Получив доказательства того, что история склонна повторяться, во всяком случае, по отношению ко мне, вы не удивитесь, узнав, что для оплаты больничных счетов Сейди Майк Кослоу предложил возродить "Джодийское гулянье". Сказал, что сможет уговорить прежних участников на повторное представление, поскольку запланировали мы его на середину лета, и свое слово сдержал: пришли практически все. Элли тоже согласилась сыграть на банджо "Кэмптаунские скачки" и "Клинчмаунтинский прорыв", хотя и пожаловалась, что после прошлого выступления пальцы до сих пор болят. Мы выбрали двенадцатое и тринадцатое июля, но неожиданно возникли проблемы, и какое-то время мы находились в подвешенном состоянии.

     Первым препятствием оказалась сама Сейди, которая от нашей идеи пришла в ужас. Назвала ее "сбор милостыни".

     - Ты говоришь так, будто впитала это с молоком матери, - заметил я.

     Она сердито глянула на меня, потом уставилась в пол и принялась разглаживать волосы, падавшие на обезображенную сторону лица.

     - А если и так? Разве это что-то меняет?

     - Господи, что же у нас получается? Тебя послушать, так ты набиралась уму-разуму от женщины, которая, узнав, что ее дочь изуродовали и чуть не убили, больше всего тревожится из-за смены церкви.

     - Это унизительно, - прошептала Сейди. - Это унизительно, полагаться на милосердие города.

     - Ты так не думала, когда речь шла о Бобби Джил.

     - Ты загоняешь меня в угол, Джейк. Пожалуйста, не делай этого.

     Я сел рядом с ней, взял за руку. Она вырвалась. Я взял снова. На этот раз она смирилась.

     - Я знаю, для тебя это нелегко, милая. Но есть время отдавать - и есть время брать. Уж не знаю, так ли сказано в Книге Екклесиаста, но тем не менее это правда. Твоя медицинская страховка - пшик. Доктор Эллертон идет нам навстречу, отказываясь от вознаграждения...

     - Я не просила...

     - Помолчи, Сейди. Пожалуйста. Это называется работа pro bono , и он хочет это сделать. Но оперировать будут и другие хирурги. Счета за операции будут астрономические, а мои ресурсы ограниченны.

     - Лучше бы он меня убил, - прошептала она.

     - Никогда так не говори. - Сейди отпрянула, услышав злость в моем голосе, по ее щекам потекли слезы. Пока она могла плакать только одним глазом. - Дорогая, люди хотят сделать это для тебя. Позволь им. Я знаю, твоя мать живет у тебя в голове - наверное, как и у любого из нас, - но тут ты не должна ей уступить.

     - Врачи не смогут все поправить. Я уже никогда не буду прежней. Эллертон так мне сказал.

     - Они смогут поправить многое. - Это прозвучало значительно лучше, чем они смогут поправить хоть что-то.

     Сейди вздохнула.

     - Ты храбрее, чем я, Джейк.

     - Храбрости тебе хватает. Так мы договорились?

     - "Шоу милосердия к Сейди Данхилл". Моя мать лопнет от злости, если узнает.

     - Еще одна причина провести его. Мы отошлем ей фотографии.

     Она улыбнулась, но лишь на мгновение. Закурила чуть дрожащими пальцами, потом вновь начала поглаживать волосы, скрывавшие рану.

     - Я должна там быть? Чтобы видели, на что пойдут их доллары? Как беркширская свинья на аукционе?

     - Разумеется, нет. Хотя я сомневаюсь, что кто-то упадет в обморок. Большинство из них видело и похуже. - Работая в школе, расположенной в сельской местности, мы и сами видели кое-что похуже. К примеру, Бритту Карсон, сильно обгоревшую при пожаре, или Даффи Хендриксона, левая кисть которого напоминала копыто, после того как в отцовском гараже вдруг соскользнула вниз цепная таль с подвешенным на ней двигателем грузовика.

     - Я не готова к такому осмотру. И едва ли буду.

     Я всем сердцем надеялся, что она заблуждается. Безумцы этого мира - Джонни Клейтоны, Ли Харви Освальды - не могли победить. Если у Бога не получалось все поправить после того, как они одерживали свои маленькие говняные победы, это делали обычные люди, пытались, во всяком случае. Однако сейчас не стоило проповедовать на сей счет.

     - Тебе станет легче, если я скажу, что доктор Эллертон согласился принять участие в шоу?

     Она тут же забыла про волосы и уставилась на меня.

     - Что?

     - Он хочет изобразить зад Берты. - Речь шла о парусиновом творении учащихся с кафедры искусств - танцующей лошади Берте. Она бродила по сцене по ходу нескольких миниатюр, но всеобщее внимание привлекала при исполнении танца - с мотающимся из стороны в сторону хвостом - под песню Джина Отри "Снова в седле". Хвост приводился в движение веревками, за которые дергала задняя половина "Команды Берты". Селян, не отличавшихся утонченным чувством юмора, Берта очень веселила.

     Сейди начала смеяться. Я видел, что ей больно, но она не могла остановиться. Откинулась на спинку дивана, прижала ладонь ко лбу, словно чтобы не дать взорваться мозгу.

     - Я позволю тебе устроить это шоу только ради того, чтобы увидеть Берту своими глазами. - Тут она уставилась на меня. - Но я посмотрю на нее во время прогона. Ты не затащишь меня на сцену, где все будут таращиться на меня и шептать: "Ох, вы только посмотрите на эту бедную девушку". Это понятно?

     - Абсолютно, - ответил я и поцеловал ее. Так разрешилась одна проблема. Следующая заключалась в том, чтобы убедить лучшего пластического хирурга Далласа приехать в Джоди в июльскую жару и попрыгать по сцене, изображая зад парусиновой лошади, весившей тридцать фунтов. Потому что на самом деле я ни о чем его не просил.

     Как выяснилось, никакая это не проблема: Эллертон просиял, как ребенок, когда я ввел его в курс дела.

     - У меня есть практический опыт. Жена постоянно говорит, что я веду себя как лошадиная жопа.

     Последняя по счету проблема возникла совершенно неожиданно. В середине июня, примерно в то время, когда Ли вышвырнули из порта Нового Орлеана за то, что он пытался раздавать прокастровские листовки морякам американского корабля "Оса", Дек пришел в дом Сейди. Поцеловал ее в здоровую щеку (она прятала обезображенную половину лица, если кто-то приходил в гости) и спросил меня, не составлю ли я ему компанию по части холодного пива.

     - Иди, - отпустила меня Сейди. - Я справлюсь.

     Дек отвез нас в расположенную в девяти милях к западу от города забегаловку "Курица прерий", с кондиционером под жестяной крышей. В середине дня зал пустовал, если не считать двух выпивох, обосновавшихся у стойки. Музыкальный автомат молчал. Дек протянул мне доллар.

     - Я плачу, вы приносите. Как вам такая сделка?

     Я пошел к стойке и вернулся с двумя стаканами "Бакхорна".

     - Если бы я знал, что вы закажете "Баки", сам бы сходил за пивом, - покачал головой Дек. - Черт, это же лошадиная моча.

     - А мне нравится, - ответил я. - Кроме того, я думал, что вы предпочитаете пить дома. Вроде бы это ваши слова: "На мой вкус, доля говнюков в местных барах слишком уж велика".

     - Я все равно не хочу этого чертова пива. - Теперь, когда мы находились далеко от Сейди, я видел, что он весь кипит. - Чего мне хочется, так это врезать Фреду Миллеру по морде, а потом пнуть Джессику Колтроп в ее узкую и, несомненно, затянутую в кружева жопу.

     Я знал и фамилии, и лица, хотя, будучи скромным наемным учителем, не имел чести общаться ни с первым, ни со второй. Миллер и Колтроп составляли две трети совета Денхолмской объединенной средней школы.

     - Не останавливайтесь, - предложил я. - Раз уж вы так жаждете крови, расскажите мне, как намерены поступить с Дуайтом Росоном. Разве не он третий?

     - Он Ролингс, - ответил Дек, - и к нему у меня претензий нет. Он голосовал за нас.

     - Я не понимаю, о чем вы.

     - Они не разрешат нам использовать спортивный зал для "Гулянья". Пусть он летом и пустует.

     - Вы шутите? - Сейди говорила мне, что в городке есть люди, настроенные к ней враждебно, но я ей не верил. Глуповатый Джейк Эппинг, цепляющийся за научно-фантастические бредни двадцать первого столетия.

     - Сынок, если бы. Они заговорили о проблемах, связанных со страховкой на случай пожара. Я возразил, что этих вопросов не возникало, когда мы устраивали точно такое же представление, чтобы собрать деньги на операцию для ученицы, попавшей в автомобильную аварию. Так эта Колтроп, высохшая старая кошка, заявила: "Да, Дек, но то представление проходило во время учебного года".

     Их тревожит совсем другое. Сотрудницу школы обезобразил безумец, за которого она когда-то вышла замуж. Они боятся, что об этом упомянут в газетах или, не дай Бог, в передаче одного из далласских телеканалов.

     - И что с того? - спросил я. - Он... Господи, Дек, он же не местный! Он из Джорджии !

     - Для них это не имеет никакого значения. Зато он умер здесь, и они боятся, что это негативным образом отразится на репутации школы. Репутации города. Их репутации.

     Я застонал. Такое не к лицу мужчине во цвете лет, но я ничего не мог с собой поделать.

     - Это же какой-то бред!

     - Они бы уволили ее, если б могли, чтобы ничто не нарушало их душевного спокойствия. Но уволить ее они не могут и надеются, что она сама подаст заявление об уходе до того, как ученики увидят, что сделал Клейтон с ее лицом. Чертово говняное лицемерие маленького городка во всей красе, мой мальчик. Когда Фреду Миллеру исполнился двадцать один, он дважды в месяц ездил в публичные дома Нуэво-Ларедо. Ездил бы и чаще, если б отец давал ему больше денег. И я чертовски хорошо помню, как Джессика Колтроп, тогда всего лишь Джесси Трэпп с ранчо "Сладкая вода", в шестнадцать лет вдруг стала очень толстой, а девятью месяцами позже разом похудела. Меня так и подмывало сказать, что память у меня длиннее их синих носов и я могу доставить им немало неприятностей, если захочу. И мне не придется прилагать для этого особых усилий.

     - Но они же не могут винить Сейди за безумие ее бывшего... или могут?

     - Вам пора повзрослеть, Джордж. Иногда вы ведете себя так, будто только вчера родились. Или жили в каком-то округе, где люди все понимают правильно. Для них это все связано с сексом. Для таких людей, как Фред и Джессика, все всегда связано с сексом. Они, вероятно, думают, что Люцерна и Шлепок из "Пострелят" проводят свободное время, долбя Дарлу за амбаром под радостные крики Гречки. Если подобное случается, винить надо женщину. Они никогда не скажут об этом во всеуслышание, но сердцем уверены, что мужчины - чудовища, а женщины, которые не могут удержать их в узде, должны пенять сами на себя, да, сами на себя. Этого я им не спущу.

     - Вам придется, - ответил я. - Если вы этого не сделаете и начнется грызня, крайней может оказаться Сейди. А она сейчас совсем слабенькая. Может окончательно слететь с катушек.

     - Да. - Дек вытащил трубку из нагрудного кармана. - Я это знаю. Просто стравил пар. Элли вчера поговорила с управляющими клуба "Грандж". Они с радостью нас примут, а в зале может разместиться на пятьдесят человек больше. Благодаря балкону.

     - Слава Богу, - облегченно выдохнул я. - Здравомыслие восторжествовало.

     - Есть только одна проблема. За два вечера они просят четыреста долларов. Если я внесу двести, вы найдете столько же? Нам их не вернут с выручки, знаете ли. Она вся пойдет на оплату медицинских счетов Сейди.

     Я очень хорошо знал, сколько стоит медицинская помощь Сейди. Уже доплатил триста долларов за ее пребывание в больнице. Жалкой страховки не хватило даже на это. И несмотря на благородство Эллертона, другие расходы нарастали снежным комом. Что касается меня, я еще не достиг финансового дна, но все к этому шло.

     - Джордж? Что скажете?

     - Пополам, - согласился я.

     - Тогда допивайте ваше сраное пиво. Я хочу вернуться в город.

     На выходе из этого паршивого питейного заведения мое внимание привлек плакат, в верхней части которого я прочитал:

ПОЕДИНОК СТОЛЕТИЯ НА КАБЕЛЬНОМ ТВ! ПРЯМАЯ ТРАНСЛЯЦИЯ ИЗ МЭДИСОН-СКВЕР-ГАРДЕНА! ТОМ КЕЙС ПО ПРОЗВИЩУ КУВАЛДА ИЗ ДАЛЛАСА ПРОТИВ ДИКА ТАЙГЕРА! "ДАЛЛАС-АУДИТОРИУМ" ЧЕТВЕРГ 29 АВГУСТА ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ ПРОДАЖА БИЛЕТОВ ЗДЕСЬ

     Ниже расположились фотографии двух голых по пояс здоровенных мужиков, победно вскинувших вверх руки в перчатках. Один молодой, с лицом без единой кулачной отметины. Второй гораздо старше, и нос ему, похоже, ломали не один раз. Впрочем, мое внимание привлекли имена и фамилии. Откуда-то я их знал.

     - И не думайте об этом, - покачал головой Дек. - Получите больше удовольствия, наблюдая за собачьим боем между питбулем и кокер-спаниелем. Старым кокер-спаниелем.

     - Правда?

     - Томми Кейса всегда отличало мужественное сердце, только теперь это сорокалетнее сердце в сорокалетием теле. У него пивной живот, и он едва двигается. Тайгер молод и быстр. Через пару лет станет чемпионом, если его промоутеры не оплошают. Пока они подбирают ему ходячие боксерские груши вроде Кейса, чтобы держать в форме.

     Звучало это как Рокки Бальбоа против Аполло Крида, и почему нет? Иногда жизнь копирует искусство.

     - Телевизионная передача, за которую платишь, чтобы смотреть ее в зале. - Дек снова покачал головой. - Ну и ну, что нас ждет?

     - Наверное, тенденция будущего.

     - И вероятно, все билеты будут проданы, во всяком случае, в Далласе, но это не меняет того факта, что Том Кейс - тенденция прошлого. Тайгер его порвет. Так вы найдете деньги на "Грандж", Джордж?

     - Безусловно.

     Странным выдался тот июнь. С одной стороны, я радовался репетициям с теми же людьми, что участвовали в исходном "Гулянье": дежа-вю, лучше которого не бывает. С другой - все чаще задумывался, а действительно ли собирался вычеркнуть Ли Харви Освальда из уравнения мировой истории? Я не мог поверить, что мне не хватит на это духа - я уже убил одного человека, совершенно хладнокровно, - но не имело смысла отрицать, что я держал Освальда на прицеле и позволил ему уйти. Я говорил себе, что причина - в принципе неопределенности, а не в семье Ли, но продолжал видеть Марину, которая, сцепив руки, вытягивала их перед животом. Я продолжал задаваться вопросом: а может, его все-таки подставили? Напоминал себе, что в октябре он вернется. И разумеется, спрашивал себя, а что делать тогда? Его жена по-прежнему будет беременной, а окно неопределенности - открытым.

     Пока же я помогал Сейди медленно выздоравливать, оплачивал счета, заполнял бланки по страховым выплатам (в 1963-м бюрократия бесила ничуть не меньше, чем в 2011-м). Плюс репетиции. Доктор Эллертон сумел приехать только на одну, но оказался способным учеником и очень живо изобразил заднюю половину Берты, танцующей лошади. После окончания репетиции он сказал мне, что хочет привлечь к операции еще одного врача, специалиста по лицевой хирургии из "Масс дженерал". Я ответил (пусть сердце у меня и упало), что еще один хирург - отличная идея.

     - Вы можете это позволить? - спросил он. - Марк Андерсон стоит недешево.

     - Мы справимся, - ответил я.

     Я приглашал Сейди на репетиции, когда до представлений осталось совсем ничего. Она отказывалась, вежливо, но твердо, хотя раньше обещала прийти на прогон. Она редко выходила из дома, а если такое и случалось, то лишь во двор. Не появлялась в школе - и в городе - с того самого дня, когда Джон Клейтон полоснул ее по лицу, а потом перерезал себе горло.

     Позднее утро и начало второй половины дня двенадцатого июля я провел в "Грандже", занимаясь последними приготовлениями. Майк Кослоу, который вошел в роль продюсера так же естественно, как и в роль комика, сообщил мне, что на субботу проданы все билеты, а на сегодня - девяносто процентов.

     - Пришедших в последнюю минуту вполне хватит, чтобы заполнить зал до отказа, мистер А! Можете в этом не сомневаться. Я только надеюсь, что Бобби Джил со мной не запорем танец при выходе на поклоны.

     - Мы с Бобби, Майк. И вы не запорете.

     С подготовкой шоу все прошло хорошо. Не понравилось мне другое: сворачивая на аллею Ульев, я увидел выезжающий с нее автомобиль Эллен Докерти, а дома нашел Сейди, которая сидела у окна в гостиной со слезами на здоровой щеке и сжимала в кулаке носовой платок.

     - Что? - спросил я. - Что она тебе сказала?

     Сейди удивила меня и улыбнулась. Улыбка получилась кривой, но милой.

     - Только правду. Пожалуйста, не волнуйся. Я приготовлю тебе сандвич, а ты расскажешь, как дела.

     Я рассказал. И я, разумеется, волновался, но держал волнения при себе. Как и мысли на предмет директоров средних школ, сующих нос в чужие дела. В шесть вечера Сейди оглядела меня с головы до ног, перевязала галстук, сдула какую-то пылинку, реальную или воображаемую, с плеча пиджака.

     - Я могу пожелать ни пуха ни пера, но ты лучше просто иди, чтобы довести начатое до конца.

     Она стояла передо мной в старых джинсах и блузке, скрывавшей - пусть немного, но все же - потерю веса. Я вспомнил красивое платье, в котором она пришла на первое "Джодийское гулянье". Красивое платье на красивой девушке. Так было тогда. В этот вечер девушка - по-прежнему красивая с одной стороны лица - оставалась дома, чтобы, когда поднимется занавес, смотреть повтор одной из серий "Шоссе 66".

     - Что не так? - спросила она.

     - Мне хочется, чтобы ты пошла со мной, ничего больше.

     Я пожалел о том, что произнес эти слова, едва они слетели с губ, но вроде бы обошлось. Улыбка поблекла, но тут же вернулась. Так бывает, когда солнце на мгновение скрывается за маленьким облачком.

     - Ты будешь там, а это значит, что там буду и я. - Она застенчиво посмотрела на меня одним глазом: второй скрывала прическа а-ля Вероника Лейк. - Если ты меня любишь.

     - Я тебя очень люблю.

     - Да, думаю, да. - Она поцеловала меня в уголок рта. - И я тебя люблю. Так что ни пуха тебе, ни пера, и поблагодари всех от меня.

     - Обязательно. Ты не боишься оставаться здесь одна?

     - Со мной все будет хорошо. - Она не ответила на мой вопрос, но ничего лучше на тот момент сказать, наверное, не могла.

     Майк не ошибся насчет тех, кто определился в последнюю минуту. За час до начала представления мы продали последний билет. Дональд Беллингем, наш администратор сцены, погасил свет в зале ровно в восемь часов вечера. Я ожидал, что разочарования после шоу мне не избежать, потому что мы решили обойтись без практически идеального финала с бросанием тортов (этот трюк собирались повторить только в субботу, чтобы чистить сцену и первые два ряда в зале один раз), однако и это представление получилось очень неплохим. Коронным стал номер с чертовой танцующей лошадью. В какой-то момент энтузиазм тренера Бормана (он изображал переднюю половину лошади) перехлестнул через край, и Берта с огромным трудом удержалась на сцене, едва не свалившись в зал.

     Зрители нисколько не усомнились, что двадцать или тридцать секунд, в течение которых Берта балансировала над пропастью, являлись составной частью танца, и наградили доктора Эллертона и тренера Бормана громовыми аплодисментами. Я, понимавший, что происходит, ощутил эмоциональный парадокс, какого мне, наверное, уже не испытать. Стоя за кулисами рядом с Дональдом Беллингэмом (его, похоже, едва не парализовало), я дико смеялся, и при этом мое перепуганное сердце гулко билось чуть ли не в горле.

     Гармония этого вечера проявилась на поклонах. Майк и Бобби вышли на середину сцены, рука в руке. Бобби Джил оглядела зал.

     - Миз Данхилл мне очень дорога за ее доброту и христианское милосердие. Она помогла мне, когда я нуждалась в помощи, и, глядя на нее, мне захотелось научиться делать то, что мы сейчас собираемся вам показать. Мы благодарим вас всех за то, что сегодня вы пришли сюда и проявили свое христианское милосердие. Так, Майк?

     - Да, - кивнул он. - Вы лучшие!

     Он посмотрел налево. Я дал отмашку Дональду, который склонился над проигрывателем, приготовившись опустить иглу на пластинку. На этот раз отцу Дональда предстояло узнать, что сынок позаимствовал пластинку из его коллекции, потому что он сам сидел в зале.

     Оркестр Гленна Миллера, гремевший в давно ушедшие дни, заиграл "В настроении", а на сцене, под ритмичные хлопки зрителей, Майк Кослоу и Бобби Джил Оллнат станцевали головокружительный линди куда более энергично, чем мы с Сейди или Кристи. Они отдавали танцу юность, и радость, и энтузиазм: получалось великолепно. Глядя, как Майк сжимает руку Бобби Джил, отдавая команду, в какую сторону вращаться или нырнуть, я внезапно перенесся в Дерри и увидел Бевви-На-Ели и Ричи-Дичь.

     Это одно целое, подумал я. А эхо настолько близко к совершенству, что нет возможности определить, где живой голос, а где отразившийся призрачный.

     На мгновение все стало предельно ясным, а когда такое случается, мир словно исчезает. Разве мы все в глубине души этого не знаем? Этот идеально сбалансированный механизм криков и эха маскируется под вращающиеся шестерни, волшебные часы, тикающие под загадочным стеклом, именуемым нами жизнью. А что позади? Что вокруг? Хаос, бури. Люди с кувалдами, люди с ножами, люди с оружием. Женщины, которые ломают то, что не могут подмять под себя, и принижают то, что не могут понять. Вселенная ужаса и утрат, окружающая маленькую, ярко освещенную сцену, на которой танцуют смертные, бросая вызов тьме.

     Майк и Бобби Джил танцевали в свое время, в год 1963-й, в эру коротких стрижек, телевизоров-ящиков, песен, записанных в гаражах. Они танцевали в тот день, когда президент Кеннеди пообещал подписать договор о запрещении испытаний атомного оружия и сообщил журналистам, что "у него нет намерений затащить наши вооруженные силы в трясину закулисной политики и давней вражды в Юго-Восточной Азии". Они танцевали, как Бевви и Ричи, как Сейди и я, и смотрелись прекрасно, и я любил их, несмотря на мимолетность этого видения и именно за нее. Я люблю их до сих пор.

     Они закончили идеально, вскинув руки, тяжело дыша, лицом к зрителям, которые приветствовали их стоя. Майк позволил им сорок секунд не щадить свои ладони (удивительно, сколь быстро огни рампы способны трансформировать скромного игрока школьной команды во властителя душ), а потом призвал к тишине. В итоге добился желаемого.

     - Наш режиссер, мистер Джордж Амберсон, хочет сказать несколько слов. Он так много вложил в это представление, и времени, и усилий, и творческих находок, и я надеюсь, что вы не пожалеете ладоней.

     Я вышел на сцену под аплодисменты. Пожал руку Майку, клюнул Бобби Джил в щечку. Они удалились за кулисы. Я поднял руки, призывая к тишине, начал тщательно отрепетированную речь, в которой собирался сказать, что Сейди не смогла прийти сегодня сюда, и поблагодарить их от ее имени. Каждый публичный оратор, умеющий завладеть вниманием публики, знает: произнося речь, надо сконцентрироваться на ком-то конкретном, вот и я сконцентрировался на паре в третьем ряду, которая выглядела вылитыми Мамашей и Папашей с "Американской готики" . На Фреде Миллере и Джессике Колтроп, членах школьного совета, не позволивших нам воспользоваться спортивным залом на том основании, что Сейди, на которую напал бывший муж, во всем виновата сама, а потому ее, насколько возможно, следует игнорировать.

     Я успел произнести четыре предложения, после чего меня прервали возгласы изумления. Потом последовали аплодисменты, поначалу жидкие, но быстро переросшие в овацию. Зрители вновь вскочили. Я понятия не имел, чему они аплодируют, пока не почувствовал легкое, нерешительное прикосновение к своей руке чуть выше локтя. Повернулся, чтобы увидеть Сейди, в красном платье, рядом со мной. Она забрала волосы назад и закрепила сверкающей заколкой, полностью открыв лицо - обе его половины. К своему изумлению, я обнаружил, что обезображенная щека выглядит не так ужасно, как мне казалось. Возможно, в этом есть какая-то универсальная истина, но меня слишком потрясло появление Сейди, чтобы я мог ее осознать. Конечно, глубокий бугристый шрам и начинающие блекнуть следы от многочисленных швов - зрелище не из приятных. Как и обвисшая плоть под левым глазом, и сам глаз, неестественно широко раскрытый, не моргающий в унисон с правым.

     Но она улыбалась очаровательной однобокой улыбкой, и я видел перед собой Елену Прекрасную. Я обнял ее, и она обняла меня, смеясь и плача. Под платьем все ее тело вибрировало, как туго натянутая струна. Когда мы вновь повернулись к зрительному залу, все стояли и громко хлопали, за исключением Миллера и Колтроп. Те огляделись, увидели, что только они не оторвали задниц от стульев, и с неохотой последовали примеру остальных.

     - Спасибо вам, - обратилась к зрителям Сейди, когда аплодисменты смолкли. - Благодарю вас от всего сердца. И хочу особо поблагодарить Эллен Докерти, которая сказала мне, что если я не приду сюда и не взгляну вам в глаза, буду до конца жизни сожалеть об этом. А больше всего я хочу поблагодарить...

     Мгновенное колебание. Я уверен, зрители этого не заметили, то есть только я понял, как близко подошла Сейди к тому, чтобы назвать мое настоящее имя в присутствии пятисот человек.

     - ...Джорджа Амберсона. Я люблю тебя, Джордж.

     Конечно же, от аплодисментов едва не рухнула крыша. В смутные времена, когда даже мудрецы не могут сказать ничего определенного, публичное признание в любви всегда вызывает такую реакцию.

     В половине одиннадцатого Элли увезла Сейди домой - совсем выдохшуюся. В полночь мы с Майком потушили в "Грандже" все огни и вышли на улицу.

     - Пойдете на вечеринку, мистер А? Эл сказал, что закусочная будет открыта до двух часов ночи, и он привез два бочонка пива. Лицензии у него нет, но я не думаю, что кто-то арестует его.

     - Только не я. Едва держусь на ногах. Увидимся вечером, Майк.

     Я поехал к Деку, прежде чем вернуться домой. Он сидел на крыльце в пижаме, курил последнюю на этот день трубку.

     - Удивительный вечер, - заметил он.

     - Да.

     - Эта молодая дама показала характер. Силы воли ей не занимать.

     - Это точно.

     - Вы постараетесь, чтобы теперь у нее все было хорошо?

     - Обязательно.

     Он кивнул.

     - Она этого заслуживает, после того, что случилось. И пока вы все делали правильно. - Он посмотрел на мой "шеви". - Сегодня вы, наверное, можете поехать к ней на автомобиле и припарковаться перед ее домом. Думаю, после этого вечера никто в городе и бровью не поведет.

     Возможно, он был прав, но я решил, что береженого Бог бережет, и пошел к Сейди пешком, как и прежде. Мне требовалось время, чтобы привести в норму собственные эмоции. Я все еще видел ее на сцене, залитую светом прожекторов. Красное платье. Изящный изгиб шеи. Гладкая щека... и обезображенная шрамом.

     Добравшись до аллеи Ульев и войдя в дом, я увидел, что мой диван по-прежнему сложен. В недоумении смотрел на него, пытаясь понять, что все это значит. Потом Сейди позвала меня - настоящим именем - из спальни. Очень тихо.

     Лампа горела, отбрасывая мягкий свет на одну половину ее лица. Ее глаза, блестящие и серьезные, не отрывались от меня.

     - Я думаю, твое место здесь. Я хочу, чтобы ты спал здесь. Согласен?

     Я скинул с себя одежду и улегся рядом. Ее рука скользнула под простыню, нашла меня, начала ласкать.

     - Ты голоден? У меня есть торт, если ты хочешь.

     - Ох, Сейди, умираю от голода.

     - Тогда выключи свет.

     Та ночь в постели Сейди стала лучшей в моей жизни - и не потому, что забила последний гвоздь в гроб Джона Клейтона. Она вновь открыла дверь в наше общее будущее.

     Когда мы закончили заниматься любовью, я впервые за многие месяцы провалился в глубокий сон. Проснулся в восемь утра, когда солнце уже встало, на кухне "Ангелы" пели по радио "Мой бойфренд вернулся", и до меня долетал запах жарящегося бекона. Скоро Сейди позовет меня к столу, но пока не позвала. Еще не позвала.

     Я закинул руки за голову и уставился в потолок, удивляясь тому, как глупо - фактически безрассудно - вел себя после того, как позволил Ли Освальду уехать на автобусе в Новый Орлеан, не попытавшись остановить его. Мне хотелось узнать, принял ли Джордж де Мореншильдт непосредственное участие в неудачном покушении на жизнь Эдвина Уокера или ограничился только подзуживанием. Что ж, имелся достаточно простой способ это выяснить.

     Де Мореншильдт знал ответ, и я мог у него спросить.

     Сейди ела лучше, чем за все время, прошедшее с того дня, когда Клейтон вломился в ее дом, да и я не мог пожаловаться на отсутствие аппетита. На пару мы уговорили полдесятка яиц, не говоря уже о гренках и беконе. Когда грязные тарелки перекочевали в раковину, а она курила и пила вторую чашку кофе, я сказал, что хочу кое-что у нее спросить.

     - Если насчет второго шоу, не думаю, что смогу пройти через это дважды.

     - Нет, речь о другом. Но раз уж ты заговорила об этом, что именно сказала тебе Элли?

     - Что я должна перестать жалеть себя и присоединиться к команде.

     - Круто.

     Сейди погладила волосы, прижимая их к обезображенной щеке - механически.

     - Миз Элли не отличается тактом и деликатностью. Она шокировала меня, влетев сюда и заявив, что пора перестать валять дурака. Это точно. И она была права. - Сейди перестала разглаживать волосы и резко отбросила их назад. - Так я буду выглядеть отныне и до скончания веков, с некоторыми улучшениями, поэтому мне пора к этому привыкать. Сейди предстоит выяснить, верна ли давняя поговорка о том, что с лица воды не пить.

     - Об этом я как раз и хотел с тобой поговорить.

     - Давай. - Она выпустила дым через ноздри.

     - Допустим, я увезу тебя в такое место, где врачи смогут устранить повреждения на твоем лице... не полностью, но гораздо лучше, чем это могут сделать Эллертон и его команда. Ты поедешь со мной? Зная, что мы больше никогда не сможем вернуться сюда?

     Она нахмурилась.

     - Гипотетически?

     - Если честно, то нет.

     Она нарочито медленно затушила сигарету, обдумывая мои слова.

     - Как миз Мими поехала в Мексику в надежде на экспериментальные методы лечения? Потому что я не думаю...

     - Я говорю об Америке, милая.

     - Что ж, если это Америка, я не понимаю. Почему мы не сможем...

     - Второй момент. Мне, возможно, придется уехать. С тобой или без тебя.

     - И ты уже никогда не вернешься? - На ее лице отразилась тревога.

     - Никогда. Ни один из нас не сможет вернуться, по причинам, которые сложно объяснить. Полагаю, ты решишь, что я свихнулся.

     - Я знаю, что ты в своем уме. - Тревога осталась, но эту фразу она произнесла без малейшей запинки.

     - Возможно, мне придется сделать нечто такое, что правоохранительные органы сочтут очень плохим. На самом деле ничего плохого в этом нет, но мне никто не поверит.

     - Это... Джейк, это как-то связано с тем, что ты говорил мне об Эдлае Стивенсоне? О его словах, что он готов ждать, пока не замерзнет ад?

     - В каком-то смысле. Но есть одна загвоздка. Если я смогу сделать то, что должен, и меня не поймают - а я думаю, что смогу, - для тебя это ничего не изменит. Твое лицо все равно останется в шрамах, в большей или в меньшей степени. Но там, куда я могу взять тебя, медицина позволяет делать то, о чем Эллертон может только мечтать.

     - Но мы никогда не сможем вернуться. - Она говорила не со мной, пыталась уяснить это для себя.

     - Не сможем. - Помимо всего прочего, если бы мы вернулись в 9 сентября 1958 года, там бы уже существовала Сейди Данхилл. И мне не хотелось думать о том, что бы из этого вышло.

     Сейди поднялась, отошла к окну, долго стояла спиной ко мне. Я ждал.

     - Джейк?

     - Да, милая?

     - Ты можешь предсказывать будущее? Можешь, да?

     Я молчал.

     - Потому что ты пришел из будущего? - испуганным голосом спросила она.

     Я молчал.

     Она повернулась ко мне, очень бледная.

     - Джейк, пришел?

     - Да. - С моей груди свалилась семидесятифунтовая гиря. И одновременно я испугался. За нас обоих, но прежде всего за нее.

     - Насколько... издалека?

     - Дорогая, ты уверена?..

     - Да. Издалека?

     - Почти сорок восемь лет.

     - Я... умерла?

     - Не знаю. Не хочу знать. Я живу здесь. И с тобой.

     Она задумалась. Кожа вокруг красных шрамов стала почти белой, и мне хотелось подойти к ней, но я боялся пошевелиться. Вдруг она закричит и убежит от меня?

     - Почему ты пришел?

     - Чтобы не дать одному человеку кое-что сделать. Я убью его, если придется. Если буду совершенно уверен, что он заслуживает смерти. Пока я этого сделать не смог.

     - И о чем ты говоришь?

     - Через четыре месяца, в этом я как раз уверен, он убьет президента. Убьет Джона Кенне...

     Я увидел, как колени Сейди начали подгибаться, но ей удалось оставаться на ногах достаточно долго, чтобы я успел ее подхватить.

     Я отнес ее в спальню и уложил на кровать, потом сходил в ванную, чтобы смочить полотенце холодной водой. Когда вернулся, она уже открыла глаза. Посмотрела на меня, и выражение ее лица я расшифровать не смог.

     - Не следовало тебе говорить.

     - Возможно, - ответила она, но не отпрянула, когда я сел рядом на кровать, и удовлетворенно вздохнула, едва я начал протирать ей лицо влажным полотенцем, обходя шрамы, где прикосновение вызывало только болевые ощущения. По окончании процедуры Сейди очень серьезно взглянула на меня.

     - Скажи мне, что еще должно случиться? Я думаю, ты обязан это сделать, если хочешь, чтобы я тебе поверила. Что-что вроде Эдлая Стивенсона и замерзающего ада.

     - Не могу. У меня диплом по английскому языку и литературе, а не по американской истории. В старшей школе я изучал историю Мэна - это обязательный курс, - но ничего не знаю о Техасе. Я не... - Но я осознал, что кое-что как раз знаю. Вспомнил последний пункт в разделе ставок из записей Эла Темплтона, потому что не раз и не два прочел его. На случай если тебе понадобится последнее денежное вливание, написал он.

     - Джейк?

     - Я знаю, кто победит в боксерском поединке в Мэдисон-сквер-гарден в следующем месяце. Его зовут Том Кейс, и он нокаутирует Дика Тайгера в пятом раунде. Если этого не случится, ты будешь вправе вызывать парней в белых халатах. Но пока пусть это останется между нами, хорошо? Слишком многое поставлено на карту.

     - Да, хорошо.

     В глубине души я ожидал, что после второго представления Дек или миз Элли подойдет ко мне и, глядя в глаза, заявит, что ему или ей позвонила Сейди, чтобы сказать, что я рехнулся. Но этого не случилось, а когда я вернулся в дом Сейди, на столе лежала записка: Разбуди меня, если хочешь полуночную закуску.

     Я вернулся раньше полуночи - немного, - и она не спала. Следующие сорок минут понравились нам обоим. Потом, в темноте, она спросила:

     - Я ведь не должна решать прямо сейчас?

     - Нет.

     - И нам не нужно говорить об этом прямо сейчас?

     - Нет.

     - Может, после поединка. Того, о котором ты мне сказал.

     - Может.

     - Я верю тебе, Джейк. Не знаю, безумие это или нет, но верю. И я люблю тебя.

     - Я тоже люблю тебя.

     Ее глаза блестели в темноте - и миндалевидный, прекрасный, и тот, на который падало веко.

     - Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, и не хочу, чтобы ты кому-то причинил вред, без крайней на то необходимости. И никогда - по ошибке. Никогда. Ты мне обещаешь?

     - Да. - Такое обещание далось мне легко. По этой причине Ли Освальд еще топтал землю.

     - Ты будешь осторожен?

     - Да. Я буду очень...

     Она закрыла мне рот поцелуем.

     - Потому что, откуда бы ты ни пришел, без тебя будущего мне нет. А теперь давай спать.

     Я думал, что разговор продолжится утром. Понятия не имел, что - в смысле, как много - скажу, когда он продолжится, но в итоге говорить ничего не пришлось, потому что она не спросила. Вместо этого поинтересовалась, какую сумму принесло шоу "Милостыня Сейди Данхилл". Когда я ответил, что больше трех тысяч долларов, учитывая содержимое ящика для пожертвований в вестибюле, она откинула голову назад и радостно, от души рассмеялась. Три штуки не покрывали всех расходов, но услышать такой ее смех... это стоило миллиона... А еще она не сказала: Зачем вообще дергаться, если в будущем мне все поправят? Потому что я сомневался, действительно ли она хочет отправиться в будущее, пусть она мне и поверила, и не знал наверняка, хочу ли я взять ее с собой.

     Я хотел быть с ней, это так. Всю отпущенную мне жизнь. Но может, нам стоило остаться в шестьдесят третьем... прожить вместе последующие годы. Очень может быть, что стоило. Я видел, как она теряется в 2011-м, глядя на каждую пару брюк с низкой талией и компьютерный экран с восхищением и тревогой. Я бы никогда не ударил ее, никогда бы не накричал, но она могла стать моей Мариной Прусаковой, живущей в странном месте и навеки изгнанной с родной земли.

     В Джоди только один человек знал, каким образом я могу использовать для своих нужд последнюю запись Эла о спортивных состязаниях. Я говорю о Фредди Куинлэне, риелторе. У него раз в неделю играли в покер по четвертаку, и я несколько раз принял участие в игре. Он не упускал случая похвастаться удачными ставками в двух соревнованиях: профессиональном футбольном чемпионате и первенстве штата Техас по баскетболу. Куинлэн согласился встретиться со мной в своей конторе, но только потому, что для игры в гольф было слишком жарко.

     - О чем пойдет речь, Джордж? О ставке на некую сумму или об аренде дома?

     - Я думаю о ставке в пятьсот долларов.

     Он присвистнул, откинулся на спинку стула и сложил руки на маленьком, аккуратном животе. Часы показывали только девять утра, но кондиционер уже работал на полную мощность. Пачки риелторских буклетов подрагивали под холодным потоком.

     - Это большие деньги. Скажете, на что?

     Поскольку он оказывал мне услугу - по крайней мере я на это надеялся, - я сказал. Его брови так высоко взлетели вверх, что едва не коснулись волос.

     - Ничего себе! А почему вам сразу не спустить их в унитаз?

     - У меня есть предчувствие, ничего больше.

     - Джордж, послушайте своего папочку. Поединок Кейс - Тайгер не спортивное событие, а пробный шар этой новинки, платного кабельного телевидения. На разогреве могут быть хорошие бои, но главный поединок - анекдот. Тайгер получит указание возить бедного старика семь или восемь раундов, а потом отправить на покой. Если только...

     Тут он наклонился вперед. Ножки стула противно скрипнули по полу.

     - Может, вы что-то знаете. - Он вновь откинулся на спинку, поджал губы. - Но откуда? Вы же живете в Джоди. Однако если б знали, то ввели бы друга в курс дела, верно?

     - Я ничего не знаю, - солгал я ему в глаза (и с удовольствием). - Это предчувствие, ничего больше, но в последний раз, когда оно у меня возникло, я поставил на "Пиратов" против "Янкиз" в Мировых сериях и выиграл крупную сумму.

     - Очень мило, но вы знаете старую поговорку: и остановившиеся часы дважды в день показывают правильное время.

     - Так вы поможете мне или нет, Фредди?

     Он одарил меня красноречивой улыбкой: очень скоро дурак расстанется со своими деньгами.

     - В Далласе есть один парень, который с удовольствием примет такую ставку. Его зовут Акива Рот. Работает в "Честном платеже" на Гринвилл-авеню. Принял это дело от отца пять или шесть лет тому назад. - Он понизил голос: - Говорят, связан с мафией. - И еще тише: - С Карлосом Марчелло.

     Именно этого я и боялся, потому что к Карлосу Марчелло тянулась ниточка и от Эдуардо Гутиерреса. Я вновь подумал о "Линкольне" с флоридскими номерами, припаркованном напротив "Честного платежа".

     - Не уверен, что мне хочется, чтобы кто-нибудь увидел меня в таком месте. Я, возможно, снова начну учить детей, а по крайней мере два члена школьного совета уже косо на меня смотрят.

     - Тогда попробуйте обратиться к Фрэнку Фрати в Форт-Уорте. У него там ломбард. - Ножки стула вновь скрипнули, потому что он наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть мое лицо. - Что я такого сказал? Вас просто перекосило.

     - Гм-м. Видите ли, я знал одного Фрати. И он тоже владел ломбардом и принимал ставки.

     - Возможно, они из одного клана ростовщиков и менял из Румынии. В любом случае он может взять ваши пять сотен, особенно на такую проигрышную ставку. Но вы не получите коэффициента, которого заслуживаете. Разумеется, вы не получите его и у Рота, но он предложит вам больше, чем Фрэнк Фрати.

     - Зато Фрэнк не связан с мафией, так?

     - Думаю, нет, но кто знает? Букмекеры, даже если это не их основная профессия, не могут похвастаться кристально честными деловыми партнерами.

     - Вероятно, я последую вашему совету и оставлю деньги при себе.

     На лице Куинлэна отразился ужас.

     - Нет, нет, нет, не делайте этого. Поставьте на выигрыш "Чикагских медведей" в Национальной футбольной лиге. На этом вы прилично заработаете. Я это практически гарантирую.

     Двадцать второго июля я сказал Сейди, что у меня дела в Далласе и я попрошу Дека приглядывать за ней. Она ответила, что в этом нет никакой необходимости и она прекрасно справится сама. Она действительно приходила в норму, становясь прежней Сейди. Мало-помалу, но приходила.

     Она не спросила о моих делах.

     Сначала я заехал в "Первый зерновой", открыл банковскую ячейку и вновь просмотрел записи Эла, чтобы убедиться, что память меня не подвела. Да, Том Кейс победил неожиданно для всех, нокаутировав Дика Тайгера в пятом раунде. Эл, должно быть, почерпнул эту информацию из Интернета, потому что покинул Даллас - и великолепные шестидесятые - задолго до поединка.

     - Могу ли я помочь вам чем-нибудь еще, мистер Амберсон? - спросил мой банкир, провожая меня до двери.

     Что ж, ты можешь помолиться за то, что мой давний дружище Эл Темплтон не купился на интернетовскую лажу.

     - Возможно. Вы не подскажете, где найти театральный магазин? Я должен изображать фокусника на дне рождения племянника.

     Секретарь мистера Линка, быстренько пролистав "Желтые страницы", назвала мне адрес на Янг-стрит. Там я купил все необходимое. Оставил покупки в квартире на Западной Нили-стрит: раз уж я платил за аренду, следовало хоть как-то ее использовать. Оставил там и револьвер - положил на верхнюю полку стенного шкафа. "Жучок", который я вынул из настольной лампы в квартире второго этажа, отправился в бардачок моего "шеви", вместе с миниатюрным японским магнитофоном. Я намеревался выкинуть их на обратном пути в Джоди. Больше они мне не понадобятся. Новые жильцы в квартире наверху еще не появились, и от тишины в доме по коже бежали мурашки.

     Прежде чем уехать с Нили-стрит, я зашел в огороженный двор, где тремя месяцами раньше Марина сфотографировала Ли с его винтовкой. Увидел там только твердую, выжженную солнцем землю да несколько сорняков, которые никак не хотели засыхать. Потом, когда уже собрался уходить, краем глаза заметил что-то красное под наружной лестницей. Детскую погремушку. Я поднял ее и положил в бардачок "шеви", рядом с "жучком", но в отличие от "жучка" погремушку оставил. Не знаю почему.

     Следующей моей остановкой был просторный дом-ранчо на Симпсон-Стюарт-роуд, где жили Джордж де Мореншильдт и его жена Джин. Увидев дом, я сразу понял, что он не подходит для встречи, какой я ее планировал. Во-первых, я не знал, когда Джин будет дома, а этот разговор могли вести только двое. Во-вторых, дом не показался мне достаточно изолированным. Рядом располагался колледж Пола Куинна, в котором учились черные, и там могли проводиться летние занятия. Конечно, дети на улице не толпились, но людей хватало. Кто шел по тротуару, кто катался на велосипеде. Меня это не устраивало. Наша дискуссия могла пойти на повышенных тонах. Да и вообще не быть дискуссией в том смысле, который вкладывал в это слово толковый словарь Мерриама-Уэбстера.

     Мой взгляд зацепился за большой плакат. Он стоял на широкой лужайке перед домом де Мореншильдтов, где из разбрызгивателей летели струйки воды, а в воздухе зависали крохотные карманные радуги. В 1963-м никого никуда не избирали, но в самом начале апреля, примерно в то время, когда кто-то стрелял в генерала Эдвина Уокера, член палаты представителей от Пятого района умер от инфаркта. И выборы нового представителя назначили на шестое августа.

     На предвыборном плакате я прочитал:

ДЖЕНКИНСА - В ПАЛАТУ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ ОТ 5-ГО РАЙОНА! РОБЕРТ "РОББИ" ДЖЕНКИНС, ДАЛЛАССКИЙ БЕЛЫЙ РЫЦАРЬ!

     Согласно газетам, Дженкинс проходил в палату на все сто процентов: реакционер, стоявший плечом к плечу с Уокером и духовным советником Уокера, Билли Джеймсом Харгисом. Робби Дженкинс выступал за права штатов, сегрегированные, но равные школы и восстановление блокады Кубы, установленной во время ракетного кризиса. Той самой Кубы, которую де Мореншильдт назвал "прекрасным островом". Плакат целиком и полностью соответствовал моему уже сформировавшемуся мнению о де Мореншильдте. Дилетант, не имеющий никаких политических пристрастий. Он поддерживал любого, кто забавлял его и давал ему деньги. Ли Освальд ко вторым не относился - церковная мышь в сравнении с ним выглядела состоятельной дамой, - но его лишенная чувства юмора преданность идеям социализма в сочетании с непомерным личным честолюбием безмерно веселили де Мореншильдта.

     В одном я не сомневался: бедняцкие ноги Ли никогда не ступали ни на аккуратно подстриженную траву лужайки, ни на ковры этого дома. Здесь де Мореншильдт вел другую жизнь... или одну из них. Я чувствовал, что этих жизней у него несколько и все они разделены водонепроницаемыми перегородками. Но мои рассуждения не давали ответа на главный вопрос: вынудила ли его скука сопроводить Ли, когда тот отправился убивать фашиста Эдвина Уокера? Я не знал де Мореншильдта достаточно хорошо, чтобы высказать аргументированное предположение.

     Но намеревался получить ответ. Твердо решил, что получу.

     В окне ломбарда Фрэнка Фрати висело объявление: "ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ГИТАРНЫЙ ЦЕНТР". Действительно, гитар хватало: акустических, электрических, двенадцатиструнных, одна с двойным грифом, как в клипе "Мотли Крю". Разумеется, имелись в ломбарде и другие свидетельства неудавшейся жизни: кольца, броши, ожерелья, радиоприемники, мелкая бытовая техника. Меня встретила женщина, правда, не толстая, а худая и в брюках и полосатой блузке вместо пурпурного платья и мокасин, но ее каменное лицо ничем не отличалось от лица дамы из Дерри, и с моих губ слетели те же слова. После чего наш разговор, можно сказать, повторился.

     - Я хотел бы обсудить с мистером Фрати достаточно крупное деловое предложение, связанное со спортом.

     - Да? Так называется ставка, когда она лежит дома, задрав ноги?

     - Вы коп?

     - Да, я Карри, начальник далласской полиции. Разве не видно по очкам и тяжелой челюсти?

     - Я не вижу ни очков, ни тяжелой челюсти, мэм.

     - Потому что я маскируюсь. И на что вы хотите поставить в середине лета, приятель? Ставить-то не на что.

     - Кейс - Тайгер.

     - На кого?

     - На Кейса.

     Она закатила глаза, потом оглянулась и крикнула:

     - Иди сюда, папа, к тебе человек.

     Родство Чеза и весьма пожилого Фрэнка сомнений не вызывало: просматривались какие-то семейные черты. Если бы я упомянул, что однажды сделал ставку у некоего мистера Фрати в городе Дерри, штат Мэн, мы бы - я в этом уверен - мило поболтали о том, как тесен мир.

     Вместо этого я сразу перешел к делу.

     - Могу я поставить пятьсот долларов на победу Тома Кейса в поединке с Диком Тайгером в Мэдисон-сквер-гарден?

     - Да, конечно, - ответил Фрати. - Еще вы можете сунуть раскаленную кочергу сами знаете куда, но зачем вам это нужно?

     Его дочь радостно рассмеялась.

     - И какой я получу коэффициент?

     Он посмотрел на дочь. Она подняла руки. С двумя оттопыренными пальцами на левой и одним на правой.

     - Два к одному? Это нелепо.

     - Это нелепая жизнь, друг мой. Пойдите и посмотрите пьесу Ионеску, если вы мне не верите. Я рекомендую "Жертвы долга".

     Что ж, он хотя бы не стал называть меня "братком", как его браток из Дерри.

     - Давайте это обсудим, мистер Фрати.

     Он взял акустическую гитару "Эпифон-Хаммингберд" и начал настраивать. Получалось очень ловко.

     - Подкиньте мне материал для обсуждения или поезжайте в Даллас. Там есть место, оно называется...

     - Я знаю это место в Далласе, но предпочитаю Форт-Уорт. Раньше я здесь жил.

     - Сам факт вашего переезда показывает, что вы не лишены здравого смысла. Чего не могу сказать о вашем желании поставить на Тома Кейса.

     - Как насчет того, что Кейс победит нокаутом в первых семи раундах? Что я за это получу?

     Он посмотрел на дочь. На этот раз она оттопырила три пальца на левой руке.

     - А если Кейс победит нокаутом в первых пяти?

     Она обдумала вопрос, добавила к трем пальцам четвертый. Я решил, что на этом можно и остановиться. Записал свое имя в гроссбухе, показал водительское удостоверение, закрыв большим пальцем адрес в Джоди, как проделал это почти три года тому назад в "Честном платеже", когда ставил на "Янкиз". Потом отдал деньги, составлявшие примерно четверть всей имеющейся у меня наличности, сунул расписку в бумажник. Двух тысяч вполне хватало для того, чтобы оплатить как расходы Сейди, так и мои до окончания миссии. Кроме того, мне не хотелось очень уж обдирать этого Фрати, как не хотелось обдирать Чеза, хотя тот и заложил меня Биллу Теркотту.

     - Я вернусь на следующий день после танцев, - предупредил я. - Приготовьте мои деньги.

     Дочь рассмеялась и закурила.

     - Разве не это сказала хористка архиепископу?

     - Вас, часом, зовут не Марджори? - полюбопытствовал я.

     Она застыла, держа сигарету перед собой, а дымок тонкой струйкой выходил между губ.

     - Откуда вы знаете? - Она увидела выражение моего лица и рассмеялась. - Если на то пошло, я Ванда, приятель. Надеюсь, со ставкой у вас получится лучше, чем с угадыванием имен.

     Шагая к своему автомобилю, я тоже на это надеялся.

Продолжение следует...