Четверг, почти половина двенадцатого утра. Рози отпила глоток воды "Эвиан", чтобы смочить рот и горло, и снова взялась за листы с текстом.
     - "Она приближалась, это точно; в этот раз слух его не обманул. Петерсон услышал стаккато ее высоких каблучков по коридору. Он представил, как она открывает сумочку, копается в ней в поисках ключа, волнуясь и опасаясь, что кто-то может наброситься на нее сзади, в то время как ей следовало бы волноваться о том, что ожидает ее впереди. Он похлопал себя по карману, проверяя, на месте ли нож, затем быстро натянул на голову нейлоновый лучок. Когда раздался звук поворачивающегося ключа, Петерсон выхватил нож..."
     - Стоп-стоп-стоп! - перебил ее зазвучавший в динамиках нетерпеливый голос Роды.
     Рози подняла голову и посмотрела на режиссера через стеклянную стену. Ей не понравилось, как сидит Курт Гамильтон перед огромным пультом управления записывающей аппаратуры и глядит на нее, сняв наушники и повесив их на шею, но гораздо сильнее встревожила ее Рода, которая курила длинную сигарету, игнорируя табличку "НЕ ДЫМИТЬ" на стене. Рода выглядела так, словно провела накануне ужасную ночь, но в этом она была не одинока.
     - Рода? Я что-то не так сказала?
     - Ну, если вы носите нейлоновые лучки, то все правильно, - ухмыльнулась Рода, стряхивая пепел в одноразовый пластмассовый стаканчик, стоящий перед ней на пульте управления. - Вообще-то, если задуматься, этот предмет женского туалета действительно может довести кое-кого до слез, но чаще всего его все-таки называют чулками.
     Несколько секунд Рози совершенно не могла сообразить, о чем идет речь, затем воспроизвела в уме несколько последних прочитанных предложений и застонала:
     - Дьявол, прошу прощения, Рода. Черт! Курт надел наушники и нажал на кнопку;
     - "Убей все мои завтра", эпизод семьдесят тр...
     Рода положила ладонь ему на плечо и произнесла слова, от которых живот Рози словно наполнился ледяной водой.
     - Не стоит.
     Режиссер повернулась к стеклянной кабинке, увидела потрясенное лицо Рози и улыбнулась ей откровенно фальшивой улыбкой.
     - Не волнуйтесь, Рози. Я просто объявляю обеденный перерыв на полчаса раньше, вот и все. Выходите.
     Рози поднялась со стула слишком быстро, ударившись бедром об угол стола (хороший синяк!) и едва не перевернув бутылку с водой. Она торопливо выскочила из кабинки.
     Рода и Курт стояли у выхода, и на мгновение ей показалось - нет, она знала, - что они говорили о ней.
     "Если ты действительно так считаешь, Рози, тебе следует обратиться к врачу, - остудила ее пыл Практичность-Благоразумие. - Знаешь, к тому, который показывает чернильные кляксы и спрашивает, в каком возрасте ты отучилась ходить на горшок". В последнее время Рози редко обращала внимание на внутренний голос, однако в этот раз она ему по-настоящему обрадовалась.
     - Я могу лучше, - заверила она Роду. - И буду читать лучше после обеда, честное слово. Вот увидите.
     Так ли это? Она не знала, совершенно не знала. Все утро Рози провела в попытках проникнуться настроением книги, как получилось с "Сияющим лучом", но, увы, без толку. Она начинала погружаться в мир Альмы Сент-Джордж, которую преследовал сумасшедший обожатель Петерсон, но в эту секунду ее отвлекал голос из прошлого вечера: голос Анны, позвонившей, чтобы сообщить ей о смерти бывшего мужа, человека, направившего Рози в "Дочери и сестры", или голос Билла с явственными растерянно-паническими нотками, спрашивающий, что с ней случилось, или, хуже того, - ее собственный, приказывающий Биллу держаться от нее подальше. Просто держаться подальше. Курт похлопал ее по плечу.
     - Вы сегодня не в голосе, - заметил он. - Бывает, волосы не ложатся в прическу, случается, голос не звучит. Последнее хуже. Такое в нашей камере аудио-пыток мы наблюдаем часто. Правда, Ро?
     - Да уж нередко, - откликнулась Рода, однако в то же время ее глаза внимательно изучали лицо Рози, и та хорошо представляла себе, что видит Рода. Прошлой ночью ей удалось поспать два, от силы три часа, и она пока что не обзавелась набором всемогущей косметики, способной скрыть плачевные результаты.
     "Все равно я не умею ею пользоваться", - подумала она.
     Когда она училась в старшей школе, у нее было достаточно косметики (по иронии судьбы, она тогда меньше всего в ней нуждалась), но с тех пор, как вышла замуж за Нормана, Рози обходилась минимумом: чуточку пудры и две-три губные помады наиболее природных оттенков. "Если бы я хотел каждый день видеть перед собой рожу проститутки, - сказал ей однажды Норман, - я нашел бы себе жену на панели".
     Она подумала, что Рода, наверное, внимательнее всего вглядывается в ее глаза: вспухшие веки, воспаленные, в красных прожилках белки, темные набрякшие мешки под глазами. Прошлым вечером, выключив свет, она в отчаянии проревела не меньше часа, но так и не доплакалась до сна - который в тот момент стал бы настоящим благословением. В конце концов запас слез истощился, и она попросту лежала в темноте, гоня от себя мысли и все же думая, думая, думая. Когда наступила и медленно укатила в прошлое полночь, ее вдруг посетила совершенно ужасная мысль: она решила, что допустила фатальный промах, позвонив Биллу, совершила ошибку, отказавшись от его утешений, - а также, возможно, защиты, - когда больше всего в них нуждалась.
     "Защиты? Да не смешите меня! Я знаю, голубушка, он тебе нравится, и в этом ничего плохого нет, но давай говорить откровенно: Норман проглотит его, не поперхнувшись".
     Правда, у нее нет возможности проверить, действительно ли Норман в городе - именно это снова и снова повторяла в телефонном разговоре Анна. Питер Слоуик стал жертвой жестокого убийства, однако он помогал не только ей, но и многим другим, и далеко не все его дела можно считать безобидными. Вполне вероятно, что он наступил на любимую мозоль совсем другому человеку... который и убил его. Однако Рози знала.
     Ее сердце знало. Это Норман. И все же проходил час за часом, а голос сомнения продолжал нашептывать ей на ухо. Откуда ее сердце знает, что Норман убил Питера Слоуика? Или за уверенностью прячется та часть ее сознания, которую можно назвать совсем не Практичность и Благоразумие, а Страх и Беспомощность? Может, она ухватилась за звонок Анны как за повод придушить зарождающуюся дружбу с Биллом, пока та не окрепла и не переросла в нечто иное?
     Этого она не знала, зато прекрасно осознавала: каждый раз при мысли о том, что больше никогда его не увидит, сердце ее сжималось в маленький несчастный комочек... и страх охватывал ее, словно она лишилась какой-то жизненно важной своей части. Невероятно, чтобы за такое короткое время один человек вдруг стал настолько необходим другому, что не смог бы существовать без него; но проходил час за часом, и подобная мысль уже не казалась ей такой невероятной.
     Когда же она уснула перед самым рассветом, ей приснилось, что она снова едет с ним на мотоцикле; на ней маренового цвета хитон, она сжимает Билла обнаженными коленями. Когда будильник разбудил ее- слишком рано после того, как она провалилась в сон, - Рози тяжело дышала, все ее разгоряченное тело дрожало, как в лихорадке.
     - Рози, с вами все в порядке? - нахмурилась Рода.
     - Да, просто... - Она бросила косой взгляд на Куртиса, затем опять посмотрела на Роду. Пожав плечами, она приподняла уголки губ в жалкой улыбке. - Просто для меня сейчас не самое лучшее время месяца, понимаете...
     - Угу, - закивала головой Рода с откровенным недоверием. - Ну что ж, тогда приглашаю вас в кафетерий. Утопим наши горести и печали в салаты и молочном коктейле с клубникой.
     - Вот-вот, - поддакнул Курт. - Я угощаю.
     В этот раз Рози улыбнулась чуть искреннее, но отрицательно покачала головой.
     - Я пас. Мне больше хочется прогуляться, подставить лицо ветру. Чтобы он сдул с него немного пыли.
     - Если вы не поедите, к трем часам потеряете сознание от истощения, - заметила Рода.
     - Я съем салат. Обещаю. - Рози уже направлялась к старому скрипучему лифту. - Что-нибудь более существенное - и десяток идеальных в остальном отношении дублей испортит отрыжка.
     - Сегодня это мало что изменит, - мрачно констатировала Рода. - Встречаемся в четверть первого, договорились?
     - Да, - кивнула Рози, но когда она спускалась с четвертого этажа в трясущемся лифте, завершающая реплика Роды снова и снова повторялась в голове, как строка песни на старой заигранной пластинке. "Сегодня это мало что изменит". А что если и после перерыва она не сможет читать лучше? Что если от семидесяти трех дублей они перейдут к восьмидесяти, девяноста, сто-черт-знает-какому-количеству? Что если во время завтрашней встречи с мистером Леффертсом вместо того, чтобы предложить контракт, он сообщит ей о предстоящем увольнении? Что тогда?
     Она почувствовала неожиданный прилив ненависти к Норману. Ненависть ударила по переносице между глаз, как тяжелый тупой предмет - круглая дверная ручка, например, или обух топора. Даже если не Норман убил Питера Слоуика, даже если Норман по-прежнему находится в своем часовом поясе, он все равно преследует ее, как Петерсон бедную перепуганную Альму Сент-Джордж. Он преследует ее в ее же сознании. Лифт, облегченно вздохнув, остановился, двери разъехались в стороны. Рози шагнула в вестибюль, и мужчина, стоявший рядом с указателем расположения кабинетов в здании, повернулся к ней - на его лице читались одновременно надежда и робость. Это выражение делало его еще моложе... почти подростком.
     - Привет, Рози, - сказал Билл.

     Ей немедленно захотелось убежать, скрыться, прежде чем он заметит, насколько сильно потрясло ее его неожиданное появление, но в этот миг взгляд Билла остановился на ней и поймал ее взгляд, после чего о бегстве не могло быть и речи. Как она могла забыть зеленый оттенок его глаз, похожий на солнечные лучи, запутавшиеся в мелководье? Вместо того, чтобы броситься к выходу из вестибюля, она, испуганная и счастливая, медленно подошла к нему. Но явственнее всего она ощущала огромное облегчение.
     - Я же говорила, чтобы вы держались от меня подальше, - произнесла она с дрожью в голосе.
     Он потянулся к ее руке. Она знала, что не должна позволять ему прикасаться к ней, но не могла предотвратить неизбежное... и повернула руку, пойманную в ловушку его ладони, так, чтобы удобнее было сжать его длинные пальцы.
     - Я знаю, - просто ответил он. - Но, Рози, я не могу.
     Слова Билла испугали ее, и она, отпустив его руку, неуверенно взглянула в его лицо. Ничего подобного не случалось с ней раньше, ничего, и она растерялась, не зная, как следует реагировать или вести себя.
     Он развел руки в стороны, наверное желая жестом выразить свою беспомощность, но Рози словно ждала этого движения - больше ничего и не требовалось уставшему одинокому сердцу; оно рванулось к нему, не обращая внимания на слабые протесты рассудка. Рози почувствовала, что идет, будто во сне, в его распростертые объятия, и, когда руки Билла сомкнулись у нее за спиной, она прижалась лицом к его плечу и закрыла глаза. А когда эти руки погладили ее по волосам, которые, не заплетенные утром в косу, свободно рассыпались по плечам, она испытала нечто странное и чудесное: ей показалось, что она секунду назад проснулась. Словно она спала, не только в тот миг, когда вошла в круг, образованный его руками, и не утром до бесцеремонного звонка будильника, вырвавшего ее из сна, в котором они с Биллом катались на мотоцикле, а в течение многих бесконечных лет, как Белоснежка после заколдованного яблока. Но теперь она проснулась, остатки сна улетучились в мгновение ока, и она оглядывается вокруг, воспринимая мир только что открывшимися глазами.
     - Я рада, что ты пришел, - сказала она.

     Они медленно шагали к востоку вдоль Лейк-драйв, и сильный теплый ветер дул им прямо в лицо. Когда он слегка обнял ее за плечи, она благодарно улыбнулась ему. До озера оставалось еще около трех миль, но Рози казалось, что, если он не уберет руку с ее плеча, она может идти, идти и идти вот так вот, пока они не доберутся до самого озера. А потом пройти и через озеро, спокойно переступая с гребня одной волны на гребень другой.
     - Чему ты улыбаешься? - спросил он.
     - Так просто, - ответила она. - Хочется улыбаться, вот и улыбаюсь.
     - Ты действительно рада, что я пришел?
     - Да. Прошлой ночью я почти не спала. Все время думала, не допустила ли я ошибку. Наверное, я все-таки допустила ее, но... Билл?
     - Я здесь.
     - Я поступила так, потому что отношусь к тебе лучше, чем к любому другому мужчине в мире, со мной ничего похожего не происходило за всю жизнь, к тому же все случилось так быстро... Пожалуй, я совсем сошла с ума, раз говорю тебе об этом. Он крепче прижал ее к себе.
     - Ты не сошла с ума.
     - Я позвонила и приказала тебе держаться от меня подальше, ибо происходит нечто... возможно, происходит нечто неприятное, и я не хочу, чтобы ты пострадал из-за меня. Ни за что. И до сих пор думаю так же.
     - Это все Норман, да? Как у Бейтс. Надо понимать, он все-таки продолжает тебя разыскивать. И объявился где-то поблизости.
     - Мое сердце подсказывает, что он здесь, - поправила его Рози, осторожно подбирая слова, - и нервы с ним соглашаются, но я не уверена, что могу доверять своему сердцу - оно столько лет прожило в страхе, - а что касается нервов... нечего и говорить.
     Она бросила взгляд на часы, затем перевела его на киоск, продававший сосиски. Рядом на полоске травы стояло несколько скамеек, и сидевшие на них секретарши сосредоточенно поглощали бутерброды.
     - Не желаете ли угостить даму хот-догом длиной в фут с квашеной капустой, красавчик? - спросила она. Возможная отрыжка, как следствие подобного ленча, показалась ей вдруг самой незначительной вещью в мире. - В последний раз я ела его в далеком детстве.
     - Думаю, организуем.
     - Мы можем сесть на скамеечку, и я расскажу тебе о Нормане, как у Бейтс. А после этого ты сам решишь, согласен ли иметь со мной дело. Если тебе больше не захочется видеть меня, я пойму...
     - Рози, я никог...
     - Не говори ничего. Не говори, пока я не расскажу тебе о Нормане. И лучше поешь до того, как я начну, потому что потом ты, скорее всего, потеряешь аппетит.

     Минут через пять он вернулся к скамейке, на которую она села. Он бережно нес поднос с двумя футовыми сосисками и двумя бумажными стаканчиками с лимонадом. Она взяла сосиску и лимонад, поставила стаканчик на скамейку рядом с собой, затем серьезно посмотрела на него.
     - Полагаю, ты должен прекратить подкармливать меня. Не то я почувствую себя, как беспризорный ребенок с плаката ЮНИСЕФ.
     - Мне нравится угощать тебя, Рози, - заявил он - Ты слишком худая.
     "Да-а, Норман утверждал совсем иное", - подумала она, однако сейчас подобное замечание вряд ли оказалось бы к месту. С другой стороны, она не знала, какая реплика была бы уместной, и стала вдруг вспоминать глупые диалоги персонажей идиотских телешоу вроде "Мэлроуз-плейс". В данной ситуации ей, несомненно, пригодилось бы что-нибудь из их репертуара. "Какая я дура, забыла привести с собой сценариста". Так и не найдя, что скачать, она, наморщив лоб и плотно сжав губы, посмотрела на огромную сосиску и кончиком указательного пальца стала проделывать дырочки в булочке, словно в этом состоял некий древний предваряющий пищеварение ритуал, передаваемый в семье из поколения в поколение, от матери к дочери.
     - Ты обещала рассказать мне о Нормане, Рози.
     - Да-да. Дай мне придумать только, с чего начать.
     Она откусила кусочек сосиски, наслаждаясь вкусом пощипывающей язык кислой капусты, сделала глоток лимонада. Ей пришло на ум, что Билл, выслушав ее историю до конца, не захочет больше знать ее, не почувствует ничего, кроме ужаса и отвращения, к женщине, которая столько лет жила с таким чудовищем, как Норман, но волноваться из-за этого не имело смысла. Вернее, было уже слишком поздно. Она раскрыла рот и заговорила. Совершенно неожиданно для нее голос зазвучал уверенно, и это ее успокоило.
     Рози начала рассказывать о пятнадцатилетней девочке, которой показалось, что она необычайно красива с повязанной в волосах розовой лентой, о том, как эта девочка однажды вечером пошла на матч двух университетских баскетбольных команд, потому что заседание клуба "Будущие хранительницы семейного очага", где она должна была участвовать, в последнюю минуту отменили, и ей пришлось чем-то занять два часа, пока за ней приедет отец, чтобы забрать из школы. Возможно, призналась она, ей просто хотелось, чтобы люди увидели, какая она красивая с той розовой лентой, а школьная библиотека уже закрылась. На верхних рядах трибун рядом с ней сел юноша в спортивной куртке, крепкого телосложения широкоплечий парень, студент, которому следовало находиться там, на площадке, среди игроков. Он бы тоже гонялся за мячом, если бы его прошлой зимой не вышибли из команды за драку. Рози продолжала говорить, удивленно слушая, как с губ срываются все те слова, которые, как она думала, уйдут невысказанными в могилу вместе с ней. Правда, о теннисной ракетке она умолчала, эта часть истории будет похоронена вместе с ней, однако больше ничего не скрыла-рассказала, как Норман кусал ее в течение медового месяца, как она пыталась убедить себя в том, что это любовные игры, поведала о выкидыше, при котором ассистировал Норман, о коренном отличии между ударами в лицо и ударами в спину.
     - Поэтому мне приходится то и дело бегать на горшок, - добавила она, нервно улыбаясь собственным рукам, - но это проходит.
     Рози рассказала о том, что в первые годы брака муж часто прижигал сигаретным окурком или зажигалкой кончики ее пальцев на руках или ногах; смешно, конечно, но подобные пытки прекратились, когда Норман бросил курить. Она поведала Биллу о той ночи, когда Норман вернулся с работы, молча уселся перед телевизором, по которому показывали новости, держа поднос с нетронутым ужином на коленях; о том, как он отставил поднос в сторону, когда ведущий программы теленовостей Дэн Радер исчез с экрана, и принялся тыкать ее острием карандаша, подвернувшегося под руку. Он колол ее с таким ожесточением, что на коже оставались черные точки, похожие на родинки, но все-таки недостаточно сильно, чтобы выступила кровь. Рози сказала, что довольно часто он причинял ей гораздо большую боль, но никогда ей не было так страшно, как в тот раз. Наверное, из-за его молчания. Она пыталась говорить с ним, спрашивала, что случилось, но он не проронил ни слова - просто шел за ней, когда она пятилась (боясь бежать; бегство стало бы зажженной спичкой, брошенной в бочку с порохом), не обращая внимания на ее вопросы, на ее протянутые руки с растопыренными пальцами. Он продолжал колоть ее руки, плечи, верхнюю часть груди - в тот вечер на ней был легкий свитер с неглубоким вырезом - острием карандаша, издавая слабые пыхтящие звуки каждый раз, когда заточенный кончик карандаша вонзался в ее кожу. В конце концов она забилась в угол, прижала колени к груди и обхватила руками голову, а он опустился перед ней на колени с серьезным, почти сосредоточенным выражением лица и все колол и колол ее карандашом, пыхтя: "Пуфф! Пуфф! Пуфф!" Рози призналась Биллу, что поняла тогда: муж собирается убить ее, она станет единственной за всю историю человечества женщиной, принявшей смерть от простого карандаша "Монгол" 2... а она снова и снова напоминала себе, что ни в коем случае не должна кричать, ибо крик может привлечь соседей, а ей не хотелось, чтобы ее обнаружили в таком виде. Не хотелось, чтобы ее нашли еще живой. Затем, когда она почувствовала, что вот-вот закричит, несмотря на все усилия сдержаться, Норман неожиданно оставил ее в покое и заперся в ванной. Он пробыл там очень долго, и Рози сказала, что собралась было убежать тогда - просто выскочить за дверь и броситься куда глаза глядят - но на дворе стояла ночь, и муж находился дома. Если бы, выйдя из ванной, он обнаружил, что она пропала, то погнался бы за ней, поймал и наверняка убил, это она знала точно.
     - Он свернул бы мне шею, как цыпленку, - объяснила она Биллу, не поднимая головы. Впрочем, она пообещала себе, что обязательно сбежит когда-нибудь; и не просто когда-нибудь, а в следующий раз, как только он сделает ей больно. Но после той ночи Норман очень долго не притрагивался к ней и пальцем. Месяцев пять, наверное. А когда он все-таки возобновил издевательства, поначалу все было не так страшно, и она успокаивала себя тем, что если ей удалось вытерпеть уколы карандашом, то уж перенести несколько случайных ударов совсем не сложно. Так она думала до восемьдесят пятого года, когда все вдруг обернулось в худшую сторону. Рози рассказала, как страх преследовал Нормана на протяжении почти всего года из-за неприятностей с Уэнди Ярроу.
     - В тот год у тебя произошел выкидыш, да? - спросил Билл.
     - Да, - подтвердила она, по-прежнему разговаривая с собственными руками. - И еще он сломал мне ребро. Или два. Сейчас я уже не помню точно, разве не ужасно, как тебе кажется?
     Он не ответил, и Рози торопливо продолжила излагать историю своей семейной жизни. Худшими моментами, сказала она (за исключением выкидыша, разумеется), были долгие пугающие молчаливые паузы, когда он просто смотрел на нее и так громко дышал через нос, что становился похожим на готовящегося к броску дикого зверя. После выкидыша ситуация немного улучшилась. Она сообщила Биллу (обращаясь к рукам), что после этого ее рассудок начал сдавать, что иногда, когда она садилась в любимое кресло-качалку, время ускользало от нее, а по вечерам, накрывая стол к ужину, она вдруг вспоминала, что за день восемь или даже девять раз становилась под душ. Обычно не включая света в ванной.
     - Мне нравилось принимать душ в темноте, - призналась Рози, не отрывая взгляда от лежащих на коленях рук. - Мне казалось, что я прячусь в мокром шкафу.
     Она закончила рассказ звонком Анны - звонком, который Анна сделала в спешке по одной-единственной причине. Ей стала известна существенная подробность, ни разу не всплывшая в газетных отчетах, важная деталь, которую полицейские решили придержать, чтобы в случае необходимости иметь возможность отсеять любые фальшивые признания в совершенном преступлении или ложные улики. На теле Питера Слоуика при осмотре были обнаружены несколько десятков следов от укусов, и по крайней мере одна его анатомическая часть отсутствовала. Полицейские предполагали, что преступник захватил ее с собой... каким-то образом. Из терапевтических сеансов Анна знала, что Рози Макклендон была замужем за мужчиной, питавшим склонность к укусам. И первым человеком, к кому она обратилась за помощью, после того как попала в этот город, являлся бывший муж Анны. Возможно, здесь нет никакой связи, быстро добавила Анна. Но... с другой стороны...
     - Мужчина, питающий склонность к укусам, - тихо повторил Билл. Он говорил так, будто обращался к самому себе. - Значит, он не настоящий сумасшедший, а всего лишь питает склонность к укусам. Так это называется?
     - Не знаю, - ответила Рози. А затем, видимо боясь, что он не поверит ей (и подумает, будто она "сочиняет побасенки", по выражению Нормана), она стащила с плеча фирменную розовую футболку "Тейп Энджин" и продемонстрировала кольцо старых белых зарубцевавшихся шрамов, похожих на следы зубов акулы. Первый подарок, оставшийся от медового месяца. Потом закатила рукав и показала ему другой шрам. Но сама почему-то подумала не об укусе; по странной причине шрам на руке напомнил ей о белых лицах, почти не видных за сочной зеленой травой.
     - Я долго не могла остановить кровь, - сказала она, - а потом в рану попала инфекция, и она воспалилась. - Рози говорила тоном человека, сообщающего не стоящие внимания сведения - что-то скучное, например, что утром звонила бабушка или почтальон принес письмо. - Но к врачу я не обращалась. Норман притащил домой пузырек таблеток с антибиотиками. Я пила их, и в скором времени поправилась. Он знает самых разных людей, которые оказывают ему всевозможные услуги. Он называет их "маленькие папочкины помощники". Если задуматься, забавно, правда?
     Как и раньше, она обращалась к своим рукам, лежащим на коленях. Отважившись на короткий взгляд - ей хотелось увидеть реакцию на услышанное, - она увидела нечто, потрясшее ее до глубины души.
     - Что? - хрипло переспросил он. - Что ты говоришь, Рози?
     - Ты плачешь? - произнесла она тихо, и теперь и в ее голосе чувствовалась дрожь. На лице Билла появилось удивление.
     - Я? Плачу? Нет. Во всяком случае, я не знаю об этом.
     Она протянула руку, подушечкой среднего пальца осторожно провела под его глазом и показала палец. Он внимательно посмотрел на него и прикусил нижнюю губу.
     - И почти ничего не съел.
     На тарелочке лежала половина запеченной в тесте сосиски, из булочки вытекла горчица. Билл бросил тарелочку с недоеденной сосиской в урну рядом со скамейкой и посмотрел на Рози, рассеянно вытирая влагу на щеках.
     Рози ощутила, как ее наполняет мрачная уверенность. Сейчас он спросит, почему она так долго оставалась с Норманом, и, хотя она не сможет подняться со скамейки и уйти (точно так же, как до апреля не могла покинуть дом на Уэстморлэнд-стрит), его вопрос станет первым барьером между ними, потому что она не в состоянии дать сколько-нибудь вразумительный ответ. Рози не знала, почему продолжала жить с мужем, не знала: и не понимала, отчего в конце концов одной капли крови на пододеяльнике оказалось достаточно, чтобы перевернуть всю ее жизнь. Она лишь помнила, что во всем доме лучшим местом была душевая- влажная, темная, полная бегущих потоков воды, и что полчаса, проведенные в кресле Винни-Пуха, иногда пролетали быстрее пяти минут. Вопросы, начинающиеся со слова "почему", не имеют ни малейшего смысла, когда живешь в аду. В аду нарушена причинно-следственная связь. Женщинам на терапевтических сеансах не требовалось объяснять это; никому и в голову не пришло спросить, почему она продолжала жить с мужем. Они знали. Знали по собственному опыту. Рози даже подозревала, что кто-то из них знаком с теннисной ракеткой... или даже с чем-нибудь похлеще.
     Когда же Билл, наконец, задал вопрос, он настолько отличался от ожидаемого, что несколько секунд она просто растерянно открывала и закрывала рот.
     - Велика ли вероятность того, что именно он убил женщину, доставлявшую ему столько неприятностей в восемьдесят пятом году? Уэнди Ярроу?
     Ее потряс вопрос, но это не был шок, который ощущает человек, столкнувшийся с чем-то немыслимым; она испытала потрясение, схожее с тем, что чувствуешь, когда видишь лицо близкого друга в чужой, враждебной обстановке. Вопрос, произнесенный им вслух, кружил невысказанный и потому не сформированный в ее подсознании многие годы.
     - Рози? Я спросил, как ты считаешь, возможно ли, чтобы...
     - Думаю, вероятность этого... я бы сказала, очень высока.
     - Такое развитие событий оказалось ему на руку, верно? Ее смерть полностью его устраивала, да? Таким образом, дело закончилось, так и не дойдя до гражданского суда.
     - Да.
     - Если на ее теле имелись следы укусов, как ты полагаешь, напечатали бы об этом в газетах?
     - Не знаю. Скорее всего, нет. - Она посмотрела на часы и быстро поднялась. - О Господи! Мне надо бежать, честное слово. Рода хотела начать запись в двенадцать пятнадцать, а сейчас уже десять минут первого.
     Бок о бок они зашагали назад, к студии звукозаписи. Она обнаружила, что хочет снова почувствовать руку Билла на своем плече, и в тот момент, когда часть ее сознания снисходительно напоминала ей, что не стоит жадничать, а другая часть (Практичность-Благоразумие) советовала не искать дополнительных неприятностей, он именно так и сделал: обнял ее. "Кажется, я в него влюбляюсь".
     Она не удивилась своему предположению, и это подтолкнуло вторую мысль: "Нет, Рози, это заголовок для вчерашних газет. Ты уже влюбилась".
     - Что сказала Анна о полиции? - спросил он. - Она не предложила тебе пойти в участок и сделать заявление?
     Рози мгновенно напряглась под его рукой, в горле за секунду пересохло, глубоко в теле открылся кран, из которого в кровеносную систему потекли потоки адреналина. Для этого потребовалось единственное слово. Слово, начинающееся на "п".
     "Все копы братья, - любил повторять Норман. - Полиция - одна большая семья, а полицейские в ней - родные братья". Рози не имела представления о том, в какой степени он прав, до какого предела готовы копы защищать друг друга - вернее, прикрывать друг друга, - однако помнила, что все полицейские, которых Норман время от времени привозил домой, казались странно похожими на самого Нормана, она знала, что он никогда не произносил ни слова, которое могло бы пойти им во вред, даже в адрес своего самого первого напарника, обрюзгшего старого борова по имени Гордон Саттеруэйт, которого Норман откровенно презирал. Взять того же Харли Биссингтона, чьим хобби - во всяком случае, в часы визитов в дом четы Дэниеле - являлось раздевание Рози глазами. Три года назад у Харли обнаружился рак кожи в начальной стадии, и потому он был вынужден выйти на пенсию раньше положенного срока, но ведь он работал в паре с Норманом в восемьдесят пятом году, когда началась заварушка из-за Ричи Вендора (Уэнди Ярроу). А если все произошло именно так, как догадывалась Рози, то Харли прикрывал Нормана. Прикрывал, рискуя собственной шкурой. И не потому, что тоже приложил к этому руку. Он прикрывал Нормана, ибо полиция - одна большая семья, а полицейские в ней - родные братья. Полицейские смотрят на мир совершенно иначе; копы видят мир с содранной шкурой и обнаженными нервными окончаниями. Оттого они не такие, как все остальные, а некоторые из них - совсем не такие... и еще не надо забывать о том, что представляет собой сам Норман.
     - Я не собираюсь даже близко подходить к полиции, - скороговоркой заявила Рози. - Анна сказала, что мне совсем не обязательно обращаться к ним, и никто не может меня заставить. Вся полиция у него в друзьях. Все полицейские - его братья. Они держатся друг за дружку, они прикрывают Друг дружку, они...
     - Успокойся, прошу тебя, - остановил он ее с легкой тревогой в голосе. - Все в порядке, ты только успокойся.
     - Я не могу успокоиться! Ты не понимаешь, ты просто не знаешь! Потому-то я и позвонила тебе, потому-то и попросила держаться от меня подальше - ты не знаешь, какие они... какой он... как они все связаны одной веревочкой. Если я обращусь в полицию здесь, они сообщат в полицейское управление там. И если кто-то из них... кто-то, кто сидел с ним в засаде в три часа ночи, кто работает с ним, кто доверял ему свою жизнь... - Она думала о Харли, который не мог отвести взгляда от ее груди и всякий раз, когда она садилась, проверял, в каком месте заканчивается ее платье.
     - Рози, тебе совсем не обязательно...
     - Обязательно! - закричала она с яростью, совсем ей не свойственной. - Если такому копу известно, как связаться с Норманом, он обязательно это сделает. Он передаст Норману, что я ходила в полицию и рассказала о нем. Если я раскрою им свой адрес, - а они обычно требуют адрес, когда ты подаешь официальное заявление, - он непременно сообщит его Норману.
     - Я уверен, что ни один полицейский...
     - Скажи, они когда-нибудь сидели у тебя дома за столом, играя в покер, или перед телевизором, комментируя "Дебби в Далласе"?
     - Ну... нет. Нет, но...
     - А я знаю, что это такое. Я слышала, о чем они разговаривают между собой, и знаю, как они смотрят на остальной мир. Да, они именно так относятся к нему: они и остальной мир. Даже самые лучшие из них. Мир делится на них... и отбросы. Вот так-то.
     Он раскрыл рот, чтобы сказать что-то, но не нашел нужных слов. Предположение о том, что Норману благодаря тайной телеграмме какого-нибудь приятеля-копа станет известен ее адрес на Трентон-стрит, прозвучало весьма убедительно, но не в этом заключалась главная причина, заставившая его промолчать. Выражение ее лица - вид женщины, невольно уйедшей с головой в ненавистное, несчастное (и не очень далекое) прошлое - дало ему понять, что сейчас бессмысленны любые доводы. Она испытывает непреодолимый страх перед полицейскими вообще, вот в чем дело, а его жизненный опыт достаточно велик, чтобы знать: не все привидения можно одолеть примитивной логикой.
     - Кроме того. Анна сказала, что мне не обязательно обращаться в полицию. Она объяснила, что если преступление совершил Норман, то они должны первыми найти его, а не я.
     Билл задумался над ее словами и пришел к выводу, что в них есть определенный смысл.
     - Что она собирается предпринять?
     - Она уже принимает меры. Анна отправила факс какой-то тамошней женской группе - в том городе, из которого я приехала, - и сообщила о случившемся здесь и своих подозрениях. Попросила предоставить, если возможно, всю имеющуюся информацию о Нормане. Через час ей прислали целую кипу сведений о нем, включая фотографию.
     Билл удивленно вскинул брови:
     - Оперативно сработано, честное слово.
     - Мой муж сейчас настоящий герой у себя дома, - мрачно пояснила она. - Пожалуй, за месяц ему ни разу не пришлось платить за выпивку. Он возглавлял группу, которая разоблачила большую преступную банду. Два или три дня подряд все газеты выходили с его портретом на первой полосе.
     Билл присвистнул. Возможно, ее страх не столь параноидален, как кажется на первый взгляд.
     - Женщина, получившая просьбу Анны, пошла еще дальше, - продолжала Рози.
     - Она позвонила в полицейское управление и спросила, нельзя ли ей поговорить с ним. Придумала историю о том, что ее группа хочет вручить ему свой почетный диплом.
     Он на минутку задумался над услышанным, затем вдруг рассмеялся. Рози чуть улыбнулась.
     - Дежурный сержант покопался в компьютере и ответил, что лейтенант Дэниеле находится в отпуске. Где-то на западе, он не уточнил, где именно.
     - Но он на самом деле может отдыхать там, - задумчиво произнес Билл.
     - Конечно. И если кто-то пострадает, то это произойдет по моей ви...
     Он положил ей руки на плечи и повернул лицом к себе. Глаза ее широко раскрылись, и Билл заметил в них остатки раболепного страха. Эти глаза ранили его сердце новым и странным образом. Он неожиданно вспомнил историю, которую слышал в Центре американских евреев, когда до семилетнего возраста посещал занятия религиозной школы. Историю о том, как во времена пророков людей иногда забивали камнями до смерти. Тогда он подумал, что это, наверное, самая жестокая из всех изобретенных человеком форм смертной казни, гораздо хуже, чем расстрел или электрический стул, - такая форма смертной казни, которой нет ни объяснения, ни оправдания. Теперь же, увидев, во что превратил Норман Дэниеле эту прелестную женщину с хрупкими, нежными чертами лица, он засомневался в правоте детских умозаключений.
     - Не говори, что ты виновата, - перебил он ее. - Не ты ведь создала Нормана.
     Рози растерянно заморгала, как будто подобная мысль никогда раньше не приходила ей в голову.
     - Я не пойму, каким образом ему вообще удалось разыскать этого парня Слоуика.
     - Очень просто. Он стал мной.
     Билл посмотрел на нее. Она кивнула.
     - Звучит невероятно, но это так. Он способен перевоплощаться в других людей. Я видела, как он делает это. Наверное, именно так он распутал дело с бандой.
     - Наитие? Интуиция?
     - Больше. Скорее, похоже на телепатию. Он называет это блеснением.
     Билл покачал головой.
     - Значит, речь идет об очень серьезном и странном парне, верно?
     Его реплика до такой степени удивила ее, что она даже слегка рассмеялась.
     - Боже, ты просто не понимаешь! Ну да ладно. Как бы там ни было, женщины из "Дочерей и сестер" располагают его фотографией и собираются принять чрезвычайные меры предосторожности, особенно во время пикника в субботу. Кое-кто из них даже будет иметь при себе баллончик со слезоточивым газом... во всяком случае, те, кто сумеют им воспользоваться в крайней ситуации. Об этом рассказала Анна. И все было бы хорошо, но потом она добавила: "Не волнуйтесь, Рози, мы попадали и не в такие передряги" - и все опять перевернулось с ног на голову. Потому что, когда погибает человек, - замечательный человек, как тот, что спас меня на ужасном автовокзале, - это уже совсем не мелочи.
     Ее голос снова взвился, убыстряясь и грозя перерасти в крик. Он взял ее руку и погладил.
     - Я все понимаю, Рози, - произнес он, как ему казалось, успокаивающим тоном.
     - Я знаю, это очень серьезно.
     - Ей кажется, что она делает все как следует, - я имею в виду Анну. - что им уже приходилось выкарабкиваться из подобных неприятностей. Господи, да она просто звонила в полицию, когда какой-то пьяница швырял в окно камнем или шатался у входа, дожидаясь возможности плюнуть в сторону бывшей жены, если та выйдет на крыльцо за утренними газетами. Ей никогда не доводилось иметь дело с кем-то, хотя бы отдаленно напоминающим Нормана, она отказывается это понять, и потому-то мне так страшно. - Рози сделала паузу, чтобы немного взять себя в руки, затем улыбнулась через силу, глядя ему в глаза. - Во всяком случае, Анна говорит, что я могу оставаться в стороне; по крайней мере, пока.
     - Я рад.
     До здания Корн-билдинг оставалось всего несколько шагов.
     - Ты ничего не сказал про мои волосы. - Рози снова метнула в его сторону быстрый, в этот раз слегка стеснительный взгляд. - Значит ли твое молчание, что ты ничего не заметил, или тебе не понравились?
     Он с улыбкой повернулся к ней.
     - И заметил, и понравились, просто голова занята другим- боялся, что больше тебя не увижу.
     - Извини, что заставила поволноваться.
     Она действительно сожалела о том, что стала причиной беспокойства Билла, но одновременно была рада тому, что он переживал. Чувствовала ли она что-то подобное во время встреч с Норманом в молодости? Рози не помнила. Память лишь подсказала, что он лапал ее под одеялом однажды вечером, когда они наблюдали за гонками на выживание, но все остальное пряталось - по крайней мере, сейчас - в густом тумане.
     - Ты решила последовать примеру женщины на картине, верно? На той, которую купила в моей лавке?
     - Может быть, - осторожно сказала она. Не показалось ли ему это странным? Может, поэтому он не отозвался ни словом о ее новой прическе?
     Но он опять удивил ее, вероятно, еще сильнее, чем тогда, когда задал вопрос об Уэнди Ярроу.
     - Большинство женщин после того, как покрасят волосы, больше всего похожи на женщин с крашеными волосами, - произнес он. - Мужчины обычно делают вид, что не замечают этого, однако они все видят, поверь мне. Но ты... как будто те волосы, с которыми ты появилась в ломбарде, были крашеными, а теперь они настоящие. Может, это похоже на самую идиотскую глупость, которую тебе когда-либо доводилось слышать, но я говорю то, что думаю... причем блондинки, как правило, крайне редко выглядят натуральными. Кстати, я советую тебе заплетать волосы в косу, как у женщины на картине. Ты станешь похожа на принцессу викингов. И коса сделает тебя еще привлекательнее в сексуальном смысле.
     Оброненное им слово попало на красную кнопку внутри нее, давая волю чувствам, одновременно волнующим и крайне тревожным. "Мне не нравится секс, - подумала она. - Секс мне никогда не нравился, но..."
     Она увидела, что с другой стороны к входу в Корн-билдинг приближаются возвращающиеся после перерыва Курт и Рода. Четверка встретилась возле видавших виды вращающихся дверей студии звукозаписи. Рода с откровенным любопытством окинула Билла с ног до головы оценивающим взглядом.
     - Билл, это люди, с которыми я работаю, - сказала Рози. Вместо того, чтобы утихнуть, жар продолжал нарастать, подкрадываясь к щекам и раскрашивая их ярким румянцем. - Рода Саймоне и Куртис Гамильтон. Рода, Курт, это...
     На короткое, черное, как бездонная пропасть, мгновение она забыла, совершенно забыла, как зовут человека, который успел стать для нее таким значительным и близким. Затем, слава Богу, имя всплыло в сознании.
     - Билл Штайнер, - закончила она.
     - Приятно познакомиться, - произнес Куртис, пожимая руку Билла. Он бросил взгляд на здание, очевидно, уже видя себя с наушниками на голове.
     - Друг Рози - мой друг, как говорится в пословице, - объявила Рода, протягивая руку. Тонкие браслеты на запястье слабо звякнули.
     - Рад повстречаться с вами, - сказал в ответ Билл и снова повернулся к Рози. - Надеюсь, наша поездка в субботу не отменяется?
     Помедлив секунду, она утвердительно кивнула.
     - Заеду за тобой в половине девятого. Не забудь одеться потеплее.
     - Хорошо.
     Она почувствовала, как горячая волна, от которой вдруг потвердели соски, а в кончиках пальцев возникло острое покалывание, заливает все тело. Его взгляд снова попал на горячую красную кнопку, но в этот раз в ее реакции было больше радости, чем страха. Она неожиданно ощутила непреодолимое желание - смешное, но удивительно сильное - обхватить его обеими руками... затем ногами... а потом просто забраться на него, как на дерево.
     - Ну что ж, тогда до встречи, - произнес Билл. Склонившись к ней, он чмокнул ее в уголок губ. - Рода, Куртис, приятно было познакомиться.
     Он повернулся и зашагал прочь, насвистывая.
     - Не сочтите за дерзость, Рози, у вас прекрасный вкус, - покачала головой Рода. - Какие глаза!
     - Мы всего лишь друзья, - неуклюже соврала Рози. - Я познакомилась с ним...
     Она не договорила. Внезапно все объяснения обстоятельств знакомства с Биллом показались ей чрезвычайно сложными, не говоря уже о том, что свидетельствовали они далеко не в ее пользу. Она пожала плечами и нервно засмеялась.
     - Ну да вы сами понимаете.
     - Как же, как же, - подтвердила Рода, провожая взглядом удаляющегося Билла. Затем повернулась к Рози и восторженно захохотала. - Конечно, понимаю. В груди такой старой развалюхи, как я, лишившейся даже внешних признаков женственности, до сих пор бьется сердце истинного романтика, который верит, что вы и мистер Штайнер будете только очень хорошими друзьями. Впрочем, вернемся к нашим баранам. Вы готовы?
     - Да, - сказала Рози.
     - И теперь, когда вы... скажем, привели свои личные дела в относительный порядок, смеем ли мы надеяться на некоторый прогресс в профессиональном отношении?
     - Я уверена, что теперь дело пойдет на лад, - заявила Рози и не ошиблась.

Продолжение следует...