| ← Октябрь 2009 → | ||||||
За последние 60 дней ни разу не выходила
Сайт рассылки:
http://https://fergana.site
Открыта:
21-03-2000
Статистика
0 за неделю
Баритон Адхам Халиков: <<Я выступаю по всему миру... Но мечтаю о домике в Таджикистане>>
|
Баритон Адхам Халиков: «Я выступаю по всему миру… Но мечтаю о домике в Таджикистане» Через несколько дней всемирно известный баритон и оперный педагог Адхам Халиков снова покинет свою родину, Таджикистан, и на девять месяцев отправится в Италию. Он летит в Милан – но не один, а с молодым талантливым певцом, студентом второго курса вокального факультета Таджикской национальной консерватории Комроном Садыковым. - В Таджикистане начинается сезон театральных выступлений, а вы намерены на днях собрать чемодан и отправиться в Италию… - Я каждый год с июля по октябрь провожу на родине - отдыхаю, даю концерты. В этом году я приехал в Душанбе третьего июля, а седьмого октября уже должен вернуться в Италию. Правительство Таджикистана выделило мне участок земли для строительства дома, и мне за оставшееся время нужно успеть оформить необходимые документы. И потом я со спокойной душой уеду в Милан, к своим ученикам и коллегам, которые с нетерпением ждут моего возвращения. У меня в Италии есть Академия оперного пения. Там обучаются студенты и стажеры со всех концов планеты. Они успешно выступают не только на сценах Италии, но и в других странах, выигрывают международные конкурсы. Поэтому я хочу привезти в Италию на учебу молодых певцов из Таджикистана.
Я счастливый человек - моими наставниками были два всемирно известных певца. Первый - профессор Московской консерватории, великий бас Евгений Нестеренко, второй - знаменитый итальянский тенор Франко Корелли. Когда его имя произносят, люди в Италии преклоняют колени: Марио Дель Монако, Франко Корелли, Мария Каллас – вот мои наставники. Я спрашивал обо всем, чего не знал. Эти люди открывали мне секреты оперного искусства. - Что самое главное для оперного педагога? - Благодарный ученик, который способен у него что-то взять. Хороший педагог старается передать все, не тая ни знаний, ни мастерства. Хотя бывают педагоги, которые не до конца раскрывают свои секреты ученикам, чтобы те их, часом, не превзошли. Но это нечестно. Человек должен быть открыт душой, иначе он не может быть большим артистом. Если у артиста огромное сердце, то он может бескорыстно дарить свои знания другим. Я, например, занимаюсь с учениками бесплатно, ни копейки с них не беру. Мне хочется, чтобы в Таджикистане были хорошие оперные певцы… - Вы можете коротко рассказать о своей оперной карьере? - Я окончил школу в Гиссарском районе Таджикистана. В 1965 году приехал в Душанбе и поступил в оперную студию при оперном театре имени Садриддина Айни. Спустя год я поступил на актерский факультет Института искусств, где старался познать секреты сценического мастерства, и проучился там три года. Если в школе нам преподавали на русском языке, то в Душанбе преподавание шло по-таджикски. В 1970 году меня вызвали в Министерство культуры и сказали: «Тебе остается проучиться год в Институте искусств, и ты будешь дипломированным актером. Но в этом году есть возможность послать тебя в Московскую консерваторию, на семилетнее обучение. Что ты выберешь?» Я выбрал Московскую консерваторию, где и проучился семь лет, начиная с подготовительного курса. Я считаю, что решение было правильным. Не важно, какой у тебя диплом. Важно, чтобы ты смог выйти на сцену и спеть. И либо ты завоюешь публику, либо нет. Слава богу, мое искусство пока народ признает. Часто встречая на улице наших стариков, которые далеки от оперного искусства, я слышу: «Нам очень нравится ваше пение». Я говорю: «Извините, я пою оперные арии на иностранном языке. Как вам может нравиться мое искусство?» Они говорят: «Да, мы языка не знаем, и оперу тоже. Но в этой музыке есть что-то, что привлекает наше внимание, мы чувствуем что-то сильное и возвышенное». Если так чувствуют люди, которые в большинстве своем не имеют опыта слушания оперной музыки, это говорит о признании. Для артиста это самое ценное. Во время учебы в консерватории мне пришлось сделать перерыв на службу в армии. Поэтому свой российский диплом я получил через девять лет после начала учебы. В армии я служил в Ансамбле песни и пляски Московского военного округа – это второй по известности и величине коллектив после ансамбля имени Александрова. В 1980 году я приехал работать в Таджикистан, в оперный театр имени Садриддина Айни, хотя после Консерватории меня звали в Большой театр Москвы. Но мой педагог Евгений Нестеренко сказал: «Адхам, вы, конечно, можете работать в Большом театре, но здесь вы будете ждать своего выхода на сцену, пока не отпоют свои арии все народные и заслуженные артисты Советского Союза. Вы будете, как и другие молодые певцы, которых приняли в Большой театр, сидеть без работы, ничего не петь и ждать своей очереди. Если же поедете в свой Душанбе, то там все партии будут ваши. Такого баритона, как у вас, там сейчас нет, поэтому вы будете часто выходить на сцену и приобретете огромный опыт». И я послушался его совета. Можно сказать, я отступил, чтобы сделать шаг вперед. В Душанбе я каждую неделю играл в спектаклях. И так прошло семь лет.
- А как вы попали в Италию? - В 1987 году я снова уехал в Большой театр, где меня сразу же пустили на сцену как мастера оперной сцены, и дали роль Грязного в опере Римского-Корсакова «Царская невеста». В Большом театре я проработал два года, а потом приехал с режиссером Большого театра Геловани в Душанбе, чтобы исполнить по-итальянски партию Риголетто в опере Джузеппе Верди – одну из труднейших партий. В это время в Душанбе находился немецкий импресарио для прослушивания всех мастеров искусств Таджикистана. Я тоже отправился на прослушивание, и меня вместе с первой таджикской органисткой Дильбар Валамат-заде отобрали для турне по Германии – мы с ней исполнили первые органные произведения таджикских композиторов Юниса Мамедова и Хуршеда Ниязи. В 1990 году мы выехали в турне по Германии. Я был удостоен чести петь в том знаменитом зале, где выступал выдающийся немецкий баритон Дитрих Фишер-Дискау. На одном из концертов оказался итальянский импресарио, который предложил нам с Дильбар организовать несколько концертов в городе Бергамо. Мы с удовольствием согласились. В тоже время я попросил его переговорить с администрацией знаменитого театра Ла Скала о моей возможной стажировке в этом театре. На 1991 год состоялось мое прослушивание в этом театре, и я был принят в стажерскую группу Ла Скала. Моими консультантами были художественный руководитель Ла Скала Чедаре Алфиери и выдающийся тенор Франко Корелли. После стажировки мне предложили участвовать в нескольких спектаклях, у меня начались концерты. Почти двадцать лет я продолжаю петь на сценах Италии и Европы. К тому же я - художественный руководитель Академии «Бельканто интернешнл», где учатся молодые певцы со всего мира, из Европы и из Италии. Именно в этом году я поставил вопрос о прибытии в Италию на учебу молодых певцов из Таджикистана. - Вы – гражданин Италии? - Нет, я гражданин Таджикистана, хотя европейские страны не раз предлагали мне принять их подданство… Швейцария, например. Но мне казалось, что принять другое гражданство значит предать свой народ, свою землю и дело жизни своего отца, Курбона Халикова. Отец был партийным работником, он почти половину Таджикистана очистил от камышовых зарослей, превратил болота в рай. Он всю сознательную жизнь работал для процветания нашей родины, и передал эту любовь и своим детям. - В Италии живут таджики? - Через шесть лет своего пребывания в Италии я вызвал туда молодого певца Рустама Дулоева, которому помог в изучении итальянской школы пения. Я всячески поддерживал Рустама как соотечественника. В Италии живут и двое моих сыновей. Курбану 25 лет, он с шести лет живет в Италии, разговаривает по-английски, по-немецки и по-французски. Мне всегда казалось, что ему предстоит дипломатическая работа, поэтому настаивал на знании нескольких языков. В Италии нет Посольства Таджикистана, но когда его откроют, то я надеюсь предложить кандидатуру Курбана в качестве сотрудника дипкорпуса. Моему второму сыну Имрану 12 лет, он родился в Душанбе, но постоянно живет в Милане. Имран учится в школе и очень любит петь - у него хороший голос. Имран учится игре на фортепьяно. А в этом году он остался в Италии, и его старший брат – Курбан - долго пробыл со мной в Душанбе, на родине. Я специально привез сына с собой, чтобы тот не забывал родной таджикский язык, чтобы у него не прерывалась связь с родиной.
В Душанбе у меня нет своего дома, и мы останавливаемся у мамы, когда приезжаем в Таджикистан. Но в этом году я постараюсь поставить забор вокруг земельного участка, который мне выделили, и заложить фундамент будущего дома. А в следующем году приеду и построю дом. Моей маме 85 лет. Она мечтала, чтобы я ее отвез в Мекку, чтобы мы вдвоем с ней совершили хадж. Но я учился, потом стажировался, время шло… А теперь маме уже трудно ходить, и мы решили, что она не сможет отправиться в столь дальний путь… - Есть ли у Вас незавершенные дела? - Я написал либретто по рубаям Омара Хайяма для мюзикла или монооперы «Чарх» («Колесо»). Этот мюзикл я сам поставил в оперном театре Таджикистана и сыграл там сразу две роли, Хайяма и гончара. А теперь мне хочется снять музыкальный телефильм по этому мюзиклу, и если удастся, показать его в Европе. Когда я спросил итальянцев, на каком языке они хотели бы услышать это произведение, мне ответили: «Мы хотим слушать Хайяма на языке оригинала, на персидско-таджикском. Титры возможны на английском и итальянском – Хайям переведен на 120 языков мира, и на итальянский тоже, разумеется. Я намерен завершить съемки фильма в конце сентября 2010 года и показать его сначала в Европе, а потом и всему миру. У меня сделаны наброски и для следующих фильмов о Рудаки, Фирдоуси, Хилоли. Ведь они стоят выше Пушкина, Шекспира и Джека Лондона, и почему бы не представить их европейцам? - Итальянцы о Хайяме знают? - Да, еще как! В Европе есть клубы Омара Хайяма. У нас в Таджикистане - всего один ресторан Омара Хайяма, и все… А там, чтобы постичь философию Хайяма, люди специально изучают персидский язык. Поклонники этого мудреца Востока собираются вместе, читают его стихи, поднимают бокалы итальянского вина – за Хайяма. - А кроме Хайяма, кого-то еще из классиков таджико-персидской литературы в Италии знают? - Итальянцы очень интересуются нашей классической литературой. В университете Болоньи существует факультет персидского языка, куда я был приглашен читать лекции на таджикском языке. Но когда я им сказал, что я – не писатель, не поэт, а оперный певец, и что я не знаю ни афганского, ни иранского диалекта персидского языка, а могу говорить только по-таджикски, мне объяснили, что оригинальный персидский язык – это именно таджикский, а не афганский или иранский. Мне сказал это декан факультета Маурицио Пистозо, знаток персидского языка, организовавший этот факультет. (Персидский язык – самый распространенный язык иранской ветви, вариантами персидского языка являются дари (государственный язык в Афганистане) и таджикский. На персидском языке говорят 65 миллионов человек в Иране (90 процентов населения), 7 миллионов в Таджикистане, 3-4 миллиона в Афганистане, около 2 миллионов человек в Пакистане. Утверждение, что именно таджикский язык является оригинальным персидским языком, считать доказанным нельзя - ред.) - Как вам кажется, что нужно сделать, чтобы поднять уровень оперного искусства Таджикистана? - Я предложил своему другу, итальянскому дирижеру Джерардо Колелла, приехать в Таджикистан на несколько лет художественным руководителем Театра оперы и балета. Власти Душанбе с оптимизмом откликнулись на эту мою инициативу, и сегодня итальянский дирижер уже почти год работает в Таджикистане. Он уже поставил несколько опер на итальянском языке – такие спектакли должны быть в репертуаре каждого профессионального оперного театра. Но нам не хватает современного оперного режиссера, балетмейстера, необходимо укомплектовывать оркестр… Министерство культуры уже начало решать эти вопросы. Но нужно выделять деньги, приглашать музыкантов и артистов из Узбекистана, Казахстана, Кыргызстана. - Говорят, в Таджикистане мало любителей оперы. Это правда? - Любители оперы в Таджикистане есть. Но их любовь нужно завоевывать. В любом театре надо уметь завоевывать зрителей высоким качеством спектаклей. Говорят, что мусульманским странам не свойственны опера и балет, но это неправильное рассуждение. Нельзя говорить, что Таджикистану не близки Чайковский, или Моцарт, или Пушкин и Шекспир. Нужно стараться дорасти до них, и это и будет определять уровень культуры и просвещения общества. Таджикистан старается войти в современный мир, налаживает с другими странами политические и экономические отношения, решает серьезные экономические проблемы. Я думаю, что Таджикистан скоро наверстает упущенное – нас так отшвырнула назад гражданская война, - и станет в один ряд с развитыми странами мира. Но для этого таджикский народ должен быть единым. Каждый должен делать то, на что он способен, и тогда мы быстро добьемся результатов. Конечно, многие сегодня думают о собственном выживании, но мы не должны забывать и о своей земле, о своей родине, и стараться приносить ей пользу. Я думаю, что каждый мой концерт – это успех Таджикистана. И когда таджикский певец в одном спектакле поет на шестнадцати языках, а зрители подходят и спрашивают: «Кто Вы?», - я с гордостью говорю: «Таджик». На моих афишах, где бы ни проходили концерты, я пишу: «Баритон Адхам Халиков. Таджикистан». - Чем вы занимаетесь в свободное время, если оно у вас есть? - Я с детство увлекался изучением языков. Кроме итальянского, я знаю английский и французский. Как и многие таджики, знаю узбекский язык. Кроме того, я люблю спорт – с юношества занимался спортивной гимнастикой и даже был мастером спорта СССР. Спорт очень помогает оригинально выполнять некоторые сценические трюки. - А о чем мечтаете? Я не о творческих планах спрашиваю… - Построить себе домик и жить в нем, когда приезжаю на родину. Хочу, чтобы мой дом был окружен цветами и плодоносящими деревьями – любовь к растениям, к садоводству привили мне отец и моя благородная добродушная мама. Мне хочется, чтобы мои дети часто приезжали на родину и посадили возле моего дома деревья. И главное – чтобы они не забывали, что они – таджики, и что должны приносить пользу Таджикистану, куда бы ни закинула их судьба… Тилав Расул-заде
Представители Исламского движения Узбекистана утверждают, что Тахир Юлдашев жив 3 октября узбекские службы Радио Свобода и Би-би-си получили электронные письма, опровергающие сведения о том, что лидер Исламского движения Узбекистана (ИДУ) Тахир Юлдашев погиб в результате ракетного удара, нанесенного самолетом-беспилотником 27 августа на границе Пакистана с Афганистаном. В качестве доказательства к письму прикреплена свежая фотография лидера узбекских боевиков. Официальный спикер ИДУ Абдул Фаттах Ахмади заявил, что сообщения о смерти Тахира Юлдаша не соответствуют действительности. К письму также приложена аудиозапись выступления Тахира Юлдашева на заседании Шуры (совета) движения. «Несколько дней назад Радио «Озодлик» распространило нелепое сообщение о смерти эмира движения Мухаммад Тахира Фарука. Эти слова не удивили ни нас, ни нашего эмира. Потому что это не первое и не последнее [подобное сообщение]. Хвала Аллаху, наш эмир жив и здоров. Он считает не достойным для себя отвечать различным слухам. Но скоро он обещает сделать заявление по более серьезным вопросам, - говорится в аудиозаявлении спикера ИДУ. По его словам, распространение таких сообщений - только на руку силам, борющимся против ИДУ. Спикер заявил также, что сегодня Исламское движение Узбекистана действует на двух фронтах – в Пакистане и в Афганистане. «Вот уже четыре месяца идут ожесточенные бои. Потери среди моджахедов незначительные. В четырех северных провинциях Афганистана моджахеды ИДУ осуществили «революцию» и там ряды моджахедов с каждым днем пополняется новыми бойцами», - говорится в заявлении
Узбекистан: Школьники Ташкентской области не учатся, а работают в поле (фото) Фото © «Фергана.Ру», 3 октября 2009 года, Янгиюль, Ташкентская область. Подборка фотографий – в Галерее.Ферганы.Ру С 20 сентября учащихся колледжей и лицеев Янгиюльского района Ташкентской области Узбекистана в организованном порядке вывезли на хлопковые поля. По словам жителей, у школьников отдаленных кишлаков этого района тоже начался хлопковый сезон. Корреспонденты «Ферганы.Ру» решили выяснить, школьники каких классов сейчас трудятся на сборе хлопка-сырца. В самом городе Янгиюле, расположенном в тридцати километрах к юго-западу от столицы Узбекистана, имеется всего несколько школ с русским языком обучения. По словам родителей, попасть в списки учащихся этих заведений довольно сложно. Все стремятся отдать своих ребятишек именно сюда, потому что это единственные «городские» школы, которые отстранены от хлопковой компании. Места ограничены, поэтому родители дают взятки местной администрации, лишь бы ребенок учился там, где хочется.
«Мы живем в поселке Янгиюльского района, к городским жителям не относимся. Ученики местных школ каждый год ходят с мешками на поля хлопок собирать. Мы с мужем не хотим, чтобы наши дети были хлопкоробами, они, в конце концов, должны учиться, а не хлопок собирать. Поэтому мы пристроили своих детей в школу в самом городе Янгиюле. Заплатили немного. Но это того стоит», - рассказывают родители. Жители говорят, что в этом году со школьников собирали по 2.000 сумов (чуть более одного доллара) на «лапу» кому-то из чиновников районного отдела народного образования, чтобы те, в свою очередь, отговорили хокима (главу администрации района) отправлять детей этих школ на сбор хлопчатника.
«Эти школы-то отмазали, зато в поселках района школьники сейчас вкалывают на полях, не говоря уже про колледжи и лицеи», - сообщают местные жители. Чтобы лично удостовериться в сказанном, корреспонденты «Ферганы.Ру» отправились за пределы города Янгиюля. В поселке Гульбахор мы посетили две школы - номер 45 и номер 1, что находится в полусотне метров от местного хокимията. Мы увидели опустевший школьный двор и большой замок на входной двери. Поинтересовавшись у прохожих, куда делись все дети, в ответ мы услышали следующее: «Как где? На хлопке все!» - с возмущением реагировали жители, словно мы с луны свалились и ничего не соображаем. И показали на поля, где школяры и преподаватели собирают урожай. Оказалось это совсем недалеко, метрах в двухстах от школы. На самом первом встретившемся нам поле и находились ученики шестых и седьмых классов тех самых школ. Ребята категорически отказывались фотографироваться, отворачивались, закрывали лица. А затем засыпали вопросами: «А вы что - журналисты? Зачем вы нас фотографируете?». Мы ответили отрицательно, назвались простыми туристами. Это не вызвало доверия. «Туристы на хлопковом поле?.. Что, более красивых мест не нашли? Зачем вы детей фотографируете?» - заинтересовались учителя- надсмотрщики. Они также порекомендовали обратиться за разрешением снимать к милиционеру, находившемуся вблизи сборного пункта - прицепа с хлопком. Удалось узнать, что детей выгнали на хлопок с 25 сентября. «На этом поле ученики с шестого по седьмой класс. На следующем - старшеклассники, а еще дальше - батальон преподавателей, у них тоже своя норма. У нас у всех есть план по сбору, если не выполним, 13-й зарплаты не видать. Ребята средних классов сами напросились собирать, они все здесь добровольно трудятся на благо государства», - поведали надсмотрщики. Школьники, тем временем согнувшись пополам, с усердием срывали волокно с коробочек, складывая горстки хлопка себе в мешок. Корреспондентам стало неудобно, и мы решили помочь подрастающему поколению собирать хлопчатник. Идея была плохая, от неопытности мы расцарапали руки о сухие ветки и стали чихать от пыли с кустов.
- Ребята, а вам самим нравится собирать то? – спрашиваем мы. Дети ничего не ответили, лишь жалобно подняли на нас глаза, а затем, посмотрев в сторону преподавателей, снова принялись за работу. Дойти до следующего поля и посмотреть на то, как трудятся учителя, нам не удалось. В нашу сторону быстрым шагом двигался молодой человек. Это был сын местного фермера. Его отец, заметив незнакомцев аж с другого конца поля, отправил юношу на разведку. Мы поняли, что нам лучше уходить, пока, чего доброго, милицию не позвали. Парень любезно вызвался сопроводить нас до автодороги. Отец-фермер в это время направился в сторону жилых домов, по всей видимости, пошел докладывать кому-то о ситуации. Негативная реакция преподавателей – надсмотрщиков, вопросы детей, присутствие милиционера на хлопковом поле, а также озабоченность, вызванная нашим визитом у самих фермеров – все это говорит, о том, что население предупредили о возможном визите журналистов. Как и прежде, на международном уровне власти Узбекистана громко заявляют о принятых мерах по искоренению детского труда на сельскохозяйственных плантациях. На местах практика привлечения детей к сбору хлопка сохраняется с советских времен. С каждым годом государственная администрация лишь тратит все больше усилий для того, чтобы скрыть сей факт от посторонних глаз. Соб. инф. Янгиюль. Ташкентская область
Узбекистан: Школьники Ташкентской области не учатся, а работают в поле (фото) Фото © «Фергана.Ру», 3 октября 2009 года, Янгиюль, Ташкентская область. Подборка фотографий – в Галерее.Ферганы.Ру С 20 сентября учащихся колледжей и лицеев Янгиюльского района Ташкентской области Узбекистана в организованном порядке вывезли на хлопковые поля. По словам жителей, у школьников отдаленных кишлаков этого района тоже начался хлопковый сезон. Корреспонденты «Ферганы.Ру» решили выяснить, школьники каких классов сейчас трудятся на сборе хлопка-сырца. В самом городе Янгиюле, расположенном в тридцати километрах к юго-западу от столицы Узбекистана, имеется всего несколько школ с русским языком обучения. По словам родителей, попасть в списки учащихся этих заведений довольно сложно. Все стремятся отдать своих ребятишек именно сюда, потому что это единственные «городские» школы, которые отстранены от хлопковой компании. Места ограничены, поэтому родители дают взятки местной администрации, лишь бы ребенок учился там, где хочется.
«Мы живем в поселке Янгиюльского района, к городским жителям не относимся. Ученики местных школ каждый год ходят с мешками на поля хлопок собирать. Мы с мужем не хотим, чтобы наши дети были хлопкоробами, они, в конце концов, должны учиться, а не хлопок собирать. Поэтому мы пристроили своих детей в школу в самом городе Янгиюле. Заплатили немного. Но это того стоит», - рассказывают родители. Жители говорят, что в этом году со школьников собирали по 2.000 сумов (чуть более одного доллара) на «лапу» кому-то из чиновников районного отдела народного образования, чтобы те, в свою очередь, отговорили хокима (главу администрации района) отправлять детей этих школ на сбор хлопчатника.
«Эти школы-то отмазали, зато в поселках района школьники сейчас вкалывают на полях, не говоря уже про колледжи и лицеи», - сообщают местные жители. Чтобы лично удостовериться в сказанном, корреспонденты «Ферганы.Ру» отправились за пределы города Янгиюля. В поселке Гульбахор мы посетили две школы - номер 45 и номер 1, что находится в полусотне метров от местного хокимията. Мы увидели опустевший школьный двор и большой замок на входной двери. Поинтересовавшись у прохожих, куда делись все дети, в ответ мы услышали следующее: «Как где? На хлопке все!» - с возмущением реагировали жители, словно мы с луны свалились и ничего не соображаем. И показали на поля, где школяры и преподаватели собирают урожай. Оказалось это совсем недалеко, метрах в двухстах от школы. На самом первом встретившемся нам поле и находились ученики шестых и седьмых классов тех самых школ. Ребята категорически отказывались фотографироваться, отворачивались, закрывали лица. А затем засыпали вопросами: «А вы что - журналисты? Зачем вы нас фотографируете?». Мы ответили отрицательно, назвались простыми туристами. Это не вызвало доверия. «Туристы на хлопковом поле?.. Что, более красивых мест не нашли? Зачем вы детей фотографируете?» - заинтересовались учителя-надсмотрщики. Они также порекомендовали обратиться за разрешением снимать к милиционеру, находившемуся вблизи сборного пункта - прицепа с хлопком. Удалось узнать, что детей выгнали на хлопок с 25 сентября. «На этом поле ученики с шестого по седьмой класс. На следующем - старшеклассники, а еще дальше - батальон преподавателей, у них тоже своя норма. У нас у всех есть план по сбору, если не выполним, 13-й зарплаты не видать. Ребята средних классов сами напросились собирать, они все здесь добровольно трудятся на благо государства», - поведали надсмотрщики. Школьники, тем временем согнувшись пополам, с усердием срывали волокно с коробочек, складывая горстки хлопка себе в мешок. Корреспондентам стало неудобно, и мы решили помочь подрастающему поколению собирать хлопчатник. Идея была плохая, от неопытности мы расцарапали руки о сухие ветки и стали чихать от пыли с кустов.
- Ребята, а вам самим нравится собирать то? – спрашиваем мы. Дети ничего не ответили, лишь жалобно подняли на нас глаза, а затем, посмотрев в сторону преподавателей, снова принялись за работу. Дойти до следующего поля и посмотреть на то, как трудятся учителя, нам не удалось. В нашу сторону быстрым шагом двигался молодой человек. Это был сын местного фермера. Его отец, заметив незнакомцев аж с другого конца поля, отправил юношу на разведку. Мы поняли, что нам лучше уходить, пока, чего доброго, милицию не позвали. Парень любезно вызвался сопроводить нас до автодороги. Отец-фермер в это время направился в сторону жилых домов, по всей видимости, пошел докладывать кому-то о ситуации. Негативная реакция преподавателей-надсмотрщиков, вопросы детей, присутствие милиционера на хлопковом поле, а также озабоченность, вызванная нашим визитом у самих фермеров – все это говорит, о том, что население предупредили о возможном визите журналистов. Как и прежде, на международном уровне власти Узбекистана громко заявляют о принятых мерах по искоренению детского труда на сельскохозяйственных плантациях. На местах практика привлечения детей к сбору хлопка сохраняется с советских времен. С каждым годом государственная администрация лишь тратит все больше усилий для того, чтобы скрыть сей факт от посторонних глаз. Соб. инф. Янгиюль. Ташкентская область |
| В избранное | ||
