Пятница, 10 часов 30 минут вечера - суббота, 3 часа 30 минут дня.
     Единственное, чего ей хотелось, так это спать.
     Самолет приземлился с опозданием в два часа, после чего пришлось выстаивать бесконечную очередь, чтобы получить багаж. В дополнение ко всему фирма, предоставляющая машины в наем, повела себя не лучшим образом, и заказанный лимузин отъехал час назад. Им пришлось ждать такси.
     Она стояла в длинной очереди пассажиров, и ее худощавое тело клонилась на одну сторону под тяжестью портативного компьютера. Джон бубнил что-то о процентных ставках и путях изменения договорных обязательств, а она думала только о том, что сегодня пятница и уже половина одиннадцатого вечера. Самое время нырнуть в пижаму и завалиться спать.
     Она смотрела на длинную вереницу такси, которые своим цветом и количеством напоминали ей массу насекомых. По спине женщины волной прошла дрожь: она вспомнила, как в детстве, когда их семья жила в горах, они с братом нашли труп барсука. Перевернув животное, дети увидели под ним целое гнездо копошащихся рыжих муравьев и некоторое время с отвращением наблюдали возню многочисленных членистоногих.
     Ти-Джей Колфакс сделала шаг вперед навстречу взвизгнувшей тормозами машине.
     Таксист открыл багажник, нажав кнопку на приборной доске, даже не думая вылезать из автомобиля. Им пришлось грузить вещи самим, что сразу же не понравилось Джону. Он привык, чтобы за него все делали другие. Женщину такие мелочи не трогали: она до сих пор удивлялась, что имеет секретаря, и предпочитала печатать документы собственноручно. Тэмми Джин ловко уложила свой чемодан в багажник, захлопнула его и устроилась на сидение такси.
     Джон поместился рядом, вытирая вспотевшее жирное лицо и блестящую лысину. Можно было подумать, что погрузка багажа стоила ему Бог весть каких усилий.
     - Остановитесь сначала на 72-й Восточной, - бросил он водителю через стекло, разделяющее салон.
     - А потом вверх по Западной стороне, - добавила Ти-Джей. Плексиглас, отделявший водителя, был таким мутным, что шофер представлял собой неясную размытую фигуру.
     Машина рванулась с места и направилась в сторону Манхэттена.
     - Взгляни-ка, - пробурчал Джон, - вот из-за чего в городе столько народу!
     Он указал толстым пальцем на огромный плакат, приветствующий участников мирной конференции ООН, которая должна была начаться уже в понедельник. В город съехалось около десяти тысяч гостей. Ти-Джей устало посмотрела на плакат, изображающий улыбающихся и весело машущих руками людей: белых, черных и желтых. Однако это произведение искусства не вызвало у нее положительных эмоций. Пропорции и цвета были искажены настолько, что все лица казались одутловатыми и нездоровыми.
     - Какие-то "Похитители тел", - недовольно буркнула она.
     Машина мчалась мимо постов береговой охраны и бруклинских причалов, причем асфальт, блестящий в свете желтых фонарей, тоже производил неприятное впечатление.
     Джон перестал ворчать, достал свой "Тексас Инструментс" и защелкал клавишами. Ти-Джей, откинувшись на сидении, смотрела в окно на дрожащее над тротуаром марево и на тупые лица обывателей. Жители Нью-Йорка, разомлевшие от жары, сидели на ступеньках своих домов и безразлично пялились на улицу.
     В машине тоже было душно, и Ти-Джей нажала на кнопку, чтобы приспустить стекло. Ее даже не удивило, что окно не отреагировало на ее движение, и женщина потянулась к противоположной дверце. И тут она обратила внимание, что на дверях автомобиля отсутствуют внутренние ручки замков.
     Она провела рукой по обивке, но поверхность была совершенно гладкой, словно ручки срезали нарочно.
     - Что происходит? - спросил Джон.
     - То, что эти двери невозможно открыть изнутри. Пока Джон недоуменно переводил взгляд с одной двери на другую, мимо окна промелькнул знак поворота в Мидтаун-Туннель.
     - Эй! - постучал он в плексигласовую преграду. - Вы проехали поворот. Куда вы нас везете?
     - Может быть, он решил вести нас в объезд, через Квинсборо? - высказала предположение Ти-Джей. Ехать через мост было бы несколько дольше, зато не пришлось бы платить налог за проезд по туннелю. Она наклонилась вперед и постучала в разделительное стекло кольцом: - Вы везете нас к мосту?
     Водитель не отреагировал.
     - Эй!
     Через несколько секунд машина миновала и поворот на Квинсборо.
     - Вот дерьмо! - выругался Джон. - Похоже, он везет нас в Гарлем. Могу даже поспорить, что в Гарлем.
     Ти-Джей увидела за окном поравнявшуюся с ними машину и изо всех сил забарабанила кулаками по стеклу:
     - Помогите! - выкрикнула она. - Пожалуйста...
     Водитель взглянул на нее раз, потом другой и нахмурился. Притормозив, он пропустил такси и пристроился ему в хвост, но то, вдруг, резко свернуло в сторону Квинс, влетело в переулок и помчалось через бесконечные ряды складов. Сейчас они ехали со скоростью не менее шестидесяти миль в час.
     - Что вы делаете?! - Ти-Джей в отчаянии заколотила по разделительному стеклу. - Куда вы...
     - Господи, только не это! - испуганно воскликнул Джон. - Ты только взгляни!
     Водитель натянул на лицо лыжную маску с прорезью для глаз.
     - Чего вы хотите?! - заорала Ти-Джей. - Денег? Мы отдадим вам все деньги!
     В ответ они не услышали ни слова.
     Женщина расстегнула сумку, вытащила из нее ноутбук и изо всех сил ударила углом корпуса в боковое стекло. Сила удара оказалась недостаточной, но резкий звук испугал водителя: такси вильнуло в сторону, чуть было не задев кирпичную стену старого здания, мимо которого они проезжали.
     - Деньги! Сколько вы хотите? Я могу дать вам очень много! - брызгая слюной, выкрикивал Джон. По его толстым щекам потекли слезы.
     Ти-Джей еще раз изо всей силы нанесла удар компьютером по стеклу автомобиля. Экран разлетелся на куски, но окно осталось целым. Еще одна попытка, и то, что раньше было компьютером, бесформенной массой вывалилось из рук женщины.
     - Вот дерьмо!
     Обоих пассажиров резко бросило вперед, когда машина затормозила в узком темном тупике.
     Водитель выбрался наружу, держа в руке маленький пистолет.
     - Пожалуйста, не надо! - взмолилась Ти-Джей. Мужчина обошел машину сзади, вглядываясь через грязные стекла. Потом он остановился и некоторое время неподвижно наблюдал за пассажирами, тогда как те, прижавшись друг к другу вспотевшими телами, замерли в ожидании.
     Водитель закрылся руками от света, мешавшего ему рассмотреть своих пленников, и прильнул к стеклу.
     Внезапно в воздухе раздался странный звук, напоминавший то ли хлопок, то ли треск. Ти-Джей вздрогнула, а Джон невольно вскрикнул.
     Где-то вдалеке, за спиной шофера, небо осветилось яркими красно-синими полосами. Звук повторился, к нему присоединились восторженные свистки и крики людей. Водитель повернулся и поднял голову. В небе над городом раскинул растопыренные лапы огромный оранжевый сверкающий паук.
     Только сейчас Ти-Джей вспомнила, что сегодня читала в "Таймс" о готовящемся фейерверке в Нью-Йорке. Это был своего рода подарок мэра и Генерального секретаря ООН делегатам конференции, которых приветствовал величайший город планеты.
     Наконец, водитель с громким щелчком отпер дверцу и медленно отворил ее.
     ......
     Звонок был анонимный. Как всегда.
     Отследить его не удалось, так как по нескольким направлениям еще не было контрольных коммутаторов. Центральный пост смог лишь объявить, что звонивший говорил из района 37-й улицы и 11-й.
     Изрядно вспотев, хотя было всего девять часов утра, Амелия Сакс пробиралась сквозь заросли высокой травы. Она шла "челноком", как у криминалистов называется способ поиска, когда человек движется, описывая одну лежащую восьмерку за другой. Ничего. Амелия взялась за микрофон, прикрепленной к лацкану синей форменной рубашки.
     - Говорит 5885. Тут ничего нет. Центральный, жду дальнейших распоряжений.
     Сквозь шорохи помех прорвался голос диспетчера:
     - Пока больше ничего, 5885. Только вот что... звонивший сообщил, что очень надеется на смерть жертвы. Как слышите?
     - Центральный, повторите еще раз.
     - Звонивший сообщил, что очень надеется на смерть жертвы. Для ее же блага. Как поняли?
     - Сигнал принят.
     Надеялся, что жертва мертва?
     Амелия обыскала еще один участок, но так же безрезультатно.
     Ей хотелось плюнуть на все это, набрать номер 10-90, по которому сообщают о пропавших людях, и отправиться восвояси. Колени у нее побаливали, а все тело в этой августовской жаре чувствовало себя, как рагу в духовке. Она мечтала о том, как окажется в Порт-Оторити и в компании ребят выпьет баночку ледяного чая. Затем, часа через два, в половине двенадцатого, она заглянет в участок, соберет вещи, а потом отправится на занятия.
     Но сейчас она никак не могла так поступить. Нельзя было проигнорировать подобный вызов. Поэтому Амелия упорно продолжала поиски: она перемещалась сначала по раскаленному асфальту тротуара, потом исследовала пустырь между двумя заброшенными домами, затем снова направилась в заросшее сорняками огромное поле.
     Сдвинув форменную фуражку, она запустила пальцы в свои густые рыжие волосы и принялась чесать зудевшую от пота голову. Амелия повторила эту процедуру несколько раз: капельки соленой влаги стекали по лбу и пропитывали ее брови.
     "Последние два часа на улице, - думала она. - Ничего, с этим можно смириться".
     Сакс добралась до кромки кустов, и тут, впервые за утро, вдруг ощутила беспокойство. За ней явно кто-то наблюдал.
     Горячий ветер шуршал в высохших ветвях, а по шоссе проносились грузовики и легковушки, въезжая и выезжая из Линкольн-Тоннеля. Женщина задумалась о том, как должен вести себя в подобном случае патрульный офицер. Амелия отдавала себе отчет, что в таком шумном городе к ней могут подобраться сзади на расстояние, достаточное для удара ножом, а она ничего и не услышит.
     Она резко обернулась.
     Ничего. Только сухие листья, ржавеющие останки техники и прочий хлам.
     Она взобралась на груду камней и поморщилась.
     Амелия Сакс в возрасте тридцати одного года - всего тридцати одного, как говорила ее мать, - уже страдала артритом. Эту болезнь она унаследовала от своего деда, в то время, как мать наградила ее гибкой и стройной фигурой, а отец - привлекательностью и чувством здорового карьеризма (оставалось непонятным только наличие рыжих волос на голове). Еще один приступ боли в ногах настиг ее, когда Амелия, пробравшись через заросли кустов, остановилась на самом краю довольно крутого спуска, длиною около тридцати футов.
     Перед нею простирался глубокий каньон, врезанный в коренные скальные породы Западной стороны, по которому были проложены железнодорожные пути северного направления.
     Она прищурилась, вглядываясь в обрывистые склоны, уходящие вдаль.
     Что это?
     Участок перекопанной земли и нечто, напоминающее корявую ветку, воткнутую в небольшой холмик. Похоже, что это...
     О Господи, не может быть!..
     Ее всю передернуло от открывшегося ей зрелища: к горлу подступила тошнота, а кожу покрыли крупные мурашки. Женщине с трудом удалось справиться с желанием отвернуться и сделать вид, что она ничего не заметила.
     Он надеялся, что жертва мертва. Для ее же блага.
     Амелия бросилась к железной лестнице, ведущей вниз, к рельсам. Она уже протянула руку к металлическим перилам, но тут же отдернула ее. Черт! Преступник мог уходить этим же путем, и на поручнях в этом случае должны были остаться отпечатки пальцев. Тогда мы поступим вот как. Глубоко вздохнув, чтобы несколько умерить боль в суставах, она принялась спускаться прямо по крутому откосу. Начищенные по поводу ее нового назначения до зеркального блеска туфли скользили по камню. Когда до земли оставалось фута четыре, она спрыгнула и побежала к могиле.
     - Бог ты мой!..
     То, что она приняла за торчащую из земли ветку, оказалось человеческой рукой. Труп был захоронен вертикально, с таким расчетом, чтобы из-под насыпанного холмика земли выглядывали предплечье и кисть. Амелия уставилась на ее безымянный палец: вся плоть с него была содрана, а коктейльное кольцо с бриллиантом, видимо, снятое до этого, было вновь надето на кровоточащие лохмотья.
     Сакс опустилась на колени и принялась раскапывать землю. Грунт так и летел из-под ее ладоней - так обычно роются собаки. Она обратила внимание на то, что остальные пальцы застыли в самом неестественном положении, что говорило об одном: жертва была еще жива, прежде чем последняя лопата засыпала ее с головой.
     Не исключено, что она еще жива и сейчас. Амелия яростно раскидывала податливую почву, не обращая внимания на то, что порезалась осколками бутылки, и теперь ее кровь брызгала во все стороны, смешиваясь с землей. Вот, наконец, показались волосы и лоб неприятного, серо-синюшного оттенка. Так бывает вследствие недостатка кислорода. Сакс продолжала копать, пока не очистила лицо жертвы: пустые, застывшие глаза и рот, искаженный гримасой ужаса.
     Несмотря на дамское кольцо, захороненным оказался мужчина плотного телосложения, лет примерно пятидесяти с небольшим. Мертвый и неподвижный, как и похоронившая его земля.
     Она выпрямилась и, не отрывая взгляда от глаз покойника, сделала шаг назад, едва не споткнувшись о рельсы. Целую минуту она не могла думать ни о чем, кроме того, что нелепо и страшно умирать подобным образом.
     Потом она пришла в себя. "Итак, дорогуша, давай, - подбодрила себя Амелия. - Имеется место преступления, жертва, а ты все-таки офицер полиции и знаешь, что надо делать.
     Следуем правилу пяти пунктов:
     1. Арестовать преступника, если таковой известен.
     2. Задержать свидетелей или подозреваемых.
     3. Осмотреть место преступления.
     4... Черт побери! Что же там четвертое?" Сакс склонила голову к микрофону:
     - 5885 вызывает Центральную. Обнаружен труп возле железной дороги между 38-й и 11-й. Убийство. Требуются детективы, эксперты-криминалисты, автобус и выездной врач. Как поняли?
     - Вас понял, 5885. Преступник арестован?
     - Пока не найден.
     - 5885, вас понял.
     Амелия снова уставилась на ободранный до кости палец с совершенно неуместным кольцом и на лицо, изуродованное гримасой. Женщину снова всю передернуло. Когда-то ей приходилось плавать по рекам в окружении змей и прыгать со стофутовой высоты на тарзанке. Она хвасталась, что не испытывала при этом ни малейшего страха. Но стоило ей только подумать о замкнутом пространстве... Если бы ее связали и обездвижили, она ударилась бы в такую панику! Для Сакс это было сродни электрошоку. Вот почему она предпочитала передвигаться быстрым шагом или ездить на большой скорости. Когда ты в движении, тебя трудно поймать... До ушей Амелии донесся какой-то неясный шум, и она склонила голову, прислушиваясь. Грохот усиливался. Над рельсовыми колеями запорхали обрывки газет и закрутились, словно рассерженные призраки, маленькие пылевые смерчи.
     Воздух разорвал пронзительный гудок поезда. Патрульный офицер Амелия Сакс, небольшого роста и хрупкого телосложения, стояла, наблюдая, как на нее надвигается бело-красно-синяя тридцатитонная металлическая громадина локомотива "Амтрак" со скоростью десять миль в час.
     - Немедленно остановитесь! Эй, вы там! - закричала она. Машинист, казалось, проигнорировал ее вопли. Амелия бросилась навстречу поезду, держась посредине колеи и размахивая руками, приказывая составу затормозить. Завизжав колесными парами, локомотив нехотя остановился. Машинист высунулся из окна.
     - Туда ехать нельзя, - категорично заявила Сакс. Пока тот интересовался причинами, она невольно подумала о том, что парень слишком молод, чтобы управлять таким огромным механизмом.
     - Там, чуть дальше, место преступления. Пожалуйста, выключите двигатель.
     - Леди, но я не вижу никаких следов преступления, - возразил машинист.
     Но Сакс не слушала его и смотрела туда, где наверху, сквозь прогалину в кустарниках, была видна часть путепровода 11-й улицы. Именно через этот промежуток и можно было, припарковав машину на 11-й, незаметно перетащить сюда тело. На перекрестке же с 37-й человека с такой ношей заметили бы не менее дюжины людей, окна домов которых выходили туда.
     - Оставьте поезд на месте, - повторила Амелия.
     - Но я не могу этого сделать.
     - Я прошу вас немедленно выключить двигатель.
     - На таких поездах просто так это сделать невозможно. Двигатель работает постоянно.
     - Соединитесь с диспетчерской или еще с кем-нибудь. Пусть они остановят поезда, двигающиеся навстречу вашему.
     - Это невозможно.
     - Имейте в виду, что номер вашего транспортного средства я запомнила.
     - Транспортного средства? - удивился машинист.
     - Предлагаю вам немедленно выполнить распоряжение офицера полиции! - рявкнула Амелия.
     - И как вы намерены поступить? Выписать мне штраф?
     Но Амелия Сакс, не слушая его, опять карабкалась по каменной стене. При каждом шаге суставы ее похрустывали, а на губах ощущался смешанный привкус известковой пыли, глины и собственного пота. Выбравшись, она устремилась к проезду, который увидела снизу. Здесь она остановилась и принялась осматривать тот перекресток, где 11-я вплотную подходила к Джевитс-центру. Здесь уже собралось множество народу, включая бесчисленных корреспондентов. Огромный плакат провозглашал: "Добро пожаловать участникам конференции ООН". Но это было сейчас, а утром, когда местность здесь пустынна, преступник без труда мог незаметно оставить машину и перенести жертву к железной дороге. Амелия прошлась по 11-й улице, заглядывая в переулки, уже запруженные транспортом.
     Пора приниматься за дело.
     Она направилась в самую гущу машин, заставляя их водителей изменить направление движения. Некоторые пускались в объезд, но многие были недовольны, и Сакс пришлось даже выписать пару штрафов. Чтобы не допустить транспорт к месту преступления, Амелия решилась выстроить нечто вроде баррикады из мусорных баков почти до середины улицы.
     Наконец-то она вспомнила четвертый пункт правил: принять меры к ограждению места происшествия.
     Туманный утренний воздух все больше наполнялся нетерпеливыми гудками автомобилей, к которым примешивались возмущенные выкрики водителей. Спустя некоторое время в этой какофонии зазвучали сирены полицейских машин.
     Не прошло и получаса, как вся прилегающая местность оказалась буквально наводненной целой сворой следователей, экспертов, агентов и медиков. Пожалуй, их было чересчур много даже для такого чудовищного события, как насильственная смерть. Однако Сакс узнала от другого полицейского, что это преступление имело большое значение и за него с удовольствием ухватились бы средства массовой информации. Дело в том, что убитым оказался один из пассажиров, прилетевших вчера вечером в аэропорт Кеннеди. Он и его спутница взяли такси и направлялись в город, но до дома так и не добрались.
     - Ребята из Си-Эн-Эн уже здесь, - прошептал один из полицейских.
     Поэтому Амелия и не удивилась, увидев светлую шевелюру Винса Перетти, шефа Центрального следственного управления, который, осмотрев место преступления, выбрался на набережную и теперь задумчиво отряхивал свой дорогой костюм от известковой пыли.
     Однако она изумилась, когда он сделал ей приглашающий жест рукой и даже попытался изобразить улыбку на своем чисто выбритом лице. Ей почему-то показалось, что она должна получить от него кивок одобрения за то, что умудрилась сохранить место преступления в неприкосновенности, хотя это входило в ее обычную рутинную работу. А может быть, даже благодарность в приказе за то, что оставила нетронутыми возможные отпечатки пальцев на поручнях металлической лестницы, отважно пробираясь вниз по каменному утесу. Последний день ее патрульной службы. Что ж, она уйдет с нее в блеске славы.
     Перетти мерил ее взглядом, осматривая с ног до головы:
     - Женщина-патрульный... Надеюсь, вы не новичок?
     - Извините... - Непонимающе начала Амелия и запнулась.
     - Я полагаю, вы далеко не новичок в своей работе. Она не была новичком, поскольку прослужила уже три года. Правда, большинство патрульных ее возраста отдали этой работе лет по десять. Несколько лет, перед тем, как поступить в академию, она проработала в охране.
     - Я не совсем поняла ваш вопрос, сэр.
     Он выглядел изможденным, и улыбка постепенно исчезла с его губ:
     - Вы были здесь первым офицером полиции?
     - Да, сэр.
     - О чем вы думали, когда перекрыли движение по 11-й улице?
     Амелия посмотрела на широкую магистраль, до сих пор перегороженную вытащенными ею на проезжую часть мусорными баками. За это время она уже успела привыкнуть к бесконечным сигналам автомобилей, но теперь, посмотрев на улицу, увидела, что вереница машин выстроилась уже на несколько миль. Кроме того, здесь действительно становилось чересчур шумно.
     - Сэр, задача офицера полиции состоит в том, чтобы арестовать преступника, задержать подозреваемых, оградить... - начала Сакс, но Перетти прервал ее:
     - Правило пяти пунктов я знаю не хуже вас, офицер. Так вы перекрыли движение, чтобы оградить место преступления?
     - Да, сэр. Преступник не оставил бы машину на перекрестке, откуда ее видели бы из окон жилых домов. Вон там, сэр. Одиннадцатая же - самое подходящее место.
     - Вы поступили неправильно. На этой стороне улицы мы не обнаружили никаких следов, а те, которые начинаются у лестницы, уходят на 37-ю.
     - Я перекрыла и ее.
     - Вот именно. Этим и следовало ограничиться. А поезд? Его-то зачем вы остановили?
     - Я полагала, что поезд, проходя, может нарушить картину на месте преступления. Или что-то в этом роде.
     - В каком еще роде, офицер?!
     - Простите, я неправильно выразилась. Я имела в виду...
     - А как насчет аэропорта Ньюарк?
     - Да, сэр. - Амелия беспомощно оглянулась по сторонам, словно ожидая поддержки от коллег, толпившихся вокруг. Но те были заняты своими делами и не обращали на их беседу никакого внимания. - Что именно насчет Ньюарка?
     - Почему вы заодно не закрыли и аэропорт?
     Ну, вот, ее отчитали, словно школьницу! Амелия обиженно поджала красиво очерченные, как у Джулии Роберте, губы, и вполне резонно заметила:
     - Сэр, мне казалось весьма вероятным, что... - В таком случае, следовало заняться и магистралями Нью-Йорка, и Джерси, и шоссе Лонг-Айленда 1-70, и так до самого Сент-Луиса, поскольку их тоже можно считать вероятными путями отхода преступника.
     Чуть опустив голову, она продолжала смотреть в глаза Перетти. Мужчина и женщина были примерно одного роста, только первый носил туфли с высокими каблуками.
     - Меня уже замучили звонками и начальник полиции, и представитель портовых властей, и секретариат ООН, и директор вот этого местечка, - тут он мотнул головой в сторону Центра. - Мы обгадили все расписание Конференции. Коту под хвост пошли и речь сенатора, и выступление мэра, не говоря уже о том, что на дорогах всего западного берега царит полная неразбериха. Железная дорога проходит в пятидесяти футах от места, где обнаружена жертва, а улица, которую вы перекрыли - в двухстах футах в сторону, да еще и на тридцать футов выше. Даже ураган Ева не смог так оттрахать северо-восточное направление Амтрак, как это удалось вам.
     - Я просто подумала...
     Перетти улыбнулся. Сакс была красивой женщиной, и ее прежняя работа по охране фотомоделей на Мэдисон-авеню добавила ей шарма. Поэтому он решил простить ее.
     - Патрульный офицер Сакс, - он взглянул на пластинку с ее именем, прикрепленную к бронежилету. - Думаю, этот урок не пройдет для вас даром. Работа на месте преступления не должна нарушать общей гармонии. Конечно, было бы прекрасно, если бы после каждого убийства мы могли бы огородить полгорода и задержать миллиона три подозреваемых. Но это, конечно, невозможно. Поэтому постарайтесь находить впредь более конструктивные решения.
     - Дело в том, сэр, - уже более решительно заметила Амелия, - что меня сегодня переводят с патрульной службы. Ровно в полдень.
     Перетти кивнул и весело улыбнулся:
     - Тогда сказанного мною вполне достаточно. Тем не менее, укажите в отчете, что остановка поезда и перекрытие движения по улицам - целиком ваша инициатива.
     - Да, сэр. Не возражаю, потому что так оно и было.
     Он что-то записал в черный блокнот порывистыми движениями руки.
     Когда же это кончится...
     - А теперь уберите эти мусорные баки и займитесь регулировкой движения. Все ясно?
     Не отвечая ни слова. Сакс повернулась и направилась к улице, где начала неторопливо разбирать возведенную ею преграду. Каждый проезжавший мимо водитель считал своим долгом обругать ее последними словами. Сакс посмотрела на часы.
     Оставалось ровно шестьдесят минут.
     Ну, с этим еще можно смириться.

     С тугим хлопаньем крыльев сокол-сапсан уселся на карниз. Утренний свет был чист и прозрачен, что предвещало жаркий день.
     - А вот и ты, - прошептал мужчина и склонил голову, прислушиваясь к трели звонка, прозвучавшей у входной двери.
     - Это он? - крикнул мужчина в направлении лестницы. Не дождавшись ответа, Линкольн Райм вновь посмотрел в окно. Голова сокола рывком повернулась в его сторону. У птицы это движение никогда не получалось плавным. Райм обратил внимание, что ее когти испачканы кровью. Кусок желтоватой плоти свисал с черного, крючковатого клюва. Сокол вытянул короткую шею в сторону гнезда, движением, больше напоминавшим змеиное, нежели птичье. Потом он уронил кусок мяса в распахнутый рот голубоватого пушистого птенца. "Я смотрю на единственного хищника в этом городе, - думал Райм, - которому нечего и некого бояться, кроме, разве что. Господа Бога". Он услышал шаги. Кто-то поднимался по лестнице.
     - Это был он? - спросил мужчина Тома.
     - Нет, - коротко ответил молодой человек.
     - А кто тогда? Ведь прозвенел звонок, не так ли?
     Том повернулся к окну:
     - Птица вернулась. Посмотрите, карниз испачкан кровью. Вам видно отсюда?
     На фоне неба появилась голова сокола-самки, перья которой отливали металлическим блеском.
     - Они постоянно держатся вместе. Они, что, образуют пары на всю жизнь, как и гуси? - вслух рассуждал Том.
     Линкольн посмотрел на молодого человека, который, изогнувшись, разглядывал гнездо сквозь грязное забрызганное стекло.
     - Так кто это был? - повторил свой вопрос Райм. Молодой человек тянул с ответом, и Линкольна это раздражало.
     - Посетитель.
     - Посетитель? Ну-ну, - хмыкнул Райм. Он попытался вспомнить, когда к нему приходили последний раз. Месяца три назад? Кто же это был? Кажется, корреспондент или какой-то дальний родственник. Ах, да! Питер Тейлор - специалист по болезням позвоночника. Да, несколько раз заходила Блэйн, но ее никак нельзя причислить к разряду посетителей.
     - Наверное, им холодно, - заметил Том и попытался открыть окно. Молодость всегда принимает скоропалительные решения.
     - Не надо его открывать, - остановил его Райм. - И скажи, наконец, черт возьми, кто пришел.
     - Им холодно.
     - Ты только побеспокоишь их. Если хочешь, можешь выключить кондиционер. Да я и сам его выключу.
     - Мы поселились здесь первыми, - Том не оставлял попыток приподнять оконную раму. - Когда соколы свили здесь гнездо, они знали, что место уже занято. - Птицы свирепо смотрели в ту сторону, откуда раздавался шум. Впрочем, они всегда так смотрели. Соколы сидели, вцепившись когтями в карниз, и важно озирали принадлежащие им владения, простиравшиеся до самого парка с поникшими от жары деревьями.
     - Кто пришел? - не отступал Райм.
     - Лон Селитто.
     - Лон?
     Что ему здесь надо?
     Том оглядел комнату, в которой царил полнейший беспорядок, о чем он тут же поставил в известность Райма.
     Райму никогда не нравилась суета, возникавшая в доме во время уборки. Его всегда раздражали шум и гудение пылесоса. Линкольна вполне удовлетворяло состояние его комнаты, которую он считал своим офисом. Она находилась на втором этаже домика в готическом стиле, расположенном в западной части города на границе Центрального Парка. Комната имела большую площадь - двадцать на двадцать футов, и на каждом из них "проживали" дорогие Райму вещи. Иногда Линкольн расслаблялся следующим образом: он закрывал глаза и пытался определить, чем пахнет та или иная вещь в его комнате.
     Например, тысячи книг и журналов, стопки альбомов с фотографиями, напоминавшие Пизанскую башню, радиодетали и телевизионные блоки, пыльные электрические лампочки и всевозможные справочники. Винил, латекс, перекись водорода. Обивка мебели.
     Три разных сорта шотландских виски.
     Соколиный помет.
     - Я не хочу его видеть. Скажи, что я сейчас очень занят.
     - С ним пришел молодой полицейский. Эрни Бэнкс. Нет, по-моему, это игрок в бейсбол, если не ошибаюсь. Вам все же следовало бы разрешить мне провести здесь уборку, - заворчал Том. - Иногда мы не замечаем, до чего же у нас грязно, пока нам не нанесут визит посторонние люди.
     - Визит? Как это чудно прозвучало. Я бы даже сказал, старомодно. А вот как понравится следующая фраза: пошли-ка вы все отсюда к чертовой матери! Кажется, это что-то из декадентского этикета.
     Беспорядок...
     И хотя Том, без сомнения, имел в виду бардак только в комнате, Райму почему-то показалось, что помощник подразумевал и своего босса.
     Волосы у Линкольна оставались по-прежнему черными и густыми, как у двадцатилетнего юноши (хотя он был вдвое старше), но пряди перепутались и торчали в разные стороны: вечно грязные и непричесанные, они могли вызвать лишь чувство брезгливости. Его щеки покрывала противная трехдневная щетина. К тому же, сегодня утром Райм проснулся с неприятным покалыванием и щекотанием в ухе, что означало одно: о волосках, растущих на разных частях лица, также следовало бы позаботиться. Ногти оставляли желать лучшего, как на руках, так и на ногах. И что уж говорить об одежде, которую он не менял неделями, постоянно находясь в одной из своих омерзительных пижам "в горошек". Глаза у Райма были узкие, темно-карие, но, в общем и целом, как когда-то неоднократно повторяла Блэйн, лицо его можно было назвать страстным и иногда даже красивым.
     - Они хотят поговорить с вами, - продолжал Том, - и несколько раз повторили, что это очень важно.
     - Вот пусть своими делами сами и занимаются.
     - Но вы ведь не виделись с Лоном почти год.
     - Ну и что с того? Разве это означает, что я обрадуюсь ему сегодня? Кстати, ты случайно не спугнул птиц? Если так, я на тебя рассержусь.
     - Это очень важно. Линкольн, - подчеркнул Том.
     - Ах, даже так! Я помню, ты уже мне говорил. Где же тот проклятый врач? Мог бы уже и позвонить. Кстати, я немного вздремнул, когда ты уходил, так что мы могли прозевать его звонок.
     - Да вы проснулись уже в шесть утра и с тех пор не засыпали, - Том тут же уличил босса во лжи.
     - Не совсем так. - Райм задумался. - Да, я проснулся рано, это верно. А потом заснул снова, причем достаточно крепко. Ты проверял сообщения на автоответчике?
     - Да, - хладнокровно заметил Том. - Но доктор вам не звонил.
     - Он обещал приехать ко мне ближе к полудню.
     - Вот видите, а сейчас половина двенадцатого. Может быть, пока нет никаких причин беспокоиться? Не мог же он пропасть бесследно. Как вы считаете? Рано или поздно объявится.
     - Ты случайно сам не висел на телефоне? - снова заворчал Райм. - Может быть, он просто не смог к нам пробиться?
     - Я всего-навсего позвонил...
     - А я разве что-то сказал? - тут же перебил Райм. - Ну, вот, ты уже начинаешь сердиться. Я вовсе не против того, что ты звонишь туда, куда тебе нужно. Пожалуйста. Я всегда разрешал тебе пользоваться телефоном. Я только имел в виду то, что вдруг он звонил нам как раз в тот момент, когда линия была занята.
     - Нет, вы имели в виду то, что сегодня утром будете вести себя как зануда.
     - Вот, начинается. Ты знаешь, можно достать такую штучку для телефона, чтобы можно было одновременно прослушивать два звонка. Вот нам бы такую! Так что же все-таки хочет мой старый приятель Лон? И его друг, который играет в бейсбол?
     - Спросите у них сами.
     - Я спрашиваю у тебя.
     - Они хотят увидеться с вами. Это все, что мне известно.
     - И поговорить о чем-то о-о-очень ва-а-ажном.
     - Линкольн, - с вздохом произнес Том и замолчал. Симпатичный молодой человек пригладил рукой свои светлые волосы. На нем были светло-коричневые брюки, белоснежная Рубашка и изящно повязанный, синий в цветочках галстук. Когда полгода назад Райм принимал его на работу, то сказал Тому, что тот может носить хоть джинсы с футболками, хотя последний предпочитал одеваться строго и со вкусом. Райм не мог сказать себе, что именно эта деталь повлияла на его решение оставить при себе Тома, но, видимо, так оно и было. Ни один из его предшественников не продержался у Линкольна более полутора месяцев. Причем, число ушедших по собственному желанию равнялось количеству тех, кому указал на дверь сам Райм.
     - Ну хорошо, и что же ты им сказал?
     - Попросил подождать несколько минут, чтобы убедиться, что вы их примете. Ненадолго.
     - Значит, ты поступил таким образом, даже не спросив меня. Ну, спасибо.
     Том отступил на несколько шагов и крикнул в пролет лестницы:
     - Входите, джентльмены.
     - Но они успели тебе о чем-то сказать, - не унимался Райм. - Ты явно чего-то недоговариваешь.
     Том ничего не ответил, и Райму только оставалось наблюдать, как к нему приближаются двое. Как только они вошли в комнату, первым заговорил сам хозяин, обращаясь к Тому:
     - Задерни занавески на окне. Ты и без того растревожил птиц.
     Это означало, что Линкольн уже получил свою дозу солнечных лучей.
     ...... Безмолвие.
     Со ртом, заклеенным отвратительной липкой лентой, не в состоянии произнести ни слова, она чувствовала себя более беспомощной, чем от наручников на запястьях. Чем от грубых прикосновений его рук к ее телу.
     Таксист, не снимая натянутой на лицо лыжной шапочки, потащил ее вниз по узкому, сочащемуся влагой коридору, по стенам которого тянулись бесконечные ряды труб. Она находилась сейчас в подвале какого-то учреждения, но не могла понять, где именно.
     "Если бы я только могла с ним поговорить..."
     Ти-Джей Колфакс по натуре была игроком и настоящей хитрой сучкой Моргана Стенли, способной вести любые переговоры.
     "Деньги? Вам нужны деньги? - рассуждала она про себя. - Я могу достать их много. Очень много, целые бушели денег".
     Ти-Джей повторяла эти слова снова и снова, пытаясь заглянуть в глаза похитителю, словно намереваясь внедрить свою мысль ему в мозг.
     "Пожалуйста-а-а-а!" - молила она и мысленно представляла себе возможность обналичивания денег со счетов, вплоть до передачи в качестве выкупа своих пенсионных накоплений.
     Она вспоминала во всех деталях минувший вечер: как водитель отвернулся от фейерверка, как вытащил ее и Джона из машины и надел на них наручники. Затем таксист погрузил обоих в багажник, и машина снова поехала. Сначала по крупной щебенке и разбитому асфальту, затем дорога сделалась гладкой, потом снова неровной. Наконец, такси остановилось и, судя по звуку, водитель отправился открывать какие-то ворота. Скорее всего, гаража. Городской шум исчез, зато выхлоп мотора звучал громко и гулко, что указывало на то, что они находятся в каком-то помещении.
     Затем крышка багажника открылась, и водитель выволок Ти-Джей наружу. Грубым рывком он сдернул с ее пальца кольцо с бриллиантом и сунул его в карман. Потом он потащил ее вдоль стены, с которой на нее пустыми глазницами смотрели полустертые портреты: она успела заметить изображение дьявола и трех скорбящих детей, еле угадывающееся на облупившейся штукатурке. Он затащил Ти-Джей в сырой, покрытый плесенью подвал и швырнул на пол. Потом водитель чем-то стучал наверху, оставив ее в темноте, пропитанной отвратительным запахом гниющей плоти и слежавшегося мусора. Она пролежала здесь несколько часов, иногда принимаясь плакать, иногда засыпая. Где-то совсем рядом раздался взрыв, разбудивший ее, после чего Ти-Джей снова овладела тяжелая дремота.
     Полчаса назад он вернулся за ней, вытащил из подвала, снова затолкал в багажник, они опять куда-то ехали минут двадцать, и вот теперь она здесь.
     Они вошли в какой-то темный подвал, посреди которого вертикально торчала толстая черная труба. Водитель приковал к ней девушку, заведя ее руки назад и, потянув за ноги, вынудил сесть на пол. Наклонившись над ней, он связал ноги Ти-Джей тонкой веревкой, на что ушло несколько минут. Женщина обратила внимание, что похититель не снимал кожаных перчаток. Он выпрямился и некоторое время смотрел на нее. Затем снова нагнулся и разорвал на ней блузку. После этого таксист зашел сзади, и Ти-Джей задохнулась от ужаса, когда он начал ощупывать ее плечи и лопатки.
     Она плакала и все пыталась издать хоть какой-то звук сквозь заклеивающую рот ленту.
     Она знала, чем все это кончится.
     Его пальцы скользнули по ее предплечьям, передвигаясь вперед, но не коснулись груди, а, как паучьи лапы, пробежались по ребрам. Он поглаживал и ощупывал их. Ти-Джей задрожала и сделала неловкую попытку уклониться, но мужчина стиснул ее, ощущая руками гибкость ее костей.
     Потом он выпрямился, и она услышала удаляющиеся шаги. Долгое время вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь свистом воздуха в трубах кондиционеров и гулом работающих лифтов. Внезапно, услышав сзади странный повторяющийся свистяще-шипящий звук, она от страха издала нечленораздельный хрюкающий стон. Звук показался ей знакомым, только Ти-Джей никак не могла вспомнить, что он значит. Она попробовала повернуться, но это оказалось невозможным. Что же это? Прислушавшись к ритмично повторяющемуся звуку, женщина почему-то представила себе родительский дом.
     Теннеси. Субботнее утро в небольшом бунгало в городке Бедфорд. Это был единственный день, когда ее мать не работала и целиком посвящала себя уборке дома. Маленькая Тэмми просыпалась, когда солнце уже начинало припекать, и отправлялась на первый этаж помогать матери.
     Сейчас, прислушиваясь к странному звуку, она расплакалась, думая о том, зачем, во имя всего святого, этому страшному человеку понадобилось так тщательно и равномерно возить веником по полу...
     ......
     По их лицам он сразу понял, что они оба удивлены и чувствуют себя неуверенно.
     Хотя полицейские, занимающиеся расследованием убийств, очень редко оказываются в подобных ситуациях.
     Лон Селитто и молодой Бэнкс (кстати, Джерри, а не Эрни) сразу же сели туда, куда движением косматой головы указал им хозяин, - на пыльные и расшатанные плетеные стулья, готовые вот-вот развалиться.
     Райм сильно изменился с тех пор, когда Селитто видел его в последний раз, и детектив не мог скрыть своего удивления, даже шока. Бэнксу было не с чем сравнивать состояние Линкольна, но, тем не менее, он тоже пришел в ужас от того, что ему пришлось здесь увидеть. Грязная, неубранная комната и блуждающий взгляд хозяина, осматривающего их с ног до головы. Запах был почти невыносим. Впрочем, именно так и должно, наверное, было пахнуть в затхлых, непроветриваемых помещениях, где живут люди, подобные Райму.
     Линкольн уже успел пожалеть о том, что позволил этим двоим подняться сюда.
     - Почему же ты не позвонил мне заранее, Лон?
     - Ты бы послал меня подальше. И он не ошибался.
     Том возник возле лестницы и вопросительно посмотрел на своего босса, но тот успел опередить помощника:
     - Нет, Том, ты нам не нужен. - Линкольн вовремя вспомнил что усердный юноша каждый раз непременно спрашивал гостей, не желают ли они что-нибудь выпить или поесть.
     Просто Марта Стюарт в брюках!
     На какое-то время в комнате воцарилось неловкое молчание. Первым решился заговорить Селитто. Этот огромный, чуть взъерошенный полицейский с двадцатилетним стажем был достаточно крепок духом, и мало что могло удивить или расстроить его. Однако, что бы он ни намеревался поведать, слова тут же застряли у него в горле, когда он бросил взгляд на коробку, стоящую у кровати Райма, с одноразовыми подгузниками для взрослых.
     - Я читал вашу книгу, сэр, - робко начал Джерри Бэнкс. Как успел заметить Райм, этот парень еще не научился как следует пользоваться бритвой, и на его лице оставалось множество следов от порезов после бритья. А как лихо закручен у него чубчик! Господи, да ему не дашь больше двенадцати, раз уж на то пошло. "Чем больше стареет мир, - отметил про себя Линкольн, - тем моложе начинают казаться его обитатели".
     - Какую именно?
     - Ну, разумеется, учебник по криминалистике. Но я имел в виду приложения с фотографиями. Тот, второй вариант, который вышел пару лет назад.
     - Там кроме картинок еще и слова есть. Вы не забыли их прочитать? - съязвил Райм.
     - Ну да, конечно, - смутился Бэнкс. У одной стены были выстроены пачки нераспроданного тиража "Места преступления".
     - Я и не знал, что вы с Лоном друзья, - сообщил Бэнкс.
     - Неужели Лон не щегольнул тем, что о нас упоминали в книге "Лучшие люди года"? И не показывал свои фотографии? Не закатывал рукава, чтобы продемонстрировать шрамы и заметить при этом: "А вот эти раны я получил еще тогда, когда мы работали вместе с Линкольном Раймом"?
     Селитто даже не улыбнулся. "Ну, хороню, - подумал он, - я могу показать тебе такое, что у тебя будет еще меньше поводов для улыбки". Старший детектив принялся рыться в своем кейсе. "Интересно, с чем он ко мне заявился?" - мелькнуло в голове Линкольна.
     - И сколько же времени вы были напарниками? - продолжал Бэнкс, пытаясь заполнить паузу.
     - Это к тебе вопрос, - Райм посмотрел на часы.
     - Мы не были напарниками, - поправил Селитто. - Я занимался убийствами, а он был главой следственного управления.
     - Ого! - уважительно заметил Бэнкс. Место главы Центрального аппарата считалось одним из самых престижных во всем полицейском департаменте.
     - Именно так, - подтвердил Райм, глядя в окно на небо с таким видом, словно врач должен был прилететь к нему на соколе. - Два мушкетера.
     Спокойным тоном, который так бесил Линкольна, Селитто заметил:
     - Целых семь лет мы работали рука об руку.
     - И очень неплохих лет, - так же бесстрастно отозвался Райм.
     При этих словах Том нахмурился, но Селитто сделал вид, что ничего не заметил. Скорее, даже проигнорировал. Вместо этого он заявил:
     - У нас появились проблемы, Линкольн. Требуется твоя помощь.
     Шлеп! Целая пачка бумаг очутилась на прикроватном столике.
     - Помощь? - Ноздри Райма затрепетали от смеха. Как отзывалась об этой части лица Блэйн, "этот нос похож на удачное творение пластического хирурга". Что на самом деле не соответствовало истине. Также ей казалось, что у Линкольна идеальный рисунок губ. ("Необходимо добавить шрам", - как-то пошутила она, и действительно, в одной из их бесконечных схваток он чуть было не заработал его.) "Но почему же, - удивлялся Райм, - ее чувственные видения до сих пор волнуют меня?" Вот и сегодня он проснулся с мыслью о своей бывшей жене и решил написать ей письмо. В настоящий момент оно уже было набрано на компьютере, и Райм сбросил его на жесткий диск. В комнате повисла тишина, пока Линкольн одним пальцем набирал на клавиатуре команду.
     - Линкольн? - обратился к нему Селитто.
     - Да, сэр. Я уже слышал, что от меня требуется помощь. Бэнкс продолжал глупо и неуместно улыбаться, ерзая и пытаясь поудобнее пристроить свою задницу на жестком сидении.
     - У меня назначена встреча, которая может состояться в любую секунду, - сообщил Райм.
     - Встреча?
     - Это врач.
     - Серьезно? - спросил Бэнкс, лишь бы хоть как-нибудь нарушить тягостную тишину, вновь повисшую в комнате.
     Селитто, словно не понимая, о чем идет речь, неуверенно спросил:
     - А как твои дела?
     Бэнкс и Селитто не подумали поинтересоваться его здоровьем, когда явились сюда. Впрочем, при виде Линкольна Райма другие люди тоже избегали задавать подобный вопрос. Ответ мог оказаться неожиданным, долгим и очень неприятным.
     - Все хорошо, спасибо. А у тебя? Как Бетти? - просто ответил Райм.
     - Мы развелись, - так же быстро и непринужденно ответил Селитто.
     - Неужели?
     - Ей остался дом, а я получил половину ребенка. - Коренастый полицейский произнес это с натянутой улыбкой, словно данную фразу ему приходилось в последнее время произносить довольно часто. Однако по его тону Райм сразу понял, что за этим незамысловатым объяснением таится весьма неприятная и болезненная история. Во всяком случае, сам Линкольн не хотел бы ее сейчас выслушивать. Впрочем, Райм и не удивился тому, что их брак окончился подобным образом. Селитто был рабочей лошадью, одним из лучших сотрудников полиции, отдававшим службе по восемьдесят часов в неделю. Первые несколько месяцев совместной работы Райм даже не предполагал, что Селитто женат.
     - И где ты сейчас обитаешь? - Райм надеялся, что подобный разговор на бытовые темы вскоре утомит Лона, и гостей можно будет выпроводить.
     - В Бруклине. На работу могу ходить пешком. Ты ведь помнишь, что я постоянно сидел на различных диетах? А оказалось, что дело не в них, а в том, что надо побольше двигаться.
     Он выглядел не толще и не худее, чем тот Лон Селитто, которого Райм знал три с половиной года тому назад. Или даже пятнадцать лет, если уж на то пошло.
     - Так вы говорили, что ждете врача? - вступил в разговор Бэнкс. - Наверное, для того чтобы...
     - Назначить новый курс лечения, - закончил за него фразу Райм. - Именно так.
     - Надеюсь, он вам поможет.
     - Огромное вам спасибо.
     Часы показывали 11:36. Утро заканчивалось. Опоздание для человека, посвятившего себя медицине, непростительно.
     Линкольн обратил внимание, что глаза Бэнкса уже дважды останавливались на ногах хозяина квартиры. Встретившись взглядом с этим прыщавым юнцом, Райм не удивился, заметив, что тот покраснел.
     - Итак, - начал Райм, - боюсь, что у меня действительно нет времени для помощи вам.
     - Но ведь врач еще не пришел, - констатировал Лон Селитто все тем же пуленепробиваемым голосом, годным лишь на то, чтобы окончательно пригвоздить подозреваемого неопровержимыми уликами.
     В дверях появился Том с кофейником в руках. "Твою мать!" - одними губами, неслышно пробормотал Райм.
     - Линкольн забыл кое-что предложить вам, джентльмены.
     - Том обращается со мной, словно с малым ребенком.
     - Только когда он позволяет мне это, - парировал помощник.
     - Ну, хорошо, пейте кофе, - огрызнулся Райм, - а я предпочитаю молоко от бешеной коровы.
     - Не рановато ли? Бар еще не открыт, - возразил Том, без колебаний выдерживая недовольный взгляд Линкольна.
     Глаза Бэнкса вновь принялись изучать тело Райма. Возможно, он ожидал увидеть здесь скелет, обтянутый кожей? Однако атрофия мышц остановилась вскоре после катастрофы, и первые лечившие Райма терапевты буквально изнасиловали его физическими нагрузками. Том тоже иногда становился настоящей задницей и, словно курица, пестующая своих цыплят, надоедал Линкольну, заставляя его делать гимнастику. При этом он еще скрупулезно заносил в специальную тетрадь данные о подвижности каждого сустава. Комбинация активной и пассивной методик занятий, конечно, не являлась панацеей, но, тем не менее, приносила определенные результаты, поддерживая общий тонус организма. Она благотворно влияла и на кровообращение, и на самочувствие в целом. Для человека, вся мышечная активность которого ограничивалась лишь подвижностью головы, плеч и безымянного пальца левой руки в течение трех с половиной лет, Райм находился в довольно приличной форме.
     Молодой детектив отвернулся, стараясь не смотреть на панель управления универсальной инвалидной кроватью, соединенную проводами и кабелями с еще одним коммутационным устройством, пристыкованным, в свою очередь, к компьютеру и экрану на стене. Кнопки управления приходились как раз под единственным движущимся пальцем Райма.
     Жизнь инвалида, как заметил когда-то один из врачей Линкольна, это кнопки и провода. Богатого инвалида, разумеется. И счастливого.
     Наконец, заговорил Лон Селитто:
     - Сегодня рано утром на Западной стороне произошло убийство.
     - К нам постоянно приходят материалы о пропавших бездомных мужчинах и женщинах, - включился в разговор Бэнкс, - и мы поначалу подумали, что это один из них. Но все оказалось гораздо сложнее и хуже, - с драматическими интонациями добавил он. - Убитым оказался один из прибывших вчера вечером людей.
     - Каких еще людей? - Райм непонимающе уставился на испещренное угрями лицо детектива.
     - Линкольн никогда не смотрит новости, - вмешался Том. - Если вы говорите о похищении, то ему об этом ничего не известно.
     - Ты что, не интересуешься новостями? - невольно рассмеялся Селитто. - Раньше ты читал по четыре газеты в день, да еще выписывал сводку новостей, чтобы посмотреть их по телевизору, когда вернешься домой. Блэйн даже призналась как-то, что однажды ночью, занимаясь с ней любовью, ты назвал ее Кэти Курик.
     - Теперь я увлекаюсь только художественной литературой, - заявил Райм, хотя это прозвучало помпезно и фальшиво.
     - Литература - это новости, которые вечно будут новостями, - добавил Том.
     Райм не стал комментировать его слова.
     - Мужчина и женщина возвращались из деловой поездки, взяли в аэропорту Кеннеди такси, но до дома так и не добрались, - продолжал Селитто. - В одиннадцать тридцать вечера поступило сообщение, что такси с белыми мужчиной и женщиной на заднем сиденье направляется в Квинс. Со стороны было похоже, что они стараются выбить стекло в машине. Никаких значков или табличек, говорящих об их принадлежности к конференции, у них не было.
     - А этот свидетель, ну, который видел такси, он о водителе что-нибудь сообщил?
     - Нет.
     - а о женщине-пассажирке?
     - Тоже ничего.
     Время шло, а доктор Уильям Бергер и не думал появляться. Райма начинало бесить такое наплевательское отношение к нему со стороны этого эскулапа.
     - Неприятное происшествие, - рассеянно пробормотал он. Селитто глубоко вздохнул.
     - Продолжай, продолжай, - подбодрил его Линкольн.
     - У него было ее кольцо, - снова встрял Бэнкс.
     - У кого и какое кольцо? - снова недопонял Райм.
     - У жертвы. Сегодня утром была обнаружена жертва, а на пальце - кольцо женщины-пассажирки.
     - А почему вы так уверены, что это именно ее кольцо?
     - На внутренней стороне выгравированы ее инициалы.
     - Значит, у нас имеется предпод, который намеренно оставил это кольцо. Следовательно, он хочет, чтобы мы знали: женщина в данное время находится у него, и она пока что жива.
     - А что такое "предпод"? - удивился Том. Райм проигнорировал вопрос своего помощника, и на помощь Тому пришел Селитто:
     - Предполагаемый подозреваемый.
     - И вы знаете, что он сделал для того, чтобы кольцо налезло на его палец? - выпучив глаза больше, чем следовало, подключился Банкс.
     - Заранее сдаюсь.
     - Он срезал всю плоть с пальца у того парня. Всю, до самой кости!
     Райм чуть заметно улыбнулся:
     - Что ж, ваш малый - довольно сообразительный тип, не так ли?
     - В чем же заключается его сообразительность?
     - Ну, он просто подстраховался, чтобы никто из проходящих мимо не позарился на это колечко. Ведь оно наверняка было перепачкано кровью.
     - Еще как!
     - Во-первых, его становится не так заметно. Ну, а потом СПИД или гепатит... И даже те, кто увидит такой "сувенир", скорее всего, пройдут мимо, не рискнув снимать его. Каково же имя этой женщины, Лон?
     Детектив кивнул напарнику, и тот сразу же открыл блокнот на нужной странице.
     - Тэмми Джин Колфакс. Чаще ее зовут Ти-Джей. Двадцать восемь лет. Работает у Моргана Стенли.
     Райм обратил внимание, что у Бэнкса на пальце тоже было кольцо. Видимо, какой-то талисман, возможно, еще со школьной скамьи. Хотя этот юноша был слишком уж лощеный, чтобы быть выпускником средней школы или полицейской академии. Никакого налета армейской службы у него и близко не наблюдалось. Райм не удивился бы, если внутреннюю сторону кольца украшала бы гравировка Йельского университета. И это - детектив по расследованию убийств?! Куда катится наш мир?!
     Молодой детектив держал чашку с кофе обеими руками и периодически вздрагивал от озноба. Едва шевельнув безымянным пальцем над панелью "Эверест и Дженингс", Райм щелкнул одной из клавиш и выключил кондиционер. Рабочие манипуляторы постели он предпочитал использовать для более важных вещей, чем обогревание комнаты: например, включения света, управления компьютером и устройством, перелистывающим страницы. Правда иногда, когда в комнате становилось чересчур холодно, его одолевал насморк, а для инвалида это настоящая пытка.
     - И никаких записок насчет выкупа? - поинтересовался Райм.
     - Нет.
     - Тебе поручено вести это дело? - обратился он к Селитто.
     - Да, под руководством Джима Поллинга. Мне бы хотелось, чтобы ты ознакомился с отчетом по месту преступления.
     - Я? - снова раздался сметок хозяина. - Я уже три года не читал никаких отчетов. Чем же я смогу вам помочь?
     - Ты можешь здорово выручить нас, Линк.
     - А кто сейчас стоит во главе следственного управления?
     - Вине Перетти.
     - А, сыночек конгрессмена, - вспомнил Райм. - Ну, вот пусть он и копается в этом деле.
     - Мы бы все-таки предпочли тебя, - после секундного замешательства признался Лон.
     - А кто это "мы"?
     - Шеф и твой покорный слуга.
     - Интересно, как отнесется к этому капитан Перетти, узнав, что вы выразили ему вотум недоверия? - Райм улыбнулся, как шаловливая школьница.
     Селитто поднялся и принялся мерить шагами комнату, осматривая сложенные в стопки журналы и справочники: "Криминалистическое обозрение", каталог научного оборудования "Хардинг и Бойл", ежегодник криминалистических расследований Скотланд-Ярда и масса других брошюр и журналов, посвященных криминалистике.
     - Вы только посмотрите, - кивнул Райм, - срок подписки на этот хлам давно закончился. Они все уже пылью покрылись.
     - Да здесь все уже плесенью поросло, Линк! - не выдержал Селитто. - Почему бы тебе не собраться и не навести в этом хлеву хоть какой-нибудь порядок?
     Бэнкс буквально обалдел от такого заявления, а Райм подавил приступ смеха, почувствовав, как внутри он наливается холодом и отчужденностью. Но уже через несколько секунд он взял себя в руки, и раздражение уступило место другому чувству. Теперь он откровенно развлекался. Он жалел сейчас, что жизнь сложилась так, что им с Селитто пришлось расстаться.
     - Прости, но я ничем вам помочь не смогу, - пробурчал Райм.
     - В понедельник открывается конференция. Мы...
     - Какая конференция?
     - В ООН. Приезжают главы государств и послы. Прибывает около десяти тысяч самых уважаемых людей в мире. Ты, я надеюсь, слышал, что за хреновина приключилась в Лондоне два дня назад?
     - Хреновина? - язвительно повторил Райм.
     - Кто-то попытался взорвать гостиницу, в которой поселилась делегация ЮНЕСКО. Наш мэр опасается, что такое же дерьмо может произойти и здесь, на конференции. Ему абсолютно не нужны издевательские заголовки статей в прессе.
     - И вот одна маленькая проблема уже появилась, - тягуче произнес Райм, - а именно: мисс Тэмми Джин явно не наслаждается своим прибытием домой.
     - Джерри, - обратился Лон к напарнику, - посвяти-ка его в подробности. Пусть у него разыграется аппетит.
     К этому времени Бэнкс перестал коситься на ноги Райма и переключил свое внимание на кровать, которая действительно была достойна изучения. Особенно панель управления. Она больше напоминала что-нибудь с космического корабля и, наверное, столько же и стоила.
     - Через десять часов после похищения мы обнаружили пропавшего пассажира. Им оказался некто Джон Ульбрехт. Он был ранен и заживо похоронен возле железнодорожной ветки "Амтрак" рядом с пересечением 11-ой и 37-ой улиц. Мы нашли его мертвым, но можно смело утверждать, что закопан он был еще живым. - Бэнкс поднял глаза и добавил: - Пуля тридцать второго калибра, "Хонда-аккорд".
     Это последнее замечание давало понять, что никакой экзотики в плане оружия не предвидится. "А этот Бэнкс - умный парень, - решил про себя Райм. - Единственным его недостатком является молодость, да и та, возможно, со временем пройдет. А может, и нет". Линкольн Райм искренне считал, что сам он вообще никогда не был молодым.
     - На пуле сохранились следы надрезов ствола?
     - Шесть фасок, закрученных слева направо.
     - Значит, убийца использовал "кольт", - резюмировал Райм.
     - Вы сказали "убийца", - отметил молодой детектив, - а почему не "убийцы"?
     - Что?
     - Их несколько. А если более точно, то двое. Между железной лестницей, ведущей от могилы к улице наверх, обнаружены следы двух человек, - сказал Бэнкс, показывая Линкольну диаграмму места преступления.
     - На поручнях лестницы остались отпечатки пальцев?
     - Нет, ее предусмотрительно протерли. Преступник все тщательно продумал. Но к могиле ведут две дорожки следов. Да оно и понятно: жертва весила более двухсот фунтов, и в одиночку дотащить ее туда было бы невозможно.
     - Продолжайте.
     - Они доволокли его до ямы, выстрелили и закопали. Потом вернулись тем же путем и исчезли.
     - Выстрелили уже в могиле? - уточнил Райм.
     - Скорее всего. Следов крови ни на лестнице, ни на траве вокруг не обнаружено.
     Райм почувствовал, как в нем начинает пробуждаться интерес, но, тем не менее, спросил:
     - Ну, а я-то вам зачем понадобился?
     - Дело в том, - ухмыльнулся Селитто, обнажая свои кривые желтые зубы, - что нам оставили такие вещественные доказательства, от которых голова кругом идет. Просто тайна какая-то.
     - Ну и что? - Райм прекрасно знал: что бы ни обнаруживалось на месте преступления, это далеко не всегда сразу же помогало в его раскрытии.
     - Да нет, тут действительно какая-то дикость. Вот, взгляни, о чем пишут в рапорте. Пожалуйста, я прошу тебя. Я кладу его сюда. Как действует твой пюпитр? - Селитто наблюдал за тем, как Том ловко вставил листы в автоматический переворачиватель страниц.
     - Но у меня совершенно нет времени, Лон, - пытался протестовать Райм.
     Что и говорить, хитроумное приспособление, - восхищенно заметил Бэнкс, рассматривая раму, в которую были зажаты листы рапорта. Райм не ответил, внимательно читая первую страницу. Затем он чуть шевельнул безымянным пальцем, и изогнутая обрезиненная штанга перевернула лист.
     "Да, вот это действительно странно", - подумал Райм, пробегая глазами текст.
     Кто осматривал место преступления?
     Сам Перетти. Когда он узнал, что жертвой оказался один из пассажиров такси, о котором сообщили в полицию, он явился для осмотра места собственной персоной.
     Райм продолжал читать. Обычно невыразительные слова полицейского документа пробудили в нем живейший интерес. В это время внизу, у входной двери, раздался звонок, и сердце Райма тревожно забилось в груди. Линкольн одарил Тома ледяным взглядом, и тот понял, что аудиенция закончена. Не говоря ни слова, помощник Райма кивнул и направился на первый этаж.
     В ту же секунду все мысли о вещественных доказательствах, преступниках-таксистах и похищенных банкирах улетучились из головы Линкольна.
     - Доктор Бергер, - объявил Том по селектору. Наконец! Как долго пришлось его ждать.
     - Извини, Лон, мне было очень приятно встретиться с тобой, но сейчас вам пора уходить. - Он улыбнулся и добавил: - А дело-то, действительно, выходит интересное.
     После некоторого колебания Селитто поднялся и спросил:
     - Но ты дочитаешь до конца? Поделишься с нами своими соображениями?
     - Обязательно, - кивнул Райм, откидываясь на подушку. Инвалиды, подобно Линкольну, сохранившие возможность двигать головой и плечами, могут привести в действие с десяток различных рычагов управления. Но Райм дорожил оставшимися в его распоряжении чувственными ощущениями, поэтому разнообразные функции двухсотдолларовой подушки его не интересовали. Он предпочитал ее просто как удобное изголовье. Посетители здорово утомили его. Еще только полдень, а ему уже хочется спать, и мышцы шеи настоятельно требуют отдыха.
     Когда Селитто и Бэнкс оказались в дверях. Линкольн неожиданно произнес:
     - Подожди, Лон. Детектив замер на месте.
     - Вот что ты должен запомнить. Вы нашли только половину места преступления. А вторая половина не менее важна. Это его дом. Искать преступника надо там. Но в этом и будет заключаться вся сложность.
     - Почему ты решил, что есть и еще одно место преступления?
     - Потому что убийца стрелял не на могиле. У него для этого было другое место, где сейчас находится похищенная женщина. Его логово либо находится где-то под землей, либо в заброшенной и малопосещаемой части города. А может, и то и другое вместе... Потому, Бэнкс, - заявил Райм, предвосхищая вопрос молодого следователя, - что он не стал бы сильно рисковать: и стрелять, и держать заложницу. Из этого следует, что его убежище достаточно надежно.
     - А может быть, он использовал глушитель.
     - На пуле нет ни следов резинового уплотнения, ни хлопчатобумажных волокон поглотителя, - отрезал Райм.
     - Но как он мог стрелять где-то в другом месте, кроме как у могилы? - изумился Бэнкс. - Ведь по пути к ней должны были остаться следы крови.
     - Я полагаю, что выстрел пришелся в лицо, - заявил Линкольн.
     - Да, именно так, - кивнул Бэнкс, растерянно хлопая глазами и глупо улыбаясь. - Откуда вы знаете?
     - Это очень болезненно и надолго лишает сознания, а крови при этом довольно мало. Да и оружие было тридцать второго калибра. Если пуля не задела мозг, летальный исход крайне редок. Жертву в таком состоянии можно вести куда угодно даже в одиночку. Да преступник и действовал один.
     Наступила пауза.
     - Но ведь на месте обнаружили две цепочки следов, - почти шепотом произнес Бэнкс, затаив дыхание, словно обезвреживая опасную мину.
     - Если вы сравните оба отпечатка, - вздохнул Райм, - то они окажутся идентичными. У них даже глубина одинаковая. Преступник оставил два следа, чтобы запутать вас. Он не тащил и не нес двухсотфунтовое тело. Жертва, как я полагаю, была без ботинок?
     Бэнкс пролистал несколько страниц:
     - Да, в одних носках.
     - Отлично. Убийца снял с жертвы ботинки и прошел в них до лестницы и обратно.
     - Но если он не поднимался по ней, то как попал к могиле?
     - Он привел жертву по рельсам. Возможно, с севера.
     - Но других лестниц, спускающихся к полотну железной дороги нет на много кварталов. Ни к северу, ни к югу. Однако существуют тоннели, идущие параллельно рельсам, - продолжал Райм. - Они соединяются с некоторыми из старых складов, расположенных по 11-ой улице. Еще во времена "сухого закона" один мафиози - Оуни Мэдден - построил эти тоннели, чтобы доставлять бутлегерское спиртное по железной дороге прямо в Олбани и Бриджпорт. - Почему бы тогда не закопать жертву прямо возле тоннеля, а рисковать, таща ее по открытой местности? - Вы понимаете, что этим хотел нам сказать убийца? - Райм начинал терять терпение.
     Бэнкс открыл было рот, но потом отрицательно помотал головой.
     - Преступник постарался устроить тело так, чтобы его заметили. Для чего тогда он оставил на поверхности руку жертвы? Она как бы машет, привлекая внимание. Вы меня простите, но если преступник и действовал в одиночку, то ума у него уж точно хватает на двоих. Где-то поблизости должен находиться вход в тот самый тоннель. Спускайтесь туда и ищите отпечатки, хотя, скорее всего, их там нет. Но сделать вам это придется. Пресса, сами знаете... Когда эта история всплывет... Ну, джентльмены, желаю удачи. А теперь прошу извинить меня. Лон!
     - Да?
     - Не забудь про второе место преступления. Что бы ни случилось, вам необходимо найти его, и как можно быстрее.
     - Спасибо, Линк. А ты пока дочитай рапорт до конца.
     Райм попытался убедить их в том, что он обязательно дочитает документы, и они поверили его откровенной лжи.

     У него были прекрасные манеры обхождения с больными. Таких врачей Райму редко приходилось встречать. А уж кому, как не самому Линкольну судить о том, умеет ли человек правильно обращаться с прикованными к постели пациентами или нет. Райм как-то подсчитал, что за три с половиной года болезни его посетили семьдесят восемь дипломированных врачей.
     - Прекрасный вид, - отметил Бергер, выглядывая из окна.
     - Не правда ли, он действительно великолепен? Хотя высота кровати позволяла Райму видеть лишь клочок туманного неба над Центральным парком. Это, да еще облюбовавшие карниз его окна птицы, - вот, пожалуй, и весь вид, которым он мог любоваться. С тех самых пор, как его выписали из реабилитационного центра два с половиной года тому назад. Большую часть времени шторы на окнах в его комнате оставались задернутыми.
     Том был занят тем, что сначала поворачивал своего босса с боку на бок: этот маневр помогал содержать легкие в надлежащей форме, а затем с помощью катетера помог Райму опорожнить мочевой пузырь. Последнюю процедуру приходилось повторять каждые пять или шесть часов. После травмы позвоночника сфинктеры мочевого пузыря остаются либо постоянно открытыми, либо закрытыми. Райму еще повезло: его сфинктеры остались закрыты. Посчастливилось ему и в том смысле, что рядом ним всегда находился помощник, который открывал маленькую трубку с катетером четыре раза в день.
     Доктор Бергер равнодушно наблюдал за этой процедурой, и Райму было абсолютно безразлично, что в данный момент он лишился некоторой интимности. Первое, с чем приходится навсегда порвать инвалидам, так это со скромностью. И если кое-кто из калек еще иногда пытается как-то прикрыть свое тело во время не слишком приятных манипуляций: очищения кишечника или просто омовения, то настоящие, мужественные инвалиды смотрят на это гораздо проще, без излишнего и совершенно ненужного смущения.
     В первом реабилитационном центре, где лежал Райм, существовал обычай. Если кто-то из пациентов отправлялся на прогулку или на встречу с родственниками, по его возвращении остальные обитатели палаты собирались возле него и проверяли своего товарища на предмет опорожнения мочевого пузыря. Это было своего рода барометром, указывающим, насколько удачно тому удалось провести время. Сам Райм однажды заслужил всеобщее восхищение, когда вернувшиеся в палату "коллеги" слили из него 1430 миллилитров мочи.
     - Взгляните на карниз, доктор, - обратился Райм к Бергеру. - Там сидят мои ангелы-хранители.
     - Это ястребы?
     - Нет, соколы-сапсаны. Обычно они гнездятся очень высоко, поэтому странно, что они выбрали мое жилище.
     Бергер некоторое время смотрел на птиц, а потом отвернулся и задернул занавеску. Пернатые его не интересовали. Доктор был человеком некрупным, но спортивного типа, и подтянутым, словно бегун. Ему было около пятидесяти, но в черных волосах не наблюдалось и намека на седину. Словом, он выглядел так, что мог служить якорем надежды для больного.
     - Вот это кровать! - восхитился Бергер.
     - Вам она нравится?
     Ложе производства фирмы "Клинитрон" представляло собой монументальное сооружение весом около тонны, с огромным воздушным матрасом, наполненным миллионами силиконовых шариков. Сжатый воздух, протекая в пустотах между ними, поддерживал тело Райма почти на весу. Если бы Линкольн сохранял способность ощущать этот эффект всем телом, то ему казалось бы, что он парит в воздухе.
     Райм велел Тому подать доктору кофе. Когда помощник явился, то, прежде чем удалиться, возвел глаза к потолку и прошептал:
     - С чего это мы вдруг стали такими общительными?
     - Вы, как я помню, говорили, что служили в полиции, - обратился Бергер к пациенту.
     - Да, когда-то я возглавлял следственное управление.
     - А потом вас ранили?
     - Нет. Я осматривал место преступления, где при строительстве станции метро рабочие обнаружили останки человека. Им оказался пропавший за полгода до этого молодой патрульный полицейский. Мы тогда занимались серийным убийцей, специализировавшимся на охоте за полицейскими. Меня попросили лично осмотреть место преступления. Во время работы на меня рухнула огромная балка, и я пробыл под ней в течение четырех часов.
     - Что, действительно существовал такой убийца полицейских?
     - Он успел убить троих и ранить еще одного. Кстати, он сам оказался патрульным сержантом Дэном Шепердом.
     Бергер взглянул на розовый шрам, проходящий по шее Райма: верный признак квадриплегии, паралича рук и ног. Это был след от трубки для интубации легких, которая находится в дыхательном горле в течение нескольких месяцев, иногда лет, а в некоторых случаях устанавливается навсегда. Но Райм, благодаря своему упрямству и титаническим усилиям врачей, смог избежать подобной участи. Он обладал парой таких легких, что мог бы находиться под водой минут пять.
     - Итак, у вас была травма позвоночника.
     - Точнее, четвертого позвонка.
     - Понятно.
     Четвертый позвонок является своего рода пограничной зоной. Если травма происходит выше четвертого позвонка, то смерть, как правило, неминуема. Если поражение располагается ниже, то по крайней мере верхние конечности сохраняют полную подвижность. Межреберная мышечная ткань и брюшной пресс почти атрофировались, и Райм дышал только диафрагмой. Он мог двигать головой, шеей и немного плечами. Единственной удачей можно считать то, что рухнувшая дубовая балка не затронула одну цепь передачи нейронов мозга, поэтому безымянный палец левой руки был способен двигаться.
     Райм пожалел доктора и не стал ему рассказывать обо всех ужасах своей жизни в первый год после несчастного случая: целый месяц с черепной тягой, когда щипцами через отверстия в голове ему вытягивали позвоночник. Затем в течение трех месяцев ему пришлось мириться с приспособлением, называемым "гало" - пластиковым нагрудником и стальными подпорками у головы для того, чтобы поддерживать шею в постоянной неподвижности. А для того, чтобы вентиляция легких не нарушалась, он вынужден был пользоваться специальным грудобрюшным стимулятором нервной системы. Не стал Линкольн распространяться и о бесконечных катетерах, повторных операциях, непроходимости кишечника, язвах, вызванных стрессом, гипотонии, замедленном сердцебиении, пролежнях, локтевых незаживающих язвах, склерозе и дистрофии мышц, которая угрожала неподвижности его единственного работающего пальца. И, наконец, о фантомных болях, напоминающих страдания от ожогов и переломов в конечностях, которые после несчастного случая вообще потеряли всякую чувствительность...
     Однако он упомянул о самом последнем неудобстве, которым одарила его неподвижность, произнеся всего два слова:
     - Автономная дисрефлексия.
     Это означало, что вот уже некоторое время Райма начали беспокоить учащенное сердцебиение, перепады кровяного давления и бесконечные головные боли. Причем они могли начинаться по массе причин. Например, от самого банального запора. И прекратить их нельзя было никаким другим способом, кроме как искоренить саму причину, то есть перманентное состояние стресса.
     Доктор Питер Тейлор, наблюдавший Райма, был немало обеспокоен повторяющимися приступами депрессии у своего пациента. Он даже проинструктировал Тома, что нужно делать в подобных случаях до приезда врача, и рекомендовал даже поместить свой домашний номер в телефонную память для быстрого набора. Тейлор предупредил помощника, что сильный приступ может стимулировать инсульт.
     Бергер молча выслушал эту исповедь. По его лицу было видно, что он испытывает самое искреннее сочувствие к страданиям несчастного. Немного помолчав, доктор, наконец, заговорил:
     Прежде чем стать тем, кем я являюсь сейчас, я специализировался в области гериатрической ортопедии. В основном это касалось тазобедренных суставов, так что честно признаюсь вам, что я неважно разбираюсь в неврологии. Каковы ваши шансы на выздоровление?
     - Никаких. Я останусь в таком состоянии до конца своих дней, тут же ответил Райм, и сразу пожалел, что поторопился. Надеюсь, вы хорошо представляете себе мои проблемы, доктор.
     - Думаю, что да. Тем не менее, мне хотелось бы все услышать от вас.
     Райм вздохнул, потом качнул головой, чтобы убрать со лба надоедливую непослушную прядь волос, и твердо произнес:
     - Каждый человек имеет право убить себя.
     - Не могу с вами согласиться, - покачал головой Бергер. - Во многих обществах считается, что вы можете иметь силы, чтобы покончить с собой, но только не право делать это. И в этом существенное различие.
     Райм горько рассмеялся:
     - Я не слишком силен в философии, однако в моем конкретном случае у меня нет даже на это сил. Вот поэтому я и пригласил вас сюда.
     Линкольн Райм обращался за помощью убить его уже к четырем врачам, но все они ответили отказом. Тогда он смирился с поведением медиков и решил поступить по-своему. Он просто перестал принимать пищу. Однако процесс доведения себя до смерти путем физического истощения оказался самой настоящей пыткой, выдержать которую он не смог. Поначалу у него начались страшные спазмы желудка и головные боли, затем бессонница. Пришлось бросить эту нелепую затею. Немного позже в одной из весьма искренних бесед он как-то попросил Тома помочь ему и убить его. Молодой человек внезапно расплакался. Пожалуй, это был единственный раз, когда Том проявил такую эмоциональность. Бедняга заявил, что, конечно, помог бы своему боссу, если бы только сумел это сделать. Он был согласен сидеть рядом с Линкольном до самой его смерти, страдать вместе с ним и ощущать свое бессилие оживить тело хозяина, но убить его он не смог бы ни за что на свете.
     А затем произошло чудо. Если, конечно, это можно так назвать.
     После выхода в свет его книги "Место преступления" к Райму приехали корреспонденты, чтобы взять интервью у популярного автора. И вот в одной статье в "Нью-Йорк Таймс" появилась следующая недвусмысленная цитата из речи Райма:
     "Нет, я не планирую больше писать. Дело в том, что моим следующим грандиозным проектом является самоубийство. Это очень сложная проблема. Вот уже целых полгода я ищу человека, который согласился бы помочь мне в этом нелегком деле".
     Эти строчки вызвали немалое волнение и в службе по делам нью-йоркской полиции, и среди бывших друзей и знакомых Райма. Больше всех встревожилась Блэйн. Она заявила, что он не смеет даже думать об этом, что нельзя быть таким эгоистом, каким, впрочем, он являлся еще и тогда, когда они были не разведены, и так далее и тому подобное. Кстати, раз уж она приехала навестить его в те дни, то сочла нужным сообщить ему, что снова выходит замуж...
     Эта же статья попалась на глаза и Уильяму Бергеру. Вскоре в доме Райма раздался неожиданный звонок из Сиэтла. Через несколько минут приятного разговора Уильям сообщил Линкольну, что прочитал о нем в газете. Последовала непродолжительная пауза, и доктор спросил:
     - Вы когда-нибудь слышали об Обществе Леты?
     Да, Райм о нем слышал. Это была проэвтаназионная группировка, которую он пытался разыскать вот уже несколько месяцев, но безуспешно. Она считалась более агрессивной, нежели "Безопасный Переход" или даже "Общество Выход".
     - Дело в том, что членов нашего общества начинают таскать по всем инстанциям, как только где-нибудь в стране произойдет самоубийство, - пояснил Бергер. - Вот поэтому нам приходится занимать крайне осторожную и незаметную позицию.
     Затем он сообщил Райму, что согласен заняться его проблемой, о которой упоминалось в статье. Однако Бергер был противником скоропалительных решений, и в течение семи или восьми месяцев они с Линкольном имели несколько длительных телефонных бесед. Сегодня произошло их первое очное свидание.
     - Скажите, а нет ли у вас возможности самому совершить этот переход более естественным путем? Переход...
     - Вы имеете в виду, как это сделал Джин Хэррод? Вряд ли.
     Хэррод, о котором говорил Райм, был достаточно известен в Америке. Этот молодой бостонец тоже пришел к заключению, что ему необходимо убить себя. Так и не найдя достойного помощника, он покончил с собой единственным доступным ему путем. При помощи рычагов управления он разжег камин, устроил небольшой пожар, и когда пламя заполыхало на полкомнаты, въехал в него на своем инвалидном кресле, надеясь сгореть при этом заживо. Как потом писали газеты, он умер от обширных ожогов третьей степени.
     Этот случай впоследствии часто упоминался в связи с проблемой эвтаназии, особенно, когда ее защитники хотели показать, к каким трагедиям может привести запрет на тихую и безболезненную смерть.
     Разумеется, Бергер слышал об этом несчастном юноше, поэтому сочувственно покачал головой, полностью соглашаясь с Раймом:
     - Нет, конечно, нет. Я считаю, что ни один человек не заслуживает такого кошмарного конца.
     Затем доктор осмотрел тело Линкольна и панель управления, находящуюся рядом с ним.
     - А каковы ваши, так сказать, механические возможности? - поинтересовался он.
     Райм принялся объяснять, как, двигая безымянным пальцем левой руки, он приводит в движение некоторые части своего тела, в результате чего получает возможность самостоятельно принимать пищу, частично обслуживать себя и даже удивил доктора замысловатым прибором, который сам печатал на мониторе компьютера текст под диктовку Линкольна.
     - Да, но настраивать любую аппаратуру для вас вынужден кто-то другой? - не отступал доктор. - Ну, например, если вы пожелаете застрелиться, все равно ведь для этого постороннему человеку придется идти в магазин, покупать пистолет, устанавливать его на специальной подставке, привязывать к спусковому крючку проволоку или что-то еще и так далее для того, чтобы вы сами совершили лишь последнее движение.
     - Совершенно верно.
     А это означало, что тот второй, выполняющий роль помощника, на самом деле с точки зрения закона является сообщником заговора и самого настоящего убийства.
     - А можно поинтересоваться, каким оборудованием располагаете вы сами? - перешел к делу Линкольн. - Оно эффективно?
     - Оборудование? - недоуменно переспросил Бергер.
     - Ну, то, что вы используете для... гм... своей работы, если можно так выразиться.
     - Безусловно. Эффективность - сто процентов. Еще ни один мой клиент не жаловался.
     Райм непонимающе заморгал, а когда Бергер довольно цинично рассмеялся. Линкольн тут же присоединился к нему. Если вы не умеете смеяться над смертью, то над чем же тогда вы вообще смеетесь?
     - Вот, посмотрите сами, - предложил доктор.
     - Вы все привезли с собой? - Внезапно Райм почувствовал, как в груди его расцвела надежда. Впервые за последние годы он ощутил в душе приятное тепло.
     Бергер раскрыл свой атташе-кейс и торжественно достал оттуда бутылку бренди. За ней последовал пузырек с какими-то таблетками, полиэтиленовый пакет и самая обычная резинка, которой перевязывают пачки денег в банках.
     - Что это за лекарство?
     - Секонал. Его больше никто не назначает. Раньше совершить самоубийство было куда проще. Эти маленькие таблеточки делают это легко и безболезненно. С появлением современных транквилизаторов убить себя стало практически невозможно. Вы только подумайте: гальцион, либриум, далман, ксанакс... Да, вы будете долго спать, но в конце концов проснетесь, да еще с ужасной головной болью...
     - А при чем здесь пакет?
     - Ах, пакет... - Бергер взял его в руки и принялся рассматривать, словно увидел впервые. - Это как бы эмблема и гарантия нашего Общества Леты. Конечно, неофициально, иначе вы могли бы подумать, что у нас имеется даже свой логотип. Если бренди и таблеток оказывается недостаточно, мы применяем пакет. Его просто надо надеть на голову и перетянуть резинкой у шеи. Внутрь необходимо добавить немного льда, потому что уже через несколько минут становится достаточно душно и неуютно.
     Райм не мог отвести взгляда от этого бесхитростного набора из трех предметов. Пакет, самый обыкновенный, может, немного толстоватый, вот и все. Бренди, причем из дешевых сортов, как он успел подметить. И лекарство, правда, потерявшее популярность, но которое раньше можно было купить в любой захудалой аптеке.
     - А у вас довольно милый дом, - сменил тему Бергер, оглядывая комнату. - Центральный парк под боком... Вы живете на пенсию по инвалидности?
     - Частично. Я работал консультантом как в полиции, так и у федералов. А после несчастного случая... Строительная компания, на участке которой произошло несчастье, выплатила мне три миллиона. Вообще-то они говорили, что не несут ответственности за подобные аварии, но очевидно, существовало негласное правило, по которому парализованный пострадавший все равно выигрывал дело, если уж разбирательство доходило до суда. Строительные компании всегда оставались в накладе вне зависимости от того, по чьей вине произошел несчастный случай. Вы представляете, что начиналось в судах, если туда являлся нетрудоспособный истец...
     - И, кроме того, вы написали книгу по криминалистике. Верно?
     - Да, я получил за нее солидный гонорар. Мог бы и больше, но она капельку не дотянула до звания бестселлера.
     Бергер поднял с пола один экземпляр "Места преступления" и пролистал его.
     - Знаменитые места преступлений... Нет, вы только посмотрите! - Он рассмеялся. - Сколько же их здесь описано? Сорок? Пятьдесят?
     - Пятьдесят одно.
     Райм досконально описал все места преступлений в Нью-Йорке, которые только мог вспомнить. Книга появилась уже после аварии, и посещать эти местечки он мог только мысленно. Некоторые из описанных преступлений были раскрыты, другие так и остались загадкой. В числе прочих, Райм описал и "Олд Брюэри", старинное жилое здание, в котором в одну ночь 1839 года было совершено тринадцать преступлений, ничем не связанных между собой. Одна глава была посвящена Чарльзу Обриджу Дикону, убившему свою мать 13 июля 1863 года, во время восстания против вербовки солдат на Гражданскую войну. Затем он обвинил в ее смерти бывших рабов, чем спровоцировал крупнейший погром черного населения города.
     Райм рассказал и об архитекторе Стэнфорде Уайте, убившем свою жену и ее любовника на том самом месте, где сейчас находится Мэдисон-сквер Гарден, и об исчезновении судьи Крейтера, и о Джордже Метески, безумном бомбометальщике 50-х, и о Мэрфи-Прибое, пытавшемся похитить крупнейший алмаз "Звезду Индии", и о многих-многих других.
     - Особенности строительства зданий в девятнадцатом веке... подземные реки... школы обучения дворецких, - читал Бергер, листая книгу и удивляясь эрудиции ее автора. - Сауны для гомосексуалистов, публичные дома в китайском квартале, русские православные церкви... Откуда вы все это узнали о своем городе?
     Райм пожал плечами. Во время службы в следственном управлении он изучил литературы по истории Нью-Йорка не меньше, чем по криминалистике. И не только по истории. Его интересовала политика, геология, социология, инфраструктура города.
     - Специалисты по криминалистике существуют не в вакууме, - пояснил он. - Чем больше вы знаете об окружающем вас мире, тем больше вы можете применить...
     Он сразу же почувствовал, как в его голосе зазвучал энтузиазм, осекся и оборвал себя на половине фразы. Сейчас он сердился на себя за то, что доктор сумел так легко перехитрить его, заведя разговор на близкую ему тему.
     - У вас это неплохо получилось, доктор Бергер, - мрачно констатировал Линкольн.
     - Ну, что вы... Кстати, зовите меня просто Билл. Пожалуйста.
     Но Райма не так-то просто было смутить.
     - Да, я об этом тоже кое-что слышал. Мне надо взять большой чистый гладкий лист бумаги и написать на нем все причины, из-за которых мне хочется себя убить. Затем берется другой такой же белый чистый гладкий лист, но теперь я пишу на нем те причины, по которым мне этого делать не следует. Сразу приходят на ум такие слова, как продуктивный, полезный, интересный, бросающий вызов и так далее. Большие, красивые слова. Каждое весом в сто тонн. Но только для меня теперь они ровным счетом ничего не значат. И кроме всего прочего, я и карандаш-то в руки не могу взять, чтобы написать все это и спасти свою душу.
     - Линкольн, - мягко обратился к Райму Бергер, - прежде всего, я должен хорошенько убедиться в том, что вы являетесь подходящим кандидатом для нашей программы.
     - Кандидатом? Для программы? Ах, ну да, это все тирания эвфемизмов! - горько усмехнулся Райм. - Доктор, я все уже давно решил. И я хочу это сделать сегодня. Прямо сейчас, если говорить точнее.
     - Но почему именно сегодня?
     Глаза Райма вернулись к столику, где стояла бутылка с бренди.
     - А почему бы и нет? - торопливо зашептал он. - Почему не сегодня? Двадцать третьего августа. Отличный денек. Ничем не хуже и не лучше остальных, чтобы умереть.
     Доктор постучал себя пальцами по губам:
     - И все же мне придется потратить еще некоторое время, чтобы побеседовать с вами, Линкольн. И только если я буду стопроцентно убежден в том, что вы действительно желаете продвигаться вперед по намеченному пути...
     - Желаю, - громко произнес Райм, в очередной раз убеждаясь в том, насколько слабее и менее выразительно звучат слова, если они не сопровождаются жестикуляцией. Как ему хотелось сейчас для убедительности вложить свою ладонь в ладонь доктора или вознести руки к небу в мольбе.
     Не спрашивая у хозяина разрешения, Бергер достал из кармана пачку "Мальборо" и закурил. Из другого кармана, как из волшебной шляпы фокусника, возникла складная металлическая пепельница. Бергер сидел на стуле, скрестив свои худые ноги, и напоминал теперь юношу, впервые вышедшего в свет и пробующего табак в компании взрослых.
     - Линкольн, я полагаю, вы понимаете, какие проблемы возникают в нашем деле?
     Конечно, он все прекрасно понимал. Именно поэтому Бергер и прилетел сюда лично, и по тем же причинам ни один из лечащих врачей Райма не согласился помочь ему. Подстегивать неизбежную смерть - это одно дело. Между прочим, почти треть всех врачей, которым приходится пользовать неизлечимых больных, нередко выписывают смертельные дозировки лекарств. И в этих случаях прокуроры в основном закрывают глаза на подробности смерти, если только сам доктор не начинает щеголять своей причастностью к случившемуся, как это было с Кеворкяном.
     Но калека, инвалид, паралитик - тут совсем другое дело. Линкольну Райму недавно исполнилось сорок лет. Он отказался от искусственной вентиляции легких, и, если внутри него не было нескольких коварных генов, то ничто не помешало бы ему дожить лет до восьмидесяти.
     - Позвольте мне быть с вами откровенным до конца, - продолжал Бергер. - Я должен быть уверен, что меня не подставляют.
     - Подставляют?
     - Ну, все эти преследования со стороны прокуратуры... Я уже попадал в такую ловушку.
     Райм искренне рассмеялся:
     - Вы знаете, генеральный прокурор Нью-Йорка - слишком занятый человек, чтобы разбираться в жалобах какого-то инвалида.
     Взгляд Райма случайно упал на оставленный Селитто отчет:
     ... в десяти футах юго-западнее жертвы на небольшом холмике белого песка найден плотный шарик беловатого цвета примерно шести сантиметров в диаметре. Вещество было подвергнуто энергорассеивающему просвечиванию в рентгеновских лучах. Получена формула: Ca2Mg(Al,Si)8O22(OH )2. Источник вещества не обнаружен. Образец отослан в лабораторию ФБР для дальнейшего анализа...
     - Мне приходится соблюдать крайнюю осторожность, - добавил Бергер. - И это составляет существенную часть моей профессиональной деятельности. Ведь я теперь полностью отказался от ортопедии. Кроме того, то, чем я занимаюсь сейчас, больше, чем обыкновенная работа. Я посвятил свою жизнь помощи другим в окончании их жизни.
     ...В непосредственной близости от вышеуказанного предмета, а именно в трех дюймах, были найдены, два обрывка бумаги. Один из них представляет собой фрагмент обыкновенной газеты со словами "три часа дня" (шрифт "Таймс Роман", краска типографская, используемая для печати коммерческих газет). Второй фрагмент предположительно является частью страницы из книги с напечатанными на нем цифрами "823". Шрифт "Гарамонд". При нингидриновом анализе обнаружены скрытые отпечатки пальцев. Идентификация невозможна...
     Что-то начинало терзать Райма. Например, этот шарик. Почему Перетти сразу не выяснил, что это такое? Вроде бы, здесь все достаточно очевидно. И для чего эти вещественные доказательства - и шарик, и обрывки бумаги - помещены в одну кучу? Что-то явно было не так...
     - Линкольн?
     - Простите...
     - Я говорил... Вы же не являетесь смертельно больным человеком, умирающим от невыносимой боли. Кроме того, у вас есть крыша над головой. У вас есть деньги, талант. Вы консультируете полицейских... и это приносит людям огромную пользу. Если бы вы захотели, то смогли бы вести достойную и... да-да! - продуктивную жизнь. И достаточно долгую.
     - Долгую. Вот именно. В этом тоже заключается моя проблема. - Райму надоело вести себя слишком корректно, и он позволил себе грубо рявкнуть на доктора: - А на черта мне эта долгая жизнь, скажите на милость?!
     - Понимаете, - медленно заговорил Бергер, - если у вас имеется хоть малейший шанс на то, что вы могли бы пожалеть о своем решении, то ведь жить с этим дальше придется мне. А не вам.
     - А кому интересно в этом копаться? Никто ничего и не узнает.
     Тем не менее, глаза его воровато вернулись к отчету:
     ... На фрагментах бумаги находился железный болт. С шестигранной головкой, с выдавленными на ней буквами "КЭ". Длина - два дюйма, резьба по часовой стрелке. 15/16 дюйма в диаметре...
     - Несколько дней я буду весьма занят, - сообщил Бергер, поглядывая на свои часы. Райм заметил, что у доктор был превосходный "Ролекс". Что ж, смерть всегда прибыльна. - У меня есть еще час или что-то около того. Давайте поступим так. Мы сейчас с вами еще немного побеседуем, потом я вам даю день для передышки, и после этого мы встретимся еще раз.
     И снова что-то внутри не давало Линкольну покоя. Что-то зудело в нем. Чесотка - это проклятье для всех паралитиков, но на этот раз Райм испытывал интеллектуальный зуд. Тот самый, который мучил его всю сознательную жизнь.
     - Послушайте доктор, внезапно попросил Райм, - а не могли бы вы мне оказать одну услугу? Вот здесь мне оставили один отчет. Просмотрите его, пожалуйста. Меня интересует фотография железного болта.
     Бергер еще колебался:
     - Фотография?
     - Поляроидный снимок. Она должна быть где-то приклеена, скорее, в конце, а перелистывать всю пачку мне очень долго.
     Бергер взял отчет в руки и начал переворачивать одну страницу за другой.
     - Вот здесь. Спасибо.
     Едва взглянув на фотографию, Райм понял, что дело всерьез заинтересовало его. Нет, только не сейчас! Однако удержаться он не смог:
     - Извините, но нельзя ли теперь снова вернуться к той странице, которая была открыта?
     Бергер повиновался.
     Райм ничего не сказал, глаза его жадно вчитывались в текст.
     И снова эти обрывки бумаги.
     Три часа дня... страница 823...
     Сердце Линкольна бешено заколотилось, лоб покрылся испариной. Он услышал знакомый нарастающий шум в ушах.
     Райм мысленно представил себе заголовок завтрашних газет: "Пациент умирает во время ведения переговоров с доктором смерти..."
     Бергер взволнованно заморгал:
     - Линкольн? С вами все в порядке? - тихо спросил он, хитрым взглядом продолжая изучать Райма.
     - Понимаете, доктор, - заговорил Линкольн, изо всех сил стараясь, чтобы голос его прозвучал обыденно, - мне тут кое-что принесли и попросили высказать свое мнение.
     Бергер медленно кивнул:
     - Значит, дела у них без вас идут неважно?
     - Ничего страшного. - Райм попытался как можно беспечней улыбнуться. - Я подумал о том, а что, если нам с вами встретиться, скажем, через пару часиков?
     Здесь надо проявить максимальную осторожность. Если доктор почувствует, что Райм заинтересовался отчетом, то он явно не сочтет его склонным к самоубийству. Чего доброго, он заберет свой бесценный пузырек с таблетками, пластиковый пакет и улетит назад домой.
     Бергер раскрыл свой блокнот и несколько секунд внимательно изучал его:
     - Нет, сегодня я слишком занят, ничего не получится. Посмотрим, что у нас завтра... Боюсь, что раньше понедельника я не смогу у вас появиться. Значит, до послезавтра.
     Райм колебался. Что же происходит? Желание его души, к которому он стремился каждый день вот уже в течение года, кажется, может исполниться. Так в чем же дело?
     Необходимо принять решение.
     Его собственный голос показался Линкольну далеким и искусственным:
     - Ну, хорошо. Значит, в понедельник. - И он снова попытался изобразить на лице улыбку.
     - Так что же у вас за проблемы? - ненавязчиво поинтересовался доктор.
     - Понимаете, меня попросил о помощи один человек, с которым мы когда-то вместе работали. Ему нужен мой совет. Впрочем, мне не надо было обращать так много внимания на его просьбу. Я обязательно позвоню ему.
     Нет, дело тут вовсе не в дисрефлексии, и даже не в приступах депрессии.
     Линкольн Райм почувствовал, как его охватывает приятное, давно забытое чувство. Ему надо было торопиться.
     - Вы не могли бы прислать ко мне Тома? - обратился он к Бергеру. - Он сейчас, наверное, внизу, на кухне.
     - Конечно. С удовольствием.
     Только сейчас Райм заметил нечто странное в глазах Бергера. Что же это? Предосторожность? Может быть. Или разочарование? Но сейчас у Линкольна не было ни времени, ни желания разбираться в подобных мелочах. Как только шаги доктора затихли, он нетерпеливо выкрикнул:
     - Том!
     - Что? - тут же отозвался снизу молодой человек.
     - Звони Лону. Пусть тут же возвращается сюда. Скорее!
     Интересно, сколько же сейчас времени? Стрелки показывали начало первого. Оставалось менее трех часов.

Продолжение следует...