- Я послал человека на Джильдское Поле разведать обстановку. К тому времени, когда он вернулся и сказал, что там ничего нет, я получил уже сообщение об армии, которая движется на север в сторону Фулкхеста.
     - Так вы знали про армию, которая прячется в ваших лесах? - воскликнула Ровена. - Вы позволите мне пытаться убеждать вас так и эдак, предупреждая об опасности, в то время как вы...
     - Что ты имеешь в виду? - спросил Уоррик. - Разве я не выслушал тебя от слова до слова?
     - Вы смеялись, слушая меня, - негодующе произнесла она.
     - Не над всем.
     Она замолчала. Он опять спрашивал имя ее брата. Потом он пытался выяснить, где расположены ее земли, думая, возможно, что Гильберт где-то там. Он совсем рассердился, когда она не ответила ему на эти расспросы, и Ровена могла только догадываться, насколько же он зол на Гильберта.
     Они еще не покидали комнаты нынешним утром, хотя Уоррик поднялся еще несколько часов назад. Войско Гилберта или то, что от него осталось, не осадило замок ночью и не похоже было, что собирается это сделать теперь. Однако Ровена спросила его, почему он вернулся прежде времени в Фулкхест. Об этом он теперь и рассказывал ей - когда она его не прерывала.
     Он подождал немного, увидел, что она молчит, и продолжил:
     - Поскольку мы не обнаружили эту армию после первого похода, я счел более благоразумным вернуться домой. Это было то, что я мог ожидать от д'Эмбрея, выманить меня из Фулкхеста и атаковать его в мое отсутствие. Вместо этого здесь оказался твой брат, который решил воспользоваться тем, что меня нет. Интересно, возможно, д'Эмбрей натолкнулся на армию твоего брата и подумал, что это моя. Если так, то он наверное был в бешенстве, решив, что я разгадал его план.
     А Уоррик был бы в крайнем бешенстве, если бы узнал, что ее брат и д'Эмбрей - одно и то же лицо.
     Он мог бы догадаться сейчас об этом, Ровену удивляло, как он не додумался, ведь только одна армия была обнаружена в лесах. Но чтобы прийти к верному заключению, ему пришлось бы признать, что это злейший враг схватил его и приковал в Киркбурге, и было похоже, что он готов принять любую другую версию, даже безумно малоправдоподобную, лишь бы не вспоминать этого неприятного момента своей жизни.
     Она слишком долго не признавалась ему. Сразу же, когда он сказал, что не убьет ее, надо было сказать ему правду. Теперь, если он узнает, то решит, что она молчала, потому что находилась в сговоре с Гилбертом и соблазняла его, чтобы выведать его планы.
     В конце концов, как он может поверить в то, что она ненавидит своего сводного брата, когда по ситуации кажется, что она действовала вместе с ним против Уоррика?
     Если она скажет правду, то не только вызовет его гнев, и он, скорее всего, опять начнет мстить. Она не перенесет такого теперь, когда она испытывает такие сильные чувства к этому человеку.
     Она знала, глупость - позволить себе эти чувства. Милдред предупреждала ее о такой возможности. Она посмеялась тогда, но сейчас не видела, как могла бы этого избежать, поскольку все происходило незаметно для нее самой. Причина, наверное, в проклятом желании, которое так переполняло ее, что она не могла его контролировать. И трудно ненавидеть человека, который доставлял ей столько удовольствия в постели. Еще труднее плохо относиться к тому, кто проявил такую мягкость к ней.
     Она закончила расчесывать свои волосы и стала заплетать их в косу. Она опять одела свой желтый корсет. Это не вызвало никаких замечаний ни вчера, ни пока еще сегодня.
     Она повернулась к нему спросить:
     - Вы не думаете, что д'Эмбрей попытается еще что-нибудь сделать?
     Уоррик откинулся на спину на кровати, где он сидел и наблюдал за ней.
     - Я не собираюсь давать ему такую возможность. Я буду у его замка через два дня.
     Пальцы Ровены, заплетавшей косы, замерли, ком подступил к горлу.
     - Возле которого? У него их несколько.
     - Да, и некоторые под его контролем, на которые он не имеет права. Но его главная крепость, замок Эмбрей, я возьму. Надеюсь, к тому времени он будет там.
     Если Гилберта не будет, то мать Ровены, там наверняка. Леди Анна, может быть, наконец освободится из-под власти Гилберта - или нет, если Гилберт не захочет сдаваться, и бой перейдет на территорию замка, тогда она может быть убита.
     - Вы и ваши люди - убиваете всех, когда берете замок? - нерешительно спросила она.
     - Разве кто-нибудь был убит в Киркбурге?
     - Киркбург не защищался, - напомнила она ему. - Эмбрей будет.
     - Мужчины всегда гибнут в сражениях, Ровена, но население я не трогаю. - Затем он сел. - Почему ты спрашиваешь? Может быть, ты мне объяснишь, почему беспокоишься о людях, которых даже не знаешь...
     - Не надо меня запугивать так прямо с утра. Я просто подумала о женщинах и детях. Есть ли семья у этого лорда, жена, мать?
     - Никого, поскольку его отец умер... нет, действительно, есть вдова с дочерью, но они ему не родные.
     - И все же, я слышала, ты убиваешь всю семью, когда идешь на врага.
     Он усмехнулся:
     - Про меня говорят множество всяких вещей. Едва ли половина из этого правда.
     Он не ответил ей прямо то, чего она так хотела услышать, и она спросила:
     - Значит, ты не убьешь этих женщин, хотя они имеют отношение к лорду Эмбрею?
     Он наконец рассердился.
     - Если бы я был способен убивать женщин, Ровена, ты бы не задавала сейчас такие глупые вопросы.
     Она отвернулась от него, но он успел заметить, как ее задели его слова. Он подошел к ней сзади и притянул к себе.
     - Я не хотел, чтобы это так прозвучало, просто прояснил суть дела, - сказал он. - Ты думаешь, мне приятно слышать эти твои вопросы, по которым ясно, каким дурным ты меня считаешь? Я думал, ты уже не считаешь меня страшным.
     - Н-нет.
     - Почему?
     Она повернулась и посмотрела на него вверх, но внезапно покраснела, смутилась и опустила глаза. Тихим, дрожащим голосом она сказала:
     - Потому что вы не обижаете женщин, даже если у вас есть причины для этого. Извините меня, Уоррик. Я не должна была позволять себе заходить так далеко, но... мне не нравится, что вы уходите на войну.
     - Я рыцарь...
     - Я знаю, и рыцари - всегда в боях и сражениях. Женщинам не нравится это. Вы... вы надолго уезжаете? Он обнял ее крепче.
     - Да, возможно, на несколько месяцев. Тебе будет не хватать меня?
     - Когда с меня спадет половина моих обязанностей? Он шлепнул ее по заду.
     - Это не правильный ответ твоему господину.
     - Это ответ тому человеку, который причисляет меня к вилланам. У меня есть другой ответ для мужчины, который меня любит. О нем я буду тосковать, и молиться за него, и считать дни, пока он вернется живым...
     Он стиснул ее руками. Его губы желали ее. Он был возбужден, и она поняла, что ему, должно быть, понравился ее ответ. Она только хотела бы, чтобы это не было правдой.

     Уоррик оторвался от своей холодной трапезы, когда открылся полог палатки. На губах его появилась улыбка, когда он увидел, кто это.
     - Проклятье, что ты здесь делаешь, Шелдон? И не говори мне, что просто проезжал мимо.
     - Я сопровождал дополнительный груз из Фулкхеста. Ты можешь рассчитывать на кусок свежей свинины вместо той дряни, которую ешь сейчас. Там по крайней мере дюжина жирных поросят.
     - Мы здесь не в таком уж плохом положении, - ответил Уоррик. - Когда мы прибыли, в деревне созревал хороший урожай, и я предупредил, чтобы ничего из урожая не отвозили в замок, но позволил всем крестьянам привозить на продажу продукты сюда.
     Шелдон рассмеялся.
     - Обычно осаждающие не столь удачливы. Уоррик пожал плечами.
     - На первый взгляд, мне повезло. Но все равно, оказалось, что замок очень хорошо обеспечен. Уже месяц длится осада, а они пока не ограничивают себя в еде, насколько мне известно.
     - Ладно, я привез немного требухи для тебя.
     - Черт возьми!
     - Еще небольшую горку камней для стрельбы. Я видел, ты привез из Туреса баллисту. Ну, а я привез тебе валуны. Уоррик довольно рассмеялся.
     - Это будет оценено, потому что большая часть моих попала в этот проклятый ров. А теперь скажи мне, что ты здесь делаешь, ведь это не твоя война.
     Шелдон в свою очередь пожал плечами.
     - С того времени, как собрали урожай, я схожу с ума от безделья. Ты превратил наши окрестности в столь законопослушные, что ничего интересного у нас не случается. А после смерти Элеоноры нет жены, которая могла бы удержать меня дома. Вот мне и остается либо объезд границ, либо ехать ко двору - который я терпеть не могу, - либо предложить тебе свою компанию недельки на две.
     - Я тебя очень рад приветствовать, хотя у нас ты будешь скучать не меньше чем дома.
     - Ну, в твоей компании мне никогда не скучно, Уоррик. Но ты подразумеваешь, что будешь просто продолжать осаду?
     - Это не в моих привычках - просто осаждать, мы задаем им жару.
     - Сколько башен вы используете?
     - Три мы сожгли и обломками заложили ров. Я строю еще две.
     - Это должно деморализовать осажденных, видеть, что к вам пришли подкрепления. Но ты поймал этого волка или он удрал?
     - На прошлой неделе он еще посылал к черту наших герольдов, но сам не показывался на стенах, чтобы не осчастливить моих лучников. Правда, здесь у нас был пожар на первой неделе. Не знаю, то ли какой-то бравый иомен пробрался со стен замка к нам в лагерь и учинил его или это какие-то растяпы здесь в лагере, но в возникшей сумятице и неразберихе, я думаю, целое войско могло бы слезть со стен замка и бежать. Есть также и такая вероятность, что д'Эмбрея вообще здесь не было и его констебль отвечает от его имени. Я был бы огорчен, если так.
     - Да, но если так случится и сейчас, я разберу замок по камешку до основания.
     - Это было бы расточительством. Если тебе он не нужен, отдай его Малдуиту в качестве приданого за Беатрис. Пусть она теперь беспокоится и охраняет его от бежавшего хозяина - если ты его до того времени не настигнешь.
     Уоррик усмехнулся.
     - Тонкая месть по отношению к лорду Рейнарду за его попытку сосватать мне невесту против ее воли. Он и д'Эмбрей в чем-то стоят друг друга. - Но тебе не кажется, что лучше отдать его Эмме?
     Шелдон выглядел испуганным.
     - Боже правый, не надо быть столь милостивым к нам! Ферма или небольшая усадьба - будет очень мило для Ричарда. Он едва надел доспехи, и, я уверен, лорд Джон посвятил его в рыцари просто из жалости.
     Уоррик расхохотался, услышав такое. Ричард был учеником, это правда, но все трое сыновей Шелдона, не достигнув еще двадцати лет, под стать отцу во владении воинским искусством.
     - Лучше я пока посмотрю, смогу ли захватить Эмбрей, - продолжал Уоррик.
     - Ну, в этом можно не сомневаться, учитывая какое у тебя войско здесь. Я захватил с собой сто человек.
     - Это очень приятно.
     - Но они не нужны, - фыркнул Шелдон. - Где ты достал столько людей?
     - Безземельных рыцарей сейчас сколько угодно. Те, кто присоединяется ко мне, уже не занимаются беззаконием и не участвуют в политических махинациях двора. Мои воины честные и прямые, мои воины не топчутся в нерешительности, ожидая, пока высокие лорды утрясут свои дела. Поэтому те, кто предпочитает сражаться...
     - Но ведь это будет твоя последняя компания. Что ты будешь делать со своим войском во время мира? Уоррик пожал плечами.
     - По крайней мере половину я сохраню. У меня достаточно владений, чтобы прокормить их. Что касается остальных, я, возможно, предложу им службу у юного Генриха. Ходят слухи, что он вернется все же на трон.
     Шелдон довольно улыбнулся.
     - Значит, ты уже не придерживаешься нейтральной позиции в политических вопросах?
     - Я сражался за Стефана, только когда это подходило мне, и один раз даже выступил против его сторонника, который был мне враждебен. Однако я бы приветствовал короля, который вернет нам опять мир, чтобы в старости мне не пришлось самому заниматься этим. Я верю, что Генрих может это сделать.
     Шелдон был согласен с ним, и они заговорили о том, как обстоят дела в лагере Генриха. Шелдона посетил недавно Честер, чтобы прощупать его позицию. С Уорриком, когда он последний раз был в Лондоне, тоже беседовал один из сторонников Генриха. Похоже было, что дело идет опять к гражданской войне, и вассалы Генриха желали выяснить заранее, на кого они могут рассчитывать.
     Но это было дело будущего. Шелдон перешел к своим более неотложным заботам.
     - Я собирался привезти с собой Ричарда, но по пути мы заглянули в Фулкхест, и я уже не мог оторвать его от будущей невесты. Ты не поверишь, как она изменилась, Уоррик. Я почти был расположен уже сказать моему сыну, что вы переменили решение и решили выдать ее за меня, а не за него, но сомневаюсь, что он понял бы шутку.
     - Ну, а как ее манеры? - спросил Уоррик. - Заметно улучшение?
     - Твоя маленькая леди-вилланша сотворила чудеса за это короткое время. Она сшила Эмме новый гардероб и обучила ее всем тонкостям управления хозяйством замка. Точно, теперь никто не скажет, что Эмма росла в деревне. Она грациозна, разговаривает мягко и...
     - Довольно, Шелдон! Ричард может взять ее.
     - Ну, тогда я согласен принять ее как невестку, а не как невесту.
     Уоррик фыркнул.
     - Никакого сомнения. - Затем спросил беспечно:
     - И как учительница Эммы? Что поделывает?
     - А, право, ты же не видел ее несколько месяцев? Уоррику не надо напоминать об этом. Он жаждал попасть домой. Впервые с того времени, как он был мальчишкой, у него появилась причина, чтобы стремиться домой, и его раздражало, что он не мог отлучиться.
     - Как здесь дела с женщинами? - спросил Шелдон. - Есть какая-нибудь заслуживающая внимания?
     - Я не знаю, - прорычал Уоррик. - Ты не ответил на мой вопрос. С Ровеной все в порядке? Она достаточно ест? Эмма не утомляет ее?
     Шелдон рассмеялся.
     - Нет. Она придает красоту и грацию твоему дому. Эмма обожает ее. Твои слуги преданы ей. Мелисант предпочитает компанию Ровены любой другой леди. Да, даже твоя младшая дочь немного исправила свои манеры с тех пор, как уехала Беатрис. Похоже, ты можешь за это сказать спасибо своей маленькой Ровене.
     - Может быть, я должен был привезти ее сюда, - сухо сказал Уоррик. - Она бы мигом покорила для меня замок Эмбрей.
     - Я слишком превознес ее заслуги?
     - Сказка - и ни к чему. Я уже принял решение насчет новой жены.
     Шелдон на мгновение побледнел, а затем взорвался.
     - Ты не мог! Скажи, ты не мог! Черт побери, Уоррик, я мог бы поклясться, что ты испытывал нежность к леди Ровене. Значит, она не имеет владений? Значит, нет у нее семьи? И это имеет для тебя значение? Кто та, другая, леди? Что она может дать тебе такого важного, что ты рискуешь получить вторую Изабеллу?
     Уоррик пожал плечами.
     - Она говорит, у нее есть какие-то владения, но из-за какого-то глупого упрямства она не желает мне сказать где.
     - Она не желает? Ты говоришь... Уоррик усмехнулся.
     - Да, маленькая девица околдовала меня, как ты и думал. И поскольку она уже покорила мой замок, я вынужден сделать ее его хозяйкой на самом деле.

     Ровена рассмеялась, когда Эмма, сморщив нос, принюхалась к прогорклому жирному запаху кипящего варева.
     - Я действительно должна знать все обо всем? Даже о приготовлении свечей?
     - Тебе повезет, если у тебя будет кто-то умеющий это делать. Если нет, найми кого-нибудь или обучи кого-либо из слуг этому делу. А если твой мыловар знает только, как приготовить грубое мыло, а не более мягкое, как ты предпочитаешь, и ты не будешь его иметь только потому, что торговец просит за него слишком большую цену?
     Эмма покраснела, как это случалось с ней всегда, когда она задавала глупый вопрос.
     - Я надеюсь, Ричард оценит, что мне приходится делать ради него.
     - Он очень оценит, если хозяйство будет хорошо налажено. Он не будет заботиться об огне для кухни, о корове, которая потерялась, или о торговце, который пытался содрать с вас безумную цену за перец. Ричард должен видеть быстро приготовленные яйца и рыбу у него на столе, улыбку у тебя на лице и рассказывать, как он проводит свой день, который ни в чем не похож на твой. Потом он будет пить со своими друзьями и хвастаться им, что у него самая замечательная жена на белом свете. Она никогда не ноет, не надоедает ему вещами, которые ему не интересны, и очень редко залезает в его кошелек.
     Эмма смутилась.
     - Значит, жена в действительности должна быть этаким подобием святости?
     - Нет, конечно, - ответила Ровена, уводя ее подальше от невыносимого запаха кипящего жира. - Если бы я, по несчастью, все же была бы еще женой этого развратника Лионса, то могла бы покупать перец за бешеные деньги и пережаривать ему рыбу. Я просто даю тебе общие советы, моя милая, те, которые давала мне моя мать. Ты сама найдешь способ, как тебе обращаться с Ричардом, не бойся. Теперь пойдем и поищем Эдит. Мне нет надобности заниматься варением свечей, когда Эдит тебя может научить этому. И не спрашивай, почему нельзя просто объяснить все на словах. Слова быстро вылетают из головы, но если ты что-либо делаешь сама, это запоминается надолго.
     Ровена вернулась в зал к своему шитью, оставленному у камина. Она шила Уоррику тунику из светло-красной парчи, долгая работа, потому что тонкий шелк требовал кропотливого труда. В покоях Уоррика было бы светлее, но она не позволяла себе пользоваться его комнатой, как своей, хотя он разрешил ей это накануне отъезда, и она спала там каждую ночь.
     Ее сундук с вещами оказался в тот день в его комнате. Он не сказал ни слова по этому поводу, только заметил, что корсет из королевского пурпура с золотым шитьем очень красив. Что ее обязанности полностью изменились, она обнаружила только после его отъезда.
     Сначала Эмма сообщила ей о своей свадьбе, которая может состояться, только если она научит ее обязанностями жены лорда, и что у нее есть разрешение ее отца на то, чтобы Ровена обучала ее. Ровена чуть не упала, когда услышала ответ на свой вопрос о том, кто же отец Эммы. Она не могла прийти в себя на протяжении недели, сердясь на Уоррика за то, что он не предупредил ее. Но в ют же день Мэри Блуэ сказала ей, что если она согласится учить Эмму (на что она уже согласилась), то освобождается от всех остальных обязанностей.
     Помогать Эмме было удовольствием. Ровена привязалась к девушке и чувствовала, что ей будет не хватать ее, когда она выйдет замуж за Ричарда. Это должно было произойти, однако, не раньше, чем вернется Уоррик, а когда он вернется, не мог сказать никто.
     Были и другие изменения. Беатрис на следующий день после наказания послали жить со своей новой семьей, и, когда она уехала, все в замке вздохнули свободней. Со времени отъезда Уоррика ею младшая дочь стала меняться к лучшему, и Ровена подбадривала ее. Она обнаружила, что Мелисант вовсе не столь испорченная, как думала Милдред, скорее она была под дурным влиянием старшей сестры.
     Изменение в положении Ровены произвели впечатление на других, хотя она считала, что основное впечатление на них производит место, где она спит. Мэри теперь приходила к ней советоваться по поводу своих проблем, муж Мэри откладывал для нее самые лакомые кусочки из еды. Даже управляющий имением Уоррика приходил к ней советоваться, послать ли ему Джона Гиффорда в ближайший город за провиантом. Джон, если он не был в отъезде, присоединялся к ней и Милдред во время еды. Хотя Мелисант приглашала Ровену за господский стол с ней и леди Робертой - единственной, кто продолжал относиться к Ровене с презрением, - но она не могла позволить себе это. Уоррик облегчил ее участь перед отъездом, но он не сказал, что она уже не является служанкой. И раз она относится к вилланам, даже если и носит одежды леди, то не должна есть за господским столом.
     Хотя дни ее были заполнены занятиями с Эммой, все же оставалось время для дум об Уоррике. И она узнала, насколько сильные чувства у нее он вызывал, потому что разлука с ним оказалась очень болезненной.
     И теперь, когда его не было рядом, с его глазами, горящими желанием, она потеряла ту уверенность, которую испытывала в те последние дни, что провела с ним.
     Он желал ее, пока был здесь. Он пошел на уступки, которых она никак от него не ожидала. Но она все же оставалась ничем: его любовницей, его служанкой, его пленницей. Она не могла ожидать ничего сверх этого. Она даже боялась, что, когда он вернется, время притупит все, что было, и он увлечется кем-либо другим.
     - Мистрис, вам надо ехать со мной. Она подняла взгляд и увидела сэра Томаса, уставшего с дороги, стоящего прямо перед ней.
     - Уоррик вернулся?
     - Нет, мистрис, он все еще у замка Эмбрей.
     - И вы отвезете меня туда?
     - Со всей скоростью. Краска сбежала с ее лица.
     - Он ранен?
     - Нет, конечно.
     - Ладно, вы можете не говорить мне, что это глупый вопрос, но что еще я могла подумать, когда вы сказали, что нужно спешить.
     - Это приказ милорда, - объяснил он. - Но мы будем не так быстро ехать, как я, чтобы вы не устали. Я скакал всю ночь, но мне было приказано доставить вас туда в течение полутора суток. Если вам не понадобится много времени, чтобы взять одежду и все, что вам необходимо, то мы можем ехать обратно не очень спешно.
     Брови Ровены приподнялись от любопытства.
     - Вы не знаете, чем вызван этот приказ?
     - Нет, мистрис.
     Она внезапно издала тяжелый вздох, потому что ей пришла в голову одна причина.
     - Эмбрей взят?
     - Он еще в осаде, пока не взят.
     Тогда это приказание совершенно непонятно.

     Была еще одна причина, почему Ровена могла быть вызвана в такой спешке. Мысль об этом заставляла ее дрожать от страха всю дорогу. Уоррик мог увидеть Гилберта в крепости и узнать его. Она могла тогда ожидать самого чудовищного гнева со стороны де Чевила. Он мог опять возжаждать мести, может быть, даже решить использовать ее против Гилберта, пытать ее, связать на глазах у осажденных - нет, нет, он не смог бы сделать этого. Но она помнила, как он наказывал Беатрис. Она помнила его темницу. Она помнила, как была прикована к его кровати, - ладно, это не было та'., уж плохо, если вспомнить - но...
     Она настолько боялась, когда они достигли наконец лагеря, окружившего Эмбрей, что едва взглянула на притихший замок.
     Ее провели прямиком к палатке Уоррика, но его там не было. Это отнюдь не успокоило ее разыгравшиеся нервы. Она находилась в лагере. Она согласна пережить что угодно, но только не топиться в неизвестности.
     Но она не успела рассердиться, что ей приходится ждать, потому что меньше чем через минуту появился Уоррик.
     У нее даже не было времени узнать его настроение - он тут же заключил ее в объятия. И не было никакой возможности что-либо спросить, потому что его губы закрыли ей рот.
     Этот поцелуй казался бесконечным, она чувствовала, что он говорит о том, что Уоррик жаждет обладать ею. Ее тревога вернулась к ней не сразу после того, как он дал ей вздохнуть: она была слишком возбуждена. Но когда он уложил ее на матрас, отстегнул свой меч и уже наклонился к ней для следующего поцелуя, она уперлась ему в грудь руками и закричала:
     - Подождите. Что это значит, Уоррик? Почему вы приказали меня привезти?
     - Потому что я соскучился, - ответил он, наклоняясь опять к ее губам. - Потому что я чувствовал, что сойду с ума, если не увижу тебя.
     - И это все?
     - Разве этого недостаточно?
     Она чувствовала такое громадное облегчение, что поцеловала его с такой страстью, какую еще никогда себе не позволяла. Его руки прильнули к ее груди, сжимая ее, она обняла его за бедра, прижимаясь к нему. Им мешала одежда, но они никак не могли снять ее, потому что для этого надо прервать поцелуй.
     Когда он, наконец, все же оторвался от нее, чтобы сорвать с себя тунику, то делал это в такой спешке, что она рассмеялась.
     - Вы порвете больше одежды, чем я смогу починить.
     - Ты возражаешь?
     - Нет, вы можете порвать и мою, если хотите. - Она улыбнулась ему. - Но я смогу быстрее снять ее, если вы позволите мне встать.
     - Нет, мне нравится, когда ты лежишь. Ты не можешь себе представить, сколько раз я воображал себе, что ты лежишь здесь. Она погладила его руками по груди, затем приподнялась и лизнула языком его сосок.
     - Так же часто, как я представляла себе?
     - Ровена... не... - сказал он, задыхаясь и пытаясь положить ее опять на спину, но она прижалась к нему крепче и лизнула другой его сосок. - Перестань, или я немедленно могу оказаться уже внутри тебя.
     - Это хорошо, если это доставит вам удовольствие, Уоррик. Думаете, я не уверена в том, что вы позаботитесь обо мне после?
     Он охнул, сорвал свои одежды и ее и вошел в нее. И она была уверена, что он доставит ей то же удовольствие позднее.
     Уоррик не покидал своей палатки в этот день и всю следующую ночь. Наутро, когда Ровена проснулась, ей передали, что сэр Томас ждет ее, чтобы отвезти обратно в Фулкхест. Так сказал ей оруженосец Уоррика. Самого Уоррика и след простыл.
     Она была смущена, затем рассержена. Приезжать сюда только на один день? Она не понимала, почему не могла бы побыть здесь и подольше.
     Когда она оделась, то попросила, чтобы ее отвели к Уоррику. Бернард ждал ее у палатки, чтобы провести ее к сэру Томасу. Он покачал головой и нахмурился, пытаясь вспомнить, что ему наказывал Уоррик ответить на такое требование.
     - Он сказал, чтобы я передал вам, мистрис, что, если он увидит вас еще, то, похоже, оставит здесь. Но это неподходящее место для вас сейчас, поэтому вам надо уехать отсюда побыстрей.
     Ровена открыла рот, чтобы возразить, но тут же остановилась. Праведный Боже, как она могла забыть, где сейчас находится.
     Она повернулась взглянуть на замок и на башни укреплений. Ее мать наверняка в одной из них, так близко и так недосягаема - сейчас. Но скоро леди Анна будет освобождена из своего трехгодичного плена. Уоррик сделает это. Он не уйдет отсюда без победы.
     Некоторые внешние стены были повреждены баллистой, но не настолько, чтобы обрушиться или чтобы можно было пробить в них проход, достаточный для нападения.
     Но если ока рискнет здесь остаться, то она может увидеть свею мать, если замок будет взят? Она может отказаться ехать. Если она поговорит с Уорриком, то сможет убедить его позволить здесь остаться ей по крайней мере на некоторое время. Но разве ей удастся встретиться с матерью без Уоррика? Вряд ли, а леди Анна не будет пытаться скрыть, что знает Ровену.
     Так что, пожалуй, лучше, что ей надо уезжать, хотя это сводит ее с ума, так как она не может помочь матери бежать отсюда.
     Но скоро леди Анна будет освобождена, и Уоррик сможет отправить леди Анну в Фулкхест до окончания военных действий. Тогда у Ровены окажется хорошая возможность предупредить мать, чтобы она сделала вид, что не знает ее - хотя бы в присутствии Уоррика. И, наконец, они будут вместе.

     Уоррик в сотый раз казнил себя за то, что пошел на поводу своих желаний и вызвал к себе Ровену. Ему не стало лучше от того, что он повидался с ней. Это было наслаждение, такое наслаждение, такое наслаждение, черт возьми... но его положение теперь стало еще хуже, потому что теперь он хотел быть с ней еще больше, чем всегда - а она уехала только два дня назад.
     Однако результатом этого краткого визита явилось его решение перейти от осады к более активным действиям. Он усилил работу в двух башнях, чтобы они были готовы к утру, и начал работу в двух других. Он послал отряды за булыжниками и тяжелыми ядрами для баллисты.
     Он даже разработал план подкопа, если утренняя атака провалится.
     В этот вечер он инспектировал, как заканчивается строительство деревянных башен. Там его и нашел Шелдон.
     - Это должно позабавить тебя, Уоррик, - сказал он, волоча за собой испуганную и насквозь промокшую женщину. - Она утверждает, что они вместе с ее госпожой подсыпали какое-то снадобье в питье, и половина гарнизона сейчас недееспособна. Это они сделали, чтобы мы могли ближайшей же ночью захватить крепость без особых усилий.
     - Да неужели? И если мы поверим в эту неожиданную помощь, я уверен, половина моей армии окажется в ловушке. - На последних словах голос Уоррика перешел в рык. - Они что, считают нас слабоумными, пытаясь поймать на банальную хитрость? И использовать для этого женщин! Добейтесь правды от нее.
     - Нет, пожалуйста! - Женщина разрыдалась, услышав такое. - Это правда, то, что я говорю. Моя госпожа не переносит нынешнего лорда и презирала его отца, д'Эмбрей держит ее в плену. Мы хотим только бежать!
     - Ты смогла выйти из крепости, смогла бы и твоя леди. Почему вы просто не ушли, вместо того чтобы шпионить...
     - Потому что я нуждаюсь в эскорте, чтобы добраться до своих владений, - сказала леди Анна, появившаяся за спиной Шелдона. - Я думала помочь вам в том, чего вы добиваетесь, в обмен на эскорт.
     - Миледи, вы должны были подождать! - вскричала служанка. - Вы не должны были...
     - Успокойся, Элвис! - резко сказала леди. - У меня не было терпения ждать, когда ворота остались без стражи. И я предполагаю, лучше быть здесь, чем там, независимо от того, поверят мне или нет.
     Она была настолько же промокшей, как и ее служанка, переплыв через ров, но держалась прямо, хотя ее привел сюда стражник. Шелдон смотрел на нее, смущенный ее привлекательностью, потому что она была мила, несмотря на ее плачевный вид. Уоррик тоже смотрел на нее с некоторым смущением, потому что ему она показалась знакомой, хотя он никогда не встречал ее до этого.
     - Значит, мы должны поверить вам просто потому, что вы так говорите, - скептически заметил он. Затем Шелдон спросил:
     - Кто вы, леди?
     - Анна Беллейм. Уоррик фыркнул:
     - Ныне д'Эмбрей.
     - Нет, я не признаю это имя своим, поскольку не давала согласия перед священником, то был принудительный брак. Фарс затеян, чтобы держать меня пленницей на протяжении всех этих лет.
     - Тогда почему вы задумали помочь нам только сейчас, если хотели избавиться от плена, зачем было ждать так долго? - спросил Уоррик. - Мы ведь не сегодня сюда пришли. Мы стоим здесь уже тридцать три дня.
     Что Уоррик считает дни и знает точно, сколько он здесь стоит, вызывало улыбку у Шелдона, и это привлекло к нему взгляд леди Анны. Она была поражена, увидев, что он вовсе не так стар, как показался с первого взгляда. Когда он улыбнулся ей, она покраснела, потому что не могла признать его непривлекательным. Нет, совсем наоборот.
     Уоррик нахмурился, глядя на них обоих, не понимая, чем объяснить их внезапное рассеянное молчание.
     - У тебя есть возражения, Шелдон?
     - Я думаю, леди Анне надо дать высушиться, прежде чем мы продолжим...
     - Для этого нет времени, - прервала его Анна. - Болезнь, поразившая воинов, продлится только до того момента, пока они не опорожнят свои желудки. Мы ведь просто добавили сильно протухшее мясо к их обеду.
     - Вы так и не ответили, почему вы сделали это сейчас? - настаивал Уоррик.
     - Вы лорд Фулкхест?.. - Она ждала, чтобы он подтвердил это, и, когда тот коротко кивнул, объяснила:
     - Мне рассказывали о вас ужасные вещи, поэтому я молилась о том, чтобы вы не имели здесь успеха. Однако когда я увидела мою дочь в вашем лагере и она выглядела здоровой и довольной, то поняла, что меня обманывали насчет вас.
     - Дочь? - Он фыркнул. - Вы думаете, что видели дочь в моем лагере? Ладно, посмотрите и поищите ее, но я сомневаюсь, что мои люди отдадут ее вам, если вы захотите увести ее куда бы то ни было.
     Она вспыхнула от негодования, услышав такие слова.
     - Моя дочь не из женщин, которые следуют за иоменами.
     Я не знаю, как ей удалось избавиться от Гилберта и перейти к вам, потому что он не упоминал о том, что потерял ее: нет, он получал удовольствие, рассказывая, как она делает все, что он велит...
     - Д'Эмбрей, значит, в замке? - нетерпеливо оборвал ее Уоррик, которого не интересовали семейные сцены.
     Она покачала головой, что вызвало поток проклятий у Уоррика, а Шелдон мягко спросил:
     - Разве он убежал?
     - Нет. Он приехал сюда в ужасном гневе. - Я убеждена, что он потерял какую-нибудь крепость, только это могло так испортить ему настроение. Но он не пробыл здесь и недели и уехал за день до того, как вы окружили замок.
     Это вызвало очередной залп проклятий у Уоррика.
     - Вы знаете, куда он отправился?
     - Ко двору. Его ресурсы истощились, и он не мог продолжать эту войну с вами без помощи Стефана. Но он уже пробовал получить от него помощь раньше, и безрезультатно, потому что Д'Эмбрей не в фаворе у короля с тех пор, как Хью чем-то насолил Стефану несколько лет назад. В действительности, вырвав мою дочь из рук Гилберта, вы лишили его всех тех ее владений, что были у него под контролем. Если вы возьмете Эмбрей, у него не останется ничего, кроме маленькой крепости в...
     - Леди, у меня нет вашей дочери, - прервал ее Уоррик в раздражении. - Вы думаете, я не извлек бы выгоды из единственной наследницы лорда Беллейма, если бы такой подарок свалился мне в руки? Ведь, как вы говорите, опека над ней лишает д'Эмбрея всех его владений.
     - Я не знаю, почему вы настаиваете... - начала Анна, чуть нахмурившись. - Возможно ли, чтобы вы не знали, кто она?
     - Боже правый, я не могу больше этого слышать! - взорвался Уоррик. - Шелдон, говори с ней ты.
     - С огромным удовольствием, - ответил Шелдон, засмеявшись. - Но прежде, чем ты уйдешь, почему не спросишь у нее, как зовут ее дочь - или все еще не замечаешь, на кого так похожа эта леди?
     Уоррик мрачно взглянул на друга, потом на леди. Затем притих. Он не изрыгал больше проклятий, поняв, наконец, кого эта леди ему так безумно напоминает, но его голос приобрел ледяной оттенок.
     - Итак, скажите мне, леди Анна, как зовут вашу дочь?
     Теперь она не была уверена, что стоит ему отвечать. Она никогда не видела, чтобы лицо человека менялось так резко, сейчас он выглядел жестоким. Она отступила на шаг назад. Шелдон положил руку ей на плечо, что дало ей большое облегчение, но все же.
     - Возможно, я ошиблась...
     - Нет, вы не ошиблись, ошибся я, думая, что могу доверять этой проклятой ведьме!
     - Почему он так взбешен? - спросила Анна Шелдона, когда они шли от палатки. - Это была Ровена, ведь, правда, я видела ее?
     - Да, и вы правы также насчет того, что она не сообщила ему, кто она.
     - Если она так поступила, значит для этого были веские причины.
     - Я сомневаюсь, что мой друг думает так же, - ответил Шелдон, но, когда увидел тревогу на лице леди, поспешил уверить ее. - Он не причинит ей вреда. И он освободит себя от гнева, похоже, тем, что немедленно возьмет этот замок, независимо от того, есть там ловушка для него или нет. Настолько он сейчас зол.
     - Но я не обманываю. Ворота открыты и без охраны.
     - Тогда пойдемте, я проведу вас в свою палатку, где вы переждете, пока все не окончится.

     Ровена увидела двух стражников, направлявшихся к ней столь решительно, что она все поняла. Она поняла даже раньше, чем они успели что-либо сказать. Но они все же сказали.
     - У нас приказ от лорда Уоррика, мистрис. Вы должны с этого момента и впредь находиться в темнице.
     Она знала, что они скажут именно это, но все же спросила в подтверждение:
     - Он сказал - насколько?
     - Впредь, - повторили они.
     Это, конечно, было неопределенно - может быть, навсегда.
     - Он сказал почему?
     Глупейший вопрос. Зачем она мучит сама себя? Она догадывалась, что произошло - Уоррик узнал, что Гилберт Д'Эмбрей - ее сводный брат. Она должна была набраться смелости и признаться ему самой, когда имелась возможность. Конечно, это бы вызвало его гнев, но она находилась здесь и смогла бы смягчить его или, по крайней мере, объяснить, почему молчала прежде. Наедине с собой он, конечно, предполагал самое худшее и теперь не желает иметь с ней дела. Это даже не месть, нет, просто ярость - и конец всему.
     Сторожа пожали плечами на ее вопрос и проводили в темницу. Какой шанс у нее еще оставался? Хорошо, что она была одна в зале, когда они пришли. Эмма не смогла бы протестовать, но Милдред могла, что довело бы Ровену до слез.
     Да, она знала, что Уоррик должен был так поступить, но в глубине души не верила, что он действительно так поступит.
     Когда тюремщик, которого она боялась, появился со своей противной ухмылкой от того, что она опять поступает в его власть, Ровена отвернулась, потому что ее стошнило. Это не из-за младенца. Была такая тяжесть в груди, что ей стало плохо. Ей бы хотелось заплакать, но слез не было.
     Когда Джон Гиффорд пришел к ней час спустя сказать, что он отпустил другого тюремщика, она спросила его только:
     - Это приказ Уоррика?
     - Нет, миледи. Слух о том, что вас опять поместили сюда, быстро разнесся по замку. Я пришел, как только об этом услышал.
     И тут она заплакала. Почему Джон пришел к ней тогда, она не знала, она не спрашивала. Но теперь он здесь сам по себе. Уоррика не заботит, что с ней будет, только бы убрать ее с глаз долой и никогда больше не видеть.
     Немного позже она услышала спор в сторожке. Она узнала голос Милдред. Милдред и Джон последнее время очень сдружились. Но не сейчас. Когда опять воцарилась тишина, Ровена поняла, что Джон победил, ясно было примерно и о чем спор. Милдред не позволили пройти к ней, также как Джон не мог позволить и Ровене выйти из темницы.
     Через два часа Джон опять пришел к ней.
     - Он переменил свое решение, миледи. Вы будете пребывать в его покоях, запертых на ключ, со стражником у дверей.
     - А если я предпочту остаться здесь? - поинтересовалась она.
     - Вы не можете этого хотеть.
     - Но я хочу. Джон вздохнул.
     - У стражника приказ. Он должен перевести вас в покои, хотите вы того или нет.
     - Значит, в любом случае я должна идти?
     - Помилосердствуйте...
     - Нет, Джон, - отрезала она. - Мое сердце умерло, потому меня уже ничего не ранит.
     Боже милостивый, почему бы этому не быть правдой? Она молилась о том блаженном состоянии, когда человек ничего не чувствует, но оно не приходило на смену ее горю.
     Но больше никто об этом не узнает, ни Джон, ни тем более Уоррик.
     Никакой надежды от смены места заключения она не испытывала. Уоррик просто вспомнил, что она носит его ребенка. Очевидно, он забыл о том в первом порыве гнева, и это должно было еще больше разозлить его позже, когда он припомнил, что надо смягчить ей условия, чтобы обезопасить ребенка. Других причин у него нет.
     Ей не разрешено видеться ни с кем, кроме стража, который приносил ей каждый день еду. Всякий раз, когда она пробовала заговорить с ним, он не отвечал, так что она оставила эти попытки. Конечно, она бы предпочла находиться в темнице под опекой Джона.
     Она часто забиралась в амбразуру у окна, откуда могла смотреть наружу. Там мало что видно, но лучше мало, чем ничего. Она много шила - для ребенка, для Эммы, - но не для Уоррика. То, что она начала шить Уоррику, когда он уехал в Эмбрей, она распорола, чтобы сделать тонкие шелковые рубашки для малыша.
     Она не знала, чем закончилась осада Эмбрея. Раз Уоррик узнал правду о том, кто она, значит, он должен был взять замок. Находился ли там Гилберт? Он пойман или убит? Все ли в порядке с матерью? Она на свободе? Или в новом плену - на этот раз у Уоррика?
     Она считала дни. Каждый прошедший день она отмечала с помощью маленького ножа зарубкой на деревянных ножках кровати. Да, это красивые ножки, с орнаментом и резьбой. Теперь на них двадцать пять глубоких зарубок, на которые она могла любоваться. Прежде чем она вырезала двадцать шестую, вернулся лорд Уоррик.
     - О, великий и могущественный лорд вернулся, - сказала она, не заботясь о том, как перенесет Уоррик ее язвительный тон. - Убили вы Гилберта?
     - Я так и не нашел его, хотя охотился за ним в течение этих последних недель.
     - Так вот почему вы не вернулись сюда? Но не было причин сюда спешить, не так ли? Вы послали приказ. Этого вполне достаточно.
     - Боже, как ты смеешь...
     Он остановился, потому что она смотрела в, сторону, намеренно игнорируя его. Она не испугана или рассержена. Она была сама спокойствие. Он не ожидал такого, правда, он и не думал об этом, стараясь выбросить все из головы и сконцентрироваться только на поимке д'Эмбрея. Однако он обнаружил теперь, что ему не нравится ее отчуждение. И гнев, который он испытал после разговора с ее матерью, опять захлестнул его с головы.
     Он сел напротив нее на табурет.
     - Такое невинное лицо скрывает столько обмана, - холодно заметил он.
     Она посмотрела на него, приподняв брови, и спросила спокойно.
     - Когда я вас обманывала? В Киркбурге, когда я не знала, кто вы такой? Или когда вы вошли в Киркбург с армией, чтобы убить моего сводного брата, не зная, кто он? Но я думала, вы пришли туда за Гилбертом д'Эмбреем, вашим злейшим врагом, и я была уверена, что вы убьете меня, узнав, что он мой сводный брат. Или, возможно, я должна была это вам рассказать, когда вы выпустили меня из темницы и стали объяснять, как будете осуществлять свою месть?
     - Ты знала, что я не убью тебя.
     - Но не тогда.
     Они смотрели друг на друга. Ровена вовсе не была спокойна теперь. Гнев, подавляемый двадцать пять дней, выплеснулся наружу. Взгляд Уоррика стал ледяным.
     - Чем же ты объяснишь свое молчание после, когда ты убежала только для того, чтобы д'Эмбрей вернул тебя? Он послал тебя шпионить за мной?
     - Я уверена, он бы попросил меня, если бы додумался. Но до вашего приезда он считал, что возьмет крепость в один день, и это даст ему возможность поставить на колени вас. Когда же вы приехали, у него не осталось времени подумать ни о чем - он должен был бежать. Однако я не сказала вам, что он д'Эмбрей по той же самой причине, что и вначале. Я не хотела больше страдать от вашего гнева - или от этого. - Она провела рукой, обозначая границы ее заключения.
     - И я должен поверить в твои объяснения тогда как, похоже, вы с д'Эмбреем шли рука об руку в этом обмане? Он оставил тебя в Киркбурге, чтобы я нашел тебя, - напомнил он сухо. - Чтобы я был очарован тобой и поделился своими планами?
     - Он предполагал, что вы будете обговаривать со мной условия. Однако он оставил меня там, так как запаниковал. Вы приближались с пятьюстами человек. А у него только сто. Он собирался вернуться обратно с армией Лионса, которая была послана в Турес осадить вас. Возможно, он надеялся, что я отвлеку вас достаточно надолго, чтобы он мог бежать. Что у него происходило в голове в тот момент, я не знаю. Но что я знаю точно: он не собирался оставлять меня у вас в руках. Он хотел вернуться. И вернулся. Когда он нашел меня в тот день в лесу, он сказал, что думал, вы убили меня. Уоррик фыркнул.
     - Очень умно придумано, но я не верю ни одному слову.
     - Вы думаете, меня заботит то, во что вы верите? Месяц назад - да, но не сейчас.
     - Твои обстоятельства зависят от того, во что я верю.
     - Мои обстоятельства не могут стать хуже.
     - Не могут? - спросил он с угрозой в голосе. - Я могу действительно наказать тебя.
     Это заставило ее вскочить на ноги в ярости.
     - Давай, вперед, черт тебя возьми! Сделай это! Все равно это не прибавит ничего к тому презрению, которое я сейчас испытываю к тебе.
     - Сядь, - глухо прорычал он.
     Она села, нет, не перед ним.
     Она обошла камин, прошла к другому окну и села там на скамейку, вполоборота к окну. Она невидящим взглядом смотрела наружу, чувствуя, как руки дрожат у нее на коленях. Она ненавидела его. Презирала его. Она бы хотела, чтоб он...
     Она услышала, как Уоррик подошел сзади, закрывая проход из этой ниши, так что она не могла бы уйти, если только не оттолкнула бы его.
     - Ты не оправдаешь себя. Я тебе не верю, что бы ты ни сказала теперь. То, что ты сделала, похоже на предательство. Если бы ты сказала, что д'Эмбрей в моих владениях, я пустился бы за ним в погоню, несмотря на ночь. Если бы ты сказала мне, что ты Ровена из Туреса, я бы скорее защитил твои владения...
     - Скорее? - саркастически оборвала она. - Вы не думаете, что я обеспечиваю их вам сейчас, нет?
     - Успокойся, - фыркнул он. - Твое негодование неуместно. Я не могу отпустить тебя, чтобы ты сообщалась с этим дьяволом, и я вовсе не уверен, что у вас нет секретного посланника, который передает сообщения. Мне теперь надо будет спросить людей, чтобы узнать, кто входил и выходил отсюда. Будь благодарна, что я не засадил тебя в темницу.
     - Благодарной за этот гроб, где я не слышала ни слова ни от одной живой души в течение месяца? Да, я благодарна, - язвительно проговорила она.
     Последовало молчание. Она не оборачивалась посмотреть, произвели ли на него впечатление эти слова. В своем гневе он приговорил ее, не проверив своих подозрений, даже не спросив ее, виновата ли она. Эта проклятая боль, о которой Ровена думала, что она утихла, стала опять острой, дрожала у нее внутри, комом сжималась в ее горле.
     Наконец она услышала, что он вздохнул.
     - Ты вернешься к своим обязанностям, которые у тебя были вначале. Но тебя будут сторожить. И тебе никогда не будут доверять.
     - Когда это, интересно, мне доверяли? - спросила она горько.
     - Когда ты была со мной в постели, я доверял и не думал, что ты предашь меня.
     - И я не предавала. Это была предосторожность - то, что я делала.
     - И когда ты изображала, что хочешь меня? Ровена хотела бы ему ответить: "Да это тоже", но она не собиралась врать, чтобы причинить ему боль.
     - Нет, я имею в виду свое молчание. Но вы можете не беспокоиться, что мое непристойное поведение в прошлом грозит вам опять. Что бы я ни чувствовала тогда, этого уже нет.
     - Черт возьми, Ровена, ты не заставишь меня сожалеть о моих действиях. Это ты...
     - Избавьте меня от дополнительных обвинений. Я не желаю больше ничего от вас слышать, кроме ..скажите, что вы сделали с моей матерью?
     Уоррик молчал так долго, что она думала, он не ответит ей. Он был достаточно жесток, чтобы оставить ее в неведении, но нет - не так жесток.
     - Я поручил ее заботам моего друга, Шелдона де Вера. Она помогла мне при взятии Эмбрея. Поэтому я отплатил ей благодарностью. Она помогла мне также открыть оставшиеся твои владения, что ты должна была сделать. Людей д'Эмбрея выгнали оттуда почти без кровопролития. Он больше не имеет контроля над тем, что твое.
     Она не поблагодарила его за это. У него теперь контроль над всем, что ее, также, как и над ней, и непохоже, что он собирается от этого отказываться.
     Спокойно, не оборачиваясь к нему, с равнодушием к тому, что с ней будет, она сказала:
     - В тот день, когда вы вошли в Киркбург, я собиралась дать вам вассальную клятву - несмотря на вашу ужасную репутацию - если окажется, что вы лучше Гилберта... но вы не оказались лучше. Вы послали меня прямо в темницу. Неудивительно, что я никогда не решалась вам признаться, кто я.
     Он ушел раньше, чем слезы брызнули из ее глаз.

     Возвращение Ровены к ее прежним обязанностям не подняло унылого настроения, которое царило в Фулкхесте.
     Мэри Блуз счастлива не была.
     Мелисант часто плакала.
     Милдред непрерывно ворчала.
     Эмма смотрела на отца таким взглядом, что ему бы следовало наказать ее, но он этого не делал.
     Ровена отказывалась разговаривать с кем бы то ни было, включая Милдред, на которую она была сердита за то, что она предложила ей тот план, который так жестоко ударил по ней самой. Уоррика это не задело, задело ее. Поэтому она теперь слушала Милдред, закрыв глаза и уши, и едва ей отвечала, если отвечала вообще.
     Недели тянулись, похожие на ее первые дни у Уоррика, за некоторыми существенными исключениями. Она не прислуживала Уоррику ни в ванне, ни в постели. И он не улыбался ей больше той жестокой улыбкой, которую она ненавидела.
     Он вообще едва ли глядел на нее, а когда все же глядел, то без всякого выражения. Она была тем, чем он и хотел ее вначале сделать, служанкой, которую не замечал. Она перестала надевать свою одежду, хотя он ей этого и не запрещал.
     Она все еще иногда инструктировала Эмму, когда находилось время. Ей нравилось это, и она старалась скрывать свои чувства от девушки. Ее чувства колебались между Подавленностью и горечью. Потом осталась только горечь.
     Но пришел день, когда Эмма уехала. Она отправилась в дом Шелдона к молодому Ричарду. Ровене не позволили ее сопровождать. Она сшила свадебное платье для Эммы, но была лишена возможности ее в нем увидеть.
     Затем наступил день, когда Ровена перестала сдерживать свои негодование и обиду.
     Уоррик заметил перемену незамедлительно. Дважды за этот день еда падала к нему на колени, а не в тарелку. Его одежда больше не была вычищена и выглажена. К концу недели в комнате лежал слой пыли. Простыни на кровати постелены кое-как. Его вино становилось все более кислым, эль все более теплым, пища все более пересоленной.
     Он не говорил ей ничего. Он не доверял сам себе, боясь, что, заговорив с ней, немедленно потащит ее в кровать. Он хотел ее настолько, что все силы у него уходили на то, чтобы не дотронуться до нее.
     Но он не должен. Она обманула его. Она была в сговоре с его врагом против него. Ее смех, ее веселье, ее желание - обман. И все же он не мог ненавидеть ее.
     Он мог никогда не простить ее, никогда не дотрагиваться до нее, никогда не показывать ей, как она заставила его страдать, но он не мог ненавидеть ее - или перестать желать ее.
     Он не понимал, почему остается здесь и мучает сам себя. Он должен был бы сам охотиться за д'Эмбреем, а не посылать других. Или посетить Шелдона и его новую жену.
     Но он остался, поэтому был дома, когда три дня спустя появился Шелдон со своей новой женой.
     Уоррик встретил их на ступеньках крепости. Шелдон просто улыбнулся ему и прошел в зал, оставив Уоррика наедине с леди Анной. Ее дрожащие губы предупредили его о том, что сейчас последует. Это произошло без преамбул.
     - Я здесь, чтобы повидаться с дочерью, и не отказывайте мне, сударь. Ваша собственная дочь призналась мне, какому жестокому обращению вы подвергаете Ровену. Я не знаю, смогу ли я простить Шелдону, что он мне ничего не сказал. Если бы я знала об этом, я устроила бы вам ловушку, вместо того чтобы помогать вам захватить замок Эмбрей. Что какой-либо человек может быть столь...
     - Довольно, леди! Вы ничего не знаете о том, что было между Ровеной и мной. Вы ничего не знаете о том, что ваша дочь причинила мне. Она моя пленница, и ею и останется. Вы можете видеть ее, но не можете забрать ее отсюда.
     Анна открыла было рот, но потом передумала. Она взглянула на него еще раз, потом коротко кивнула и пошла мимо него, но, не пройдя и двух шагов, обернулась.
     - Я не боюсь вас, лорд Уоррик. Мой муж убеждал меня, что у вас есть причины так поступать. Я сомневалась в этом, но он сказал мне также: вы считаете, что Ровена добровольно помогала Гилберту.
     - Я не думаю, я знаю это, - холодно ответил Уоррик.
     - Значит, вас обманули, - настаивала леди Беллейм и добавила более спокойным тоном:
     - Моя дочь любит меня. Неужели вы думаете, что она могла сопротивляться Гилберту, увидев, как он избивает меня, чтобы добиться ее согласия?
     Уоррик замер.
     - Согласия на что?
     - Гилберт заключил контракт с Годвином Лионсом на нее. Она отказалась. Я тоже с презрением отвергла этот брак. Он старый развратник со скандальной биографией и ни в чем не равен ей. Однако Лионе обещал Гилберту армию, которая была ему нужна для войны с вами. Поэтому он привез Ровену в Эмбрей и заставил ее согласиться на брак, избивая меня.
     - Почему вас? Почему тогда не ее?
     - Потому что, я думаю, в своем извращенном роде, он беспокоился о ней. Он не мог испортить ее красоту, поскольку свадьба должна была произойти тут же, как они приедут в Киркбург. Но ему ничто не мешало избивать меня, и он вынудил ее дать согласие на брак с Лионсом. Я была уверена, что она откажется от выполнения обещания, как только они уедут. Но он хвастался мне, когда вернулся, что Ровена полностью подчиняется ему и выполняет все его требования, потому что он пригрозил ей, что убьет меня, если она не будет его слушаться. Я не уверена, что он решился бы. Он не настолько невозможно жесток, как его отец. Но она поверила ему. И она должна была ненавидеть его за... Что слу-слу-чи-лось? - вздохнула леди Анна увидев, что Уоррик мертвенно побледнел.
     Уоррик потряс отрицательно головой, но затем неожиданно издал стон, потому что другие слова припомнились ему, когда Ровена, стоя у его прикованного тела, сказала: "Мне нравится это не больше чем вам, но у меня нет выбора, нет его и у вас". Нет выбора. Она пыталась спасти жизнь матери. Она не хотела его насиловать. И она чувствовала себя столь виноватой за это, что приняла его месть за должное.
     - 0-о-о-ох! - прорычал он, почувствовав невыносимую боль в груди.
     Анна встревожилась.
     - Подождите, я принесу...
     - Нет, со мной все в порядке, не нужно лекарств, - произнес Уоррик, взяв себя в руки. - Вы были правы, леди, что обвиняли меня. Я наихудший... О, Господи, что я наделал!
     Он рванулся мимо нее, пулей пронесся через зал, бросив на ходу Шелдону: "Задержи свою жену здесь", - и взбежал по ступенькам.
     Ровена оказалась не одна, когда он нашел ее в швейной. С ней были Милдред и другие женщины. Они только поймали его взгляд и поспешили вон. Милдред не спешила уходить. Она холодно взглянула на него, уже в который раз на протяжении последних недель, но он этого не заметил, поскольку смотрел только на Ровену.
     Она поднялась и отложила в сторону шитье с колен.
     - Ну, раз вы прервали нашу работу, - сказала она раздраженно, - чего вы хотите?
     - Я только что говорил с вашей матерью.
     Выражение лица Ровены изменилось на удивленно-радостное:
     - Она здесь?
     - Да, и вы можете ее увидеть, но мне нужно поговорить сначала с вами.
     - Не сейчас, Уоррик! - нетерпеливо сказала она. - За три года я видела мать только один раз, когда...
     Ее речь прервалась, она нахмурилась, он подсказал ей:
     - Когда что?
     - Это неважно.
     - Это важно. Когда д'Эмбрей избивал ее?
     - Она рассказала вам?
     - Да, и более того. Почему вы никогда не признавались мне, что он угрожал ее жизни?
     Ее глаза распахнулись от изумления, затем сверкнули голубым огнем.
     - Вы осмеливаетесь спрашивать меня это? Вы не желали слушать о причинах. "Никогда не упоминай в оправдание, почему ты это сделала" - это ваши собственные слова, милорд.
     Он поморщился, как от боли.
     - Я знаю. В то время это не имело бы значения, если бы я и узнал. Я был слишком зол. Но сейчас это имеет значение. - Он помедлил в нерешительности, затем спросил:
     - Он принудил вас также шпионить за мной?
     - Я говорила уже, он никогда об этом не думал. Он был слишком занят мыслями о том, как использовать ту армию, которую получил для борьбы с вами.
     Уоррик прислонился спиной к закрытой двери, его лицо посерело.
     - Значит, я ошибался даже больше, чем подумал сначала? Мой Бог, вы невиновны вообще ни в чем, даже в обмане, в котором я вас обвинил.
     Ровена смотрела на него, не веря собственным глазам.
     - Невиновна ни в чем? Я насиловала вас. Вы забыли об этом?
     - Нет, я простил вас, однако...
     - Когда вы простили меня? - спросила она. - Я не слышала о том ни слова.
     Он нахмурился на то, что она его прерывает, и на ее тупость.
     - Вы знаете точно, когда. В тот день, когда вы просили меня о милости - в ту ночь, когда я не спал. Кровь прилила к ее щекам.
     - Вы можете упоминать о той ночи, но сейчас это уже не имеет значения.
     - Вы правы. Это не имеет значения, поскольку мне нечего было прощать. Но есть вещи, которые могли бы вы простить. Можете ли вы это сделать?
     Она сурово посмотрела на него, затем безразлично пожала плечами.
     - Конечно. Вы прощены. Теперь могу я увидеть свою мать?
     Уоррик нахмурился.
     - Вы не можете освободить меня от вины так легко.
     - Не могу? Почему? Или вам не приходит в голову, что мне просто все равно, сожалеете вы или нет?
     - Вы все еще сердиты, - догадался он, кивая, как будто это объясняло ее странное поведение. - Но я докажу вам. Мы женимся, и тогда...
     - Я не выйду замуж за вас, - прервала она его спокойно, - слишком спокойно.
     Теперь он сурово посмотрел на нее, затем взорвался.
     - Вы должны выйти замуж за меня!
     - Почему? Вы так хотите искупить свою вину? - Она медленно покачала головой. - Разве вы не слышали, в тот день я сказала вам: все, что я испытывала к вам, больше нет? Почему вы думаете, что я должна желать выйти замуж за вас, Уоррик? Назовите мне хотя бы одну причину.
     - Тогда наш сын будет незаконнорожденным! Она прикрыла глаза, чтобы не выдать своего огорчения. Чего она ожидала? Потому что я люблю вас?
     Ровена вздохнула. Когда она взглянула на него опять, ее лицо ничего не выражало.
     - Ладно, значит будет так, - сказала она бесстрастно. - Но это не является достаточной причиной...
     - Черт с этим, Ровена! Вы...
     - Я не выйду за вас! - выкрикнула она. Ее выдержка лопнула, и все негодование вылилось наружу. - Если вы попробуете принудить меня к этому, я отравлю вас! Я кастрирую вас, когда вы заснете! Я...
     - Достаточно, можете не продолжать.
     У него опять было то выражение, которое она один раз видела у него до того - выражение человека, убитого горем. Она не поддалась этому.
     - Если вы хотите искупить свою вину, Уоррик, освободите меня. Откажитесь от вашего требования насчет ребенка и отпустите меня домой.
     После бесконечно тягостного молчания он кивнул.

     Он не приезжал. Она могла родить его дочь в любой день, нет, в любой момент, сейчас, но он не приезжал. И это будет дочь, ее ребенок, ее маленькая месть - не принести Уоррику сына, о котором он так мечтает. Она так решила, хочет этого, значит будет девочка. Должно же ей хоть в чем-то повезти в конце концов.
     Но Уоррик не приезжал. Почему она думала, что он приедет? Просто потому, что он наезжал в Турес раз в месяц, каждый месяц с тех пор, как она покинула Фулкхест?
     Он все еще хотел жениться на ней. Она была груба с ним. Дважды вообще отказалась с ним видеться. Но он приезжал снова. Он продолжал свои попытки убедить ее, чтобы она вышла за него замуж.
     Значит, он сокрушается. Но ей какое дело? Слишком поздно. Слишком.
     Но он был неутомим. Он сманил ее мать на свою сторону, и леди Анна теперь изводила ее. Она была избавлена от ее поучений целых три предыдущих года.
     - Его желание жениться на тебе не имеет ничего общего с его виной, - убеждала ее Анна в один из своих постоянных визитов. - Он хотел жениться на тебе еще до того, как узнал, что виноват. Он принял это решение еще тогда, когда привез тебя в Эмбрей. Шелдон мне рассказывал.
     Шелдон - это другой больной вопрос. Ровена была убеждена, что он украл у нее мать. Он воспользовался незащищенностью Анны, вызвал ее сочувствие и затем женился на ней, не дав ей опомнится. Теперь он убедил ее, что она его обожает, когда ясно, что это невозможно - ведь он друг Уоррика.
     - Ив этот последний месяц, когда Ровена была все время в подавленном состоянии, мать теперь выступила с другим утверждением:
     - Он любит тебя. Он сам мне сказал, когда я его спросила.
     - Мама! - Ровена была в ужасе. - Как можно спрашивать о таких вещах?
     - Потому что я желала узнать. Ты, конечно, никогда не отважишься его спросить.
     - Конечно, нет, - недовольно сказала Ровена. - Если мужчина не в состоянии сказать это сам, без просьбы со стороны...
     - Именно так, моя дорогая. Когда я затем спросила, говорил ли он о любви тебе, он признался, что не знает, как.
     Ее мать не будет обманывать - но Уоррик может. Сказать матери именно то, что она хочет услышать. Весьма умно со стороны Уоррика.
     Но это ничего не значит для нее. Она не сдастся и не выйдет замуж за этого человека, несмотря на то что ее чувства еще не умерли, как она думала, что ее сердце еще начинает биться сильнее, когда он рядом, что она все еще желает его, даже в ее положении.
     Но ее пробуждающиеся в его присутствии желания ничего не значат. Она не собирается валять дурака и опять открываться перед ним.
     Сегодня она села у окна своей комнаты. Она должна быть теперь леди Туреса, но ей больше нравилась ее старая комната, а не широкие покои.
     Она подвинула себе мягкую кушетку, улыбаясь про себя, потому что она куда симпатичнее, чем твердые скамейки в нишах у окон в покоях Уоррика. Правда, там было два окна, тогда как у нее здесь одно, и у него вставлено дорогое стекло, а ее стекло выбили в недавней осаде. У нее теперь повешена тонкая ткань, сквозь которую почти ничего не видно, но зато она полощется под порывами апрельского ветра и до нее доносятся звуки с дороги, которая ведет к крепостным воротам. Она сейчас пуста, эта дорога, кроме нескольких торговцев со своим багажом, никого больше нет. Пустовато.
     Это не первый раз, когда разбилось стекло. Она сама разбила стекло, когда ей было девять лет, случайно, но его не могли потом вставить два года. Окно выходило на примыкавшую к ее башне пристройку, которая на один этаж ниже. В верхнем этаже пристройки располагалась часовня, и крыша часовни видна из ее окна, стена пристройки находилась прямо под ним.
     Как-то раз Ровена выпрыгнула из окна, приземлившись прямо на узкий выступ, идущий вдоль зубцов крепостной стены, и затем ей пришлось слезть еще на три фута вниз, на крышу часовни. Она сделала это, чтобы напугать другую девочку.
     Она действительно напугала ее, и та побежала прямиком к Анне, вопя, что Ровена разбилась, упав из окна на ступени лестницы. Если бы это случилось на самом деле, то Ровена действительно бы разбилась. Потом ее посадили под замок на... Она сейчас уже не могла припомнить на какое время.
     Ровена улыбнулась этим воспоминаниям. Ее собственная дочь никогда не сделает такой глупости, нет, пегому что Ровена велит установить железные прутья на окне. Но теперь Ровена могла понять гнев своей матери в тот раз. Она могла бы разбиться. Один неверный шаг, и она могла бы тогда упасть.
     - Мечтаем, миледи.
     Ровена замерла в смертельном испуге. Этого не может быть. Но она повернулась, то увидела его в проеме двери - Гилберт закрыл дверь и подошел к ней.
     - Как ты проник через ворота?
     - Очень просто, - расхохотался он. - Сегодня торговый день, когда множество людей идут в город. Так что я торговец. Провести войско в город трудно, но мне одному...
     - Ты все еще имеешь войско?
     - Нет, однако... пречистая дева Мария, - воскликнул он, глядя на ее округлившийся живот. - Так это сработало.
     Выражение его лица опять изменилось, теперь оно стало рассчетливым, ей казалось, она слышит, как алчные мысли прокручиваются у него в голове.
     - Ты не объявишь его ребенком Лионса. Я буду отрицать - и Уоррик де Чевил знает это лучше.
     - Верно, - сердито проворчал он. - Он имел тебя!
     - Ты отдал меня ему! - вскрикнула она. - Или ты забыл, что это твоя идея, твоя жадность.
     - Успокойся! - прошипел он, нервно оглядываясь на дверь. - Значение имеет не то, чей ребенок, а то, как я могу этим воспользоваться.
     Она глядела на него, широко раскрыв глаза.
     - Ты все еще думаешь требовать себе Киркбург? Как ты можешь?
     - Я вынужден. У меня ничего не осталось. Сейчас этот гад осадил мою последнюю крепость. Я не могу идти туда. Мне некуда идти, Ровена.
     До нее дошло, что он рассчитывал на ее понимание и сочувствие. Интересно, может, он слегка свихнулся в результате беспрерывной охоты Уоррика за ним. Или это - результат отчаяния?
     Она с подозрением нахмурила брови.
     - Зачем ты пришел, Гилберт?
     - Жениться на тебе.
     - Ты - сумасшедший.
     - Нет, у тебя опять все твои владения, и все в твоей власти, - сказал он, объясняя причины. - Это выгодно: жениться на тебе, потому что как твой муж...
     - Я поклялась в верности Уоррику, - соврала она. - Он не позволит тебе захватить меня.
     - Он не сможет остановить меня. Пусть попытается.
     - Гилберт, почему бы тебе не оставить эту затею? Ты все потерял. Почему ты не хочешь уехать из страны, пока можешь? Подумай, ко двору Людовика или Генриха. Начни сначала.
     - Я не все потерял, теперь у меня есть ты.
     - Но ты не имеешь меня, - спокойно сказала она. - Если я не выхожу замуж за Уоррика, которого люблю, то тем более не выйду за тебя, который мне противен. Я лучше выпрыгну в окно. Тебе доказать?
     - Не говори глупостей! - огрызнулся он, рассерженный ее угрозой и упоминанием о любви к его врагу. Но в следующий момент он принял во внимание ее угрозу, так как она подвинулась совсем вплотную к окну.
     - Если... если ты не хочешь со мной спать, то и я не буду, но я женюсь на тебе, Ровена. У меня нет выбора теперь...
     - Нет, у тебя есть выбор, - сказал Уоррик, стоящий в дверях. - Вынимай меч, и я покажу тебе свой.
     Ровена была так потрясена его появлением, что не успела пошевелиться, как Гилберт придвинулся к ней и приставил кинжал к ее горлу.
     - Брось меч, Фулкхест, или она умрет, - приказал Гилберт, с трудом сдерживая торжество в голосе.
     - Уоррик, не слушай, - вскричала Ровена. - Он не убьет меня.
     Но Уоррик не слушал ее. Он действительно бросил меч. Так просто отдать свою жизнь? Почему, если только не?..
     - Иди сюда, - приказал Гилберт.
     Ровена смотрела, не веря своим глазам, как Уоррик без промедления шагнул вперед. Он сейчас подойдет и даст Гилберту убить себя. Нет, этого не будет, пока она здесь.
     Гилберт стоял у входа в нишу рядом с ней, но не вплотную. Его кинжал не касался ее горла, а глаза Гилберта были прикованы к Уоррику.
     Ровена пихнула его коленом сзади, толкая его в объятия Уоррика, а сама тут же вспрыгнула на окно и вниз.
     Она услышала, как оба они выкрикивают ее имя, когда ноги ее коснулись башенного карниза. Боже правый, это было так легко в детстве... О прыжке отсюда на крышу часовни вниз на три фута не могло быть и речи. Она осторожно уселась на край стены, чтобы легче спуститься вниз, когда Гилберт выглянул в окно и увидел ее.
     - Черт возьми, Ровена, ты напугала меня до полусмерти, - проревел он.
     Только "до полу"? Боже правый, когда же ей наконец повезет?
     Но он уже не выглядывал в окно. Сверху донесся звон мечей. Итак, они оба, наконец, добились, чего хотели, схватившись в смертельной схватке?
     Неважно, что она сидит на краю зубчатой стены высотой сто футов, рискуя свалиться во двор, ну, может, здесь даже меньше - семьдесят пять, поскольку пристройка ниже башни.
     Схватка настигла ее внезапно, она вскрикнула, затем ахнула, потому что потеряла равновесие. Сердце екнуло, и она рухнула вниз, на крышу часовни. Здесь началась вторая схватка. Она сдерживалась и старалась ровно дышать. Потом ее охватила нервная дрожь. Нет, не сейчас. Ее дочь не может хотеть появиться на свет сейчас.
     Она оглянулась на свое окно, когда достигла прочного каменного парапета, который широко окружал деревянную крышу часовни. Ей хотелось бы теперь подняться наверх, чтобы посмотреть, что творится в ее комнате, но она сомневалась, что сможет забраться обратно без посторонней помощи. Спрыгнуть вниз с трех футов высоты - это одно, а взобраться обратно на узкий каменный карниз - совсем другое. Она могла бы сделать такое, но не была уверена, что это безопасно.
     Однако здесь, в крыше часовни, есть широкий люк, недалеко от ее ног. Через него лучники вылезали на крышу во время осады.
     Люк вел вниз на двадцать футов в часовню, но нужна была лестница, чтобы им воспользоваться.
     Никакой лестницы здесь, сверху, быть не могло, она знала, однако открыла крышку люка - заглянуть вниз. Отец Паул, кажется, уже ушел, но она на всякий случай позвала его по имени. Ответа не было, тогда она просто прокричала в часовенную пустоту.
     - Помогите!
     Слуга вбежал в часовню, но это оказался всего лишь мальчик, и все, что он предпринял, - вытаращился на нее с изумлением. И прежде чем она успела крикнуть ему, чтобы он принес лестницу, Гилберт спустился из окна на карниз и прыгнул на крышу с криком "подвинься!".
     Но Ровена не сдвинулась ни на дюйм, она застыла как истукан от страха, решив, что появление Гилберта означает, что Уоррик убит.
     Он столкнул ее с места, когда приземлился на парапет. Не слишком сильно, на несколько футов. Он был измотан сражением с Уорриком. Одна нога у него подвернулась, когда он вставал, и он упал прямо на крышу, угодив коленом в открытый люк. Он потерял равновесие и чуть не грохнулся в провал люка, удерживаясь только потому, что выступающий край люка врезался ему в живот и задержал падение. Он потерял сознание от удара, меч выпал из его руки и покатился по крыше.
     Ровена все еще стояла не двигаясь, не думая ни о чем, кроме того, что Уоррик погиб. Она ничего не сделала, чтобы помочь Гилберту выбраться из дыры, не попыталась поднять его меч. Она просто стояла там, охваченная ужасом до тех пор пока... Уоррик не приземлился на крышу прямо перед ней.
     Она вскрикнула от изумления, отодвинулась назад и прислонилась к низенькой стенке позади нее. Он просто улыбнулся ей, затем направился прямиком к Гилберту, который уже пришел в себя и подобрал меч.
     Ее облегчение было прервано другой болью, не столь острой, как предыдущие, но глубокой и тяжелой. Она не обращала внимания на нее, поглощенная происходящим.
     Они передвигались взад и вперед по доступному им маленькому пространству. Ровена отходила с их пути, когда это было необходимо, осторожно избегая, как открытого люка, так и мелькавших мечей.
     Еще более сильная боль нахлынула на нее, но она старалась не обращать внимания. Когда, наконец, сражение переместилось на другой конец крыши, она смогла пройти к люку и позвать на помощь.
     Помощь подоспела. Множество слуг натянули внизу материю с алтаря и ждали, что она прыгнет.
     Идиоты! Она не перышко, чтобы ее выдержала парча с алтаря. Если бы они сложили ее хотя бы вдвое, но даже и тогда сомнительно. В это время отступающий Гилберт, не заметив ее, толкнул сзади. Она вскрикнула, почувствовав, что под ногами нет опоры. Он успел обернуться и схватить ее свободной рукой, но Ровена оказалась слишком тяжелой, и Гилберт, отбросив осторожность и меч, схватил ее обеими руками.
     Он повернулся задом к Уоррику, не думая в тот момент ни о чем, кроме Ровены.
     Она вцепилась в него изо всех сил и так дрожала, что не отпустила его даже, когда он вытащил ее из дыры и поставил на ноги.
     Уоррик, забытый на время, напомнил о себе.
     - Отойди от нее прочь, д'Эмбрей.
     Угроза, прозвучавшая в его словах, так же как и острие меча, упершееся Гилберту в грудь, вынудили его подчиниться. Но Гилберт не выпустил при этом ее руки, и Ровена, знавшая его слишком хорошо, поняла, что он задумал.
     - Он не поверит, что ты угрожаешь моей жизни после того, как ты только что спас меня, - предупредила она.
     Выражение, появившееся на лице Уоррика после ее слов, было до смешного расстроенным.
     Ровена повернулась и успела его увидеть и верно прочитать. Он действительно не хотел дать Гилберту ускользнуть от него, когда тот попал к нему в руки, но убить его сейчас не соответствовало рыцарскому кодексу чести. Но, правда, эту жизнь Ровена находила недостойной прощения. А Уоррик теперь, похоже, стал прощающим - не ко времени. Прощающим? Уоррик? Неужели все же северный дракон действительно так сильно изменился?
     Да, он изменился, но нельзя сказать, что чувствовал себя счастливым в связи с этим сейчас. Его никак нельзя было назвать любезным, когда он пробурчал:
     - Дарю тебе жизнь и чтоб ты больше не попадался мне. Гилберт никогда не упускал своего, если подворачивался случаи.
     - Отдай мне по крайней мере Эмбрей. Ровена открыла рот от изумления.
     - Нет, Уоррик, нет, не надо. Он не заслуживает...
     - Я решаю, что заслуживает твоя спасенная жизнь... - отрезал Уоррик. - Так уж вышло, что замок, - да нет, сто замков - не могут сравниться с тем, что ты для меня значишь.
     Не очень романтическое сравнение, но смысл, скрывавшейся за этими словами, лишил ее на время дара речи, и этого времени хватило Уоррику, чтобы сказать Гилберту:
     - Ты должен присягнуть мне в верности.
     Гилберт развлекался про себя иронии судьбы, которая вынуждает теперь Уоррика защищать его.
     - Сделано. И Ровена...
     Уоррик поднял меч, и выражение его лица стало угрожающим.
     - Ровена будет моей женой, если согласится. В любом случае, она никогда не окажется вновь под твоей опекой. Не испытывай моего терпения, д'Эмбрей. Бери то, что я предлагаю, и считай, что тебе повезло.
     Гилберт отпустил Ровену, и она немедленно оказалась в объятиях Уоррика. Столь резкий контраст привел к тому, что на нее опять нахлынула боль и напомнила ей, что теперь уже пришло время заканчивать с их спорами.
     - Если вы оба закончили, то моя дочь собирается сейчас родиться, Уоррик, и не здесь, на крыше.
     Оба они посмотрели на нее в смущении, поэтому она сочла нужным добавить с большим нажимом:
     - Сейчас, Уоррик!
     Паника, естественно. Действительно, мужчины иногда так беспомощны...

     - И зачем так кричать, когда все уже позади? - пожелала узнать Милдред, передавая ребенка в руки Ровены. - Ты молодец, моя милая. Он просто ангел, самый...
     - Он? Должна быть, она, - воскликнула Ровена, но не смогла сдержать улыбку, узрев свое злотовласое дитя. Милдред довольно рассмеялась:
     - Ты больше не можешь отказывать ему. Посмотри, сколько месяцев ты заставляешь мужчину страдать. Мне его жалко.
     - И ты тоже, - вздохнула Ровена. - Ты была единственной, кто не надоедал мне уговорами на эту тему.
     - Только потому, что я знала, ты заупрямишься еще больше. А у тебя нет никаких причин для упрямства. Ты уже должна понять, что он любит тебя. Но ты заставила его ждать до последней минуты, чтобы жениться на тебе!
     - Ждать? - изумилась Ровена. - Он привел мне повивальную бабку, он привел мне священника! И они не отступили, пока я не сказала "да". Это был шантаж. Это было...
     - Простое упрямство с твоей стороны. Ты знала, что выйдешь за него. Просто хотела заставить страдать его до конца.
     Ровена уговорила себя промолчать. Спорить с Милдред на эту тему бессмысленно.
     Конечно, она была упряма. Этот человек хотел умереть ради нее. Никакое ее недовольство не могло поспорить с таким фактом.
     - Где мой муж?
     - Ждет снаружи. Он еще не видел сына. Я покажу ему, можно, Ровена?
     Не дожидаясь ответа, Милдред направилась к дверям пригласить Уоррика.
     И вот он уже здесь и смотрит сверху на нее с такой теплотой и гордостью, что остатки ее враждебности испарились. В конце концов она любит его. Это было настолько ясно еще до того, как она его покинула, что бесполезно отрицать далее.
     Она широко улыбнулась ему:
     - Как он тебе нравится?
     Уоррик еще даже не взглянул на ребенка. Он сделал это сейчас, но его взгляд немедленно переместился обратно на Ровену. И в нем плясали смешинки.
     - Я надеюсь, со временем он будет выглядеть лучше? Она встревоженно обернулась посмотреть на сына, но потом улыбнулась.
     - С ним все в порядке. Все новорожденные и должны быть красными и сморщенными.
     - А где дочь, которую ты хотела мне подарить? Она вспыхнула, потом усмехнулась.
     - Я думаю, в конце концов, мне повезло, милорд - правда, не в этом.
     Он присел на край кровати и одарил ее неожиданным поцелуем.
     - Спасибо.
     - Это было не так уж тяжело - ну ладно, может быть, немного.
     - Нет, я благодарю тебя, что ты согласилась выйти за меня замуж.
     - О! - сказала она, чувствуя, как тепло и радость заполняют ее. - Это было в действительности... мое удовольствие.
     Потом последовал еще один поцелуй, он был более горячим, чем нежным.
     - Ты уже не сердишься на меня?
     - Нет, но если ты когда-нибудь еще посадишь меня в свою темницу...
     - У меня больше нет темницы. Я велел ее засыпать, как только ты уехала в Турес.
     - Почему? - удивленно спросила она.
     - Это - невыносимое напоминание о том, что я наделал.
     - Но у тебя были причины, Уоррик. Даже я могу...
     - Не оправдывай меня - или ты уже забыла, что сказала мне на прощание?
     Он был серьезен.
     - Ну ладно, пострадай еще, если считаешь нужным. Но что касается меня, там было довольно хорошо, в этой темнице.
     - Возможно, я несколько поспешил. Ну, я всегда могу приказать откопать ее, если будет нужно.
     - Лучше уж не надо, милорд, - предостерегающе сказала она.
     - Ну, тогда, если мне опять потребуется запереть тебя в моих покоях, - сначала удостоверюсь, что я тоже там заперт вместе с тобой.
     - О, против этого я не возражаю.
     - Значит, ты все же бесстыдная девица?
     - Ты, мне кажется, не возражаешь против такого бесстыдства?
     - Нет, я не возражаю.
     - И ты любишь меня?
     - Правда, я люблю тебя.
     - Не говори это так, как будто делаешь мне одолжение. Ты любишь меня, Уоррик. Как ты можешь не любить, когда я...
     - Я люблю тебя.
     Это звучало уже лучше, настолько лучше, что она притянула его вниз еще для одного поцелуя, а потом нежно прошептала:
     - Я счастлива, что это был ты, Уоррик. Так счастлива. Он припомнил эти слова, сказанные так давно, и признался, наконец:
     - Так же как и я, миледи.

Конец.