Грустные и смешные повести о людях, которые в России были евреями, а в Израиле стали считаться русскими.
…Я поменял в жизни множество профессий: рабочий в строительном батальоне, монтер на телеграфе, техник, инженер, старший инженер, главный инженер, редактор газеты. В Израиле начал с того, что пошел в археологическую партию, снова стал рабочим.
Была страшная жара. Один знойный день переходил в другой. А я видел испепеляющее от гнева лицо Самсона, поджигающего филистимские поля. Слышал, как пророчествует царь Давид, грозя аскалонцам: «Нет среди вас ни одного, кого я пожалею!»
И вдруг стражник остановил меня у городских ворот:
– Гм, сочинитель? Городу нужны каменотесы, каменщики, носители раствора, сапожник тоже пригодится, а тут, нате вам, сочинитель пожаловал…
И пусть это было только воображение, но тогда-то я понял: какой-то ключ нашелся, какая-то дверь отворилась…
Потом еще будешь мужественно бороться с памятью: «Бывают ночи, только лягу, В Россию поплывет кровать» (Набоков) – битва с памятью, первая битва в любой эмиграции, даже если она называется репатриацией.
Потом – битва с улицей, которая, безъязыкая, дразнит, корчится, напоминает о том, что Шолом-Алейхема родил Егупец, Бабеля – Молдаванка и Дерибасовская, Окуджаву – Арбат. Но разве можно довериться улице в Ашкелоне или южной промзоне Тель-Авива?
Доверился, написав первую на русском языке историю древнего Ашкелона («Вдогонку за прошлым») и «Этюды о Тель-Авиве» (в соавторстве с д-ром Соней Чесниной).
Пять лет (1998–2003) я был членом ашкелонского муниципалитета, советником мэра по культуре.
…Часто вспоминаю кумира моей молодости – Юрия Карловича Олешу, который как-то принес на радио сказки. Редактор ему сказал, дескать, дорогой Ю.К., меня в одной сказке несколько удивляет реплика воробья.
– А то, что птицы разговаривают, вас вообще не удивляет?
Я пишу от переполняющего меня изумления миром. Вообще, радость сочинительства – это радость волшебника, умеющего доставать из рукава чудеса.
Я написал повести «Эта еврейка Нефертити», «Дорогами Вечного Жида», «Пешком по истории» и другие.
Все они являются как бы метафорой моего понимания действительности.
Один израильский политик однажды мне объяснил, что в восточных языках есть недостоверное прошлое.
– О чём вы? – спросил я. – У нас всякий день – недостоверное настоящее.
