Conservator.ru - новости форума "Ястребиный телеграфъ"

	Ястребиный телеграфъ
	Отличие государственного деятеля от политика в том что политик ориентируется на следующие выборы, а государственный деятель на следующее поколение /У. Черчилль/

О скотской сущности земледельца.

В свое время товарищи Сталин, Жданов и Киров, обсуждая проект нового учебника по отечественной истории, подвергли его резкой критике за то, что вся дореволюционная отечественная история была представлена авторами как история враждебного государства. Товарищи Сталин, Жданов и Киров начали понимать, что подобный нигилизм в отношении собственной истории наносит ущерб государству, и постарались исправить ошибки, сделанные сразу после революции. В наше время отношение к советскому периоду истории России чем-то напоминает большевистское отношение к истории дореволюционный России – весь советский период мажется сплошь черной краской, все годы от 1917 до 1991 года считается годами правления бесчеловечного коммунистического режима. Между тем, такое отношение к собственной истории больше напоминает отношение, которое навязывают побежденным нациям нации-победители, как, скажем, в Германии, после 1945 года. Цель подобной пропаганды совершенно ясна. После того, как страна побеждена в военном отношении, победители заинтересованы в том, чтобы разгромить ее и морально, так чтобы страна больше никогда не возродилась как значимая военно-политическая сила.

Таким образом, существующий разрыв преемственности в отечественной истории играет на руку тем, кто хотел бы закрепить навсегда геополитическую победу противника и лишить Россию исторической перспективы, лишить ее не только прошлого, но и будущего. Поддержка морального разгрома России со стороны нашей «интеллектуальной элиты» свидетельствует о том, что эта «элита» по своему интеллектуальному уровню вряд ли превосходит упомянутых выше тт. Сталина, Кирова и Жданова, если конечно, не предполагать прямой заинтересованности в моральном разгроме нашей страны.

Разумеется, эти короткие заметки не могут претендовать на всеобъемлющее исследование проблемы. Мне хотелось бы только подвести некий баланс плюсов и минусов советского периода истории России. Ясно, что реставрация советского строя не возможна ни в каком виде, и это признают даже самые яростные противники существующего в России политического режима. Ясно, что совершенно бессмысленно бояться тех событий, которые уже в прошлом. Они никогда не повторятся, потому что история необратима. Поэтому я отвергаю возможные обвинения в симпатиях к большевизму, коммунизму, социализму и т.д. Не о преимуществах социализма пойдет речь. Кстати, наши противники, я имею в виду, прежде всего США, готовы терпеть у власти в России любого лидера – хоть Зюганова, хоть Анпилова, лишь бы вел себя так, как им выгодно. Вспомним любимую поговорку одного из американских президентов про «нашего сукина сына». Для них любой, сколь угодно антикоммунистически настроенные лидер будет неугоден, если он окажется «реваншистом», то есть, говоря нормальным человеческим языком, будет стремиться к возрождению военного, экономического и политического могущества России. Поэтому в обсуждаемом вопросе нет, как может показаться на первый взгляд, никакого идеологического содержания.

Историческое развитие России считается «несчастливым», а Россия – «невезучей» страной именно из-за того, что в октябре 1917 года произошли известные всем события, которые столкнули страну с эволюционного пути развития, который якобы характерен для большинства стран, по крайней мере, «цивилизованных». Однако это заблуждение – кровавые революционные эксцессы имели место почти во всех цивилизованных странах. Мирное эволюционное развитие характерно лишь для Англии и США. У других стран, в том числе и у России, на мирное эволюционное развитие просто не было времени – если не подгонять процессы модернизации, то страна просто рискует тем, что ее проглотят более развитые и агрессивные соседи. Такой проблемы нет у островных стран. В прошлом их островное положение служило (да и до сих пор в какой-то степени служит) надежной защитой от иностранного вмешательства. С другой стороны, нельзя обвинять в создании революционной ситуации только правящую элиту или только чернь. Как учил самый выдающийся революционер всех времен и народов, «низы не хотят, верхи не могут». Так что в любой революции виновны, как минимум, две стороны. Я специально подчеркиваю – как минимум, потому что не столь уж редко участие третьей стороны – иностранного государства, заинтересованного в ослаблении своего соперника. Кроме того, предотвращение революции затруднено в силу так называемого закона Токвиля – чтобы предотвратить революцию, правящие круги идут на уступки революционным массам, но уступки воспринимаются как слабость и служат основой для выдвижения новых требований.

Ввязавшись в мировую войну на стороне извечного противника России – Англии, российская элита совершила большую ошибку и получила за эту ошибку революцию. Нельзя сказать, что до революции ничего не делалось для модернизации страны, однако надо учитывать, что по сравнению с другими странами, вызовы, стоящие перед Россией были гораздо масштабнее. Прежде всего, следует отметить, что Россия была сугубо крестьянской страной. В 1913 году 85% ее населения были деревенскими жителями. Урбанизация только начиналась и шла ни шатко, ни валко. Модернизацию страны сдерживал общинный строй, на ликвидацию которого была направлена столыпинская реформа. Однако в целом она была неудачна и дело тут не только в злонамеренном сопротивлении слева и справа. Слишком была велика инерция, «идиотизм сельской жизни». Надо так же представлять себе, что деревня для модернизирующейся России должна была стать не только источником продовольствия и сырья для промышленности, но и рабочей силы. Развивать промышленность нельзя без рабочего класса, а его как раз в России практически не было. Миграция сельского населения в города происходила, но большинство бывших крестьян предпочитали идти, выражаясь современным языком, в сферу услуг. И дело тут не только в том, что труд в промышленности был грязным и непривлекательным, хотя и достаточно высокооплачиваемым по тогдашним временам. Дело в том, что он качественно отличался от крестьянского труда.

Прежде всего, труд в промышленности требует от работника совсем другой дисциплины, нежели чем труд крестьянский. Это в деревне нужно работать от зари до зари во время уборочной и посевной, а зимой целыми днями лежать на печи, а промышленный рабочий должен как штык вставать каждый день по гудку и идти на фабрику. Для человека, родившегося и выросшего в деревне, такая жизнь напоминает скорее армейскую службу. Даже работать прислугой в богатой семье или половым в трактире кажется намного легче, потому что там нет такой железной дисциплины. Городская жизнь кажется чуждой крестьянину и по другим причинам. Прежде всего, он лишается привычных социальных связей. Община была также и важнейшим механизмом социального контроля. Разрыв социальных связей давался с трудом. И бывшие крестьяне, мигрируя в город, тащили туда за собой и общину. Городская жизнь по определению индивидуалистична, и настоящими индивидуалистами могут стать только те, кто уже родился и вырос в городе. Однако и здесь не все так просто. Как я уже говорил, община имела тенденцию воспроизводиться в новых условиях, в городе. Во-первых, зачастую, деревенские жители попав в город, сохраняли связи как между собой, так и со своей родной деревней, зачастую они занимались одним и тем же делом, избрав для себя, например, один и тот же вид ремесла или мелкого бизнеса. Во-вторых, рабочие сохраняли в городе многие черты уклада деревенской жизни – селились в одной и той же слободе, продолжали держать подсобное хозяйство - мелкий скот, огороды и т.д. Это явление, между прочим, было широко распространено до конца 50-х – начала 60-х годов и исчезло только с началом массового жилищного строительства, то есть до появления «хрущоб». Только к этому времени община в Россию окончательно умерла естественной смертью – с появлением у большей части населения страны отдельных квартир.

Такая высокая степень устойчивости общины не есть чисто российский феномен. Даже просвещенные мореплаватели англичане не обошлись без принудительных мер по «ликвидации крестьянства как класса». И в истории Англии имели место такие феномены, как огораживания, работные дома, движение луддитов. Промышленная организация в Англии шла путем от надомного деревенского труда к первым мануфактурам. Надомная организация или система «выкладывания сырья и контроля за производством» была неэффективна по сравнению с мануфактурами, но она позволяла сохранить привычный деревенский уклад жизни. И там надомная система долго не хотела умирать, даже после того, как крупные предприниматели перестали финансировать эту систему. И здесь мы видим, что трудно перейти от одной формы дисциплины к другой.

Самовоспроизводимость общины в условиях деревни в российских условиях связана со слабым развитием рынка. Казалось бы, для успешной модернизации, надо тащить город в деревню, а не наоборот деревню в город, то есть предлагать городским жителям больше городских товаров и услуг в обмен на производимую сельскохозяйственную продукцию. Иными словами, как говорили во времена НЭПа, крепить смычку между городом и деревней. Однако смычка не получилась по объективным причинам. Дело в том, что между крестьянином и городским жителем существует асимметрия – горожанин не может прожить без товаров, производимых крестьянином, а крестьянин – в общем-то, может. Чтобы городские товары стали привлекательны для крестьянина, нужен достаточно высокий уровень развития промышленности, привлекательные городские товары должны заставить крестьянина интенсивнее трудиться и производить товары не только для собственного потребления, но и для продажи. Те кто, не хотят или не могут интенсивнее трудиться, разорятся и уйдут в город. Однако такого не произошло ни в годы НЭПа, ни в период столыпинских реформ. Кстати, идеология НЭПа, была в многом близка идеологии столыпинских реформ, несмотря на то, что они происходили в разных социальных и исторических условиях. Отечественная промышленность в годы НЭПа таких товаров могла предложить не слишком много. В первые годы НЭПа имели место кризисы сбыта у трестов, в форме которых в то время существовали промышленные предприятия. Чтобы улучшить ситуацию со сбытом, регулирующие органы стали снижать цены на товары трестов и начался товарный голод. Это, конечно, послужило толчком к дальнейшей натурализации крестьянского хозяйства, в том числе и у «крепких хозяев», на которых делали ставку большевики в период НЭПа, подражая Петру Аркадьевичу. Разумеется, «крепких хозяев», было маловато, как в 1911 году, так и в 1926 году и они не могли обеспечить достаточный уровень спроса на городские товары, а «некрепким хозяевам», чтобы существовать, было вполне достаточно натурального хозяйства. И перебираться в город они не собирались, что, конечно, тормозило развитие промышленности.

Этот гордиев узел товарищ Сталин разрубил одним махом – путем ликвидации крестьянства как класса, хотя до этого он был самым горячим сторонником НЭПа. Между прочим, начало индустриализации совпало с началом мирового экономического кризиса, и опираться в тех условиях на рыночное регулирование экономики было затруднительно даже в странах с развитыми рыночными отношениями. Интересно было бы посмотреть, что произошло бы в России, если бы в 1929 – 1930 году большевики пошли на развитие и углубление новой экономической политики, на дальнейшее либерализацию экономики и расширение частного сектора. А ведь многие думают, что товарищ Сталин свернул НЭП именно в силу политических причин, опасаясь утраты власти большевиками политической власти из-за экономической либерализации. Мне кажется, что политические соображения сыграли роль, но это были соображения совсем другого характера. Сталин руководствовался положениями марксистско-ленинской теории (а какой еще теорией он мог руководствоваться?) об обострении межимпериалистических противоречий во время экономического кризиса и нарастании угрозы новой войны. Следовательно, милитаризация экономики и создание тяжелой промышленности были важнейшим императивом. Не суть важно, к какой войне и с кем, начал подготовку Сталин. Важно, что в условиях начала тяжелого мирового кризиса война кажется вещью вполне вероятной. Впрочем, для такого предвидения, нет необходимости знать положения марксистско-ленинской теории или какой-то любой другой. Вполне достаточно обычного здравого смысла.

Переход к мобилизационной экономике для России в таких условиях просто неизбежен. Разумеется, он сопряжен со многими потерями - людскими, материальными и политическими. Эффективность мобилизационной экономики для России сомнительна еще и по той причине, что мобилизовать приходится тех же крестьян – поскольку больше некого мобилизовать. Квалифицированных рабочих и технических специалистов мало. Приходится работать с тем материалом, который есть в наличии. Однако результат, который получен на выходе, не так уж плох. Главное в этом результате даже не то, что в стране создана современная военная промышленность, а в том, что ликвидировано крестьянство - основной тормоз для модернизации. Да, это жестоко. Да, община еще живет и, кажется, получила дополнительный толчок к развитию – ведь колхозы кажутся возвратом к архаике крепостного права. Но товарищ Сталин продемонстрировал, что он может делать с крестьянином, что угодно, главное он вытряхнул их из привычной среды и заставил работать по-городскому. То, что приходилось при этом прибегать к очень крутым мерам – вплоть до организации голодоморов, разумеется, святая правда. Но у страны не было в запасе 200 лет, чтобы потихоньку выкуривать крестьян из деревни путем огораживаний, как это сделали англичане.

Этот процесс раскрестьянивания страны продолжался очень долго и, видимо, не вполне завершился до сих пор. Я уже говорил о том, что вовсе недостаточно извлечь крестьянина из деревни и поместить его в городское окружение. Должно смениться несколько поколений, что крестьянин стал горожанином. Кроме того, сам процесс затруднялся еще и тем, что значительная часть советской политической, научной, военной, культурной элиты рекрутировалась из крестьянства. Достаточно сказать, что в 1930-1989 году среди высших политических деятелей СССР – членов Политбюро и им приравненных, около половины были по происхождению деревенскими жителями, в том числе и последний Генеральный секретарь. Примерно такая же ситуация была и в научной, инженерной, военной среде. С одной стороны, происхождение накладывает специфический отпечаток на менталитет всей советской элиты. С другой стороны, это свидетельствует о том, антикрестьянская политика проводилась выходцами из крестьянской, деревенской среды. Конечно, можно сказать, что весь период советской истории шла война с собственным народом. Однако ее вели сами представители народа. Не какие-нибудь инопланетные пришельцы и не жидомасоны. Коммунисты – плоть от плоти народа, такие же выходцы из крестьянства, как и те, против кого они вели войну. Война закончилась сама собой и все в ней в равной степени победители и побежденные. Побежденные потому, что почти каждая российская семья – это потомки беженцев той войны, которые сбежали в город из деревни от голода и холода, от идиотизма деревенской жизни, от тотального социального контроля, присущего общинной жизни. Победители – потому, что, бежав в город, они получили образование, многие даже высшее, работу и жилье. И в почти каждой семье есть потери – репрессированные, раскулаченные, высланные. Однако в целом общий баланс потерь и приобретений сводится с положительным сальдо. Изменения, которые произошли в стране, сделали ее современным государством, с образованным, урбанизированым населением, готовым к переходу к рыночной экономики. Еще один немаловажный момент, на мой взгляд, заключается в том, что общественные потрясения конца 80-х – начала 90-х годов произошли без серьезных жертв благодаря тому, что крестьянство к этому времени было уже практически ликвидировано как класс и образ и жизни, и россияне стали к этому времени цивилизованными городскими жителями.

(c) Ястребиный телеграфъ