемахнули через борта. Изумленный Халкид не успел крикнуть, как был поражен стрелой, тут же очутился в воде. Пока амазонки расправлялись с мужчинами на палубе, Агнесса с ключами спрыгнула в трюм и начала отмыкать кандальные замки. Из люка, яростные и грязные, выскакивали амазонки, и в течение нескольких минут корабль был очищен от торнейцев.

Атосса готовилась к захвату следующей триеры, благо она находилась совсем рядом со второй и, не ожидая подвоха, ждала в гости Тифиса. Здесь в трюме находилась царица Годейра, и когда в люке появилась Агнесса со связкой ключей, она поняла, что пришло наконец освобождение.

Женщины выскакивали из чрева триеры, расхватывали оружие, одевали доспехи и бросались на торнейцев, как рыси.

Четыре корабля удалось захватить почти без шума, теперь на помощь Атоссе и Агнессе пришла еще и Годейра.

Первым о мятеже узнал кибернет Арист. Он тотчас же сообщил об этом на другие корабли, а сам приказал уничтожить запертых в трюме амазонок. Но прислуге судна и пятерым воинам сделать это было не по силам, тем более, что четыре мятежные триеры, выбрав по кораблю, подходили на помощь. Амазонки не ждали, когда борта коснутся триер, они бросались в воду, кто на доске, кто на обломке весла, подплывали к кораблям, словно муравьи забирались по спущенным веслам, канатам на палубу, и скоро участь триеры Ариста и еще трех судов была решена.

Опьяненные боем амазонки, захватив корабль и уничтожив всех мужчин, садились за весла и вели его к соседней триере. Они сбивали обитым медью килем кормовые рули; трещали сломанные весла, рвались снасти.

Торнейцы сражались за свою жизнь отчаянно, но силы были неравны, и к полудню все триеры были в руках амазонок. Напрасно Гелиодор, Атосса и Годейра приказывали не убивать моряков, а только брать в плен - их приказы не успевали дойти до воительниц. Все мужчины эскадры были перебиты.

Отныне безвестный клевест Гелиодор стал главным кибернетом первой и единственной в мире женской армады. Ему бы надо радоваться, ведь он так этого желал, а Гелиодор был почему-то мрачен. Клевест, как и все недалекие люди, думал, что быть высокопоставленным лицом- это только повелевать, пользоваться почтением и жить в роскоши. Теперь он начал понимать, что большая власть- это огромная забота, требующая ума и ответственности. Особенно в таком положении, в какое он попал сейчас. Зная нрав морской стихии, он чувствовал, что резкий спад ветра всегда предвещает шторм, за штилем почти всегда следует буря. Во время урагана вести корабли трудно, даже если на них опытные команды моряков. А Гелиодор был единственным человеком, который знал законы маневра, мог ставить паруса или стоять у кормила. Амазонки же впервые на кораблях, и научить их хоть чему-нибудь малому из морского дела за короткий срок нельзя. Гелиодор хорошо понимал это и не знал, что же ему сейчас предпринять.

 

Атосса тоже чувствовала приближение беды. Она не знала моря и боялась его. Следуя привычке, она ушла в свой отсек, укрылась шкурами. Ее и в самом деле сильно знобило.

- Болеть не время, -с упреком сказал ей вошедший Гелиодор. -Если мы все ляжем, то не пройдет и суток, как превратимся в корм для рыб. Надо что-то делать. Ночью может быть шторм.

- Ты главный кибернет…

- Главный? Над кем?

- Позови Годейру. У меня раскалывается голова.

Гелиодор разыскал Агнессу, велел ей садиться в лодку и привезти Годейру.

Спустя час, на главной триере собрались царица, Беата, Гелона и Агнесса. Гелиодор рассказал им о положении эскадры. Годейра не хуже главного кибернета понимала, какая беда к ним приближается, и взяла все заботы о дальнейшем. Опасности снова соединили царицу и Агнессу.

- Времени у нас немного, -сказала она. -И мы на море. Поэтому не будем медлить. Агнесса, Беата, Гелона и я-кибернеты. Сейчас же едем на триеры и будем выбирать лучших, чтобы поставить их клевестами, кормчими и кибернетами.

- Позволь спросить, царица?

- Здесь нет цариц, нет жриц, нет храмовых и царских. Здесь есть главный кибернет Гелиодор. Его слово свято для всех для нас. Гелиодор покажет нам, как ставить паруса, как управляться с веслами и кормилом. Потом мы снова разъедемся по триерам и будем в меру своих сил делать на кораблях все, чтобы не погибнуть. Скажи нам, Гелиодор: долго ли продлится затишье?

- Я думаю, не более суток. Если ураган не придет в эту ночь…

- Все равно. Через час мы должны быть снова здесь с кормчими и клевестами. В лодку! А где Атосса? Почему я не вижу ее?

- Она больна, -ответил Гелиодор.

- Скажи ей, что нам дорог каждый человек. И если она не встанет, мы выбросим ее в море.

Амазонки на кораблях и сами понимали, что медлить нельзя. Из тысячных и сотенных были выбраны кибернеты, клевесты и кормчие. Через час они пристали к главной триере. На судах принялись чинить поломанные кормовые рули, сочленять весла, вязать снасти. Гелиодор начал учить женщин, как ставить паруса.

Все горячо принялись за дело. Ушла, как будто испарилась под жгучим солнцем, рознь, совсем недавно разъединявшая их. Смертельная опасность шторма снова спаяла воедино и храмовых, и царских амазонок. Боги, видно, и впрямь сопутствовали им. Затишье стояло весь остаток времени, ветер не поднялся и ночью, безоблачное небо предвещало покой и на следующий день. Гелиодор успел показать амазонкам все, что умел делать сам. Полные сутки он не прилег ни на минуту. Перед тем как отправить свою необычную команду на корабли, по совету Атоссы, была вознесена молитва богу моря Посейдону.

Воспрянула духом и Атосса. Взяв все дела на главной триере на себя, она посоветовала кибернету пойти отдохнуть.

Подкрепившись вином, Гелиодор прилег на рундук. Сейчас с предельной ясностью он понял, что звание главного кибернета, о котором он так много мечтал, ему не по плечу. Он мог по звездам в ночи определить направление корабля, мог управлять парусами для любого маневра, мог мастерски командовать гребцами в безветрии, но как спасти армаду от урагана, он не знал.

Всеми делами по управлению триерами ведал Диомед, а он остался в Фермоскире. Он-то бы сейчас, наверно, определил, куда лучше вести корабли, чтобы обойти ураган. Знали это и старые многоопытные кибернеты Аркадос, Арист, Халкид, но они сейчас нашли покой на дне моря.

"Куда вести эскадру?" -вот о чем думал сейчас Гелиодор. Вдруг приведешь триеры в самое пекло бури и погубишь себя и всех. Может, лучше стоять на месте и надеяться, что ураган пройдет мимо?

 

… Пурпурное пламя, вечернего заката все шире и шире разливается по тревожному небу. На море еще тихо, но в высоте уже царит ветер. Он несет облака с востока на запад - они взлохмаченными полосами летят к горизонту и, словно в раскаленной печи, исчезают за багряной кромкой моря.

Из трюма слышатся монотонные голоса, это молятся амазонки. Молятся всем богам сразу, от потрясателя небес Зевса до владыки морей и океанов Посейдона. Гелиодор уснул на короткое время, но предчувствие опасности разбудило его. Он вышел на палубу и почувствовал запах Дыма. Огляделся. На широкой площадке у кормы Атосса разводила жертвенный костер. Где-то раскопала железную решетку, угли и дрова. Видимо, предусмотрительная жрица запасла это все заранее. "Еще спалит корабль, - недовольно подумал про себя Гелиодор, но помешать Атоссе не решился. - Кто знает, может, боги, вняв молитвам, пошлют им спасение".

А небо темнеет все больше и больше. Откуда-то пришли густые черные тучи, они спускаются все ниже и ниже, нагнетая духоту и тревогу.

С темнотой пришло волнение на море. Гелиодор подошел к борту, глянул вниз. Исчезла синева, вода потемнела и кажется враждебной и холодной. О борта триеры хлещут белые гребни высоких валов, дыхание близкой грозы чувствуется и в воздухе. Ветер мечет космы пламени жертвенного костра, мечет над водой искры и пепел. Около костра стоит Атосса и с нею несколько жриц. Они чего-то бросают в огонь, произносят молитвы, вздымают к небесам руки.

Кибернет прошел мимо жертвенника к кормилу - там стоят две амазонки. У обеих в глазах тревога и испуг. Гелиодор бросил им конец веревки, сказал коротко:

- Привяжитесь.

Проходя по левому борту к носу, Гелиодор осмотрел снасти. Все, вроде бы, в порядке. Растянуты канаты мачт, закреплены свернутые вокруг рей паруса, с палубы убрано все лишнее.

Свистит в снастях ветер, глубоко и протяжно ревет море. Валы поднимаются все выше и выше, собранные вокруг корабли снова расползлись по сторонам, и темнеют их силуэты все дальше и дальше. "Догадались кибернеты разойтись сами или разметало корабли ветром? - подумал Гелиодор. -Так или иначе, но все равно это к лучшему, если во время урагана триеры будут дальше друг от друга".

Задуло и сорвало с кормы жертвенный костер, жрицы попрятались в трюм. Валы поднимаются высоко, они возносят корабль на свои могучие гребни и швыряют вниз, в разверзнувшуюся пучину. Кибернет перебегает от снасти к снасти, хватается за канаты. Над бортами поднимаются стены воды, кажется, что волна сейчас накроет корабль и похоронит его навеки в холодной пропасти вод.

Волны с грохотом проносятся по палубе, сметая на своем пути все, что плохо закреплено; судно, снова задрав высоко нос, выносится на гребень, чтобы еще и еще раз упасть в черный провал.

Вымокший до нитки, Гелиодор возвратился на корму и сам встал у руля. Двигать рычаг кормила ему помогают женщины. Много раз их захлестывали волны, и только веревки спасали жизнь.

Сколько времени провел Гелиодор на корме, трудно сказать. Может, час, может быть, больше. Измученный до предела, он решил, что дальше сопротивляться бесполезно. Корабль не слушался руля и был всецело во власти волн. Море бросало триеры из стороны в сторону, Гелиодор сначала опасался соседних судов, которые то и дело появлялись из мрака, готовые разбить себя и головную триеру в щепки. Но потом понял, что ему не совладать со стихией, и, вверив свою судьбу богам, заклинил кормило и отослал амазонок в трюм.

Трудно было понять, куда влечет их разбушевавшееся море, сколько кораблей удерживается на поверхности, в какие стороны разметал их ветер.

Около полуночи ураган усилился, находиться на палубе стало опасно, и кибернет последним сошел в трюм. В нос ему ударила смрадная духота. Закрытые люки не пропускали сюда ни одной свежей струи. Отовсюду слышались стоны и мольбы. Женщин кидает из стороны в сторону, ударяет об обшивку судна, о перекладины и балки, они избиты и измучены.

Гелиодор понимает, что если ураган не стихнет, к утру многие сойдут с ума, задохнутся в испарениях и зловонии, умрут от ударов и падений.

- Открой люк, Гелиодор! -крикнула Атосса, лежавшая на полу. -Мы задыхаемся.

Кибернет снова поднялся по лесенке, откинул створки люка. В отверстие хлынула вода, брызги разметались по всему трюму. Амазонки бросились к источнику свежего воздуха, сгрудились около люка, жадно хватают ртами живительные струи, подставляют потные, измученные тела под прохладные брызги.

Створки надо держать. Волны, прокатываясь по палубе, захлопывают их. Гелиодор пытается привязать их к канату, за который держится сам.

Вдруг черное небо распахнулось, яркая вспышка молнии змеисто распорола густые облака, осветила на мгновение палубу. Раската грома Гелиодор не услышал, его заглушил рев моря. Скорее от радости, чем от страха, он спрыгнул в трюм и крикнул:

- Слава богам! Крепитесь, женщины! Теперь ураган пойдет на убыль.

Еще раз сверкнула молния, резкий шквал ветра ринулся на судно, сорвал привязанный к мачте сверток большого паруса. Он покатился по палубе, ударился о борт и задержался около балки. Еще один порыв ветра, еще одна волна-и его смоет в море. Гелиодор заметил это, выскочил на палубу и кинулся к парусу. Могучая волна накрыла его, бросила на пол, затем ударила о мачту и легко, как соринку, швырнула за борт.

И не стало на корабле главного кибернета Гелиодора. Всего двое суток носил он это столь желанное для него звание.

А море кипело и металось во мраке до рассвета, и только утром ветер ушел ввысь, волны улеглись, усталые и умиротворенные, а на востоке поднялось над водами солнце.

Атосса первая вышла на палубу. Силы совсем оставили ее, и она растянулась на теплых, высыхающих досках палубы. За ней выползали изможденные амазонки, молча падали на палубу и тут же засыпали, истерзанные страшной ночью…

 

… Очнулась Атосса от зноя. Солнце стояло в зените и жгло немилосердно. Во рту пересохло, мучительно хотелось пить. Шатаясь, она прошла в свой отсек, выбила пробку из бочонка с водой, приникла к отверстию и стала жадно, большими глотками пить воду. Напившись, снова вышла на палубу и, перешагивая через распластанные тела, принялась искать Гелиодора. Предчувствие не обмануло ее-главного кибернета на корабле не было. И Атосса поняла: шторм кончился, но не кончились их беды. Дрожь прошла по всему телу жрицы, начался озноб - предвестник тяжелых приступов лихорадки.


   Поход на Меотиду

Кто знает, сколько лет Бакиду? Много.

Настолько много, что сам он давно сбился со счета и теперь вспоминает свою жизнь не по годам, а по ударам, которые наносила несчастная его судьба.

Родился он среди скифов в Танаидских степях, роду был знатного, служил виночерпием у скептуха. Все шло хорошо, но не долго: скептух был стар и собрался умирать. А по скифским обычаям всех слуг и товарищей князя, виночерпиев, конюхов и охранников закапывали в курган вместе с их владыкой.

Бакид пораскинул умом: скептуху пришла пора умирать, а ему, молодому, ложиться рядом с ним. С какой стати? Оседлал он ночью коня, да и махнул в сторону Тирасса.

На пути попался ему большой город Ольвия. Там он поступил на торговое эллинское судно и лет двадцать бороздил просторы морей. В одном из походов на корабль напали разбойники, судно потопили, а Бакида заковали в цепи и посадили на весла. Сколько лет он провел в душном и тесном трюме каторги-трудно сказать. За временами года не уследить: уйдет судно из города осенью, а за ней вроде быть зиме. Но приходит корабль в южный порт, а там лето, жара. После лета бывает осень, но переходит каторга в новое место, а там весна. Сбился со счета Бакид, не помнит, сколько лет провел он в этих рабских цепях.

При удобном случае сумел убежать, но был пойман и бит до полусмерти. Потом его продали на рынке в Трапезунде, новый хозяин приковал его к жерновам и заставил молоть зерно.

Через год он снова бежал, снова был пойман-и опять невольничий рынок. На этот раз купил его мастеровой из Тиры. Здесь Бакид решил угомониться, выкинул из головы мысли о побеге. Хозяин понял это и стал доверять скифу. Он научил его своему ремеслу, и они вместе делали наборные пояса, серьги, браслеты и другие украшения. Здесь впервые Бакид полюбил. Случилось так, что жена старого хозяина умерла и он женился на молодой. Ей-то и приглянулся статный работник. Кончилось это тем, что они придушили хозяина и попали на рудники. Возлюбленная не выдержала каторжной жизни, отдала богу душу, а Бакид снова бежал. Дальше начались новые скитания: чреда побегов и поимок, чреда вольных дней и дней рабства.

Бакид верил в одно - его веселый неунывающий характер поможет преодолеть все лишения и невзгоды. Даже в цепях Бакид шутил, пел песни, смеялся над своей судьбой.

Где только не побывал Бакид! Во всех портовых городах понта Эвксинского ступала его нога: иногда свободная, чаще в кандалах.

Потом пришла старость, попал он в город Херсонес, что на Гераклее, да так там и осел. И теперь он много лет ловит для своего хозяина рыбу, о побеге не помышляет. Да и какой смысл бежать куда-то? Везде рабство, везде цепи, да и силы не те, что были раньше. Мало-помалу угасает мечта попасть в свои родные скифские степи-дорога туда далека и трудна. Только тоска по родине не уходит из сердца, видно, так и умрет она вместе со старым, ослабшим телом.

Смирился Бакид, ходит на утлой лодочке в море на лов, вечером возвращается в привычный ему Херсонес, солит в каменных бассейнах рыбу, тихо поет заунывные песни меотийских степей.

В этот злополучный день Бакид просчитался. Ушел он на лодке далеко от Херсонеса, рассчитывая к ночи возвратиться на берег. Вдруг упал ветер, безжизненно повис рваный парус, пришлось перейти на весла. Помахал старик тяжелыми веслами не более часа, выбился из сил. Решил ночевать в море, дожидаться ветра.

Ночью поднялся ураган, и понял он, что пришла пора умирать. Почти всю жизнь он был связан с морем и здесь решил встретить свой смертный час. Спустил парус, бросил на дно лодки, лег на него и сказал себе:

- Ну, старый краб, складывай свои клешни-пора и честь знать. Одного боюсь, море чистое и гордое, не примет оно в свое лоно такое дерьмо, каким стал Бакид из Меотиды.

И закрутил шторм легкую лодчонку и бросил с гребня волны в пучину. Видно, хорошо знал море старый скиф, не приняло оно утлое суденышко, снова выкинуло на гребень.

Что было дальше, Бакид не помнит. Ударился он головой о скамью-началось беспамятство. Тяжелое забытье прерывалось несколько раз, но ненадолго. Рев урагана сменялся тишиной забытия, потом силы совсем покинули Бакида…

Очнулся старый рыбак от приятного прикосновения- кто-то положил на его лоб мокрый, прохладный платок. Услышал голоса. Боясь открыть глаза, Бакид прислушался к разговору. Язык ему был понятен, разговаривали на эллинском наречии, правда, сильно искаженном. Это не удивило Бакида. Эллинскую речь на всем побережье понта можно услышать чаще всего. Рыбака удивило, что говорили женщины. По легкому покачиванию пола он понял, что лежит на палубе корабля. Но греки никогда не берут в плавание женщин. Мало того, они считают, что женщина на корабле приносит несчастье. А тут звучали одни женские голоса. Звучали отрывчато, резко.

- Принеси вина, Беата, - властно приказала женщина, поправляя влажную тряпку на его лице.

- Вина? Какого вина? Где вино?

- Поищи. Так он не очнется никогда. Чего ты стоишь?! Беги!

- Бегу, царица, бегу.

Ответ еще больше насторожил рыбака. Если на корабле царица, надо держать ухо остро. Не открывать глаза, а слушать, слушать.

- Подойди сюда, Агнесса, - позвала та, которую назвали царицей. -Намочи тряпку водой.

- Пошли другую. Я спешу, -ответил злой голос.

- Вернись, Агнесса. Здесь умирает человек.

- Человек? Этот грязный скот - человек? Швырни его за борт!

"Ого, - подумал Бакид, - Если не слушают царицу - значит, на корабле несогласие". Царица сняла высохшую тряпку со лба Бакида и отошла. Наверно, для того, чтобы смочить ее водой. Бакид осторожно приоткрыл глаза. По оснастке судна рыбак определил, что это большой военный корабль. Но где же воины и моряки? По палубе ходили полуобнаженные женщины, скатывали обрывки парусов, собирали обломки мачт, укрепляли снасти. Послышались шаги, и Бакид снова закрыл глаза. На лоб легла прохладная тряпица, на лицо упали капли морской воды. Подошла женщина, посланная за вином. Царица вынула из-за пояса нож, осторожно вставила его в рот Бакиду, разжала зубы. К губам прикоснулся отлив ритона, и вино приятно увлажнило пересохшее горло рыбака. Бакид почувствовал, как силы возвращаются к нему, но глаза не открыл.

Подошли еще несколько женщин.

- Не очнулся? - спросила одна.

- Он очень стар, - ответила другая. - Я боюсь, что он умрет.

- Туда ему и дорога. От него не жди пользы.

- Помолчи, Агнесса. Если кто и может нам помочь, так это только он. Несите его ко мне. Здесь жарко, солнце доконает его.

Сильные руки легко подняли худое тело рыбака и понесли. Заскрипели двери, Бакида положили на мягкие шкуры. В помещении, и верно, была прохлада. Кто-то вышел и возвратился снова. С Бакида сорвали его ветхую рубаху и покрыли голое тело мокрой, прохладной тканью. Сразу стало легче дышать.

- Возимся с ним с утра, а для чего? - прозвучал тот же молодой и злой голос.

- Я уже сказала тебе, Агнесса.

- Сколько я знаю, эти прегрязные скоты мужчины всегда приносили нам зло.

- Ты еще очень мало знаешь, дочь моя, - тихо сказала, видимо, пожилая женщина. Голос ее был глухой и слабый. - Царица права: только он знает море и может привести нас к безопасному берегу.

- Не думаю так. Если бы он знал море…

- Хватит, Агнесса! На утлой лодчонке он сумел продержаться в этом аду и не погиб. Он послан свыше. Он спасет нас.

- Спасет? Он приведет нас в такое место, где мы снова окажемся в цепях. Дочери Фермоскиры всегда надеялись только на себя. Сначала мы поверили Тифису, и он заковал нас в цепи. Потом отдали себя во власть Гелиодора, и он чуть не погубил всех. Теперь снова… Куда этот заведет?..

- Гелона, выведи Агнессу. Она очень много говорит. Хотя ее и не спрашивают.

- Слушаю, Великая. Пойдем, богоданная.

"Дочери Фермоскиры". Бакид что-то слышал об этом раньше… Надо вспомнить. Фермоскира? Где этот город? Ах, да… Страна амазонок…. женщины, убивающие мужчин. Бакид не раз слышал рассказы о таинственном и богатом городе, но принимал все это за сказки. Греки такие выдумщики… Но если он в самом деле попал к амазонкам, то дела его плохи. Они заставят его привести корабли к берегу и тут же уничтожат. Да и куда их вести? А что если… Мысль, мелькнувшая в голове Бакида, показалась ему самой верной. Она не только спасет его, но и… Их нужно вести к берегам Меотиды. К его родным берегам!

- Смотрите, он открыл глаза! - воскликнула одна. Женщины сразу придвинулись к Бакиду. Рыбак поднялся, сел на лежанку, обвел взглядом амазонок. Ему подали ритон. Он выпил вино большими жадными глотками и спросил:

- Где я?

- Ты на корабле, - ответила та, которую называли царицей.

- Кто вы?

- Выслушай меня, старец. - Годейра присела на лежанку рядом с Бакидом. - Чтобы ты был откровенен с нами, мы будем тоже откровенны. Я расскажу тебе о нас все, не скрывая ничего. Мы - амазонки.

- Амазонки? Это вы убиваете мужчин?

- Если они того заслуживают. Но ты, старик, не бойся…

- Ты тот мужчина, который нам нужен. Мы жили на берегах Фермодонта, не зная горя и нужды. Но пришли к нашим берегам корабли эллинов, разгромили наш город, а нас заковали в цепи и повезли в Элладу, чтобы продать в рабство. В пути нас застал шторм, не тебе о нем рассказывать. Случилось так, что теперь на корабле ни одного эллина. Мы никогда не знали моря и кораблей, мы не умеем управляться с парусами и не знаем, куда идти. Вот вся правда о нас. А ты, мы видим, опытный мореход. Сможешь ли ты привести нас к берегам благословенного Фермодонта?

- А где эти берега?

- Фермодонт впадает в море между городами Амис и Трапезунд. Ты укажешь нам путь к этим местам? Ты найдешь их?

- Думаю, что укажу. Но надо ли?

- Я не понимаю тебя, старец.

- Ты сказала, что вас пленили эллины. Я знаю греков хорошо"

- Разве ты не эллин?

- Я скиф. И почти всю свою жизнь провел в плену у эллинов. Я ходил на их кораблях завоевывать новые города. И я не ошибусь, если скажу, что, покорив ваш город, они оставили там своих воинов.

- Да, это так.

- Вы перебили всех мужчин, завладели кораблями. Неужели вы думаете, что греки смирятся с этим? Как только они узнают о захвате флота, сразу пошлют к Фермодонту еще больше воинов,. и вы окажетесь между двух огней. Разумно ли это?

- Мы видим, ты хочешь нам добра. Знаешь ли ты берега, где нет эллинов?

- На понте Эвксинском я таких берегов не знаю. Истрия, Ольвия, Херсонес, Фасис, Трапезунд, Диоскурия - Византии на юге, Пантикапей на севере. Все это эллинские города, и всюду вас ждет одно и то же: их беспощадные мечи.

- Что же нам делать? Куда плыть?

- Нужно искать берега, где нет эллинов.

- Ты знаешь такие берега?

- Да, знаю. Я бы вас повел на мою родину. Это далекий, но верный путь.

- Расскажи, где это?

- На севере. Там бескрайние степи.

- Нет! - перебила его Атосса. - На север мы не пойдем. Матери наших матерей, мы сами и дочери наши родились среди гор, в теплом месте. В суровых степях мы погибнем.

- Уж лучше умереть здесь, в морской пучине, - угрюмо глядя в пол, произнесла Гелона. - Здесь нас никто не унизит. А там…

- Веди нас домой, старец! - воскликнула Агнесса. - Лучше умереть на родине, чем на чужбине. Может, счастье улыбнется нам?

- Ты права, дочь моя. Наша заступница богиня Ипполита разгневалась за то, что мы ушли от ее святых алтарей, она оказала нам знамение своего гнева - наслала на нас бурю. Я верю, она поможет нам, если мы вернемся к подножию ее храма.

Царица Годейра выслушала слова Атоссы, и сердце ее дрогнуло. Все, кто находился здесь, это было видно по их глазам, согласились с верховной жрицей. Даже Беата и та глядела на царицу с тревогой, она тоже боялась неведомых далеких земель. Никто из них не понимал, не поймут этого и простые воительницы, что прежняя жизнь, устои Фермоскиры - все это рухнуло вместе с крепостными стенами и возродить прошлое нельзя. Если даже эллины уйдут с берегов Фермодонта, то рабыни и все, кто сейчас пришел на эти земли, не пустят туда амазонок. Они ощутили забытый вкус свободы, почувствовали свою силу, они теперь не верят в непобедимость дочерей Фермоскиры. И возвращение на Фермодонт окончательно погубит племя амазонок. Говорить об этом Агнессе, Гелоне, а особенно Священной, бессмысленно.

Бакид заметил растерянность царицы и понял: настало время прервать этот разговор, потом начать его снова и вести по-другому. Рыбак уронил голову на грудь, взмахнул руками и со стоном свалился на лежанку. Годейра снова набросила на него влажную ткань, дала знак, чтобы все вышли, велела Беате приподнять старца и поднесла к губам ритон с вином.

Бакид сделал несколько глотков, открыл глаза.

- Я бы хотел поговорить с тобой наедине, - тихо сказал он царице.

- Говори. Это - Беата. Она со мной.

- Ты, я понял, не хочешь возвращаться домой? Так ли это? И почему?

- Там нас ждет гибель.

- Почему же они этого хотят?

- Была страшная ночь. Они обезумели, скованы страхом. Земля, куда ты зовешь нас, им неведома.

- А тебе?

- И мне тоже. Но если там нет эллинов… Больше нам некуда идти.

- Я слышал про вас многое. Но думал, что это просто сказки. Говорят, вы, амазонки, непобедимые воительницы?

- Если это так - мы не были бы здесь.

- Я не то хотел сказать. Говорят, если амазонка на коне - она непобедима?

- Это похоже на правду. Конь для амазонки - все: сила, богатство, друг.

- Если вы возвратитесь домой, будут ли у амазонок кони?

- Откуда? Наши лошади в чужих руках.

- Если ты хочешь, чтобы твои подданные пошли за тобой, скажи им - в скифских степях пасутся тысячные табуны лошадей, мои сородичи не знают им счета. Там приобрести коня легче, чем наконечник стрелы.

- Это действительно так? - Глаза царицы заблестели, оживилась и Беата.

- Я очень стар, чтобы лгать.

- Ты мудрец, и я верю тебе. Завтра мы соберем амазонок, и ты расскажешь им о своей родине. А теперь отдыхай.

- Море изменчиво, царица. Куда плыть, мы должны решить сегодня.

- Хорошо. Вечером.

К вечеру на флагманский корабль были созваны кибернеты двенадцати кораблей. Агнесса, Беата и Гелона были здесь с утра. О судьбе остальных судов амазонки не знали. Они или затонули, или унесены штормом за пределы видимости.

- Прежде чем говорить с кибернетами, Годейра зашла к Атоссе. Царица решилась на откровенный и резкий разговор. Царице нечего было терять - она верила, что возвращение на Фермодонт погубит амазонок. По лицу верховной жрицы она поняла, что Атосса больна по-настоящему. Приступ жара сменялся ознобом, щеки ее начали бледнеть, под глазами выступила резкая синева. Снова начала кровоточить рана. Агнесса укрывала мать хитонами и плащами.

- Я хочу говорить с тобой, Атосса, - сказала Годейра.

- Ты видишь, царица, она больна. Уходи! - резко крикнула Агнесса.

- Как ты смеешь?! - в глазах Годейры полыхнул гнев. - Еще слово - и я прикажу бросить тебя на корм рыбам!

- Она в беспамятстве, - уже мягче проговорила Агнесса.

- Не верю. Она все слышит, и я буду говорить.

Агнесса пожала плечами и отошла от матери. Глаза Атоссы по-прежнему были закрыты, сухие, посиневшие губы сжаты.

- Всякий раз, когда амазонки попадают в беду, ты, Атосса, залезаешь под овчины и отдаешь кормило власти в мои руки. А когда несчастия минуют нас, ты поднимаешь голову и начинаешь вредить. Да, это ты и твоя Агнесса загнали дочерей Фермоскиры на эти корабли, это вы надели на наши руки цепи. И сегодня, когда мы решаем, жить нам или умереть, ты вносишь в наши ряды раздор, ты зовешь воительниц на верную смерть. Только что собрались тысячные с других кораблей, и я не узнала их. Они стреножены страхом, они безумны. Все заветы великой богини выветрились из их голов. Ты всю жизнь внушала им, что амазонка не знает страха, не чувствует боли, а они, как овцы, жмутся в кучу, они плачут, как мужчины. Вместо того, чтобы напомнить им заветы Ипполиты, ты мешаешь мне сплотить их воедино, указать им верную цель, вдохновить их. И я не прошу тебя, я требую: не вставай на моем пути. Гибель рядом с нами, и я обещаю тебе: если ты скажешь хоть одно слово против меня, если твоя дочь хотя бы пальцем пошевелит, чтобы навредить нам, - я, не раздумывая, прикажу выбросить вас за борт. И видит бог, я сделаю это…

- Ты напрасно бранишься, Годейра, - Атосса эти слова скорее прошептала, чем проговорила. - Делай как знаешь, я не буду тебе перечить. Веди нас в степи… Я уже думала об этом… В степях много травы… и, наверно, много лошадей. Обо мне забудь… я не жилица… А теперь уходи, мне тяжело говорить…

На палубе, около главной мачты, собрались амазонки. Здесь тысячные с других кораблей и рядовые воительницы, вышедшие из трюма. Среди них больше храмовых, они уже знают, что царица и старый рыбак будут звать их куда-то в дальние и студеные страны, где живут дикие мужские племена. Почти все настроены против царицы, почти все знают: Священная зовет их домой.

Царица поднялась на бочку, оглядела собравшихся и начала говорить.

- Все вы знаете-мы посреди враждебного нам моря. Кругом на берегах эллинские города. Еда на исходе, воды почти нет. Перед нами два пути: один путь - домой, другой - в степи. Что нас ждет дома, вы знаете; что мы увидим в степях, расскажет нам почтенный Бакид. Говори, старик.

Бакид, кряхтя, забрался на бочку, заговорил спокойно. Он свою речь обдумал хорошо.

- Моя родина, куда я вас зову, не так уже далека. При попутном ветре трое суток пути. Над моими степями такое же знойное небо, как здесь. Они, эти степи, беспредельны, им нет конца. Бесчисленные табуны лошадей, овец и быков пасутся в густых, в человеческий рост, травах. Наши цари и скептухи не знают счета своим табунам, даже простой пастух имеет трех-четырех лошадей. За железный наконечник стрелы можно купить коня, за наконечник копья - пару лошадей. Я когда-то был виночерпием у скептуха и сам по его приказу обменивал сотню молодых, скакунов за единственный золотой сосуд для вина.

- Пустят ли нас на свои земли твои сородичи? Захотят ли?

- Я уже сказал вам, земли 'Склотии велики и беспредельны, а сами склоты высоко ценят добрососедство. Они никогда не нападают сами, но если их тронешь - берегись. Они жестоки. Об этом я говорю вам сразу, чтобы потом меня не винили за обман. Но я не думаю, чтобы вы без причины стали первыми нападать на них, не правда ли?

- Если они не попытаются…

- Говорю вам: склоты всегда хотят жить в мире с соседями. Я все сказал.

Последние слова Бакида многие амазонки пропустили мимо ушей. Главное - кони! Так много дешевых лошадей- вот что взволновало их. И это решило судьбу похода. Когда Годейра предложила всем, кто желает плыть домой, встать к левому борту, а кто хочет идти в Склотию - к правому, большинство амазонок качнулось направо. А после того, как к правому борту подошли все тысячные с других кораблей, к ним присоединились и остальные. У левого борта осталась одна Агнесса. Потом и она медленно двинулась направо.

Всю ночь Годейра и Бакид на лодке обходили триеры. Из двенадцати судов только семь сохранили все паруса. Корабли имели большие повреждения, особенно пострадала оснастка. Бакид давал советы, как и что исправить, какую произвести замену. Обычно триера несла четыре паруса: три основных и четвертый килевой треугольник. Бакид приказал оставить на каждом корабле по два паруса, остальные передать тем, что остались совсем без ветрил.

Около полуночи штиль сменился легким бризом, потом ветер окреп, и утром на горизонте показались еще семь триер. Их подождали, наспех привели в порядок, и в полдень флот амазонок поднял паруса. Главная триера обогнула стоянку кораблей и вышла вперед. За ней в цепочку вытянулись остальные восемнадцать.

Поход на Меотиду начался.

 

Бакид понимал: самая трудная часть пути - это Боспор Киммерийский. На берегах пролива стоит большой город Пантикапей, там с торговых судов берут пошлину. Военные корабли могут не пропустить совсем, а еще хуже-их могут захватить. Кто сейчас царем в Пантикапее - Бакид не знал, и как он отнесется к большому военному флоту, было трудно предположить.

Оставался единственный выход: проскользнуть через пролив ночью. И Бакид сказал Годейре:

- Молитесь своей богине, чтобы ночь была ветреной и темной.

Весь следующий день амазонки возносили молитвы всеблагой Ипполите. И богиня, в это свято верили дочери Фермоскиры, помогла им. Третья ночь после начала похода выдалась дождливой и ветреной.

Бакид, готовясь к прорыву, сам того не подозревая, толкнул царицу на большую ошибку. Он позвал Годейру и сказал:

- Я боюсь за последнюю семерку кораблей. Они то отстают, то мечутся из стороны в сторону. Или там неисправные снасти, или неумелые кормчие.

- И то и другое, - ответила царица. - Я удивляюсь, как они не отстали от нас совсем. Через Боспор им не прорваться.

- Выход у нас один. Нади перестраиваться. Нужно разделить корабли на три части, а последнюю семерку разбросать между ними. Первые семь триер поведешь ты, Годейра. Вторую семерку поручи Беате. Она, я вижу, толковее других. Последние пять кораблей поведу я. И да помогут нам боги.

- Но я не знаю пути, Бакид.

- Я тоже не ходил по морю в этих местах. Помни одно - держись левее. Нам нужно попасть на скифские берега. А они на левой стороне Меотиды. Справа, говорят, живут меоты, я о них не знаю ничего. Потому лучше остерегаться.

- Но почему ты хочешь идти последним? Это рискованно.

- Нам нужно одно: проскочить пролив незаметно и не вызвать погони. Вы и Беата успеете это сделать в темноте, а я мимо города пойду на рассвете, и меня, вероятно, заметят. Я постараюсь обмануть и задержать пантикапейцев. А ты и Беата должны идти только вперед. Если какое-нибудь судно замешкается - оставляйте его. Я соберу их и догоню вас. Помните: Меотиду называют озером, но меотийская волна крутая, по ней ходить труднее, чем по морю. И парусам, и веслам хватит работы. Сил не жалейте. Вперед, вперед и только вперед! Пусть боги пошлют вам удачу.

До полуночи эскадра перестроилась: семерка Годейры подняла паруса, заработали весла, и скоро слева по борту замерцали огоньки Пантикапеи. За Годейрой тронулись триеры Беаты, вытягиваясь в длинную цепочку. Хотя и дул попутный ветер, все равно корабли двигались медленно. Они были перегружены. С намокшими под дождем парусами амазонки справляться не могли, да и парусов не хватало. Гребцы были неопытны, кормчие не знали маневра, и суда не слушались их. Шло время, а Годейра и Беата все еще были на виду у города, растянувшись по проливу. Бакид ждал и не мог тронуть с места свою пятерку кораблей.

 

Когда последние триеры Беаты исчезли за дождливой мглой Боспора Киммерийского, начался рассвет, тучи поднялись вверх. У городской пристани на темном фоне огромной горы яркими пятнами забелели поднятые паруса. Бакид понял: их заметили. Двигаться вперед не было смысла. И Бакид стал ждать. Сотенная Гипарета, она была старшей над амазонками корабля, с тревогой глядела на спокойного Бакида.

Крупняков
Скачать книгу
Роман "Пояс Ипполиты" - продолжение знаменитой трилогии Аркадия Крупнякова о легендарных женщинах-воительницах. Поражение в гражданской войне обернулось для гордой жрицы храма Ипполиты позорным пленом. Но не таковы амазонки, чтобы покоряться судьбе! И вот уже вся флотилия ненавистных греков захвачена пленницами. Что дальше? Назад в Фермоскиру дороги нет. И гордые воительницы выбирают путь в неизвестность, к берегам далёкой Скифии. Что ждёт их там: смерть или новая жизнь?..


Крупняков
Скачать книгу
Роман «Крылья Киприды» — третья часть знаменитой эпопеи известного писателя Аркадия Крупнякова о легендарных женщинах-воительницах. Безвременная кончина помешала автору завершить произведение, но это удалось сделать его сыну Сергею. Разгорается пламя войны за Таврию. Скифы рвутся к Понту Эвксинскому, сметая один за другим греческие торговые полисы. Им помогают безжалостные всадницы-ойропаты, совершающие неожиданные глубокие рейды до самого Херсонеса. Но не все дочери Ипполиты приняли сторону степняков, нашлись и такие, кто предупредил эллинов о нашествии.


- Ты сможешь найти мне хорошую одежду? - спросил он ее. - Лучший плащ, лучший хитон, дорогое оружие?

- Смогу.

- Принеси. Запомни, я торговец зерном и должен выглядеть достойно. Выбери десяток самых красивых женщин, одень их, пусть они прислуживают мне. Вынеси на палубу все, что есть из еды и питья. Больше вина. Расстели на рундуке чистую скатерть, расставь дорогую посуду - я буду завтракать. Остальные женщины пусть сидят на веслах, и упаси их боже, пусть не показываются на палубе. Делай.

Когда к триере пристала фелюга с десятком вооруженных людей, Бакид сидел около рундука, разодетый как петух, и запивал вином сыр, сушеную рыбу и солонину. Вокруг него суетились служанки. Их дважды пришлось менять до этого. Гипарета имела иное понятие о красоте, чем Бакид, и выбрала самых грубых амазонок, иссеченных шрамами. Миловидные в Фермоскире считались некрасивыми.

Восемь парусников с вооруженными мужчинами и баллистами на бортах встали поодаль от триеры. Первым на палубу поднялся чернобородый человек с заспанными глазами и припухшими веками. Бакид встретил его поклоном и указал на место около рундука. Чернобородый сел, широко расставив ноги, спросил:

- Кто ты и куда едешь?

- Бакид, торговец из Афин. Иду в Скифию за зерном. А кто ты?

- Меня зовут Перисад. Я сборщик налогов Пантикапеи.

- Я приветствую тебя, высокочтимый Перисад. Раздели со мной мою утреннюю трапезу.

- Почему встал на внешнем рейде? Почему не вошел в пристань?

- Прости меня, достославный Перисад, но я не хотел так рано тревожить тебя. Только-только рассвело. И потом, я не первый раз иду за пшеницей - раньше налоги взимались на обратном пути. А сейчас я не знаю, сколько груза повезу обратно…

- Я что-то не помню тебя.

- Тысячи кораблей проходят в Меотиду - можно ли запомнить всех купцов. Я же редко сам занимаюсь уплатой налогов. Стар становлюсь.

- Давно ли афиняне стали посылать военные корабли за пшеницей?

- Времена меняются, Перисад. Морские дороги стали беспокойными, ты сам, я полагаю, знаешь об этом. Нам без охраны нельзя.

- Ты, я вижу, хорошо живешь. С такой свитой в море выходят только цари. Я не видел, чтобы эллинские купцы брали на корабли женщин. Говорят, бабы в море приносят несчастье.

- Может быть, это и верно. Я попал в такой жестокий шторм… Видишь мою оснастку? Я потерял половину парусов. Но, чтобы ты знал, я могу позволить себе эту роскошь. Добрую половину хлеба Афинам поставляют мои корабли. Благодарные горожане сделали меня почетным гражданином Афин. Эй, женщины, налейте гостю лучшего вина. Пусть и воины твои отведают мою скромную пищу.

Перисад кивнул головой своим стражникам и принял ритон с вином. До этого он не пил на чужих кораблях, но вчера в каюте была большая попойка, у сборщика налогов страшно болела голова и он не успел опохмелиться. После двух ритонов шум в голове прошел, глаза Перисада подобрели, и он подставил ритон в третий раз. Не отставала от него и охрана - амазонки с амфорами в руках так и сновали между люком трюма и рундуком. Опустошив третий ритон и вытерев ребром ладони усы, Перисад сказал:

- Честно говоря, дорогой Бакид, я сначала усомнился, что ты эллин. По обличию ты похож на скифа. Сейчас я в этом убедился. Только скифы пьют вино, не разбавляя его водой. Давай поскифь мне еще ритончик!

- Ты не прав, достопочтенный. Если ты доживешь до моих лет, если у тебя вылезет борода и лицо покроется сетью морщин, да сохранят тебя боги от этого, ты тоже будешь походить на скифа. А вино мы пьем неразбавленное по нужде. У нас кончилась пресная вода.

- Ну-ну, не оправдывайся, купец. Мы много лет живем бок о бок со скифами, знаем, что среди них есть люди достойнее иных эллинов. А что касается воды, то я сейчас прикажу доставить тебе бочку - другую. А если ты не спешишь, то зайди в город сам. Будешь моим дорогим гостем.

- Спасибо, щедрый Перисад. Но я спешу. До конца пути недалеко, и я как-нибудь обойдусь своими жалкими запасами.

- Кстати, куда ты идешь?

Кремны -
скифско-эллинский рынок близ нынешнего города Бердянска

- Я иду сначала в Кремны, дорогой Перисад. Затем дальше по побережью.

- Да, это славное торжище! Бывал я там. Только сейчас в Кремнах мало купцов. Сезон торговли давно прошел.

- Но зерно, я думаю, можно купить в любое время? Не так ли?

- Придется ехать в глубь материка.

- Съезжу…

Так они переговаривались между собой, пили вино, и Перисад совсем было начал собираться восвояси, но тут один из сильно захмелевших стражников задумал поиграть со служанкой. Он последовал за нею к люку, около него облапил амазонку и получил страшный удар в лицо. Не удержавшись на ногах, он с грохотом свалился в трюм и завопил что есть силы. Друзья бросились к нему на помощь, спустились в люк и скоро выскочили оттуда, как ошпаренные. В трюме перепуганные амазонки схватились за мечи и набросились на мужчин с такой яростью, что стражники сразу протрезвели. Они подбежали к Перисаду и наперебой закричали:

- Там… одни бабы!

- Они вооружены!

- Берегись, Перисад! Это не купец!

Перисад выскочил из-за рундука, крикнул, указывая на Бакида:

- Взять его!

Стражники замерли, готовые к любому приказанию своего начальника, заломили Бакиду руки. Сотенная Гипарета не растерялась и отскочила к люку. Она глядела на Бакида и ждала сигнала. Бакид качнул головой. Не прошло и минуты, как из трюма вырвались вооруженные амазонки, они налетели на стражников, повалили их на палубу и приставили мечи к горлу. Вместе с ними был обезоружен и сам Перисад. Хмель выскочил из его головы, и он сумел пробормотать:

- Кто вы… и зачем сюда пришли?

- Не бойся нас, Перисад, - ответил ему Бакид. - Ни тебе, ни твоему городу мы не хотим зла. Ты, я думаю, догадался, что в Скифию мы идем не за хлебом. Мы идем туда, чтобы жить. И если вы пропустите нас, то больше никогда не услышите о нас ничего дурного. Если же Пантикапей пошлет за нами погоню - мы будем драться. И дорого отдадим свои жизни. А твой город не приобретет от этого ничего.

- На других кораблях… тоже женщины?

- Да. Это амазонки. Я единственный мужчина среди них. И я, ты оказался прав, - скиф. Я веду их в родные степи. Повторяю, Боспорскому царству мы не хотим причинить зла.

- Хорошо, - сказал Перисад, подумав. - Отпусти меня и уходите.

- Нет, дорогой Перисад. Я хочу, чтобы ты еще погостил у меня немного. На твоих фелюгах, я полагаю, знают, что мы тут пьем вино. Скажи им, что ты хочешь нас проводить до Меотиды. И они пусть идут за нами.

- А если я не сделаю этого?

- Сам понимаешь, нам некуда деться. Мы вынуждены будем…

- Ладно. Я провожу вас. Наше царство могущественно… и нам ли бояться сотни женщин, которые идут к скифам.

- Ты сказал все верно. Отдай приказ.

Перисад подошел к борту триеры, Бакид встал рядом с ним и приставил к спине нож. Их окружили толпой амазонки.

- Эй, на фелюге! - крикнул Бакид. - Великодушный Перисад решил проводить нас через весь пролив. - И кольнул сборщика налогов кончиком ножа.

- Да, да! - подтвердил Перисад. - Передайте на все фелюги: следовать за мной!

Триера, а вслед за ней и четыре других корабля, подняли паруса, ветер наполнил их и погнал вдоль пролива. Фелюги сборщика налогов последовали за ними.

Поход на Меотиду продолжался.

 

Конец первой книги.


  Читайте в рассылке   Обратная связь
   со следующего выпуска
Керуак
Джек Керуак
"На дороге"

Роман «На дороге», принесший автору всемирную славу. Внешне простая история путешествий повествователя Сала Парадайза (прототипом которого послужил сам писатель) и его друга Дина Мориарти по американским и мексиканским трассам стала культовой книгой и жизненной моделью для нескольких поколений. Критики сравнивали роман Керуака с Библией и поэмами Гомера. До сих пор «На дороге» неизменно входит во все списки важнейших произведений англоязычных авторов ХХ века.

 

   скоро
Кочергин
Эдуард Кочергин
"Ангелова кукла. Рассказы рисовального человека"

Рассказы художника Эдуарда Кочергина - удивительное повествование об удивительных людях, оказавшихся "на дне" в 1940-е-1960-е годы. Дети без отцов, юродивые и калеки, нищие и проститутки стали персонажами впечатляющего жизненного полотна, воссозданного пером "рисовального человека".

Сын репрессированных родителей, воспитанник детприемников и спецучреждений НКВД Э.С.Кочергин - народный художник России, лауреат Государственных Премий, действительный член Российской Академии художеств. Его рассказы - память об оттесненных на обочину жизни людях с их достоинствами и талантами.

В оформлении книги использованы рисунки автора.

На обложке фотография работы Ивана Костыля, василеостровского уличного светописца.

 

   скоро
Фицджеральд
Фрэнсис Скотт Фицджеральд
"Великий Гэтсби"

Роман "Великий Гэтсби" был опубликован в апреле 1925 г. Определенное влияние на развитие замысла оказало получившее в 1923 г. широкую огласку дело Фуллера - Макги. Крупный биржевой маклер из Нью - Йорка Э. Фуллер - по случайному совпадению неподалеку от его виллы на Лонг - Айленде Фицджеральд жил летом 1922 г. - объявил о банкротстве фирмы; следствие показало незаконность действий ее руководства (рискованные операции со средствами акционеров); выявилась связь Фуллера с преступным миром, хотя суд не собрал достаточно улик против причастного к его махинациям известного спекулянта А. Ротстайна. Изображенная в романе ситуация, линия Гэтсби - Вулфшима и образ главного героя перекликаются с историей Фуллера.


Литературное чтиво
Подписаться письмом

Текст сообщения: *

Ваш адрес электронной почты:

Вы можете оставить это поле пустым.

Для получения ответа   указывайте  реально существующий e-mail.




В избранное