"В
конце лета 80-го
мы как-то с друзьями сидели, и каждый рассказывал, в какой
момент он услышал
весть о смерти Володи. Мне врезался в память рассказ Ильи
Авербаха: "Мы
с Наташей и Толей Ромовыми жили в это время на Валдае.
Вели растительный образ
жизни... Я вяло читал ей чей-то сценарий, который
мне перед отъездом сунул Высоцкий,
читал и раздражался на то, что сытые, обеспеченные
люди предлагают мне снять
картину о гибнущих от голода... Я читал и ругал
их захламленные красной мебелью
квартиры (хотя сам живу в такой), их "мерседесы",
их бесконечные поездки
через границу туда и обратно. И во время моего сердитого
монолога я услышал по
радио сообщение о смерти Высоцкого. После шока, после
всех разговоров об ожидаемой
неожиданности этой трагедии и уже перед самым
сном я взял сценарий и стал его
заново перечитывать. Мне там нравилось все.
И я думал, какой бы мог быть прекрасный
фильм с этими уникальными актерами,
и как бы Высоцкий был абсолютно точен в этой
роли..."
Вот этот "перевертыш" в сознании и оценке я наблюдала
очень часто
и у себя, и у других. После смерти Высоцкого вся страна, знающая
его как миф
и легенду, захотела знать конкретные факты из его жизни. А мы, знавшие
его
хорошо при жизни, и после его смерти пытались разобраться в корнях этой легенды,
этого мифотворчества. Сечас, когда думаешь о Высоцком, он встает другим, не
таким, каким я его знала при жизни. Очень многое я узнала только потом: его
неопубликованные при жизни стихи, песни, прозу, стенограммы, записи творческих
встреч со зрителями.
Из этих слов может показаться, что мы оценили его
только после смерти, как
часто бывает с малознакомыми людьми. Это не так. Масштаб
его личности, уникальность,
ощущал каждый в нашем театре, пусть и по-своему.
Но мы начинали вровень и
жили вровень. Даже если кто-то из нас вырывался вперед.
И у нас никогда не
было иерархии. Мы знли про него все и знали его конец. И он,
думаю, про нас
тоже все знал."