Заключенных туркменских исправительных учреждений начали массово проверять на наличие туберкулеза, все проходят флюорографическое обследование, сообщают «Альтернативные новости Туркменистана» (АНТ).

К примеру, 12 января в колонию MR-K/16, находящуюся в городе Байрамали, приехали сразу две медицинские комиссии. Всех заключенных, в чьих легких обнаружено затемнение, отправляют в больницу MR-B/15 в поселке Мары ГРЭС.

Комиссии работают и в колонии LB-K/12, находящейся в поселке Шагал, что в окрестностях города Сейди Лебапского велаята (области). Фактически там находятся две колонии: общего режима - для лиц с первой судимостью, и строгого - для осужденных во второй или третий раз. Все заключенные также проходят флюорографию и имеют возможность обсудить с врачами свои проблемы со здоровьем.

Источники АНТ в силовых структурах Туркменистана утверждают, что отправить медкомиссии в колонии приказал президент страны Гурбангулы Бердымухамедов, до которого дошла информация о ситуации с туберкулезом в пенитенциарных учреждениях.

Напомним, во второй половине декабря 2013 года из больницы для осужденных MR-B/15 «актировали» (освободили в связи с неизлечимым недугом) восемь человек с тяжелой формой туберкулеза. Это стало первым случаем в Туркменистане со времен распада СССР, когда тяжелобольных осужденных освобождают от дальнейшего отбывания наказания.

Источники АНТ сообщают о полной некомпетентности врачей больницы для заключенных и персонала колоний. Заключенных отправляют в больницу уже в тяжелом состоянии, а недолеченных больных возят этапами из одной колонии в другую, подвергая риску инфицирования остальных заключенных. При этом первичных больных предпочитают не держать в больнице дольше полугода и отправляют их перенаселенные камеры, хотя именно от первичного лечения зависит, излечится больной или нет.

Международное информационное агентство «Фергана»

Узбекистан упростил визовый режим для иностранных инвесторов и ввел режим «одного окна» при регистрации предприятий с иностранными инвестициями (ПИИ). Соответствующие поправки были подписаны президентом страны Исламом Каримовым и вступили в силу после сегодняшнего опубликования в местной прессе, сообщает РИА Новости.

Поправки к Закону «Об иностранных инвестициях» предусматривают право зарубежных инвесторов-учредителей ПИИ - физических и должностных лиц - въезжать и оставаться на территории республики на весь период существования их долей в ПИИ с получением соответствующих многоразовых виз. До настоящего времени максимальный срок предоставления однократной визы для иностранных граждан в Узбекистане составлял три месяца.

Появилось также положение, предоставляющее иностранному инвестору самостоятельно и свободно распоряжаться доходом (включая его беспрепятственную репатриацию), полученным в результате инвестдеятельности, «после уплаты налогов и других обязательных платежей».

В соответствии с нормативными документами, в Узбекистане к ПИИ относятся предприятия с уставным фондом более 150 тысяч долларов и долей в нем иностранного инвестора не менее 30%.

Максимальный срок регистрации ПИИ в министерстве юстиции республики составляет семь дней после предоставления необходимых разрешительных документов. Вместе с тем, по данным ряда аналитических изданий, процедура сбора необходимых документов для регистрации ПИИ в Узбекистане может занимать в среднем 55 дней и внедрение принципа «одного окна» может существенно ускорить процесс регистрации.

Следует отметить, что на фоне постоянно улучшающегося инвестиционного законодательства, фактический климат для иностранных инвесторов в Узбекистане в последние годы существенно ухудшился. Прежде всего все инвесторы говорят о политических рисках, связанных с резкими переменами настроения у членов правительства. Подробнее — в аналитическом докладе: «Оценка политических рисков для зарубежных инвесторов в странах Центральной Азии», подготовленном российским коммуникационным холдингом «Минченко Коналтинг».

Международное информационное агентство «Фергана»

21 января 2014 года президент Казахстана Нурсултан Назарбаев освободил Марата Тажина от занимаемой должности государственного секретаря, сообщает ИА «Новости-Казахстан». Временно исполняющим обязанности госсекретаря назначен глава президентской администрации Карим Масимов.

Сообщается также, что Марат Тажин освобожден от должности в связи с переходом на другую работу.

Карим Масимов работал премьер-министром Казахстана с 2007 по сентябрь 2012 года, после возглавил администрацию президента. До Масимова администрацию возглавлял Аслан Мусин, который с этого поста перешел на пост председателя Счетного комитета по контролю за исполнением республиканского бюджета. 15 января Аслан Мусин был отправлен в отставку и с этой должности.

Международное информационное агентство «Фергана»

Британская золотодобывающая компания Oxus Gold PLC заявила 20 января, что арбитражное разбирательство по иску против Узбекистана начнется в ближайшем будущем.

Как «Фергана» сообщала ранее, 17 сентября 2012 года компания подала в Международный арбитражный суд иск против правительства Узбекистана в связи с экспроприацией британских инвестиций в совместное предприятие «Амантайтау Голдфилдс» (AGF) и месторождение Хандиза. Цена вопроса – не менее $400 млн.

В силу своих обязательств по неразглашению информации Oxus Gold не может раскрыть календарь арбитражных процедур.

«Я понимаю обеспокоенность акционеров по поводу недостатка информации из-за наших обязательств о конфиденциальности. Однако я могу подтвердить, что судебное разбирательство продвигается, как и ожидалось, и руководство Oxus Gold верит в то, что сможет возместить своим акционерам ущерб от наглой экспроприации прав нашей компании на разработку полезных ископаемых в Узбекистане», - сказал президент компании Ричард Шид (Richard Shead).

Как сообщает деловой сайт London South East, после появления этого пресс-релиза 20 января акции Oxus Gold поднялись на 4,3 процента.

Напомним, после того, как по приказу правительства Узбекистана в компании провели аудит, Oxus Gold была обвинена в финансовых нарушениях. Узбекские партнеры Oxus Gold попытались экспроприировать ее собственность, и компания сначала обратилась к правительству Узбекистана с просьбой помочь урегулировать конфликт. По словам представителей Oxus Gold, Узбекистан вел беспредметные дискуссии, однако на деле начал кампанию дезинформации и преследований в поддержку своих попыток экспроприации собственности. Все попытки встретиться с узбекским руководством, в том числе с президентом Исламом Каримовым, оказались безуспешными — узбекские чиновники «не были доступны для обсуждения вопросов с компанией».

Компания приостановила свою работу и объявила о том, что будет готовиться к юридической схватке с правительственными аудиторами, которые, по словам представителей компании, недобросовестно выполняли свою работу. 3 марта 2011 года Oxus Gold уведомила узбекские власти о своем намерении обратиться к договору об инвестиционном арбитраже между правительствами Узбекистана и Великобритании. Между тем, 21 июля 2011 года в Английский Высокий суд поступил иск министерства финансов Узбекистана, требующего от Oxus Gold выплаты $10 млн в качестве особых дивидендов. Компания заявила, что таким образом узбекский Минфин намерен сорвать предстоящее арбитражное разбирательство, но она приложит все усилия для того, чтобы защитить интересы акционеров компании и получить от Узбекистана соответствующие компенсации.

Международное информационное агентство «Фергана»

На фото: Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев совершает мусульманскую молитву - намаз

Постсоветская Центральная Азия является тем регионом, где значение религиозной составляющей общественно-политической и социально-экономической жизни просто невозможно переоценить. Центральноазиатские государства находятся в самом центре пресловутой «дуги нестабильности» (от Боснии до Филиппин), этой своего рода «фронтовой линии», по которой развертывается атака «мирового джихадизма» на современную цивилизацию. Страны Центральной Азии непосредственно соприкасаются или находятся в опасной близости от таких очагов террористической активности, как Афганистан, Синьцзян и Кашмир. Кроме того, имеется немало свидетельств существования в регионе некой инфраструктуры, позволяющей местным экстремистам по схеме «сообщающихся сосудов» поддерживать связи и взаимодействовать с джихадистским подпольем на Северном Кавказе, в ряде других регионов РФ, а также с исламистами на Ближнем Востоке.

Но, безусловно, основная угроза исходит изнутри самих постсоветских государств Центральной Азии, где правящие автократические режимы своей коррумпированностью, деспотизмом и асоциальной экономической политикой лишь удобряют почву для произрастания самых крайних толков исламского радикализма. Его главным очагом в регионе считается Ферганская долина, именно оттуда, по мнению многих экспертов, при поддержке из Афганистана может последовать основная джихадистская атака, способная поджечь всю Центральную Азию, начиная с наиболее неблагополучных стран – Таджикистана и Кыргызстана.

На этом фоне Казахстан до недавних пор считался неким островом стабильности, религиозной умеренности и межконфессиональной толерантности. В выступлениях казахстанских официальных лиц непременно присутствовал тезис о том, что никакой почвы для религиозного экстремизма в стране нет, а, стало быть, и угрозы нет. Однако со второй половины «нулевых» годов, после появления очевидных свидетельств (включая серию весьма кровавых терактов) того, что исламистское подполье в Казахстане появилось, а популярность радикального ислама неуклонно растет, зазвучали совсем другие речи. Теперь исламский экстремизм объявлен едва ли не главной угрозой национальной безопасности, и на его подавление брошена вся мощь административно-полицейского и пропагандистского аппарата. О больших успехах, достигнутых в этой области, говорить, судя по всему, не приходится. Зато о Казахстане заговорили как о стране, где есть большие проблемы с соблюдением свободы совести.

Религиозный «ренессанс»

К началу распада СССР Казахстан был, пожалуй, самой «светской» из всех республик советской Средней Азии. Ощутимое присутствие ислама, да и то в его «бытовой» форме, проявлялось в основном в южных районах республики, где большинство населения составляли казахи. В северных районах Казахстана степень религиозности тамошних казахов не сильно отличалось от степени религиозности преобладавшего там русскоязычного населения, с которым местные казахи находились в тесном соприкосновении. Проще говоря, и большинство русских, и большинство казахов, как и большинство прочих советских граждан, придерживалось официального советского атеизма. На этом фоне из числа «нетитульного» населения повышенной религиозностью несколько выделялись представители депортированных народов (немцы, поляки, западные украинцы, прибалты), для которых приверженность религии предков (католицизм, протестантизм), помимо удовлетворения чисто религиозных потребностей, служила еще и способом национальной самоидентификации.

Правда, когда рухнула советская власть, схожими мотивами, помимо собственно веры, стали руководствоваться и ранее официально неверующие казахи, и придерживавшиеся до этого «научного мировоззрения» русские. Поэтому в Казахстане, как и повсюду в бывшем СССР, начался настоящий религиозный «ренессанс». В 2009 году, когда в республике впервые с 1937 года была проведена перепись, в ходе которой респондентам задавался вопрос об отношении к религии, 97% населения отнесло себя к той или иной религии. Лишь 3% опрашиваемых либо заявили, что являются неверующими, либо отказались дать ответ на задаваемый вопрос. Соответственно, подавляющее большинство казахов (составляют 63,1% всего населения) назвало себя мусульманами, а подавляющее большинство русских (23,7% населения) – православными христианами. По той же модели подавляющее большинство немцев идентифицировало себя либо как католиков, либо как протестантов, а подавляющее большинство поляков – как католиков. В целом же, согласно переписи 2009 года, 70,19% населения являются мусульманами, 26,17 – христианами, 0,03 – иудеями, 0,09 – буддистами, 0,19 – приверженцами других религий, 2,81 – неверующими и 0,51 – отказались ответить.

Таким образом, две крупнейшие общины (ислам и православное христианство) представлены, в основном, двумя главными этносами страны: казахами и русскими. Наличие очень значительного христианского меньшинства (порядка трети всего населения) сильно выделяет Казахстан из числа остальных центральноазиатских государств.

Конфессиональная «палитра»

Естественно, главной составляющей религиозного «ренессанса» в Казахстане стал «ренессанс» ислама. Оно и понятно: во-первых, ислам – религия «титульного» населения, для которого религиозная самоидентификация стала частью самоидентификации национально-государственной; во-вторых, доля «титульного» населения в общем населении республики постоянно возрастала, как в силу постоянно увеличивавшейся эмиграции «нетитульного» населения (в основном, русских и немцев), так и более высоких темпов рождаемости среди казахов; в-третьих, происходила довольно интенсивная миграция наиболее религиозно ориентированных казахов из южных областей на север и в центр (в том числе и в результате переноса столицы в Астану), к тому же «южане» стали занимать все больше руководящих позиций в госаппарате.

Принято подчеркивать, что в Казахстане ислам никогда не играл такой доминирующей во всех областях жизни роли, как, например, в арабских странах или, скажем, в Афганистане. Указывается, что специфика исламизации кочевых тюрков заключалась в органичном включении в «народный» ислам элементов традиционных доисламских (тенгрианство и зороастризм) представлений (например, почитание сил природы, предков и др.). Культивирование традиции аулие (святых) также позволило казахскому исламу выступить в роли массовой «народной» религии, в которой древние культовые практики получили исламизированную обработку. Лояльность была проявлена и ко многим бытовым обычаям кочевников: калым, сватовство детей, институт аменгерства (левирата) (вдова обязана или имеет право снова выйти замуж только за ближайшего родственника умершего мужа - ред.). При этом отмечается, в частности, что для казахской женщины не существовало присущих ряду исламских народов строгих запретов в ношении одежды, при выборе профессии и суженого, и она по сей день пользуется в обществе свободой и равноправием. Наконец, обращается внимание на то обстоятельство, что Казахское ханство никогда не имело теократической формы правления – всегда существовало четкое разделение элиты на светскую и духовную.

Специфика казахского ислама даже позволила утверждать ряду казахских националистов, ориентированных на чисто этническую составляющую национальной идентичности и считающих «подлинной» религией казахов не ислам, а тенгрианство, что Казахстан – вообще не исламская страна. Однако это было воспринято большей частью казахской общественности, а главное, государственными идеологами как явный «перебор». Был сделан упор на «традиционность» укоренившегося среди казахов варианта ислама, а именно суннизма ханафитского мазхаба и суфийских школ (появились на территории южного Казахстана в IX–X веках), ставших одной из основ «духовного сознания» нации. Речь идет, в частности, об Ахмеде Ясави, признанном главе тюркской традиции в суфизме, воплотившем в своей деятельности концепцию «совершенного человека» (то есть аулие). Подчеркивается также, что живший в VII-VIII веках основатель ханафитского мазхаба Абу Ханифа, предположительно тюрк по происхождению, заложил в основу своего религиозно-правового течения традиции критического, недогматического восприятия религиозного наследия, почитание образования, приверженность свободомыслию и терпимости. Отсюда государственными идеологами был сделан вывод, что «традиционный для казахов ханафитский мазхаб является «прекрасной идеологической платформой для формирования культа новых знаний в стране, стремления к совершенствованию и продвижению республики в сообщество развитых государств». В этой связи постоянно заявляется, что «развитие ханафитского мазхаба в качестве одного из главных духовных столпов казахского общества отвечает стратегическим интересам Республики Казахстан».

Отношения мусульманской общины Казахстана с православными христианами, второй по численности религиозной общиной, традиционно носят стабильный и взаимоуважительный характер. Определенные шероховатости, возникающие иногда из-за деятельности православных миссионеров в среде этнических мусульман, обе стороны стараются сгладить или, по крайней мере, не афишировать. Такой же характер носят взаимоотношения казахстанского государства с Русской православной церковью Московского Патриархата, чьей канонической территорией считается Казахстан – местные иерархи РПЦ демонстрируют полную лояльность и энергичные усилия по поддержанию межконфессионального согласия. Несмотря на определенное сокращение православной паствы из-за эмиграции лиц восточно-славянских национальностей, число православных объединений в Казахстане постоянно росло. Все они находятся под юрисдикцией РПЦ. В 2003 году решением Священного Синода РПЦ был образован Казахстанский митрополичий округ в составе шести епархий.

Римско-католическая церковь в Казахстане представлена 83 приходами (у греко-католиков – пять приходов), составляющими одну архиепархию с центром в Астане, две епархии (Караганда, Алма-Ата) и одну апостольскую администратуру (Атырау). Значительная католическая община появилась на территории Казахстана из-за ссылок и депортаций 30-х – 40-х годов (немцы, поляки, литовцы, западные украинцы). В 90-е годы многие католики уехали, но многие остались. Сейчас их общая численность в стране оценивается примерно в 185 тысяч. Казахстан является одним из объектов миссионерской деятельности католицизма, здесь работают более 60 священников (в основном итальянцы, поляки, литовцы, корейцы) и порядка сотни сестер-монахинь. Важным событием стал официальный визит в Казахстан 22-25 сентября 2001 года Иоанна Павла II – прецедент сам по себе весьма неординарный для стран СНГ. На встрече с папой президент Назарбаев заявил: «Сегодня католическая церковь активно восстанавливает свою традиционную миссию: возводятся храмы, открываются новые приходы. Велики ее заботы в делах миротворчества, просветительства и благотворительности. Католики, как и представители других религий, стремятся к укреплению единства и согласия всего народа Казахстана».

Весьма сложная картина сложилась в отношении еще одного из основных направлений христианства – протестантизма. Несмотря на то, что протестанты составляют всего около 2% населения (по переписи 2009 года, сейчас, возможно, существенно больше), эта конфессия в Казахстане очень разнородна. В стране действуют около тысячи протестантских объединений и общин, представляющих почти 20 протестантских течений. При этом протестантизм в Казахстане включает как общины, имеющие многовековую историю (лютеране, меннониты, баптисты и другие), так и новые для страны, в первую очередь пятидесятническое, пресвитерианское и харизматическое течения. Наиболее широко протестантские объединения представлены в крупных городах, особенно на севере и в центре республики. Постоянно происходили изменения как в численном соотношении различных протестантских объединений, так и в национальном составе общин казахстанских протестантов. Наиболее характерный пример - эмиграция в Германию, Россию и другие страны в 90-е годы вызвала резкое снижение числа лютеран, меннонитов и некоторых других конфессий. Многие общины превратились из мононациональных, прежде всего, немецких, в многонациональные. Такие общины росли за счет представителей народов, для которых протестантизм не являлся основной религией. Например, среди баптистов сейчас много русских, украинцев, белорусов, казахов и корейцев. Благодаря этому количество баптистских церквей в Казахстане растет, несмотря на выезд из страны немцев, долгое время составлявших основную часть баптистской общины.

Особенно бурный рост отмечается среди новых для Казахстана протестантских направлений, в основном, пятидесятнических и пресвитерианских. Эти общины появились преимущественно в 90-е годы. Наиболее известны следующие объединения: «Новая Жизнь», «Грейс-Благодать», «Церковь Полного Евангелия». Многие пятидесятнические и пресвитерианские церкви были созданы миссионерами из Южной Кореи и США. Среди их пасторов и последователей немало представителей корейской диаспоры – самой большой на территории СНГ (порядка 300 тысяч).

Весьма специфическое место занимают общины, возникшие внутри протестантизма, однако в своем вероучении и культовой практике имеющие совершенно особые и, скажем так, неоднозначные черты. Большинство протестантов отвергает их принадлежность к протестантской версии христианства. Впрочем, и сами представители этих общин не считают себя протестантами. Это, прежде всего, адепты Свидетелей Иеговы (одна из самых быстрорастущих сект в Казахстане), мормоны («Церковь Иисуса Христа святых последних дней»), Церковь объединения (муниты) и ряд других. В Казахстане есть и другие религиозные меньшинства: иудеев примерно шесть тысяч человек, буддистов --около 16 тысяч (в основном корейцы, калмыки, буряты, монголы и китайцы). Имеются также 12 отделений Общества сознания Кришны, приверженцы религии Бахаи и Церкви сайентологии.

«Нейтралитет, толерантность, паритет»

В течение первого десятилетия независимости политика казахстанских властей в целом соответствовала принципам светского государства, провозглашенным в Конституции 1992 года и принятом в том же году законе «О свободе вероисповедания и религиозных объединениях»: обеспечение свободы совести, невмешательство государства в религиозную жизнь граждан и равноправие всех конфессий. Были сформулированы три основных принципа государственной политики в сфере свободы совести: нейтралитет, толерантность, паритет. В 1993 году в Конституцию было внесено положение о запрете на деятельность религиозных и общественных объединений, «провозглашающих или на практике реализующих... религиозную нетерпимость» (ст.55). Это положение позднее было воспроизведено и в Конституции 1995 года (ст.5.3), правда, в новом варианте - «религиозная нетерпимость» была заменена более широкой формулировкой о «разжигании религиозной розни». Кроме того, в Конституции появилась статья 20.3, запрещающая «пропаганду или агитацию... религиозного... превосходства». Надзирающие органы по религиозным делам - Совет по делам религий при правительстве РК и Совет по связям с религиозными организациями при Администрации Президента РК - в 90-е годы были расформированы. Вопросы координации связей с религиозными объединениями были переданы в ведение Министерства информации и общественного согласия.

В то же время казахстанское государство с момента своего возникновения заявило о недопустимости вмешательства религии в политику. Законы 1992 года «О свободе вероисповедания и религиозных объединениях» и 1996 года «Об общественных объединениях» не допускали образование и деятельность партий на религиозной основе и определили принципы деятельности религиозных организаций при праве каждого на свободу вероисповедания. Нормами Закона 1992 года установлено, что религиозные объединения не вправе участвовать в выборах органов государственной власти и управления.

В целом, законодательство 90-х годов заложило необходимые правовые основы государственно-конфессиональных отношений и обеспечило равные возможности для религиозных объединений. Вплоть до второй половины «нулевых» годов политика властей Казахстана в религиозной области удостаивалась позитивных оценок со стороны международных правозащитных организаций, государственных учреждений западных стран, ведущих мониторинг соблюдения религиозных свобод, и, собственно, религиозных организаций, в том числе и тех, кто занимается в Казахстане миссионерской деятельностью.

Вот, например, оценка эксперта британского Keston Institute Романа Лункина: «Исключением, которое скорее подтверждает общую для Средней Азии неблагоприятную ситуацию для религиозных меньшинств, является ситуация в Казахстане. Несмотря на наличие ярко выраженного недовольства мусульманской общественности на местах христианской проповедью, это не привело пока к открытому столкновению. Объясняется это, прежде всего, мягкой толерантной политикой, которую, по крайней мере, декларирует президент Казахстана Нурсултан Назарбаев. Крупнейшая протестантская церковь Казахстана «Новая Жизнь» (70 церквей и 22 миссионерские станции) не только свободно миссионерствует по всей стране, но и в рамках своей миссии организовала казахскую и уйгурские общины верующих… Лидер объединения «Новая Жизнь» пастор Максим Максимов высказывает полную поддержку Назарбаеву за его политику «религиозного спокойствия и гармонии…». Аналитическая записка, подготовленная международной организацией, осуществляющей мониторинг религиозной ситуации в Казахстане для правительства США в 2005 году, констатировала: «Не отмечено нарушений прав человека на основании религиозной принадлежности», «нет сведений о заключении или задержании по религиозному признаку».

Джихадисты выходят из тени

В исследованиях казахстанских специалистов 90-х годов отмечалось: «В Казахстане нет политических партий или организаций, выступающих за внедрение исламских социально-политических установлений в жизнь общества и построения теократического государства». К началу 2000 года изменение религиозной ситуации заставило аналитиков вплотную заняться изучением религиозно-политических группировок исламистского толка, появившихся на территории Казахстана. По мнению большинства экспертов, в 90-е годы постепенно происходило скрытное формирование инфраструктуры исламского экстремизма. Основой этого процесса стал комплекс причин, порожденный новыми политическими и социально-экономическими реалиями постсоветского казахстанского общества.

Естественно, что основополагающими стали явления социально-экономического порядка: усиление экономического и социального расслоения населения, рост числа безработной молодежи, не имеющей специальности и не прошедшей социализации – именно социальные аутсайдеры и люмпены наиболее подвержены экстремистским идеям. К тому же социальную фрустрацию наиболее обездоленных слоев общества постоянно усиливал возрастающий уровень коррумпированности государственных структур, безнаказанный и наглый бюрократический произвол.

При этом резкое снижение качества системы образования тормозило развитие способности к критическому мышлению у выпускников школ и вузов, в том числе способности к противостоянию экстремистской пропаганде. Низкий уровень доходов населения делал невозможным для многих желающих получение высшего образования, а то образование, которое все-таки удавалось получить, потом не окупалось, так как не было работы, или работа была низкооплачиваемая. Отсюда неустроенность выпускников в случае отсутствия влиятельных родственников, практическое перекрытие социальных лифтов и опять же фрустрация.

В условиях сохранявшегося идеологического вакуума (идеология казахского национализма не смогла его заполнить) правящей политической элитой стала проводиться, условно говоря, «государственная исламизация» общества, которая должна была служить в качестве еще одной антитезы прежней коммунистической идеологии и, соответственно, одним из направлений идеологического обеспечения национального суверенитета. В результате в массовом сознании сформировалось убеждение о ценности ислама как мировоззренческой и общественной силы, способной решить все проблемы. Однако низкий уровень религиозной грамотности подавляющей части мусульман, их неспособность отличать истинную религиозность от религиозного фанатизма и экстремизма способствовали не столько утверждению «традиционного» и «умеренного» ислама, сколько распространению радикального исламизма (родители могут даже не понимать, что сын стал ваххабитом — типичное объяснение: «он стал таким положительным, Коран читает, мы и не думали, что он наденет «пояс шахида»).

Добавим к этому низкий уровень религиозного образования и общеобразовательной подготовки официальных проповедников из Духовного управления мусульман Казахстана (ДУМК). Значительная часть казахстанских мусульман не удовлетворилась познаниями священнослужителей «традиционного» ислама и стала обращаться к другим, в том числе салафитским (ваххабитским) проповедникам, призывающим к так называемому «чистому исламу». В целом же ДУМК, превратившись в типично бюрократическую организацию, оказалось не способно контролировать процессы, происходящие в мусульманской общине и эффективно противодействовать исламскому экстремизму. Представители ДУМК и сейчас, как отмечают казахстанские эксперты, фактически ограничиваются лишь декларациями типа «Ислам – религия мира, а бандиты не имеют ничего общего с исламом», что, несомненно, слабо помогает идейному противостоянию религиозному экстремизму.

Между тем, столкнувшись с черствостью, казенщиной, некомпетентностью, лакейским конформизмом, а то и коррумпированностью официальных религиозных структур, недовольные и тем более отчаявшиеся люди легко попадают под влияние ваххабитов, салафитов и т.п., которые предлагают простые и понятные рецепты установления социальной справедливости. В ячейках религиозных экстремистов люди могут психологически ощутить себя частью целого и получить духовную (а то и материальную) поддержку.

Безусловно, свою роль сыграло получение молодыми мусульманами религиозного образования в зарубежных исламских учебных заведениях (Турция, Иран, Саудовская Аравия, Пакистан, Египет и др.). В ходе обучения казахстанские студенты неизбежно усваивали религиозные взгляды и ценности, которые отличались от принятых в Казахстане. Нередко они попадали под влияние представителей радикальных организаций, причем происходило это даже в таких вроде бы респектабельных учебных заведениях, как египетский Аль-Азхар. Шел и «обратный процесс» - в Казахстане появилась масса зарубежных исламских проповедников, часть из которых пропагандировала идеи радикального ислама. Вслед за этим последовало создание организационной инфраструктуры, своего рода «филиалов» международных и региональных экстремистских и террористических организаций (Хизб-ут-Тахрир-аль-Ислами, Исламское движение Узбекистана и др.). Этому также способствовала географическая близость Казахстана к странам и регионам, где сильны позиции радикального ислама – Афганистан, Пакистан, в какой-то степени Узбекистан и др. Проникновение в Казахстан зарубежных исламистов облегчала и прозрачность государственной границы, некомпетентность спецслужб, а иногда и просто нежелание чиновников видеть суровую реальность и докладывать о ней – ведь наверх уже доложено, что «все путем».

По мере роста числа приверженцев исламского экстремизма в Казахстане, их религиозно-идеологическое противоборство со светским государством перешло в фазу вооруженной борьбы. О возникновении в Казахстане вооруженного террористического подполья и резкой активизации его деятельности громко оповестила серия терактов 2011 - 2012 годов. Только с мая 2011 года по осень 2012 года было совершено 14 терактов, которые повлекли за собой гибель 70 человек (шесть гражданских лиц, 13 силовиков, 51 террорист). В ходе этих акций проявили себя новые, собственно казахские исламские экстремистские группировки «Солдаты Халифата», «Защитники религии» и др.

Ответ властей

Естественно, власти Казахстана должны были реагировать, и, понятное дело, не только чисто полицейскими мерами. Между тем, фактическое ужесточение государственной политики в религиозной области началось задолго до того, как проблема распространения религиозного экстремизма приобрела реальные очертания или, по крайней мере, была признана официально. Поэтому можно предположить, что первые шаги в этом направлении были предприняты не столько на основе адекватной оценки потенциальной угрозы (последующие события показали, что адекватного восприятия этой угрозы не было и на более поздних этапах), сколько диктовались естественным стремлением любой бюрократии в любой стране добиться максимального контроля над обществом как таковым. Как бы там ни было, но еще в 1994 году в новый Гражданский кодекс Республики Казахстан были внесены положения об обязательном согласовании с госорганами кандидатур руководителей религиозных объединений, назначаемых в Казахстан зарубежными религиозными центрами, и об обязательной аккредитации миссионеров, не являющихся гражданами Казахстана, а также «духовных учебных религиозных объединений и заведений» в местных органах власти (ст.109). Позднее положение о согласовании с государственными органами вопросов деятельности иностранных религиозных объединений и назначения иностранными религиозными центрами руководителей религиозных объединений было закреплено в Конституции Казахстана 1995 г. (ст.5.5).

Серия терактов в феврале 1999 года в Ташкенте, когда граждане Узбекистана, признанные причастными к их совершению, были задержаны в Казахстане и затем экстрадированы в Узбекистан, по мнению экспертов, была в числе главных причин, простимулировавших принятие в Казахстане закона «О борьбе с терроризмом» (июль 1999 года). Кроме того, местным органам власти предписано осуществлять постоянный мониторинг всех исламских религиозных объединений на предмет соблюдения ими закона. В 2000 году из Казахстана было впервые депортировано 69 зарубежных исламских проповедников, затем власти закрыли некоторые религиозные объединения, включая ряд так называемых «частных мечетей». В октябре 2000 года был ужесточен государственный контроль обучения казахстанцев в духовных учреждениях за границей.

В начале 2004 года было объявлено о ликвидации спецслужбами Казахстана действовавшей на территории страны террористической группировки «Жамаат моджахедов Центральной Азии», являвшейся одной из звеньев «Аль-Каиды». (В числе арестованных девять граждан Казахстана и четверо - Узбекистана). Последовал ряд официальных заявлений, в первую очередь самого президента Назарбаева (сентябрь 2004 года), о том, что «в стране реально может расти влияние экстремистских организаций, тем более что теракты уже не первый год вспыхивают в нескольких десятках километров от границ Казахстана.

В том же году создается Комитет по делам религий Министерства юстиции, что свидетельствует о том, что власти решили вернуться к прежней практике осуществления контроля над религиозными объединениями с помощью «компетентного» органа. (С мая 2011 года действует Агентство Республики Казахстан по делам религий - центральный исполнительный орган, не входящий в состав правительства и обладающий еще большими полномочиями). В 2006 году был опубликован перечень зарубежных террористических и экстремистских организаций, деятельность которых запрещена судебными органами на территории Казахстана, куда вошли, в частности, Хизб-ут-Тахрир-аль-Ислами, Исламское движение Восточного Туркестана, Исламское движение Узбекистана, Жамаат моджахедов Центральной Азии и целый ряд других. Наконец, в октябре 2011 года был принят закон «О религиозной деятельности и религиозных объединениях», запретивший незарегистрированную религиозную деятельность и предусматривающий перерегистрацию религиозных организаций. Однако этот закон сразу же вызвал резкую критику со стороны правозащитных организаций и по существу дискредитировал Казахстан как более-менее «приличное» государство.

Парадоксы «борьбы с джихадизмом»

Выразив понимание и поддержку мерам казахстанских властей, реально направленным на борьбу с экстремизмом и терроризмом, международные правозащитные организации и казахстанские правозащитники призвали привести законодательство в соответствие с Международным пактом о гражданских и политических правах, в частности, с его статьей 18, согласно которой «защита национальной безопасности не может служить основанием для ограничения свободы вероисповедания». По словам Тамары Симахиной, юриста Конгресса журналистов РК, закон, авторы которого провозгласили «вполне логичную и актуальную цель» - получение механизма борьбы с религиозным экстремизмом, вместо этого «установил очень жесткие нормы, нацеленные на то, чтобы в стране действовали только те религиозные объединения, которые устраивают власть». При этом закон не только «не дал механизмов предупреждения и борьбы с религиозным экстремизмом, но не дал даже толкования, что это такое».

Мотивы подобного подхода правящей бюрократии вполне прозрачны – под предлогом борьбы с терроризмом как можно сильнее ограничить любую, включая, естественно, религиозную, активность граждан, взять под контроль любую «самодеятельность», которая по самой своей природе угрожает всевластию режима, и подкрепить все это еще и «духовной» монополией. Ну и естественно, по максимуму обезопасить себя от внешнего воздействия, как можно сильнее ограничив вполне законные, но «несанкционированные» связи ряда своих граждан (не джихадистов, конечно, а скажем, мирных и лояльных христиан-протестантов) с единоверцами за рубежом. При этом действия казахстанских властей удивительно напоминают приемчики их российских коллег – здесь, действительно, просматривается настоящее духовное родство между бюрократиями обеих стран.

Речь, прежде всего, идет о тезисе насчет «традиционных» и «нетрадиционных» религий, как будто бы прямо импортированном в Астану из Москвы и озвученном лично президентом Назарбаевым. Как известно, в российском законодательстве «традиционными» признаны православие, ислам, иудаизм и буддизм, в Казахстане пока вроде бы нет такого четкого законодательного закрепления, но на практике под «нашими» религиями имеются в виду суннитский ислам ханафитского мазхаба, православие, католицизм (но как-то неуверенно), ну еще, возможно, хотя и со скрипом, «старые» протестантские церкви (лютеранство, например, но почему-то не баптизм), а также, может быть, иудаизм. Сама постановка вопроса, в общем-то, сомнительна – хотя бы потому, что и нынешние «традиционные» религии тоже когда-то были «нетрадиционными» для обществ, где они возникли. К тому же вся эта схоластика – прямое нарушение международно-правового принципа религиозного равноправия и конституционных положений о светском характере государстве.

Еще одно направление, вытекающее, впрочем, из предыдущего – попытки придать одной религии, в данном случае «традиционному» исламу, квазигосударственный, а то и государственный статус. Вот, например, сенатор Есим неоднократно предлагал в целях «духовной безопасности и укрепления национальной идентичности казахстанцев» ввести в школах предмет «Основы исламской культуры» (ну, как не вспомнить дискуссии в России насчет «Основ православия»), поскольку, по его мнению, каждый гражданин страны просто обязан это основы знать. При этом напрочь игнорируется, что в светском государстве познание основ тех или иных религиозных учений – личное дело каждого. В общем, все это вписывается в русло уже упоминавшейся «государственной исламизации», призванной в том числе «перехватить тему» у радикальных исламистов. Удается это, по мнению многих экспертов, плохо. Зато удается другое. В средних школах было решено ввести обязательный курс «Религиоведение», курс преподается по написанному г-ном Есимом «совершенно безумному учебнику "Основы религиоведения", который буквально пронизан религиозной нетерпимостью» (определение Тамары Симахиной). Ей же принадлежит и такой вывод: «Нет, как чиновники Агентства по делам религий, так и сенаторы с мажилисменами прямо не заявляли, что Казахстан должен стать исламским государством, но все их предложения и то, что дисциплина «Религиоведение» в школах изучается именно по учебнику Есима (который, повторюсь, отличается крайней религиозной нетерпимостью), ведут к этому». Просто парадокс какой-то - к чему, оказывается, может привести борьба с исламским экстремизмом.

Другой парадокс состоит в том, что эта самая борьба, прежде всего, законодательные новации, сильно ударила не по исламским фанатикам, а по совершенно лояльным немусульманским меньшинствам. Тамара Симахина так и пишет: «Закон направлен на ликвидацию действовавших на территории Казахстана религиозных меньшинств, легально отправлявших свои религиозные культы». Речь идет, в первую очередь, опять же о протестантах. О том, каким преследованиям они сейчас подвергаются, достаточно подробно рассказывается в недавно опубликованной «Ферганой» статье «Паранойя и необратимость». О ситуации со свободой совести в Казахстане. Здесь можно лишь добавить, что свои действия власти в старой доброй манере оправдывают «пожеланиями трудящихся», жалующихся, что «нетрадиционные» конфессии якобы вызывают рост межрелигиозной напряженности. Что ж, если поискать, то жалобы трудящихся всегда можно найти или организовать. Тем более что чиновники и околовластные публицисты постоянно натравливают этих трудящихся на тех же протестантов. О том, как это происходит, свидетельствует уже упоминавшийся пастор Максимов: «Учителя пугают детей зомбированием и опасностью превращения в наркомана в рамках протестантской общины, а чиновники видят угрозу национальной безопасности в том, что тысячи казахов обратились в евангельское христианство». К тому же протестантов выставляют вредоносными агентами Запада и т.д. (Все это звучит весьма странно с учетом декларирования официальной Астаной неизменной дружественности по отношению к Западу. В западных столицах стоило бы задуматься, в том числе и насчет «оргвыводов»).

Такая вот травля и порождает «рост межконфессиональной напряженности», а, проще говоря, нападения неких «хулиганов» на церкви и молитвенные дома. Поможет ли это противодействию главной угрозе – джихадизму? Весьма сомнительно, скорее, наоборот. Возможно, парадоксы религиозной политики казахстанских властей может объяснить новая тенденция в политическом жизни страны, подмеченная экспертом Нурланом Альниязовым: «интеграция исламских религиозных групп (в том числе экстремистских) во властные структуры и формирование религиозными группами альтернативных проектов государства».

Михаил Калишевский

Международное информационное агентство «Фергана»

Я с большим интересом прочел на «Фергане» статью «Узбекистан: В гендерном вопросе царит закон силы, а не сила закона». И решил показать, как гендерный вопрос решается в Канаде, где я живу и работаю.

Каждая страна имеет свое законодательство, которое во многом создается с учетом образа жизни, культуры, религии и даже экономического благополучия большей части населения. Однако истина в том, что ни один закон не является совершенным. На практике можно проследить, какие изъяны имеет каждый из нормативных актов. Поэтому не следует проникаться «продвинутостью» какого-либо закона в отдельно взятом государстве.

О каждой стране есть сложившиеся стереотипы. Например, Канаду некоторые люди обозначают тремя буквами W: Weather, work, women, что означает «погоду» - из-за холодных климатических условий, «работу», иметь которую очень важно, чтобы жить в материальном благополучии и, как ни странно, «женщины», которые, согласно стереотипу, в Канаде имеют больше прав, чем мужчины, хотя конституционная Хартия прав и свобод заявляет, что все люди имеют равные права.

Как же эти права соблюдаются на практике? Приведу подробности уголовного дела, возбужденного в отношении одного из моих клиентов, а читатели смогут сделать вывод сами.

В 2001 году мой клиент Седат Яйлачам эмигрировал из Турции в Канаду, позже привез туда и жену с двумя детьми, которые через несколько лет из-за семейных проблем возвратились на родину. Сам Седат снова оказался в Канаде в 2010 году.

В 2011-м, когда дело о разводе Седата с женой рассматривалось турецким судом, мой клиент познакомился в интернете с красивой женщиной по имени Сара. Они стали встречаться. Вскоре Седат сделал Саре предложение и подарил ей кольцо стоимостью 800 долларов. Несмотря на серьезные намерения молодого человека, Сара по какой-то причине продолжала скрывать от него свое настоящее имя – Санья.

Санья была очень замкнутой женщиной, у нее не было подруг. Седату она сообщила, что была изнасилована в Хорватии во время гражданской войны. Седат старался всячески поддерживать ее, с пониманием относился к ее капризам. Временами у Саньи происходили нервные срывы, но Седат старался не отвечать ей агрессией. Он молчал даже тогда, когда из-за ее побоев на его теле появлялись синяки и раны. Хотя, действия Саньи квалифицируются как уголовно наказуемое преступление, Седат даже и не думал звонить в полицию с жалобой на Санью: по национальной традиции, в Турции мужчины не жалуются полицейским на женщин.

Но однажды терпению Седата пришел конец. 25 февраля 2012 года на своей машине он вез Санью в больницу. По дороге Санье показалось, что они не свернули с трассы в нужном месте. У нее началась истерика, она стала бить баклажкой находящегося за рулем Седата, пинать его ногой, сломала две кнопки на передней панели автомобиля. В результате побоев Седат потерял двадцать процентов слуха на правом ухе, у него возникли и другие проблемы со здоровьем.

После инцидента Седат решил порвать отношения с Саньей и попросил ее вернуть ему лэптоп, мобильный телефон и кольцо. Однако женщина не только отказалась выполнить эту просьбу, но и пригрозила Седату расправой, призвав на помощь брата. Когда Седат заявил, что подаст на нее в суд, если она не вернет его вещи до 8 марта, Санья ответила, что он ничего не добьется, так как Канада является «страной женских прав», а она не желает больше его видеть.

Если бы Седат знал, к каким последствиям могли привести угрозы Саньи, он бы сразу отказался от идеи вернуть свои вещи...

Поздним вечером 8 марта 2012 года Санья собрала все вещи Седата в узелок и отправилась в полицию, где попросила полицейских передать узелок Седату. Полицейский стал расспрашивать Санью о причине ее просьбы. Женщина заявила, что Седат плохо к ней относился и однажды дал ей пощечину. Тут-то и запустилась правовая система, поскольку, согласно Уголовному кодексу Канады, пощечина является уголовно наказуемым деянием.

В полночь двое полицейских пригласили Санью в комнату для дачи видео-показаний. Женщина-детектив всячески пыталась убедить Санью дать показания, неустанно называя Седата преступником, который понесет наказание за содеянное, но предупредила посетительницу об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Санья испугалась ответственности и призналась, что когда Седат вез ее в больницу, у нее был нервный срыв, и она ударила его. Затем женщина наотрез отказалась давать показания против Седата.

Несмотря на это признание, детектив не приняла никаких мер в отношении Саньи и выписала ордер на арест Седата.

Полвторого ночи двое полицейских приехали к Седату, надели на него наручники и доставили в полицейский участок.

Выслушав информацию о причине своего задержания и узнав настоящее имя Саньи, Седат стал категорически отрицать предъявленные ему обвинения. Но женщина-детектив, которая допрашивала Седата, упорствовала и даже придумала дату, в которую, якобы, он и шлепнул «потерпевшую» по лицу.

Между тем, учитывая, что «потерпевшая» отказалась давать дальнейшие показания, не смогла назвать дату, когда она якобы подверглась насилию (пощечина) и, тем более, призналась в избиении обвиняемого, Седата можно было отпустить домой под расписку или закрыть дело за недостаточностью фактов. Однако, чтобы показать, кто же на самом деле является хозяином положения, женщина-детектив назначила Седату обыск нагишом, хотя его уже обыскивали и ничего противозаконного не нашли. Согласно Хартии прав и свобод, безосновательный обыск нагишом является грубейшим нарушением прав человека.

Седату предъявили обвинение по ст.266 («применение насилия») Уголовного кодекса Канады и отправили его в камеру. Утром привезли в суд, где прокурор предложил сделку: за признание несовершенного им насилия Седату предлагалось «мировое соглашение» (peace bond). Но Седат отказался от сделки и заявил мировому судье о своей невиновности.

Здесь надо отметить, что уголовные суды провинции Онтарио очень загружены, а услуги адвокатов стоят очень дорого. Поэтому почти 90 процентов уголовных дел не доходят до судебного разбирательства и завершаются сделкой с прокурором независимо от того, совершил обвиняемый уголовно наказуемое деяние или нет. Наверное, детектив, допрашивавшая Седата, надеялась, что он признает вину и дело быстро закроется.

Для обывателя ведение уголовного дела без адвоката или паралегала является почти непосильным из-за сложности самого процесса. Поэтому, Седат решил нанять представителя и поговорил с несколькими адвокатами. Но все они дружно посоветовали пойти на мировую и отказались вести его дело.

Первоначально, слушание по делу Седата было назначено на 1 ноября 2012 года. Его выпустили из-под стражи под поручительство друга. При этом Седату было выставлено пять ограничивавших его права условий. К примеру, он не должен вступать в какую-либо связь с «потерпевшей» и приближаться к ней ближе, чем на 200 метров, но обязан жить по месту жительства своего поручителя.

В апреле Седат подал в суд заявление с требованием к Санье вернуть его вещи. В своем ответе в суд Санья признает, что указанные вещи находятся у нее, и пишет о своей готовности вернуть их. Данный судебный процесс приостанавливается до завершения уголовного дела.

Месяц спустя Седат, знавший, что Санья незаконно получала пособие по безработице, сообщил об этом в соответствующую инстанцию. В отместку или нет, но в июне Санья заявила в полицию о том, что Седат докучает ей телефонными звонками и что она записала телефонные разговоры с ним.

Не проверив факты, полиция опять арестовала Седата. На этот раз ему были предъявлены дополнительные обвинения в нарушении условий его освобождения.

За три дня до своего второго ареста Седат нанял меня в качестве своего законного представителя (в провинции Онтарио лицензированные паралегалы могут представлять интересы лиц, в отношении которых возбуждены легкие уголовные дела, summary offences. – Прим. авт.).

Нарушение условий освобождения считается серьезным преступлением. Седату пришлось провести пять дней в тюрьме вместе с настоящими уголовниками в очень тяжелых психологических условиях, пока я не нашел приемлемого поручителя. На этот раз к условиям освобождения добавились еще четыре пункта. Согласно одному из них, Седату пришлось сдать в полицию свои канадский и турецкий паспорта.

Когда я попросил женщину-прокурора предоставить защите записи телефонных разговоров Саньи и Седата, она долгое время не могла выполнить мою просьбу. В конце концов призналась, что никаких записей нет и в помине, хотя в официальной полицейской хронике писали, что они существуют.

Когда мы проверили четыре телефонных номера, которыми Седат якобы пользовался для контакта с «потерпевшей», выяснилось, что один из них принадлежал факсу, второй оказался вышедшим из пользования номером банка, остальные – таксофонные.

Мой клиент попросил меня поделиться с прокурором фактами, которые доказывали его невиновность по всем предъявленным обвинениям. Седат надеялся, что прокурор закроет дело. Но даже после ознакомления с неопровержимыми доказательствами невиновности моего клиента прокурор не согласилась закрыть дело во время досудебных подготовительных слушаний.

Назначенное на 1 ноября слушание дела в суде было отменено в связи с объединением обвинений в одно общее дело. Лишь 30-31 мая 2013 года в суде по криминальным делам Торонто прошли слушания по делу Седата. Уже в первый день процесса стало ясно, что мой клиент будет признан невиновным в применении насилия. Несмотря на это, перед началом второго дня слушаний прокурор попросила моего согласия встретиться с другим судьей и выслушать его мнение о степени вероятности того, что Седата осудят. Я согласился.

Во время трехсторонней встречи, на которой присутствовали я, прокурор и другой судья, мне пытались внушить, что моего клиента все-таки признают виновным и ему грозит тюремный срок. Прокурор предложила сделку, согласно которой Седат должен быть признать себя виновным по двум обвинениям, за которые не предусматривается наказание в виде лишения свободы, и тогда оставшиеся обвинения были бы сняты.

Когда я вышел из кабинета и рассказал обо всем своему клиенту, он заявил, что не намерен отступать. «Как же я могу признать вину в том, чего не совершил? Если нет справедливости, то я согласен и на тюремный срок», - сказал Седат.

В тот же день судья признал Седата Яйлачама невиновным по всем предъявленным обвинениям и оправдал его. Задуманная «потерпевшей» месть своему бывшему бойфренду за разрыв отношений, переросшая усилиями женщины-полицейского и женщины-прокурора в уголовное дело, получила ожидаемое нами завершение. Напрасно были израсходованы десятки тысяч долларов налогоплательщиков и десятки часов работников правоохранительных органов, которые могли бы заниматься поимкой настоящих преступников.

Мытарства Седата продолжились и после его оправдания. Он не смог своевременно получить сданные в полицию паспорта, что помешало ему съездить в Турцию для участия в выпускном вечере дочери и присутствовать на днях рождения своих детей. В связи с этим он даже подал в суд на полицейскую службу Торонто.

Кроме того, Седат считает, что был дискриминирован сотрудниками полиции из-за его национальности, пола и семейного положения. Его заявление было принято к производству Трибуналом Онтарио по Правам Человека.

По обоим вышеуказанным заявлениям интересы Седата представляю я.

Об авторе: Бахтияр Шахназаров - лицензированный паралегал (помощник юриста, при наличии лицензии имеет право вести свою профессиональную деятельность наравне с адвокатами), член Ассоциации адвокатов провинции Онтарио, независимый журналист. Работает частным паралегалом и переводчиком в Торонто, Канада. Тел/факс: 1-416-422-4998, мобильный: 1-647-997-7667, емайл: sbakhtier@yahoo.com

Международное информационное агентство «Фергана»

Генпрокурор Таджикистана Шерхон Салимзода выразил участившимися случаями отказов от национального стиля написания фамилии, чему содействуют ответственные сотрудники государственных органов, говорится в его статье, опубликованной на сайте правительственной газеты «Джумхурият», передает РИА Новости.

По словам генпрокурора, «результаты, которые были получены во время проверки состояния законности в сфере образования, юстиции и военного управления показывают, что падает уровень воспитания молодежи в духе самопознания и патриотизма, что приводит к тому, что молодежь отказывается от национального стиля написания фамилий».

Он приводит такие примеры: за последние три года в Государственном коммерческом университете — 177, в Педуниверситете — 113 и в Государственном медуниверситете 223 студента отказались от национального стиля написания фамилий, который они выбрали прежде и вернулись к прежнему стилю (суффиксы «ов» и «вич»). «За это время в этих вузах лишь два человека выбрали национальный стиль написания фамилий. Подобная ситуация наблюдается также в других вузах», — отмечает Салимзода. Генпрокурор назвал это важной проблемой и сказал, что желает привлечь к ней внимание компетентных органов.

В 2007 году президент страны Эмомали Рахмонов выступил с призывом «вернуться к культурным корням» и восстановить написание фамилий по имени отца, после чего и сам сменил свою фамилию на Рахмон. Примеру президента последовал ряд членов правительства: глава МИДа Хамрохон Зарипов, стал Зарифи, вице-премьер Алимардонов стал Алимардоном, сват президента, министр энергетики и промышленности Шерали Гулов стал Шерали Гул. Фамилию поменял и генпрокурор, который ранее был Салимов.

Но через год в органы ЗАГС стали обращаться граждане страны с просьбой о восстановлении прежних фамилий с русскими окончаниями, также снизилось количество свидетельств о рождении с фамилиями детей на национальный лад. Эксперты связывали эту тенденцию с увеличивающейся трудовой миграцией в Россию.

Как сказал в своем комментарии «Фергане» профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге, этнолог Сергей Абашин, «повторная русификация фамилий - это не забвение традиций, а вынужденный шаг приспособления к условиям миграции, жизни в другой стране, общению с органами власти другой страны. То же самое мы наблюдаем у мигрантов в Америке и Франции».

Отвечая на вопрос, почему таджикские мигранты считают, что иметь «русскую» по форме фамилию выгоднее, Сергей Абашин сказал: «Люди обычно мотивируют тем, что нерусифицированная фамилия вызывает больше недоумения и внимания у правоохранительных структур России и, наверное, у работодателей. Плюс - если человек собирает (или намерен собирать) документы для получения вида на жительство или гражданство, то опять же совпадение фамилии во всех бумагах облегчает этот процесс. Но в таких случаях часто это делают на всякий случай (а то вдруг проблема возникнет), или если «все так делают» - давай и я на всякий случай сделаю».

Международное информационное агентство «Фергана»

В советские времена сотни свердловчан с удовольствием ходили в кинотеатр «Комсомолец», что на ул. Репина, 42. Сегодня это здание в Екатеринбурге также полно людей, только кино здесь уже не показывают. Нынче здесь молятся Аллаху и воздают хвалу пророку Мухаммаду. В здании бывшего кинотеатра в одном из центральных районов Екатеринбурга уже больше года действует мечеть.

Неудивительно, что в силу географической близости к крупнейшему на Урале вещевому рынку «Таганский ряд» большинство прихожан этой мечети - выходцы из стран Центральной Азии. Здание кинотеатра передали мусульманам еще в 1990-е годы в качестве компенсации за снесенную в годы советской власти мечеть, но его сдавали в аренду различным коммерческим структурам. После смены власти в Региональном Духовном управлении мусульман Свердловской области муфтий Равиль Мамлеев принял решение организовать здесь мечеть. Здание после арендаторов находилось в ужасающем состоянии, но всего за год силами общины преобразилось до неузнаваемости. И сегодня здесь проводятся массовые пятничные намазы и религиозные праздники. Так, 20 января община мечети отпраздновала Маулид ан-Наби - день рождения пророка Мухаммада.

«Если бы Вы видели это здание полтора года назад, то Вы бы его не узнали - пыль, грязь, протекающая крыша, проваливающийся пол, - проводит небольшую экскурсию по мечети муфтий Свердловской области. - Долгое время здесь торговали техникой, потом работала автомойка, когда мы получили документы на это здание, то начали постепенно его переделывать в мечеть. С помощью Аллаха и наших прихожан за полтора года мы проделали довольно большой объем ремонтно-восстановительных работ. Сначала сделали тахаратхана (помещение для омовений - прим. ред.), провели отопление, пережили зиму 2012/2013 года, а летом прошлого года сразу после месяца Рамазан начали интенсивные ремонтные работы - сделали теплый пол, поставили на опорные колонны второй этаж, благодаря чему увеличили молельную площадь вдвое, переделали отопление, заменили крышу».

Так выглядит здание бывшего кинотеатра сегодня

Остается сделать внутри еще мелкие отделочные работы и можно будет в следующем году приступать к ремонту фасадов. Некоторые верующие предлагают поставить над зданием купол и минарет, возможно, мы так и сделаем. Хочется сказать, что у нас нет конкретных крупных спонсоров, все делалось на пожертвования прихожан. Кто-то закупал материалы, кто-то помогал своим личным трудом, кто-то деньгами, так потихоньку мы, слава Аллаху, и движемся вперед», - заключил Равиль Мамлеев.

Равиль Мамлеев

Между тем, верующие все прибывали и начали располагаться на втором этаже в ожидании намаза аль-магриб, на улице повара колдовали над казанами с пловом и жарким из баранины, добровольцы накрывали дастархан на первом этаже мечети, а по молельному залу разносилось через динамики завораживающие чтение Священного Корана.

Руководил всеми этими процессами пожилой человек в зеленой чалме с окладистой бородой, которого муфтий представил нам как ишони Мирзо - его помощника и соратника в этой мечети: «Ишони Мирзо - очень грамотный человек, он более десяти лет получал знания по арабскому языку и исламским наукам. Что в нем мне нравится, он полностью соответствует духу российского ислама, как и все наши имамы, он очень толерантный, мягкий, милосердный человек, ханафит, - представляет своего помощника муфтий. - Еще мне повезло в том, что он очень грамотный строитель - прекрасно разбирается во всех этих вопросах, так как имеет богатый опыт работы в строительстве и в Таджикистане, и в России».

Среди предпраздничной суеты имам уделил нам несколько минут и немного рассказал о себе: «Меня зовут Назаров Мирзо Сатторович, я родился в Вахшском районе Курган-Тюбинской области в 1968 году. Вырос в религиозной семье, мой отец преподавал ислам и арабский язык, меня воспитал в духе ислама, и я тоже занимался преподаванием. В советские годы экономически все было благополучно, но вера была под запретом, поэтому все религиозные уроки проходили тайно. В 1990-е годы мы в силу экономических причин не имели возможности преподавать ислам и уехали из страны. В России я живу уже 10 лет, работал, получил гражданство РФ, слава Аллаху, не имею никаких нарушений российского законодательства, вот уже полтора года работаю в этой мечети, два месяца назад получил от муфтия-хазрата фарман (указ - прим. ред.) о назначении меня помощником имама-хатыба».

В продолжение разговора имам рассказал также о тяготах строительных работ, которые не могли бы благополучно завершиться без помощи неравнодушных людей: «Вы бы видели, какая тут была грязь, столько мусора, но все помогали прибираться и ремонтировать - таджики, узбеки, киргизы, татары, бывало даже русские помогали. Нам русский экскаваторщик сказал: «Мечеть - это божий дом» и взял с нас только половину цены за свою работу. Одной из коммерческих компаний, чей офис располагается рядом, руководит русский человек. Он разрешает нашим братьям-мусульманам парковать машины на своей стоянке во время пятничного намаза, несколько раз безвозмездно давал нам КАМАЗ для вывоза мусора. Вот благодаря таким неравнодушным людям мечеть сегодня преобразилась. Сюда по пятницам приходит до 600 человек, большинство, конечно, верующие из центральноазиатских республик, в праздничные дни и того больше, всем здесь тепло и уютно».

Готовится праздничный плов

Прочитав четвертый из пяти положенных намазов и послушав наставления религиозных деятелей о значении праздника Маулид ан-Наби и миссии пророка Мухаммада, верующие спустились вниз к накрытому дастархану. В празднике приняло участие более трехсот человек и все благодаря стараниям организаторов нашли себе место. Перед началом трапезы муфтий Равиль Мамлеев выступил с небольшой проповедью, в которой, в частности, сказав: «Сегодня есть те, кто называет праздник Маулид ан-Наби словом бида'ат - нововведением, они говорят о том, что в арабском мире не празднуют этот праздник. Но это неправда. У меня в Уфе есть знакомый алжирец, я поинтересовался у него об этом и он сказал что Маулид-Шариф - один из самых любимых праздников в арабских странах. В Алжире есть даже футбольная команда "Маулидийя", за которую болеет вся страна. Рождение пророка Мухаммада (с.а.с.) для мусульман всего мира - одно из величайших событий, поскольку он был избран Всевышним среди людей в качестве пророка. Для нас, мусульман, он самый лучший из людей, самый лучший из пророков, и наилучший пример для подражания».

После этого вступления началось чтение салаватов, мунаджатов и нашидов, восхваляющих пророка Мухаммада - это древний жанр мусульманского поэтического творчества. Написанные в этом жанре произведения читаются чтецами нараспев, что приводит присутствующих в трепетное оцепенение. Приехавшие на Урал специально на этот праздник представители Духовного управления мусульман Дагестана читали салаваты на арабском языке, а прихожане мечети - на таджикском. Мы поинтересовались у муфтия, одинаково ли везде отмечают этот праздник, на что он ответил: «Да, суть праздника везде одна и та же, и в Центральной Азии, и на Кавказе, и в Урало-Поволжье, только славословия пророку читаются на разных языках. В советский период в Центральной Азии эти традиции сохранились лучше, чем у татар, но сейчас в Татарстане, Башкортостане и на Урале древние традиции возрождаются и этот праздник становится очень популярным, ведь так мы приветствуем рождение посланника Аллаха».

За ужином нам удалось пообщаться с мигрантами разных волн, которые в один голос утверждали - сегодняшний праздник проходит точь-в-точь, как в Таджикистане, и, вспоминая о пророке Мухаммаде, мигранты вспоминают о родине. Приведем лишь несколько высказываний.

Ибайдулла Каримов, гражданин РФ, живет в России 20 лет, предприниматель, возраст около 50 лет: «В Таджикистане Маулид проходит точно также. Этим вечером мы хотели показать наши традиции. В течение месяца Раби' уль-авваль те, у кого есть финансовая возможность, организовывают подобные маджлисы (встречи - прим. ред.), примерно как во время месяца Рамазан. Самое популярное блюдо в такие вечера - плов. Сегодня мы добавили в плов изюм, тмин и зиру. Мы счастливы от того, что собрались в такой большой мечети. Их очень не хватает в Екатеринбурге. Мечети и доброе слово имама особенно нужны сегодня нашей молодежи, они приезжают без знаний, кругом много соблазнов, и должен быть хороший имам, который бы их воспитывал, чтобы они шли верной дорогой, не пили, не курили, чтобы документы делали нормально и работали».

Фархад Имиддинов, гражданин РФ, живет в России 13 лет, предприниматель, возраст около 35 лет: «Неважно, где празднуешь Маулид, в России или на родине, без разницы, главное, чтобы иметь возможность выразить свое почтение нашему пророку (с.а.с.), ведь Маулид ан-Наби для нас такой же значимый праздник как Ураза-байрам и Курбан-Байрам. Слава Всевышнему, что нам есть, где собраться. Это только кажется, что эта мечеть большая, но по пятницам здесь не хватает места верующим. Нужно строить в городе еще мечети, ведь, слава Аллаху, мусульман становится все больше и в России, и в Таджикистане, и в Европе. Я недавно был в Германии, не ожидал, что там столько мусульман, в мечетях свободных мест нет, как и в России. Это особенно важно, ведь сегодня в Россию приезжает много молодежи, её нужно воспитывать в духе ислама и наших традиций, у нас, как и у русских, есть поговорка о том, что в чужой монастырь нельзя лесть со своим уставом, а нужно уважать традиции того общества, в которое приезжаешь. Это могут привить только в мечети».

Зияд Ибрагимов, гражданин Таджикистана, живет в России 3 года, трудовой мигрант, строитель, возраст около 23 лет: «Этот праздник - отдых для души, как будто оказался на родине, у нас дома точно также накрывают дастархан, читают салаваты пророку, молятся Аллаху и общаются. Так отвлекаешься от повседневных проблем, их у нас много: посредники повысили цены на все, раньше патент стоил 1500 рублей, сейчас берут за его оформление 4000, за разрешение на работу приходится отдавать 15000 рублей. Плюс билет до Екатеринбурга, плюс еда, комната, вот и получается, что три месяца из двенадцати работаешь бесплатно, чтобы отдать долги. И у тебя должны быть в порядке все документы, потому что стоит тебе превысить 90 дней, как невозможно купить авиабилет. Но все равно в России лучше, тут за месяц можно заработать столько, за сколько за три-четыре месяца придется работать в Таджикистане, хотя цены там немаленькие. Но все эти проблемы - пустое, если веришь, молишься Аллаху, все будет хорошо, главное проявлять сабр (терпение - прим. ред.)».

Таких молодых людей как Зияд, в мечети было больше половины, что подтверждает слова имама Ишони Мирзо, сказанные нам на прощание, о том, что молодежь из стран Центральной Азии тянется в мечеть: «Среди наших земляков процентов семьдесят соблюдают все предписания ислама, несмотря на занятость, процентов тридцать не читают намаз, но считают себя мусульманами. Много молодых ребят, приехавших на заработок, не умели читать намаз, пришли в мечеть и научились читать его здесь».

Поэтому мечеть в современном российском мегаполисе следует рассматривать как один из важнейших институтов адаптации мигрантов в российском обществе, потому что такие проповедники, как Ишони Мирзо, прививают им терпимость, сдержанность, оберегают от соблазнов большого города, позволяют им одновременно и сохранить свою идентичность, и жить в согласии с принимающим обществом.

Алексей Старостин, к.и.н. (Екатеринбург). Фото автора.

Международное информационное агентство «Фергана»