Приступы меланхолии и депрессии были Сьюзен совершенно не свойственны. Более того, из всех подруг Джулии Сьюзен, пожалуй, была единственной, кто никогда не унывал, не впадал в панику по поводу новых морщин или лишних килограммов. Удачная карьера, отличные гонорары, номинации на "Оскар"... А сказочный брак Сьюзен с Тимом Роббинсом - и это в том возрасте, когда женщина обычно уже ставит крест на личной жизни! Тим на целых 12 лет моложе своей жены - и тем не менее всем известно, что он в ней души не чает. В общем, непонятно...

  Сьюзен, сама открывшая дверь Джулии, была одета по-домашнему: леггинсы, мужская рубашка и полное отсутствие косметики. Под глазами - темные круги, рыжие волосы, обычно красиво уложенные, топорщатся в разные стороны. "Вот сейчас Сьюзен выглядит ровнехонько на свои пятьдесят четыре! Может, все же зря она отказывается делать подтяжки?"- невольно подумалось Джулии. Она любила нью-йоркскую квартиру Сьюзен и Тима - здесь было спокойно и уютно; меньше всего их дом напоминал жилище двух кинозвед: ничего вычурного или супердорогого, милый беспорядок, детские игрушки на полу, ролики, брошенные прямо в гостиной.

  "Говори, что случилось, - немедленно потребовала Джулия, устраиваясь по своей привычке прямо на ковре. - Кстати, а где Тим? Где дети?" "Тим уехал по делам в Лос-Анджелес, а дети сегодня остались у моей сестры". - Сьюзен затянулась сигаретой. "Вы что, поссорились?" - "И не думали. Ты же знаешь, мы никогда не ссоримся", - невесело проговорила Сэрэндон.

  "Вот полюбуйся!" - Она протянула Джулии листок бумаги с рисунком: карикатурно толстая Сьюзен кормит грудью маленького худенького Тима. Джулия поморщилась: "Какая гадость!" "Уже не первый раз присылают". - Сьюзен энергично встряхнула волосами, словно желая развеять дурное настроение. Она подошла к бару и достала бутылку бренди. "Ты ведь не пьешь?" - удивилась Джулия, но подруга в ответ лишь неопределенно пожала плечами.

  "...Я вот всю жизнь корчу из себя эдакую независимую, сильную, несгибаемую, а на самом деле... - заговорила она, разливая коньяк по рюмкам. И вдруг, повернувшись к Джулии, резко спросила: - Интересно, вообще кто-нибудь, кроме тебя, верит в то, что в семье может быть полнейшая идиллия, если муж моложе на 12 лет? Ты когда-нибудь читала, чтобы прекрасный принц взял в жены принцессу, годящуюся ему чуть ли не в матери? Джулия изумленно молчала, но Сьюзен, похоже, и не ждала ответа - ей просто хотелось выговориться.

  ...Сэрэндон и Роббинс познакомились в 1988 году - на съемках картины "Дархэмский бык". Сорокадвухлетней Сьюзен Тим сразу понравился - большой, обходительный, с красивыми глазами. Ей даже самой себе было неловко признаться в том, что она все время старается поймать его взгляд. Однажды вечером Тим постучался к ней в трейлер - Сьюзен только-только успела смыть грим и привести себя в порядок. В глазах Роббинса горело восхищение. "Я тут в перерыве слышал ваш спор с Шелтоном, - выпалил он с порога, - о том, как гнусно поступает наше правительство, отказывая в визах больным СПИДом. Если бы ты знала, как я с тобой согласен! Я тоже нахожу это отвратительным!" "Темпераментный мальчик!" - подумала Сьюзен, машинально отметив, что ей было бы куда приятнее, если бы Тима столь же горячо восхитила, к примеру, ее новая прическа. Они стали общаться и с удивлением обнаружили просто поразительное сходство взглядов, вкусов и убеждений! В Тиме Сьюзен узнавала себя в молодости - так же, как и ей, Роббинсу был присущ политический радикализм, так же, как и она, он с полуоборота заводился, едва лишь разговор касался недостатков правительственной реформы здравоохранения или очередного повышения налогов. Однако Сьюзен прекрасно отдавала себе отчет, что в том живейшем интересе, который проявляет к ней молодой человек, пока не обнаруживается ровным счетом ничего романтического. Более того, ей было немного неприятно, что Тим постоянно сравнивает ее со своими родителями. "Он с самого начала упорно желал видеть во мне продолжение своей матери", - жаловалась Сьюзен Джулии.

  У Сэрэндон действительно оказалось немало общего с родителями Роббинса. Отец Тима был музыкантом, мать - журналисткой, в 60-е годы они убежденно боролись за права человека и, разумеется, были активными пацифистами. Тим все детство спал в стенном шкафу в их крошечной квартирке в Гринвич-Виллидже, но зато уже с пяти лет участвовал с родителями в демонстрациях против войны и многочасовых посиделках в манхэттенских кафе, где до хрипоты спорили на политические темы и провозглашали тосты за свободную любовь.

  ..."Я молила про себя: Тим, пожалуйста, ну замолчи наконец, хватит слов, давай лучше целоваться! - а сама, как и он, все говорила и говорила без умолку. Наверное, у меня действительно было слишком много общего с его родителями!" - невесело усмехнулась Сьюзен, глядя на Джулию.

  В молодости Сэрэндон больше гордилась не удачно сыгранными ролями, а успешно проведенными акциями в защиту социальной справедливости. ("Ну точно как моя мама!" - умилялся Тим.) На этой самой справедливости Сьюзен была помешана с детства - она сводила свои личные счеты с Богом, так рано обманувшим доверие маленькой Сью.

  Выросшая в благочестивой семье американских католиков, Сьюзи Томалинг лет с пяти мечтала стать святой. В церковно-приходской школе Нью-Джерси ее считали самым вдумчивым и серьезным ребенком. Порой даже чересчур вдумчивым и серьезным. Например, учительницу закона Божьего Сьюзен без конца донимала парадоксальными вопросами: "Если Бог всех любит, то почему он так ненавидел собственного сына, что дал его убить?" или "Почему, если Бог такой добрый, он не желает вылечить всех больных, которые тоже добрые, как моя бабушка?" Поскольку ответить на эти вопросы учительница не могла, она попросту выставила не в меру любопытное дитя за дверь. Так Сьюзен впервые столкнулась с несправедливостью. Придя домой она выглядела очень расстроенной, чуть не плакала и отказывалась есть. Мать с трудом выведала причину ее огорчения: Сью сокрушалась, что теперь с ее учительницей закона Божьего мисс Мартой непременно произойдет что-нибудь ужасное - например, у нее отсохнет язык. А как же иначе? Ведь Богу придется наказать ее за несправедливость по отношению к Сьюзен. Время, однако, шло, но язык у мисс Марты почему-то не отсыхал...

  В старших классах родители перевели дочь в обычную городскую школу. Скромно одетая, гладко причесанная, тихая большеглазая девочка чувствовала себя там словно на другой планете: она никогда раньше не видела, чтобы барышни ее возраста носили короткие юбки и распущенные волосы. Кроме того, наблюдательная Сьюзен пришла к выводу, что к ее одноклассникам Бог явно благоволит больше, чем к ней: несмотря на то что многие из них бездельничают, богохульствуют и частенько обманывают учителей и родителей, им все же покупают красивые вещи и дают карманные деньги на кино и мороженое. К тому же им не обязательно нестись сломя голову домой сразу после уроков, чтобы, подобно Сьюзи, помочь матери управиться с восемью младшими братьями и сестрами.

  На очередной исповеди Сьюзен призналась духовнику, что "серьезно разочарована в Боге". Детская месть Всевышнему выразилась, в частности, в том, что в один прекрасный день Сью заявилась домой в мини-юбке и вызывающих сапогах выше колен, а проколотый нос девушки украшала огромная булавка. "Бог не наказывает и за худшие вещи", - невозмутимо бросила она остолбеневшей матери. С тех пор Сьюзен выработала собственную мораль: если Господь бросил свое творение на произвол судьбы и не заботится о справедливости, то она, Сьюзен, возьмет эту миссию на себя. Первые же шаги на этом поприще имели малоприятные последствия: в выпускном классе школы Сью арестовали за участие в акциях против войны во Вьетнаме. Потом она яростно спорила с директором, доказывая, как гнусно убивать. Тот в свою очередь предсказал мистеру и миссис Томалинг, что их дочь, вне всякого сомнения, закончит свою жизнь в тюрьме.

  Однако, несмотря ни на что, Сьюзен закончила школу с превосходным аттестатом и, уступив-таки настояниям отца, отправилась учиться в Вашингтонский католический университет, где штудировала философию, математику и право. Многие потом говорили, что она слишком образованна для актрисы. ("И про меня так же говорят! - с гордостью заявлял Тим. - Ведь я закончил УКЛА!") (знаменитый университет Лос-Анджелеса)

  Кстати, актрисой Сэрэндон стала совершенно случайно. "Меня просто перепутали с моим мужем", - смеялась она. В 19б9 году Сьюзен скоропалительно выскочила замуж за своего однокурсника с актерского факультета Криса Сэрэндона. Крис грезил актерской карьерой и был безумно рад, когда примерно через год после их свадьбы ему назначили первые пробы: режиссер Джон Эвилдсен подбирал молодых актеров для своей картины "Джо". Сьюзен поехала с мужем в Нью-Йорк просто так, за компанию.

  Пробы проходили в городском парке и немного затянулись. Эвилдсен и его ассистент терпеливо ждали, пока молодая пара закончит препираться. Крис уговаривал Сьюзен прочитать отрывок в качестве его партнерши, а та решительно трясла копной рыжеватых волос и ни в какую не соглашалась. Огромные яркие глаза девушки и ее бьющий через край темперамент не оставили равнодушным режиссера: эту девицу невозможно было не заметить, хотя вокруг толпилось не меньше сотни юных претенденток на участие в картине. "Послушайте, - обратился наконец Эвилдсен к раскрасневшейся от спора Сьюзен, - не надо ничего заученного. Можете поимпровизировать, например, будто вы сбежали от родителей, не знаете куда пойти и..." "Извините, но вы ошиблись, - парировала Сьюзен. - Это вот он актер". Она указала на мужа, а потом вдруг рассмеялась: "Сыграть, будто я сбежала от родителей? Пожалуйста! Я недавно именно это и сделала!" Девушка тут же, без всякой подготовки, разыграла предложенный этюд и ужасно удивилась, услышав: "Мисс, вы утверждены на роль".

  Картина "Джо" стала одним из кинохитов 70-х. После премьеры на Сьюзен обрушился шквал самых разных предложений: звали и в кино, и на телевидение, и даже в театр. Сэрэндон не спешила: ей казалось, что нежданно-негаданно свалившийся на нее успех - нечто случайное и скоро все закончится. Ну этот фильм, ну тот; один получше, другой похуже... Главным же для Сьюзен по-прежнему оставалось участие во всевозможных комитетах в защиту мира и помощи обездоленным детям.

  Если посмотреть на фотографии Сэрэндон 70-х годов - длинные волосы, перевязанные лентой, яркие свободные блузки, килограммы бус, браслетов и прочих замысловатых "фенечек", - нетрудно догадаться, в какой компании она провела свою юность. Родители Тима, кстати говоря, вполне могли оказаться среди ее старших друзей. Как и они, Сью была страстной путешественницей: Лондон, Амстердам, Индия, Непал - обычный маршрут американской и европейской молодежи 60-70-х.

  Сьюзен очень любила в то время знаменитый амстердамский ресторан под названием "Млечный путь". Здесь сидели прямо на полу, на толстых коврах, при свечах, курили траву и беседовали, беседовали... О буддизме Махаяны и учении Дона Хуана, о нелепости войны и женском равноправии. "Женщина для мужчины - вещь, сексуальный объект! - исступленно вопила подруга Сьюзен, английская феминистка Джессика. - Чем мы хуже мужчин, зачем они унижают нас своим ухаживанием или тем, что уступают нам место в метро? Почему мы обязаны кокетничать с ними, стараясь их завоевать?" "И в самом деле, почему?" - думала Сьюзен, все более проникаясь феминистскими идеями. Вернувшись домой в Вашингтон, она сообщила Крису, что отныне их пути навсегда расходятся - личная независимость стала ей дороже всего. Фамилию Сэрэндон она себе оставила, но отнюдь не в память о милом супруге, а потому что послушная благочестивая Сьюзен Томалинг давным-давно перестала существовать.

  ...Тим Роббинс неподдельно обрадовался, узнав, что мудрая и опытная Сьюзен разделяет даже его взгляды на брак. (Действительно, расставшись с Крисом, Сэрэндон больше ни разу не пожелала формально выйти замуж, потому что "брак - это еще один обман, придуманный Господом Богом, средство закабалить женщину и узаконить ложь".) Сьюзен и Тим почти все время проводили вместе: гуляли по пустынному тихоокеанскому побережью, где проходили съемки, и опять говорили, говорили... Ему хотелось знать все о ее жизни, а она бы предпочла, чтобы вместо этого они уже начали наконец целоваться.

  Желая сделать ей комплимент, Тим как бы между прочим заметил, что всегда восхищался женщинами, которые решаются самостоятельно, без мужчины, воспитывать детей. Он имел в виду четырехлетнюю дочурку Сьюзен Еву, которую Сэрэндон, как всегда, привезла с собой на съемки.

  Ну разве могла Сьюзен признаться Тиму, что она, такая сильная, волевая и вся из себя феминистка, родила Еву от отчаяния? От несчастной любви, и отнюдь не к Евиному отцу? В ее жизни романов было без счета, какими только именами не блистал "донжуанский" список Сьюзен Сэрэндон! И Кевин Костнер, и Ричард Гир, и Шон Пен, а сколько еще никому не известных имен! Но все эти связи были краткосрочны, необязательны и радости не приносили. Сэрэндон, направо и налево козыряя своей независимостью, как-то с удивлением заметила, что никто особенно и не старается ее удержать. Сама же она мечтала удержать только одного человека. И не сумела...

  "Сноб!" - сразу же окрестила про себя Сьюзен рафинированного, лениво растягивающего слова французского режиссера Луи Малля, впервые встретив его на какой-то дружеской вечеринке в Беверли-Хиллз. Когда на прощание он попытался галантно поцеловать ей руку, она лишь раздраженно бросила: "Так вы, оказывается, сексист?" Малль с любопытством задержал на Сэрэндон внимательный прищуренный взгляд: он искал актрису для своего первого голливудского фильма "Куколка".

  Сэрэндон согласилась на его предложение - но только потому, что ей очень хотелось поработать с крупным режиссером. И влюбилась в Малля после первого же дня, проведенного с ним на съемочной площадке. Никто раньше с ней так не работал. В "Куколке" Сью играла миленькую проститутку из новоорлеанского борделя, и Малль перед камерой требовал от нее того, что она не очень-то умела в жизни - быть женственной. Голос Сэрэндон казался Маллю резким и чересчур энергичным для ее героини, и он, уединившись с актрисой, учил ее мягкости интонаций. Ей пришлось десятки раз повторять перед камерой незатейливую фразу "Я не хочу", до тех пор пока режиссер не остался доволен.

  Малль вел себя учтиво, но сдержанно, а Сьюзен сгорала от любви. В результате она не выдержала - вспомнила про свой хваленый феминизм и пришла к нему сама. Просто постучала однажды вечером в дверь большого, утопающего в зелени лимонных деревьев дома, который Малль снимал в Лос-Анджелесе. "Я не привыкла, - начала она чуть охрипшим от волнения голосом, - скрывать свои чувства... Мы не дети, зачем эта игра? Если вы не против, что нам мешает?" Раньше Сьюзен часто приходила к мужчинам первой и находила это совершенно естественным. Малль застыл в дверях, явно потрясенный, потом произнес: "Что нам мешает? Лично мне всегда мешает как раз отсутствие игры. Проходите, мадемуазель..." Через минуту он вынес ей что-то легкое, струящееся: "Примерьте. Вам пойдет". Это было платье. Сьюзен сама не знала, почему она так послушно отправилась переодеваться. Они сидели за столом, он галантно подливал ей шампанское и говорил изысканные комплименты. Она в ответ смущенно улыбалась, нервно поправляла прическу и то и дело почему-то сбивалась на интонации своей героини. "Я не хочу", - жеманно ворковала Сью, с ужасом прислушиваясь к своему голосу. Весь вечер Малль смотрел на Сьюзен нежным гипнотизирующим взглядом и не сделал ни единой попытки до нее дотронуться. Любовная прелюдия длилась около месяца, и эта игра, как ни странно, лишь сильнее разжигала ее воображение. Да и Луи на съемочной площадке хвалил ее все чаще.

  В конце концов они поселились вместе, и впервые в жизни ей совсем не хотелось доказывать свое равноправие. Сьюзен вдруг стала мечтать о совершенно обратном - зависимости, порабощенности. Но Малль оказался человеком странным. Часто она никак не могла его понять. Когда ему хотелось любви, он заставлял ее одеваться в разные эротические наряды. До чего же глупо Сьюзен себя в них чувствовала! Однажды он застал ее в ванной перед зеркалом: она втирала крем в обнаженную грудь. Луи почему-то пришел в неописуемый восторг, и позже, в 1989 году, в его картине "Атлантик-сити" появилась знаменитая сцена, где героиня Сэрэндон, официантка в баре, торгующем устрицами, натирает грудь и плечи лимонным соком, чтобы избавиться от рыбного запаха. На съемках Луи заставлял Сьюзен разыгрывать этот эпизод перед Бертом Ланкастером еще и еще, множество дублей подряд. В конце концов Малль не выдержал. Он отвел Сьюзен в сторонку и раздраженно рявкнул: "Черт возьми, ты можешь наконец сыграть так, чтобы заставить меня ревновать?!"

  Ему было уже под пятьдесят, и его пресыщенную чувственность нужно было постоянно подхлестывать. Сьюзен долго не понимала, почему Луи так раздражает ее умение вести хозяйство: готовить, виртуозно делать уборку, вовремя забирать его вещи из химчистки и вставать утром без будильника. Он мечтал найти в ней идеальную любовницу, ей же хотелось наконец стать идеальной женой. За три года, что они прожили вместе, Сьюзен ни разу не подала ему повода для ревности. Кто знает, может, в этом и была ее основная ошибка...

  Однажды Малль, какой-то очень печальный и торжественный, вернулся из очередной поездки в Париж. Подарил Сьюзен ее любимые чайные розы и сказал, отводя глаза: "Сьюзен, я решил, что мне пора жениться". У нее бешено заколотилось сердце: "Откажу, ведь я же против брака! Нет, соглашусь, ведь я же его люблю. Нет..." "Я женюсь на Кендис Берген", - как сквозь сон донесся до нее голос Луи.

  Конечно, Тиму всего этого она не рассказала. Ах да, он же спрашивал ее насчет дочери... "Я воспитываю Еву одна, потому что мы не сошлись взглядами с ее отцом. Отец Евы - итальянец, Франко Амурри, режиссер и писатель. Он консерватор". - Подробности этой истории Сьюзен предпочла опустить.

  ...Пытаясь хоть как-то выкарабкаться после ухода Малля, Сьюзен вернулась к своей общественной деятельности и, не слушая предостережений друзей, полетела в Никарагуа с миссией помощи голодающим детям. Боже, чего она там только не насмотрелась: вонь, грязь, жалкие хижины из глины, земли, тряпья и соломы, отравленная вода, которой нельзя даже умыться, и эти несчастные, облепленные мухами дети с огромными головами и вздувшимися животами! Сьюзен, одетая в грязную замусоленную куртку, в приступе какой-то странной безрассудной одержимости кормила малышей и раздавала подарки - остальные члены ее группы брезговали к ним даже приблизиться. И за свою самоотверженность Сью едва не заплатила жизнью: ее свалил брюшной тиф. Позже, когда миновал тяжелейший кризис, врачи предупредили тридцатисемилетнюю актрису, что детей, увы, у нее уже никогда не будет. Меньше чем через год после этого, находясь в Риме на съемках картины Альберто Негрино "Муссолини: закат и падение дуче", она... забеременела от жгучего красавца Амурри. Какая женщина в такой ситуации отказалась бы рожать?

  "Вот так мы и живем с Евой в Нью-Йорке вдвоем. Я даже на демонстрации ее с собой беру!" - говорила Сьюзен Тиму. "Нет, ты просто копия моей мамы! Когда я был маленьким, она поступала точно так же!" - восторженно воскликнул Тим, и Сьюзен снова пришлось взять себя в руки, чтобы он не заметил, как бесят ее подобные сравнения. К моменту окончания съемок "Дархэмского быка" они успели узнать друг о друге почти все.

  ...Зазвонил телефон. Джулия Робертс, задумавшись над откровениями подруги, с трудом вернулась к реальности. Сьюзен сняла трубку и, выслушав чье-то приветствие, попросила, чтобы ей перезвонили попозже. Потом налила себе и Джулии еще коньяка. Судя по тому, сколько осталось в бутылке, выпили они уже изрядно. "Так что видишь, - снова заговорила Сьюзен, - Тим с самого начала питал ко мне только возвышенные чувства: восхищение, уважение, симпатию - все, кроме той страсти, которая отличает любовь от дружбы".

  Сьюзен и Роббинс стали любовниками не без некоторых усилий с ее стороны: в какой-то момент ей просто пришлось взять двухметрового Тима за руку и показать, что, несмотря на все его уважение, к ней можно прикасаться как к женщине. Когда Сьюзен забеременела, у Тима и в мыслях не было ее бросить: он остался при ней, как преданные сыновья и братья остаются при матери или сестре, нуждающейся в помощи.

  "Кстати, Джулия, ты никогда не задумывалась, почему когда мы с Тимом снимаемся в одном фильме, то всегда живем отдельно?" - спросила Сьюзен. Робертс и в самом деле вспомнила, как, приехав в 1992 году навестить Сьюзен и Тима на съемки в Питтсбург, была удивлена, что Сьюзен с тремя детьми - только что родился их второй сынишка Майлс - снимает себе квартиру в одном конце города, а Тим - в противоположном. Сьюзен тогда объяснила ей это просто: Тим, мол, так занят работой, что она не хочет обременять его семейными заботами. А сейчас выясняется... "Да, да, в какой-то момент я сама стала настаивать на том, чтобы мы жили отдельно, - ответила на ее мысли Сьюзен. - Потому что во время съемок он действительно бывал сильно занят, часто задерживался к ужину или приходил домой под утро. Я как дура ждала его и при этом воображала в объятиях то одной, то другой юной красотки... Знаешь, лучше уж не ждать и себя не изводить".

  По этой же причине она уговорила Тима переехать из Лос-Анджелеса. Пряный калифорнийский воздух, особенно вблизи Голливуда, казался Сьюзен перенасыщенным любовными токами, там невольно все время мечталось о романтических приключениях. "Я убедила Тима, что жить в Лос-Анджелесе пошло, что пустое светское времяпрепровождение и интриги отупляют. На самом деле мне просто хотелось убрать его из этой атмосферы".

  Джулия взглянула на часы: уже одиннадцать вечера! Она просидела у Сьюзен целый день, и ей давно пора возвращаться. Снова зазвонил телефон. "Тим?" - переспросила Сэрэндон. Она сидела прижав трубку к уху, и ее лицо принимало все более и более удивленное выражение. Потом она включила интерком, и Джулия услышала голос Тима на фоне шумов и звуков, характерных для больших универмагов: "Сьюзи, дорогая, я никак не могу без тебя выбрать себе купальный халат. Во-первых, я забыл свой размер, а во-вторых, скажи, какой лучше - синий в полосочку или коричневый? Тут продавец говорит..." Сквозь шум прорезался незнакомый мужской голос: "Мистер Роббинс, ну зачем беспокоить вашу жену по таким пустякам? Мы сейчас сами..."

  Джулия и Сьюзен секунду смотрели друг на друга, а потом вдруг одновременно расхохотались - впервые за сегодняшний день.