Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Читаем вместе

Подписаться Бесплатная «Серебряная» новостная рассылка . Подписчиков 433 RSS
←   Апрель 2007   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30


За последние 60 дней ни разу не выходила


Сайт рассылки: http://allbooks.ucoz.com
Открыта: 28-03-2004

Автор
Ариша Годунова

Статистика

433 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Читаем вместе Иванов Алексей.Географ глобус пропил (5/20)


Здравствуйте, Дорогие Друзья!
в эфире
ЧИТАЕМ ВМЕСТЕ. ВЫПУСК 635

Иванов Алексей.Географ глобус пропил  (5/20)

Мертвые не потеют



      Служкин проторчал на остановке двадцать минут, дрожа всеми сочленениями, и, не выдержав, пошел к Кире домой.
      -- Ты чего так рано? -- удивилась Кира. Она была еще в халате.
      -- Выброси свои ходики на помойку, -- буркнул Служкин. -- Кино начнется через полчаса.
      -- Черт, -- с досадой сказала Кира. -- Ну ладно. Подожди меня тут.
      -- На лестнице? -- разозлился Служкин, ловко выставляя ногу и не давая закрыть дверь. -- Пятый класс для меня уже пройденный этап.
      Кира помолчала, разглядывая его.
      -- Ладно, пройди. Но я тебя не приглашала. Смотри не пожалей.
      -- Не из жалостливых... -- проворчал Служкин, впираясь в прихожую.
      -- Ну, я объясняла тебе, в кино иду, -- уйдя в комнату переодеваться, раздраженно сказала кому-то Кира.
      В комнате послышался хруст дивана, щелканье ременной пряжки, и на порог вышел атлетически сложенный молодой человек с квадратными плечами.
      -- Этот, что ли, тут самый крутой? -- оглядев Служкина, спросил он.
      -- Вернись и не лезь в бутылку! -- одернула его Кира.
      В лифте, взяв Служкина под руку, Кира насмешливо сказала:
      -- Ты, наверное, хочешь спросить, кто это был?
      -- Я и так знаю. Брат. Или сантехник.
      -- И как ты к этому относишься?
      -- Никак. -- Служкин пожал плечами. -- Атлет объелся котлет.
      -- Вообще-то он тебе соперник.
      -- Победила дружба.
      Они спустились с крыльца и зашагали по мокрому асфальту. Недавно выпавший снег не удержался, растаял, а грязь замерзла. Газоны, по которым разворачивались легковушки в тесном дворе, превратились в барельефы, в черную фигурную лепнину. Студеная поздняя осень старчески слепла. Туманная морось покачивалась между высокими многоэтажками. С их крыш медузой обвисало рыхлое и дряблое небо.
      -- Если тебе все безразлично, давай вернемся, -- сердито сказала Служкину Кира, памятуя об атлете.
      -- Ты же сама хотела пойти этот фильм посмотреть. Билеты на руках, Будкин вечером нас встретит. Поздно оглобли поворачивать. И вообще, я же предупреждал, что не люблю американские боевики...
      -- А я вот люблю, и будь добр это стерпеть. Только в них и можно настоящего мужика увидеть.
      Они успели приехать вовремя и даже не очень пострадали в автобусе. На щите перед кинотеатром был изображен летящий в звездном небе мотоцикл с голой девкой верхом. Гардероб в фойе не работал, вешалки торчали за барьером как рога оленей. В зеркальном, музыкальном и разноцветно иллюминированном баре красивая продавщица торговала баночным пивом и сигаретами. По фойе слонялась толпа крепышей в расстегнутых пуховиках. Крепыши были с девушками; они, угрожающе глядя исподлобья, пили пиво, мяли банки и с грохотом бросали их в урны.
      -- Новое поколение выбирает опьянение... -- бормотал, озираясь, Служкин. -- Молодежь тянется к культуре: пришла узнать, чем отличается Тинторетто от "Амаретто"...
      -- Слушай, помолчи, -- поморщилась Кира.
      Но Служкин на всем скаку остановиться не мог. Они прошли в зал, сели, фильм начался, а Служкин все еще дребезжал:
      -- Многомиллионный город терроризирует маньяк-убийца, -- подражая интонациям рекламного ролика, шептал он. -- Полицейский-одиночка вступает в единоборство с бандой. Погони, схватки, каскад головокружительных трюков, настоящие мужчины и прекрасные женщины -- все это в новом американском супербоевике "Мертвые не потеют". В главных ролях -- неподражаемые Реп Паренн и Хруст Реббер...
      Сюжет фильма был замысловат. Злобный Маньяк крошил всех подряд, носясь на мотоцикле во главе Банды. Банда гнездилась на верхнем Этаже заброшенного небоскреба. Лестницы в нем были взорваны. К себе на Этаж Банда попадала, прыгая с разгона на мотоциклах с крыши соседнего, тоже заброшенного небоскреба.
      -- Это главная художественная находка авторов фильма, -- прокомментировал ситуацию Служкин.
      Банда поймала Девку и изнасиловала ее. Причем сам Маньяк делал это, привязав Девку к мотоциклу и носясь по крыше. Потом Банда выбросила Девку вниз со своего миллионного Этажа. Девка, естественно, шлепнулась в машину с мусором и выжила. Девка пошла скандалить в полицию. А начальником полиции был брат-близнец Маньяка. Он Девку арестовал и хотел вернуть огорчившейся Банде, чтобы та все-таки прикончила Девку как следует. Девку охранял Лучший Друг Полицейского. Когда Банда пришла за Девкой, он в страшной Битве погиб, защищая жертву, но успел направить Девку к своему лучшему другу -- Полицейскому. Девка застала Полицейского дома одного, он в слезах листал альбом с фотографиями Лучшего Друга.
      -- А по выходным он обычно ловит сачком бабочек, -- развил образ Полицейского Служкин.
      Полицейский был необыкновенно молчаливым и нелюдимым типом. Начальство он презирал, никогда с ним не разговаривал и всегда поступал вопреки приказам. Девку он ненавидел, а Маньяка вообще не считал за млекопитающее. Во всех случаях жизни он произносил только одно слово "Фак!".
      -- Сейчас Полицейский станет всех рубить в капусту, а начнет с самого наглого и мозглявого, -- предупредил Служкин.
      -- Если ты уже смотрел, то дай и мне! -- прошипела Кира.
      -- Разве бы я выдержал дважды прожевать эту ботву?...
      Дело пошло по служкинскому прогнозу. Братец-Начальник упек Полицейского за решетку, а Девку отдал Банде. Маньяк повез Девку убивать.
      -- Дурак, -- расстроился за Маньяка Служкин. -- Ему надо было сделать пластическую операцию и сдаться русским. Может, и выжил бы.
      Но Маньяк был глупее Служкина и жить совсем не хотел. Он привез Девку на свой пресловутый Этаж, опять раздел ее и привязал к "Харлей Дэвидсону", собираясь с Бандой повторить всю Программу. Тем временем Полицейский поднял в тюрьме Бунт, все там погнул и сломал и убежал, повиснув на шасси вертолета. Потом Нью-Йоркский воздушный флот начал биться с ним среди громад Манхэттена. Из горящего вертолета Полицейский спрыгнул на Этаж Маньяка. Свой геликоптер, потерявший актуальность, он направил на соседний дом, с которого Банда и прыгала в свое логово. Дом разнесло к едрене-фене. Пока Полицейский разделывался с Бандой, Маньяк быстро поумнел и решил удрать. Девка погналась за ним, напялив шлем, но ничем не прикрыв срама. Маньяк, Девка и Полицейский дружной стайкой долго носились по карнизам и балконам на мотоциклах. Наконец, Маньяк изловчился прыгнуть, как обычно, на соседний дом -- а дома-то уже и не было. И он гробанулся о мостовую так, что оторвалась непутевая Голова. Голова, кстати, прилетела точно в машину Сенатора, который совсем запутался в близнецах и темных делишках и хотел взорвать Нью-Йорк атомной бомбой. А Полицейский пулей -- конечно, последней -- разнес колесо у мотоцикла Девки, которая хотела повторить полет Маньяка. Девка осталась жива и долго целовалась с Полицейским на фоне финальных титров.
      Свет в зале зажегся, и публика, уважительно покрякивая, вразвалку двинулась к выходу.
      -- Ты мне испортил все удовольствие, -- вставая, с холодным бешенством сказала Служкину Кира.
      Служкин только стонал и держался за голову, волоча ноги.
      Они вывернули из-за угла кинотеатра на площадку. Уже совсем стемнело -- по-осеннему густо, мглисто, неровно. Синий неоновый свет передней стеклянной стены кинотеатра выпукло и однотонно выделял ряд блестящих автомобилей, похожих на клавиши рояля.
      -- Вон наш экипаж. -- Служкин кивнул на будкинскую "вольво".
      Кира неохотно взяла Служкина под руку.
      И тут из темноты возле машины появилось пятеро каких-то типов. Трое остановились в стороне, один подошел к капоту, а еще один сунулся в открытое окошко, где светилась багровая искра сигареты Будкина. О чем была беседа, никто не слышал, но тип у дверки полез в окно рукой, чтобы открыть машину. Второй тип по-хозяйски уселся на капот.
      Через мгновение тот парень, что лез в машину, вдруг растопырил руки, словно восклицая: "Да ба-а!..." -- и задом сел в грязный газон. Дверка открылась, Будкин вылез и деловито съездил снизу в челюсть седоку на капоте -- тот, мелькнув подошвами, кувыркнулся на другую сторону. От троицы отделился еще один боец, который добежал до Будкина, а потом резко развернулся и поковылял прочь. Он скрючился, выпятив зад и обеими руками скомкав в горсть штаны в паху -- так отжимают плавки купальщики, не желающие раздеваться. Через миг вся компания исчезла в кустах.
      Кира присвистнула и сощурилась, разглядывая Будкина.
      -- За что бился? -- подходя, спросил Служкин.
      -- Парнишки номером автобуса ошиблись, -- пояснил Будкин.
      -- Знакомься, старый пень: это Кира, моя... м-м... коллега.
      -- Очень приятно. -- Будкин сдержанно приложился к ручке Киры.
      -- Ну, гони к цыганам, -- распорядился Служкин.
      -- Я бы покаталась, -- нейтрально заметила Кира.
      -- Э-э... -- озадачился Служкин. -- Я же отец семейства, народный учитель... Мне домой надо.
      -- А мне не надо.
      Они втроем замолчали. Будкин грустно поглядел на Киру, тяжко хехекнул и отошел в сторону покурить.
      -- Ты что-то хочешь спросить? -- поинтересовалась Кира у Служкина.
      -- Да, в общем, нет, -- подумав, сказал Служкин и открыл перед ней переднюю дверцу.


Торжество



      Который год подряд первый тонкий, но уже прочный зимний снег лег на землю в канун служкинского дня рождения, и Служкин, проснувшись, вместе с диваном поплыл в иглистое белое свечение, такое яркое и неожиданное после темных и тяжелых красок поздней осени.
      Прямо с утра началась подготовка к празднеству. Надя сердито застучала на кухне ножом. Служкин на четвереньках ползал под кроватью с пылесосом. Пуджик, раздувшись огромным шаром, сидел в прихожей на полке для шапок и шипел на пылесосный шланг. Тата за письменным столом старательно черкала в альбоме цветными карандашами.
      Потом Служкин носился из кухни в комнату с тарелками. Пуджик, напевая, в своем углу пожирал обильные селедочные обрезки, а Тата пыталась повязать ему на хвост свой бантик.
      -- Не понимаю, зачем каждый год устраивать такой кутеж? -- недовольно ворчала Надя, шинкуя морковь. -- Ладно бы еще -- дата была круглая!... А так?... Лишь бы нажраться.
      -- Встреча с друзьями -- это способ выжить, а не выжрать.
      -- Нашел друзей! Ладно -- Будкин, он все равно припрется. А зачем с ним Рунева? Невежливо тащить с собой подругу, пока она не стала женой. И Колесниковых тоже зачем позвал? Они разве звали тебя на свои дни рождения? Ветке главное напиться, а муж ее вообще дурак, куда он нужен? Тем более они с сыном придут...
      -- Ну, не ругайся хоть сегодня, -- примирительно попросил Служкин.
      -- Я вообще могу молчать весь день! -- раздраженно крикнула Надя.
      К трем часам они поссорились еще раз, но праздничный стол был готов. Надя и Тата поздравили именинника: Надя осторожно поцеловала и вручила набор из одеколона, дезодоранта и крема для бритья, а Тата подарила папе аппликацию -- домик с трубой в окружении елочек. Служкин поднял Тату на руки и поцеловал в обе щеки.
      В половине четвертого звонок затрещал, и явился Будкин.
      -- Хе-хе, плешивый мерин, -- сказал он. -- Поздравляю. Теперь на год скорее сдохнешь... Это тебе. -- И он вручил Служкину цветастый двухтомник.
      -- Знаешь, что купить, сучье вымя!... -- посмотрев на обложку, сдавленно промычал Служкин и двинул Будкина в грудь кулаком.
      Затем в дверь стеснительно звякнула Саша Рунева. Она подарила Служкину рубашку в целлофановой упаковке и извинилась:
      -- Мне показалось, что тебе подойдет...
      Она робко поцеловала его и вытерла помаду платочком.
      -- Ну зачем же!... -- обескураженно завопил Служкин, хватаясь за щеку, будто у него стрельнуло в зуб.
      Последними прибыли Колесниковы. Ветка, визжа, повисла на Служкине, а потом перецеловала всех -- и Сашеньку, с которой была едва знакома, и Надю, про которую знала, что та ее недолюбливает, и Будкина, который для такого дела охотно выбежал из сортира. Колесников потряс всем руки и протянул Наде толстую бутылку -- свой подарок. Надя несколько театрально улыбалась гостям. Шуруп вышел из-за родительских ног и солидно пробасил:
      -- Дядя Витя, я тебя тоже проздравляю.
      -- Вот, знакомьтесь, -- предложил Служкин Колесникову. -- Вы еще не встречались, хотя я всем все про всех рассказывал. Вовка, это Саша Рунева. Сашенька, это Вовка, муж Ветки.
      Сашенька и Колесников странно переглянулись.
      -- Ну что? -- спросил Служкин. -- Метнемся к станкам? -- Он царственным жестом указал на стол.
      Празднество началось. Пока звучали традиционные тосты -- за именинника, за родителей, за жену и дочку, за гостей, -- Служкин еще сдерживался в речах и поступках, но затем развернулся во всю прыть. Он исхитрялся быть сразу во всех местах, подливал в каждую рюмку, разговаривал со всеми одновременно и в то же время вроде бы сидел на своем месте, не отлучаясь ни на миг, принимал положенные чествования, однако на нем уже похрустывала подаренная рубашка, рядом с локтем скромно притулилась уже на треть початая бутылка Колесниковых, которую Надя спрятала в холодильник, а в двухтомнике, лежащем на телевизоре, очутилась закладка из конфетного фантика на середине второго тома. Первым захмелел Колесников. Он рассказывал Сашеньке людоедские истории о своей службе в милиции. Покраснев и расстегнув воротник, он раздвинул посуду в разные стороны и на свободном пространстве стола ладонями изображал различные положения.
      -- Мы вот тут, в кустах сидим, а с этой стороны у нас вторая засада. Они приезжают, все на "джипах", все шкафы, в коже, со стволами под мышками. Сходятся на разборку. А мы внезапно по мегафону: "Не двигаться! Бросить оружие!" Куприянов своим кричит: "Атас, засада!" -- и Залымову пулю в грудь! Ну, тут мы...
      Сашенька слушала невнимательно, крутила в пальцах рюмку, куда со словами "Где Петрушка, там пирушка!" -- то и дело подливал вино именинник. Сашенька механически пила и глядела на Будкина, который учил Тату есть колбасу с помощью ножа и вилки. Тата, пыхтя и высоко задирая локотки, неумело мочалила колбасный кружок, а Будкин брал отрезанные кусочки пальцами и клал себе в рот, всякий раз ехидно подмигивая Наде. Надя, смеясь, возмущалась этим хамством и путано рассказывала Ветке рецепт нового торта. Ветка карандашом для глаз поспешно записывала рецепт на салфетке и рвала грифелем бумагу. Пользуясь свободой, Шуруп покинул компанию и возле кровати безуспешно усаживал Таточкину куклу на спину Пуджика, что лежал в позе сфинкса и невозмутимо дремал.
      -- Вовка, кончай Сашеньке уши компостировать!... -- кричал Служкин.
      Через некоторое время он выбежал из-за стола, включил магнитофон и начал отплясывать, как павиан в брачный период. Но его пример никого не воспламенил. Тогда Служкин задернул шторы, погасил люстру и переменил кассету. Медляки сыграли свою роль, и теперь никто не остался сидеть. Колесников приклеился к Саше, Будкин облапил Надю, а Служкину досталась Ветка.
      -- Что-то твой благоверный предпочтение отдает новым знакомым, -- прошептал ей Служкин.
      -- А-а, плевать, фиг с ним, -- беспечно отозвалась Ветка, прижимаясь к нему грудью и жарко дыша в ухо. -- Нам же лучше, да, Витька? Я сейчас такая пьяная, мне крутой порнухи хочется... Давай его накачаем, чтобы он у вас заночевал, а потом ты пойдешь меня домой проводить, там и оторвемся...
      -- Женщина -- лучший подарок, -- ответил Служкин.
      В дальнем углу, в темноте, Колесников умело и жадно мял Сашеньку, не переставая бубнить:
      -- На операцию втроем поехали: я и еще двое, омоновцы...
      Когда Служкин повел Надю, Надя сказала, что ему хватит пить.
      -- Но долго буду тем любезен я народу, -- доверительно пояснил ей Служкин, -- что чувства добрые я литрой пробуждал...
      В доказательство после танца он озорно опрокинул еще рюмку.
      Колесников пошел в туалет, и Саша наконец перепала Служкину.
      -- Витенька, я так рада нашей дружбе, -- прошептала она, положив голову Служкину на грудь.
      -- Это не дружба, -- тотчас поправил ее Служкин. -- Это несостоявшаяся любовь.
      -- Помнишь, я тебе говорила, что у меня ухажер появился?... Ты не думай ничего такого... Ну, цветы дарит, гулять зовет, с работы встречает, и все. С ним легко, ни о чем думать не надо, -- он дурак. Знаешь, кто это? Это Колесников.
      -- Ну и ну! -- удивился Служкин. -- Ай да Виктор Сергеевич, старая толстая сводня!... Значит, тут все мужики -- твои поклонники?
      -- Одного я терплю, другого люблю, а без третьего жить не могу...
      Сашенька потянулась к Служкину губами, и они долго поцеловались.
      -- А что Будкин? -- напомнил потом Служкин Сашеньке.
      -- Я не уверена, что он вообще заметил мое присутствие...
      На кухне, где они курили, Будкин, хехекая, заявил:
      -- Врет она все, Витус. Она уже напросилась ко мне сегодня на ночь. Вот там и замечу ее присутствие. Просто ей пожаловаться охота больше, чем потрахаться. Давай задушевничай с ней -- тебе же нравится.
      В дверь неожиданно позвонили, и открыл Колесников.
      -- В чем дело? -- услышал Служкин его милицейские интонации. -- Кто вы такие? Кого надо? По какому делу? -- Видимо, в паузах звучали и ответы, не доносящиеся до кухни. Колесников подумал и крикнул: -- Виктор, тут к тебе какие-то малолетние преступники пришли.


Отцы



      Служкин выбежал в прихожую и увидел в коридоре Деменева, Тютина, Бармина, Овечкина и Чебыкина с гитарой.
      -- А мы вас поздравить пришли, -- улыбаясь, сказал Чебыкин.
      -- Джастен момент! -- крикнул Служкин, вернулся в кухню, схватил колесниковскую бутылку, металлические стопки и помчался обратно. Со школьниками он поднялся по лестнице вверх на два марша, и там все расселись на ступеньках. Служкин разлил.
      -- Ну, с днем рождения вас, -- солидно сказал Бармин и пригубил вино. Все, кроме Овечкина, выпили.
      -- Овчину хорошо, -- завистливо сказал Тютин, вытирая ладонью рот. -- Ему пить нельзя. Он на одной площадке с Розой Борисовной живет, и мамаша его с ней дружит...
      -- Чего там сегодня новенького в школе? -- спросил Служкин.
      -- Сушку довели. Она деньги считала, а мы украли с ее стола стольник. Она целый урок выясняла, кто украл. Так и не нашла.
      -- На фиг? Чего на сто рублей купишь?
      -- Да просто так, на спор. Еще сегодня мы химичке в ящик стола дохлую мышь бросили. Только она ящик на уроке не открывала, а то бы мы поржали, как она визжит.
      -- Мы не так над учителями прикалывались, -- пренебрежительно заявил Служкин, снова разливая вино. -- Вот, помню, ходила у нас по классу записка: "Это твой носок висит на люстре?" Каждый прочитает и сразу на потолок посмотрит. Наша классная по кличке Чекушка записку отняла, прочитала и сама глазами вверх зырк. Тут мы все и рухнули.
      Служкин захохотал над собственным воспоминанием.
      -- Давайте еще клюкнем, и я вам расскажу, -- распорядился он, и все клюкнули. -- Тоже, помню, был какой-то съезд, и у нас в комсомольском уголке повесили ящик с надписью: "Твои вопросы съезду". Через месяц его сняли, а там один-единственный листочек: "А когда в нашей школе откроется мужской туалет на втором этаже?"
      Отсмеявшись, все снова приняли по рюмке.
      -- Ну что, Виктор Сергеевич, в поход-то в мае месяце идем? -- спросил Деменев и подмигнул.
      -- Отцы, блин! -- возмутился Служкин. -- Еще полгода до мая, а вы мне уже плешь проели! Сказал "идем" -- значит, идем.
      -- У нас уже половина девятых с вами собирается.
      -- Я столько не подниму, вы чего? Не агитируйте зря. Только из вашего класса. Остальные пусть вон физрука просят.
      -- Не-е, все хотят с вами, потому что вы учитель клевый.
      -- Раздолбай я клевый, а учитель из меня -- как из колбасы телескоп, -- опять разливая вино, честно сообщил Служкин.
      -- У вас на уроках зыко: и побазарить можно, и приколоться... А на других уроках -- только дернись. Вас и доводить-то неохота...
      -- Ну да. Вон Градусов как через силу старается -- пот градом.
      -- Градусов -- фигня. Зато к вам на урок, наоборот, двоечники идут, а отличники не хотят. Это потому что вы какой-то особенный учитель, не брынза, как Сушка или там немка...
      -- Вы Киру Валерьевну не трогайте, -- обиделся Служкин. -- Не доводите ее, она мне нравится.
      -- А мы видели, как вы с ней гуляли.
      -- Видели -- так помалкивайте. Лучше вон про Градусова говорите...
      Отцы понимающе заржали.
      -- Градусов пообещал вашего кота повесить за то, что вы ему двойку за первую четверть вывели.
      -- Пятерки, бывает, я ставлю зря, а двойки -- нет. Пусть учит географию, дурак. Я, конечно, понимаю, что никому из вас эта география никуда не упирается, да и устаревает моментально... Однако надо. А Градусова я и сам повешу за... Ну, узнает, когда повешу.
      -- Он, Виктор Сергеевич, про вас песню сочинил. Ругательную.
      -- Ну-ка, отцы, давайте, наяривайте.
      Чебыкин перетащил гитару со спины на живот, заиграл и запел на мотив старого шлягера "Миллион роз":
      Жил-был Географ один,
      Карту имел и глобус.
      Но он детей не любил,
      Тех, что не метили в вуз.
      Он их чуханил всегда,
      Ставил им двойки за все,
      Был потому что глиста,
      Старый, вонючий козел...
      Служкин хохотал так, что чуть не упал с лестницы.
      -- А вы, говорят, Виктор Сергеевич, тоже песни сочиняете?
      -- Кто говорит?
      -- Машка Большакова из "А" класса, -- сознался Овечкин.
      -- Спойте нам песню, -- жалобно попросил Тютин.
      -- За мах, -- согласился Служкин. -- Я пьяный, мне по фиг.
      Он взял у Чебыкина гитару, забренчал без складу и ладу и надрывно завопил на весь подъезд:
      Когда к нам в Россию поляки пришли,
      Крестьяне, конечно, спужались.
      Нашелся предатель всей Русской земли,
      Ивашкой Сусаниным звали.
      За литр самогону продался врагу
      И тут же нажрался халявы.
      Решил провести иноземцев в Москву
      И лесом повел глухоманным.
      Идут супостаты, не видно ни зги,
      И жрать захотелось до боли.
      И видят: Сусанин им пудрит мозги,
      Дорогу забыл алкоголик.
      От литра Сусанин совсем окосел.
      Поляки совсем осерчали,
      Схватились за сабли и с криком "Пся крев!"
      На части его порубали.
      Но выйти из леса уже не могли,
      Обратно дорога забыта.
      И, прокляв предателя Русской земли,
      Откинули дружно копыта.
      От служкинских воплей в подъезд вышла Надя.
      -- Ты что, с ума сошел? -- спросила она. -- Молодые люди, как вам не стыдно пьянствовать с ним? Ладно -- он, он ни трезвый, ни пьяный не соображает, что можно, а чего нельзя учителю. Но вы-то должны понимать, что можно, а чего нельзя ученикам!...
      -- Все-все, Надя, -- торопливо поднялся Служкин. -- Дома разберемся... -- Он пошел вниз, оглянулся и подмигнул: -- Спасибо, что поздравили, отцы. А сейчас мне задницу на британский флаг порвут. Пока!
      -- Нашел с кем дружить! -- с невыразимым презрением сказала Надя в прихожей, запирая дверь.
      -- Бог, когда людей создавал, тоже не выбирал материала, -- мрачно отозвался Служкин.

С уважением к каждому подписчику, Романов Александр,mailto:forex_raa@mail.ru
Форум рассылки http://www.forum.alerom.ru
Сайт рассылки с архивом выпусков http://www.alerom.ru
Я всегда рад услышать справедливую критику и пожелания!
В избранное