Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Читаем вместе

Подписаться Бесплатная «Серебряная» новостная рассылка . Подписчиков 433 RSS
←   Апрель 2007   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30


За последние 60 дней ни разу не выходила


Сайт рассылки: http://allbooks.ucoz.com
Открыта: 28-03-2004

Автор
Ариша Годунова

Статистика

433 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Читаем вместе Иванов Алексей.Географ глобус пропил (6/20)


Здравствуйте, Дорогие Друзья!
в эфире
ЧИТАЕМ ВМЕСТЕ. ВЫПУСК 636

Иванов Алексей.Географ глобус пропил  (6/20)

Темная ночь



      -- Вовка, я с Шурупом домой пошла! -- громко объявила Ветка. -- Ты оставайся, если хочешь, а меня Витька проводит. Надя, отпустишь его?...
      Надя фыркнула.
      Шуруп был усталый и сонный, молчал, тяжело вздыхал. На улице Служкин взял его за руку. Тьма была прозрачной от свечения снега.
      -- Представляешь, Ветка, я недавно одной своей ученице рассказывал историю нашего выпускного романа, -- неожиданно признался Служкин. -- Приврал, конечно, с три короба... Она затащилась, а мне грустно стало. Давай как-нибудь съездим снова на ту пристань?
      -- Зачем в такую даль ехать, когда и дома можно?
      -- Дура ты, -- огорчился Служкин.
      Они по заснеженным тротуарам тихонько дошли до клуба, и тут Служкин обнаружил, что забыл дома сигареты.
      -- Блин, Ветка, -- пробормотал он. -- Можно я до киоска сгоняю?...
      -- Сгоняй, -- согласилась Ветка. -- Только не долго. Я жду тебя дома.
      Служкин побежал по улице, оставив Ветку с Шурупом, обогнул здание клуба и углубился в парк, который все называли Грачевником. Фонари здесь не светили, и Служкин сбавил ход до шага. В Грачевнике стояла морозная, черная тишина, чуть приподнятая над землей белизною снега. Тучи над соснами размело ветром, и кроны казались голубыми, стеклянными. Дьявольское, инфернальное небо было как вспоротое брюхо, и зеленой электрической болью в нем горели звезды, как оборванные нервы. Служкин свернул с тропы и побрел по мелкой целине, задрав голову. Ноги вынесли его к старым качелям. В ночной ноябрьской жути качели выглядели как пыточный инструмент. Смахнув перчаткой снег с сиденья, Служкин взобрался на него и ухватился руками за длинные штанги, будто за веревки колоколов.
      Качели заскрипели, поехав над землей. Служкин приседал, раскачиваясь всем телом и двигая качели. Полы его плаща зашелестели, разворачиваясь. Снег вокруг взвихрился, белым пуделем заметался вслед размахам. Служкин раскачивался все сильнее и сильнее, то взлетая лицом к небу, то всей грудью возносясь над землей, точно твердь его не притягивала, а отталкивала. Небосвод как гигантский искрящийся диск тоже зашатался на оси. Звезды пересыпались из стороны в сторону, оставляя светящиеся царапины. Со свистом и визгом ржавых шарниров Служкин носился в орбите качелей -- искра жизни в маятнике вечного мирового времени. Разжав пальцы в верхней точке виража, он спрыгнул с качелей, пронесся над кустами как черная, страшная птица и рухнул в снег.
      Кряхтя и охая, он поднялся и поковылял дальше. Опустевшие качели, качаясь по инерции, стонали посреди пустого ночного парка.
      Служкин выбрался к автобусной остановке и прилип к киоску.
      -- Бутылку водки, и откройте сразу, -- как пиво, заказал он.
      Он сунул в окошко деньги и вытащил бутылку.
      -- Паленая? -- спросил он и приложился к горлышку.
      -- Настоящая, -- соврали из окошка. -- Закусить надо?
      -- После первой не закусываю, -- сказал Служкин и пошел прочь.
      Возле подъезда Ветки он долго щурил глаза и считал пальцем окна. Свет у Ветки не горел. Ветка не дождалась его и легла спать.
      В Веткином подъезде Служкин сел на лестницу и начал пить водку. Постепенно он опростал почти полбутылки. Сидеть ему надоело, он встал и пошел на улицу.
      Потом началось что-то странное. Бутылка утерялась, зато откуда-то появились так и не купленные сигареты. Какая-то мелкая шпана за сигарету пыталась перетащить Служкина через какой-то бетонный забор, но так и не смогла. Потом Служкин умывался ледяной водой на ключике, чтобы привести себя в чувство. Потом у бани пил какой-то портвейн с каким-то подозрительным типом. Потом спал на скамейке. Потом на какой-то стройке свалился в котлован и долго блуждал впотьмах в недрах возведенного фундамента, пытаясь найти выход. Выбрался оттуда он грязный, как свинья, и почти сразу же рядом с ним остановился милицейский "уазик".
      Служкин пришел в себя только в ярко освещенном помещении отделения милиции.
      -- Ой! -- испуганно сказал он. -- Где я? В вытрезвителе, что ли?...
      -- Сидеть! -- заорал на него через стойку сержант.
      Служкин присмирел, озираясь, и потрогал физиономию -- цела ли? Из коридора напротив донесся рев и пьяный мат. Одна из дверей распахнулась, и наружу вывалился мужик в расстегнутой рубахе и трусах. Ему выкручивал руку второй милиционер.
      -- Хазин, помоги уложить! -- закричал он.
      -- Убью, если пошевелишься! -- пообещал сержант Служкину и с дубинкой побежал на помощь коллеге.
      Едва оба милиционера заволокли мужика в комнату, Служкин метнулся к телефону на стойке и набрал номер Будкина.
      -- Будкин, это Служкин, -- быстро сказал он. -- Выручай, я в трезвяке!...
      Вернулся сержант Хазин, сел, подозрительно ощупал Служкина взглядом и начал скучно допрашивать, записывая ответы. Изображая предупредительность, Служкин отвечал охотно и многословно, но все врал.
      Минут через пятнадцать в отделение решительно вступил Будкин. Он уверенно пошагал сразу к стойке. Его расстегнутый плащ летел ему вслед страшно и грозно, как чапаевская бурка. Служкин дернулся навстречу Будкину, и Будкин одновременно с сержантом свирепо рявкнул:
      -- Сидеть!
      -- У вас, значит, этот голубь, -- проговорил Будкин, по-хозяйски опираясь на стойку. -- А я ищу его который час... Какие с ним будут формальности?
      Не меньше получаса прошло, пока Будкин заполнял какие-то бланки и расплачивался. Наконец он грубо подхватил Служкина под мышку и потащил на выход, прошипев краем рта:
      -- Ногами скорее шевели, идиот!...
      От милицейского подъезда они дунули к ближайшей подворотне.
      -- Ты чего, в ментовке бомбу заложил?... -- задыхаясь, спросил Служкин.
      -- Быстрее надо было, пока этот сержант меня не вспомнил, -- пояснил Будкин и хехекнул: -- Я в школе у него два года в сортире мелочь вытрясал... А ты где пропадал? Почему грязный такой? Надька мне уже сто раз звонила. Чего ты бесишься-то, Витус?
      -- Я не бесюсь... не бешусь... Короче, все ништяк.
      -- Да-а... -- Будкин закурил, печально рассматривая Служкина. -- Вот сейчас тебе и будет ништяк...
      -- А у тебя нельзя отсидеться? -- робко спросил Служкин.
      -- У меня негде. Там сейчас Рунева с Колесниковым.
      -- Ни фига себе! -- удивился Служкин. -- А чего они делают?
      -- Чего ты с Веткой делал? Торпеду полировал. Вот и они тоже.
      -- А ты чего?...
      -- Че-че, -- хехекнув, передразнил Будкин. -- Варю суп харчо. Пусть трахаются, палас не протрут. Пойдем лучше пиво пить. Угощаю.
      Только на рассвете Служкин позвонил в свою дверь. Ему открыла осунувшаяся Надя и посторонилась, пропуская в прихожую.
      -- Это я, твой пупсик, -- беспомощно сказал Служкин.
      -- Ну что, удовлетворила тебя Ветка как женщина? -- поинтересовалась Надя, недобро сощурившись.
      -- Нет... -- виновато сознался Служкин.
      -- Жаль, что квартира твоя и я не могу тебя выгнать... Я надеюсь, что сегодня твой день рождения уже кончился?
      -- Кончился, -- покорно согласился Служкин.
      -- Ну и у меня с тобой все кончилось, -- спокойно заявила Надя и с размаха съездила ему по скуле.


* ЧАСТЬ II. Ищу человека *




Выбираем "лошадь"



      В зеленоватом арктическом небе не было ни единого облака, как ни единой мысли. Серебряное, дымное солнце походило на луну, с которой сошлифовали щербины. Замерзшие после оттепели деревья в палисадниках переливчато вздымались хрустальными люстрами и свешивали в разные стороны ледяные гроздья отяжелевших ветвей.
      Служкин запустил девятый "А" в кабинет и раскрыл классный журнал. В нем лежала иносказательная -- чтобы не поняли другие учителя -- записка, написанная им самому себе в прошлую пятницу.
      -- Так, -- сказал Служкин, когда красная профессура, рассевшись, угомонилась. -- У меня к вам, господа, вопрос: почему это вы всем классом в прошлую пятницу сбежали с урока, а?
      -- Кто? Мы?! -- искренне изумились девятиклассники. -- Это вы сбежали! Это вас не было! Мы ждали, мы стучались! И когда дверь пинали, вы тоже не орали! И в замочной скважине вас не было!
      -- Не было вас, -- авторитетно подтвердил Старков. -- Мы честно проторчали семь минут после звонка и только потом ушли.
      -- Почему же я, как пень, сидел весь шестой урок один?
      -- У нас география четвертым была! -- закричала красная профессура. -- А на пятом-шестом мы на физре, как сволочи, три километра бегали!
      -- Расписание-то изменили, -- пояснил Старков.
      -- Посмотреть-то его не судьба была? -- фыркнула Митрофанова.
      -- А у нас в учительской на расписании никаких перемен не было!... -- обескураженно развел руками Служкин.
      -- Ага, а мы виноваты, -- расстроилась красная профессура.
      -- Ладно, не нойте, -- махнул рукой Служкин. -- Что делать будем, если так вышло? Есть три выхода. Первый -- честно рассказать все Розе Борисовне, и пусть она решает. Второй -- сегодня провести дополнительный урок. Третий -- сделать вид, что "я не я и лошадь не моя". Что предпочтете?
      -- "Лошадь"! -- дружно закричала красная профессура.
      -- Роза Борисовна всех убьет, и вас, и нас, -- рассудительно сказал Старков, -- и заставит проводить все тот же дополнительный урок. А на него придет только полкласса, да и то вас слушать не будут. Так что лучше уж сразу "лошадь", Виктор Сергеевич.
      -- Тогда два условия. Первое: вы самостоятельно учите дома еще один параграф и в следующий раз по нему -- проверочная...
      -- Не пройдет, -- прокомментировал Старков. -- Никто учить не будет. А впрочем, мы никогда не учим географию, а все проверочные пишем на пятерки. Ладно, принимаем это условие. Давайте второе.
      -- Второе -- чтобы об этом не узнала Роза Борисовна.
      Волнение концентрическими кругами пробежало по классу и сошлось наконец почему-то на Маше Большаковой.
      -- Она не узнает, -- чуть покраснев, пообещала за всех Маша.
      В учительской Служкин оживленно пересказал историю своего договора с девятым "А" Кире Валерьевне.
      -- Знаешь, -- поморщившись, сказала Кира, -- я не люблю, когда мне показывают голый, грязный зад и при этом радуются.
      Служкин осекся, помолчал и ответил:
      -- А я не люблю, когда ставят сапоги на пироги.
      -- Ты ничего не забыл? -- холодно поинтересовалась Кира.
      Служкин возвел глаза и начал вспоминать, загибая пальцы:
      -- Зубы почистил... Ботинки зашнуровал... Ширинку застегнул...
      -- А где журнал девятого "А"? -- устало спросила Кира.
      -- Роза Борисовна забрала, -- блекло ответил Служкин.
      Едва он вошел в квартиру, заорал телефон.
      -- Витька, это ты? -- раздался голос Ветки. -- Ты чего, с ума сошел? Куда ты пропал тогда? Колесникова всю ночь дома не было! Мы бы с тобой так оторвались!...
      В это время дверь открылась, и в прихожую вбежала Тата.
      -- Ветка, потом поговорим, -- торопливо сказал Служкин и положил трубку.
      -- Папа дома! -- ликующе крикнула Тата Наде.
      -- Ты рыбу коту купил? -- не здороваясь, спросила Надя. -- Нет? Своим ужином его кормить будешь. Пока не разделся, сходи в подвал, поищи его. Потом мусор выброси.
      С ведром в руке Служкин вышел из подъезда. Он направился вдоль фундамента дома, кискиская в разбитые подвальные окна. Из одного окна в ответ раздалось задумчивое бурчание и скрежет когтей по водопроводным трубам. Служкин присел возле этого окна на корточки и позвал снова:
      -- Кис-кис-кис... Пуджик, гад... Кис-кис-кис... Ты чего сбежал? Кормят, что ли, плохо? Или дорогу домой забыл? Кис-кис-кис... Иди сюда, куда исчез?... Кис-кис-кис... Опять пропал, сволочь... Кис-кис... Ладно -- я, а ты-то чего выпендриваешься?


Собачья доля



      После школы Служкин пошел не домой, а к Будкину.
      -- Ты чего в таком виде? -- мрачно спросил он Будкина, открывшего ему дверь в трусах и длинной импортной майке.
      -- Я же дома, -- удивился Будкин. -- А в каком виде мне ходить?...
      -- Как я -- на коне и в броне, -- пробурчал Служкин.
      На кухне он грузно уселся на табуретку и закурил. Будкин, хехекнув, продолжил поедание обеда -- водянистого пюре из картофельных хлопьев. Больше он ничего не умел готовить. Чтобы было не так противно, Будкин закусывал шоколадными конфетами "ассорти" из коробки.
      -- Чего такой злой? -- поинтересовался он.
      -- Школа достала.
      -- Так уволься, -- просто посоветовал Будкин.
      -- Уволься... -- недовольно повторил Служкин. -- А я вот не хочу. Вроде отвратно, а тянет обратно. Наверное, это первая любовь.
      -- Ну, валяй, рассказывай, -- предложил Будкин. -- Для этого пришел?
      -- Опять у меня сегодня баталия с зондер-командой была, -- начал Служкин. -- У нас при столовке ошивается шавка, помои там жрет -- болонка, белая, как плесень, злющая, трусливая, в общем, гадость на ножках. И вот перед самым уроком Градусов затащил ее в кабинет.
      Все развеселились, орут: она у нас новенькая, она географию учить хочет, запишите в журнал... А я уже усвоил, что зондер-команде ни в малейшем уступать нельзя. Со всемирными потопами компромиссов не бывает. Ну, я и заявляю Градусову: либо ты на уроке, либо эта шавка.
      А Градусову только того и надо. Напустился он на собачонку, как черт на репу. Ловить стал. Носился по всему классу, прыгал с разбега, под парты кидался. Схватил швабру, строчил из нее, как из пулемета, метал, как копье, пока я не отнял. Он тогда стал засады устраивать, гавкал, мяукал, умолял собачонку сдаться, головой об пол стучал, рыдал. Собачонка визжит, класс свистит, топочет, хохочет. Я не выдержал, в удобный момент сцапал Градусова и вышиб в коридор.
      Он сразу в дверь пинать начал. Я открыл -- он убежал. А зондер-команду после Градусова разве утихомиришь? Я поорал, побегал между парт, пригоршню двоек поставил -- хоть сам успокоился. Тут стук в дверь. Я купился, открываю -- Градусов в кабинет рвется, чуть меня с ног не свалил, поганец. Вопит: пацаны, портфель мой заберите! Я снова его вытурил. В классе -- рев, как на пилораме. Я еще чуток побегал, дневники поотбирал, наконец стал писать на доске тему урока. И тут снова в дверь барабанят. Ну что за хреновина!... Я дверь распахиваю -- а в коридоре темнотища, смерти своей не разглядишь -- и с разгону как рявкну: еще раз в дверь стукнешь -- шею сверну!... Глядь -- а там Угроза Борисовна.
      Меня едва Кондрат не треснул. Вплывает она в кабинет. За ней Градусов, как овечка, семенит. Зондер-команда вмиг преобразилась, я даже остолбенел: все сидят, все пишут без помарок, все хорошисты, все голубоглазые. Один я Д'Артаньян стою: глаза повылазили, из свитера клочья торчат, с клыков капает и в руке указка окровавленная. Ну, Угроза сперва зондер-команду по бревнышкам раскатала, потом за меня взялась. Дети, мол, ходят в школу не для того, чтобы слоняться по коридорам, а если из вас педагог, как из огурца бомба, так вы -- трах-тарарах-тах-тах. От меня после этого вообще одна икебана осталась. Посадила Угроза Градусова на место, пожурила и ушла. А я стою перед классом, как сортир без дверки.
      Мерзкая же собачонка, про которую все уже забыли, тем временем тихо пристроилась за моим столом у доски и -- бац! -- наложила целую кучу. У зондер-команды истерика, а у меня руки опустились. Все, говорю. Урок вы мне сорвали -- хрен с вами. Но отсюда не уйдете, пока дерьмо не уберете. Журнал под мышку и вон из класса.
      Покурил на крылечке -- полегчало. Тут звонок на перемену. Я возвращаюсь к своей двери -- зондер-команда колотится, вопит. Я спрашиваю: убрали? Оттуда: сам убирай, географ, козел вонючий! Добро, говорю, сидите. Пошел на их следующий урок, объяснил все училке в пристойных выражениях. Она и рада от зондер-команды отделаться, тем более за мой счет.
      Целый урок бродил вокруг школы, на перемене вернулся. Как настроение? -- через дверь спрашиваю. Убрали, говорят. Но я не лыком шит. Разойдись от двери, приказываю, я в замочную скважину посмотрю. Не расходятся. Значит, врут. Ладно, хорьки, говорю, пошел второй тайм. Они орут: дверь выбьем, окна высадим, выпрыгнем!... Валяйте, соглашаюсь, и пошел со следующей училкой договариваться.
      Осада продолжается. Этот урок у них последний по расписанию. На перемене традиционно стою у двери. Зондер-команда орет, стучит, уже паника начинается: мне ключи отдать надо! Меня ждут! В туалет хочу! Ну, думаю, дело сдвинулось с мертвой точки. Пока не уберете, говорю, будете сидеть хоть до вечера, хоть до утра, хоть до второго пришествия.
      На уроке от двери не отхожу, подслушиваю. В кабинете до меня уже никому дела нет, там гражданская война. Орут: это ты притащил, ты и убирай! -- это ты придумал! -- это ты подговаривал! -- сволочи вы все! -- и кто-то уже рыдает. Но звонка я дождался.
      Со звонком спрашиваю: убрали? Убрали, кричат. Разойдись от двери, говорю, я смотреть буду! Заглянул в скважину -- и правда, перед доской чисто. Отомкнул я замок, они лавиной хлынули. Умчались. Зашел я в кабинет -- мамочки!... Все окна раскрыты, накурено, парты повалены, пол замусорен, мой стол и стул обхарканы, доска матюками про меня исписана. А самое-то главное, что дерьмо собачье попросту шваброй мне под стол свезли, и все! Так ничего я и не добился. Урок сорвал, учителям напакостил, себе обеспечил разборку с Угрозой, да еще и все драить пришлось самому...
      Служкин умолк. Оживление его угасло. Он сидел усталый, подавленный. Будкин достал сигареты и протянул ему. Служкин закурил.
      -- Может, побить твоего Термометра? -- предложил Будкин.
      -- Я по женщинам и детям не стреляю.
      -- Ты не добрый, Витус, -- сказал Будкин, -- а добренький. Поэтому у тебя в жизни все наперекосяк. И девки поэтому обламывают.
      -- Да хрен с девками... -- Служкин махнул рукой.
      -- А я не девок, а больше Надю имею в виду.
      -- А что, заметно? -- грустно спросил Служкин.
      -- Еще как. Видно, что она тебя не любит.
      -- Ну да, -- покорно согласился Служкин. -- А также не уважает. Уважение заработать надо, а у нас с ней расхождение в жизненных ценностях. Вот такая белиберда, блин.
      -- Ты-то сам как к Наде относишься?
      -- А как можно долго жить с человеком и не любить его?
      -- Интересно, как она с тобой спит...
      -- Никак. Может, потому она и зверствует. Хоть бы любовника себе завела, дура...
      -- Да-а... -- закряхтел Будкин. -- И чего делать будешь?
      -- А ничего, -- пожал плечами Служкин. -- Не хочу провоцировать ее, не хочу ограничивать. Пусть сама решит, чего ей надо. Жизнь-то ее.
      -- Ой, Витус, не доведет это тебя до добра...
      -- Сам знаю. В конце концов я во всем и окажусь виноватым. Такая уж у меня позиция: на меня все свалить легко. Однако по-другому жить не собираюсь. Я правильно поступаю, вот.
      -- Может, и правильно, -- подумав, кивнул Будкин, -- вот только, Витус, странно у тебя получается. Поступаешь ты правильно, а выходит -- дрянь.
      -- Судьба, -- мрачно хмыкнул Служкин.

С уважением к каждому подписчику, Романов Александр,mailto:forex_raa@mail.ru
Форум рассылки http://www.forum.alerom.ru
Сайт рассылки с архивом выпусков http://www.alerom.ru
Я всегда рад услышать справедливую критику и пожелания!
В избранное