"Папам и мамам об особых детках"

Выпуск N 70

2006-12-31

Тираж: 2424 экз.

"Невозможно - это всего лишь громкое слово, за которым прячутся маленькие люди, им проще жить в привычном мире, чем найти в себе силы его изменить. Невозможно - это не факт. Это только мнение. Невозможно - это не приговор. Это вызов. Невозможно - это шанс проверить себя. Невозможно - это не навсегда. Невозможное ВОЗМОЖНО!"

Пишите мне:
natali-dok@mail.ru

Сайт рассылки:
Gold-Child.Ru

Архив рассылки:
На Gold-Child.Ru

Дружественные проекты:

Здравствуйте, дорогие друзья!

От всего сердца поздравляю вас с Новым Годом!

Желаем Вам под Новый год

Всех радостей на свете!

Здоровья на сто лет вперед

И Вам и Вашим детям!

Пусть радость в будущем году

Вам будет чудным даром

А слезы, скуку и беду

Оставьте, лучше, в старом!

Сегодня Вы можете прочитать:

• Лечат ли детский церебральный паралич на Западе[прочитать]
• Как учить ребенка с СДВГ [прочитать]
• Жизнь вне жизни [прочитать]

Лечат ли детский церебральный паралич на Западе

Из письма "Здоровье":

"За пятъ лет жизни моей дочери мы с ней уже, кажется, прошли огонь, воду и медные трубы. Во время родов у ребенка было кислородное голодание (гипоксия), и когда девочке исполнился год, а она все еще не могла сама ни сидеть, ни стоять, нам поставили окончательный диагноз: детскиа церебральный паралич. Где мы только не лечились, что только не испробовали. При виде человека в белом халате у девочки начинается истерика: она знает, что сейчас ей сделают больно. Я уже не говорю, каково приходится мне. Невропатолог, ортопед и массажист - каждый говорит разное, а решать приходится матери. А сколько в газетах пишут о всяческих чудесах: "Ребенок встал и пошел". Естественно, появляется надежда - бежишь, записываешься на прием в очередной медицинский центр, а потом, наученная горьким опытом, обзваниваешь других родителей и узнаешь, что нередко "результат" заключается в том, что ребенка отправляют в больницу с судорогами. А недавно одна знакомая приехала из Германии, где она прожила несколько лет, и рассказала, что там лечат ДЦП совершенно по-другому. Я спросила у нашего врача, а он в ответ посмеялся: "Да что вы, милая! На Западе ДЦП вообще не лечат! Там занимаются только реабилитацией. А у нас - лечат, причем причину заболевания". К сожалению, лично моему ребенку - да многим из тех, кого я знаю, - пока не вылечили ни само заболевание, ни его причину, ни последствия, а потому хотелось бы узнать, действительно ли на Западе все лечение ДЦП сводится к тому, что ребенку назначают социальное пособие и выдают инвалидную коляску?"

И. Кротова, г. Реутов

ЛЕЧЕНИЕ - СОСТАВНАЯ ЧАСТЬ РЕАБИЛИТАЦИИ.

Надо сказать, что в одном этот врач был прав: на Западе действительно занимаются реабилитацией детей с ДЦП и другими патологиями опорно-двигательного аппарата: медико-социальной реабилитацией. Профессор д-р Маттиас, главный консультант реабилитационного центра г. Мюнстера в Германии, задачи реабилитации, детей-инвалидов видит в том, чтобы "с помощью медицинских, педагогических, социальных и общественно-политических мероприятий вернуть ребенку полноценное ощущение жизни. Сделать все, чтобы помочь ему занять свое место в окружающем мире: в семье, школе, на работе и в обществе". Это - система. Разрабатывалась: и налаживалась она не год, не два и даже не десять. И ныне эта система работает на Западе, что называется, "без сбоя". И не нужно думать, что медицинский аспект при этом отходит на второй план. Просто наряду с чисто медицинскими мерами, направленными на восстановление и совершенствование двигательных и интеллектуальных способностей ребенка, там также занимаются и массой иных проблем, связанных с тем, как этот ребенок будет жить дальше. Даже если судить по оснащенности улиц и зданий в любой западной стране пандусами, лифтами и специальными подножками у общественного транспорта, которые опускаются на остановке до уровня тротуара, чтобы без проблем можно было вкатить в автобус коляску, - там не человека приспосабливают к жизни инвалида, а окружающий мир - к нуждам человека, по воле судьбы ставшего инвалидом.

ПОПЫТКА СРАВНЕНИЯ

Вообще трудно сравнивать то, что несравнимо. На первый беглый взгляд кому-то действительно может показаться, что, например, в той же Германии лечения ДЦП по сути никакого и нет. Ни сенсационных заголовков в газетах: "Детский церебральный паралич - излечим!", ни зазывных реклам медицинских центров, обещающих потрясающие успехи после первого же курса лечения. В общем, чудес никто не сулит - значит, ничего в этом направлении не делается. Но это - только на первый взгляд. Пока не вникнешь в систему. Потому что Она присутствует и является определяющей во всем - и в чисто медицинском аспекте в первую очередь. Но для нас это в корне непривычно. Правда, надо сказать, что медикаментозная терапия при ДЦП (т.е. использование препаратов, стимулирующих деятельность мозга), в Германии, например, практически не применяется. Как, разъяснил: профессор д-р Пальм, заведующий детским неврологическим отделением Университетской клиники. Мюнстера, - "по причине малой и непродолжительной эффективности и большого числа противопоказаний и осложнений". Медикаменты используются только при лечении сопутствующих ДЦП заболеваний, наиболее частые которых - эписиндром (повышенная судорожная готовность) и гидроцефалия. Также в Германии давно отказались от тепловых процедур и электростимуляции (по тем же причинам). Восстановительное лечение заключается в Лечебной гимнастике по всемирно известным методикам Бобат и Войты, причем не от случая к случаю - курсами, а как образ жизни ребенка, а также ортопедических мероприятиях. В качестве вспомогательной терапии используются плавание в бассейне, иппотерапия (лечение верховой ездой - очень успешное при некоторых формах ДЦП), редко - акупунктура. Главное - то, что заниматься с ребёнком, у которого имеется неврологическая патология, начинают буквально с рождения . То есть еще в родильном отделении - после соответствующих обследований и консультаций - матери показывают комплекс упражнений, которые она должна выполнять с новорожденным ребенком.

Диагноз ДЦП в подавляющем большинстве случаев ставят в первые 6 месяцев жизни, не маскируя его до полутора лет под расплывчатое и обнадеживающее ("Даст Бог, обойдется!"): "Задержка моторного и психоречевого развития". Лечебная гимнастика по методу Бобат, основанная на принципах нейрофизиологии, рассчитана на то, чтобы сформировать у ребенка правильную модель движений и их фрагментов. Сразу предвосхищаю вопросы тех, кто от своего массажиста слышал, что тот "работает по Бобату: увы, это всего лишь "элементы" - отдельные упражнения из на редкость цельной методики Бобат, да к тому же, как правило, измененные до неузнаваемости по принципу "музыка народная, обработка моя". Принципиальное отличие этого метода ЛФК от традиционного у нас массажа и пассивной гимнастики, на которые всегда возлагается столько надежд и уходит столько денег, заключается в том, что движение за ребенка совершает не массажист, крутя ему ноги, руки и туловище по заданным схемам, а сам ребенок. Соответственно, со временем движение запоминается и приходит автоматизм - то есть то, чего в конечном итоге от ребенка и добиваются.

Второе, и немаловажное отличие заключается в том, что при этом ребенок не орет от боли и протеста, а... играет. Потому что один из основных принципов всех зарубежных методик лечения этого заболевания - положительная мотивация ребенка. Видеозапись одного из таких занятий, показанная нашему массажисту, была им с ходу определена как "детский лепет". Действительно, там нет этого нашего темпа, хруста связок и суставов - собственно, нет даже стола, на котором распластан заходящийся в крике ребенок. Все происходит на полу - на мягких гимнастических матах, да еще с игрушками, разговорами, и - очень терпеливо и медленно. Инструктор-методист "только" удерживает ребенка в определенном исходном положении, казалось бы - "ничего не делая", но при этом четко зная, на какую группу мышц сделать "упор", а какую - расслабить при малейшем изменении этого положения. Он терпеливо ждет, пока ребенок, потянувшись за игрушкой, совершит то движение, которое в данный момент отрабатывают. Каждое такое движение - это большой успех, потому что выполнено самостоятельно и правильно, т.е. с преодолением патологических установок туловища и конечностей ребенка. Кстати, последнее является необходимым условием при выполнении любых упражнений. Потому что цель гимнастики, как постоянно подчеркивают методисты, - не накачать ребенку мышцы и поставить его "на полусогнутые" - лишь бы пошел, не важно, как. Зафиксировавшиеся неправильные установки конечностей исправить уже очень сложно, и они неизбежно приводят ребенка на операционный стол, причем неоднократно. Поэтому многочисленные упражнения и их варианты рассчитаны на каждый конкретный этап формирования двигательных навыков ребенка -в зависимости от. особенностей его патологии, и "перепрыгивать" эти этапы нельзя.

ТАМ ВСЕ РЕШАТ ЗА ВАС. ПРИЧЕМ В ЛУЧШЕМ ВИДЕ.

Родители детей-инвалидов в Германии практически избавлены от того, что порой отнимает у наших многострадальных последние силы (не говоря уже о деньгах): от мук поиска врачей и массажистов, от необходимости самим принимать решения и делать выбор между пятью различными, а часто прямо противоположными мнениями этих врачей и новыми методами лечения. Опять же благодаря системе. Потому что в любом самом маленьком городке в Германии больной ребенок может получить консультации по действующей в стране методике. И основная задача инструкторов-методистов - обучить родителей упражнениям для каждого этапа развития ребенка, чтобы они смогли заниматься с ним дома сами, раз или два в неделю, являясь на "контрольные" уроки. Помимо этого родители получают по месту жительства полную информацию по всем правовым и социальным проблемам, неизбежно возникающим в связи с тем, что в семье - ребенок-инвалид, а при необходимости - и психологическую помощь. Также в стране имеется несколько реабилитационных центров-стационаров, куда родители приезжают с детьми на 3-недельный курс - "интенсив". Там с ребенком занимаются комплексно; полное обследование, консультации ведущих специалистов и в соответствии с их рекомендациями ежедневные занятия с инструктором по ЛФК и эрготерапевтом, логопедом и специалистом по лечебной педагогике. Домой ребенок уезжает с подробным "стратегическим планом" по всем направлениям его развития для дальнейшего наблюдения и лечения по месту жительства.

ОБ ИНВАЛИДНЫХ КОЛЯСКАХ

Что касается всевозможных технических вспомогательных средств и приспособлений для инвалидов - их действительно масса на все случаи жизни. От специальных расчесок, изготовленных с учетом дефекта ладони, которая ее будет держать, до автомобилей, управляемых при помощи пары кнопок и голоса. Все это - также одна из составных частей системы реабилитации. Использование вспомогательных средств для детей имеет прежде всего терапевтическое (т. е. лечебное) значение. И широко распространенное у нас мнение о том, что упаковать" ребенка в коляску или специальный стул - пристегнув ему руки, ноги и все остальное, и подразумевает западное "лечение" - отчасти верно.

Простой пример: приспособление для вертикализации - это тот же тренажер, в котором ребенок может стоять несколько часов в день, - соответственно, голеностопные и тазобедренные суставы получают необходимую для их развития нагрузку. Пресловутое "пристегивание" ног к подставке стула или коляски означает, что стопы зафиксированы в положении коррекции, то есть проще говоря, "ребенок сидит - лечение идет". Потому что это не что иное, как лечение положением -которое, кстати, используется и в нашей методике только зачастую весьма доморощенными способами: например, привязыванием кусков фанеры с помощью эластичных бинтов к стопе ног для придания им угла 90, или на коленный сустав для его распрямления. Что уж говорить о том, что имея специальный велосипед, ребенок, не умеющий ни сидеть, ни ходить, помимо возможности самостоятельно передвигаться по улице - что само по себе уже имеет колоссальное значение для его психо-эмоционального развития, еще и оптимально тренирует обездвиженные мышцы и суставы!

Кстати сказать, все лечение, как по месту жительства, так и в центральных реабилитационных учреждениях, а также необходимые технические приспособления дети-инвалиды получают в Германии бесплатно - при условии, что их родители являются гражданами страны и исправно платят взносы на медицинское страхование. Так называемые "больничные кассы" в подавляющем большинстве случаев берут на себя оплату всех расходов, связанных с реабилитацией.

В ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подытоживая все вышесказанное, хочется пожелать, чтобы наше лечение - при том, что Россия всегда славилась талантливыми врачами - когда-нибудь превратилось в систему. Тем более что первые важные шаги в этом направлении уже сделаны. Недавно было создано Республиканское объединение по реабилитации и восстановительному лечению детей-инвалидов, задачей которого является создание службы реабилитологии в России. О том, что уже сделано в этой области, а также о планах на будущее мы расскажем в дальнейших выпусках "АИФ-Здоровья".

Виктория ШКАРОВСКАЯ,

Мюнстер (Германия) - Москва

Как учить ребенка с СДВГ

Оригинал "Top 10 Teaching Tips" (Кэрол Л. Барньер) на сайте: http://www.westfieldacademy.org/adhd/

Публикуется с разрешения автора

Перевод - Мышь

Когда я только занялась семейным обучением нашего сына с СДВ/Г, я всюду искала советы – КАК учить этого ребенка, который столько отвлекается. Я нашла много томов информации о том, как узнать ребенка с СДВ/Г, как управлять ребенком с СДВ/Г, как лечить его, как наказывать и как принимать его. Но я не нашла практически ничего о том, как утром в понедельник учить ребенка с СДВ/Г математике или чтению.

Так что я окунулась в мир семейного обучения, стараясь приложить типичные учительские стратегии к своему нетипичному ребенку. Через шесть трудных месяцев я перестала думать о том, "что помогает большинству детей" и начала, наконец, думать, что поможет МОЕМУ ребенку. Со временем в нашей домашней школе появились собственные учительские наработки, которые действительно помогли изменить ситуацию – особенно с чтением и математикой. Как бы я хотела, чтобы кто-нибудь поделился со мной такими наработками ДО того, как мне пришлось пройти эти шесть трудных месяцев. Так что цель этого сайта – поделиться нашим опытом в надежде, что он окажется полезным для других родителей детей с СДВ/Г.

ДЕСЯТЬ ЛУЧШИХ СОВЕТОВ ПО ОБУЧЕНИЮ

Обучение при СДВ/Г:

совет №1.Как заставить рабочие тетради по математике ЗАРАБОТАТЬ

Превратите часть математических примеров в игру. Один из лучших способов это сделать – придумать пазл. Мой сын просто ныряет в свои примеры каждый раз, как я это делаю.

Возьмите лист писчей бумаги размера стандартного письма. На одной стороне напишите ответы на подборку примеров (около 10 штук). Хаотично разбросайте ответы по бумаге.

На обратной стороне страницы напишите записку о том, какой у вас чудный ребенок, или дайте указания по поиску сокровища, спрятанного в доме. Затем возьмите ножницы и вырежьте каждый из ответов, стараясь придать каждому кусочку особую форму – как в пазле.

Теперь разбросайте ответы по полу. Каждый раз, как ваш ребенок справится с примером, он должен выбрать из кучи подходящий ответ. Мало-помалу пазл соберется весь.

Давайте ему работу малыми порциями. Если дать такому ребенку целую страницу примеров – то задача, поставленная перед ним, покажется ему непреодолимой. Но если они видят только одну часть за раз, их не ужасает так сильно ВСЯ КАРТИНА ЦЕЛИКОМ.

Один способ – это диктовать примеры по одному. Иногда, если задача слишком скучна для ребенка, я даже пишу по одному примеру на лист бумаги (в этом случае они размером с четверть стандартного листа).

Еще один способ – это просто закрывать белой бумагой часть рабочей тетради и удерживать ее на месте липучкой для постеров. Можно пользоваться большими Post-It notes (страничками для заметок с липким краем, они продаются в канцелярских магазинах – прим. переводчика). Дети – не тупые. Они знают, что находится под этой бумагой. Но почему-то сама возможность не видеть этого часто облегчает тревогу, которую в них пробуждает целая страница примеров.

Совет №2. Пусть занимаются двумя делами одновременно

Когда я говорила со своим сыном, то обычно умозаключала, что если он перевернулся на своем месте вверх тормашками или начал ловить воображаемых мух, то он НАВЕРНЯКА меня не слушает. Неверно! Он не только слушает – если я требовала, чтобы он сел совершенно прямо и внимательно на меня смотрел, пока я говорю – он почти наверняка не слушал. На самом деле – он мог уйти в себя . Ему НУЖНО двигаться, когда он слушает. Но если я позволю ему выбирать движение, его выбор почти обязательно будет отвлекать меня или раздражать тех, кто есть рядом (например, других детей). Так что я выбираю, чем его занять. Некоторые наши любимые занятия такие:

1.Игра с полимерным тестом (silly putty – описание вещества на английском языке здесь: http://en.wikipedia.org/wiki/Silly_Putty - прим. переводчика)

2.Изготовление связанных с темой урока карт и объектов из соленого теста. Интереснее всего была модель древнего египетского дома, изготовленная в ходе одного из наших уроков истории

3.Игра с Лего

4.Ввинчивание шурупов в дерево

5.Подметание и протирание шваброй кухонного пола (у этого занятия есть очевидные побочные выгоды)

Совет №3. Позвольте им отвечать устно

Письмо – настоящее мучение для многих таких детей. А в литературе по образованию вы найдете очень много сведений о том, что письмо обязательно должно входить в превосходную многокомпонентную образовательную смесь – с того момента, как ребенок научится держать карандаш. Но бывает – особенно когда занимаешься математикой – что мой сын совершенно застревает там, где должен записать что-то отлично ему известное. Перепрыгнуть от тех частей мозга, которые отвечают за подсчеты, к тем, которые отвечают за изложение мыслей на письме, – для него задача невозможная. Как будто между этими областями есть стена, через которую он не может перебраться. Он может взять письменный фрагмент и без проблем его списать. Он может с легкостью продиктовать мне каждую стадию решения сложной математической задачи. Но свяжите эти два дела вместе – и пятиминутное задание превращается в сорокапятиминутное.

К счастью, я вычитала, что у большинства этих "письмоненавистников" все связывается воедино классу к 4-му. Так что если вы не занимаетесь уроком письма – попробуйте позволить ему отвечать устно. Другими словами, если на уроке математики ваш ребенок должен записать что-то в терминологии задачи на умножение ("множитель", "множитель" и "произведение", если кто забыл), – помните, что ваше дело – освоить математический материал, а не попрактиковаться в письме. Письмо НЕ ОБЯЗАНО быть неотъемлемой частью любой учебной деятельности.

Я много дней настаивала на том, чтобы он усердно с этим справлялся. Я хочу, чтобы эти два отдела его мозга в конце концов научились друг с другом общаться. Но бывают дни, когда цель урока… математика… совершенно теряется в моих усилиях заставить его связать математику и письмо. Не бойтесь изолировать изучаемую концепцию – если для вашего ученика это работает. Если вы не хотите этого делать, вы можете оказаться в печальной ситуации: ваш ребенок отстает по предмету, который ему совершенно по способностям – только потому, что вы настаиваете на том, чтобы он работал над ним одновременно с предметом, который дается ему куда хуже.

Совет №4. Привнесите движение куда только можно

" Я задаю каждому ребенку соответствующий возрасту вопрос. Если они отвечают правильно, я говорю, что они могут двинуться вперед (например, детскими шагами, гигантскими шагами, ножницами, лягушачьими прыжками и т.п.). Они ДОЛЖНЫ ответить словами "Мама, можно?" - на что я отвечают "да", и тогда они могут двигаться вперед. Если они двигаются без спросу, они должны сделать два шага назад. Побеждает первый ребенок, который добирается до мамы. Затем мы начинаем заново. Тщательно выбирая типы шагов, я могу добиться того, чтобы каждый ребенок выиграл в ходе одной игры.

Игра "Напрыгни"работает с большим количеством образовательных объектов. Я кладу на пол карточки со словами – в одной игре, например, со словами "прилагательное", "существительное", "глагол" и "наречие". Затем я называю слово, и мой сын должен прыгнуть на нужный тип слова. В другом варианте на карточках написано: 2, 3, 4 и 5. Затем я говорю "16" – и он должен прыгнуть на карточку одного из сомножителей этого числа.

Вот еще несколько идей для этого формата:

1.На карточках написано: млекопитающее, амфибия, насекомое, птица, рыба.

2.Вслух вы говорите: "у меня есть мех", "я рожаю живых детенышей", "у меня есть чешуя".

3.На карточках написано: б, п, д, с, ш, ф (для русского языка буквы могут быть другими – прим. переводчика).

4.Вы называете звуки, которые обозначают эти буквы, или слова, которые заканчиваются этими звуками.

Для запоминания любой линейной, списочной информации можно поиграть в "бросалки". Очень хороший пример – разучивание алфавита с малышами. Я говорю "а" и бросаю мячик (в оригинале - мешочек с крупой – прим. переводчика) ребенку. Он говорит "б" и кидает его обратно. Когда мы доходим до конца алфавита – начинаем еще раз, но теперь уже он начинает с "а". Так мы выучили названия всех книг Ветхого Завета (наконец-то я их все запомнила!), таблицу умножения и испанские числительные.

В эту игру хорошо играть и тогда, когда информация, которую надо выучить – парная: например, аббревиатуры, обозначающие штаты. Я кидаю мячик и говорю: АК! Он отвечает с броском назад: Аляска! Чтобы нигде не споткнуться – держите где-нибудь перед глазами список аббревиатур. Какую бы информацию вы так ни разучивали – помните, что ее нужно говорить вслух. Нельзя допускать пауз, пока вы произносите: "Какой деятель в американской истории известен своими длинными речами и в какое время он жил?" … бросок. Ритм игры теряется. Суть игры – в быстром ответе.

Совет №5.Поставьте зрительные и слуховые заглушки

У нас в доме много других детей – наших собственных и чужих, за которыми мы время от времени присматриваем. Я не могу исключить факторы, отвлекающие моего сына, а он не может их игнорировать. Однажды я вспомнила, как много работы мне удалось сделать в учебной кабинке в университетской библиотеке. Так что я поставила перед ним и немножко вокруг него большую картонную загородку – лист картона, сложенный втрое (такие часто используются для научных проектов и продаются в магазинах учебных пособий). Это оказалось ОГРОМНЫМ подспорьем. Мы обнаружили также, что наушники, в которых играет музыка определенного рода, тоже помогают ему сосредоточиться. Мой сын лучше всего работает под Моцарта и "Promise Keepers".

Совет №6. Нойдити удовользтвее в правелах чтенея! (И во многом другом тоже)

Несомненно, самой полезной и разнообразной в нашем репертуаре оказалась игра под названием "Шлагбаум". С ее помощью можно освоить и алфавит, и более серьезную информацию – например, названия костей человека. Я нашла эту игру в книге Пеги Кайе "Игры для учебы" ("Games for Learning", by Peggy Kaye). И она стала центром нашей программы обучения чтению (правила излагаются на материале английского языка, так что нужно сделать поправки на особенности русского – прим. переводчика). Основные ее принципы так просты, что трудно поверить, какие результаты эта игра способна принести.

Вы просто делаете игровое поле с 20 клетками. Наше обычно выглядит как дорога с заправкой возле старта и маленьким домиком где-нибудь по дороге.

Если вы только начинаете знакомить ребенка с буквами, начинайте с размещения в клетках примерно 10 букв, еще раз повторяя каждую букву где-нибудь по дороге.

Теперь ваш ребенок должен выбрать машинку (если у вас их нет, купите самые дешевые в ближайшем магазине) и наполняет бак бензином на заправке, испуская при этом любые "заправочные" звуки по своему усмотрению. Когда машины готовы, они отправляются в путь, начиная с попытки правильно назвать первую букву. Если это удается – идем дальше. Если нет – я опускаю "шлагбаум". У нас есть самый настоящий пластмассовый шлагбаум, что добавляет игре шарма, но если у вас его нет – можно просто рубануть ребром ладони, как в каратэ, после трудной буквы). Мы пытаемся преодолеть трудную букву несколько раз, разными способами. Если не выходит – надо начинать сначала. Когда ребенок добирается до трудной буквы, ему доставляет огромное удовольствие пробиться сквозь препятствие. Я допускаю только 3 шлагбаума в ходе игры, и если ребенок так и не справляется – игра откладывается до завтра. Как только с одной игрой справились – я делаю новую и вставляю в нее несколько букв, оказавшихся особенно трудными в прошлый раз.

Эта игра оказалась в нашем доме невероятно популярной. Отчасти, я думаю, потому, что я продвинула игру Пегги Кайе на один шаг дальше. Я сделала для каждого ребенка небольшие пластиковые кредитные карточки (белые карточки размером 3 на 5 дюймов (примерно 8 на 13 см – прим. переводчика), вырезанные в форме настоящих кредитных карточек, в центре наклейка, вверху имя ребенка, с обеих сторон прозрачная пленка). После игры в "Шлагбаум" дети подсчитывают, сколько клеток им удалось преодолеть. Каждая клетка приравнивается к 1 центу на карточке. Теперь они могут потратить свои "деньги "в нашем небольшом "Учительском магазине". На кухне я отвела небольшую полку под различные безделушки (в основном найденные на гаражных распродажах), конфеты и еще несколько предметов, ради которых дети действительно готовы работать. Магазин открыт только один раз в день. Вы не поверите, на что способны дети ради того, чтобы совершать покупки в этом магазине. Если я забуду поиграть в "Шлагбаум", четырехлетки будут громко возражать, пока основательно не встряхнут мою память.

Эта игра помогает достичь многих образовательных целей . Младшие дети попрактикуются в счете, подсчитывая свои клетки в конце игры. По мере взросления они могут добавлять новые очки к тем, что остались с прошлого раза – и затем, естественно, вычитать их, если что-то купили. Они усваивают и важный потребительский урок: если хочешь купить что-то "большое", надо на него копить.

Игра эта годится для любого возраста. После того, как выучены буквы, мы перешли к сочетаниям букв, обозначающим звуки, затем к простым 2-3-буквенным словам, фонетически чистым словам и так далее (для русских правил чтения игра должна быть иной; однако этот метод годится для обучения чтению по-английски. – прим. переводчика). В последней связанной с правилами чтения игре моего сына были такие слова, как psychologist (психолог), hydrochloric (соляный, хлористоводородный), dodecahedron (додекаэдр), echolocation (эхолокация), cumulus (скопление), tintinnabulation (колокольный звон) and atrophy (атрофия). Где-то в этот момент я решила, что он достаточно хорошо овладел английским правописанием. (Кстати: это было во втором классе). Так что мы продолжили играть в эту игру, чтобы осваивать латинские корни в словах, словарные определения, человеческие кости и т.п. С дочерью мы учились в этой игре опознавать письменные буквы.

Совет №7. Не надо делать все задания в каждой книжке

Вам вовсе не обязательно нужно делать каждый пример в каждом упражнении в каждом учебнике. СТОП! То, что в сегодняшнем уроке содержится 17 примеров на деление столбиком, не означает, что каждому ребенку нужно непременно сделать все, чтобы овладеть принципом. Многим хватит гораздо меньшего количества. Мы, конечно, чувствуем себя лучше, если напротив каждого примера стоит ответ. Но вам стоит постоянно спрашивать себя: "Чего я стараюсь здесь добиться?" Если вашему ребенку сегодня действительно нужно 17 раз проработать этот принцип – то и отлично. Но если он усвоил его восемь уроков назад, то, возможно, пяти хватит для ежедневного освежения изученного. Мы называем это zip-математикой (от zip – названия программы для архивирования больших файлов – прим. переводчика). Я читаю урок и обвожу кружочком те задания, которые ребенок должен сделать. Примерно в двух третях урока он должен выполнить все. Но примерно в трети урока я отмечаю лишь несколько примеров для повторения. Я знаю, что мой ребенок знает настолько, что я могу ограничиться сокращенным повторением. А он думает, что ему делают поблажки, поскольку от него не требуется выполнять всё.

Совет №8. Дайте ребенку список заданий на день

Давайте ребенку список дел, которые надо сделать за день. В первый раз я написала такой список шутки ради. Но сын с тех пор стал последовательно требовать списков. Одна из выгод для меня – в том, что это повышает мою ответственность. Я не могу просто пропорхать этот день. Точка зрения моего сына состоит в том, что он должен знать, что ему предстоит. Он почему-то чувствует себя более уверенно, если нет никаких неожиданностей. И, конечно, он испытывает глубокое удовлетворение, если пометил галочкой как выполненные все задания в списке.

Совет №9.Следите за своим учительским темпераментом

Вот это мне дается с большим трудом. У меня стиль очень оживленный и бодрый. Многим учащимся этого и надо, но для ребенка с СДВГ стимулов может быть слишком много. Со временем я научилась приспосабливать к его потребностям свою громкость и интенсивность, иногда понижая ее до уровня монотонного бубнения. Если ваш учительский стиль уже достаточно сдержанный и вам кажется, что его надо оживить… не желайте еще большего. У вас как раз есть то, что надо, чтобы работать с вашим ребенком.

Совет №10. Забудьте, что говорят другие... РАЗГЛЯДИТЕ В СВОЕМ РЕБЕНКЕ ДАР

Вы, несомненно, сталкивались с другими людьми, которые вовсе не считают вашего ребенка таким уж подарком. Я знаю, что многие другие мамы с ужасом наблюдают, как я спокойно снимаю ребенка с верхушки холодильника, куда он забрался. Они изнемогают, когда он делится со мной трехмиллионной по счету мыслью, которая только что мелькнула у него в голове. Они даже говорят, что никогда бы не справились с таким энергичным ребенком, а я тем временем тайно думаю, что они просто полагают, будто мне надо его "подтянуть".

Другие говорили мне, что им кажется, будто у меня слишком жесткие правила дисциплины. Я действительно держу этого ребенка на "коротком поводке", поскольку знаю, что есть граница возбуждения, за которой он уже будет действовать немедленно под властью импульса, не задумываясь о последствиях и опасности. Так что этим родителям спокойных, сговорчивых детей моя реакция на весьма незначительные нарушения кажется слишком стремительной. Но я знаю, что будет, если не вмешаться сейчас.

Так что я научилась вежливо улыбаться, когда эти доброжелательные комментарии оказываются слишком беспочвенными. Я научилась понимать, что у меня особенный ребенок. Я действительно верю в то, что мой ребенок предназначен для какой-то чудесной судьбы. Я знаю несколько занятий, при которых эта бескрайняя энергия может быть невероятным преимуществом. Мне нравится стремительное течение его мысли. Я даже завидую его неутомимому жизненному энтузиазму и думаю, чего бы я достигла, будь мне дарован такой же. И особенно я радуюсь тому, что я могу помочь ему овладеть этим даром безграничной энергии и оформить его.

В традиционной школьной обстановке он обязательно получил бы ярлык хулигана и баламута – и, скорей всего, сам бы в это поверил. Я очень рада тому, что он видит себя творческим, новаторски мыслящим, умным и способным ребенком.

Вот такая у меня история, вот что я думаю. Надеюсь, это окажется чем-то полезным вам и вашему ребенку.

Жизнь вне жизни

Журнал «СЕМЬЯ И ШКОЛА». Статья Натальи Мавлевич. Предлагаю в качестве темы для обсуждения - настолько это все знакомо и повторяется из года в год. Как Вы считаете, что надо сделать в наших государствах, чтобы эти граждане почувствовали себя людьми? И смогли приносить пользу обществу?

Есть, есть в нашем обществе прогресс в смысле гуманного отношения к инвалидам. Пандусов прибавилось, автобусы появились со специальными ступеньками, чтобы въезжать на коляске. Инвалидный спорт развивается, организуются творческие конкурсы детей-инвалидов, рисующих, поющих, пишущих стихи. Родители детей с ДЦП, синдромом Дауна, аутизмом объединяются в общественные организации и творят чудеса. Родительская любовь чудотворна по природе, ей все под силу. Хотя… поговорите с мамой ребенка-инвалида, и станет ясно, как малы эти изменения и как огромны трудности, которые ей приходится преодолевать каждый день. Дети-инвалиды в нашем мире по-прежнему инопланетяне, но контакт потихоньку устанавливается. Мы сами меняемся, появляется все больше людей, которым не кажется дикой идея интеграционных школ, где обучаются вместе дети с разными возможностями. Правда, попробуйте подыщите такую школу в пределах колясочной досягаемости! Для этого надо, чтобы все сошлось: автобус с откидной ступенькой, станция метро с пандусами (а если вы живете около станции "Красная ворота" с крутой лестницей в два пролета и без эскалатора?) и эта самая школа с педагогами, психологами, медиками и благожелательно настроенными родителями и детьми.

Доведись мне самой решать такие проблемы, мне бы, прежде всего, надо было либо переезжать в дом с лифтом, либо научиться таскать на себе коляску с ребенком на третий этаж. И не год или два, пока малыш встанет на ножки, а много лет…

Вот мы с сыном за каникулы в театр, консерваторию и в музей сходили. Вспоминаю роскошную белую консерваторскую лестницу… другую лестницу, в зеркалах и аквариумах, в театре Образцова… высокое крыльцо Тимирязевского музея… Ну, правда, в театре "Волшебная лампа" все приспособлено идеально: широкие проходы, ни одной ступеньки на весь театр, пандусы даже в туалете. И в Доме музыки есть лифт.

А как приятно слышать со всех сторон о семейном воспитании детей-сирот, о том, что государство видит необходимость постепенной замены больших казенных детских домов небольшими, семейного типа, а еще лучше – приемными и патронатными семьями! Конечно, от слов до дела далеко, но еще десяток лет назад и слова-то такие встречали дружное сопротивление чиновников и глухое непонимание граждан. Перестала быть маргинальной тема усыновления, появились школы приемных родителей. Масштаб, что и говорить, пока невелик, но это уже не одна неприкаянная ласточка, хочется думать, что лед тронулся.

Однако есть категория, и в нашей стране совсем не малочисленная, сирот-инвалидов, до которых еще и брызги гуманности и толерантности не долетают. Несколько лет тому назад вышла в свет автобиографическая повесть Рубена Гальего "Белое на черном". Книга всколыхнула прессу, ее автор получил Букеровскую премию. И "белое" (мужество, воля к жизни, доброе сердце ребенка), и "черное" (чудовищные условие детдомов для инвалидов, бесчеловечное отношение к ним) потрясли читателей. Но Рубен Гальего сейчас живет в Америке, литература есть литература, впечатления забылись, круги на воде заглохли, да и как-то сама собой напрашивалась мысль, что все описанное осталось в советском прошлом. Так ли это? Что изменилось в системе государственного попечения о сиротах-инвалидах, в частности, таких, как автор-герой "Белого на черном", больных детским церебральным параличом?

Диагноз ДЦП объединяет несколько форм двигательных расстройств, вызванных поражением головного мозга. Одни из этих форм сопровождаются умственной отсталостью, спутанным сознанием, при других интеллектуальные нарушения встречаются редко, но бывает, что сохранный интеллект сопровождается глухотой или затрудненной артикуляцией. Естественно, реабилитация детей с разными формами болезни требует разных подходов. Естественно? Реабилитация? К сожалению, для детских домов, где воспитываются сироты с ДЦП (стоит ли говорить, что в большинстве случаев это дети, от которых отказались родители?), естественно совсем другое. Подход тут для всех один: не затрудняясь дифференциальной диагностикой, всех с самого начала записывают в умственно неполноценные, всем ставят в личном деле клеймо "необучаемый". И реабилитировать, адаптировать, готовить к жизни никого не собираются. Учебная программа таких заведений (они называются школы-интернаты восьмого типа) крайне убога. Пишу это и вспоминаю недавние встречи с работниками специализированного детского садика для детей с опорно-двигательной аномалией и московского центра "Детская личность" для детей со сложной структурой ДЦП и эпилепсией. Внимательная диагностика, кропотливая работа педагогов, психологов, дефектологов, направленная на то, чтобы максимально развить способности каждого ребенка. В садике дети в основном интеллектуально сохранные, многие из них будут учиться по программе обычной школы, их возят в музеи и театры, в учебном центре занимаются по тому самому восьмому типу, но не упускают ни малейшего шанса обогатить общение ребят с миром. Для каждого воспитанника в садике разрабатывается своя методика развития движений и речи, а в центре успехи каждого отмечаются на стенде. Ребенок с парализованными руками учится писать на компьютере с помощью шлема, преобразующего движения глаз, девочки конструируют одежду в приветливой, нарядной мастерской, мальчики печатают в типографии школьные брошюры. Кукольный театр, хор, рисование, мозаика – все это для "необучаемых". За спиной каждого ребенка любящие родители. Это они находят для них специализированные детские сады (увы, таких слишком мало!), они создали центр "Детская личность" (пока уникальный!). Для них эта личность драгоценна.

Ну а как развивается личность воспитанников детских домов для инвалидов? Кто заботится о том, чтобы выявить интеллектуальный потенциал детей, больных ДЦП? Чтобы помочь им занять достойное место в мире? "У нас инвалид-личность никому не нужен, – уверяет человек, прошедший путь от дома ребенка до дома престарелых и сумевший вырваться из системы. – Нужен болванчик, которого можно шпынять со всех сторон, а он чтобы от всех зависел и всем подчинялся: директорам, нянечкам. Это удобно".

Наш собеседник назвал себя Евгением, ему (?) лет, он живет в Москве, в квартире на первом этаже, перед дверью которой стоит коляска довольно примитивной конструкции, а сама дверь железная – пришлось превратить дом в крепость, после того как оставшиеся неизвестными добрые люди выкрали у хозяина жизненно необходимые для него компьютер, принтер, телевизор… Но это просто к слову, к вопросу о гуманном окружении. Товарищи по несчастью говорят о Евгении с восхищением, он для них внушающий надежды пример, он добился свободы, о которой многие мечтают. Но не многие готовы заплатить за нее ту цену, которую заплатил он. Вот уже много лет главное дело Евгения – помощь и защита прав инвалидов.

– Верно ли, что все дети, рождающиеся с ДЦП и попадающие в детские дома, считаются психически неполноценными?

– У нас, вопреки международным нормам классификации болезней ВОЗ, детский церебральный паралич причисляют к психическим заболеваниям. Чтобы не решать впоследствии социальных проблем, всем, как правило, автоматически ставят диагноз "олигофрения". А потом идешь по стандартной линии: больница, дом ребенка, специальный психоневрологический детский дом-интернат.

– Там же детей и учат?

– Хорошо если учат хоть чему-то! Лично меня признали необучаемым, и мне долго пришлось доказывать обратное. До десяти лет я был совершенно обездвижен и плохо говорил.

И все же судьба посылала Евгению не одни беды. Из 7-го дома-интерната его отправили на лечение в 67-ю больницу, где благодаря усилиям врачей (несколько операций, лечебная физкультура) он получил возможность передвигаться на костылях. Это были в прямом и переносном смысле его первые самостоятельные шаги.

– А потом я встретил двух женщин, которые добились, чтобы специалисты Института дефектологии – сейчас он называется Институтом коррекционной педагогики – признали, такие, как я, способны осваивать курс обычной школы. Одна из них работала в этом институте, исследовала способности детей с тяжелыми формами ДЦП. Я попал в экспериментальную группу. С нами стали заниматься развитием речи, мы слушали музыку, нам рассказывали об искусстве. Вторую замечательную женщину звали Дина Владимировна Осянова, она была не дефектолог, а просто хорошая учительница, с нами разговаривала на равных, хотела открыть во вспомогательной школе обычный класс. Помимо дурацких вспомогательных предметов, преподавала нам общеобразовательные, этику, эстетику, основы этикета.

Эксперимент закончился, результаты были ошеломляющие, но никаких изменений в системе не последовало. Программы интернатов остаются теми же, каждый класс проходят по два года, основной предмет – склеивание коробочек. А дети из экспериментальной группы оказались в положении крепостной девки, которую из прихоти воспитали в господском доме, а потом опять сослали к дворне. Даже продолжить обучение в том же интернате Евгению не разрешили: некому было доставлять его на занятия.

– Я помню, как меня привозили на какую-то дефектологическую комиссию… или, может, это они к нам приезжали. Сидят пять теток со стальными лицами: "Ну, давай!" Что давай? Вы же психологи, расположите к себе ребенка! Я тогда говорил уже хорошо, но от одного их вида потерял дар речи. А они прямо при мне стали обсуждать, выгодно ли меня обучать, стоит или нет тратить на меня деньги и усилия. Вообще, кажется, не было дня, чтобы к нам в группу не приходили на открытые уроки инспекторши из ГОРОНО. Нас они не стеснялись, громко переговаривались между собой: "А зачем их учить? Все равно потом пойдут в дом инвалидов. Их до конца дней будут кормить-поить, одевать-обувать. Чего им еще надо? Должны быть благодарны". Такова железобетонная позиция. Дина Владимировна много лет билась в эту стену, но после двух инфарктов была вынуждена уйти. В таких условиях невозможно работать! В группе человек двадцать, с самыми разными диагнозами, во втором детдоме нас было в классе тридцать три человека! И не забудьте: каждого ребенка надо, как минимум, три раза в день поднять, посадить, покормить. В среднем на каждого дай бог пять минут в день приходится. Дефектологи говорят: у выпускников таких учреждений нет никакого кругозора. А какой кругозор вы хотите, когда дети ничего не видят, нигде не бывают! Когда я однажды в том самом детдоме номер два для глубоко умственно отсталых детей…

– Простите, а как вы могли там оказаться? После таких успехов в учебе?

– Да очень просто. Детдомовских детей постоянно перетасовывают, перебрасывают с места на место, не глядя на привычки, привязанности. Наш интернат на Профсоюзной закрыли на капремонт, а нас раскидали по свободным местам, всю нашу группу отправили во второй. Так вот, когда я как староста, уверенный в своих силах, подошел к директору Валентине Васильевне Куклиной и сказал, что хорошо бы отправить ребят на летний отдых – все же хотят отдохнуть, хотя бы сменить обстановку, она ответила коротко и ясно: "А в психушке отдохнуть не хочешь?" Я очень хорошо и, главное, сразу понял, что инициатива наказуема и, как любой подросток на моем месте – мне было четырнадцать лет, – возненавидел эту Валентину Васильевну. Психушка – самый сильный аргумент, который пускается в ход на любую попытку чему-то воспротивиться, чего-то добиться. О каких изменениях системы можно говорить при таком отношении со стороны сотрудников? У них нет ни знаний о природе заболевания и психике такого ребенка, ни уважения к нему как личности, ни желания дать ему что-то помимо того, что он может сегодня.

– И все же не верится: неужели сегодня в нашей стране ребенок-сирота, больной ДЦП, но психически и умственно сохранный, не имеет возможности учиться и освоить школьную программу?

– Почему? Имеет. Но загвоздка в том, что если у вас стоит диагноз "олигофрения в стадии дебильности", то вам учиться не дадут. Знаете, с какими трудностями я поступал в экстернат? Это было уже во времена гласности, подключились журналисты, правозащитники. Да и откуда взяться желанию учиться? Оно прививается с детства. А если тебе постоянно внушают, что ты идиот и необучаемый, то как можно чего-то хотеть?

– Но хотя бы чисто теоретически есть шанс?

– Теоретически да. В системе социального обеспечения есть общеобразовательный интернат для инвалидов в городе Дмитрове.

– Как?! Один на всю страну?

– Насколько я знаю, да. Есть еще училища: там готовят швей, бухгалтеров. Можно бы пристроить туда таких детей, организовать для них компьютерный класс. Но и туда попасть трудно. Надо пройти кучу комиссий, тебя так измордуют, что никакой учебы не захочется.

– То есть надо, чтобы сам ребенок имел такое невероятное желание и волю все это преодолеть, и нет никого, кто бы сказал ему: ты можешь, давай мы тебя возьмем?

– Никто не будет этим заниматься. Никто не скажет: давай мы тебя пристроим. Что с этим делать? Как убедить сотрудников социальных госучреждений, что они работают, прежде всего, с человеком, а не просто олигофреном, больным ДЦП, болезнью Дауна? Они этому не обучены, а может, и необучаемы.

До недавнего времени у выпускников инвалидных домов-интернатов был только один путь: в ПНИ, психоневрологический интернат. Это совершенно закрытые заведения, где совсем молодые, беспомощные (поскольку никто не позаботился научить их элементарным навыкам, никто не снабдил необходимыми для инвалида вспомогательными устройствами: хорошими колясками, слуховыми аппаратами и т.п.) но часто вполне развитые умственно и эмоционально люди живут среди невменяемых душевнобольных, слабоумных стариков.

– Отправить человека в интернат для психохроников – самый легкий, стандартный путь. Мой принцип – никогда ни перед кем не унижаться, но, будучи уже шестнадцатилетним парнем, я плакал, умолял, чтобы меня не отправляли из детского дома №28, где я успел организовать библиотеку и мог бы в ней работать, в ПНИ. Не помогло. А там – полное бесправие и произвол персонала.

Евгений понял: единственная возможность вырваться – снять диагноз. Сделать это можно только на основании заключения психолого-психиатрической комиссии. И шестнадцатилетний мальчик добился того, чтобы она рассмотрела его случай. Он отчаянно готовился к испытанию, читал книги, а в результате был признан не только дебилом, но и патологически деформированной личностью. Еще бы: он не ответил на множество важнейших вопросов! Например: "Кто такой Андропов? Каковы правила спасения на водах?" Про Андропова Евгений не слыхал, а воду к тому времени видел только в водопроводном кране. Он прошел еще несколько комиссий и все же добился своего: его перевели… в дом престарелых!

- Вы считаете, то, что молодые люди из детдомов попадают не в ПНИ, а в дома престарелых, это прогресс?

- Конечно. Сегодня уже не так просто запихнуть психически здорового человека в ПНИ. В доме престарелых, где я жил, тоже было несладко, но все же у меня хотя бы формально было больше прав, и я за них боролся. Это была война. Меня и моих товарищей грозились перевести обратно, в дурдом, но времена, как-никак, изменились, я позвонил Юрию Ивановичу Киселеву, защитнику прав инвалидов, которого органы социального обеспечения боялись как огня. Он приехал с диктофоном, и атака была отбита. К тому времени я закончил 10 класс экстерном и даже поступил в университет на философский факультет, но учиться не пришлось: помешал формальный диагноз олигофрена. У меня даже деньги завелись: я получал в доме престарелых 16 рублей в месяц! Год проучился в школе рекламного искусства и бизнеса, а на второй год потребовали заплатить неподъемную сумму. Мы с Юрием Ивановичем долго работали вместе, нам удалось с помощью российских и зарубежных журналистов вытащить из ПНИ в дом престарелых целую группу из тридцати человек.

- Но позвольте, ведь люди, подобные вам, не обязаны и в доме престарелых жить. Вам как выпускнику детского дома, сироте и дееспособному человеку обязаны предоставить жилплощадь?

- Да, конечно. И в конце концов я ее, как видите, получил. Но это невероятно трудно. Трудно не только добиться, трудно жить в нормальных условиях. Надо начинать все сначала, как будто ты вчера родился. Людей, прошедших через детдома, никто не учил простым бытовым вещам, у них нет чувства дома. Сейчас создаются семейные детские дома для здоровых детей, но для сирот-инвалидов все наоборот: открываются новые и новые крупные интернаты. Убедить чиновников социальной защиты, образования, здравоохранения, что надо приобщаться к мировому опыту, вряд ли возможно. Все разумные нововведения в этой области в основном держатся на энтузиазме отдельных людей и общественных организаций. Но пока активное гражданское общество в стране не сформировано и нет политической установки на постепенный переход к семейным или иным формам воспитания сирот-инвалидов, всерьез никаких изменений быть не может. Франклин Делано Рузвельm говорил, что не хочет свободы, тот ее не заслуживает. Перефоазируя его, можно сказать: кто не хочет жить по цивилизованным нормам, обречен тянуться в хвосте.

О европейских нормах Евгений знает не понаслышке. В 1993 году он с помощью друзей попал в Германию и прожил там полгода в реабилитационном центре, в котором жили три семьи сотрудников и несколько подопечных-инвалидов с психическими расстройствами, у одних были родители, у других нет. Сам Евгений числился практикантом. При общине существовала фабрика, где делали музыкальные инструменты, дамские сумки, сувениры. Был свой театр. Что говорить об отношении к воспитанникам? Однажды педагог в наказание лишил девушку с синдромом Дауна обеда. Она тут же вызвала полицию, и педагога оштрафовали. Финансируется такой центр отчасти государством, отчасти родителями и общественными фондами.

Мы еще долго разговаривали о зарубежном опыте. О существующих в Швеции и Финляндии центрах независимой жизни для людей с ограниченными возможностями, об удивительном опыте Венгрии, где при помощи ЮНИСЕФ и других европейских организаций детально разработана и осуществляется программа ликвидации сиротских домов и замена их небольшими учреждениями семейного типа, приемными и фостеровскими семьями. О том, что делает католическая церковь в Австрии, об известном и у нас "Ковчеге" Жана Ванье.

- На Западе молодых специалистов учат тому, что они, прежде всего, будут работать с людьми. Сегодня существует множество постоянно обновляющихся методик обучения детей с ДЦП, есть масса возможностей, связанных с Интернетом. Все они доступны! Не было бы недостатка и в людях, но они не востребованы. Один мой друг закончил специальные факультеты двух университетов, в России и ???, но был вынужден уйти из педагогики, чтобы кормить семью. Сейчас он занимается евроокнами, а собирался пробивать совсем другие окна в Европу! Его жена и коллега пошла в риэлтеры.

Совсем недавно в подмосковном Переделкине построили новенький, оборудованный по последнему слову европейской медицины интернат для детей с ДЦП. Там есть лифты, пандусы, дети передвигаются на колясках с электронным управлением, там чисто, красиво. Но обучают там по восьмому типу. И к детям относятся традиционно. Я знаю девочку, которую родители с радостью поместили в такое хорошее место, а через две недели забрали: воспитательница пообещала ей засунуть кое-куда кашу, которую она не хотела есть.

С какой стороны подступиться к решению проблемы? Прежде всего, признать, что она существует. Что для разных категорий сирот-инвалидов должны существовать разные детские учебно-воспитательные и медицинские учреждения, задача которых – не содержать их "на всем готовеньком", а бережно пестовать личность. Что условия в таких учреждениях должны быть приближены к семейным. А у повзрослевших выпускников должен быть свободный выбор: жить самостоятельно или в специальных социальных домах, но не в позорных (позорных для нас как граждан этой страны!) интернатах полутюремного режима. Конечно, коренная ломка системы – дело непростое и небыстрое. Сначала нужно переломить отношение общества, наше общее отношение к тем, кого мы не видим, кто заперт в неподконтрольных, закрытых заведениях ведомства, издевательски названного органами соцзащиты. Открыть их – вот первый шаг, который требует даже не материальных затрат, а только некоторого напряжения нашей воли и совести. А далее, может быть, не вовсе фантастична идея создания небольших интернатов семейного типа, с квалифицированной медицинской, психологической, педагогической поддержкой? Принципиального благословения властей, вероятно, не очень трудно добиться, если учесть современные, уже вполне официальные подходы к воспитанию детей-сирот и развитию толерантности в обществе. А вдруг эти строчки попадутся на глаза какого-нибудь российского Билла Гейтса или отечественного Джорджа Сороса, который захочет увековечить свое имя участием в благородном деле?

Наталья Мавлевич