Брижитт Анжерер была настоящим вундеркиндом: с трех лет села за рояль, начала концертировать в шесть, в десять лет уже играла в театре Champs-Elysees Двадцать третий концерт Моцарта, а в пятнадцать получила первую профессиональную премию. Она мечтала о России - русской музыке, консерватории, русском языке, читая романы Толстого и Достоевского. В 11 лет она прочла "Доктора Живаго"... Кто мог знать тогда, что с домом Пастернака в Переделкино будут связаны прекраснейшие воспоминания ее юности?.. Что очаровательная 17-летняя француженка поступит в Московскую консерваторию в класс Станислава Нейгауза, проживет в России семидесятых девять лет, покинет страну после смерти своего профессора - самого дорогого и важного человека в ее жизни. И вернется сюда лишь много лет спустя.

  В 1997 году Брижитт Анжерер приезжала на юбилейный концерт в честь 70-летия Станислава Нейгауза по приглашению Владимира Крайнева. Именно молодой Крайнев, блестящий победитель конкурса имени Чайковского 1974 года, убедил Брижитт, впервые приехавшую в Москву, показаться прекрасному музыканту, романтику, редкому артисту и удивительному педагогу Станиславу Нейгаузу. Причудливая линия судьбы привела Брижитт в стены нашей консерватории. Следуя ей, двадцать семь лет спустя она вновь оказалась в московском аэропорту Шереметьево-2, горько и безутешно плачущей с первого шага на русской земле.

  Она всегда хотела вернуться, осознавая, как трудно будет вновь переступить порог консерватории. Мучительно и больно возвращаться туда, где остались радостные студенческие годы, где сохранились друзья, которые счастливы тебя увидеть вновь, и где никогда больше не появится человек, которого обожали и его студенты, и консерваторская публика...

  - Я никогда не встречала такого человека, как Нейгауз, искренне и страстно любящего музыку и равнодушного к себе, карьере, престижу. Такого благородства тоже никогда не встречала. Поразительно, как скромно, даже бедно он жил - величайший музыкант своего времени, виртуоз, художник. Я испытала громадный страх, когда впервые играла для этого легендарного человека. Помню, с какой страстью он говорил о музыке, не замечая времени, часами работая с учениками над одной-единственной страницей. Мы страшно боялись его гнева, но его любовь к преподаванию была безграничной, Нейгауз не жалел ни энергии, ни времени, - рассказывает Брижитт Анжерер, красивая и яркая француженка, нервно крутя пальцами пианистки зажженную сигарету. У нее печальный, немного растерянный взгляд, безграничная нежность в интонациях, очень красивые длинные волосы (наследство от итальянских предков). Переполняющая ее любовь к стране, к своим воспоминаниям и их героям настолько безбрежна, что признание Брижитт Анжерер: "Я хотела целовать русскую землю прямо там, в аэропорту" - звучит абсолютно естественно и искренне.

  Когда пианист Евгений Малинин, член жюри Международного конкурса Маргариты Лонг, предложил 16-летней француженке, закончившей к тому времени Парижскую консерваторию и поступившей в аспирантуру, поехать на стажировку в Москву, это совпало с ее давней детской мечтой. И аспирантура в Париже была оставлена без сожаления.

  Конечно, родители Брижитт, уже известной к тому времени пианистки, были испуганы. Дочь уезжала из дома, да еще в Россию. Они с трудом согласились отпустить Брижитт на год с условием, что там на нее не будут "идеологически воздействовать". Родители доверчиво полагали, что достаточно оградить дочь от корявой пропаганды, и она вернется к ним такой же, как уезжала.

  Но судьба начинающей пианистки, приехавшей в 1979 году на конкурс имени Чайковского, сложилась фантастично. Ее выступление было замечено. И, хотя она не заняла призового места, о Брижитт заговорили. Владимир Крайнев, "соблазнивший" француженку возможностью попасть в класс к легендарному музыканту Станиславу Нейгаузу, атаковал профессора, уже закончившего к тому времени набор студентов. После ее "показа" мэтр и кумир музыкантов многих поколений Станислав Нейгауз согласился.

  Так Брижитт Анжерер стала стажироваться в России, о которой в Париже рассказывали всякие ужасы. Она прожила здесь не год, как было обещано родителям и друзьям, а девять лет. Сначала Министерство культуры Франции радостно платило ей стипендию и обеспечивало визы. Но с каждым годом энтузиазм и финансовая поддержка сокращались, пока не истаяли вовсе. Государство не рассчитывало, что стажировка так растянется. Родители безумно нервничали...

  Она же была так влюблена в страну и в своего профессора, что и помыслить не могла об отъезде. Даже хотела принять советское гражданство, чтобы беспрепятственно жить в России. Прошло девять лет, из которых последние четыре года она только и делала, что оформляла трехмесячные (самый долгий по тем временам срок) визы по приглашениям влиятельных русских друзей, Брижитт отказывалась от концертов во Франции, но регулярно играла в России. В те годы - счастливые и трудные - раскрылся ее мощный темперамент и сформировался стиль искрометного и страстного музицирования.

  Друзья в посольстве продолжали переоформлять ей визы, жена Евгения Евтушенко много раз помогала с вызовами. Родители не знали, что думать. Продвижение отца по службе (он работал в системе управления крупнейшего атомного центра) прекратилось. Он не был в России ни разу. Мать, наоборот, бывала часто, общаясь с многочисленными друзьями дочери по-русски.

  Брижитт жила в общежитии и была счастлива: она училась у лучших представителей лучшей в мире исполнительской школы.

  Бедность и любовь сопровождали всю ее московскую эпопею. Денег на билеты (чтобы слетать во Францию и оформить визу) катастрофически не хватало. Она всегда знала, что ее поддержит мать. Но семья помогала в основном сочувствием. Наверное, для брата, доктора экономики, и сестры, будущего филолога, это заболевание Россией долго оставалось непонятным. Однако семья согласилась с ее правом выбора. А Брижитт по просьбе младшей сестры привезла ей из Москвы собаку-дворняжку, подобранную на улице, нелегально жившую в консерваторском общежитии и нелегально вывезенную во Францию (ее усыпили и "упаковали" в багаж).

  Брижитт жила Россией. Она полюбила Переделкино, Старый Арбат, консерваторию на улице Герцена. В Переделкино, на даче Пастернака, где жил Станислав Нейгауз (вторая жена великого поэта была матерью великого музыканта), студенты проводили бесконечные веселые вечера. На втором этаже, где располагался музей Бориса Пастернака, ничего не разрешалось трогать, зато первый этаж и сад вокруг дома были в их полном распоряжении. И вот Брижитт, в одиннадцатилетнем возрасте читавшая в Париже переводного "Доктора Живаго", вошла в этот дом. Не туристкой-экскурсанткой, а гостьей - дорогой, желанной, милой.

  Нейгауз любил, когда студенты развлекались, ужинали, играли на даче в Переделкино. Причем музицирование было отнюдь не главным способом их времяпрепровождения. Первое место занимала китайская игра "ма-джонг", потом - шахматы и безобидный "дурачок". Им нравилось разыгрывать шарады и увлеченно составлять буриме (Брижитт было особенно трудно складывать русские стихи). Ее поражала широта культурных пристрастий Нейгауза - архитектура, музыка, поэзия. Он был непревзойденным исполнителем Шопена, Шумана, Брамса.

  - Он играл со мной симфонии Чайковского в четыре руки, и мне открылся мир Чайковского.

  Благодаря Нейгаузу Брижитт познакомилась не только с русской музыкой, но и с интеллигенцией тех лет. Нейгауз часто приглашал участвовать в концертах утонченную и прелестную Беллу Ахмадулину: он играл Шопена, она читала стихи. Они общались с семьей Евгения Евтушенко. Бывали в Москве у Владимира Высоцкого и Марины Влади... Об этом времени Брижитт вспоминает с дрожью в голосе:

  - Я была влюблена в русских людей - таких благородных и добрых, раскрывавшихся мне с лучшей стороны. Русская черта - огромная щедрость. Русские не жалеют времени на общение, никогда не торопятся, говоря, что у них только полчаса. Когда я попадаю в их круг, чувствую себя в центре мира.

  Она забыла в Москве, что такое регламентированность западной жизни. Забыла, что такое жестокая конкуренция в Парижской консерватории. Конечно, в Москве существовало соревнование педагогов и студентов, но она не чувствовала его, потому что борьба творческих индивидуальностей не носила такого жесткого характера. Теперешняя консерватория с ее дипломатическими играми и светскими интригами, наверное, немало удивила бы француженку.

  - В те годы было счастье жить музыкой, - признается в своем неистребимом романтизме Брижитт. - Когда на гастроли приезжали западные музыканты, после концертов мы ночами спорили в общежитии. Сколько часов мы потратили на обсуждение интерпретаций классики Клиберном или Поллини...

  Брижитт уехала из России сразу после похорон Станислава Нейгауза. "Мир сломался в этот момент". Сначала она думала, что никогда больше не прикоснется к роялю. Музыка причиняла боль, но - спасала.

  Брижитт всецело отдалась своей исполнительской деятельности. Ее изысканный и сокрушительный темперамент отразил страдания, выпавшие на долю беспечной любимицы Московской консерватории, едва перешагнувшей рубеж 25-летия. В 1982 году Герберт фон Караян пригласил ее сотрудничать с оркестром Берлинской филармонии, Даниэль Баренбойм - с оркестром Парижа, Зубин Мета - с оркестром Нью-йоркской филармонии. Самые престижные оркестры и дирижеры мира принимали ее как солистку. С ней выступали выдающиеся дирижеры: Кирилл Кондрашин, Мстислав Ростропович, Дмитрий Китаенко, Юрий Темирканов, Ошеломляющий успех неизменно сопутствует всем ее концертам. Анжерер играет и записывает с крупнейшими фирмами ноктюрны Шопена и "Карнавал" Шумана, сонаты Бетховена и произведения Рахманинова в память о своем учителе.

  До сих пор Брижитт сверяет свою жизнь по Нейгаузу: как бы он отреагировал на то или иное ее решение, как бы оценил исполнение ею нового произведения.

  - Я не хочу делать ничего, в чем бы пришлось стыдиться перед ним. Мне кажется, он все время смотрит на меня. Я верю, что он живет в другой жизни. Живет с теми прекрасными духами, которым он равен.

  Сейчас Брижитт Анжерер за сорок. Она много работает, дает по 70 концертов в год, преподает в Парижской консерватории, много путешествует, растит двоих детей. Двенадцатилетняя Леонора одарена литературно и пишет стихи с пяти лет. Отец Леоноры - писатель Ян Кефелек, лауреат престижной Гонкуровской премии. Несколько лет назад они с Брижитт развелись, и это было еще одно испытание, посланное ей жизнью. Трехлетний сын Гарольд, названный в честь фантазии Берлиоза для альта с оркестром "Гарольд в Италии" и в честь героя поэмы Байрона, легко узнает каждый инструмент в оркестре, обожает музыку Дебюсси, "Картинки с выставки" Мусоргского и сказку Прокофьева "Петя и волк".

  - Дети и музыка - то, что наполняет мою жизнь, - говорит Брижитт.

  Она пока не знает, будет ли снова возвращаться в Россию. Это решение дается с огромным трудом. В 1987 году вместе с мужем и французским телевидением приезжала в Москву на два дня. Побывала на могиле Нейгауза, не спала всю ночь - страшно боялась своих воспоминаний. Ее душа, определенно, околдована Россией: она думает по-русски, разговаривает в одиночестве сама с собой - по-русски.

  Брижитт не знает, существует ли вечная любовь, во всяком случае, она не верит в любовь между мужчиной и женщиной:

  - Повседневность, быт убивают чувство. Любовь - это полная гармония между людьми. Любовь может быть материализована в дружбе, в любви к матери, детям, своему профессору.

  Через всю жизнь Брижитт пронесла любовь к русской литературе, в особенности к романам Достоевского. Она, правда, считает, что мир спасет доброта, а не красота.

  Брижитт Анжерер - героиня романа Достоевского, случайно занесенная судьбой в наше время.

  - Настоящим женщинам присущи благородство и жертвенность. Они готовы на все ради детей, мужчины, идеи. Мужчинам же этого все больше недостает.

  На вопрос, не жалеет ли она о тех жертвах, которые пришлось принести ей самой, Брижитт Анжерер отвечает: "Ни минуты. Главное в жизни - уметь отдавать, слушать, сопереживать".