Из своих частых деловых поездок отец любил привозить мелкие сувениры: брикетики гостиничного мыла, подушечки шампуня, конверты и бумагу с эмблемой приютившей его гостиницы, игрушечные пачки сливочного масла. Родительские привычки заразительны, вот и я храню дома солидные запасы маленьких подарков - шариковых ручек, лакричных леденцов, шоколадок, - которыми мы балуем покупателей нашей аптеки. И здесь, в больнице, я собираю урожай от обильных завтраков и ужинов - мелкие расфасовки плавленого сыра и копченой колбасы, кругляшки меда и джема, не считая бананов и яблок. И госпожа Хирте вносит лепту в мои припасы, без лишних слов оставляя свои дары на моем ночном столике. Недавно Павел привел ко мне всех троих детей, причем уже совсем к вечеру, но когда лежишь в первом классе, часы посещений соблюдаются не слишком строго, - и я вручила им внушительный пакет гостинцев.
     Мы как раз пили чай. Лене тоже захотелось попробовать, ей пришлось очень широко раскрывать свой маленький ротик, чтобы управиться с толстой фарфоровой чашкой. Госпожа Хирте, по обыкновению, не проявила к детям ни малейшего интереса и сразу же уткнулась в книгу. Обе старшие дочки, к сожалению, очень похожи на свою мать, причем это мое "к сожалению" относится не к их внешности - они все трое прехорошенькие, - а к моей зависти. Зато про младшего, моего любимца, этого, к счастью, не скажешь, он ни на кого не похож.
     Когда гости мои откланялись, было еще не очень поздно. Но госпожа Хирте с плохо скрываемым нетерпением в голосе сказала:
     - Ляжем сегодня пораньше. Вчера я, наверно, задремала - как-то я не вполне поняла, в связи с чем муж Марго шантажировал вашего Левина...

     Несколько лет назад Левин и Дитер - муж Марго - были задержаны на греческо-турецкой границе. В печке их автомобиля обнаружили героин, машину конфисковали. У них был уговор: в случае прокола Дитер всю вину берет на себя, Левину конфликтовать с законом никак нельзя, дед тут же лишит его наследства, причем раз и навсегда. Но зато Левин по их уговору должен был раздобыть деньги, нанять именитого адвоката и, при возможности, добиться освобождения товарища под залог. Он ничего не смог. Герман Грабер не дал ему ни гроша и не поверил ни единому слову из наспех сочиненной им небылицы: дескать, некий незнакомец спас ему жизнь, защитив от банды уличных грабителей, но сам при этом оказался в тюрьме за нанесение тяжких телесных повреждений, хотя и действовал в пределах необходимой самообороны.
     - Ты в эту туфту и сам-то не веришь, - только и проронил Грабер-дед.
     А теперь Дитер передал, что за два года его отсидки, да еще в турецкой тюрьме, с Левина должок. И что дожидаться годами, пока старина Грабер помрет, он не намерен.
     - Ты употреблял наркотики? - спросила я упавшим голосом. Но Левин ответил отрицательно; он, правда, приторговывал помаленьку, еще в школе, это да, но после той истории начисто завязал. Дитер - другое дело, тот постарше, почти профессионал, но и он, кроме порции коки по воскресеньям, ничего не употребляет.
     - А Марго?
     - Раньше, конечно, да, но сейчас, думаю, нет. Я и на работу к деду ее пристроил, чтобы хоть как-то Дитера отблагодарить. Но боюсь, он будет не в восторге от ее нищенского жалованья.
     Жалованье у нее, положим, вовсе не нищенское, в конце концов, Марго никакая не домработница, а обыкновенная лентяйка и неряха. Но все-таки я вздохнула с облегчением, поняв, что Левина связывают с ней не амурные шашни.
     - Твой дед намерен позволить тебе вступить в права наследства лишь после получения диплома, - сказала я. - Сейчас тебе его смерть все равно ничего не даст.
     - Он еще не был у нотариуса, - возразил Левин, - так что, наоборот, надо поторопиться.
     Я лихорадочно подыскивала новые доводы.
     - Пойми, от бандита и шантажиста невозможно откупиться:
     - Дитер не из таких, - отмахнулся Левин. - В этом мире тоже свой кодекс чести. Закладывать он меня не станет, но избить изобьет, а то, глядишь, и изувечит.
     - Продай "порше", - предложила я. - Может, он и впрямь отстанет.
     - О'кей, - процедил он, - похоже, тебе подавай мужа, которого по стенке можно размазывать.
     Видно, я была уже сама не своя, потому что пробормотала:
     - Тогда лучше подсунь яд этому подонку Дитеру!
     Левин только присвистнул. Потом принялся мне втолковывать, почему его безупречный способ только для стариков хорош, а для молодых не годится.

     Левин посвятил меня наконец в свой гениальный план, главным элементом которого были как раз мои ядовитые таблетки. Пришлось признать, что риск действительно невелик. Я даже почти перестала бояться угодить на скамью подсудимых в качестве сообщницы. Куда труднее оказалось преодолеть угрызения совести и отвращение к самой затее. Хотя умом я прекрасно понимала, что старик, к тому же сердечник, долго не протянет, но понимала я и другое: никому не дано право "немного поиграть в судьбу", как называл это сам дед, а теперь и его внук Левин.
     Левин между тем развивал передо мною свой план:
     - Мучиться он не будет, это один миг, домашний врач ничего не заподозрит, сам говорил, что старик в любую секунду умереть может, выпишет свидетельство о смерти, и дело с концом. Я, кстати, хорошо его знаю, он тоже далеко уже не юноша: Но конечно, в воскресенье этого делать нельзя, на "скорой помощи" приедет незнакомый врач, и как он себя поведет - неизвестно.
     Я подумала о том, сколько моих друзей и знакомых не однажды и во всеуслышанье мечтали о внезапной смерти: просто упасть замертво, и никаких тебе больниц, никаких кислородных шлангов и капельниц. Мгновенная безболезненная смерть - разве это не благо для старика, которому, возможно, предстояли бы месяцы мучительного умирания?
     - А Марго? Вдруг она что-то заметит?
     - Это она-то? Не беспокойся, сообразительность - это не по ее части, у нее совсем другие таланты. Она знает, что у деда больное сердце, и когда обнаружит труп, поднимет крик и вызовет врача, а нам больше ничего и не требуется.
     - А ее муж? Сообразить, что твой дедушка, может быть, неспроста так удачно для тебя умер, - это же как дважды два. И почему, собственно, Марго так его боится?
     - Да уж есть причины. Пока он сидел, она тут гуляла направо и налево - и с его лучшим другом, и с его братом. Ясно, что Дитер обо всем этом теперь прознает. И начхать ему, от чего дед помрет, лишь бы бабки получить, и тогда мы квиты.
     Потом, когда мы с Левином перебирали колбочки с ядом, для меня это было вроде отвлеченной интеллектуальной игры. Когда я чего-то не знала, Левин справлялся в медицинском справочнике, пока наконец не сделал свой выбор.
     - А он часом не выдохся? - спросил он вдруг. - Может, стоит его сначала испытать. - И задумчиво посмотрел на Тамерлана.
     Я, должно быть, изменилась в лице, ибо он поспешно добавил:
     - Да я пошутил, пошутил. - Потом, изображая профессора, изрек: - Тщательно обработав лунку, мы поставим временную пломбу.
     Мне нравилось, когда Левин строил из себя ученого, поэтому я прикинулась дурочкой и спросила:
     - А что такое лунка?
     - Дефект в эмалевом покрытии зуба, - наставительно произнес он, упиваясь тем, что нудные семестры на факультете стоматологии наконец-то хоть на что-то пригодились.
     Взгляд мой упал на дивное фото дедовской виллы, которое Левин повесил у нас на кухне. Снимок убеждал безмолвно и куда лучше самых лукавых Левиновых рассуждений. Там мое место, а не в чужой съемной квартире без балкона и сада. Даже новому дому Дорит (обошедшемуся намного дороже, чем планировалось) с моей виллой не тягаться.

     - Просто репетиция, - сказал Левин, когда мы в четверг вечером отправились в Фирнхайм на кабриолете - "порше" уж больно всем бросается в глаза.
     Герман Грабер ложился рано, а вставать любил поздно. Вечером, уже в постели, он, нацепив наушники, потому что был глуховат, смотрел телевизор. Это означало, что никаких других звуков в доме он не слышит, ну разве что если бы бомба взорвалась. Взломщиков он не боялся, акции и деньги хранил в банковском сейфе.
     Обстановка в доме поражала тяжеловесной безвкусицей. Замшелые плюшевые портьеры, дубовые резные шкафы, потемневшие от времени панели. Старик, похоже, был глубоко равнодушен ко всей этой рухляди, включая многочисленные серебряные шкатулки и фарфоровые статуэтки покойной жены.
     Разумеется, ключ у Левина был с собой.
     - Я в подвал, подпаять кое-что надо, - объяснил он Марго, направляясь вниз, где у Германа Грабера была оборудована хоть и допотопная, но солидно оснащенная мастерская. Марго с любопытством уставилась на авторадио, зажатое у Левина под мышкой.
     Пока я вместе с Марго составляла на кухне для деда диетическое меню на завтра, Левин успел незаметно притащить из машины портативную ручную дрель и прошмыгнуть с ней вверх по лестнице. Он знал, что вставная челюсть деда хранится в ванной комнате в обыкновенной чашке; по субботам, в свой банный день, Герман Грабер заливал ее дезинфицирующим раствором, а в обычные дни оставлял просто так.
     Миниатюрным сверлом Левин просверлил в двух пластмассовых зубах два отверстия, заложив в каждое по таблетке. После чего слегка замазал отверстия тонким слоем, поставив скорее символические временные пломбы, способные быстро раствориться под воздействием слюны.
     Проделав все это, Левин положил челюсть обратно в чашку, а дрель и авторадио отнес назад в машину. Когда он вернулся к нам на кухню, на лице его читалось неподдельное облегчение.
     - Ну вот, радио в порядке, - объявил он, а затем обратился к Марго: - О Дитере ничего не слышно?
     - Не-а.
     - Значит, может объявиться в любой момент?
     - Ага, и тогда общий привет.
     Сказав ей, что хотим еще успеть в кино, мы уехали.

     В Хайдельберге, желая попасться на глаза кому-то из прохожих - что удалось нам без всякого труда, - мы прошвырнулись по главной улице, выпили на Театральной площади по чашечке кофе и с некоторым опозданием, которое не осталось незамеченным в зрительном зале, явились на вечерний сеанс.
     А после фильма, о котором я вообще ничего не могу вспомнить, Левин вдруг сообщил мне, что наш визит на виллу отнюдь не был репетицией.
     Прямо посреди улицы я чуть не взвыла от ужаса.
     Этой ночью, лежа друг подле друга, мы не могли уснуть - каждый ворочался и мешал другому. Вдруг я встала и начала одеваться.
     - Поднимайся, Левин, поедем обратно, еще не поздно все исправить! - скомандовала я.
     Даже не пойму, что в итоге помешало мне осуществить задуманное - то ли его нежности, то ли моя усталость?

     В восемь утра начиналась моя смена в аптеке. Левин обещал мне позвонить, как только получит какое-нибудь известие из Фирнхайма. Сам он поднялся позже обычного, поиграл в саду с котом и сходил к почтовому ящику за газетой, не забыв вежливо поздороваться с соседями.
     - Уж не собрались ли вы заболеть, Элла? - сказала мне шефиня. - На вас прямо лица нет.
     Пришлось сказать ей, что у меня как раз начинаются критические дни и я, мол, от этого всегда просто труп. При последних словах я вдруг поперхнулась, побледнела и стала хватать ртом воздух не хуже астматика.
     Шефиня недовольно покачала головой.
     - Отправляйтесь-ка лучше домой, милочка, - посоветовала она. - Больной аптекарь способен только покупателей отпугивать.
     - Да со мной правда ничего особенного, - уверяла я ее. - Если не возражаете, я просто прилягу минут на десять в задней комнате.
     Это время я потратила на то, чтобы как следует подкраситься. На часах было уже около одиннадцати. Может, после стольких лет хранения яд и вправду утратил силу? Как я этого желала!
     Не успела я, с косметическим румянцем на щеках, снова встать за прилавок, как зазвонил телефон. В трубке раздался каменный голос Левина:
     - Вынужден сообщить тебе печальное известие: дедушка умер. Видимо, я еще позвоню тебе попозже, а сейчас срочно еду в Фирнхайм.
     Поскольку начальница была рядом, я таким же неестественным голосом отвечала:
     - Боже мой, какой ужас! Когда это произошло? Это экономка тебе позвонила?
     - Нет, сам врач. Ладно, пока!
     - Случилось что-то? - спросила любопытная шефиня.
     Я кивнула.
     - У моего друга умер дедушка. Правда, он был уже очень старенький и больной, так что этого следовало ожидать.
     - Может, вам все-таки уйти пораньше? - спросила она.
     - Нет, спасибо, правда не нужно.
     Левин, однако, больше не звонил; работала я просто ужасно, то и дело совала лекарства не на свое место и даже забыла послать на дом одной старушке срочный заказ. Но из аптеки я вышла, только когда закончился рабочий день, и ни минутой раньше.

     Дома не было ни души. В восемь наконец зазвонил телефон. Я кинулась к нему, но это была Дорит.
     - Ты уже в курсе, что у тебя теперь жутко богатый ухажер? - спросила она с непочтительной игривостью. - У него сегодня дед помер.
     - А ты-то откуда знаешь? - протянула я почти в тон ей.
     - Геро на хвосте принес. Мужчины - они же сплетницы похлеще баб. Сосед старого Грабера видел катафалк: А он вместе с Геро работает: Ну что, переезжаете в фирнхаймский дом и начинаете строительный бум?
     - Рано пока об этом говорить, - ответила я как можно суше. Не хотела долго занимать телефон.
     - А я сегодня купила себе шелковый блейзер, - похвасталась Дорит. - Угадай, какого цвета. Розового!
     Но мне было не до этой болтовни, я извинилась, закончила разговор и положила трубку. Больше всего на свете мне хотелось сейчас под душ, я просто взмокла от пота. Но я знала: только я подставлю лицо вожделенным теплым струйкам, зазвонит телефон. Правда, теперь я ждала звонка уже не от Левина, а из полиции - вот сейчас позвонят и скажут, что он арестован.
     Наконец в половине девятого послышался знакомый рокот подкатившего к дому "порше". Я кинулась к дверям. Левин взял с переднего сиденья множество целлофановых пакетов, протянул мне один и буркнул:
     - Рот закрой, и дверцу заодно! Все путем!
     Едва мы закрыли за собой дверь квартиры, нервы у меня окончательно сдали. Но Левин только рассмеялся.
     - Сейчас увидишь, ты ждала не напрасно! - И стал извлекать из пакетов шампанское, мой любимый салат, креветки, экзотические фрукты, дорогие паштеты. - Или ты не голодна?
     Вообще-то я весь день о еде и думать не могла, но вид деликатесов неожиданно пробудил во мне аппетит. Тем не менее я не забыла поинтересоваться, где он пропадал все это время.
     - Вовсе я не пропадал, - лениво оправдывался Левин. - Все это время я работал.
     Пока я расставляла тарелки и раскладывала еду, он рассказывал: Марго сегодня в десять утра подала завтрак; старик не спеша и с удовольствием его съел, как всегда почитывая за кофе свою газету. Когда он покончил с завтраком, Марго ушла за покупками. А вернувшись через полчаса, застала его бездыханным за письменным столом с выпавшими из рук пасьянсными картами. Он был еще теплый, уверяла Марго, но все равно она так перепугалась, что чуть сама концы не отдала. Она тотчас же кинулась звонить доктору Шнайдеру. Тот приехал, увидел, что помочь ничем уже нельзя, сразу же выписал свидетельство о смерти и позвонил Левину. Когда Левин туда приехал, Марго уже на пороге встретила его рыданиями. Это она во всем виновата, не надо было давать дедушке такой крепкий кофе. Он сразу же отправил ее к себе.
     - И что ты потом делал?
     - Я же уже сказал: работал. И потрудился на славу.
     Я не вполне понимала, о чем он, но Левин с сияющим видом уже поднес к моему рту полную вилку креветок. Потом подлил себе шампанского.
     - За нас, Элла, и за лучшие времена!
     Он сунул руку во второй пакет и достал оттуда коробочку, явно из ювелирного.
     - По-моему, золотистый топаз очень подойдет к твоим карим глазам.
     Потом, как фокусник, стал извлекать из пакетов шелковые рубашки для себя, шелковые блузки для меня, туфли, духи, а под конец зачем-то еще и маленький глобус.
     Пришлось попотеть, прежде чем он открыл сейф Германа Грабера; должен же был старик держать дома хоть какую-то наличность! Сейф прост по конструкции, без ключа, только с цифровым замком. Но там ничего особенного не оказалось - так, бумаги всякие, альбом для гостей, сводки из банка о процентах по срочным вкладам, кстати, не такие уж большие суммы.
     Тогда он тщательно, пядь за пядью, осмотрел спальню, он был уверен, где-то у старика есть тайник. Но только после многочасовых поисков ему улыбнулась удача.
     - Нет, старик был не дурак, - протянул Левин уважительно, - кроме меня такую заначку никто бы не отыскал.
     Невысоко над полом возле каминного поддувала из-под обоев торчал кончик шнура. Левин поддел плинтус и потянул за шнурок, как за леску, выудив из-под обоев целлофановый пакетик с несколькими тысячными купюрами. Это, разумеется, не само наследство, о котором столько разговоров, но все же как бы аванс. Только после этого Левин вызвал агента из похоронного бюро, обсудил с ним все детали, а потом безуспешно пытался дозвониться до адвоката. И уж совсем перед закрытием магазинов все-таки успел вот кое-что купить.
     Только теперь самообладание окончательно меня покинуло. Я завыла и стала жаться к Левину, как потерявший хозяина пес.
     Он гладил, утешал, успокаивал меня:
     - Ну ладно, ладно, все уже позади. Ляг поспи, тебе сейчас это просто необходимо. А мне надо еще кое-что обмозговать.
     После блаженной ванны с травяным экстрактом и нескольких таблеток валерианы я погружалась в сладкую полудрему. "С завтрашнего дня перестаю принимать пилюли, - думала я. - Кольцо с топазом тут совершенно ни при чем, хотя хорошо, что Левин не унаследовал у деда его скупости, лишь бы, правда, это транжирством не обернулось... Придется еще немного его повоспитывать..."

     Наутро я отправилась на работу, а Левин поехал в Фирнхайм. Деньги из тайника были на исходе.
     Может, уволить Марго? Пожалуй, пока не стоит, и Левин против, - ему спокойнее, если на вилле будет кто-то жить. Все равно мы въедем туда только после капитального ремонта. Кстати, места в доме достаточно, на первом этаже вполне можно будет разместить зубоврачебный кабинет, это еще до начала ремонта спроектировать надо. Я радовалась, что Левин строит столь разумные планы, а не спешит покупать себе второй автомобиль.
     В лихорадочном нетерпении Левин ожидал дня приема у нотариуса. Пока что ему не суждено знать, на какую сумму денег он может рассчитывать и нет ли в завещании очередной злокозненной закавыки. Вилла, впрочем, стоит с десяток "порше", уверял он меня; "порше" у Левина - это как валютная единица.

     Мрачного вида нотариус томил нас нарочитой медлительностью. Завещание, изрек он наконец, и в самом деле подвергалось переделке двенадцать раз. Последней его версии всего две недели сроку, и ее содержание неизвестно даже ему. Левин побледнел. Однако об университетском дипломе в завещании не было ни слова. Левину отходила часть ценных бумаг - на сумму, в точности соответствующую обязательной наследственной доле. Виллу же и львиную долю своих акций старик Грабер отказывал мне - Элле Морман, буде я в течение ближайшего полугода стану законной супругой его внука. Разумеется, я вправе отказаться от супружества с Левином, и в этом случае моя доля наследства должна быть передана в собственность Красного Креста.
     Понадобилось время, прежде чем Левин сумел осознать смысл всего услышанного. Когда этот смысл до него наконец дошел, он вскочил и заорал:
     - Это ж любому ясно, что старик не в своем уме был! Это же полный бред - все свои деньги совершенно чужому человеку отдавать! А нельзя посмертно объявить его невменяемым и назначить над ним опеку?
     Мои радостные, хотя и робкие надежды как в воду канули. Я-то мечтала совсем не о деньгах.
     - Объявить невменяемым... - задумчиво прогнусавил нотариус. - Это путь, который снова и снова пытаются избрать родственники умершего, дабы оспорить завещание, причем иногда даже небезуспешно. Но в вашем случае я не вижу ни малейших шансов, ваш дед до последнего дня пребывал, как у нас принято говорить, в здравом уме и твердой памяти, и засвидетельствовать сие смогут очень многие.
     Но Левин уже приходил в себя.
     - Да это не столь уж существенно, - проговорил он, с трудом сдерживаясь, - мы с моей невестой все равно скоро поженимся.
     - Что ж, в таком случае ничто не должно помешать вашему счастью, - изрек нотариус с почти нескрываемой завистью, лапая меня сальным взглядом. Я не ответила на его улыбку и ничем не подтвердила заявление Левина. Я была уязвлена до глубины души.

     - Хорошо спали? - спрашиваю я наутро госпожу Хирте, замечая выражение усталости и одновременно некоего лукавства на ее лице.
     - Кошмарный сон, - отвечает она, - наверно, все от полнолуния.
     - Что же вам такое приснилось? - интересуюсь я с тайным испугом.
     - Я застрелила полицейского.
     Вообразив себе, как эта мымра очкастая берет на мушку полицейского, я не могу сдержать улыбку.
     - Надо справиться у Фрейда, что бы это значило, - замечаю я.
     В отличие от меня госпожа Хирте в клинике лежит не в первый раз. Несколько лет назад у нее была операция на кишечнике; она, впрочем, неколебимо убеждена, что именно тогда рак был окончательно и бесповоротно изгнан из ее организма. Ее анализ на гистологию пока не пришел, но не думаю, что врачи станут скрывать от нее правду. Глядя на ее жуткую худобу и желтоватую бледность, не нужно быть специалистом, чтобы поставить диагноз.
     - Так на чем я вчера остановилась? - спрашиваю я как бы невзначай.
     Она смущена.
     - Кажется, там, где речь зашла о диете для дедушки, - бормочет она.
     - Ну и чудненько, - говорю я. - Итак, дед умер.

     Более чем откровенная реакция Левина на дедовское завещание заметно охладила мои чувства к нему. По дороге от нотариуса он, видимо, это понял.
     - Что случилось? - спросил он. - Почему ты так немногословна? Радуйся: пришла, можно сказать, с улицы и вон какой куш сорвала.
     Я отнюдь не считала все проделанное нами игрой и тем более не чувствовала себя счастливой победительницей. "Ну погоди, принц мой ненаглядный, - подумала я, - так просто я тебе не дамся".
     Разумеется, он уже минуты через две поинтересовался, когда у нас свадьба.
     - Не знаю, - холодно ответила я.
     - Теоретически у нас полгода времени, - сказал Левин, - только вот Дитер не сегодня-завтра объявится, так что стоит поторопиться.
     - К чему такая спешка? - возразила я. - Продай свои акции или "порше", и ты вполне можешь с ним рассчитаться.
     У Левина отвисла челюсть.
     - Вот оно что, - проговорил он, - я, значит, выкладывай бабки, а ты будешь прохлаждаться на моем наследстве?
     - До свадьбы мне не принадлежит ни гроша, - заявила я, - и ты прекрасно это знаешь. Как и то, что за деньгами этими я не гонюсь.
     Левин уставился на меня как на совсем чокнутую.
     - Ты хочешь сказать, что я тебе больше не нужен, а наследство пусть горит синим пламенем? Послушай, можно ведь сразу же развестись, глупо, если все это Красный Крест заграбастает...
     - Ничего не имею против Красного Креста, - холодно заметила я.
     Левин рассмеялся.
     - Шутить изволите, - сказал он и потянулся меня обнять.
     Я оставалась бесчувственной, как статуя.
     - Мой совет: до обрученья не целуй ее... - процитировала я.
     Этот намек он понял сразу.
     - Свадьба через неделю! - воскликнул он бодряческим тоном, но я все равно продолжала дуться.

     Несколько дней мы испытывали терпение друг друга. Каждый ждал уступки от другого.
     Между прочим, пресловутый Дитер все никак не объявлялся. Я даже начала сомневаться в его существовании, хотя и Марго время от времени со страхом заговаривала о его возвращении. "Может, это фантом, плод коллективной фантазии Левина и Марго?" - подумывала я. Но потом отбросила эту мысль: Левин вряд ли станет пускаться на аферу вместе с такой дурехой. К тому же он человек хотя и легкомысленный, но не интриган.

     В конце концов, на попятную пошел Левин. Однажды заехал за мной на "порше", хотя мой кабриолет стоял перед входом в аптеку, и пригласил в очень дорогой ресторан.
     - Решил за один вечер спустить все свои денежки? - ехидно поинтересовалась я.
     - Мы еще не отпраздновали нашу помолвку, - только и сказал он.
     Что ж, тогда мне надо было еще заехать домой, принять душ и переодеться.
     И только в ресторане, блаженно откинувшись после трудного, тоскливого дня на уютную спинку диванчика и выпив холодного вина, я сменила гнев на милость.
     Левин все очень хитро рассчитал. После нескольких бокалов, когда голова у меня уже слегка пошла кругом, он вдруг огорошил меня вопросом:
     - Ну скажи, чего тебе больше всего на свете хочется?
     - Ребенка!

     На следующий день мы заказали свадебные объявления в газетах. Была суббота, у меня был выходной, но по магазинам с Левином я не поехала, осталась убирать квартиру. Неужели и вправду мы уже скоро сможем позволить себе уборщицу?
     Тут позвонили в дверь. Дорит, подумала я, вот уж некстати. Опять многочасовой разговор о мужиках и детях.
     Но на пороге я узрела вовсе не Дорит, а статного мужчину.
     - Левин Грабер здесь живет? - нерешительно спросил он, хотя табличка на двери делала его вопрос явно излишним.
     Хотя я не знала, когда Левин вернется, незнакомец изъявил желание его подождать.
     - Я Дитер Кросмански, - добавил он.
     Я перепугалась.
     От Дитера, похоже, это не укрылось.
     - Если вам это неудобно, я зайду сегодня вечером.
     "Он понял, - подумала я, - что я про него знаю, и теперь, чего доброго, решит, что я бывших арестантов за людей не считаю".
     Пришлось любезно пригласить его в дом, проводить в комнату Левина, принести ему газету и бутылку пива. Дверь я на всякий случай оставила открытой: вдруг он в вещах Левина копаться начнет?
     С тряпкой в руках я решительно вошла в комнату, извинилась за вторжение и принялась прилежно стирать повсюду пыль. Краем глаза мы следили друг за другом.
     Наконец я с притворным дружелюбием поинтересовалась, не из Хайдельберга ли он.
     - Нет, но я жил здесь раньше. А вообще-то родители мои с востока.
     Дитер говорил на хорошем литературном языке в отличие от Марго, чье происхождение при всем желании скрыть невозможно, настолько выдает его диалект. Неужто Дитер и вправду ее муж? Как можно более беззаботно я спросила:
     - Вы с Левином учились вместе?
     - Да нет, - столь же любезно отвечал Дитер, - путешествовали.
     Вот это уже ближе к делу. Дитер, похоже, тем временем пытался прикинуть, постоянная ли я подружка у Левина или так, случайная гостья, и до какой степени я в курсе дела.
     Что ж, я пошла ему навстречу.
     - Мы с Левином хотим в скором времени пожениться, - сообщила я.
     - Вытекает ли из этого, что Левин уже окончил университет?
     - Пока нет, но скоро окончит.
     - А что его дед - жив еще?
     Это был вопрос, что называется, на засыпку, но изображать неведение было бы совсем уж глупо.
     - Недавно умер.
     - Тогда Левин должен быть богачом, непонятно, с какой стати он ютится в одной комнате?
     Ишь, как все хочет выведать, с досадой подумала я. Ничего не поделаешь, сама нарвалась.
     - Завещание вступит в силу лишь по истечении определенного срока, - сказала я, - такие дела за один день не делаются.
     К моему удивлению, он не стал вдаваться в подробности, а вместо этого неожиданно сказал:
     - Что-то я себя неважно чувствую, нельзя ли мне прилечь? Я уверен, Левин возражать не станет, он бы наверняка мне позволил чуток вздремнуть на его кровати.
     Без всякого восторга я наблюдала, как он снимает ботинки (и на том спасибо) и укладывается. Подавив тяжелый вздох, я вышла из комнаты, оставив дверь приоткрытой.
     Я давно уже навела блеск во всей квартире и даже успела немного отдохнуть, а Левина все не было. Не просыпался и Дитер. Я проскользнула в комнату, чтобы получше его рассмотреть. Нет, на торговца наркотиками он решительно не похож, и вообще злодеи в моем представлении выглядят иначе. Этот же в своей ковбойке и вельветовых штанах смахивает на студента-англичанина, если не на сельского землемера откуда-нибудь из моей Вестфалии. На лице безмерная усталость; пожалуй, лицо даже интеллигентное, и, если начистоту, не могу сказать, чтобы оно мне так уж не нравилось. И как это его Марго окрутила? Вон, ноготь большого пальца у него изувечен. Почему-то мне стало почти жаль этого чужого спящего мужика, я принесла из соседней комнаты шерстяной плед и укрыла его.

     Левин накупил много вкусной еды и поэтому вернулся домой не слишком поздно. Заслышав рокот мотора, я на цыпочках поспешила к двери, открыла ее еще до того, как он успел вставить ключ, и, приложив палец к губам, шепнула:
     - Он здесь!
     - Кто? - гаркнул ничего не понимающий Левин.
     Еще раз знаком велев ему не шуметь, я отвела Левина к двери его комнаты. Не веря себе, он уставился на своего дружка, потом оторопело проследовал за мной на кухню. Куда только подевалась его удаль! Судорожно шаря по карманам в поисках сигарет, он осведомился, о чем мы тут с гостем беседовали.
     - Не волнуйся, он был кроток как ягненок, - успокоила я Левина. - Правда, пришлось сказать ему о смерти твоего деда, но он бы и так об этом узнал.
     Левин явно был раздражен.
     - Ну и что прикажешь с ним делать?
     - Дать ему выспаться, потом вместе пообедать и прогуляться по парку, - как ни в чем не бывало предложила я.
     Левин удивленно на меня глянул.
     - Кто бы мог подумать, что ты такая невозмутимая, тебе впору прямо гангстерской невестой быть.
     Я не стала уточнять, что я ею уже стала, и принялась за стряпню, чему Левин изрядно мешал своим нервным хождением взад-вперед по кухне.
     Чтобы чем-то его занять, я попросила его почистить яблоки. Он схватился за самый острый нож и, разумеется, тут же порезал палец. Пока я накладывала повязку, на пороге объявился наш гость, все еще в носках. Заметив на столе несколько капель крови, он побледнел и поспешно отвел глаза. Я протерла стол. Только тогда он отважился к нам подойти.
     - Ну что, старина, - сказал он, - крепко - не слишком ли крепко? - похлопывая Левина по спине. - Марго все еще в Хайдельберге, на Грабенгассе у Лоры?
     Левин от ответа уклонился.
     - Знаешь, Элла - прекрасная повариха, но ей нельзя мешать. Пойдем, ударим по аперитиву.
     Они удалились, предоставив мне запекать в духовке медальоны из заячьей спинки, начиненные виноградинами без косточек, с гарниром из яблок в кальвадосе. Из гостиной сюда не доносилось ни звука.
     Когда полчаса спустя я позвала Левина и Дитера к столу, оба были в наилучшем расположении духа, никаких следов схватки - ни словесной, ни рукопашной - заметно не было.
     Заяц удался на славу, они были в восторге. Мы болтали о политике, о том о сем, о кулинарных рецептах. Потом Дитер вдруг встал.
     - Дашь мне свою машину? - спросил он, обращаясь к Левину. - Завтра утром я тебе ее верну.
     Я чуть не потеряла дар речи от такой бесцеремонности, да и представить себе, что Левин кому-либо отдаст ключи от своего "порше", было просто невозможно. У него и впрямь чуть дрогнули уголки губ, когда он изрек:
     - Я отвезу тебя куда прикажешь.
     - Очень мило с твоей стороны, но это ни к чему, - твердо сказал Дитер, - да ты и выпил больше моего.
     Что верно, то верно. И Левин в самом деле отдал ему ключи.
     - Ты ведь знаешь, где она стоит.
     Едва он исчез, я набросилась на Левина с вопросами:
     - Он поедет к Марго? А если он ее изобьет? И что ему от тебя надо?
     Левин зевнул.
     - Дорогая, как ты верно заметила, он стал кротким агнцем. Мы вполне поладили, а Марго он и пальцем не тронет.
     - А что насчет денег, которые ты ему должен?
     - Теперь это не к спеху, - сказал Левин. - Кстати, он будет нашим свидетелем на свадьбе.
     Эта новость пришлась мне совсем не по вкусу - значит, придется звать и Марго. Я ведь пригласила родителей, которых вижу очень редко, брата, нескольких друзей и мою шефиню. Свидетелями мне хотелось видеть Дорит и Геро, а теперь, значит, это будут Дорит и Дитер. Мои родители столько лет переживали из-за странностей моего вкуса в выборе любовников, что теперь я хотела порадовать их видом благопристойного жениха, с высшим образованием, да к тому же еще и богатого наследника. Но одно только появление Марго все безнадежно испортит.
     Левина мои огорчения только повеселили.
     - Вот уж не думал, что в тебе столько спеси. Надеюсь, хотя бы Дитер тебя не смущает?
     Я промолчала. Но про себя вынуждена была признать, что со стороны Дитер выглядит, пожалуй, даже получше, чем Левин.
     - А сколько лет Дитеру и чем он вообще занимается? - поинтересовалась я.
     - Тридцать пять, по-моему, а по специальности он страховой менеджер, кажется. Толковый парень, и языки знает.
     - Если он такой толковый, с какой стати он заделался наркодельцом?
     - Вопрос, конечно, интересный: Но на что не пойдешь ради денег?

     Я решила перепрятать колбочки с ядом в новое место; такой, мягко говоря, импульсивный человек, как Левин, не должен знать, где они находятся. Раздумывая над этой задачей, я вдруг задалась вопросом, а зачем столь сильные и опасные яды, да еще и раздобытые, видимо, где-то в Англии, понадобились деду? Ведь подобные препараты вовсе не входят в обязательный провизорский набор любого аптекаря, как я внушала Левину. Может, это как-то связано с тем, что во времена Гитлера мой дед был вовлечен в дела, о которых в семье предпочитали помалкивать? Я припрятала колбочки в старый цветочный горшок, присыпала их землей, а горшок поставила в погреб к прочим остаткам моего балконного хозяйства.

     День свадьбы приближался. Я волновалась в предвкушении все новых и новых хлопот. Что мне надеть? Дорит отправилась со мной покупать льняной костюм кремового цвета. Для свадебного букета она предложила мне чайные розы, лилии и незабудки. Я не могла решиться, мне казалось, что на фоне такого букета я буду выглядеть бледной.
     А у Левина, как оказалось, были совсем другие заботы.
     - Поехали, - сказал он мне дня за три до свадьбы, - я знаю в Фирнхайме одного архитектора. Пора подумать, что мы сделаем с домом.

     Так впервые после смерти Германа Грабера я вновь оказалась на вилле. Огромные комнаты в первом этаже, при жизни старика завешенные и пустовавшие, теперь совершенно преобразились: Дитер и Марго уже успели вынести отсюда громоздкие, черного дерева мебель и со вкусом расположились здесь сами. Марго явно вознамерилась окончательно перебраться из своей полуподвальной квартирки в господские покои. Не скажу, чтобы подобная перспектива привела меня в восторг.
     Архитектор предлагал различные варианты - что и как отремонтировать, где и что модернизировать, как перестроить и при этом не изуродовать. Я непременно хотела, чтобы у нас был зимний сад. Нельзя начинать работы, нудил архитектор, не приняв окончательного решения - будем мы оборудовать на первом этаже зубоврачебный кабинет или нет. Потому что тогда надо второй вход пристраивать. Левин сонным голосом ему отвечал, что на этот счет он пока ничего не решил.
     Когда архитектор наконец уехал, Дитер принес из дедовских погребов несколько бутылок вина. Дескать, раз уж он будет у нас свидетелем, надо нам с ним наконец перейти на "ты". Он поднял бокал:
     - За тебя, Элла!
     Меня это предложение застигло врасплох; выходит, что и с Марго, которая прежде называла меня только "госпожа Морман", теперь тоже придется быть на "ты". Я была раздосадована, хоть и пыталась винить во всем себя - в конце концов ведь это именно я всегда ругала своих родителей за их высокомерие.
     - Мне совсем не нравится, - заявила я Левину на обратном пути, - что твои друзья-приятели заполонили весь фирнхаймский дом; на свадьбу там можно было бы устроить на ночь моих родителей и твою маму.
     - До мамы я вообще пока не смог дозвониться, - уклончиво сказал Левин.
     Я еще больше расстроилась: на свадьбе должны быть родители жениха и невесты, так положено! Чтобы сменить тему, спросила:
     - Слушай, можешь ты мне объяснить, как Дитера угораздило жениться на такой дурехе?
     - Не стоит так уж презирать эту дуреху. Она однажды очень даже его выручила.
     - Но это же не повод, чтобы сразу жениться! Они совсем друг другу не пара.
     - Тебе-то откуда знать? - усмехнулся Левин.

     - Неужто у вас и вправду хватило глупости выйти замуж за этого афериста? - спрашивает госпожа Хирте. - Если да, то избавьте меня от описания свадьбы, расскажите-ка лучше сразу о счастливом разводе.
     Видно, вчера она слушала внимательно. Но свадьба - это важно, не могу я ее пропустить.

     В дни перед свадьбой Дорит показала себя настоящей подругой. Она помогала мне во всем: заказывала номера в гостинице, ломала голову над убранством стола, консультировала наших общих друзей насчет подарков: Левин всеми этими вещами интересовался мало, но, навестив шеф-повара шветцингенского замкового ресторана, заказал там поистине царское меню свадебного обеда.

     Накануне торжества, едва живая от усталости, я сидела у Дорит на кухне, окунув опухшие от беготни ноги в ведро с холодной водой и какими-то еще эссенциями, стимулирующими кровообращение. Я испытывала к Дорит такую любовь и признательность, что сама не знаю как проговорилась об условиях завещания. Дорит мгновенно сделала стойку. Я должна пообещать ей не давать Левину доверенности на распоряжение имуществом, этот и за год все промотает.
     Я пыталась протестовать.
     - Дорит, но он же наверняка этого потребует. А меня материальные ценности никогда особо не волновали:
     - Знаю, знаю, ты у нас живешь внутренним миром, - съязвила Дорит. - Но старик-то хотел, чтобы за его ненаглядным внуком кто-то присматривал. И доверил это тебе, иначе не отказал бы именно тебе все свое добро.
     Пришлось с ней согласиться и пообещать быть осмотрительной.

     С юга приехал мой брат с женой и ребенком, с севера прикатили родители. Когда они прибыли, Левина дома не оказалось - он хотел дать мне возможность побыть с моей семьей. На лицах родителей, хоть они его еще не видели, заранее читалась стойкая неприязнь к будущему зятю.
     Мать задала свой фирменный вопрос:
     - А кем был его отец?
     - Органистом.
     - Но ты же что-то намекала насчет наследства, откуда у церковной мыши?..
     - Наследство - от деда.
     В глазах у предков аршинными буквами запечатлелся вопрос "сколько?", но задавать его вслух они считали ниже своего достоинства.
     Отец прошелся по квартире с инспекцией. С той же бесцеремонностью он и комнату Левина подверг осмотру. Потом наконец соизволил раскрыть рот:
     - И сколько ему лет?
     - Двадцать семь.
     Он вздохнул. Тридцать семь были бы ему куда больше по душе. Он без конца помешивал чай, хотя уже двадцать лет живет без сахара.

     Брат, к счастью, несколько разрядил атмосферу. Его зануда-жена осталась с ребенком в гостинице, я всегда знала, что она меня не выносит. Обняв меня и родителей, Боб поздравил меня с предстоящей свадьбой.
     Вскоре появился Левин, и в поисках общих тем разговор, к моему облегчению, в конечном счете сосредоточился на автомобилях.
     Впрочем, мои предки продолжали угрюмо дырявить глазами своего будущего зятя, однако вопиющих недостатков в нем, похоже, с ходу не обнаружили. Вечер прошел мирно, мои родичи загодя ретировалась в свои гостиничные номера.

     День свадьбы был ознаменован дивной солнечной погодой, и даже мои родители были в сносном настроении. Мать с заговорщической миной затащила меня на кухню и торжественно подарила дюжину белоснежных банных гостиничных полотенец - трофеи от дюжины отцовских командировок, в которых ей было дозволено сопровождать супруга.
     После обильного завтрака, приготовленного моей тучной матерью и моей тощей невесткой, за нами явились наши свидетели. Дорит и Дитер были в меру торжественны и серьезны, уж за них-то мне перед предками стыдиться не пришлось. С Дорит они, кстати, были знакомы и раньше и считали, что та хорошо на меня влияет. После официальной церемонии в магистрате мы все отправились в ресторанчик при замке. Я решила, что выгляжу очень неплохо, кремовый костюмчик мне к лицу, а отец собственноручно повесил мне на шею тяжелое, в шесть ниток, гранатовое ожерелье своей бабушки, на которое я давно уже зарилась.
     Но тут-то и случился полный облом. Я увидела Марго и просто остолбенела. Неужели это та самая драная кошка, которая худо-бедно, впрочем, скорее худо, чем бедно, управлялась с хозяйством Германа Грабера? Передо мной игриво прохаживалась наглая девица в черном платье, сверху прозрачном, а сзади с глубоким, до самой ложбинки в заднице, вырезом, то есть в наряде, уместном скорее на панели, чем на чужой свадьбе, и купленном к тому же явно на мои деньги. Надо ли пояснять, что при виде столь похабно и напористо выставляемой напоказ низкопробной сексуальности многие мужчины буквально прирастали к полу, ошалело вопрошая: "А это кто такая?"
     По счастью, во время обеда Марго сидела далеко от меня. Однако мой брат, не теряя времени даром, поспешил к ней подсесть и явно наслаждался ее обществом.
     Рядом с моей шефиней (она пришла в платье сафари цвета киви) мы посадили доктора Шнайдера, домашнего врача Германа Грабера. Его пригласил сам Левин: дескать, надо налаживать добрые отношения с будущим коллегой. Я, собственно, и не возражала. Были среди гостей и другие столпы фирнхаймского общества. Да и как иначе, ежели мы хотим тут обосноваться, а Левин рано или поздно намерен открыть здесь свою зубоврачебную практику.
     После кофе явились музыканты. До этого Левин никогда со мной не танцевал, говорил, что совсем не умеет. Оркестрик, как выяснилось, был свадебным подарком от Дитера, и я поначалу очень даже обрадовалась - танцевать я люблю, а свадьбу без вальса вообще не представляю.
     Поскольку Левин и не думал отрываться от стула, меня на первый танец пригласил отец, благо обычаям свадебного торжества это не противоречит. Следом за нами вышли танцевать Дорит и Дитер, а потом и остальные. Отец оказался хорошим танцором, о чем я прежде не подозревала, и мне было приятно хотя бы таким нехитрым образом ощутить свою общность с ним.
     - Ты даже не представляешь себе, какое это для меня облегчение - знать, что ты хорошо устроена в жизни, - сказал он мне. - Ведь мне через два года на пенсию, и тогда я уже не смогу тебе помочь.
     - Папа, да я уже шесть лет сама себя обеспечиваю!
     Он рассеянно кивнул. Мы уже танцевали танго, как вдруг я увидела рядом с собой Левина. Для никудышного танцора он управлялся со своими конечностями даже слишком хорошо, а повисшая на нем вульгарной девкой Марго и вовсе исполняла настоящий эротический перформанс. С этой минуты моя свадьба была больше мне не в радость.
     Когда танго кончилось, я поспешила к шефине. Та давно уже красноречивым взглядом молила о помощи. Старикан Шнайдер явно перебрал. Невзирая на присутствие жены, сидевшей неподалеку, - она, похоже, была даже старше его, - он осаждал мою шефиню двусмысленными комплиментами. Разумеется, та и сама была в силах за себя постоять. Но я посчитала нужным прийти ей на выручку.
     - Мои родители очень бы хотели с вами познакомиться, - позвала я ее, и она с готовностью встала.
     Завидев меня, господин Шнайдер немедленно сменил направление главного удара.
     - А у Левина, как я погляжу, губа не дура, - прошамкал он и принялся обстоятельно рассказывать о своей дружбе со старым Грабером и о том, как он верой и правдой вот уже сколько десятилетий пользует всю его семью. - Вот переберетесь к нам в Фирнхайм, а там, глядишь, я скоро и четвертое поколение Граберов лечить буду:
     "Ну уж нет, - решила я про себя, - если у меня будет ребенок, я и не подумаю доверить его этому ископаемому". Но виду не подала и продолжала любезно улыбаться.
     - Он был крепким малым, наш дружище Герман, - продолжал врач, - своего никогда не упускал. Иначе и не достиг бы ничего, ведь вышел-то из бедноты. Сын его - тот совсем другое дело, зато вот Левин, сразу видать, тоже не промах. М-да, был человек и умер, наш дружище Герман, а ведь мог бы еще пожить на старости лет. И скажу я вам, такой жуткой смерти и врагу не пожелаешь.
     У меня даже дыхание перехватило. Ведь Левин говорил, что все прошло мгновенно и "как нельзя лучше".
     - То есть как? - спросила я почти неслышно. - Я думала, он тихо-мирно скончался за завтраком, без всяких болей.
     - Меня, как вы понимаете, при этом не было. Но что у него ужасные, мучительные судороги были - это сразу видно по лицу, по рукам. Он пытался звать на помощь: телефон валялся на полу, скатерть со стола сдернута. Нет, смерть от сердечного приступа отнюдь не всегда скоротечна и безболезненна.
     Доктор Шнайдер заметил, что мне не по себе. Но, видимо, списал это на обычное волнение невесты.
     - Пойдите лучше подышите свежим воздухом, - посоветовал он.

     С тех пор как я стала жить в двух шагах от шветцингенского замка, я полюбила замковый парк как свою вотчину. Я часто сиживала на скамейках тамошнего летнего театра и читала, устраивала себе пикники возле искусственных руин, наслаждалась одиночеством в "мечети" или, устроившись на скамейке у самого берега, кормила в пруду уток. В день свадьбы мне так хотелось рука об руку прогуляться с Левином по парку, и вот вместо этого я торчу тут одна перед знаменитым каменным сфинксом, который, подобно всем сфинксам на свете, с безмолвной улыбкой таращится на меня взглядом большой хищной кошки. Если кто и вернет мне присутствие духа, то только не он, а вот эти древние деревья, птицы и, возможно, даже дурацкие золотые рыбки в воде. Минут десять спустя я вполне овладела собой. Итак, отныне я официально, по документам, Элла Морман-Грабер, все будут звать меня, конечно же, по мужу "госпожой Грабер" и, значит, то и дело напоминать мне о покойном. Значит, придется к этому привыкнуть.
     Хотелось вернуться к гостям по возможности незаметно, просто смешаться с беззаботной толпой танцующих и самой пуститься в пляс. Стараясь избегать широких, как по линейке разбитых аллей, я побрела обратно к замку глухими тропками в тени густых деревьев и шарообразных кустов самшита. Парк в этот час отнюдь не был безлюден - помимо запоздалых туристов бродили здесь и наши гости, пожелавшие размять ноги после возлияний, еды и танцев. Проходя мимо скамейки, на которой часто сиживала в одиночестве, я в который раз отметила, что укромное это место просто создано для влюбленных. Скамейка оказалась занята. Я заслышала голоса и замерла за кустами, не поверив собственным ушам. Да, на скамейке сидела Марго. И совсем не с Дитером; с ней был Левин.
     Мне опять чуть дурно не сделалось. Эти двое сидели на скамейке, тесно прижавшись друг к другу, и что-то горячо обсуждали.
     - Ну хорошо, хорошо, - сказал Левин. - Будь по-твоему, она и впрямь похожа на жесткошерстного фокстерьера, но зато она исполняет все мои прихоти, этого не от всякого фокстерьера дождешься.
     Эта шелудивая кошка смеет называть меня фокстерьером?! Да я чуть из-за кустов не выскочила, готовая облаять и покусать обоих!
     - Ладно, Левин, пошли, а то мне зябко, - протянула Марго, и оба встали. Никем не замеченная, я последовала за ними.
     В зале продолжались танцы. Не успела я смешаться с толпой, как меня подхватил под руку Дитер.
     - Мне тебя очень недоставало, - проникновенно сказал он, - если позволишь, этот танец мой.
     Какое счастье, что эти слова произнес не Левин, - я бы точно не сдержалась! К немалому изумлению Дитера, я прильнула к нему так, будто это он мой жених. Поначалу он не знал, как ему реагировать, и не отстранялся, по-моему, только из вежливости. Но после двух танцев (ибо я и не думала его отпускать) мы лучше почувствовали друг друга и уже оба начали находить удовольствие в этом бездумном и слитном подчинении единому ритму.
     Марго тем временем кружилась в объятиях моего брата (чья жена с кислой миной за ними наблюдала), а Левин танцевал с Дорит. С наигранной беззаботностью он помахал мне рукой. Снова обретя лицо, я ответила ему очаровательной улыбкой. Только тут до Левина, видимо, дошло, что потанцевать с молодой женой его прямая обязанность, и на следующем вальсе очередь наконец-то дошла и до меня.
     Левин на две головы выше меня, на идеальную пару мы точно не тянем. Но я, со своей стороны, честно пыталась изображать таковую и сияла что есть мочи. Все, пуще всех мои папочка с мамочкой, глядя на нас, таяли от умиления. Передо мной же, пока мы кружились в этом шарманочном ритме на три четверти, проходили жуткие сцены из страшных сказок, особенно история Синей Бороды, чьей седьмой жене посчастливилось обнаружить расчлененные тела своих предшественниц. Мне казалось, я теряю рассудок, распадаюсь на два разных существа - белокурую невесту, что всем на зависть празднует счастливейший день своей жизни, и взъерошенного фокстерьера, для которого разодрать кошку самое милое дело, не говоря уж о преследовании иной блудливо-петляющей дичи.
     Поцеловала меня в мой свадебный вечер только Дорит. Когда мы с Левином, не чуя ног от усталости, наконец-то рухнули в постель, то оба мгновенно погрузились в сон. Он явно перепил, а я стерла себе в кровь ноги.

     - Новую обувь надо разнашивать постепенно, - изрекает госпожа Хирте.

     На следующий день мои родители непременно хотели перед отъездом осмотреть наше будущее жилище. Хотя Марго и знала, что нас следует ждать к полудню, это ни в коей мере не подвигло ее к нашему приходу подняться с постели. За истекшее время она исхитрилась заполонить собою весь дом, так и не приучившись при этом проветривать помещения. Во всяком случае, сказать, что она занимает в доме только один этаж, было теперь очевидным преуменьшением. Строители по-настоящему за работу еще не взялись, но дом уже стоял в лесах, а весь двор был загроможден упаковками черепицы, кафельной плитки, сантехники. Словом, являл собой не самое привлекательное зрелище; когда же - в потертом розовом халате, снова похожая на облезлую плюшевую цацку, - перед нами явилась заспанная Марго, я, с одной стороны, даже немного успокоилась - ну не может она в таком виде Левину понравиться! - с другой же, чувствовала себя в глазах родственников чуть ли не опозоренной.
     Однако тех потрясла отнюдь не Марго, а буржуазный размах и солидность виллы; они наперебой восторгались садом с разлапистыми елями, которые мне-то из-за их мрачной тевтонской аляповатости нравились меньше всего. Я уже подумывала их спилить и посадить вместо этого вишни и яблони. Мешала мне и кортадерия, разросшаяся у самого крыльца, но в ней души не чаял Левин, он еще в детстве любил играть с ее длинными и острыми, как копья, стеблями.

     Когда наконец родители и Боб с семьей разъехались по домам, я при первой возможности заговорила с Левином о смерти Германа Грабера. Тот прикинулся дурачком.
     - Старый хрыч пыль тебе в глаза пускает, - возмутился он. - Я же видел деда, говорю тебе, лицо у него было просто блаженное. Или ты этому болтуну веришь больше, чем мне?
     Я чуть было не сказала "да". Но стоит ли семейную жизнь начинать со скандала? Конечно, мне не давала покоя и сцена с Марго, невольной свидетельницей которой я стала, но я ни в коем случае не хотела, чтобы он заметил мою ревность, быть может к тому же и беспричинную.
     Словом, настроение было отвратное, и я уже жалела, что взяла отпуск на всю неделю. Тогда уж лучше было бы на несколько дней съездить в Венецию, но Левин при мысли об организованном пробеге от достопримечательности к достопримечательности в толпе янки и япошек приходил в ужас. Сам он хотел в Гонконг. Сошлись на том, что в следующий отпуск махнем недельки на три в Юго-Восточную Азию, а пока что никуда не поедем.
     Словом, выйдя снова на работу, я была почти счастлива. Левин, правда, был со мной мил, подарил мне кучу дорогих на вид и совершенно ненужных мне вещей, но в глубине души я понимала, что все это не что иное, как попытка подкупа. Ведь женился он на мне отнюдь не ради моих прекрасных глаз.

     Ничуть не удивлюсь, если госпожа Хирте точно так же роется в моей тумбочке, как и я - в ее; правда, мне будет неприятно, если она уже обнаружила там открытку Левина и письмо Павла. Мне-то недавно все же достался кое-какой улов: в одном из ее детективов я нашла фотографию. На ней госпожа Хирте, облаченная в спортивную куртку, прогуливает какого-то мужчину в инвалидной коляске, - должно быть, отводит душу на ниве благотворительности. А паралитик, судя по всему, выглядел когда-то очень недурственно, интеллигент образца шестьдесят восьмого, жаль, сейчас от его личности мало что осталось.

     Левин прямо об этом не говорил, но явно ждал, что полученное наследство я перепишу на него; когда намеками, когда изъявлениями любви он давал мне это понять. Используя преимущества своего положения, я в один из дней все-таки решила докопаться, почему Дитер женился на Марго.
     - Она в свое время обеспечила ему алиби, - неохотно выдавил Левин.
     - То есть ложное алиби?
     - Ну ясное дело.
     В результате моих долгих и назойливых расспросов выяснилось только, что Марго была тогда беременна.
     - От Дитера?
     - Наверно.
     - А где же ее ребенок?
     - Марго принимала наркотики, и во время беременности тоже. Роды оказались преждевременными, и ребенок умер.
     Тут я настолько разбушевалась от возмущения, что Левин долго не мог меня успокоить.
     - Нет худа без добра, - сказал он наконец. - Ее это до того потрясло, что она даже бросила колоться.
     Мне, конечно, было Марго немного жаль, но, с другой стороны, одобрить такую непростительную безответственность я никак не могла. Так что это за история с ложным алиби? Этого мне Левин так и не сказал.

     На выходные мы теперь ездили в Фирнхайм инспектировать ход работ. Я уже успела полюбить свой будущий дом. Зимний сад всегда был моей тайной мечтой. Его пристраивали с задней стены здания, откуда открывался дивный вид на весь наш участок. В мыслях я уже видела цветы и растения, пышно произрастающие там в любое время года, манящие к отдыху плетеные кресла, мирно покачивающегося в лианах попугая. У меня тут будет сущий рай.
     Однако мне совсем не нравилось, что Дитер и Марго, судя по всему, даже и не собирались съезжать. Левина это ничуть не огорчало: пока мы сюда не въезжаем, можно спокойно оставить им их две комнаты, раз уж они ничего себе не подыскали.
     - Но они и не ищут! - кипятилась я.
     - Разумеется, они ищут, - возражал Левин, - но ты же знаешь ситуацию на рынке жилья, за один день это не делается.
     Видимо, Дитер все же получил от Левина какие-то отступные, иначе на что он живет? Похоже, и Марго по-прежнему получает жалованье, но в этом хоть какой-то резон есть: все-таки она по утрам встречает строителей, убирает за ними мусор, обеспечивает их питьем.
     На две ванные комнаты в доме (прежде-то была только одна) я легко согласилась - пусть наши дети поплещутся в собственной ванне, но две кухни нам зачем?
     - Если вдруг окажемся на бобах, - объяснял Левин, - один этаж можно будет сдать, вместе с кухней это полноценная квартира.
     - Вот когда до этого дойдет, тогда и перестроим, - отрезала я и все дальнейшие переговоры посчитала излишними.

     Но когда наконец - после трех месяцев стройки - мы въехали в дом, Дитер и Марго все еще жили там, и оказалось, что мы должны пользоваться общей кухней. Драма была неизбежна.
     Я человек аккуратный, почти педантичный, и чистюля - иначе, наверно, не стала бы аптекаршей. Еще в детстве я обожала печь пирожные и песочное печенье, развешивая все с точностью до грамма на домашних почтовых весах. На кухне у меня все сверкает и такой порядок, что я любую вещь с закрытыми глазами нахожу. Конечно, неряшливость Левина меня раздражала, но ему я, как ребенку, все спускала с рук.
     По наследству от бабушки мне достался старинный кукольный магазинчик - игрушечный прилавок с тридцатью деревянными ящичками, а на каждом ящичке своя фарфоровая табличка, в них-то я и храню свои пряности. Тут и ждал меня первый удар: пакетики ванили, корицы, гвоздики и кардамона, извлеченные из своих ящичков, без всякого разбора были свалены в омерзительно розовую пластмассовую банку из-под дешевого кофе. В ящички же Марго чего только не напихала: пластыри, резиновые прокладки из набора для консервирования, этикетки для морозильника, канцелярские скрепки, ластики и всякую прочую несъедобную ерунду. Я сперва чуть в обморок не грохнулась, потом собрала весь этот омерзительный хлам, отнесла его в неприбранную спальню Марго и шваркнула ей на кровать. Та поняла меня совершенно правильно: это было объявление войны.
     А жизнь моя с переездом в фирнхаймский дом и без того заметно осложнилась. Это от моей старой квартиры до аптеки было рукой подать, из Шветцингена я добиралась уже существенно дольше, а теперь и на машине не всегда за полчаса успевала. Но ни от работы, ни от своей самостоятельности я пока что отказываться не собиралась. Так что вставала я утром раньше всех.
     Вскоре после меня, по идее, должен был уходить из дома и Левин, но, по-моему, он теперь не слишком-то рвался в университет, предпочитая всласть отоспаться. Так что я уже успевала отработать несколько часов за прилавком, когда на моей вилле, должно быть, только-только садились завтракать. От одной мысли об этих их совместных трапезах у меня мгновенно портилось настроение.
     Дитер, надо отдать ему должное, не сидел сложа руки; он сразу же начал искать работу, но по его специальности страхового менеджера мест нигде не было. В транспортном агентстве ему предложили нерегулярные заработки - подменять других водителей. И хотя работа водителя грузовика - он освоил ее в армии - была явно ниже уровня его квалификации, он все же согласился.
     С тех пор Дитер часто бывал в разъездах; работа, конечно, непостоянная и нерегулярная, но мне очень импонировало, что он ею не побрезговал. К тому же в свободные дни он много работал в саду, а в комнатах, которые они занимали с Марго, поклеил обои, покрасил окна и двери и вообще делал много полезной работы по дому. Левин предоставил в его распоряжение "мерседес" Германа Грабера.
     Когда Дитер и Марго бывали вместе, я, не скрою, не спускала с них глаз. В каких они отношениях? Трудно сказать - какая-то общность, скорее товарищеская или просто по жизни, безусловно, есть, но ни намека на сексуальность, никаких нежностей и ласк я, во всяком случае, заметить не смогла. Да спят ли они вообще друг с другом? Поскольку оба молоды и ложатся в одну просторную постель Германа Грабера, надо полагать, что да.
     Левин и я разместились в четырех комнатах на первом этаже. В так называемом "рабочем кабинете" Левина не умолкал второй телевизор. В будущем я планировала перенести наверх нашу спальню и, разумеется, оборудовать там же детские комнаты. В полуподвале находилась бывшая комната Марго, а под крышей - две мансардных комнаты, изначально задуманные как помещение для прислуги. Там была свалена сейчас та часть мебели старого Грабера, которой ни мы, ни Марго с Дитером не нашли применения. Левин, конечно, прав: для двоих этот дом слишком велик.
     Именно поэтому мне особенно трудно было объявить Дитеру и Марго, что они должны освободить помещение. Они, кстати, даже не сразу меня поняли.
     - Разве мы тебе мешаем? - ошарашенно спросил Дитер.
     С наибольшим удовольствием я бы ответила начистоту, что лично он не мешает мне нисколько в отличие от его беспутной лахудры-жены. Мне и самой было до смерти неловко - какие тут могут быть доводы? Видимо, Левин, вопреки уверениям, так и не сказал им, что они должны подыскать себе новое пристанище.
     Она работает не покладая рук, твердила Марго с видом заносчивым и униженным одновременно. Она и вправду что-то делает, но все, к чему бы она ни прикоснулась, вызывает у меня одно отвращение. Деревянные лестницы в доме она не столько моет, сколько грязную воду по ступенькам размазывает, о мастике для натирки полов слыхом не слыхивала. В комнатах наверху все провоняло, эта неистребимая вонь расползается по дому во все углы. Похоже, она ни разу не проветривала даже у себя в спальне, не говоря уж о кухне. К войлочным губкам, которыми она стирает пыль, невозможно прикоснуться - я завела себе свои и старательно их прятала. Однако она очень скоро их обнаруживала и еще скорей испоганивала, так что я теперь почти ежедневно возвращалась домой с целым набором новых, свежекупленных. И потом, я просто не могу слышать, как она игриво называет Левина "хитрюгой Хрюшей".
     Короче, она внушала мне какую-то почти физически ощутимую ненависть - даже ее стряпню я в рот взять не могла. По вечерам я сама становилась к плите, отнюдь не безупречно чистой, и готовила для нас с Левином что-нибудь вкусненькое, но мне стоило все большего труда заглядывать в холодильник, где с приветом от Марго меня встречали дешевый маргарин, вонючий плавленый сыр, конечно же без обертки, и отнюдь не первой свежести колбаса.
     Левин однажды даже спросил:
     - Ты часом не беременна? Что-то уж больно в еде привередлива?
     К сожалению, забеременеть мне пока не удавалось, но я знала, что зацикливаться на этом не стоит. Не означает ли вопрос Левина, что и он мечтает о том же? Я для себя истолковала это именно так.

     Когда зимний сад был готов, во мне снова пробудился вкус к жизни. Я накупила растений, сколько и каких душе угодно, - их доставили в огромном, битком набитом фургоне. Теперь можно было круглый год среди зелени обедать, качаться в гамаке и читать, просто мечтать, напрочь позабыв о мерзких затхлых запахах внутри дома, ибо здесь-то всегда царил густой освежающий аромат влажной травы. Мне доставляло радость, придя домой, поливать свои цветы, а потом улечься в гамаке, ласковым шлепком согнав с него Тамерлана, и устроить себе ужин именно здесь, а не в моей испоганенной кухне.

     - Когда окончательно разделаемся с ремонтом, - предложила я как-то раз в минуту хорошего настроения, - надо устроить новоселье. Дорит и Геро тут вообще еще не были, да и шефине моей не терпится посмотреть:
     Левин не возражал. Я, правда, не знала, как быть с Марго. По дому она почти всегда бегает распустехой (в тигровой мини-юбке и зеленых плюшевых тапках), но в предвкушении гостей наверняка вырядится этакой шлюхастой королевой бала, и видеть это мне будет во сто крат тяжелей, чем выносить вонь по всему дому.
     Но, видно, от нее и впрямь никак не избавиться. Вон и Левин уже заявил, что с уборкой и мытьем посуды лишние руки не помешают. Я-то лично с превеликой радостью управилась бы с этим сама.

     Настала осень, темнело рано. За две недели до новоселья у меня было ночное дежурство. Я по привычке слегка задремала, как вдруг услышала звон разбитого стекла - не иначе очередной торчок ломился в аптеку за кайфом. Полусонная, я кинулась в заднюю комнату, услышала, как сработала сигнализация, и в тот же миг ощутила удар по голове и рухнула на пол. Полиция прибыла через считанные минуты, схватила взломщика на соседней улице и принялась устанавливать масштабы ущерба.
     Позвонили шефине, она тут же примчалась и первым делом отправила меня домой. Рваная рана на голове, которую она собственноручно обработала, особых опасений не внушала, так что я отделалась легким испугом. Полицейские вызвались было доставить меня домой, но, узнав, что я живу в Фирнхайме, со вздохом облегчения встретили мой вежливый отказ.
     Вечером, возвращаясь домой, я всегда ставлю машину в гараж. Но этой ночью у меня даже на это не было сил. Оставив машину на улице, я прямиком по темной садовой дорожке поспешила к дому. Похоже, все спали, что и неудивительно - было уже три часа утра. Как вдруг я заметила за домом, как раз там, где у меня зимний сад, полоску света на газоне. Почуяв неладное и умирая от страха, я крадучись двинулась туда. Неужто и к нам пожаловали воры?
     Ни взлома, ни взломщиков я в зимнем саду не обнаружила. Зато обнаружила, что в гамаке с каким-то странным выражением лица возлежит Левин. К немалому моему изумлению, он лежал в чем мать родила, только на причинном месте подобием фигового листка распластался кот. Интересно, на что это он так пялится?
     Чтобы проследить за направлением его взгляда, мне пришлось переместиться к другому углу зимнего сада. Только оттуда я смогла увидеть Марго: кроме черных подвязок и высоких красных сапог на ней ничего не было - если не считать, конечно, фиолетовых трусиков, зачем-то кокетливо наброшенных на голову. Так вот оно что: пока я корячусь на работе, в моем зимнем саду разыгрывается стриптиз-шоу! Но Дитер-то где?
     Я смотрела во все глаза. Теперь ясно, о каких талантах Марго говорил Левин. На мой взгляд, она подавала, она предлагала себя самым порочным и даже извращенным образом, выделывая вещи, до которых я бы ни в жизнь не смогла опуститься. Лишь после того как Левин, протянув ей небольшой конверт, в полном изнеможении упал в мой гамак, я неслышно удалилась - мерзкое спаривание кончилось.
     Через сад я вернулась к входной двери, отперла ее и проскользнула к себе в спальню. Автоматически разделась, почистила зубы, намазалась ночным кремом и легла. Зубы у меня лязгали, все тело сотрясал озноб. Кровать рядом с моей пустовала.
     Спать я не могла, плакать тоже. Ярость и горечь не находили себе выхода, и даже бороться с бессонницей, подсчитывая воображаемых овечек, не было сил. Снова и снова вставала перед глазами только что виденная сцена. По правде сказать, я никогда не страдала комплексом сексуальной неполноценности, плотская любовь всегда доставляла мне радость, да и моим партнерам тоже. С Левином все обстояло не совсем так: для молодого здорового мужчины он был, мягко говоря, не слишком пылок. Похоже, моих нежностей и ласк ему явно недостаточно, он нуждается в куда более сильных стимуляторах.
     В том, что вытворяла с ним Марго, совсем не было чувства, только сноровка, правда недюжинная. Во всех ее ухватках сквозило что-то профессиональное, приобретенное то ли натужным трудом на панели, то ли приработками в стриптиз-барах и на пип-шоу. С другой стороны, она казалась при этом почти роботом, существом безвольным и как бы запрограммированным. Может, колоться она и перестала, но услуги ее Левин, похоже, все-таки оплачивал какими-то наркотиками.
     Как ни странно, размышления эти меня даже немного успокоили; поведение Левина можно было расценить примерно так же, как привычку его деда Германа Грабера посещать бордель. Но мой зимний сад не бордель! Я только-только вышла замуж за Левина, Марго - жена его друга! Этим грехопадением она испохабила мой зеленый рай точно так же, как прежде изгадила мою кухню. Придется дезинфицировать весь дом, в ярости думала я, а Левин пусть убирается и при разводе не получит ни гроша!

     Ближе к утру мне понадобилось в туалет. Я не удержалась, чтобы не зайти в гостиную, а оттуда заглянула в зимний сад. Левин спал в гамаке как убитый под моим же ирландским шерстяным пледом. Мне вспомнилась старая пословица: кто не грешит - спит хорошо, кто согрешил - еще лучше.

     Госпожа Хирте исторгла злобный смешок.

     Левин ждал меня лишь к вечеру следующего дня, после ночного дежурства я обычно отрабатывала еще и полный день за прилавком. Неужели Марго после всего этого как ни в чем не бывало залезла к Дитеру в постель? И вообще - здесь ли Дитер? Может, в мое отсутствие здесь всегда устраиваются подобные оргии? И не объясняется ли недавний синяк под глазом у Марго тем, что Дитер кое-что об этих развлечениях проведал?
     А мертвый ребенок Марго - уж не от Левина ли он был? Меня всю передернуло от озноба и отвращения. Вся дрожа, я отправилась на кухню приготовить себе ромашковый чай. Прислонясь к кухонной колонке, я дожидалась, когда закипит вода. Медленно раскрылась притворенная дверь, и на кухню бесшумно проскользнул мой кот Тамерлан. Подняв хвост трубой, он терся об мои ноги, требуя участия и ласки. Сколько же всего, наверно, он бы мог мне поведать, умей он говорить!
     Сосредоточенно прихлебывая чай, я решила сделать вид, будто ничего не знаю. Но на кухню вслед за Тамерланом пожаловал вовсе не Левин, а Дитер.

     Павел совсем не всегда может оставлять детей у Дорит, так что вскоре он снова появляется в нашей палате в сопровождении всей троицы. Значит, пробудет недолго.
     - Где мой кукольный сыр? - интересуется Лена.
     Коля - тот большой охотник до джема.
     - А огненную колбасу мы все равно не едим, можешь оставить себе, Элла, - великодушно разрешает он.
     Но Павел кладет в сумку и упаковки острой салями с бисеринками перца.
     - Колбасу мы Альме отнесем.
     Когда мы снова остаемся одни, госпожа Хирте вдруг решает полюбопытствовать:
     - А кто такая Альма?
     - Жена Павла.
     - Тогда я вообще ничего не понимаю.
     - Со временем поймете, госпожа Хирте.
     - Хорошо, тогда только один вопрос: где эта Альма сейчас?
     - В психушке.
     Госпожа Хирте выкатывает на меня шары, мне приятно насладиться ее изумлением.
     - Все-таки интересно, как там дальше с этой Марго, - замечает она. - Завидую вашему терпению, я бы так не смогла.
     - Продолжение в двадцать ноль-ноль, - обещаю я.

     Дитер удивился, застав меня на кухне.
     - У тебя разве не ночное дежурство? - неуверенно спросил он.
     Запинаясь, я поведала о ночном нападении, и он даже пожалел меня.
     - Да, досталось тебе, - приговаривал он, подливая мне чая.
     В конце концов я как бы невзначай все-таки поинтересовалась, не знает ли он, куда запропастился Левин.
     Дитер удивился. Он видел Левина за ужином, тот не говорил, что собирается уходить.
     - Может, в гамаке дрыхнет? - предположил он шутливо. - Это же его любимое место, пойду взгляну.
     - Только не буди, - попросила я.
     Кот помчался следом за ним. Дитер вскоре вернулся, на лице его было написано неподдельное изумление.
     - Этот чудик и вправду дрыхнет в зимнем саду, - доложил он мне, посоветовав на прощанье и самой как следует выспаться.

     До самого обеда в доме царила мертвая тишина, потом я услышала звук спускаемой воды в туалете. Еще через минуту Левин возник на пороге спальни, он явно не верил своим глазам. Мне пришлось снова рассказывать про наркомана и демонстрировать рану на голове.
     - Когда ты вернулась? - Это было единственное, что его интересовало.
     - Не помню точно.
     В лице его читалась легкая тревога, он пристально в меня всматривался.
     - А я в зимнем саду лежал и заснул, - сообщил он, - ты меня не искала?
     - Я приняла обезболивающее и сразу рухнула в постель.
     Вид моей повязки отчасти его успокоил, и все же ему казалось странным, что я не известила его о перенесенном потрясении.
     - Почему ты не позвонила из Хайдельберга? - спросил он. - Я бы за тобой приехал.
     - Да что ты, это заняло бы вдвое больше времени. К тому же не хотелось там бросать машину. А теперь дай мне немного поспать.
     Левин оставил меня в покое, и я продолжала размышлять, как быть дальше. Припереть его к стенке? Мстить? Разводиться? Я не могла ни на что решиться. Да и стоит ли необдуманно разрушать то, что потом уже не восстановишь?

     Когда я, уже во второй половине дня, наконец поднялась, Левин поспешил сделать мне тосты.
     "Хоть совесть заговорила", - отметила я про себя. Но, видимо, заговорила не так уж громко: узнав, что мне уже лучше, он тут же куда-то умчался на своем "порше".
     Я все еще сидела на кухне в халате, когда ко мне пожаловала Марго. Не иначе она сделала это по чьему-то наущению, потому что сразу спросила, не нужно ли чего сделать.
     - Нужно, и даже очень, - ответила я.
     Отныне я решила ею помыкать. Прежде я избегала отдавать ей прямые приказания. Лишь изредка, да и то пряча глаза, отваживалась пробормотать, что неплохо бы, мол, почистить столовые приборы или еще что-нибудь в том же роде. А она иногда даже соизволяла принять мое робкое пожелание к сведению. Теперь же я коротко и ясно объяснила, что холодильник надо тщательно промыть водой с уксусом, что духовка давно нуждается в основательной чистке, что ванну и унитаз, даже если они новые, тем не менее следует мыть, ибо на них уже появился налет, что дорожку к дому надо вымести, а палую листву у ворот собрать и отнести на помойку.
     - Ни за что ни про что никто тебе платить не будет, - отчеканила я.
     Красная как рак, Марго пробормотала, что она и так без конца убирает и моет.
     - Да, но как, - холодно бросила я и напомнила, что она и за жилье ничего не платит.
     - Левин всегда был доволен, - оправдывалась она.
     - Как будто мужчина хоть что-то понимает в таких вещах, - фыркнула я, - к тому же это мой дом, а не его.
     Марго вытаращила на меня глаза.
     - Элла, этот дом Левинового дедушки, - наставительно изрекла она.
     Ни слова не говоря, я достала из ящика стола завещание и сунула ей под нос.
     Она и в самом деле взялась его изучать, а потом, прочитав, только головой покачала.
     - Неправильно это все, - буркнула она.

     Несколько дней спустя, направляясь утром к гаражу, я в сердцах пнула ногой большую плетеную корзину, - та опрокинулась, и из нее посыпались увядшие лепестки и листья магнолии. "Вот и цветочки для Марго!" - не без злорадства подумала я. И тут же обнаружила у себя за спиной Дитера, который, должно быть, шел следом.
     - Правильно, лишь бы злость выместить, - шутливо прокомментировал он. - Ничего страшного, я после все подмету.
     Немало смутившись, я пробормотала, что сделаю это сама. Однако, садясь в машину, увидела в зеркальце, что он не пошел к "мерседесу", а берет в руки грабли и метлу.
     Вообще-то видела я Дитера скорее редко. Когда это случалось, мы улыбались друг другу. Пока я вдруг не поймала себя на том, что невольно ищу поводов для таких случайных встреч. Интересно, я ему нравлюсь? Однажды он оставил мне в зимнем саду книгу, вложив в нее записку: "Для Эллы". То ли в подарок, то ли просто дал почитать? Научно-фантастический роман о химических чудесах и утопиях. Я была тронута: Левин-то делал мне подарки скорее для своего же собственного удовольствия.

     Разумеется, после того знаменательного ночного сеанса спать я с Левином не могла. Но он, похоже, вообще этого не замечал, прежде-то инициатива всегда исходила только от меня, так что от неприятной необходимости ему отказывать он меня избавил. "Должен же он когда-нибудь заметить, что пауза затянулась?" - думала я. Но пока что он, похоже, ни в чем не испытывал лишений.
     Неужели Дитер не в курсе? А что если он всего-навсего сутенер при Марго? Но мне не хотелось думать о нем плохо. Ну да, оступился один раз, но это еще не значит, что он совсем никчемный человек. Наоборот, в нем чувствовалась какая-то рыцарская сдержанность, которая очень мне нравилась.

     Приглашения на новоселье были разосланы еще до всех этих событий, так что отменить намеченное я уже не могла. В пятницу накануне званого вечера я взяла отгул и первым делом отправилась по самым дорогим продовольственным магазинам и овощным лавкам. Вскоре моя машина благоухала деликатесами и волшебным ароматом базилика.
     Потом всю вторую половину дня я священнодействовала на кухне. Левин уехал в Пфальц за вином, точнее, это я его туда отправила. Марго оставалась у меня на подхвате, и я нещадно использовала ее на самых немудрящих и тяжелых работах.
     Внезапно раздался резкий звонок, и в дом, как всегда ураганом, ворвалась Дорит. Было приятно посидеть вместе с ней на кухне за чисткой овощей и просто поболтать.
     - Для новобрачной у тебя вид не слишком-то счастливый, - с ходу подметила она.
     Я попыталась все свалить на Марго.
     - Не могу жить под одной крышей с этой девкой, - призналась я. - Кстати, что ты о ней думаешь, ты же видела ее на свадьбе?
     - Отвратительная, вульгарная, глупая и помешана на мужиках, - отчеканила Дорит. - А вот муж у нее, по-моему, очень даже ничего.
     Она читала мои мысли.
     - Послушай, ну объясни ты мне, почему такой мужчина женится на такой лахудре? - спросила я.
     Дорит рассмеялась своим громким, с легкой хрипотцой смехом.
     - Элла, это ж сплошь и рядом бывает. Среди моих знакомых почти нет такой пары, чтобы мне нравились оба. И каждый раз я себя спрашиваю: ну что такого они друг в друге нашли? Но одно я знаю точно: иногда подобные браки куда прочнее многих других, а почему - никто объяснить не может.
     Так ли уж прочен брак Дитера и Марго? А может, это вообще только фиктивное соглашение?
     - Дорит, посоветуй, как мне избавиться от этой твари?
     Подруга призадумалась.
     - Трудно сказать. Без поддержки Левина это, наверно, вообще невозможно. В этом деле он обязан на все сто быть на твоей стороне. Но так уж устроены мужики - не успеешь оглянуться, а они уже заодно. Слушай, а ничего более отрадного ты не хочешь мне сообщить?
     - Ты прекрасно знаешь, тебе я первой скажу, но пока что я не беременна, - проронила я удрученно.
     Дорит меня обняла.
     - Всему свое время, потерпи немного. Выходит, ты из-за этого так переживаешь?
     Я покачала головой, и некоторое время мы молча лущили фасоль. При нынешнем-то нашем образе жизни я наверняка не забеременею, хотя, может, оно и лучше, чем связываться до конца дней с таким прохвостом.
     Дорит и на сей раз отчасти угадала мои мысли.
     - Тебя уже на свадьбе от этой Марго тошнило, когда она на всех мужиков вешалась, а на твоего Левина в особенности, верно?
     Я промолчала. Мое молчание она расценила как знак своей правоты. Похоже, она и вправду догадывается, в чем дело.
     - Знаешь, Элла, - снова начала она, - я тут недавно вычитала фразу: "Сексуальность - это власть, а власть по самой природе своей агрессивна". Неглупо сказано, правда?
     - И что же из этого следует? - криво усмехнулась я.
     - А дальше там вот что говорится, - продолжала Дорит. - "Добрая воля, надежность, верность, мораль и тому подобные вещи ничего не стоят, как только на арену выходит секс, ибо наша природа намного сильнее всех наших гуманистических и христианских заповедей".
     - Я что, радоваться должна этой твоей философии?
     - Совсем нет, - сказала Дорит. - Но ты должна проанализировать эту Марго. У нее есть власть над Левином, да и над тобой, похоже, иначе не переживала бы ты так из-за этой безмозглой шлюхи. Так вот, если она не начнет вести себя прилично, просто вышвырни ее на улицу.

     На новоселье к нам народу заявилось не так много, как на свадьбу, - не было на сей раз ни родственников, ни особо почетных гостей. Но шефиня моя пришла, и мне это было очень приятно. Она привела с собой застенчивого соломенного вдовца, постоянного клиента нашей аптеки, звали его Павел Зиберт.
     До самой последней минуты я была в хлопотах: стряпала, убирала, протирала бокалы. Когда звонок в дверь возвестил о приходе первого гостя, я бросилась переодеваться. Я купила себе новое платье - как-никак я теперь женщина обеспеченная, чтобы не сказать богатая. Вот и вышла к гостям в кашемире и шелке, с прабабушкиным, в шесть ниток, гранатовым ожерельем и в итальянских туфельках на высоченных каблуках, чтобы казаться повыше ростом. Поначалу мне было ужасно неудобно на них цокать, прежде-то я, хоть и коротышка, убежденно носила только практичные туфли на плоской подошве.
     Вообще-то мой супруг мог бы обратить внимание на мой новый прикид - но он ничего не заметил. Вместо этого он приветствовал гостей, наливал шампанское и болтал со всеми подряд, покуда мы с Дорит расставляли по вазам цветы.
     Выход Марго последовал лишь после того, как все собрались. Я была готова увидеть ее в том же неподражаемом черном ансамбле, в котором она отравила мне свадьбу. Однако на сей раз на ней оказался золотой бюстгальтер, собачий ошейник вокруг шеи и обтягивающие кожаные брюки. На тыльной их стороне, на уровне ягодиц, из специально прорезанных дыр проглядывала нагота. Она безусловно добилась желаемого: вокруг все мигом притихли, не сводя глаз с этих художественных прорех - кто с отвращением, кто с вожделением. Я поискала глазами Дитера и нашла его наконец в самом дальнем углу зала. Прислонясь к стене, он с непроницаемой миной наблюдал за реакцией присутствовавших. В другой дальний угол ретировался Павел Зиберт, с головой уйдя в старую рецептурную тетрадь моего деда.
     Ко мне уже спешила Дорит.
     - Геро мне заявил, что она ужасна, но ты погляди, как он при этом на нее глазеет!
     Я и сама заметила, что спутники моих подруг, украдкой обмениваясь друг с другом непристойными шуточками насчет Марго, тем не менее таращатся на нее точно так же, как Геро, дружно запуская глаза, а некоторые, особо рисковые, так даже и пальцы - в художественные прорехи на ее заднице. Лицо Левина сияло гордостью собственника. Хотелось прямо здесь, при всех, залепить ему пощечину.
     Моя шефиня тоже оценила драматизм ситуации. С бокалом в руке она подошла к нам с Дорит.
     - Похоже, кое-кто решил нас затмить, верно? - заметила она. - Элла, мне ужасно хочется осмотреть весь дом. Зимний сад у вас просто очарователен:
     Показать весь дом я не могла, ограничилась собственными апартаментами. Но, улучив момент, когда Марго была поблизости, громко сказала:
     - А через месяц начнем ремонт на втором этаже, там будут спальни, комнаты для гостей и детские.
     - Очень похвально, Элла, что вы заблаговременно подумали о детских, - сказала шефиня. - Я вот в свое время это упустила.
     Шефиня была разведена, детей у нее не было, но она всегда - быть может, из-за своего увлечения верховой ездой - производила впечатление человека, довольного жизнью.
     С глубочайшим удовлетворением я отметила, что Марго меня услышала. Оскорбленная гримаска исказила ее лицо. "Вот и отлично, - подумала я, - тем скорее ты сама отсюда уберешься".
     Однако Марго совсем не такая дурочка, как нам с Дорит того бы хотелось. Это в домашнем кругу она несла что в голову взбредет, зато сейчас, окруженная гурьбой незнакомых мужчин, она, хоть и не без труда, старательно поддерживала светскую беседу. Рассуждала о местных властях и политике ("Все одним миром мазаны"), о школе и автомобилях ("Общество получило по заслугам"), о телевидении ("Опять лажа одна"). Мужчины, впрочем, ее и не слушали, только пялились во все ее вырезы.
     Я бесцеремонно прервала этот светский раут, хозяйским тоном приказав Марго немедленно помыть рюмки и бокалы.
     - А как же мой костюм? - запротестовала Марго.
     - Вряд ли можно это назвать костюмом, дорогая, - холодно заметила я, вызвав одобрительные смешки в женской части публики. - Кроме того, займись пирогом с сыром, его надо сунуть на четверть часа в духовку, потом можешь подавать. Но сперва принеси из подвала десяток бутылок красного.
     Марго немедленно перепоручила доставку вина Левину, Дитера послала на кухню заниматься пирогом, а лощеного Геро определила протирать посуду.
     Завидя это, Дорит не выдержала и расхохоталась.
     - Вот это я понимаю! - восхитилась она. - У меня Геро ни разу в жизни:

     После пирога, который был съеден еще стоя, часам к девяти появился мясник, торжественно внесший заказанного жареного молочного поросенка, которого он при всех элегантно разделал на кухонном столе и разложил по тарелкам. На гарнир у меня было приготовлено множество разных салатов, овощи, картофель, по всему дому - на кухне, в гостиной, в зимнем саду - я оборудовала уголки, где можно присесть, посуду и еду гости брали сами. Угощение удалось на славу, я гордилась собой.
     Надо сказать, что в самые ответственные минуты, когда надо было помочь гостям получить и наполнить тарелки и всех рассадить, Марго палец о палец не ударила. Вместо того чтобы помочь мне, она затеяла флирт с мясником, молодым парнем, и ежеминутно отвлекала его от дела. А тот, нанизав на большую разделочную вилку "самый смак" - солидную порцию поджаристой поросячьей кожи, - вложил ей сие подношение прямо в рот. Я вошла на кухню как раз в ту секунду, когда Марго, не оценившую, видимо, прелести такого угощения, фонтаном вырвало прямо на пол, а устроившиеся в кухне гости в панике повскакали с мест и, чертыхаясь, бросились вон.
     - Мне плохо, - простонала Марго, и ее стошнило еще раз.
     Кто, спрашивается, должен теперь за ней убирать? Левин и Дитер, когда я попыталась призвать их на помощь, дружески помахали мне издали - мол, сейчас, сейчас. И вот я в шелковом платье корячусь на кафельном полу, подтирая чужую блевотину, и сама едва не теряю сознание от мерзкой вони. Моя ненависть к Марго приобретала патологические формы.
     Когда пол был вымыт, вытерт и блестел, на кухню заявился Дитер.
     - В чем дело, Элла, - спросил он, - чем я могу помочь?
     И хотя к случившемуся он не имел ни малейшего отношения, вся сила моего гнева обрушилась именно на него.
     - Избавь мой дом от присутствия этой бабы! - заорала я. - Она заблевала мне всю кухню, а я должна за ней подтирать!
     Дитер, святая простота, только поинтересовался, почему же Марго сама за собой не уберет. Тут на кухне появился мясник, которому Марго обделала брюки, а за ним, желая вновь наполнить тарелки, робко потянулись и другие изгнанные. Я не стала закатывать Дитеру сцену при всех, но при виде жареного поросенка с хрустящей корочкой меня и по сей день подташнивает.

Продолжение следует...