Скачать книгу

В этом приключенческом романе автор повествует о государстве амазонок — легендарных женщин–воительниц — в период его распада, государстве, замкнутом в себе и агрессивном для внешних пределов, раздираемом внутренней борьбой за абсолютную власть. Идея романа: общество, основанное на жестокости и человеконенавистничестве, обречено на гибель.

Царица Годейра вернулась сегодня в свой дворец поздно. Вчера грозовой дождь наделал много хлопот. Лето в этом году стояло погожее, и дождь с грозой оказался неожиданным. Всю прошлую ночь царица провела на участках, где рабыни убирали овощи, днем она посетила виноградники, заехала к рыбачкам на побережье и домой возвратилась лишь за полночь.

Около ворот конь остановился и заржал. Привратница распахнула створки, и Годейра, отпустив сопровождавшую ее свиту, въехала во двор. Она соскочила с коня, бросила поводья и вошла во дворец. Ее встретили служанки, помогли раздеться.

- Ужин принеси мне на верхнюю террасу - спать я буду там, - сказала она служанке и поднялась по каменной лестнице вверх. Верхняя терраса расположена на крыше дворца и огорожена высокой решеткой. Она так густо оплетена виноградными побегами, что непроницаема для зноя и ветра.

Царица, когда ей хочется одиночества, ночует здесь.

У окна, проделанного в решетке, стоит столик, рядом с ним кробатос - ложе из черного дуба, инкрустированного блестящими бронзовыми пластинками. У изголовья кробатоса - светильник на треноге, около столика таз для умывания.

Вошли три служанки: одна поставила на столик ужин, вторая налила в светильник оливкового масла и зажгла его, третья принесла кувшин с водой и полотенце.

Сполоснув руки, Годейра отослала служанок, прилегла. Отломив корочку хлеба, она макнула его в вино, разжевала. Потом взяла кусок рыбы и стала есть. Голод, который она испытывала по пути домой, исчез. Рыба казалась невкусной, сыр пересоленным, и она отложила еду в сторону.

Поднявшись с ложа, подошла к окну, распахнула створки. Внизу перед нею раскинулся город. Кое-где светились огоньки. На холме, по ту сторону агоры - главной городской площади, высился храм. За храмом подковой опоясали его подножье жилища жриц. Вокруг агоры приземистые каменные помещения суда, гимнасия и торговые ряды.

Ниже все подножие холма застроено домами воительниц. Там живут наездницы -краса и гордость Фермоскиры. Их жилища построены из пиленого камня, многие из мрамора. У каждого дома конюшня, двор, помещение для служанок и рабынь. Эту часть города, утопающую в садах, зовут золотым ожерельем Фермоскиры.

Далее по равнине дома беднее: ломаные улочки тесны и грязны. Здесь живут гоплитки - пешие воительницы, стражи города и порядка.

Еще дадьше, до самого берега Фермодонта, раскиданы бедные лачуги рабынь. Рабыни обрабатывают поля и сады басилейи, строят дома, прядут пряжу, ткут полотна и делают всю тяжелую и черную работу. Жизнь рабыни унизительна и трудна - ее не считают за человека. Она просто тело - одушевленный рабочий инструмент. Амазонки так и говорят: "У меня на виноградниках работает сотня тел, трех нерадивых я убила". Или: "Что мне делать с каменоломнями- они требуют прорву тел. Рабыни мрут как мухи". Есть одна надежда в безотрадной жизни рабыни - стать метекой. За верность и безропотность ее могут сделать вольноотпущенной. Она будет пасти стада, ловить рыбу, а если судьба улыбнется ей, то станет она служанкой у госпожи…

…Вдруг царица вздрогнула. Гулко простучали копыта по мостовой, и через минуту на террасу поднялась служанка.

- Приехала Лота, и она просит впустить ее.

- Веди.

Лота вышла на террасу, вскинула руку в знак приветствия.

- Что-нибудь случилось? Почему ты одета по-дорожному?

- Я ездила искать тебя. Мы где-то разминулись.

- Садись, говори.

- Весь город возбужден, царица. В козлятник подкинули ребенка.

- О, боги! Летом - ребенка! Где он мог родиться?

- В том-то и дело.

- Может, рабыня?

- Девочке больше месяца. Рабыня не может скрыть беременность, не может месяц держать около себя ребенка. Он из богатого дома.

- Значит, кто-то из воительниц преступил завет.

- Не это меня беспокоит, царица. Гелона всем говорит, что девочка - дар богов. Моя мать подарила Мелете куклу. Дочка прятала ее в кормушке. Потом решила показать Кадмее. Но на месте восковой девочки лежала живая.

- Что ж… Такое чудо под силу только богам.

- Подумай лучше, Великая. Боги не дарят детей ни с того ни с сего. Жрицы говорят, что ее следует назвать дочерью Ипполиты. И тогда…

- Она будет царицей Фермоскиры?

- Да, Великая. Ее воспитают в храме. Богорожденную могут назвать царицей когда угодно. И ты…

- Мне несдобровать тогда. Но что я могу поделать, если боги захотели этого?

- А ты уверена, что этого захотели боги? Может, они ни при чем?

- Не кощунствуй, Лота,

- Подумай, подруга. Если бы боги решили подарить городу девочку, они положили бы ее только в храме и нигде более.

- Ты думаешь, она рождена смертной женщиной? Но кем, же?

- Я не знаю кем, но кому-то выгодно заменить ею тебя или твою дочь…

- Этого хочет только одна женщина в Фермоскире.

- Атосса. И только ей выгодно из этого порождения греха сделать святую.

- Но она могла бы положить ее в храм.

- Это опасно. Около священного наоса, у алтаря, днем и ночью стоят в карауле две воительницы, в храме постоянно ходят жрицы. Только двое могут решиться на такое: та, кто родила девочку, и та, кому нужно сделать из нее святую. Если об этом узнает кто-то третий - тайное станет явным. Мы, женщины, не любим хранить тайны. И поэтому ребенка положили в козлятник. Кто-то знал, что девочки играют с куклой, и воспользовался этим.

- Что же делать?

- Если бы я знала - не пришла бы к тебе среди ночи.

Годейра снова подошла к окну и долго молча стояла около него.

- Рассуди, Лота: только Священной нужно убрать меня с трона - с этим я могу согласиться. Но где она могла взять ребенка?

- А может, это ее дочь?

- Не святотатствуй, Лота. Атосса была больна и никуда не отлучалась из города. Ни одного мужчины не было в Фермоскире.

- Гелона?

- Нет, нет. Я весь этот год была рядом с ними. Я бы заметила.

- Антогора?

- Ты говоришь, девочка родилась месяц назад. Антогора не слезает с коня все лето. А более никому в таком деле Священная не доверится. Может быть, все наши подозрения, Лота, - великий грех и святотатство. Давай вверимся воле богов и не будем больше говорить об этом. Великая наездница может жестоко покарать нас, а если мы усомнимся в ее даре при всех, нас сомнут. Может, завтра выяснится, что это простая смертная. А сейчас надо спать. Летняя ночь коротка.

Но, проводив Лоту, царица не могла спать. Она позвала служанку, велела ей собираться:

- Мы едем в паннорий. И чтоб никто не знал об этом.

Охранницы паннория узнали ее и беспрепятственно провели к хозяйке. Лаэрта не удивилась, она знала, что царица не утерпит и приедет сюда. Правда, она не ждала ее ночью.

- Она здесь? -спросила царица после взаимных приветствий.

- У меня в доме. Так велела Священная.

- Я хочу взглянуть на нее.

- Священная строго наказала пока не показывать ее никому, но тебе… Я думаю, Великая не выдаст меня…

Девочка лежала на боевом щите, подвешенном к перекладине. Лаэрта поднесла светильник. Яркий свет разбудил девочку, она открыла глаза, но не заплакала, а улыбнулась. Протянула к царице ручки, зачмокала губами. Годейру поразила белизна ее кожи. Обычно дети у амазонок рождались светло-коричневыми, чаще всего они были черноглазы. Эта же будто светилась изнутри. Крупные глазенки смотрели на женщин приветливо, словно синь небес опрокинулась в них. Годейра взяла ребенка на руки.

- Дай рожок, - сказала она Лаэрте, и та поднесла ей козий рог, наполненный молоком. Девочка привычно схватила губенками узкий конец рожка и начала вытягивать из него молоко.

- Говорят, что она богоданная. Будто сама Священная сказала это?

- Мне она ничего не говорила. Велела держать у себя, кормить и все.

- Как ты думаешь сама?

- Ни одна смертная женщина Фермоскиры не осмелится нарушить завет. Девочка и в самом деле будто бы упала с неба. Ты и сама понимаешь, Великая, никому в нашем городе не удалось бы скрыть беременность. Я не знаю, что и подумать. Говорят, завтра соберется Совет Шести, и затем Священная выйдет на агору. Весь город ждет.

В полдень собрался Священный Совет. Он считался хранителем заветов великой Ипполиты, в его руках была жизнь и смерть каждой амазонки. Годейру удивило одно: на Совет позвали и Лоту. Четверо пришли вовремя, не было только Атоссы и Гелоны. Все знали о причине сбора и вполголоса обсуждали событие, о котором так много судачат в городе. Наконец появилась Священная. Атосса шла тихо, ее поддерживала под руку Гелона. На верховной жрице коричневый священный пеплос с оранжевыми каймами, белый венец в золотистых оборках. Лицо Атоссы бледно, она опирается на посох. Усевшись на свое место, Атосса долго молчала. Совет ждал.

- Прежде чем говорить о главном, - Атосса искоса глянула на Лоту, - я хотела бы передать Совету просьбу царицы. Она снова требует отдать копье полемархи Лоте. Я думаю, что теперь можно это сделать. Воля богов на ее стороне, Лота заслуживает этого высокого звания. Может быть, кто-нибудь из вас, думает по-иному?

- Царица права, - сказала Лаэрта. - Ей одной управлять басилейей и наездницами трудно. Сколько лет она была и паномархой и полемархой.

- Достойнее Лоты не найти, - буркнула Антогора.

- Да будет так. Отныне ты полемарха, Лота, и твой голос равен нашим. - Атосса закрыла глаза. Все понимали, что ей после болезни говорить трудно, и ждали.

- Молчат боги… - тихо произнесла Священная. - Молчит воительница, молчат оракулы. Я и Гелона всю ночь стояли у святых алтарей и не получили никаких знаков свыше. Мы долго думали: кем рождена девочка? Смертная могла зачать ее только осенью. Но в это время во всей Фермоокире не было ни одного мужчины. Мало того, в ту пору ни одна амазонка не покидала нашего царства. Мы не ходили в походы. Да если бы и ходили - ни одна дочь Фермоскиры не прикоснется к презренному мужскому телу, не омытому в Фермодонте и во внеурочное время. Таких грешниц у нас не было и, я надеюсь, не будет. Может быть, поэтому молчат боги. Они верят, что мы сами поймем, что девочка - их дар. Может быть, после боги скажут, чему он предназначен. Теперь говорите вы.

- Мы - Священный Совет, - сказала Годейра. - Нам нельзя ошибаться. И пока мы не узнаем… Боги не посылают на землю своих детей без причины…

- Отчего же? Разве царственная супруга Зевса не сбросила своего сына с Олимпа на остров Лемнос? И разве знала причину богиня Амфитрита, воспитавшая Гефеста? И разве не он принял нашу прародительницу как свою родную дочь? Было бы большим кощунством отрицать это.

- Если боги решили дать нам дитя, они бы сказали об этом, - заметила Лота. - Но боги молчат, ты сама говорила.

- Боги все видят, все знают, дорогая Лота. Мы много грешим, и они, я думаю, хотят испытать нас. И если мы не поймем, не поверим в божественное происхождение ребенка - мы лишний раз докажем свою греховность. И нас ждет тогда кара.

- А что если девочку родила смертная? -упорствовала Лота. - И не просто женщина, а великая грешница. Потому что зачала она свое отродье в неурочное время. Что тогда? И не будет ли на нас греха еще больше?

- Ты посмотри на нее! -воскликнула Антогора. - Если бы она была греховной… Ее нельзя не полюбить. Я сама с радостью удочерила бы ее.

- Ну и удочеряй. Зачем впутывать в это дело богов?

- Ты молчи, Лота. Видно, у тебя у самой много грехов на душе, если ты восстаешь против святого рождения. Ты и твоя мать…

- Не надо браниться, Антогора, - перебила ее Гелона. - Только два помысла между нами: или ребенок рожден смертной, или это дар богов. Третьего не дано. Мы не можем доказать первое - значит, должны признать второе. Если она рождена в грехе, мы должны убить ее. Кто решится на это, хотела бы я знать? Ты, Лота?

- Нет, я не говорю этого.

- Тогда нужно оставить ее в живых, передать Лаэрте, пусть она воспитает ее достойной воительницей, пусть не будет ей никаких послаблений. И да свершится воля богов!

- Да свершится, - сказала Лаэрта. - Пусть она будет дочерью храма.

- Как мы назовем новорожденную? - спросила Атосса.

- Агнесса будет ей имя, - сказала Гелона, и никто не возразил ей.

- Да будет так, - заключила Атосса. - Совет окончен.

Через час вся Фермоскира узнала: Агнессу удочерил святой храм. Никто не сомневался, что она - дар богов. И всем хотелось верить, что она - дочь богини Ипполиты.

Лота, выходя из храма, шепнула царице:

- Попомни мое слово: она принесет нам обеим много бед.

- Мудрость Священной безгранична, - сказала Гелона, когда они остались вдвоем с Атоссой. - Ты сегодня обезоружила царицу.

- Нельзя натягивать тетиву до бесконечности, она может порваться, - Атосса улыбнулась. - Царица могла бы сейчас испортить все дело.

- Только вот… теперь, когда Лота стала полемархой, нам будет очень трудно…

- Поживем - увидим. Ты нашла то, что я просила?

- Она здесь.

- Веди.

Спустя несколько минут Гелона ввела в зал женщину. Это была старая и измученная рабыня.

- Как тебя зовут, женщина?

- Рутула.

- Где ты родилась?

- Далеко. В селении Тай. Это… там… - старуха махнула рукой.

- Знаю. Ты хочешь поехать домой?

- Я больна… Мне не добраться до родных мест.

- Мы подлечим тебя, увезем в селение Тай.

- Что я должна сделать?

- Туда поедут наши наездницы. Ты поможешь им поговорить с таянцами. Нужно найти одного человека.

- Воля ваша. Мне бы хотелось умереть на родной земле.

- Ты еще поживешь там. Если будешь честной и верной. А пока отдыхай, набирайся сил. Иди.

- Стало быть, предстоит поход? - спросила Гелона, когда Рутулу увели.

- Да. И если он будет удачным, мы свалим и Лоту, и царицу.

На дворе стоит южная осень. Пора дождей еще не настала, море дышит теплом, запасенным с лета, по двору паннория ветер кружит охапки багряных листьев.

В окно спаленки глядит молодая луна. Колыбель Агнессы висит около окна, створки чуть приоткрыты, и ветер слегка раскачивает щит.

Кадмея и Мелета прошли мимо дремавшей няни на цыпочках, приблизились к колыбели богорожденной и встали перед ней на колени.

- Проси за меня и за себя, - шепнула Мелета.

- Тебя мы молим, великая дочь великой богини, - Кадмея говорила тихо, сложив руки для молитвы. - Мы знаем, что во сне ты уносишься к своей матери Ипполите и проводишь с нею все ночи. Мы знаем также, что придет пора и царственная наездница подарит нам матерей. Попроси ее, чтобы нам она дала наилучших…

- Что тебе стоит, попроси, - шепнула Мелета.

- Разве не мы чаще других качаем твой щит и приносим в твою колыбель цветы?..

Лаэрта появилась около девочек неожиданно.

- Что вы здесь делаете, Мелета и Кадмея?

Девочки вскочили, прижались друг к другу.

- Вы молились? Что же молчите? Говорите…

- Мы пришли… Нам показалось, что Агнесса выпала…

- Молчите! Вы сейчас начнете лгать, а это большой грех. Я знаю, зачем вы здесь. Вы молились.

Девочки смущенно молчали.

- Этого не нужно делать. Молитвы возносятся только богине…

- Но она дочь Ипполиты…

- Кто вам сказал? Этого не знает никто. Запомните, девочки, пока боги не дадут нам знать - Агнесса такая же как все. А вам и совсем не к лицу поклоняться ребенку. Вы дочери великих матерей. Завтра праздник удочерения, и вам пора знать: ты, Кадмея, дочь Великой, а ты, Мелета, дочь полемархи Лоты.

Девочки враз удивленно вскрикнули.

- Тише! Вы разбудите наших пчелок. Пойдемте ко мне, я расскажу все, что вам нужно знать.

Лаэрта давно стала замечать, что с девочками паннория происходит что-то необычное. Особенно пристально она следила за Кадмеей и Мелетой. Считая себя сопричастными к появлению Агнессы, они по нескольку раз в день бегали, чтобы взглянуть на богорожденную. А перед сном, после молитвы богине, девочки тайком приходили к Агнессе и эту же молитву произносили перед ней.

Лаэрта понимала их. Воспитанницы не видели изображение богини, неясный и расплывчатый образ Ипполиты воплотился для них в милых и нежных чертах ребенка. И они стали поклоняться ему. Сначала Лаэрта думала, что в этом нет ничего плохого, но потом поняла - могут быть большие неприятности. А вдруг выяснится, что девочка рождена грешницей? Что скажет Лаэрта своим воспитанницам, Совету Шести? Атосса сразу снимет с себя вину. Знака о богоданности не было -скажет она…

…То, о чем рассказала Лаэрта девочкам, ошеломило их. Они до утра не могли уснуть. А на рассвете снова забежали к Агнессе и положили на ее колыбель по пучку багряных кленовых листьев в благодарность за. то, что она выпросила им у богини самых лучших матерей…

…Дня за три до праздника удочерения в опочивальню Атоссы зашла Антогора. Резко отстегнув пряжку, она бросила пыльный хитон на спинку кровати, села у ног сестры.

- У меня не хватает злости! Мало нам одной царицы- теперь их в Фермоскире две! И я еще не знаю, которая опаснее!

- Не кричи, - Атосса приподнялась, откинулась на подушки. - Говори по порядку. Одну царицу я знаю. Кто же другая?

- Чокея! Я только что из наших западных колонхов. Рабыни провозгласили Чокею своей царицей. И все это началось с Годейры. Смешно?

- Если это правда, то скорее грустно, - спокойно ответила Атосса. - Я напрасно позволила тебе продать Чокею. Ее надо было убить.

- Еще не поздно…

- Увы… Царица этого и ждет. Чокею любят не только в колонхах Годейры, ее боготворят и наши рабыни. И если ты убьешь ее, царица поднимет весь этот сброд на нас.

- Она играет с огнем.

- Верно. И так то в одной колонхе, то в другой вспыхивают мятежи, но если у рабынь будет вождь…

- Они не пощадят и Годейру!

- Еще раз верно. Надо что-то предпринимать.

- Говори. Я сделаю все.

- Мы позовем на праздник рабынь и метеков, накормим их досыта.

- Не понимаю, для чего? Они сожрут весь город! - Двести тел, не больше. Выбор гостей поручим Чокее…

- Она выберет не тех, кто заслуживает поощрения, а преданных ей союзниц.

- Я на это и рассчитываю. Мы узнаем, на кого она опирается. Мы по спискам будем выдавать им еду, списки сохраним. Поняла?

Через час Атосса зашла к царице. Годейра собиралась на ипподром, чтобы готовить место для празднества.

- Я ненадолго задержу тебя, Великая.

- Садись, Священная. Я с радостью выслушаю все, что бы ты ни сказала.

- Я о предстоящем празднике. Согласись, удочерение - радость для всей басилейи…

- Согласна.

- Так, может быть, следует позвать на праздник рабынь и метеков?

- Никогда не думала об этом.

- Их жизнь тяжела и безотрадна. Пусть сотня, другая.

- Но как их выбрать?

- Доверить это Чокее. Она знает тех, кто предан тебе и храму.

- Я согласна. Триста тел будут выбраны. Посадим их на верхние трибуны. Пусть они увидят могущество Фермоскиры.

- Я все время упрекаю Антогору, - сказала Атосса, когда они спускались по лестнице дворца, - за то, что она продала тебе Чокею. Скажи положа руку на сердце, зачем, она тебе понадобилась?

- Мне?! Я ее купила для Лоты. Полемарха немного тщеславна. Она захотела, чтобы ее колесницу водила царская дочь. Я решила сделать ей этот подарок.

Больше они не сказали друг другу ни слова.

Праздничное утро выдалось солнечным. Небо ясное, голубое, только за грядами гор клубятся белые громады облаков, с моря тянет влажным теплым ветерком, кружась, падают на сиденья палестры желтые листья платанов. Круглая, просторная площадка посредине заросла лужайкой, осень еще не коснулась травы, и она зеленела, омытая вчерашним дождем. По краю палестры - песчаная дорожка для конных игр и состязаний. За дорожкой, за дерняными ступенями до самого забора, поднимаются сиденья. Самые верхние ряды сидений с утра заняли рабыни. Те, кому не хватило места, расположились на заборах. Ниже их один ряд отведен метекам. Еще ниже будут сидеть гоплитки, а самые нижние ступени - для наездниц.

Праздник начинается с принесения жертв богине Ипполите, Дионису и Гефесту. На внешнем алтаре у подножья храма принесут в жертву коня. На раскаленные священные угли алтаря бога Диониса возложат внутренности быка, омытые в молодом вине. На алтарь Гефесту принесут мечи, копья и щиты, взятые в боях, - Гефест, бог-кузнец, нуждается в металле.

Метеки и рабыни ждали появления наездниц и гоплиток долго. Молитвы и жертвоприношения в этот день велики- нужно поклониться трем божествам. Рабыни рады этому: чем дольше продлится праздник, тем больше им удастся отдохнуть. Они греются на солнышке, лежат на траве, разговаривают между собой.

Они сегодня будут лакомиться остатками от пира.

На балконе, что навис над воротами палестры, приготовился оркестр. Флейтистки и кифаристки смотрят на Тикету, а сигнумистка следит за дорогой к палестре.

Наконец из-за поворота показалась процессия. Впереди на жеребце игреневой масти - Священная.

Увидев Священную, Тикета поднесла к губам рог. Раздался сигнал, возвещающий начало праздника, зазвучала музыка, и ворота палестры распахнулись.

Властительницы Фермоскиры выехали на середину площадки, спешились и уселись на приготовленные им места.

Спустя минуту распахнулись восточные ворота, и в них показалась Лота. Она вела наездниц царицы. В конном строю, по четыре в ряд, въезжали амазонки на поле. Горят на солнце их доспехи, колышет ветер султаны на шлемах, щетинятся ряды остриями копий.

В западные ворота вошла Антогора. За ней храмовые наездницы. Одеты они так же, как и царские, только им не. полагается султанов на шлемы, потому что на голове богини Ипполиты, что стоит в наосе храма, шлем без султана. Этим и отличаются храмовые от царских.

Привычно, без суеты подъезжают к своим коновязям, соскакивают с лошадей, набрасывают поводья на крючки и идут на трибуны. В это время в ворота устремляются гоплитки. Они тоже идут рядами, но строй их не так красив, доспехи их победнее. Так и должно быть: гоплитки - воительницы второго сорта.

Наконец все расселись, утихли споры из-за лучших мест, снова запели флейты, и Лаэрта ввела на палестру пятилетних. Девочки в легких розовых хитончиках выше колен, с венками из цветов на голове. Они рассаживаются на почетных местах - в рядах ниже Священного Совета. Они виновницы сегодняшнего торжества, для них сейчас старшие воспитанницы гимнасия покажут конные игры. Сегодня они прощаются с паннорием. Отныне они не козлятницы, отныне они гимнасийки. Пусть поглядят на игры, пусть поймут, чему им предстоит научиться в гимнасии…

Мелета и Кадмея пришли на праздник вместе. Они только сейчас по-настоящему стали понимать значение того, что произошло.

- О, я, наверно, умру от счастья! - шепчет Мелета и прижимается к Кадмее. - Я расплачусь, когда мне скажут это…

- И покроешь себя позором. Где ты видела, чтобы амазонка…

- Мы же еще маленькие…

- Завтра мы уже не козлятницы. Завтра нам дадут настоящие мечи.

- Ты очень ждешь встречи с матерью?

- Не знаю. Для меня она - царица. Как я могу?..

- Тише, Кадмея. На стены вышли музыканты…

…Взметнулись ввысь звуки рогов. Трубят музыканты, зовут гимнасиек на поле. Вот распахнулись ворота, и на молодых резвых лошадях юные амазонки с гиканьем и визгом вырываются на простор, рассыпаются по полю.

Заклубилась пыль, закипело в движении все пространство ристалища, наполнилось пронзительными криками, топотом и ржанием коней.

Вдруг запели флейты, и словно по единому знаку выстроилась бурлящая масса всадниц сначала в ряды, затем в отряды.

- О, боги, как красиво! -воскликнула Кадмея, привстав над сиденьем. Мелета как зачарованная смотрела на поле.

Идут отряд за отрядом по беговой дороге, враз покачивают кони головами - парад, предшествующий играм, открылся.

Девочки наперебой рассказывают Фериде о происходящем, и будто наяву видит слепая педотриба ликующие глаза молодых амазонок. В молодости она видела такие праздники в родном для нее Милете, и теперь воображение подсказывает ей то, что не успевают высказать Meлета и Кадмея.

Она четко представляет блистательный строй амазонок, взнузданных коней, девочек в шлемах со щитами, словно видит легкие колчаны за их плечами, золотые цепи, что спускаются на грудь, обвивая стройные шеи.

Плеском ладоней встретила палестра трепетные отряды. Вот они едут мимо трибун, соблюдая тройной строй, блистая уменьем управлять конями.

Взмахнула и оглушительно щелкнула бичом Лота. Строй разделился, образуя два полухория, и ринулся в разные стороны.

Снова знак Лоты, круто повернув коней вспять, полухория, выставив вперед копья, поскакали навстречу друг другу. Казалось, вот они сейчас сшибутся, но подняты мгновенно копья вверх - ряды сошлись и вновь разошлись, чтобы, резко повернув лошадей, сойтись снова, являя подобие битвы. Вот один строй убегает, а вот, повернувшись, снова мчится вперед. И опять оба строя смыкаются мирно и скачут рядом…

Очнулась Ферида от тишины. Парад закончился, и слепая педотриба услышала, как встала царица, - звякнул меч о камни сидения.

Голос у Годейры, хотя и молодой, но звучный и твердый.

- Юные пчелы Фермоскиры! Славные воспитанницы гимнасия. Внемлите моему слову. Мы начинаем состязание юных. И сколько бы вас ни было здесь сегодня, ни одна не уйдет без подарка. Каждая из вас получит копье и двуострый топор с насечкой из серебра. И еще мы приготовили три особых награды. Лучшая в стрельбе из лука получит колчан, полный стрел, с перевязью из золота, с пряжкой из самоцвета. Победившую в троеборье мы увенчаем позолоченным аргосским шлемом. За победу в скачке самый дорогой подарок - конь в драгоценной наборной сбруе. Да будет так!

Ферида знает: царица без позволения Атоссы не осмелится открыть игры, сейчас она подойдет к ней.

- Изъяви нам волю богов, Священная? - голос Годейры становится глухим, вялым. Пусть Годейра была царицей, пусть она несла все заботы о празднике, пусть она готовила игры - открыть их должна Атосса. Так заведено-повелевает здесь та, единственная, которой можно входить в наос храма и лицезреть изваяние богини Ипполиты.

- Великая воительница нам завещала… - Атосса остановилась на мгновение, прокашлялась. - Она завещала нам быть сильными, ловкими, бесстрашными. Покажите, дочери Фермоскиры, что вы свято чтете заветы божественной наездницы! - И махнула белым платком.

Игры начались.

Лота теперь села рядом с царицей, и все ее внимание направлено вниз, на первый ряд трибун, где виднеются головки Мелеты и Кадмеи. Состязания, которые начались на поле, Лоту интересовали мало. Особенно первый тур. Без особого интереса смотрели на поле и другие зрители. Сейчас трудно было что-либо понять. На лужайку вышли все девять классов гимнасия. Десятый, последний и выпускной, в играх не участвовал. Он выйдет на последний вид состязаний - скачки. И это будет самая острая и увлекательная для трибун борьба.

Сначала выявлялась победительница в каждом классе. По стрельбе из лука, по метанью копья и диска, по схватке на мечах. Это отняло у игр много времени, и зрители переходили с трибуны на трибуну, из ряда в ряд, переговаривались между собой.

Только козлятницы, и Лота видела это, смотрят на поле с интересом - они ничего подобного не видели ни разу. Конечно, в паннории они тоже стреляли из лука, бросали копье, но это было совсем не то. Девочки увлечены состязанием, они переговариваются между собой, но в сторону матерей не глядят. Они просто забыли о них. "Ну, повернись, блесни глазенками в мою сторону", - шепчет про себя Лота. Но как может вспомнить о матери Мелета, если на поле происходят чудеса. Вот начался второй тур, и девочки из пятого, младшего класса побеждают в схватке на мечах девочку из восьмого. На трибунах усиливается шум, такие сюрпризы зрители любят.

Затем на поле началась самая интересная часть игр - борьба.

У каждого вида состязаний были строгие правила. Борьба отличалась тем, что в ней не признавалось никаких правил, кроме единственного - необходимо противницу подмять под себя и заставить ее трижды коснуться лопатками земли. Можно было кусаться, рвать друг другу волосы, пускать в ход кулаки. Разрешалось намазывать тело маслом или жидкой грязью для того, чтобы оно было скользким.

Борьба продолжалась долго, хотя в ней участвовало только шесть амазонок-победительниц прежних состязаний. Это была не борьба, а скорее жестокая драка. Хитоны были порваны в первом туре борьбы, и дальше соперницы дрались обнаженными. Масло, пот, кровь и пыль превратились в грязь на телах состязательниц. Наконец в последней паре выявилась победительница; ею оказалась девятиклассница Неона.

На поле вышла Лаэрта. Она вручила колчан с перевязью Атриде - победительнице в стрельбе из лука и в схватке на мечах. Неона получила аргосский шлем.

Наступила пора главного приза-скачки. В них по традиции участвуют выпускницы гимнасия - десятый класс. Через несколько дней они покинут гимнасий и станут эфебками - молодыми гражданками Фермоскиры, достигшими совершеннолетия.

Они выехали на поле по четыре в ряд. Затем, выстроившись на беговой дорожке, прогарцевали по кругу и растянулись цепочкой друг за другом. Первое состязание - метанье копья. Оно считалось самым легким. Всадница разгоняла лошадь, а там, где беговая дорожка выходила на длинную прямую, в тридцати шагах влево, был выложен круг из дерна. На скаку амазонка должна метнуть копье в этот круг.

Чтобы достигнуть цели, всадницам нужно было проскакать по всему ипподрому и держать высокую скорость. Если она замедлит бег коня - ее обойдут. Поэтому около задерненного круга амазонки проносились словно ветер, копья, блеснув на солнце, взвивались над ипподромом и вонзались в дерн. Ни одна не промахнулась.

Гул одобрения пронесся над трибунами.

Вторая часть состязаний - стрелы. Теперь на круге с дерном поставлены щиты.

И снова мчатся по кругу гимнасийки, на полном скаку натянув тетивы луков, пускают стрелы. Поразить щиты из луков намного трудней. Двадцать из шестидесяти покидают поле. Они пустили стрелы мимо щитов.

Наступает третий, еще более трудный вид состязаний. Наездницы должны, проносясь мимо щитов, на скаку спрыгнуть с коня, всадить в щит меч. Приученные кони, проскакав одну-две стадии, возвращаются обратно - нужно, опять же на скаку, ухватить гриву своего коня и снова очутиться верхом. Сделать это очень нелегко, и снова часть наездниц покидает поле.

И самое последнее - скачка под платаном. Она решает успех состязания, только в ней можно выбрать лучшую из лучших. Участвовать в скачке под платаном может любая наездница, но немногие решаются на это. Сегодня всего одиннадцать всадниц изъявили желание испытать свое умение.

У западных ворот палестры, рядом с беговой дорожкой, стоит старый платан. Он раскинул свои могучие ветви во все стороны, и одна, самая нижняя, нависла над беговой дорожкой. - На нее ловко взбираются две гимнасийки, им нужно спрыгнуть на спину лошади, когда она будет проноситься под платаном. Спрыгнуть, удержаться, проскакать круг и снова на ходу ухватиться за сук платана и забраться на него.

Первую пару постигла неудача. Одна из наездниц не сумела рассчитать прыжка и кубарем скатилась на поле. Вторая чуть задержалась, и лошадь пронеслась мимо.

Следующий заезд состоял из трех всадниц. Одна не смогла удержаться на спине коня и упала на дорожку, чуть не угодив под ноги мчавшимся рядом лошадям. Две наездницы оказались удачливее своей подруги, но только на первое время. Они прыгнули на своих лошадей, удержались и поскакали по кругу. Им бы надо чуть попридержать поводья, а они старались опередить друг друга, так разогнали коней, что хвататься за сук платана было безумием - они наверняка разбили бы головы.

В следующем заезде поставили лучших наездниц. Девушки, словно кошки, замерли, готовые к прыжку. Вот мчатся под платаном кони; момент - и крики восторга взметнулись над трибунами! Все трое скачут по кругу. Но только одной суждено было ухватиться за сук и подняться на дерево. Ее подруги ухватились за сук тоже, но подняться на него у них не хватило сил…

Последняя тройка от скачек отказалась.

Годейра вышла на поле, ей подвели призового коня.

Победительница подошла к царице, опустилась на одно колено и приняла повод коня. Потом, вскочив на него, проехала круг почета. Игры закончились.

Ферида коснулась рукой плеча Мелеты и сказала:

- Проведи меня вниз. Что-то затекли ноги.

- А Кадмея?

- Она побудет одна; мы недолго. Ты очень любишь Кадмею? -спросила Ферида, когда они вышли на край беговой дорожки.

- Мы подруги и всегда вместе.

- Скоро испытания. Ты боишься?

- Не за себя. Кадмея плохо держится на лошади.

- А если она упадет?

- Да сохранят ее боги! Ей нельзя… Нам сказали… она дочь царицы.

- Тогда ей надо помочь.

- А как?

- Ты же подруга. Подумай. Богиня Ипполита благословляет тебя на это.

- Хорошо, я подумаю.

Парад, игры и состязания, конечно же, интересны, но самая волнующая часть праздника-обряд удочерения. Его с нетерпением ждут многие. Те, что ходили на агапевессу шесть лет назад, переживают сейчас больше всех. Кому-то из них выпадет счастье, и ей подведут дочь; какой-то несчастной вручат пустой щит, который она унесла в храм пять лет тому назад, собираясь рожать. Те, что не были в тот год на агапевессе, сгорают от обычного любопытства.

Годейра и Лота сели на свои места, сейчас вести обряд будут жрицы. С пением молитв они вышли на поле палестры, вынесли восковые дощечки с именами девочек и матерей. Паннорийки с венками из цветов в руках стоят на краю поля.

Атосса, величественная и торжественная, с жезлом Священной в руках, стоит впереди. Ей подают восковку, пение молитв прекращается.

- Лидонта, подойди, - громко провозглашает Атосса, и девочка с венком выходит на площадку.

- Итона, подойди, - это приглашают ее мать. Она встает перед девочкой на одно колено.

- Это твоя мать, Лидонта, -- говорит Атосса. - Возложи ей на голову венок, отдай ей твою любовь, верность и счастье. Отныне и навсегда.

- Отныне и навсегда, - повторяет Лидонта и кладет венок на голову Итоны. Мать молча берет девочку за руку и отводит ее на свое место. Она, конечно, волнуется, ей бы обнять дочку, прижать к груди, но нежность не почитаема в Фермоскире.

- Мелета, подойди, - слышит голос Священной Лота. Она поднимается и выходит на поле. Мелета кладет ей на голову свой венок, повторяет последние слова Атоссы и берет мать за руку. Лота чувствует тепло ее маленькой ладони и ведет по краю поля.

За Лотой вызвали Годейру и потом всех остальных.

Во второй части обряда прошло удочерение сирот. Дочерей убитых в боях амазонок брали к себе чаще всего жрицы.

И в конце обряда вручали щиты тем, кто родил мальчика.

После небольшого перерыва начались испытания. Вести их - удел кодомархи Антогоры.

На круговую дорожку храмовые амазонки выводят двух лошадей. Это серые, в крупных яблоках, кобылы. Они встряхивают длинными гривами, паннорийки хорошо знают их. Одну зовут Деката, вторую Менада. Кобылы на испытаниях не впервые, им привычен шум на трибунах. Привыкли они также и к детям. Взрослые не садились на них с тех пор, как Декату и Менаду отдали в паннорий. Кобыл приучили к выходной поступи - они идут на круг пританцовывая, гордо вскидывая головы, так что храмовые повисают на поводьях.

В середине круга кодомарха с длинным бичом в руке. Лошади косят на нее глаза, останавливаются, переступая с ноги на ногу. Атосса машет платком, и к коням подходят паннорийки в несколько ином порядке, чем при удочерении. Сейчас в первой паре идут Кадмея и Мелета. На девочках розовые хитончики выше колен - вся их одежда. Кодомарха берет их под мышки и усаживает на коней. Храмовые амазонки подают в руки девочек по две пряди гривы, отстегивают поводья. Мелета видит, как побледнела Кадмея.

Антогора щелкает бичом, и кобылы срываются с места, переходят в галоп. Мелета идет чуть позади Кадмеи, она видит, как у подруги розовыми крылышками трепещут за спиной полы хитона. А лошади все ускоряют бег, все оглушительнее становится треск бича Антогоры.

Первый круг пройден благополучно. Мелета приникла к шее коня, до боли в руках сжимая пряди гривы. А кони все ускоряют и ускоряют бег. В конце второго круга, на повороте, лошадь Мелеты обошла кобылу Кадмеи, девочка не смогла попридержать ее. И в этот момент она услышала сзади вскрик. Оглянулась и увидела, как подруга начала сползать набок и, не удержавшись, свалилась на песок. Ее лошадь сразу остановилась как вкопанная. Мелета рванула пряди гривы, осадила своего коня и, не раздумывая, спрыгнула на землю. Она подскочила к Кадмее, помогла ей подняться, крикнула:

- Хватайся за гриву! -и подсадила на спину лошади.

Правила испытаний разрешали это. Кадмея ударила пятками в бока кобылы, и Менада снова понеслась по кругу. Мелета подбежала к своему коню, уцепилась за гриву, но подняться на спину ей не хватило сил. Она глянула вперед и улыбнулась - Кадмея завершала третий, последний круг.

Под одобрительный гул трибун дочь царицы подошла к Антогоре, чтобы получить пояс гимнасийки. Опоясав им девочку, кодомарха хлестко ударила Кадмею по ягодицам. На большую ласку она была неспособна…

…После испытаний девочек повели к подножью храма, чтобы принести жертвы богам. Ипполите каждая мать и дочь жертвуют козленка. Его убивают, омывают внутренности вином и возлагают на огонь алтарей.

Здесь пятилетние прощаются с паннорием.

В Фермоскире все уже давно привыкли к мысли, что Агнесса - богорожденная. В это начинают верить даже Лота и Ферида. На исходе шестой год, а боги не только не покарали девочку, но и покровительствуют ей. Она выделяется среди воспитанниц паннория умом, ловкостью, силой, ростом. Боги словно хранят ее от бед и болезней. Только одна Гелона да, может быть, Лаэрта знают, что боги тут ни при чем. Они свято выполняют наказ Атоссы: следят за здоровьем девочки, оберегают ее и кормят лучше, чем других.

Нынешней весной ясновидящей приснился вещий сон; она видела Агнессу взрослой, на ее бедра был надет пояс Ипполиты. На золотой колеснице Арея она возвратилась из похода. Покорены два царства, владения Фермоскиры раздвинуты вширь, несметными богатствами одарен храм города.

Все эти годы царица и Лота были настороже. Но Атосса мало беспокоила их, предоставив всю власть Годейре. Она редко выходила из своих храмовых покоев, ссылаясь на болезнь, а если выходила, то только для того, чтобы посетить паннорий и оба гимнасия.

В один из вечеров к Атоссе зашла Антогора.

- Ты бы шла к себе, сестра, -сказала Атосса недовольно. - Я очень устала. Болит голова.

- У меня худые вести.

- С хорошими ты ко мне не ходишь. Говори.

- В позапрошлом году сотня Медонты ходила в набег. В одном селении они захватили два десятка женщин…

- Короче.

- Одна из них, ее зовут Рутула, недавно проговорилась. Будто бы она ходила в гости в селение Тай…

- Мало ли кто ходил в гости. Еще короче.

- Там она узнала, что один из презренных скотов, его зовут Ликоп, был у нас на агапевессе и ушел живым.

- Когда это было?

- Десять лет назад.

- Может быть, этот грязный ублюдок лжет?

- Не думаю. После той агапевессы мои жрицы освящали долину и видели на берегу озера на песке мужские следы…

- Почему я не знаю об этом?

- Я не хотела напрасно беспокоить тебя. Я сама видела эти следы, но не была уверена, что их оставил мужчина. У некоторых амазонок бывают крупные ступни. Трудно было поверить, чтобы кто-то из наших отпустил трутня живым.

- Как ты думаешь, кто мог это сделать?

- Ни одна простая амазонка не может сделать. Только двое…

- Кто?

- Царица и Лота. Скорее всего, Лота.

- Почему?

- Царица… Презрение к скотам у нее в крови. А Лота может. От наших доносчиц стало известно, что ее мать предрекает гибель Фермоскиры. Она втайне внушает своей дочери, что заветы богини противоприродны. Она хоть и слепая, но в разговоре заткнет за пояс любую зрячую.

- Как зовут рабыню?

- Рутула.

- А селение… далеко это?

- На востоке. Четыре конных перехода.

- Завтра приведешь Рутулу ко мне.

Через день царица узнала: Атосса выздоровела и решила собрать Священный Совет.

Лота и Годейра пошли на него с беспокойством. Последние два лета были засушливыми, амазонки в походы ходили редко, дела в басилейе шли неважно. В этом можно было обвинить царицу и полемарху. Они обе были уверены, что на Совете их хотят припугнуть, чтобы царица была посговорчивее.

Совет Шести, - как всегда, собрался в храмовом подземелье. Сырой и мрачный зал освещен четырьмя факелами. Царица и Лота заняли свои места. Атосса оглядела членов Совета и, как всегда, тихо и медленно начала говорить:

- Мы собрались сегодня для того, чтобы священная Фермоскира обрела полемарху. Высокочтимая царица Годейра настаивает, чтобы мы торжественно, при всем народе вручили Лоте серебряный лабрис.

Лота удивленно глянула на царицу. Лицо Годейры напряжено, брови сдвинуты, она готова к схватке с Атоссой.

- Священный Совет, - резко заговорила царица, - давно постановил утвердить Лоту в этом высоком звании. Зачем же повторять это сегодня? Мне непонятно упорство Священной…

- Не торопись, Годейра, - перебила царицу Атосса. - Я не сказала ни единого слова против мудрой и храброй воительницы Лоты, и неразумно упрекать меня>в упрямстве. Я и сегодня не вижу повода, чтобы отвести твою просьбу, но прошло время, и, может быть, что-нибудь изменилось. Если все подтвердят это решение… Говори ты, Гелона.

- Я всегда восхищалась мудростью и смелостью Лоты. Она достойна.

- Ты, Пелида!

- Как и прежде, я говорю: достойна.

- Антогора, говори.

Антогора поднялась, исподлобья поглядела на Лоту и долго молчала, собираясь с мыслями. В голове царицы мелькнула мысль: сейчас Атосса устами кодомархи нанесет удар.

- Быть полемархой, - начала Антогора, - это не только водить наездниц в бой, не только быть смелой, мудрой и беспощадной. Полемарха - это третье лицо в Фермоскире. Она, как и Священная, как и царица, должна иметь высшую степень святости, правдивости и честности. Она, может быть, более, чем все простые смертные, должна стоять на страже заветов.

- Ты сомневаешься в этом?

- Да, сомневаюсь. Десять лет назад храмовые жрицы, освещая агапевессу после праздника, нашли мужские следы на прибрежном песке. Я не донесла об этом Священному Совету потому, что не поварила жрицам. Но совсем недавно мне стало известно: кто-то нарушил завет Ипполиты и не убил своего трутня.

- Но почему ты думаешь, что это сделала Лота?

- Этого презренного зовут Ликоп, он живет сейчас в селении Тай - и он назвал ее имя.

- Как можно верить слову мужчины?! - крикнула царица.

- А кто сказал, что ему поверили? Но истина есть - кто-то сбежал с агапевессы и теперь сеет по всей земле грязные слухи о, нас.

- Почему ты побледнела, Лота? - Атосса резко повернулась к ней. - Может, что говорит кодомарха - правда? Говори.

- Обвинение так велико и страшно, -сказала царица, - что на месте Лоты побледнела бы каждая из нас. На той агапевессе я сама видела, как Лота сбросила мужчину в озеро, и это подтвердят служанки, которые несли его к воде, если вы не верите моему слову. А я отметаю эту клевету.

- Пусть Священный Совет позволит мне ввести сюда рабыню.

- Позволяем, - Атосса повернулась к царице, и на ее губах мелькнула злорадная улыбка. Она нанесла удар, и он попал в цель.

Ввели рабыню. Она упала на влажные плиты, стукнулась лбом об пол. Потом поднялась на колени.

- Расскажи о Ликопе, - сказала Атосса строго. - Как ты с ним встретилась?

- В селении Тай живет мой дядя. Я приехала к нему в гости. Туда же пришел и Ликоп.

- Он из селения Тай?

- Нет, он совсем из другого места. Далеко. Он сказал, что был в плену у амазонок и потом попал на агапевессу. Он сказал, что там мужчин сначала любят, потом убивают. Но его не убили, и он убежал. Он знал, что в его селенье пойдет погоня, и потому домой не вернулся.

- Он говорил, что его отпустили?

- Говорил.

- Кто?

- Одна… госпожа… из ваших.

- Как ее имя?

- Я забыла.

- Может быть, Лота? - спросила Антогора.

- Да… Лота.

- Послушай, женщина, - Годейра поднялась, подошла к рабыне. - С тобой говорит царица Фермоскиры. Я прикажу послать наездниц в селение Тай, они найдут там этого Ликопа… И если ты солгала хоть на волосок - умрешь в страшных мучениях. Мне нужно знать правду. Одну только правду. Он называл имя Лоты?

- Я не помню, богоподобная. Пощади меня - я не помню, - и рабыня снова распласталась на каменных плитах.

- Но ты говорила мне, - к женщине подошла Антогора, -что он называл имя Лоты. Когда ты лгала? Сейчас или тогда?

- Я не говорила имени… Это ты сказала: "Может быть, Лота?"

- Уведите ее, - приказала- Атосса, и когда рабыню вытолкали из зала, обратилась к Совету: - Я думаю, царица права: пока мы не узнаем истины, нам нельзя ничего решать. Ты сказала, Годейра, что хочешь послать в селение Тай наездниц. Посылай. Пусть они разнесут это селение на концах своих копий, пусть поймают этого презренного лгуна и пусть узнают всю правду. Я думаю, что Совет настолько верит Лоте, что согласится во главе отряда послать ее. Чтобы избежать поражения, мы придадим ей храмовых наездниц. Их; я думаю, поведет Антогора. Кто хочет возразить мне?

Священный Совет принял решение Атоссы.

Когда это было? Десять лет тому назад, а может быть, больше? Все они прошли для него как сон, тяжелый и беспокойный. Ликоп сидит у очага и смотрит, как гаснут на угольках голубые огни и зола покрывается серым и легким пеплом. На камнях лежит сеть, которую он начал чинить, но руки Ликопа спокойны, -он весь ушел в воспоминания.

Сегодня снова всколыхнулась его память - староста соседнего селения сообщил, что охотники видели за перевалом амазонок, и просил не уходить из дома. Видимо, он придет посоветоваться.

Амазонки… Это слово за последние десять лет будило в нем самые противоречивые чувства. Страх, ненависть и любовь. Всегда, как только услышит он это слово, рядом с ним возникает образ Лоты и вспыхивает надежда на встречу. Ликоп поднялся, подошел к шкафчику, вделанному в стену хижины, достал сверток. Развернул; на цветном платке блеснула золотая серьга с рубиновым камнем - подарок Лоты. Это было в ту, последнюю ночь. Лота вынула сережку из мочки уха, положила в его ладонь.

- Зачем? - спросил он тогда.

- Чтобы ты не забыл этой ночи.

- Память без надежды - мука.

- Все в руках судьбы. Я буду искать встречи.

Тогда Ликоп не поверил в эти слова.

Когда он выбрался на берег озера и вышел на перевал, возник вопрос: куда идти? Возвращаться в родные места было опасно. Если амазонки узнают о его спасении - они пошлют погоню. И не столько за себя беспокоился тогда Ликоп, сколько щадил Лоту. Он знал: в случае огласки ее ждет смерть. И поэтому решил идти в противоположную сторону. Дома его все равно никто не ждал. Он шел до тех пор, пока не достиг селения Тай. Староста принял Ликопа в свой дом. Сам он был стар, единственной дочери нужен был муж. Через год родился Хети, а еще через год умерла жена. Смерть была неожиданной. Жену ужалила змея, и знахари ничем не могли помочь. Ликоп мог бы жениться вторично - девушек в селении было много, а мужчин мало. Но Лота не уходила из сердца, и всякий раз, когда приходили слухи о набегах амазонок на соседние селения, Ликоп надеялся на чудо…

…Звякнула щеколда, и в хижину вошел Донул. Ликоп торопливо сунул сверток за пазуху и поднялся навстречу гостю. Пожелав друг другу здоровья, они уселись около очага. Вбежал Хети, десятилетний, как две капли воды похожий на отца парнишка, и поставил перед гостем кувшин с вином.

После незначительных и обычных в таких случаях фраз Ликоп спросил:

- Какие заботы привели тебя в мой дом, староста Донул-

- Я уже сообщал тебе - в горах появились ойропаты. Они идут в наши края.

- Далеко ли видели их?

- В двух днях пути отсюда.

- Может, они пройдут мимо?

- Боюсь, что нет. Двенадцать лет боги хранили нас от набегов.

- Сохранят и на этот раз.

- Лучше, если мы будем готовы к отпору. Я выставил вокруг селения сторожевых.

- У нас они постоянны. Сегодня как раз сторожит Эноха.

- Пока он был старостой, мы не ладили с ним. Поссорились из-за пустяка… Теперь старостой стал ты, и пора кончать эту вражду. Нам нужно вместе встать против ойропат, и тогда мы можем дать им отпор. Говорят, что ты когда-то поднимал на грабительниц несколько, селений. Это правда?

- Было. Но там жили родственные племена. Здесь же…

- Ты прав. Мы живем недружно, но вот я пришел же к тебе. Пусть наши селения часто ссорятся из-за клочка земли, но когда приходит час опасности…

- Я не против, уважаемый Донул, но боюсь, что жители Тая не послушают меня. Я молодой староста…

- И все же я прошу тебя: давай соберем сходку, поговорим.

- Давай поговорим. Хети, подбрось хворосту в очаг, разогрей ужин и поешь. Потом иди к деду. Он и днем видит плохо, а ночью…

- А ты?

- Мы пойдем на сходку.

Дуб стоит на вершине горы с незапамятных времен. И дед Хети, и прадед помнили дерево таким, каким видят сейчас. И никто теперь в селении Тай не скажет, кем и когда сооружено у вершины дуба дозорное гнездо. Это, наверно, случилось в пору вражды племен, когда в любое время дня и ночи можно было ожидать нападения врагов.

Старый Эноха ждет внука. Хети днем помогает отцу по хозяйству, а ночи нередко проводит с дедом. Сегодня внук почему-то задержался, и Эпоха, кряхтя, забирается на нижние ветви дуба. Отдохнув, он поднимается выше, и перед ним открывается вся долина Тай, освещенная багряно: розовыми лучами заходящего солнца.

Внизу, у подножья горы, селение. Оно раскинулось по обеим сторонам горной речки, которая с (Высоты похожа на блестящую змейку. Здесь пасутся стада таянцев, раскинулись их поля, сады и виноградники. Вот и внук. Он бежит по тропинке, взбирается на холм и ловко, как белка, поднимается на дерево.

- Ты что-то запоздал сегодня? - спрашивает дед, принимая узелок с ужином.

- К отцу приходил Донул; я слушал их разговор.

- Донул? Зачем приходил этот старый лис?

- Он предупредил отца, что где-то на дальних дорогах заметили ойропат. Нам велено смотреть лучше, не покидать дерево.

- Тогда лезь в корзину и смотри. Я поужинаю здесь.

Хети оглядел окрестности. Кругом было тихо, не клубилась на дорогах пыль. "Вырасту большой, - думает мальчик, - брошу клич на все долины, соберу всех мужчин в одно место и поведу их на ойропат".

Над горными долинами, зной.

Над обветренными, обожженными солнцем всадницами пыль. Она всюду: скрипит на зубах, лежит толстым слоем на крупах лошадей, пыль скрыла блеск шлемов и щитов, запорошила уздечки, нагрудники и колчаны. Она поднимается из-под копыт тяжелыми клубами, оседает на ресницах, проникает в легкие. Переносить это мучительно.

Если пустить лошадей в галоп, пыль останется позади, но 'сотня третий день в пути, кони утомлены, и потому отряд двигается шагом.

Лота и Антогора едут впереди сотни рядом. Одна на вороном коне, другая на гнедом. Сейчас их отличить трудно - оба жеребца серые от пыли. Они идут рядом, голова в голову, с опущенными поводьями.

Антогора старше Лоты, но сейчас этой разницы не уловить. Обе стройны, будто высечены из мрамора, обе надменно, чуть откинувшись назад, сидят в седле, обе покрыты пылью с головы до ног.

Только по глазам можно определить разницу в их характере: взгляд Антогоры жесток, колюч и выдает ее непреклонность и жестокость. Во взгляде Лоты постоянное беспокойство-ведь до селения Тай совсем недалеко. Обе амазонки молчат, у каждой свои думы.

"Завтра решающий день, -думает Антогора. - Пора поразмыслить о предстоящем набеге". Кодомарха много раз водила храмовых наездниц в бои вместе с царскими, и ее тактика выверена и неизменна. "Начнут бой мечницы Лоты, затем вступят в схватку лучницы и копейщицы. Завершат набег мои, храмовые. Они не понесут никаких потерь. Скоро отдых у озера и разведка. В нее пойдут тоже наездницы Лоты. Если набег будет неудачным, все можно свалить на рааведчиц. В другое время Лота, может быть, стала бы оспаривать этот замысел, но сейчас ей выгодно быть впереди. Лота будет стремиться предупредить Ликопа, если тот и в самом деле живет в селении Тай. Я не буду ей в этом мешать. Сделать это непросто, и Лота, наверное, совершит кучу ошибок, которые выдадут ее. Так советовала поступить Атосса. Она не зря послала в набег рабыню, знающую язык таянцев. Рутула, как переводчица, будет постоянно около Лоты, и поэтому Антогора узнает все. Пусть Лота ищет своего возлюбленного, пусть выспрашивает о нем таянцев. Этим она погубит себя".

"Будет лучше, если Ликопа не окажется в селении и слухи не подтвердятся, - думает Лота. - Атосса и Антогора будут посрамлены, а ее амазонки возвратятся домой с добычей и пленницами". Но тут же возникает жгучее желание увидеть человека, о котором она не переставала думать все эти годы. Ей было не ясно, о чем они будут говорить, для чего эта встреча нужна им, - просто хотелось встретить Ликопа, прижать его к груди, заглянуть в его добрые и ласковые глаза.

- О чем думаешь, Лота? - прервала ее мысли Антогора.

- О сражении. А ты о чем?

- Как мы будем совершать набег?

- Давай думать вместе.

- Ты ведешь сотню. Я только на тот случай, если у твоих не хватит сил. Так и решил Совет. Но я выслушаю твой замысел.

- По-моему, надо выслать разведку.

- Разумно. Ты сама пойдешь?

- Зачем же? Пошлю мечниц.

- Тоже разумно. Когда думаешь налетать? Днем?

- На рассвете. Если разведчицы принесут хорошие вести.

- Твоя воля. А вот и поворот к озеру. Ах, с каким наслаждением я брошусь в прохладную воду! - воскликнула Антогора и повернула коня вправо.

Небольшое озеро спряталось в горном лесу. Несколько амазонок спешились и скрылись в тени деревьев, чтобы осмотреть берег: нет ли на озере рыбаков или иных каких случайных людей.

Через полчаса, укрыв лошадей в роще и выставив сторожевые посты, амазонки плескались в прохладных струях озера.

Лота выслала в сторону селения Тай десятерых лучниц, приказала ставить шатер. В отдалении уже стоял шатер Антогоры. Простые амазонки устроились на ночлег под открытым небом.

Старость бессонна и чутка. Эноха подремал в шалаше не более часа, вышел на воздух. Летняя ночь облила молочным светом луны долину, дышала прохладой и тишиной. В дозорной корзине, как молодой галчонок, поклевывал носом Хети.

"Пошлю-ка я его спать, - подумал Эноха. - Ночь светла, кругом тихо". Он позвал внука вниз, тот охотно спустился и молча юркнул в шалаш, лег на теплые ветки и мгновенно уснул. Дед оглядел дороги, идущие к селению, - только черные тени от деревьев перехлестывали их поперек…

…Хети сквозь сон ничего не мог понять. Его схватили чьи-то сильные руки, зажали рот и понесли. Было нечем дышать, ветки кустарника царапали его тело. Единственное, что понял Хети, его несут вниз, к дороге. Там, где дорога подходила к самому берегу реки, Хети увидел лошадей и вооруженных женщин. "Ойропаты!" - мелькнула догадка, и страх сковал его душу. Дед Эноха стоял связанный около дерева, с тряпкой во рту. Увидев внука, он задрожал, надежда на то, что парнишку не заметят, исчезла. Хети попытался вырваться, но ему тоже втолкнули в рот вонючую тряпку, связали руки и ноги и как мешок перебросили через седло. Когда лошади тронулись, он еще раз увидел деда: Эноха, спотыкаясь, шагал за конем, а веревка, которой он был привязан к седлу, натянута как струна…

Когда Антогора пошла к воде, сказала охраннице шатра:

- Эту береги пуще глаза. Лучше всего - привяжи. Охранница подошла к Рутуле, стянула веревочной петлей запястья рук, произнесла коротко:

- Если побежишь - прикончу.

Ах, как проклинает себя Рутула за болтливый язык. Не зря отец твердил ей когда-то, что человек до пяти лет учится говорить, а после пяти всю жизнь должен учиться молчать и слушать. Ее никто за язык не тянул. Рабыни перебирали в подвале яблоки. Надсмотрщица дремала. Зашел разговор о воительницах. Их жизнь для пленниц - сплошная тайна. Они знали одно: в басилейе не было, нет и никогда не будет мужчин. Но как они продолжают свой род? И вот тогда Рутула заговорила. Она рассказала, как однажды была в гостях у сестры, выданной замуж в далекое селение Тай. И там встретила человека по имени Ликоп. От него узнала, что он был пойман амазонками, привезен к какому-то озеру, где воительницы предаются разврату, а потом пленных мужчин убивают. Но Ликопа отпустили. Вот как госпожи продолжают свой род.

Вечером Рутулу схватили и привезли в город. И вот сейчас она лежит на траве со связанными руками. Только теперь до нее дошло, что она обречена. Мало того - она причина гибели многих людей. Может погубить Ликопа. А они когда-то любили друг друга. И если бы Рутулу не пленили, Ликоп стал ее мужем. Она навлекла страшную беду на жителей селения, на свою сестру, на ее семью. И на госпожу, которую зовут Лотой. Рутула понимала: докажут вину Лоты или нет - смерть неминуема. Если Ликопа не найдут, Рутулу прикончат как лгунью. Если найдут - рабыне тоже не жить. Подруги Лоты отомстят ей непременно. Лота! Вот о ком надо подумать. Если Рутула поможет сейчас Лоте - она сохранит ей жизнь. Но как ей помочь, как заговорить?! Думай, Рутула, думай…

…Лота купаться не стала. Она ополоснула лицо водой и пошла в шатер. И сейчас, как и во время всего пути, она думала о Рутуле. Она понимала, что рабыня раскаивается в сказанном. Было ясно, что она сейчас переживает страх за свою жизнь и за жизнь таянцев. Может, стоит поговорить с нею? Пока нет в лагере Антогоры.

Ускорив шаги, Лота вошла в свой шатер, легла на живот и, приподняв над землей край полотнища, тихо сказала:

- Подвинься ближе, Рутула.

За шатром вскоре раздался шопот:

- Слушаю тебя, госпожа.

- Ты знаешь, зачем мы идем в селение Тай?

- Знаю. Нужно найти человека, который убежал с агапевессы.

- Найдут его или нет, но все люди селения погибнут. И знаешь, кто тому виной?

- Знаю. Мой болтливый язык.

- Ты хочешь помочь своим сородичам?

- Если бы я могла…

- Тебе велено доносить кодомархе все, что я буду говорить через тебя таянцам?

- Да.

- Я не хочу, чтобы таянцы погибли. Помоги мне.

- Сделаю все, что ты скажешь.

- Будь около меня. Потом скажу…

- Не надо говорить, госпожа. Я все время буду глядеть в твои глаза, и я пойму без слов.

- Хорошо. Жди.

Около полуночи в лагере послышались голоса, и в шатер вошли две амазонки. Они молча внесли и положили перед Лотой связанных Эноха и Хети.

- Кто они? -спросила Лота.

- Сторожевые. Мы их взяли тихо.

- Развяжите.

Пока пленных развязывали, в шатре появилась Анте гора.

- Дайте свет, - приказала она, - и приведите Рутулу. Спроси, как их зовут?

Рутула сказала старику несколько слов по-таянски, выслушала ответ:

- Он говорит, что в царстве теней не спрашивают имен. А они оба готовы умереть молча,

- Скажи, - Антогора глянула на старика, - что мы не хотим их убивать. Мы не сделаем зла и таянцам. Мы хотим только знать одно: есть ли в селении человек по имени Ликоп? Если они его выдадут нам, мы уйдем, не тронув никого более.

Старик выслушал перевод и, помолчав немного, ответил:

- Такого человека у нас в селении нет. И не было никогда.

- Скажи, Рутула, что мы ему не верим. Если он не скажет нам правды, мы пойдем в селение и возьмем Ликопа силой. Или узнаем от других, кто ему помог бежать от нас. И тогда прольется кровь таянцев. Зачем же ради одного человека губить многих?

- Он сказал: вы не верите мне, я не верю вам. Есть у нас Ликоп или нет, вы все равно пойдете в селение. Он сказал, что вы грабители и убийцы, и боги все равно когда-нибудь жестоко покарают вас.

- Тебе ли судить о воле богов? Тебе ли говорить о каре, когда ты сам сейчас будешь мучительно убит, - Антогора вынула меч из ножен и подошла к старику.

- Только не здесь! -воскликнула Лота.

- О, я вижу, наша будущая полемарха боится крови?

- Я хочу сказать о другом. Старика и ребенка надо опрашивать порознь. Забирай старика к себе в шатер, а я займусь этим ублюдком.

- Разумно, - ответила кодомарха. - Ну, пойдем, старое дерьмо, уж я потешусь над тобой. Если он захочет говорить, я пошлю за тобой, Рутула.

Когда старик грубо ответил Антогоре и та взялась за меч, мальчик, лежавший в темноте, вскочил, и Лота увидела его лицо. Она не помнит, что испытала в это мгновение, - радость, испуг? Скорее всего, и то и другое одновременно. Маленький пленник был похож на Ликопа. Сразу блеснула мысль удалить из шатра Антогору, и Лота крикнула: "Только не здесь!" Мысль оказалась верной: жадная до пыток Антогора ушла с пленником. И вот Лота с глазу на глаз с мальчонкой. Рутула подошла к Лоте, шепнула ей на ухо:

- Здесь, кроме меня, никто не понимает по-таянски. Ты молчи, госпожа, я сама поговорю с ним.

Рутула подошла к Хети и тихо сказала:

- Госпожа хочет тебе добра. Беги домой и скажи, чтобы твой отец уводил всех людей в горы - на рассвете ойропаты будут в селении.

Рутула снова подошла к Лоте и снова сказала на ухо:

- Я сказала ему, чтобы он бежал в селение. Я верно сказала?

- Верно, - шепнула Лота. - Его нужно проводить. Выйди на дорогу и узнай, кто стоит в дозоре. Лучше, чтоб это были мои наездницы.

Рутула, кивнув головой, выскользнула из шатра. Лота подошла к мальчику, обняла его, прижала к щеке. Она была уверена, что он либо брат, либо сын Ликопа.

- Меня зовут Лота, - полемарха указала на себя. - А ты?

Мальчик впервые улыбнулся и, приложив руку к груди, произнес тихо:

- Хети - Ликоп.

Вошла рабыня и сказала, что во всех дозорах стоят храмовые амазонки.

- Ничего. Мы скажем, что повели мальчонку убивать. - Лота открыла шатер и вышла вслед за Хети.

Спустя час в шатер Лоты вошла кодомарха. Она была раздражена.

- Этот старый кувшин молчал как рыба. Я его разбила. Сейчас примемся за малого. Где он?

- Его тоже нет.

- Как нет?

- Я его тоже…

- Зачем?

- Мне тоже захотелось крови, как и тебе.

- Где труп?

- В озере.

Лота думала, что Антогора разразится бранью, но кодомарха зловеще улыбнулась и сказала с усмешкой:

- Я не удивлюсь, если на рассвете мы застанем селение пустым. Чтобы этого не случилось, я сейчас же подниму своих наездниц. И тебе советую поступить так же, Мы прикончим их в постели!

- Но мы не убийцы! -воскликнула Лота. - Мы воительницы! Дочери Арея всегда берут победу в честном! бою. А ты хочешь устроить резню беззащитных, спящих людей. Достойно ли это амазонки?

- Священная была права: ты забыла заветы Ипполиты. А первый гласит…

- Хватит, Антогора, мы не в храме, мы на дороге войны. И я не поведу своих мечниц на резню беззащитный женщин и детей.

- Жалкая хвастунья! Напрасно тебе вручили копье полемархи. Я сама с моими храбрыми воительницами раскидаю селение и точно узнаю, кто отпустил Ликопа, кто послал этого сосунка предупредить таянцев. И тогда берегись, несчастная!

Антогора выскочила из шатра, прозвучали резкие слова команды, и лагерь ожил. Вслед за кодомархой вышла из шатра Лота.

…Хети чувствовал, что надо спешить, он стрелой помчался по дороге. Горный путь извилист, и мальчик спрямлял его тропинками, шедшими через перевалы. Он не отдохнул ни минуты и все бежал и бежал. Сколько прошло времени, он не помнит, до селения было далеко, но, наконец, измученный, он достиг отцовского дома. Ликоп крепко спал, утомленный трудным днем, и, когда сын разбудил его, никак не мог из бессвязных выкриков понять, в чем дело.

- Скорее… в горы, отец… Ойропаты!

- Ты видел их?

- Ойропата сказала - спасайтесь. Ее зовут Лота!

- Беги, поднимай людей. Дети и женщины - в горы, мужчины - ко мне. Беги!

Хети бросился бежать, а Ликоп достал меч, опоясался и вышел на площадь селения. Здесь, над стеной, ограждающей селение, высилась каменная башня. Ликоп поднялся на верхнюю площадку, намереваясь ударами в бронзовый баллистер поднять тревогу. Но, глянув с высоты на дорогу, понял, что беда близко. По берегу реки скакали всадницы, их пеплосы, как крылья, трепетали на ветру. За ними расстилался огромный хвост пыли. Ударив несколько раз в баллистер, Ликоп спустился вниз. На площади уже появились вооруженные мужчины…

…Когда Хети выскочил из лачуги на край селения, все таянцы были уже на ногах. Женщины и дети с узлами и корзинами спускались к реке, некоторые уже успели перейти на другой берег. Хети прошмыгнул в ворота и оказался за стеной. Он еле успел спрыгнуть в балку и скрыться в кустах. Мимо него с гиканьем и визгом неслись, привстав на стременах, полуобнаженные женщины. Их было, как показалось мальчику, много. Хети никогда не видел такой стремительной скачки. Ойропаты мчались тремя группами. Впереди скакали лучницы. Они, натянув поводья, стояли на спинах лошадей, готовые поразить всякого, кто встанет на их пути. Казалось, они воедино слились с лошадьми и управляют ими чуть заметными наклонами в стороны.

Вторая часть наездниц скакала с обнаженными мечами. Блестящие клинки сверкали, в предрассветном воздухе, ржали кони, пронзительно-устрашающе вопили женщины. Когда мимо балки промчалась третья группа всадниц с копьями, Хети понял, что селение обречено на гибель, и не разбирая дороги бросился вниз…

…Вместо того, чтобы отражать нападение врага, как предлагал Ликоп, многие таянцы, скованные страхом перед ойропатами, пустились в спор. Они говорили, что нет смысла противиться надвигавшейся лавине всадниц и следует бежать. Ликоп говорил, что бежать поздно, амазонки легко настигнут их в пути и не только уничтожат каждого поодиночке, но и успеют догнать женщин и детей. А если ойропат задержать в селении хотя бы на полчаса, дети и матери успеют надежно укрыться в горах. Сейчас дорого было каждое мгновение, а таянцы стояли и спорили на площади.

И когда всадницы появились на окраине селения, мужчины бросились врассыпную. Ликопу ничего не оставалось, как снова скрыться в башне.

В узкую щель бойницы была видна только часть площади и улица, выходящая на нее. По улице с пронзительным визгом мчались лучницы. Они вырвались на площадь и враз спустили натянутые тетивы. Блеснули опереньем стрелы, десяток убегающих мужчин упали на камни. Остальные, поняв, что им не убежать от всадниц, остановились и приготовились к защите. Отряд лучниц, как по команде, повернул вправо и, разделившись на три ручья, растекся по улицам, сея смерть. На сгрудившихся на площади таянцев налетели мечницы. Схватка была короткой. Удары мечей были точны и уверенны. Женщины разили врагов одного за другим. Только что мечницы спрыгнули с лошадей; казалось, прошел только миг, а кони, словно по волшебству, вернулись обратно - и мечницы снова на лошадях. Еще мгновение - и нет их на площади, ускакали в глубь селения, уступив площадь копейщицам.

Ликоп не мог больше смотреть на битву. Он закрыл лицо руками и опустился на каменную ступеньку. Площадь гудела от конского топота, криков и команд. Лучницы и мечницы, проскакав по селению, убедились, что оно опустело, и возвратились на площадь. Ликоп приник к бойнице.

Около ворот, совсем, недалеко от башни, он увидел двух всадниц. Они сдерживали разгоряченных лошадей, жеребцы рвали поводья, крутились на одном месте. Ликопу было слышно каждое слово.

- Я именем царицы Годейры запрещаю посылать погоню за женщинами и детьми. Мы приехали сюда не за этим. - Этот голос Ликоп узнал бы из тысячи. Это говорила Лота.

- А ты уверена, что этот трусливый козел не убежал в горы вместе со стариками и детьми? - возражала другая всадница.

- Здесь всюду горы, и нам не найти его. Нужно собрать раненых мужчин и у них узнать правду.

- Какие раненые?! Их добили мои копейщицы. В селении нет ни одной живой души. Это ты, презренная, предупредила их и хочешь, чтобы мы не узнали о твоем предательстве и грехе. Ты вольна распоряжаться своими мечницами и лучницами, а мои копейщицы пойдут в погоню! Эй-а! Копейщицы, ко, мне!

У Ликопа времени для размышлений почти не было. Он понял одно: сейчас ойропаты устремятся в горы, догонят людей, а там Хети… Любой ценой помешать погоне! В несколько прыжков он очутился на верхней площадке башни и крикнул;

- Эгей, ципанос! Иди сюда, презренная тварь!

Антогора задержала руку, которую подняла, чтобы послать погоню. В башне могло спрятаться много людей, и этот наглец, в конце концов, мог оказаться Ликопом. Откуда он знает амазонское ругательство? Почему он крикнул на языке амазонок?

- Окружить башню! -приказала Антогора, и мечницы, повернув коней, ринулись на площадь. Лучницы подковой развернулись недалеко от башни, готовые поразить всякого, кто покажется на башне.

Ликоп, спрыгнув на среднюю площадку, прижался к стене, осторожно глянул в бойницу. Ойропаты в погоню не ушли, они таскали к башне хворост, солому и тряпье. Ликоп знал этот способ выкуривания огнем и дымом, это задержит разбойниц надолго. Значит, люди успеют спрятаться в горах, значит, есть время подумать, что делать дальше? Было ясно: Лота здесь, и она пришла с добрыми намерениями… Но почему так зло говорила с нею вторая? Постой, погоди, над Лотой висит страшное обвинение. Иначе зачем ойропатам искать его через много лет? Ему не усидеть в башне долго - дверь у входа в башню деревянная, она сгорит, и… Ликоп не боялся смерти, он не хотел, чтобы из-за него погибла Лота. Он до сих пор любил ее. Лота спасла селение от гибели. Неужели он вместо благодарности принесет ей смерть? А в бойницу уже проникал дым, он длинными струями тянулся к отверстию в худой крыше башни. Что же делать? Ликоп метался по крутым лесенкам.

…Все занялись осадой башни: и царские наездницы, и храмовые. Лота, как и Ликоп, не знала, что предпринять. Помешать осаде башни она не могла - Антогора все время следила за ней. Мало того, ей приходилось участвовать в осаде вместе с амазонками. Она понимала: как только сгорит деревянная дверь, в башню ворвутся храмовые и Ликоп будет пойман. Почему он остался в селении? Догадывается ли он, зачем сюда пришли амазонки? Как будет вести себя в плену?..

…Когда отряд ринулся на селение Тай, Рутула ехала вслед за лучницами. Сзади нее неотступно следовала дозорная Антогоры. Но при осаде башни надзор ослаб, амазонка не утерпела и включилась в дело. Рутула улучила время, подошла к Лоте.

- Выслушай меня, госпожа. В башне есть подземный ход. Он выходит к реке. Но Ликоп не знает о нем - он пришел в селение позднее.

- Ты сможешь ему помочь?

- Смогу. Только позволь.

- Иди. Потом уходи, в горы. Я отвлеку твою дозорную. А Ликопу скажи: я его не забуду.

…Ликоп приготовился к смерти. Башня наполнилась дымом, дышать было нечем. Трещала под ударами амазонок дверь. И вдруг снизу он услышал голос. Женский голос. Он звал его. Быстро сбежав по лестнице вниз к пустому бассейну для воды, Ликоп остановился. Где-то, будто за стеной, раздалось:

- Отвали камень, Ликоп. Скорее!

Ликоп сдвинул камень и в отверстии увидел женщину. Он сразу узнал ее.

- О, боги! Рутула! Как ты…

- Не до расспросов. Бежим!

И они, склонившись, побежали по проходу.

Антогора пылала гневом. Башня оказалась пустой - дерзкий таянец исчез.

- Зову богов в свидетели - я поймаю этого козла! - крикнула она подошедшей Лоте. - Эти мерзкие, трусливые таянцы не смогут сидеть в горах долго. Тут их скот, запасы еды. Мы останемся здесь.

- Мы уходим! -твердо и зло ответила Лота. - Она теперь обрела уверенность. - Ты забыла приказ царицы - отрядом командую я!

- Уходи с отрядом. Я с храмовыми останусь. И докажу твою вину.

- Меня еще никто не обвинял. Никто не знает…

- Это знает Рутула!

- А где она? Рутула давно сбежала. Потому, что она лгала. И нам здесь нечего делать.

- Ты боишься?!

- Да, боюсь! Таянцы - не трусливые твари, как сказала ты только что. Они могут сговориться с соседями. А у нас с тобой всего шестьдесят копий. Из-за твоей дурости я не хочу губить отряд. Вспомни Диоскурию. Разве не ты засадила Атоссу в плен?

Неудачная осада, бегство Рутулы, правота Лоты и оскорбление - все это свилось в один клубок досады, обиды и гнева. Антогора, не помня себя, выхватила из-за пояса нож и бросилась на Лоту. Лота была вдвое моложе и ловчее кодомархи, она упредила удар. Нож отлетел в сторону, Антогора, согнувшись, рухнула на землю.

- Старая глупая змея, - Лота прошла мимо кодомархи и, не оглядываясь, пошла по краю оврага. Антогора поднялась с земли, выпрямилась, выхватила из-за пояса дротик и с силой метнула его в спину Лоты. Полемарха взмахнула руками, повернулась к Антогоре лицом, крикнула что-то и, не удержав равновесия, рухнула в овраг, заросший кустарником и бурьяном.

Из переулка выбежали Беата и Гриона. Они видели, как сорвалась с откоса Лота, и бросились туда.

- Стойте! -крикнула Антогора.

- Но там полемарха!

- Вам показалось.

- Она нуждается в помощи!

- Кто бы, там ни был - я помогу ей. А вы передайте отряду, что сбежала Рутула. Пусть обшарят все горы и найдут ее…

Дождь застал Годейру в пути. Царица всю эту неделю ездила по землям басилейи. Она осмотрела табуны лошадей, побывала на пастбищах овец и коз, проверила уловы рыбачек на берегу моря. Заодно заглянула на пограничные посты.

Лето, как и в прошлом году, стояло жаркое, сухое. Яровые нынче уродились хилые, травы на лугах мало. Плохи были фрукты и виноград. Скотина и рабыни страдали от бескормицы. В стадах начался падеж.

Царица верила, что это наказание богов за ее грехи. За то, что она помогла Лоте нарушить закон агапевессы. Годейру беспокоила задержка сотни. По всем расчетам Лота и Антогора должны были появиться два дня назад, но их до сих пор не было. Царицу страшило разоблачение Лоты.

Когда ударил дождь, Годейра не стала искать укрытия. Многодневный зной истомил людей и лошадей. Подставить под прохладные струи дождя изнывающее от жары тело, чтоб смыть пыль и грязь, - есть ли что на свете приятнее?

Царица скинула с плеч пеплос, развязала тесемки хитона, сняла его и, все это скатав, сунула в переметную суму. Свита по примеру госпожи тоже осталась в набедренных повязках.

Усталые кони взбодрились и поскакали навстречу косым, упругим струям дождя. Гремел гром, зигзаги молний змеисто освещали потемневшее небо, неслись по дороге кони, радовались амазонки. Прибило толстый слой пыли на дорогах, омылись, освежились загорелые, упругие тела женщин, заблестела шерсть на конских крупах, задымилась легким паром. Потом спустился на землю вечерний сумрак, настала ночь, а дождь все не переставал. Резко похолодало. Чокея, поравнявшись с царицей, сказала:

- Позволь, басилевса, дать совет?

- Говори.

- Тут недалеко в стороне есть селение…

- Где? Почему не знаю?

- Оно принадлежит кодомархе. Там ее рабыни. Надо бы остановиться, сменить одежды.

- Я тороплюсь, Чокея. Соскучилась по Кадмее.

- Опасайся простуды, Великая.

Годейра ничего не ответила и свернула на тропинку, ведущую в лес.

Скоро показались огни селения. Годейра вынула из сумки пеплос, накинула на плечи: показаться перед рабынями обнаженной - недостойно царицы. За это время телохранители въехали во двор большой, но ветхой хижины, скоро одна из них возвратилась.

- В хижине раненые, наездницы. Две.

- Откуда?

- Говорят, из отряда Лоты.

Царица быстро соскочила с коня и в сопровождении Чокеи вошла в хижину. На земляном полу, на вонючей и грязной соломе, лежали две амазонки. Душный, спертый воздух ударил в нос. Трещал и чадил смоляной факел, воткнутый в глинобитную стену. Третья амазонка, увидев царицу, испуганно заметалась по хижине.

- Почему вы здесь? - спросила Годейра.

- Мы шли из похода, Великая, - амазонка все еще не оправилась от испуга и зачем-то набросила на раненых плащ. - Потом начался дождь… Кодомарха велела оставить раненых здесь.

- Кодомарха? Вы - храмовые?

- Я - да, а эти… лучницы Лоты.

- Где Лота?

- Осталась там.

- Почему?

- Мне не дано знать. В бою мы были вместе, а возвращались без нее.

- Ее убила Антогора, - тихо произнесла раненая амазонка.

- Убила?! За что же?

- Говорят… за трусость и предательство. Но это неправда.

- Мы видели, - тихо подтвердила вторая раненая.

- Не распускай язык! -зло крикнула храмовая. -Тебе это тоже не дано знать.

- Как ты смеешь поднимать голос при царице! - сурово оборвала ее Годейра. - Выйди вон!

Храмовая вышла из хижины, Чокея вслед за ней.

- Ты можешь рассказать мне все, что произошло? - Царица опустилась на колено около раненой. - О, боги! Это ты, Беата? Ведь тебя…

- Это правда… Меня не брали в поход… Но Лота уговорила Антогору…

- Не в этом суть. Говори, что там произошло?

- Я скажу… Я все скажу, только, ради богов наших, не оставляйте нас в этой… Она не дает нам воды, она…

- Мы не оставим вас, говорите…

Чокея вышла во двор и спряталась за деревом. Храмовая, оглядевшись, бросилась в соседнюю хижину. Чокея за ней. Она не успела дойти до двери, как в ней показалась храмовая. Она вела Рутулу. Чокея хлопнула в ладоши - около нее появились две телохранительницы царицы.

- Возьмите ее и обезоружьте. Это приказ царицы. И не дай бог, чтобы она ушла от вас. А ты, женщина, войди в хижину. Я хочу поговорить с тобой.

На дворе пылал жаркий костер - амазонки сушили около него одежду. Когда Чокея вошла в хижину, царица стояла у двери и говорила телохранительнице:

- От раненых не отходи. Они должны жить. Я оставлю вам еще четверых - к раненым не допускать никого. Завтра я пошлю сюда лекарства. Едем, Чокея, - и царица стремительно вышла из хижины.

- Сначала переоденься, Великая.

- Надо спешить, - Годейра начала торопливо переодеваться. - Антогора - это исчадие зла, она убила Лоту безо всякой вины. И, клянусь богами, я покараю ее.

- Не клянись, Великая. Я не ошибусь, если ты узнаешь, что убить Лоту ей кто-то приказал заранее…

- Это могла только Священная!

- Я не знаю имени. Ты хочешь скакать в город сейчас же?..

- Я подниму весь Священный Совет! Ты знаешь, что рассказали мне раненые? Их поразили не в бою, а в пути.

- Так и должно быть. Они знали то, чего другим знать не надо. И если бы мы не свернули на эту тропинку - к утру они были бы мертвы. И не только они. Я не зря пошла за храмовой. Она пыталась убить Рутулу.

- Какую Рутулу?

- Ту рабыню, которую Антогора брала как переводчицу. Я говорила с ней. Она знает намного больше, чем раненые. Если бы храмовая знала, что здесь появишься ты…

- О, мы бы тут не застали ничего живого.

- Поэтому, Великая, не торопись в город. Если хочешь сохранить раненых и Рутулу, их надо хорошо охранять. Что смогут те четверо, которых ты здесь оставляешь?

- Я сделаю все наоборот, Чокея, - твердо произнесла царица. - Я еду одна. Ты со свитой останешься здесь. Вы убьете всякого, кто…

- Ты мудро поступишь, Великая. Об одном прошу тебя - не горячись. Сейчас я приведу Рутулу - поговори с ней.

Подробно расспросив Рутулу обо всем, Годейра вскочила на коня. Через минуту всадница вылетела на дорогу. Гроза ушла за горизонт, только дождь, слабеющий и тихий, моросил над лесом. Из-под копыт, коня летели комья глины, царица скакала, пригнувшись к гриве, и пеплос, как крыло птицы, трепетал за ее спиной.

В городе появилась около полуночи. У храма осадила коня, бросила поводья на крюк коновязи. Взмыленный жеребец тяжело дышал, его запавшие бока покрылись густой желтоватой. пеной. Годейра поднялась по ступенькам храма, прошла в правое крыло, спустилась вниз, где помещались покои верховной жрицы.

У дверей две сторожевых амазонки скрестили лабрисы, но, узнав царицу, расступились. Годейра толкнула дверь, прошла в просторный зал Совета Шести. Под низким сводчатым потолком гулко звучали по каменным плитам ее шаги. Царица знала - доступ в обитель Атоссы труден даже для царицы.

Миновав зал, Годейра прошла по узкому коридору, остановилась у дубовой двустворчатой двери. Постояла немного, прислушиваясь к голосам. Потом подняла бронзовое кольцо, стукнула им по планке дважды. Вышла храмовая служанка:

- Кто смеет беспокоить Священную? Всем ведомо - она нездорова.

- Скажи - ее хочет видеть царица Фермоскиры.

Служанка хотела что-то сказать, но, увидев гневный взгляд Годейры, торопливо повернулась и скрылась за дверью.

Царица хорошо знала Священную. Если она притворилась больной - значит, чувствует неладное. Храмовая снова показалась в дверях:

- Время позднее, басилевса, Священная не может…

Годейра резко оттолкнула ее и вошла в покои. Атосса сидела на ложе, откинувшись на подушки. Рядом с ней стояла Антогора.

- Что заставило тебя, благородная Годейра, беспокоить старого и больного человека в такой час? Что-нибудь случилось?

- Я думаю, ты, Священная, здорова, - ответила царица, поклонившись.

- Кто тебе сказал это, дочь моя? -глухо и неласково спросила Атосса.

- Пока ты боролась с недугами, в басилейе было все спокойно. Но если в походе без всякого повода убита полемарха, если нашлись силы, которым нужно втоптать в грязь ее честь и чистое имя, -значит, ты выздоровела и действуешь. И поэтому можешь и должна говорить со мной.

Вызов был брошен, но Атосса не приняла его. Она как будто не заметила резкого выпада царицы и так же глухо и спокойно спросила Антогору:

- Ты слышишь, кодомарха, что говорит Великая? Это правда?

- Я хотела сказать об этом, но не успела. Мы и верно понесли эту тяжелую потерю.

- Расскажи, как это произошло?

- Мы послали в селение разведку… Мои амазонки привели старца и мальчика. По-моему, это были пастухи. Они рассказали, что Ликоп живет в их селении, но кто отпустил его из плена, они не знали. Мы решили поймать Ликопа…

- Кто это - мы? -спросила царица.

- Я и Лота.

- Не кажется ли кодомархе, что если бы Лота была виновата, то она не очень желала бы встречи с Ликопом?

- Ум и хитрость Лоты несравненны. Тогда она казалась мне вне подозрений. Лота попросила оставить ее наедине с мальчиком. Я согласилась. Потом узнала - этот ублюдок бесследно исчез. И странное совпадение: когда мы ворвались в селение, там не было ни одной живой души. Кто-то предупредил их. Я хотела послать погоню, но Лота почему-то противилась этому. Мне пришлось быть настойчивой, и мои копейщицы бросились догонять таянцев.

- Вот как! Кто же убил Лоту, если она не пошла в погоню?

- Лоту убил Ликоп. Мы с нею вдвоем остались на площади, и вдруг из башни выскочил молодой мужчина и бросился бежать. "Ликоп, подожди!" - крикнула Лота. Он остановился. Я была поражена - Лота, не вынув меча из ножен, пошла ему навстречу. Она обняла его, а он хладнокровно всадил ей нож в спину.

-Кто видел это?

- Я и две лучницы из отряда Лоты. Они как раз выбежали на площадь и поразили скота стрелами.

- Где эти лучницы? - спросила царица.

- Их ранили сообщники Ликопа. Они тоже скрывались в башне. Раненых мы вынуждены были оставить в пути. Как только они поправятся - мы их расспросим.

- А если они умрут?

- На то воля богов. Все мы смертны.

- Почему тело Лоты оставлено на позор и поругание? Почему ее не привезли в город, как это мы делаем всегда?

- Прости меня, царица, но с давних пор мы предаем позору трусов и предателей. Лота предупредила таянцев о набеге, она, вместо того, чтобы броситься в погоню, бросилась в объятия мужчины. Они так и остались лежать, обняв друг друга. И кто бы из нас захотел осквернять руки об их тела?

Атосса, слушая кодомарху, все время смотрела на царицу, не проронив ни одного слова. Казалось, она старалась проникнуть в душу Годейры и узнать, что ей известно о смерти Лоты.

- В твоем рассказе, Антогора, есть неясности, - после некоторого молчания сказала Атосса. - Если…

- Неясности?! - воскликнула царица. - Здесь все сплошная ложь! От первого слова до последнего.

Брякнул меч - это кодомарха схватилась за рукоять шагнула навстречу Годейре, сверкая гневно глазами Атосса подняла руку:

- Не горячитесь обе. Говори ты первая, царица.

- Скажи мне, доблестная кодомарха, кто ходил в разведку?

- Я уже сказала - храмовые.

- Это первая ложь. В разведку ходили мечницы Лоты. А теперь не скажешь ли, где рабыня по имени Рутула?

- Эта презренная тварь убежала в пути. Она же таянка. Но я послала на поиски, и ее, может быть, поймают.

- Напрасно беспокоилась. Рутула здесь будет завтра, и я говорила с ней. Пастухи не сказали, что Ликоп живет в их селении. И это твоя вторая ложь.

- Нельзя верить рабыне!

- Зачем же вы тогда пытали старика, если он подтвердил все, что вам требовалось?

- Мы хотели узнать о численности таянцев.

- Ты снова лжешь! - уверенно и четко, словно отрубив мечом, произнесла царица. - По-твоему, Лота отпустила мальчика, чтобы предупредить таянцев. Но мне известно, что ты сразу после допроса ринулась в селение, кто поверит, что малый и хилый парнишка прибежит в селение раньше вас, скачущих на лошадях?

- Но таянцев кто-то предупредил! - не сдавалась Антогора.

- Но не Лота. Может, они сами заметили вас. Может, они, узнав о пропаже пастуха, догадались…

- Тогда почему же Лота не хотела идти в погоню? Все говорит за то…

- Рутула во время спора была рядом с вами. И она сказала мне, что возражения Лоты были разумными и ты в конце концов сама согласилась с ними. И еще одна ложь - Лота погибла не от руки Ликопа. Такого человека вообще не было в Тае. Лоту убила ты сама!

- Подожди, дочь моя, - Атосса снова подняла руку. - Насколько я поняла, все эти чудовищные обвинения ты предъявляешь кодомархе со слов рабыни. Разве ты не знаешь, что и в суде Фермоскиры, и в Совете Шести голос рабыни легче пушинки. Доверясь твари, ты можешь потерять доверие царства. Помни это. За тебя будет свидетельствовать рабыня, а за Антогору две благородные воительницы, причем одна, как мне известно, подруга Лоты. Ей поверит всякий, от малого до большого.

- Хорошо, Священная, - царица была уверена в неотразимости удара, который собиралась нанести, - я согласна с вами. Раненые воительницы благородны, они обе подруги Лоты, и им, конечно, следует верить. И я им верю. Это они мне сказали, что ты, кодомарха, убила Лоту, это их, умирающих без воды и помощи, я нашла в жалкой хижине рабынь под присмотром храмовой амазонки, которой было велено уморить их до утра. Но вы ошиблись. Эти лучницы будут жить и расскажут нам всю правду. И что же мы предпримем тогда? - царица в упор посмотрела на Атоссу.

- Мы предадим кодомарху суду басилейи, - не глядя на царицу, сказала Атосса.

- Но ему не подсудна верховная жрица Фермоскиры. Только Совет Шести…

- За что же судить меня?

- Неужели кто-то может поверить, что слепо преданная тебе кодомарха сможет сама поднять оружие на Лоту? Неужели можно предположить, что Антогора, глупейшая из предводительниц, переполненная только жадностью, страхом, жестокостью и свирепостью, может сама придумать эту хитросплетенную ложь? Я тебя обвиняю в убийстве полемархи Лоты, Священная Атосса, правом царицы Фермоскиры, правом члена Совета Шести. - Царица повернулась к двери, прошла несколько шагав, остановилась. - Завтра я предъявлю вам свидетельниц, которых вы сами облекли доверяем.

Царица вопросительно-вызывающе смотрела на Атоссу и ждала ответа. Сколько раз так было, сколько стычек прошло между ними, и всегда последнее слово оставалось за Атоссой. Что ответит Атосса сейчас, какой найдет выход? Священная долго молчала и потом, как бы про себя, а не в ответ Годейре, произнесла:

- Видимо, так угодно богам… не люди прядут нити судеб. Да будет так. Завтра соберемся на Совет. Иди, дочь моя, и будь спокойна - мы накажем виновных, кем бы они ни были.

Когда Годейра вышла, Священная сказала Антогоре:

- Сколько раз я зарекалась поручать тебе большие дела, сколько раз ты ставила под самые жестокие удары судьбы меня. Начиная с похода на Диоскурию. Уже хватит! Теперь я не стану защищать тебя на Священном Совете. И не хочу, и не могу. Я не вижу никакого выхода.

- Выход есть, Священная, - робко произнесла кодомарха.

- Какой?

- Одна из раненых -Беата. Дочь ясновидящей.

- Вот как! Гелону сюда. И немедля. Сама готовь лошадей.

"Все-таки боги не оставляют меня в беде, -подумала Атосса, когда сестра ее вышла. -Беата любит свою мать и послушает ее".

Жрицы храма не выходят на агапевессу и не рожают детей, но исстари заведено: если у девочки из паннория погибнет мать, то ее удочеряют служительницы богини Ипполиты. Девочки, как правило, не знают об этом и любят приемную мать как родную. Да и сами жрицы привязываются к сиротам, как настоящие матери. Когда-то удочерила Беату и ясновидящая. Спустя полчаса пришла встревоженная Гелона.

- Тут только что была царица…

- Я знаю.

- Она привезла печальные вести.

- Тоже знаю. Антогора сказала мне. Надо спешить.

- Ты сейчас же поедешь туда и пройдешь к Беате…

- Если меня допустят/

- Сделай все, что в твоих силах. Иначе…

- Я все понимаю, Священная.

- Время дорого. С собой не бери никого. Иди.

До селения рабынь Гелона добралась на рассвете. Чокея встретила ее настороженно, но, увидев, что она одна, впустила ее во двор,

- Я хочу пройти к раненым. Со мной снадобья.

- Кто тебя послал? Царица?

- Я сама.

- Я не могу, ясновидящая. Приказ басилевсы…

- Там умирает моя дочь Беата. Умоляю тебя.

- Но…

- Если она умрет, царица не простит тебе этого.

- Мне приказано не впускать ни одного человека. Даже Священную…

- Раненым не нужна Священная. Им требуются лекарства. Неужели ты думаешь, что я принесу своей дочке вред? Хочешь, встану перед тобой на колени…

Чокея долго стояла в нерешительности. Она тоже когда-то была матерью и понимала Гелону.

- Хорошо. Ты войдешь. Но только пусть об этом не знает никто. Я бы все равно не впустила тебя, но раненым очень плохо.

Гелона вошла в хижину и сразу поняла, что Чокея права. Беата лежала на соломе и тихо стонала. Вторая амазонка металась в жару - она была без сознания. Ясновидящая опустилась перед дочерью на колени, Беата открыла глаза:

- Мама… Мне плохо… Горит внутри… пить…

- Принеси воды, - Гелона раскрыла сумку и начала вынимать снадобья. Чокея вышла за водой.

- Я умру… мама?

- Ты будешь жить, дочь моя. Но я об одном прошу тебя - не говори, что ты видела, как убили Лоту.

- Как я могу…

- Священная и Антогора сживут со свету тебя и меня… Поверь мне - я знаю, что говорю.

- Но я уже… сказала царице…

- Вас никто не слышал. Откажись, если хочешь, чтобы мы были живы. Лоту уже не вернуть… Подумай, о себе и обо мне. Обещаешь?

- Я всегда слушала тебя…

- Вот и хорошо. Сейчас я посмотрю твою рану… Видишь, она не опасная. Чокея несет воду, сейчас мы омоем твою царапину, смажем снадобьем, и все будет хорошо.

Гелона приняла от Чокеи кувшин с водой, привычными к лечению руками омыла рану, смазала ее, туго перевязала. Затем принялась помогать второй амазонке. Закончив перевязку, сказала Чокее:

- Я здесь не была. Делай что надо.

Чокея вышла во двор, около нее появилась амазонка.

- Позови сюда всех.

Когда около хижины собралась вся свита царицы, Чокея сказала:

- К нам приехала ясновидящая. Поприветствуйте ее.

Амазонки молча выбросили вперед руки.

- Она приехала лечить раненых. Но басилевса приказала мне не допускать к раненым никого. И да простят мне боги и ты, ясновидящая, я вынуждена задержать тебя. Я велю убить всякого, кто попытается придти на помощь Гелоне. Делайте.

Амазонки окружили Гелону и отвели в соседнюю хижину.

Чокея спустилась к раненым…

Совет Шести собрался только через пять дней. Раненая амазонка умерла по пути в город. Беата была очень слаба, чтобы давать показания Совету. Теперь от ее слов зависела судьба и царицы, и Антогоры. Годейра спокойно и уверенно ждала Совета. Она верила, что нанесет Атоссе такой удар, от которого она долго не оправится. Только Чокея понимала, что над царицей сгущаются тучи беды и она, Чокея, повинна в этом.

День Совета выдался хмурым, всю ночь бушевала гроза, она утихла только под утро. Над городом плыли низкие, тяжелые облака. Площадь перед храмом заполнили амазонки, все ждали чего-то необычного - давно не бывало такого, чтобы Совет проходил при народе.

На верхней ступеньке лестницы, что вела к храму, поставлены шесть кресел. Пять из них заняли Атосса, царица, Пелида, Гелона и Антогора. Шестое кресло пустует - полемархи в городе нет.

- Сегодняшний Совет мы созвали по просьбе Годейры-царицы нашей, паномархи и басилевсы, -начала говорить Атосса. -Она хочет сообщить нам нечто важное и нетерпящее никакого отлагательства. Послушаем ее.

Годейра поднялась с кресла, вышла на край возвышения, спокойная и решительная. Она подняла руку, требуя тишины:

- Дочери Арея и Ипполиты! К вам обращаюсь я, к вашим сердцам, к вашему разуму. Кодомарха Антогора обвинила полемарху Лоту в тяжком грехе. Она заявила, что Лота нарушила закон агапевессы и отпустила мужчину по имени Ликоп. Будто бы стало известно, что этот презренный скот живет в селении Тай и сеет грязные слухи о святых заветах великой богини. Священный Совет решил послать в это селение сотню, чтобы найти истину. С сотней пошла кодомарха Антогора и Лота. Никакого Ликопа там не нашли. Люди селения рассказали, что такого человека у них нет и не было. Что же сделала кодомарха? Она убила Лоту на глазах лучницы Беаты и мечницы Грионы. Чтобы скрыть это гнусное убийство, она в пути приказала умертвить несчастных, и только случай спас Беату. Гриона же погибла. Я обвиняю кодомарху Антогору в великом преступлении и требую предать ее верховному суду Фермоскиры.

Площадь возмущенно загудела. О том, что сказала царица, знали немногие.

- Теперь ты говори, кодомарха, -Атосса кивнула головой в сторону Антогоры. -Я только хочу добавить, что царица обвиняет не только кодомарху. Она сказала, что Лота убита по моему приказу.

Антогора встала на место царицы:

- Я же со своей стороны обвиняю паномарху Годейру в кощунственной лжи на Священную, на меня и на лучницу Беату. Да, Лота нарушила заветы Ипполиты, это святая правда. Пастухи селения Тай, мальчик и старик по имени Эноха сказали нам, что Ликоп живет среди них и поносит наши законы и обычаи. Мало того, я сама видела этого презренного. Это он заколол Лоту на моих глазах и поплатился за это смертью. Я подробно рассказала об этом Священному Совету. Добавлю, что Лота предупредила мужчин селения о налете и Беата, как и Гриона, стали жертвой ее предательства. И мы…

- Хватит! - воскликнула Годейра. - Я прошу допросить Беагу.

- Привести, - коротко приказала Священная.

Беата встала перед площадью, низко опустив голову. Она еле держалась на ногах, около нее стояли две храмовых.

- Скажи нам, Беата, - спросила царица, - ты видела, как кодомарха поразила Лоту копьем?

- Нет, Великая. Мы с Грионой… в то время… уже были ранены.

- Но там, в хижине, ты мне говорила! -воскликнула пораженная Годейра.

- Я была… в бреду, Великая, могла и… - Беата пошатнулась, ее подхватили под руки храмовые.

- Мы не прощаем ложь простым мечницам. Но если сама царица…

- Подожди, Антогора, - резко перебила ее Атосса. - Может быть, паномарха найдет еще свидетелей?

- Найду. Приведите Рутулу.

- Голос рабыни не много значит, но если у тебя, достопочтенная царица, более нет никого, то мы готовы выслушать и Рутулу. Приведите.

Встревоженная Чокея подошла к царице, зашептала на ухо. Годейра побледнела, в ее глазах мелькнул сначала испуг, затем гнев:

- Что же творится в нашем царстве, люди? - крикнула она. - Рутулы уже нет в живых. Ее убили. И это сделала ты, Священная!

Ни один мускул не шевельнулся на лице Атоссы. Только чуть побагровел шрам над бровью. Она поднялась, медленно подошла к царице и, не глядя на нее, встала рядом. Заговорила не спеша, только в голосе, обычно глухом, зазвучали твердые нотки:

- Страшную, чудовищную ложь вынесла на агору царица Фермоскиры. Эта ложь вызвала другую, еще более ужасную. И я отмету сначала ее. Знайте, дочери Фермоскиры, рабыня Рутула была заключена под стражу самой Годейрой в ее дворце. И никто, кроме царицы, не мог проникнуть туда. И если рабыни нет в живых, то только царица виновата в этом. - Атосса повернула голову к Годейре, спросила: -Может быть, в темнице сломаны замки? Может, убита стража- Говори.

- Я сама только сейчас узнала об этом. Пусть скажет Чокея.

- Замки целы, стража жива. К Рутуле никто не входил, и все-таки, она мертва.

- Может, воля богов свершилась над нею? - громко спросила Атосса, обращаясь уже не к царице, а к толпе. - Может, они убрали лжесвидетельницу, чтобы восторжествовала правда? Истина есть - Лота свершила кощунственный грех. Многие видели, как мужчина, да будет проклято его имя во веки веков, убил ее. Значит, он был жив, хотя Годейра клятвенно заверяла Священный Совет, что сама видела, как Лота бросила мертвое тело в озеро. Нам стоит спросить тебя: а сама царица убила ли своего трутня, как повелевает завет? Не вместе ли с Лотой свершили они черное дело греха? Мы вопрошали богов, и боги ответили нам: да, вместе. И еще сказали нам боги: все деяния царицы, направленные против храма великой богини, против ее заветов, сплелись в одну греховную цепь. Эта цепь порвалась минувшей ночью и больно ударила одним концом меня, другим - царицу Годейру. Разгневанная и суровая явилась в сновидении великая богиня Ипполита. Ее слова настолько жестоки и страшны, что я не смогу повторить их вам; Пусть ясновидящая Гелона расскажет вам об этом сновидении.

Площадь, притихшая было при первых словах Атоссы, загудела, гнева великой богини боялись все. Гелона встала на место Атоссы и заговорила громко, чтобы перекрыть шум толпы:

- Не раз и не два приходила ко мне в сновидениях царственная воительница. Но такой гневной я не видела ее ни разу. Угрюмым и суровым было ее светлое чело, страшен ее указующий перст. Нет, она не говорила мне, она словно отрубала слова своим грозным волшебным мечом и бросила мне в лицо. "Скажи настоятельнице храма моего, - гремели ее слова, - что она в послаблениях грешницам притупила разум свой и перестала понимать мои знамения. Разве не явственным был знак о том, что царица и Лота преступили великий завет мой? Вы не поняли его. Я дала вам богорожденную Агнессу - вы не приняли ее. За грехи царицы и за ваши грехи я дважды наказывала Фермоскиру засухой, недородами и неудачами в боях. Вы не вняли моему гневу. Рукой Ликопа я убила Лоту, промыслом своим я в эту ночь умертвила лжесвидетельницу Рутулу - неужели и теперь вы не поймете меня?! При этих словах великая богиня выхватила из ножен меч и подняла его к небу. Сверкнула молния, ударил гром, и в холодном поту проснулась я. За стенами храма бушевала гроза - вы сами знаете, какая была прошедшая ночь. Полная страха и смятения, я побежала в покои Священной. Вот поэтому сегодня мы вышли к вам на совет.

Годейра поняла, что она погибла. Она стояла перед агорой, склонив голову и опустив плечи. Самое страшное было в том, что она поверила в слова Гелоны и мысль о защите казалась ей бесполезной.

Атосса повернулась к храму, упала на колени, подняла руки к небесам и воскликнула:

- Ты слышишь нас, великая наездница! Ты видишь нас, премудрая дочь Арея и Афродиты. Вся Фермоскира стоит перед тобой на коленях и просит прощения за свои грехи. Спаси и помилуй нас!

- Спаси и помилуй! -грянула коленопреклонная толпа.

Никто не заметил, как встала Чокея, поднялась по лестнице ближе к храму, опустилась на колени рядом с Ге-лоной. Жрицы и толпа неистово молились, и Чокея заговорила над ухом ясновидящей:

- Поверь мне, я сейчас поднимусь во весь рост и крикну на всю площадь, что я нарушила приказ царицы и пустила тебя к Беате. Я позову сюда стражниц темницы, где сидела Рутула. Они скажут, что видели Антогору около окон темницы, а рабыня умерла от укуса змеи. И тогда Беата скажет правду. Не может быть, чтобы…

- Подожди, - перебила ее Гелона. - Не надо.

Ясновидящая подошла к Атоссе и зашептала ей на ухо…

Священная локтем оттолкнула Гелону и поднялась с колен. Она всегда принимала свои решения быстро.

- Великая богиня Фермоскиры! Всеблагая Ипполита! - Атосса снова вознесла раскинутые руки к небу. - Укажи нам истинную виновницу всех бед и грехов наших, и мы покараем ее!

- Укажи нам, -вторила толпа, - и мы покараем ее!

Затихла площадь, затих город. Кажется, еще ниже опустились тяжелые облака, они медленно плыли над карнизом храма.

Расчет Атоссы, как казалось ей, был верен. Воля царицы Годейры была уже надломлена. Она уже сейчас наполовину верит в свою виновность. И стоит вопросить богиню, царица не выдержит и сама крикнет: "Карайте меня, я виновата!"

Может быть, это так и случилось бы. Годейра стояла на коленях и с ужасом глядела на двери храма. Ей казалось: вот сейчас они распахнутся, великая наездница выйдет к алтарям и поразит ее копьем. Лучше не ждать этого страшного мига… Она уже поднялась, чтобы крикнуть: "Я виновата!", но вдруг увидела, как под портиком храма, около колонны, появилась слепая Ферида. Толпа охнула. Сначала ее приняли за богиню Ипполиту, но Ферида подняла руку и громко произнесла:

- Покарайте меня. Я виновата в бедах и грехах Фермоскиры, я сеяла сомнения в богоданности Агнессы, я заслуживаю смерти.

Толпа могучей волной плеснулась на лестницы храма, еще минута - и Фериду поднимут на копья, растерзают и бросят под копыта коней.

Но между Феридой и толпой встала Атосса:

- Стойте! Назад! Назад, говорю я вам!

Когда людская волна откатилась на площадь и шум стих, Атосса сказала:

- Если, великая Ипполита указала нам виновницу - это не значит, что мы должны растерзать ее у святых алтарей. У нас есть Священный Совет, он решит, как покарать Фериду. А теперь расходитесь по домам. Видите - начинается дождь. Это тоже знамение…

Площадь уже опустела, а Годейра все еще стояла на мокрых плитах около храма. Дождь не переставал, ее пеплос намок, плотно облегая озябшее тело. Разошлись и жрицы. Только одна Атосса стояла под портиком и ждала царицу. Что думали эти две ненавидящие друг друга женщины?

Наконец Атосса медленно подошла к Годейре, сказала тихо:

- Иди, царица.

- Куда?

- В храм. Поблагодари великую богиню.

- За что?

- За то, что у тебя есть преданные слуги и верные друзья.

Продолжение следует...

---

Читайте в рассылке

Обратная связь

скоро Джек Керуак "На дороге" Роман «На дороге», принесший автору всемирную славу. Внешне простая история путешествий повествователя Сала Парадайза (прототипом которого послужил сам писатель) и его друга Дина Мориарти по американским и мексиканским трассам стала культовой книгой и жизненной моделью для нескольких поколений. Критики сравнивали роман Керуака с Библией и поэмами Гомера. До сих пор «На дороге» неизменно входит во все списки важнейших произведений англоязычных авторов ХХ века.      скоро Эдуард Кочергин "Ангелова кукла. Рассказы рисовального человека" Рассказы художника Эдуарда Кочергина - удивительное повествование об удивительных людях, оказавшихся "на дне" в 1940-е-1960-е годы. Дети без отцов, юродивые и калеки, нищие и проститутки стали персонажами впечатляющего жизненного полотна, воссозданного пером "рисовального человека". Сын репрессированных родителей, воспитанник детприемников и спецучреждений НКВД Э.С.Кочергин - народный художник России, лауреат Государственных Премий, действительный член Российской Академии художеств. Его рассказы - память об оттесненных на обочину жизни людях с их достоинствами и талантами. В оформлении книги использованы рисунки автора. На обложке фотография работы Ивана Костыля, василеостровского уличного светописца.

Литературное чтиво Подписаться письмом Текст сообщения: * Ваш адрес электронной почты: Вы можете оставить это поле пустым. Для получения ответа   указывайте  реально существующий e-mail.