Сегодня я начинаю несколько необычную для «Мыслей» публикацию. Это похоже на детективный рассказ, но это история из реальной жизни. Вы меня спросите, зачем в рассылке «Мысли о прочитанном» писать не о прочитанном, а о пережитом? Ну, во-первых, эта история яркое свидетельство о Божьей любви в жизни отдельного реального человека, а во-вторых, это очень интересная история. Желаю вам интересного чтения.
Таня: невероятная история из жизни
/Людмила Орленко/
Однажды
среди урока ко мне в класс заглянула молодая лаборантка Таня
и попросила выйти поговорить. Мы не были близко знакомы.
Знали только, что обе мы верующие; при встрече обменивались
приветствиями, и я всегда с удовольствием замечала
ее светлую улыбку.
Сейчас в дверном проеме
ее лицо показалось мне таким напряженным, что я поспешила
прервать урок и выйти. Едва мы перешли в пустой класс,
как она громко расплакалась:
— Меня изнасиловали, — сказала
она. — Я уже три дня ношу это в себе и больше
не могу! У моей мамы больное сердце, она не перенесет.
Я хочу вам все рассказать, иначе сойду с ума…
Таня
рассказала, что это случилось в 9 вечера, когда она
возвращалась домой с церковной спевки. У самого подъезда
кто-то внезапно схватил ее сзади и прошипел:
— Пикнешь — зарежу! Прикроешь меня, я сбежал из тюрьмы. Пойдешь со мной.
Она умоляла отпустить ее и беспомощно молилась:
— Господи, Иисус, помоги!
Бандит
был в черной маске-чулке. Он прижал ее к себе
и повел по улице, которая тянулась вдоль поля. Вдруг
он круто повернул и потащил ее в поле. Все
так же угрожая ножом, повалил на землю и надругался. Она
была полностью парализована: тело обмякло, крик застрял в горле.
…Дома пьяный отец не заметил ее странного состояния. Мама была в селе.
Постепенно
придя в себя, Таня начала ужасаться не столько жестокости
злодея, сколько своей пассивности. Она не могла понять, почему она
не кричала и не сопротивлялась? Чувство вины разгоралось
о жгло ее. Наконец, доведенная до отчаяния, она решила
рассказать кому-нибудь о своей беде. Помолилась —
и подумала обо мне. И вот теперь мы с ней сидели
в пустом классе. Она — трепещущая, мокрая от слез;
я — оглушенная услышанным, не знающая, чем поддержать ее.
Я гладила ее по вздрагивающей поникшей голове
и искала слова утешения. Бедная, бедная! Какой ужас обрушился
на нее! Хотелось сказать что-то ободряющее.
Но я не решалась упомянуть имя Бога. Боялась, что она
с гневом закричит: «Где же Он был? Я молилась,
звала Его…» И мне нечего было бы ответить…
Неожиданно она сама заговорила о Боге:
—
Знаете, Господь утешает меня. Хотя умом я понимаю, что случилось
ужасное, но в душе что-то подсказывает, что Он меня
не оставил. Я только боюсь, что сильно согрешила, что
не кричала.
— Ты вела себя, как могла, — отвечала
я. — Никто не знает, как поведет себя в экстремальной
ситуации, когда человек фактически оглушен и не владеет собой.
Она
вспоминала новые подробности, снова плакала… Наконец мы решили
помолиться. В ее молитве поражали слова доверия Богу
и надежды на Него…
С тех пор мы встречались
каждый день. Она рассказывала о страхе, приходящем
в сумерках, или о волнах ужаса, когда в троллейбусе
кто-нибудь становился за ее спиной. Мы молились,
вспоминали ободряющие слова из Библии… Со временем Таня стала
все чаще говорить о Божьей поддержке, о любви к Иисусу,
наполнявшей ее сердце. Она даже написала стихи, полные
благоговения перед Богом. Чувство вины оставило ее. Я радовалась
такому просветлению, но сама постепенно погружалась во мрак.
Каждый вечер, возвращаясь домой по темным улицам, я упрекала
Бога:
— Раньше Твоя защита была для меня незыблемой. Теперь эта
уверенность рухнула. Ты прямо сейчас можешь допустить со мной
то же, что с ней. В чем же тогда разница между
надеющимися на Тебя и неверующими?