Турки-месхетинцы: Из одного изгнания в другое (часть II)
2009-08-29 11:48 Михаил Калишевский

Окончание. Начало см. здесь

Июнь 1989 года. Солдаты внутренних войск помогают беженцам нести нехитрый скарб. Ферганская долина. Автор фото © Утарбеков

В Узбекистане турки-месхетинцы населяли, главным образом, сельскую местность, но компактно селились в пригородных зонах вокруг областных и районных центров. Большинство (особенно и Ташкентской и Сырдарьинской областях) было занято в сельском хозяйстве, но увеличивалось и число заводских рабочих и строителей (особенно в Самаркандской области и Ферганской долине). Доля интеллигенции оставалась весьма небольшой, причем это в основном были интеллигенты в первом поколении, главным образом, учителя, врачи, инженерно-технические работники. Во всех местностях турки получали сравнительно высокие доходы от приусадебных участков (тем не менее, это не выделяло их среди большинства других живущих в Узбекистане этнических групп, в том числе и самих узбеков.). Незначительно они были представлены в системе госуправления и в партийных органах на руководящих должностях даже низшего уровня.

Ферганская катастрофа

Все началось, в общем, довольно неожиданно - по Ферганской области прокатилась волна погромов турок-месхетинцев. Толпы узбекской молодежи, в основном сельской, осадили здания правительственных и партийных учреждений, требуя выселения турок, поджигали дома, грабили имущество, избивали и убивали, имелись случаи прямо-таки вопиющих зверств.

С 23 мая по 8 июня 1989 года было сожжено 757 домов, погибли 103 человека, в том числе 52 турка и 36 узбеков, травмы и увечья получили 1011 человек. Власти вели себя достаточно пассивно. В основном усилия направлялись на эвакуацию. Было принято официальное решение о вывозе около 17 тыс. турок-месхетинцев (то есть практически всего турецкого населения Ферганской долины) в ряд центральных областей европейской части РСФСР. Но в феврале-марте 1990 г. произошли новые погромы, уже в Ташкентской области (Букинский и Паркентский районы). Турки-месхетинцы стали массово покидать Узбекистан. Часть беженцев организованно вывозили из зоны конфликта под охраной, большинство же спасалось самостоятельно. В целом к началу 1991 г. Узбекистан покинуло более 90 тыс. беженцев.

Самое загадочное, что свидетельства о погромах не содержат информации о каких-либо внятных претензиях к туркам-месхетинцам как таковым. Не говоря уже о том, что во время событий 1989-90 гг. пострадали и представители других нацменьшинств (в частности, крымские татары), антитурецкие лозунги (в основном сводившиеся опять же к требованию высылки) во время беспорядков зачастую соседствовали с требованиями локально-социального порядка - закрыть экологически опасное предприятие, повысить закупочные цены и т.д. Причем иногда последние даже выходили на первый план. Явная иррациональность и нелогичность действий толп погромщиков до сих пор заставляют исследователей ломать голову над причинами тех событий и рассматривать самые различные версии.

А версий этих сразу же возникло множество. Начиная с «бытовой», то есть с пресловутой «тарелки клубники», о которой рассказал Съезду народных депутатов СССР незабвенной памяти Рафик Нишанович Нишанов. В большом ходу была и так называемая «криминальная версия». Дескать, «молодежь, одурманенная немногочисленной группой уголовных, преступных и коррумпированных элементов», поддалась на провокацию «хорошо организованной мафиозной группы», некой «узбекской мафии», которая хотела руками озверевших юнцов устранить группу конкурентов из числа турок-месхетинцев. Никаких доказательств этой версии не обнаружено, да и вообще, не слишком ли громкий и трудоемкий способ «порешать вопросы» был избран? Все-таки проблему устранения конкурентов в криминальной среде «разруливают» по иным схемам.

Следует сказать, что версии, основанные на всевозможных вариантах «теории заговора», всегда пользуются популярностью. Ферганские погромы – отнюдь не исключение. Среди самих турок-месхетинцев, например, широкое хождение имеет версия о том, что погромы явились заранее спланированной акцией неких узбекских то ли «националистических», то ли «исламистских» кругов (и в то же время иногда намекается на причастность власти – КГБ и т.д.). Рассказывают о визите к лидерам турок-месхетинцев «эмиссаров из Ташкента», которые склоняли их к вхождению в некий «союз всех мусульман». Руководство Комитета по возвращению турок-месхетинцев якобы посоветовалось со своими аксакалами и отказались от такого «союза». Вот тогда им и намекнули на возможную расправу, дав «время на размышление», но турки понадеялись на родное государство, которое их защитит.

В числе виновников погромов нередко называли и деятелей из узбекского национально-демократического движения «Бирлик», которые на примере турок-месхетинцев якобы хотели показать всем остальным нацменьшинствам, «кто в Узбекистане хозяин». Однако, как считают многие эксперты, сами по себе абстрактные националистические идеи, не будучи конкретно направленными против определенной «нетитульной» группы, вряд ли могут привести к вспышкам массового насилия. Кроме того, применению насилия обычно предшествует подготовительная фаза - идеологическое оформление будущих столкновений, в частности, мифов о взаимных претензиях и "исконно-посконных" правах и т.п. Ничего такого в Ферганской области до июня 1989 г. не прослеживалось.

Интересно, что еще одна конспирологическая версия родилась очень далеко от места тех событий – в Грузии. Согласно этой версии, все устроила Москва, чтобы выпихнуть турок-месхетинцев из Узбекистана и, направив в Месхетию, чтобы спровоцировать тем самым этнические конфликты, и подавить грузинское национально-освободительное движение. Конструкция получается уж больно мудреная и опосредованная, особенно с учетом издержек от последствий ферганских погромов для самой Москвы. Гораздо проще было разжечь этнические конфликты в самой Грузии, не привлекая к этому далекую Среднюю Азию. Что, впрочем, затем и было сделано.

Можно лишь добавить, что все версии «заговора» по большей части абсолютно голословны и ничем не подтверждены. В ситуации, когда общество находилось в тревожно-агрессивном состоянии, вызванном тектоническими политическими сдвигами, помноженными на резкое ухудшение и без того тяжелого экономического положения всего населения Узбекистана, когда страх перед государством снизился, но само государство начало утрачивать значение в качестве основной «мишени» для недовольства, малейший толчок (скажем, тот же конфликт «из-за клубники»), воспринятый окружающими как «межнациональный», мог обозначить направление, по которому устремилась накопившаяся агрессия. Отсюда иррационализм действий толпы, ее внушаемость, утрата привычных норм поведения, анонимность, дающая ощущение безнаказанности. Добавим к этому еще и «восточную» (в данном случае исламскую) социо-культурную ментальность, когда всякого рода трения далеко не всегда преодолеваются путем политкорректных дискуссий и парламентских дебатов.

Турки-месхетинцы, в силу некоторых социо-культурных особенностей этого этноса, оказались как бы слишком «на виду» и одновременно «под рукой». Наличие в массовом сознании узбекского населения определенных стереотипов и предубеждений, рожденных этими особенностями, как бы усилила «магнетизм» турок-месхетинцев, «притягивавший» к ним погромщиков.

Со времен депортации они жили довольно замкнутыми группами с весьма жесткой и отлаженной внутренней организацией. Так было легче выжить в незнакомой, зачастую враждебной обстановке, преодолеть трудности и быстрее «подняться». Но в то же время это возводило некий барьер, отдаляло от местного населения, рождая всевозможные подозрения и упреки. Скажем, «нежелание жить сообща» стало одним из самых расхожих нареканий в адрес турок-месхетинцев. Речь идет не только о ежедневном общении. Так, например, бытовало мнение, что турки очень ловко уклоняются от работы в колхозах (сами турки это отрицают). Именно с этим многие узбеки связывали успехи турок-месхетинцев на своих огородах, в то время как другие были обязаны вкалывать на колхозных хлопковых полях.

Ну, а дальше, пусть и не осознанно, так сказать, на чувственном уровне, было уже достаточно легко выстроить для себя следующую логическую цепочку, которая, кстати, не так уж и редко до сих пор присутствует в виде подтекста при разговоре с некоторыми узбеками: мы, дескать, горбатились на хлопковых плантациях и были нищими, а турки спекулировали, захватывали доходные места и выходили в начальники. Безусловно, речь идет именно о предубеждениях, ведь реальных экономических противоречий между местными и турками, реально большой разницы в доходах между ними, что тоже могло бы послужить причиной для погромов, вовсе не было.

Так, в той же Ферганской области турок было немного, они составляли менее 0,6% населения, жили некомпактно, по большей части в городской местности (то есть, не могли составлять сколько-нибудь значительную конкуренцию в разделе земельного фонда). Подавляющее большинство турецких семей имело приусадебные участки, но в этом плане они ничем не отличались от представителей других этнических групп. Нет никаких данных, которые подтверждали бы в среднем заметно более высокий материальный достаток турок по сравнению с другими группами. Нет также сведений о широкой вовлеченности турок в посредническую торговлю.

Но в том-то и дело, что стереотипы могут жить отдельной жизнью от реальности, рождая, тем не менее, вполне реальные последствия. Так, относительная по сравнению с узбеками замкнутость образа жизни турецких общин, поведенческие отличия в виде некоторых особенностей кавказского менталитета, безусловно, свойственного и туркам-месхетинцам, способствовали появлению представлений об их какой-то особой агрессивности, сочетающейся с «наглым» поведением, унижающим узбекское национальное достоинство. В общем, «своими», несмотря на то, что тоже мусульмане и тоже тюрки, турок-месхетинцев, как правило, не считали. Более того, иногда можно было услышать, что они и мусульмане «ненастоящие» и вообще – «грузины». Все это, конечно, снижало психологический барьер, препятствующий насилию. А «чужаков» всегда и везде бить легче, чем «своих».

Интересно, что, например, представление об агрессивности турок зачастую определяло поведение толпы во время событий – нередко причиной погромов были слухи, что это именно «они начали первыми» - кого-то оскорбили, избили или зарезали, а требования к власти выселить турок мотивировалось тем, что «они» вот-вот «нападут» или «будут мстить». Иррациональный, но мифический страх перед малочисленной общиной (хотя турки, конечно же, оказывали сопротивление, порой отчаянное) причудливым образом сочетался с основанным на своеобразном прагматизме чувстве безнаказанности – все-таки турки-месхетинцы, несмотря на все страхи, воспринимались как «слабый» народ, ведь за ними, как, например, за русскими, не стояло мощного государства (другой вопрос, что и за русскими по большому счету ничего не стояло, но тогда этого еще не знали).

Несомненно, для того, чтобы разобраться во всех обстоятельствах тогдашних событий, потребуется еще много времени. Однако их результат был очевиден сразу – турки-месхетинцы вновь лишились всего и отправились во второе изгнание.

Бег в никуда

По существу лишь ферганская трагедия заставила Москву обратить внимание на проблему турок-месхетинцев - при Совете Национальностей Верховного Совета СССР была создана Комиссия по проблемам турок-месхетинцев. Однако сделать что-нибудь внятное она не успела, да особо и не пыталась, и вскоре сгинула вместе с развалившимся СССР. Однако проблема осталась, теперь она полностью превратилась в международную, и стала затрагивать сразу несколько государств, как на самом постсоветском пространстве, так и за его пределами.

Непосредственно после ферганских событий союзное и российское правительства приняли программу организованного переселения в Калининскую, Смоленскую, Орловскую, Курскую, Белгородскую и Воронежскую области 16 тыс. турок-месхетинцев. Однако переселенцев оказалось в несколько раз больше. При этом беженцы, оказавшиеся в ряде центральных областей европейской части РСФСР попали в совершенно непривычные для них условия. Да и реакция местных жителей на их появления была, как правило, мягко говоря недружелюбной – попросту говоря, им «советовали» убираться – в Грузию, или обратно в Узбекистан. В результате и сами турки-месхетинцы воспринимали это переселение как очередную принудительную миграцию и со временем значительная их часть (около двух пятых) самостоятельно переселилась в более южные регионы (Северный Кавказ, Казахстан, Украина).

В южной России турок-месхетинцев поначалу принимали в Краснодарском крае примерно в тех же местах, где еще до них проживали крымские татары и греки (Крымский и Абинский районы на западе края и Апшеронский район и сельская местность вокруг г. Белореченска на юго-востоке). В местных администрациях турок-месхетинцев регистрировали в специальных списках, но, после того как 26 августа 1989 года краевой совет приостановил постоянную прописку граждан, прибывающих в край на жительство, и ввел ужесточенный миграционный режим (направленный не только против турок-месхетинцев, но и против армянских беженцев из Азербайджана), их статус стал весьма неопределенным, а положение очень зыбким.

Впрочем, официальные обращения организаций турок-месхетинцев с просьбой принять беженцев (в ряд регионов Северного Кавказа, Казахстана и Киргизии) почти везде встречали отказ. Исключением стали Азербайджан и Чечено-Ингушетия, но именно Азербайджан принял основную часть беженцев «второго изгнания» - около 40 тыс. человек. Для их расселения были выделены земли в степи Джейран-Чой. Однако возможности Азербайджана были весьма ограничены из-за наплыва сотен тысяч азербайджанских беженцев из Нагорного Карабаха и Армении.

Погромы в Узбекистане и вызванная ими безысходность резко активизировала самих турок-месхетинцев, чья позиция стала более решительной и жесткой. На 10-м всенародном съезде, состоявшемся в селе Адигюль Саатлинского района Азербайджанской ССР, были выдвинуты требования безусловного возвращения в Грузию. Было также объявлено, что в случае невыполнения этого требования 70–80% турок-месхетинцев намерены эмигрировать в Турцию. Последняя угроза мало кого озаботила, чего нельзя сказать о конкретных действиях, которые предприняли турки-месхетинцы, дабы продемонстрировать свою решимость вернуться в Грузию.

Речь идет о нашумевшем в свое время «Походе на родину», состоявшемся в начале августа 1990 г., когда несколько тысяч турок-месхетинцев во главе с лидерами общенациональной организации «Ватан» («Отечество») прибыли в Адлер и скопились на границе с Грузией, объявив о намерении явочным порядком коллективно «вступить» на родину. Это взбудоражило всю тогдашнюю Грузинскую ССР – против «Похода на родину» ополчились как официальные, тогда еще советские, органы власти, так и национально-демократическая оппозиция. Не осталось в стороне и просто население, причем между грузинами и абхазами особых разногласий по этому вопросу не наблюдалось.

Так, 6 августа состоялось объединенное заседание бюро Областного Комитета компартии Абхазии и Совета министров Автономной республики, принявшее постановление, в котором говорилось о невозможности «шествия так называемых "турок-месхетинцев" по территории Абхазии". Создали даже специальный штаб «по обеспечению точного взаимодействия всех органов и общественных организаций». 8 августа в селе Леселидзе, у самой границы, собралось несколько тысяч жителей Абхазии, которые провели стихийный митинг. Они приняли обращение ко всем жителям многонационального региона перекрыть путь «непрошенным гостям» и послали телеграммы Горбачеву и Ельцину и тогдашнему председателю Верховного Совета Грузии, первому секретарю ЦК КП Грузии Гумбаридзе, где указали, что если допустят «вторжение в республику турок-месхетинцев», то в зоне города Гагра будут блокированы и железнодорожное движение, и автомагистраль.

В конце концов 10 августа, на совещании представителей турок-месхетинцев, руководства Абхазии и города Сочи было достигнуто соглашение, об отмене похода. Как заявил мэр Сочи, «удалось убедить лидеров «Ватана» в том, что им разумнее разъехаться и ждать решения проблемы на официальном уровне». Правда, лидер «Ватана» А. Сарваров заявлял потом, что и не собирался «вступить в Грузию». Истинная цель якобы состояла в том, чтобы привлечь внимание мировой общественности, «перекрыть дороги и поднять много шума». Он говорил, что почти достиг своих целей. Возможно, но самого положения турок-месхетинцев эта акция ничуть не улучшила.

В самой Грузии в начале 90-х гг. начался такой хаос, что даже просто говорить о проблемах турок-месхетинцев было бессмысленно. Правда, в 1992 г. главы государств СНГ подписали соглашение о восстановлении прав депортированных народов, вроде бы обязывающее Грузию что-то сделать. И действительно, после свержения Звиада Гамсахурдиа Грузия пошла на обсуждение самой возможности поэтапной репатриации турок-месхетинцев. Но не более того. Тбилиси ссылался на экономические трудности и необходимость помочь сначала беженцам из Абхазии и Южной Осетии.

Ситуацию осложняли и осложняют до сих пор разногласия среди самих турок-месхетинцев по поводу того, куда, как и в качестве кого им возвращаться. С одной стороны – позиция общества «Ватан», считающего, что Ahıska Türkleri (именно так и никак иначе, по мнению «Ватана», они должны называться) сложились как этническая общность в Самцхе и только там они смогут полноценно развиваться. Для организации «Хсна» («Спасение» в переводе с грузинского) объединяющего турок-месхетинцев, считающих себя тюркоязычными грузинами-мусульманами, родина - вся Грузия, поэтому сторонники “Хсны” согласны на репатриацию в любой грузинский регион. А вот для сторонников организации «Умид» («Надежда») родина - в Турции.

В начале 90-х, в том отчаянном положении, в котором оказались турки-месхетинцы, идея переселения в Турцию стала довольно популярной. В 1992 г. турецкий парламент даже одобрил прием ограниченного числа турок-месхетинцев из стран СНГ и принял закон об упрощенном предоставлении им турецкого гражданства. Но очень скоро выяснилось, что Турция – не Германия, и она не способна, да и не хочет обеспечить переселенцам такие же условия, какие предоставляет зарубежным соплеменникам германский фатерланд. Все-таки в Турции воспринимают турок-месхетинцев не как соотечественников, а как родственный, но все же иной народ, а этническое разнообразие там совсем не приветствуется – хватает своих межнациональных проблем, прежде всего с курдами. Туркам-месхетинцам как раз и предлагали селиться в бедных восточных районах с неспокойным курдским населением. Это не переселенцам не понравилось, и они расселились в городах Бурса, Игдыр и ряде других. В итоге в Турцию переселилось всего около тысячи человек, и она потеряла свою популярность как альтернатива возвращению в Месхетию.

Гораздо более оптимистичны перспективы турок-месхетинцев в Азербайджане, где им оказали большую помощь в обустройстве на новом месте. Правда, и здесь части из 40 тысяч беженцев «ферганской волны» опять не повезло – их поселили в Нагорном Карабахе, откуда они снова были вынуждены бежать из-за армяно-азербайджанской войны. Но в целом положение 100-тысячной турецко-месхетинской общины в Азербайджане оценивается как весьма благоприятное, только вот специалисты полагают, что она, скорее всего, «растворится» в окружающем ее азербайджанском этносе. Возможности же приема новых переселенцев у Азербайджана весьма ограничены, как по объективным, так и по чисто субъективным причинам.

То же самое относится и к Казахстану, где насчитывается около 100 тыс. турок-месхетинцев, из которых 15 тыс. - ферганские беженцы. Они живут изолированными общинами в южных областях страны, составляя там в ряде районов от 20 до 60% населения. Преуспевают в садоводстве, огородничестве и рыночном бизнесе, недаром четверть всех фермеров Казахстана – турки-месхетинцы.

Даже в Узбекистане турецко-месхетинское население частично сохранилось - в Сырдарьинской области. Более того, в последние года власти Узбекистана пытаются использовать факт наличия «своих» турок в укреплении отношений с Турцией и даже преувеличивают численность турок-месхетинцев в стране - до 50 тыс., в то время как их там не более 15 тыс. Речи о возможности массового возвращения изгнанных в Узбекистан, разумеется, не идет.

Исход из Краснодарского края

Очень непросто складывалась ситуация в Краснодарском крае, куда, по сравнению с другими районами России, прибыло особенно много турок-месхетинцев. В Крымском, Абинском, Апшеронском и Белореченском районах, например, их численность достигла 6-10% населения, а в некоторых селах – 40-50%. Расселение в густонаселенных местах значительных групп «инородцев» у местного населения, естественно, восторга не вызвало. Интересно, что на бытовом уровне к туркам предъявляли примерно тот же набор претензий, что и в Узбекистане: от несоблюдения норм общежития до организации преступных сообществ.

Местному населению опять же не понравился «индивидуализм» переселенцев. Хотя колхозы ушли в прошлое, крупное аграрное производство все еще преобладает на юге России. Турки-месхетинцы не стали встраиваться в ту систему хозяйствования, в которую превратились бывшие колхозы, и где «выживало» основная масса сельского населения, а предпочли хозяйствовать индивидуально. Известно, однако, как в российской деревне относятся к индивидуальным хозяйствам, тем более, успешным. К тому же в неизбежных бытовых конфликтах (из-за земельных участков, колодцев, потравы скотом посевов, мест на рынке и т.д.) турки-месхетинцы выступали как единая организованная группа, что еще больше увеличивало враждебность и организованность направленных против них действий. Все это, понятное дело, вело ко все большей изоляции турок и взаимному отчуждению.

Наиболее резко выступало Кубанское казачье войско, особенно его Таманский отдел. В ход пошли всевозможные исторические аллюзии – дескать, Анапу Турция уступила России одновременно с Ахалцихом - в 1829 г. Стало быть, пришельцы избрали Тамань для компактного расселения, поскольку считают ее своей землей и хотят отобрать обратно. Дело дошло до реанимации сталинских обвинений в связях с турецкими спецслужбами и намерении отторгнуть край от России. Из современных идеологем наиболее часто применялся тезис о «втором Косово». Атмосфера складывалась такая, что все громче произносимые на митингах слова о «невозможности совместного проживания» постепенно становились реальностью.

Краснодарские власти в лице «батьки» Кондратенко и его преемников, включая нынешнего губернатора Ткачева, действовали «в русле народных устремлений» - туркам-месхетинцам отказывали в постоянной прописке, оформлении собственности на жилье, длительной аренде земельных участков. Ситуация обострилась с принятием в 2002 г. в России новых законов о гражданстве и правовом положении иностранцев, а также в связи с кампанией по обмену паспортов. Практически во всех других регионах России турки-месхетинцы имели постоянную регистрацию и получили новые паспорта. Однако в Краснодарском крае их выдали всего трем тысячам турок. Остальные не имели регистрации и не были признаны гражданами РФ, как и тысяча турок-месхетинцев, проживавших без прописки в Кабардино-Балкарии и Ставропольском крае.

Турок, имевших лишь советские паспорта, стали рассматривать как лиц без гражданства и нелегалов. В свете ужесточения миграционного законодательства им угрожала депортация, правда, непонятно куда. Предложения легализоваться в качестве иностранцев с временной регистрацией и правовыми ограничениями были встречены акциями протеста турок-месхетинцев с требованиями предоставления им российского гражданства. В ответ власти прибегли к мерам «административного воздействия», участились случаи произвола и прямого насилия со стороны всевозможных казачьих формирований.

Дискриминационные акции получили широкое освещение благодаря действиям правозащитных организаций, что было воспринято враждебно в самом Краснодарском крае, но вызвало очень негативный для России резонанс на международной арене. Обещанных депортаций не поледовало, а федеральный центр вынудил краснодарские власти исключить наиболее одиозные нововведения из краевого миграционного законодательства. Тем не менее, реально в положении турок-месхетинцев и в их отношениях с властями и местным населением ничего не изменилось. Их как выдавливали из края, так и продолжали выдавливать.

И тут осенью 2002 г. российские правозащитники сообщили о готовности США принять турок-месхетинцев у себя. Правда, поначалу последовало опровержение американского посольства в Москве. Причем краснодарские власти успели «засветиться», горячо поддержав идею перемещения турок «хоть в Австралию». Однако затем госдепартамент США в своем докладе по нарушению прав человека за 2003 г. упомянул Краснодарский край 11 раз, охарактеризовав проблему турок-месхетинцев как пример грубого нарушения в России прав нацменьшинств. Наконец, сам Джордж Буш заявил о решении предоставить убежище туркам-месхетинцам, которые «не связаны с терроризмом и не представляют угрозы для США, достаточно цивилизованны и страдают от властей 60 лет». Туркам обещали статус беженцев, жилье, пособие, трудоустройство, бесплатное обучение английскому, а через 5 лет - американское гражданство.

В марте 2004 г. посольство США в России официально объявило об открытии программы по переселению в Америку. Уже в июле в США потянулись первые эмигранты. Кандидаты на выезд должны были соответствовать жестким требованиям. Во-первых, они должны быть турками-месхетинцами, стало быть, записанные грузинами или азербайджанцами, а также высланные вместе с турками курды, отсеивались. Во-вторых, беженцы должны были выехать из Узбекистана во время погромов 1989 г., а ведь некоторые выехали чуть раньше или позже. К тому же кандидаты на выезд должны были иметь временную регистрацию в Краснодарском крае, но часть из них добилась здесь постоянной регистрации, часть не имела никакой, а многие проживали на Кубани с регистрацией в другом российском регионе. Наконец, будущие эмигранты не должны были иметь российского гражданства. И, надо же, буквально накануне начала американской программы, в январе 2004 г., федеральные и краснодарские власти пошли на уступки и начали активно принимать заявления на оформление российских паспортов. Можно понять досаду многих из тех, кто тогда получил книжечку с двухглавым орлом, закрывавшую им выезд за океан.

В итоге США к 2007 г. увезли порядка 15 тыс. турок-месхетинцев (практически всю краснодарскую общину) из 22 тыс. подавших заявление. Затем программа была приостановлена. По существу исход турок-месхетинцев из Краснодарского края можно назвать их третьим изгнанием.

Для большинства турок-месхетинцев единственной реальной перспективой на обозримое будущее осталось налаживание жизни в местах их нынешнего проживания на постсоветском пространстве.

И все-таки Грузия?

Между тем, кое-что сдвинулось на «грузинском направлении». В 1999 г. в Грузии был принят 12-летний график репатриации турок-месхетинцев, ставший условием членства страны в Совете Европы. По этому плану к 2001 г. Грузия должна была принять закон о репатриации, однако этого сделано не было, к тому же в грузинских законопроектах содержались неприемлемые для многих турок-месхетинцев требования «восстановления» их грузинских фамилий и подтверждения того, что «они принадлежат к этническим грузинам».

К грузинским сетованиям на то, что репатриации препятствует недостаток ресурсов в связи с неурегулированностью абхазской и южно-осетинской проблем, добавились заявления о том, что возвращение турок может привести к дестабилизации и угрожает нарушением территориальной целостности страны. При этом грузинские политики ссылались на армянское население, являющиеся ныне большинством в Самцхе-Джавахетии – говорилось, что «исторически» враждебные туркам армяне ныне живут в бывших турецко-месхетинских поселениях и появление здесь репатриантов спровоцирует новый конфликт. В качестве минимально допустимой меры предлагалось дисперсное возвращение турок-месхетинцев в Грузию, то есть недопущения их компактного поселения на прежней родине.

Турки-месхетинцы в ответ заявляли, что лишь 4-5% покинутых турками-месхетинцами сел занято армянами. Более 2/3 занято грузинами, остальные постепенно разрушились. Отсюда делался вывод – Тбилиси намеренно преувеличивает опасность межэтнического конфликта. «Есть люди, которые распространяют слухи, что в случае нашего возвращения начнется кровопролитие, будет нечто вроде нашествия размахивающих саблями турок», – говорил Бекир Мамоев, лидер организации «Ватан» в России и Азербайджане, которая настаивает на репатриации исключительно в район Самцхе-Джавахети.

Тем не менее, игнорировать «армянский фактор», конечно же, нельзя. В лучшем случае местные армянские лидеры соглашаются на возвращение турок «туда, откуда они уехали», а таким местом армяне считают исключительно Самцхе и никак не Джавахети, на чем настаивают многие турецко-месхетинские деятели. Особую позицию занимает соседняя Армения – официальный Ереван, не возражая в принципе против репатриации турок-месхетинцев, тем не менее, дает понять, что он совсем не заинтересован в появлении турок-месхетинцев в приграничных с Арменией районах. Армян также настораживает явная заинтересованность Турции в репатриации турок-месхетинцев, причем именно в районы прохождения будущей железной дороги Баку-Ахалкалаки-Карс. Турцию подозревают в желании создать в Джавахети анклавы турецкого населения, как бы замыкающих «турецкое кольцо» вокруг Армении. Ее беспокоит также возможность переселения туда турецкого населения из Азербайджана, где оно могло «пройти соответствующую подготовку».

Но главное препятствие, конечно же, в том, что большинство грузин (по опросам от от 75% до 85%) не считает турок-месхетинцев своими соотечественниками и выступает против их возвращения. Определенные надежды лидеры турок-месхетинцев возлагали на приход к власти Михаила Саакашвили, который в свою бытность министром юстиции непосредственно участвовал в процессе принятия Грузией обязательств перед Советом Европы. К тому же ряд экспертов полагал, что Саакашвили может опереться на турок-месхетинцев, неоднократно заявлявших о своей лояльности грузинским властям, в противовес армянам Самцхе-Джавахетии, требующим от Тбилиси большей автономии.

Однако в последние годы проблема турок-месхетинцев попала в число тем для «обмена любезностей» между Тбилиси и Москвой. Грузинские политики, указывая на нарушения прав человека в Краснодарском крае, говорили, что Россия пытается силой вытеснить турок в Грузию, тогда как речь может идти только о добровольной репатриации. В 2007 г. стало известно, что российская Госдума готовит резолюцию, призывающую ПАСЕ надавить на Грузию с целью ускорить процесс переселения турок-месхетинцев. Ряд грузинских политиков вновь вспомнил о пресловутом намерении Москвы использовать репатриацию турок-месхетинцев как фактор хаотизации и дестабилизации Грузии. Правда, тогда же отмечалось, что у России осталось очень мало «своих» турок-месхетинцев, чтобы предложить их для репатриации – большинство потенциалных репатриантов уже были увезены американцами из Краснодарского края. Тем не менее, призывы взять назад обещания по возвращению турок-месхетинцев продолжали раздаваться.

И все же в июле 2007 г. грузинским парламентом был принятм закон «О репатриации лиц, насильственно переселенных из Грузии в 40-х годах ХХ века советскими властями». Согласно этому закону, турки-месхетинцы, желающие получить гражданство Грузии, должны представить необходимую для получения статуса репатрианта документацию в Министерство по беженцам и расселению Грузии либо в консульства Грузии в странах их проживания, а также пройти тест на знание грузинского языка и истории Грузии. В необходимый перечень документов входят удостоверение личности либо документ, подтверждающий гражданство той или иной страны, свидетельство о рождении, справки с места жительства, о семейном положении, о состоянии здоровья, наличии судимостей и т. д. Разрешение на репатриацию выдается после проверки всей вышеуказанной информации соответствующими государственными структурами Грузии, в том числе МВД.

Закон устанавливает лишь процедуры получения статуса репатрианта, а все остальное, в том числе места их будущего заселения, явится предметом другого нормативного документа. В ходе принятия закона его инициаторы отметили, что Грузия не берет на себя обязательств по обеспечению репатриантов жильем, а также по выдаче им какой-либо имущественной компенсации.

В соответствии с законом, министерство по беженцам и расселению Грузии объявило о готовности приема заявок от турок-месхетинцев, желающих переселиться в Грузию. 1 января 2009 г. было обозначено как срок окончания подачи заявок. И вот 21 февраля 2009 г. министр иностранных дел Грузии Григол Вашадзе, находясь с визитом не где-нибудь, а в Ереване, сообщил, что грузинские посольства и консульские учреждения предлагали заполнить заинтересованным лицам необходимые документы и получить гражданство Грузии, но было подано лишь несколько сотен заявлений. «Мы продлили время для подачи заявлений, но не думаю, что это что-то изменит», - сказал Вашадзе. (Согласно взятым перед Советом Европы обязательствам, руководству Грузии необходимо решить этот вопрос до конца 2011 г.)

Так, может быть, справедливы данные ряда опросов, согласно которым более половины турок-месхетинцев более-менее удовлетворены условиями жизни в местах их нынешнего обитания и не собираются покидать их? Лидеры самих турок-месхетинцев объясняют отсутствие заявок на репатриацию несовершенством закона, прежде всего требованием знания грузинского языка. Как бы там ни было, но опять же проблема остается. Загадкой остается и ее решение.