Уоррик был не в лучшем настроении, когда вошел в зал. Там была Эмма, что напомнило ему, что он еще не приступил к решению ее вопроса. Он занялся этим сейчас. В зале было два стула, предназначенных только для него и для его гостей или дочерей. В один из них он и усадил Эмму, заметив по удивленному выражению ее лица, что она явно не считает себя членом его семьи.
     Эмма была, насколько ему известно, его единственным незаконнорожденным ребенком, если не считать того, кто растет в животе Ровены. Хотя Эмме сейчас шестнадцать, он узнал о ее существовании только несколько лет назад. Возможно, ему следовало бы получше обращаться с ней, но он до сих пор не думал об этом, занятый войнами, домашние дела не слишком привлекали его внимание.
     Он смотрел на нее, замечая то, что так сразу увидел Шелдон, а именно - она действительно гораздо больше похожа на него, чем две его другие дочери. В ней чувствовались сила, упорство, то, что совсем не было в них. И даже цвет ее глаз и оттенок волос точь-в-точь совпадали с его собственными.
     Он заметил также, что она не сжимается под его пристальным взглядом. Если бы он глядел так на Мелисант, не произнося при этом ни слова, она скорее всего расплакалась бы. А Беатрис бы начала придумывать всяческие оправдания своим последним шалостям и выходкам, не дожидаясь, пока он ее спросит. Эмма же спокойно сидела и смотрела на него, хотя вряд ли чувствовала себя легко. Значит, смелость, то, чего он никак не ожидал. Возможно, она и подойдет все же Ричарду.
     Уоррик не собирался разводить дипломатию. Первые произнесенные им слова были:
     - У Шелдона де Вере есть сын, который хочет тебя.
     - Вы говорите о Ричарде? Он кивнул:
     - Ты знаешь о его намерениях?
     - Нет.
     - Но я понял, что у вас был какой-то разговор, иначе почему бы он стал специально спрашивать о тебе?
     - Он искал моего общества каждый раз, как приезжал сюда с отцом.
     - Поцелуй украдкой, стало быть, - фыркнул Уоррик. - Ты еще девушка?
     Ее щеки порозовели, но она смотрела на него прямо, и уголки ее губ опустились.
     - Ни один мужчина здесь даже не смотрит в мою сторону, поскольку они боятся вас.
     Уоррик усмехнулся на ее огорченный вид.
     - Я рад это слышать. Ричард, без сомнения, будет еще более рад. Но прежде чем я соглашусь отдать тебя ему, придется многому научиться, чтобы им не пришлось краснеть за тебя.
     Она посмотрела на него не веря своим ушам.
     - Вы подразумеваете, что будете учить меня способам проституток?
     Он нахмурился.
     - Почему тебе пришло такое в голову?
     - Вы сказали, что намереваетесь меня отдать ему. Если не в качестве любовницы, то что вы имеете в виду?
     Губы Уоррика скривились, он был недоволен собой.
     - Я предполагаю, не твоя ошибка, что ты так думаешь. Но ты будешь его женой, если сможешь обучиться вести себя как леди.
     - Жена? - Ее губы беззвучно повторяли это слово, она была вне себя от изумления. Но затем смысл всего дошел до нее, и лицо озарилось нескрываемой радостью.
     - За сэра Ричарда?
     - Если... - собирался повторить он, но она не дала ему.
     - Здесь нет никаких "если", мой лорд. Чему бы ни нужно было научиться, я это сделаю. Никаких сомнений.
     Впервые в жизни Уоррик почувствовал гордость за своего ребенка, в ней было то, чего он ожидал увидеть только в сыне. В ее решительности можно не сомневаться. Правда, что касается ее способностей, то это надо еще посмотреть.
     Ради нее самой он желал бы ее успеха. Поэтому он решил, что лучше бы ему самому не давать такого задания Ровене. Хотя Ровена сейчас вроде расположена к нему, но есть много вещей, которым она может внутренне воспротивиться. Этих женщин не разберешь. Вдруг она решит обучить Эмму как-нибудь неверно, просто чтобы досадить ему.
     - Леди Роберта подошла бы для этого, - задумчиво проговорил Уоррик, но прежде чем он сказал, почему она все же не годится, Эмма произнесла:
     - Она не сделает этого. Леди Роберта презирает меня, и я не уверена, что она знает что-либо кроме вышивания. Это все, что она считает важным.
     Смешок Уоррика прервал ее:
     - Можно много чего сказать насчет прекрасной вышивки, но я упомянул леди Роберту, поскольку она сейчас занимается обучением, и, следовательно, это было бы идеально - но все же я согласен, что она будет возражать против того, чтобы обучать тебя. Как другой вариант, я думаю, Ровена могла бы помочь тебе, если ты попросишь ее.
     - Но у нее сейчас столько обязанностей...
     Она не закончила фразу, потому что он опять сильно нахмурился и теперь сердился от того, что не знал, перегрузил ли Ровену? Ровена говорила, что нет, она не перегружена работой - пока. Но что, если она обманывает его? Что он знает о слугах и о том, что можно считать нормальной работой? Он никогда не руководил домом, а только своими воинами. Но теперь, когда он подумал об этом, ему пришло в голову, что даже мистрис Блуэ смотрела на него как-то странно, когда он перечислял все, что должна делать Ровена. Все, о чем он заботился в тот момент, - дать задания, которые ей противны.
     - Ее другие обязанности будут уменьшены, чтобы у нее было время заниматься с тобой - если она согласится.
     - Я была бы ей очень благодарна за помощь, но не будет ли правильнее, чтобы вы сказали ей это, а не я? Уоррик вздохнул:
     - Она может не согласиться оказать мне услугу, Эмма, и если я буду настаивать... Короче говоря, ты скорее добьешься этого от нее, попросив сама, чем если я прикажу ей обучать тебя. - Ему пришло в голову, что Эмма даже не спросила, почему он выбрал Ровену, и он задал вопрос:
     - Ты знаешь, что она была леди? На этот раз пришел черед Эммы нахмуриться.
     - Но она и сейчас леди. Это не что-то такое, что вы можете отобрать у нее просто потому... Она вспыхнула и добавила:
     - Извините, милорд. Разве кто-нибудь может не догадаться? Мы удивлялись, что вы с ней так обращаетесь, но это ваше дело.
     Недомолвки в ее интонации заставили его почти прорычать:
     - Точно - это мое дело и никого не касается, так что удивляться этому больше нечего.
     Но прежде чем успел договорить, он понял, что именно чувство вины заставило его сердиться. Боже правый, теперь Ровена заставляет его чувствовать себя виноватым, тогда как на самом деле он обошелся с ней мягче, чем она заслуживает. Когда он думал о том, что мог требовать с нее - ее собственную жизнь! Нет, он не должен чувствовать себя виновным за то, как обращался с ней.
     Как раз в этот момент Ровена поднялась из кухни, немедленно привлекая к себе все его внимание в своей проклятой красной рубашке, которую он поклялся себе сжечь в ближайшие же дни. Она почти сразу заметила его и тут же повернулась обратно, чтобы уйти. Она, что ли, убегает от него? Да, возможно, она думает, что должна его избегать после тех глупостей, что болтала утром перед Изабеллой.
     Однако после того, как он увидел ее, то уже не мог больше заниматься Эммой. Понятно, он не должен приказывать, чтобы обязанности Ровены уменьшились; но так произойдет само собой в его отсутствие. И возможно, когда он вернется, убив д'Эмбрея, она уже будет заниматься с Эммой, и он тогда сможет позволить этому продолжаться.
     Не успела Эмма уйти, как Ровена появилась опять и направилась к нему, держа кувшин с элем в одной руке и высокую кружку в другой. Она опять заставила его удивиться тому, что она по собственному желанию прислуживает ему без всякого его приказания. Или это попытка заслужить прощение? Да, похоже на то, и правильно делает. Боже правый, ведь она укусила его, даже не думая о том, как он отнесется к тому. Мышца, в которую она вонзила свои зубки, до сих пор болит. Ее смелость - он восхищается ей, будь он проклят, если нет. Но она не должна об этом знать. Она...
     ...Почувствовала внезапно, как у нее сжалось сердце, и ее внимание переключилось. Уоррик повернулся посмотреть, что ее отвлекло, но там не было никого, кроме Беатрис, вошедшей со своей служанкой. Все же он посмотрел на Ровену, на ее лице сменились выражения удивления, узнавания, потом даже потрясения. Он опять взглянул на Беатрис, нахмурившись, не в состоянии понять, что так впечатляло Ровену. И тут он заметил небесно-голубой корсет, надетый на Беатрис, и юбку, слишком изысканную для его дочери, не совсем в ее стиле. Конечно, это одежда Ровены. Но где то удовольствие, которое он предвкушал, когда задумывал это все, надеясь уязвить гордость Ровены? Теперь ему стало неловко. Да, это сработало. Она явно уязвлена, видя свою одежду на другой. А ему сейчас хочется сорвать все это с Беатрис и отдать обратно Ровене, чего он явно не может позволить себе сделать.
     Черт возьми, совсем не то он надеялся почувствовать. Опять ощущение вины, и становится подозрительно, что такое непривычное чувство преследует его, когда он осуществляет свою месть. Поэтому когда Ровена подошла к нему, он сказал:
     - Я очень недоволен тобой.
     Ее глаза сверкнули, прежде чем она быстро ответила:
     - Я вижу, мой господин. Вы одеваете ваши чувства в подобающие им одежды, как всегда.
     Его тяжелая складка на лбу прорезалась еще сильнее:
     - И все же ты не дрожишь передо мной. Она пожала плечами, поставив эль на ближайший стол, вместо того чтобы предложить ему, как намеревалась.
     - Вы постоянно убеждаетесь в том, как я глупа.
     - Или слишком умна. Она рассмеялась на это:
     - Как вы пожелаете, милорд. Я приспособлюсь.
     - Мы увидим, как ты приспособишься после того, как обсудим твое недавнее утреннее выступление. Или, может быть, ты думаешь, я забыл твое поведение с леди Изабеллой. Ты укусила меня.
     Ровена изо всех сил пыталась сдержать усмешку, но это ей не удалось.
     - Правда?
     - Ты прекрасно знаешь, что правда. Кроме того, не послушалась меня.
     В этом слышалась более серьезная нотка, поэтому она перешла в нападение.
     - И правильно сделала. Вы могли желать, чтобы леди обнаружила меня в вашей постели, но я была бы смущена.
     - Это не имеет никакого...
     - Я вижу, - прервала она его резко, ее веселость сняло как рукой. - Следовательно, как я понимаю, мое унижение не является более средством наказания, а просто вашим способом обращения со мной в любое время.
     - Не путай слова... Она опять прервала его.
     - Нет. Я поняла все прекрасно.
     Она повернулась, чтобы уйти, но он схватил ее за косу, которая взметнулась перед его носом. Он мягко потянул ее, пока Ровена не повернулась к нему, почти касаясь лицом его лица.
     - Негодование не пристало вилланам, - сказал он предостерегающе. - Ты забываешь, что ты моя?
     Она задержала дыхание и прошептала в ответ:
     - Я никогда не смогу забыть, что я ваша, мой господин. Их взгляды встретились, в ее сапфировых глазах было такое чувственное обещание, подтверждаемое ее словами, что главное оружие Уоррика немедленно выпрямилось и встало в свой полный рост. Интересно, она специально так делает, или она даже не догадывается, какое действие оказывает на него. Если бы они были наедине, она быстро бы догадалась.
     Он отпустил ее косу, нуждаясь в том, чтобы соблюсти дистанцию и не выставлять себя полным идиотом, волоча ее отсюда прямиком в постель. Но она не отодвинулась от него, как он ожидал, и мягко дотронулась рукой до его руки, явно обозначая поглаживание.
     - - Могу я попросить об одолжении, мой господин? Он вспомнил, как Селия всегда дожидалась, когда он будет на взводе, чтобы выпросить то, чего ей нужно. Ну даже, если и так, все равно.
     - Проси.
     Она придвинулась еще ближе и прошептала ему на ухо.
     - Вы сделали это моей обязанностью, однако то, чего я хочу, - трогать вас по-своему собственному усмотрению - так, как я это делала тогда. Вы не согласитесь лечь передо мной, но без цепей и позволить мне трогать вас так, как мне нравится?
     Он потерял дар речи. Среди всех мыслимых просьб, которые Уоррик мог себе представить, включая ее освобождение, он никогда бы даже не смог себе вообразить, что ее просьба будет включать в себя его удовольствие. Все же он сейчас сваляет дурака, потому что так дико хочет ее прямо сейчас, что, кажется, взорвется. Он вскочил, но она положила руку ему на плечо.
     - Я не имею в виду сейчас, но позже, когда вы захотите меня.
     - Ты думаешь, что можешь говорить мне такое, и я потом буду ждать...
     - У меня не было намерения сейчас увлекать вас в постель, - быстро сказала она.
     - Почему?
     Легкий румянец окрасил ее щеки.
     - Я имела в виду вечер, когда уже темно и... - Она не закончила фразу.
     Уоррик, настолько готовый прямо сейчас войти в нее, что с трудом сдерживался, понял, в чем дело.
     - Я забываю все время, что ты девушка. Мне бы хотелось, чтобы это было не так, но - иди и не показывайся мне на глаза до захода солнца - но к этому моменту будь уже в моей постели. Только не ожидай, что я исполню твою просьбу, прежде чем возьму тебя один, а скорее, два раза. Похоже, что я вообще не дам тебе отдыха до утра.
     Легкий румянец на ее щеках превратился в пунцовый, прежде чем он закончил. Она молча кивнула и поспешила прочь. Ее отсутствие, однако, не охладило его, и это неудобство начинало уже бесить его.
     Проклятая девица, что заставляет его реагировать так сильно? Сначала была всепоглощающая ярость, которая требовала мести, а теперь сжигающее его вожделение. И это внезапное странное его смягчение в деле с юным Ферганом, и даже по отношению к лорду д'Эмбрею, который испытывает его терпение уже в течение двух лет.
     Случайное совпадение - или тоже результат того глубокого воздействия, которое Ровена оказывает на него?

     Он уехал, но Ровена не была посажена в темницу, как она боялась. Он даже не поднял ее, чтобы она приступила к своим обязанностям, а оставил выспаться - в пустой комнате.
     Уоррик попрощался с ней, однако, на рассвете. Она помнила это смутно, помнила, что он сжал ее в своих объятиях, прижал к себе и нежно поцеловал. Нежно? Да, она не ошибается в этом, потому что губы у нее воспалены и сейчас еще, и все же его поцелуй не причинил ей боли. Но она тут же опять провалилась в сон, как только он вновь положил ее на кровать, усталость после ночи, проведенной с ним, притупила ее интерес к тому, что он уезжает или вообще к чему-нибудь.
     Теперь, когда она проснулась, ей стало интересно, почему он так ее поцеловал - непохоже на все его поцелуи, которые она получала - и давала - в течение этой долгой ночи. Ее воспаленные губы подтверждали то, что другие поцелуи были не столь нежны. Это не значит, что они ей не нравились. Удовольствие, которое она получила, намного превосходило то небольшое неудобство, которое испытывала. И сейчас, когда она вспоминала об этом, то удивилась, почему Уоррик был таким ненасытным.
     Ясно, не потому, что она высказала вслух свое желание ласкать его. И все же - все же он нашел ее вскоре после того, как она покинула зал вчера днем, и отвел ее в свою комнату, где он показал ей последствия того, что она так раздразнила его.
     Он был столь возбужден, что это получилось через несколько мгновений после того, как он уложил ее в постель. Она испытывала сначала неудобство, когда он погрузился в нее, но потом его бурлящая страсть была возбуждающа, и уже на втором движении ей хотелось того же, что и ему, а на третьем она потеряла голову. После чего он любил ее более связно, но с тем же пылом. И это было любовью, потому что он давал больше, чем брал, ни слова не упоминая о том, что стоит между ними.
     В какой-то момент они оба почувствовали, что проголодались, и он пошел будить повара. Но это оказалось не нужно, потому что кто-то оставил подносы с едой в ближней комнате для них, так же как воду для умывания. Они оба поели, хотя пища была холодная. Они совсем потеряли счет времени.
     Но ночь еще не кончилась, и Ровена не забыла о том, с чего она началась. Не забыл и Уоррик. Однако только после того как он убедился, что это иллюзия - пытаться заставить его орудие вновь оживиться, то согласился выполнить ее просьбу. И все же ошибся, потому что все равно не смог лежать перед ней слишком долго.
     Дважды он пытался сдерживаться и каждый раз, когда терял контроль над собой, бросался на нее как дикарь, чтобы овладеть ею. Она начала облизывать его начиная с шеи, медленно перемещаясь к плечам, потом по его крепким рукам, по его груди. Ей хотелось вылизать каждый дюйм его тела, но она еще не дошла до низа живота, как он втянул ее обратно в постель и вошел в нее. И пока он не выдохся, ей так и не удалось закончить то, что она хотела, и даже сейчас она вспыхнула, вспомнив его горячность и те звуки удовольствия, которые она из него исторгала.
     Это казалось сейчас сном, то, какой он был с ней; настолько отличалось от того, что было раньше. Ни разу он не показал себя с жестокой стороны. И она изумилась теперь, когда припомнила, как часто он смеялся. Ночь, которую она никогда не забудет.
     Чего она не знала и не узнает пока, потому что он уехал, - было ли его поведение результатом того, что она его соблазнила, или просто временное улучшение. Он прибудет обратно меньше чем через неделю, сказал он ей, но уже сейчас этот срок казался ей бесконечным.
     Ровена вздохнула и стала одеваться. Она знала, что слишком нетерпелива, нереально предполагать, что она сможет так скоро усмирить дракона. Одна ночь не меняет человека. И одно маленькое напоминание о том, что разжигает его мстительность, - и он опять начнет выдыхать свое пламя. Но прогресс несомненен. Этого нельзя не заметить. И она не могла отрицать, что соблазнение Уоррика де Чевила не оказалось столь уж неприятным для нее делом, как она предполагала. Нет, это было приятно.
     Она не знала, как уже поздно, пока не вышла в зал и не увидела на полу полоски света, которые обычно там бывали днем. В широкой комнате почти никого не было за исключением нескольких служанок. Одна из них Милдред, и она поспешила навстречу Ровене, увлекая ее за собой в кухню.
     Ровена удивилась и спросила:
     - Разве безопасно теперь, когда он уехал, если нас увидят разговаривающими?
     - Черт с ним, с его приказом, - ответила Милдред. - То, что я узнала, не может ждать удобного случая. Но почему ты не огорчена его отъездом?
     Ровена усмехнулась.
     - Потому что я не в темнице.
     - Нет, я не об этом, я о том, куда поехал лорд Уоррик. Не может быть, что ты не знаешь!
     - Не знаю чего, Милдред? Уоррик сказал только, что он уезжает ненадолго, но не говорил, почему он уезжает. - Ровена начала хмуриться. - Этого не может быть, что на войну, нет, на столь короткое время.
     - Нет, не на войну, на поединок. Гилберт вызвал его, и Уоррик поскакал на встречу с ним - лицом к лицу.
     - Боже милостивый, один из них умрет. - Ровена побледнела. Милдред посмотрела на нее.
     - Конечно, - сказала она нетерпеливо. - Но сначала они узнают друг друга.
     Ровена едва ли слышала ее, потому что в мозгу проносились картины того, какой Гилберт высокий, как хорошо он владеет мечом и насколько Уоррик склонен к честному бою, тогда как Гилберт - наоборот. Она почувствовала дурноту, поскольку перед ее глазами возникла картина - Уоррик лежит на земле... кровь...
     Она тяжело опустилась на стул, плохо сознавая, что происходит вокруг. Милдред притронулась холодной рукой к ее щеке.
     - Что с тобой, детка? - тревожно спросила она. - Это ребенок?
     Ровена подняла на нее глаза с выражением крайнего отчаяния:
     - Я не хочу, чтобы он умирал.
     - А, - понимающе произнесла Милдред. - А почему он должен умереть? Он уехал, готовый ко всяким штучкам. Возможно, там и не дойдет до схватки, по крайней мере - между ними двумя. Я больше беспокоюсь, что Уоррик узнает, кто ты на самом деле. Как только он увидит Гилберта, то узнает в нем похитителя из Киркбурга и поймет, что он твой брат. Это не беспокоит тебя?
     - Не по той же причине. Я знаю теперь, что он не убьет меня - по крайней мере не из-за моих владений, - добавила она с болезненной улыбкой. - Я боюсь его гнева, если он решит, что я обманывала его, не признаваясь в этом. За это я могу опять угодить в его темницу.
     Улыбка Милдред была еще более болезненной.
     - И скорее, чем ты думаешь, моя дорогая. Ровена нахмурилась.
     - Как это?
     Милдред огляделась, чтобы убедиться, что они сейчас одни.
     - Леди Беатрис затаила злобу с тех пор, как узнала, что ее выдают замуж за мальчишку из Малдуитов. Она в бешенстве на Уоррика, и если она чего унаследовала от отца, так это его мстительность. Она хочет заставить его пожалеть о том, как он с ней поступил, и хочет отыграться на тебе. Глаза Ровены расширились.
     - На мне? Но она пользуется властью теперь, когда Уоррик уехал?
     - Некоторой, далеко не полной, но она слишком умна, чтобы полагаться на это и больше ни на что. Я подслушала ее разговор с сестрой прошлым вечером, и действительно умно то, что она задумала. Она не знает, за какое преступление Уоррик превратил тебя в пленницу, никто не знает, но она планирует приписать тебе кражу.
     Ровена прикрыла глаза, потому что вдруг поняла.
     - Она скажет, что я украла что-нибудь у нее.
     - Да, и не что-нибудь, а ее наиболее ценную игрушку - жемчужное ожерелье, подаренное Уорриком. Мелисант поддержит ее, скажет, что только тебя видела в комнате перед тем, как оно пропало. Беатрис потребует потом обыскать ткацкую, а также комнату Уоррика, а именно там она спрячет в укромном месте ожерелье, чтобы подтвердить твою вину.
     - И она даже не будет настаивать на том, чтобы меня посадили в темницу. Это будет сделано в любом случае до возвращения Уоррика, а он может поверить наговору. Он так часто называл меня маленьким воришкой. Он будет принужден наказать меня, сурово - возможно...
     - Это не твоя забота, детка. Что случится с тобой до его возвращения, именно то, чем и надеется Беатрис удивить Уоррика. Ровена нахмурилась.
     - Но Джон Гиффорд...
     - Его нет. Там другой тюремщик, известный своими злоупотреблениями над пленниками. Ровена побледнела.
     - Я... я видела его.
     - И это еще не все. Беатрис будет настаивать на твоем допросе, чтобы якобы узнать, что еще украдено. Ты знаешь, как допрашивают пленников?
     - Пытка?
     - Да. Эта стерва надеется, что ты будешь изуродована, и... и потому Уоррик не захочет больше тебя видеть, и еще более - что ты потеряешь бэби. Вот чем она думает уязвить его, потому что знает - все знают, как он хочет сына, пока и незаконного.
     - Все, меня тошнит.
     - Я понимаю, - сочувственно сказала Милдред.
     - Нет, действительно тошнит.
     И Ровена выбежала в умывальную.
     Когда Ровена вернулась, Милдред смочила полотенце холодной водой и положила ей на лоб. Ровена с благодарностью посмотрела на нее и спросила:
     - Когда она собирается это осуществить?
     - Когда Беатрис опоздает к вечерней трапезе. Это будет ее объяснение - что она хотела надеть ожерелье и не нашла его. Но ты сможешь уйти до того. Я приготовила тебе сумку с едой и одеждой - кое-что из твоей, но также из одежды служанки, потому что тебе надо соответственно одеться, чтобы можно было незаметно передвигаться. Я спрятала сумку в прихожей, и все ждала, когда ты выйдешь сюда.
     - Я слишком долго спала.
     - А, так наш план работает?
     - Твой план, ну да, похоже на то, - Ровена усмехнулась. - Но это теперь не имеет значения.
     - Нет, будет иметь большое значение, когда вернется Уоррик. И тебе вовсе не нужно уходить далеко. В лиге отсюда есть лес, достаточно густой, чтобы спрятать целую армию. Будь там поближе к опушке, и я пошлю Уоррика за тобой, как только смогу объяснить ему, что было необходимо, чтобы ты ушла.
     - А ты не пойдешь со мной, Милдред?
     - Мое отсутствие заметят слишком быстро, а это привлечет внимание к тому, что и тебя нет. А так они не начнут искать, пока Беатрис не обвинит тебя. И тебе легче будет выйти незамеченной в одиночку, мне надо быть здесь, чтобы убедить Уоррика в том, что Беатрис лжет.
     - Ты забываешь, что он не слушает оправданий - по крайней мере от нас, - сказала Ровена тихим голосом. - Если я должна уйти, то лучше мне не возвращаться. Турес не слишком далеко отсюда...
     - Это добрых три дня ходьбы пешком, - воскликнула Милдред с ужасом.
     - Но мои люди там помогут мне или спрячут меня, пока я смогу придумать, как освободить мать из замка Эмбрей.
     - Ровена, не может быть и речи о таком далеком переходе пешком и одной. Положись на Уоррика. Дай время, он поймет, что к чему. Я чувствую это.
     Ровена покачала головой.
     - У меня нет такого доверия. И теперь, когда думаю об этом, я не хочу, чтобы человек, который так испортил своих детей, воспитывал моего ребенка, понимаешь, Милдред?
     - Его ошибка в том, что он этим не занимался, но вспомни, у них не было матери, которая бы за ними могла постоянно присматривать.
     - Милдред, сейчас не время обсуждать этот предмет, - нетерпеливо оборвала ее Ровена. - Скажи мне только, как я смогу пройти ворота.
     Что Милдред была недовольна тем, что ей не дают обсудить эту тему, было очевидно по натянутому выражению ее лица.
     - Там только один сторож у внешних ворот. Ты пройдешь, пока я буду отвлекать его. Однако, если ты столь решительно настроена бежать, подожди в лесу один день, - нет, лучше, два дня, пока здесь поутихнет. Я смогу тогда присоединиться к тебе.
     Ровена обняла ее с облегчением. - Спасибо.
     - Благодари меня после того, как я всю дорогу до Туреса буду брюзжать и говорить, какую глупость ты совершаешь.

     Лес - не самое приятное место для одинокой женщины, особенно когда в каждом звуке ей чудится подступающий к ней вор или убийца. Небо затянулось тучами еще до захода солнца, так что не было видно луны. Время тянулось для Ровены бесконечно. Она пыталась заснуть и не могла, единственным ее утешением стало то, что дождь так и не пошел.
     Она не чувствовала никакого удовлетворения от того, что ей так удачно удалось бежать. Земля была слишком жесткая, и даже шерстяная накидка служанки, накинутая поверх ее собственной одежды, не спасала от холода. В лесу она переоделась в свою собственную одежду в знак протеста против того, что ей пришлось тайком, в крестьянской одежде, бежать из крепости. Яркий желтый корсет и алая накидка - вот что она надела на себя, чтобы почувствовать себя самой собой, не запуганной угрозами жестокого дракона Фулкхеста.
     Фулкхест... она бы желала, чтобы хватило смелости дождаться его возвращения, но у нее совсем не было той уверенности в нем, что была в Милдред. Он мог быть не столь жестким, как она думала о нем поначалу, но все же способен на жестокое возмездие и суд, и она не сомневалась в том, что, если он поверит, что она украла ожерелье, то будет наказана как любой другой вор.
     Был конечно шанс, что ей будет дана возможность доказать свою невиновность, но вряд ли, учитывая его мнение о ней, - ничего хорошего, спасибо Гилберту - и она не может рисковать.
     Ровена почувствовала, что сама испытывает некоторое желание отомстить этой маленькой юной леди за то, что она вынудила ее бежать из крепости. Леди никогда не покидают свой дом без надлежащего вооруженного эскорта. И даже крестьянки обычно выходят в сопровождении одного или двух стражей.
     Но она была здесь совершенно одна, только с маленьким кинжалом, который Милдред положила ей в сумку для защиты. Милдред положила также два красивых корсета, которые Ровена сможет продать, если достигнет города, но это было очень большое "если", и слишком много неприятных вещей может случиться прежде.
     Когда она подумала об этих неприятных возможностях, ее мысль очень легко переключилась на надежду, что Беатрис де Чевил все же получит когда-нибудь вознаграждение, которое она заслуживает.
     Если злоключения Ровены когда-нибудь закончатся, она может появиться перед Беатрис как призрак, требующий возмездия... да; это будет просто возмездием. Уоррику пришлась бы по душе такая идея.
     Эта мысль развеселила ее, и на ее губах появилась улыбка перед тем, как она, наконец, заснула. Но шум леса не давал ей спать спокойно, она часто просыпалась, встревоженная чем-либо, пока, наконец, не открыла свои глаза на рассвете - и увидела стоящего над ней всадника.
     Она быстро села, ущипнув себя за руку. Но это был не сон. Ее разбудил храп лошадей, на которых приближались всадники. Она оглянулась. Их было около дюжины, и они сейчас ее настигнут. О Боже.
     Она не стала дожидаться, чтобы узнать, кто они такие. После нервозной ночи Ровена запаниковала и, схватив свой маленький кинжал, она с размаху саданула сидящего на лошади воина по ноге.
     Мужчина закричал, но другой, подскакавший к нему воин прикрыл ему рот рукой. Ровена не видела этого, она вскочила и побежала в чащу леса, где лошади не могли бы пройти.
     Но они могли, они преследовали ее, трое из тех, посмеиваясь такой занятной охоте, и это испугало ее. Она знала, что случается с женщиной, если мужчины поймают ее в лесу или в поле.
     Они настигли ее. Она слышала это, несмотря на оглушительный стук своего сердца. Она слышала кляцание оружия, но ее движениям мешали широкие полы юбки, и она никак не могла одной свободной рукой приподнять их достаточно, чтобы они ни за что не цеплялись. Это будет плохо, если она зацепится одеждой за какой-нибудь куст или ветку.
     И она действительно зацепилась и упала, выронив попутно нож, потом вновь вскочила на ноги. Не было смысла искать сейчас кинжал, но обе руки освободились, и она смогла наконец справиться с полами юбки, но это удалось ей слишком поздно, потому что один из мужчин уже подошел очень близко.
     Если бы она вовремя заметила опасность, то, возможно, сумела бы уклониться, поскольку такая возможность была. Он смог схватить только конец ее накидки, однако этого оказалось достаточно, она потеряла равновесие и больно упала на спину. Если бы накидка была завязана у нее на горле, а не на плечах, она, вероятно, лежала бы сейчас со сломанной шеей.
     В первый момент, как Ровена упала, то была уверена, что сломала себе позвоночник, настолько жуткую боль она ощутила. Но прежде чем поняла, что жива и могла бы бежать дальше, было уже поздно.
     Другие двое мужчин остановились по бокам. Они схватили ее, но она не настолько была напугана, чтобы не попытаться лягнуть того, кто подошел к ней спереди, и не забыла также, что надо кричать как можно громче.
     Ее крик был столь пронзителен, что мужчины тут же остановились, чтобы воткнуть ей в рот кляп. Она сопротивлялась и уворачивалась и вдруг услышала...
     - Подожди, я знаю ее, - сказал один из мужчин.
     - Ты бредишь. Как ты можешь...
     - Боже праведный, это наша леди. - В голосе его ощущалось безграничное изумление, изумление Ровены было даже большим. Их леди? Она подумала о Туресе, но ей не казались знакомыми лица этих мужчин - потом она припомнила одного и тяжело вздохнула. Ее догадка подтвердилась, когда она увидела четвертое лицо, наклонившееся над ней, и услышала голос, который надеялась никогда больше не слышать.
     - Ровена?
     Он не ждал ответа. Внезапно догадавшись, что здесь произошло, он опустил кулак на головы трех мужчин, которые сгрудились позади нее. Затем сводный брат поднял ее и прижал к своей груди так крепко, что она едва могла дышать.
     - Как ты здесь очутилась?
     Вопрос прервал дикую смесь захлестнувших ее чувств - страха и негодования. Ну, если кто-нибудь должен был найти ее, почему именно Гилберт? И она не знала, что ему отвечать, разве что действительно рассказать, что произошло с ней с тех пор, как она видела его в последний раз в Киркбурге.
     Но она не стала говорить ему всей правды.
     - Я была пленницей в замке Фулкхест, но в конце концов сумела бежать...
     - Он захватил тебя? Я сходил с ума от горя, тогда как ты была у него? - Он немного отпустил ее, когда задавал вопросы, но теперь прижал опять к себе и сказал с искренним сожалением:
     - Я думал, ты умерла. Никто в Киркбурге не мог объяснить, что с тобой.
     Серьезность в его тоне странным образом заставила Ровену почувствовать, как она его ненавидит.
     - Я не удивляюсь, - сказала она осторожно. - Он послал меня прямиком в темницу, прежде чем слуги из Киркбурга вылезли из укрытий.
     - Его темницу! - вскричал Гилберт в изумлении. Его люди зашикали на него, чтобы он умерил голос. Он только взглянул на них, потом перевел взгляд на Ровену. - Он, должно быть, свихнулся. Разве ты не сказала ему, кто ты?
     Она посмотрела на него, удивляясь его глупости.
     - Ты думаешь, я должна была признаться ему в этом, когда, как тебе известно, он мечтает уничтожить тебя и захватить все твои владения? Он уже захватил мои, только потому, что они под твоей опекой. Или ты думаешь, он не убил бы меня просто, чтобы получить все оставшиеся у меня поместья? Я не сказала ему ничего, кроме того, что я леди Киркбурга. - Затем ей пришлось соврать, чтобы поддержать его первоначальное заблуждение, что Уоррик явился в Киркбург за ним. - Он послал меня в тюрьму, потому что был в ярости от того, что не захватил тебя.
     Гилберт выглядел виноватым и подтвердил свои чувства, сказав:
     - Прости, Ровена, прости меня. Я не думал, что это будет для тебя опасно, иначе не оставил бы там, но я плохо соображал тогда.
     А когда он соображал лучше или без алчности, которая туманила его мозги? - хотелось ей спросить, но он вел ее той же тропой, какой она пришла в этот лес, и она вместо этого внезапно спросила:
     - А что ты делаешь здесь, Гилберт? Ты что, думаешь взять осадой эту сильнейшую крепость?
     - Нет, не совсем, и все же я захвачу ее ночью.
     - Как?
     - Я послал ему вызов. Если он не глуп, то будет подозревать ловушку и, значит, возьмет с собой для безопасности большую часть своих людей. - Он вдруг остановился и возбужденно спросил:
     - Ты ведь можешь это подтвердить? Ты не знаешь, сколько людей он с собой взял?
     - Я не видела, как он уезжал, - уклончиво сказала она. - И у меня не было времени считать оставшихся воинов, когда я бежала оттуда.
     Он был разочарован, но продолжал, привлекая ее опять ближе к себе.
     - Не важно. Он должен был взять с собой большую часть своих воинов. Зачем ему их оставлять, когда, как ты верно заметила, Фулкхест - сильнейшая крепость, способная выдержать осаду даже с десятком людей.
     - Но тогда, как же ты захватишь ее?
     Он повернулся и взглянул на нее с усмешкой.
     - С десятком людей.
     - А, конечно, какую глупость я спрашиваю. Он дернул ее за руку, показывая, что недоволен ее саркастическим тоном.
     - Я планировал подобраться под покровом темной ночи.
     - У них есть стража.
     - Нет, они не вышлют стражу, если я приеду по делу от короля Стефана, имея письмо с его печатью.
     - А ты?
     - Что?
     - Ты по делу от короля?
     - Конечно, нет, - раздраженно отмахнулся он. - Но письмо настоящее. Мне здорово повезло, что я достал его, потому что оно действительно направлено сюда.
     - Ты убил гонца? Он остановился.
     - Почему ты вешаешь на меня все грязные делишки, о которых слышишь?
     - Нет, не все, только те, на которые ты способен. Он скривился.
     - Какая разница, как я заполучил это письмо. Оно открывает для меня Фулкхест. Или, возможно, я верну им сбежавшую пленницу, - добавил он угрожающим тоном.
     Она бы хотела этого. Она должна предупредить тех, кто находится внутри крепости.
     Он должен думать, что испугал ее своей угрозой, поэтому она замолчала и не произнесла ни слова, пока они не подошли к другим воинам, оставшимся у лошадей.
     Она узнала некоторых из Киркбурга, рыцарей Лионса, то есть людей, которые должны были бы служить теперь брату Лионса, а не Гилберту.
     Ровена замерла, когда осознала это. Благословение Божие, они даже не знают, что Годвин умер? Или они слепо последовали за Гилбертом, считая, по неведению, что он имеет право на их службу, поскольку Годвин приказал им это перед тем, как умер?
     Да, они должны знать, что Годвин умер, так как Гилберт упоминал, что они заезжали в Киркбург уже после его разрушения. Может быть, они обманываются насчет условий брачного контракта? Но этот контракт уже не имеет силы, поскольку Лионе не смог его подтвердить. И никто не знает об этом, кроме нее, Гилберта, Милдред - и Уоррика. Гилберт, конечно, ничего не сказал им. Скорее, даже намекнул, что будет ребенок.
     Интересно, почему он не спрашивает ее об этом? Но вдруг она поняла. Гилберт уже получил то, чего желал, то, чего он добивался посредством ее брака, - войско Лионса. И он замышляет грубый удар против Уоррика, захват его главной крепости и, очевидно, его дочерей. Гилберт близок к выигрышу, и это благодаря ее браку, поскольку теперь он может действовать так быстро, что ребенок уже не имеет значения.
     Уоррик... он сойдет с ума от ярости. И Гилберт сможет диктовать ему любые условия, захватив в замке его дочерей, - включая собственную жизнь Уоррика.
     Она должна что-нибудь предпринять. Ее не волнует то, что волнует Уоррика, но она помнит его смех, его страсть, и этот нежный поцелуй на прощание, проклятье, она не может подумать о том, что он умрет. И она не хочет, чтобы Гилберт выиграл эту войну.
     Ей бы хотелось найти кого-нибудь из людей Лионса, которые могли бы ей поверить, что брачный контракт сейчас уже не имеет силы. Но если Гилберт узнает об этом, он, без сомнения, изобьет ее до смерти. Он даже может убить ее в порыве безумного гнева, и она не добьется своего.
     Но все же, что она может сделать? Добраться до крепости или убедить людей Лионса, но так, чтобы Гилберт об этом не узнал, что они не обязаны быть у него на службе.
     Конечно, надо попробовать и то, и другое, потому что даже если с Гилбертом останутся только его люди, он все же может попытаться захватить Фулкхест.
     Ровена дождалась, пока Гилберт заметит, что она рассматривает его людей.
     - И это твоя армия, братец? - невинно спросила она. - Я думала, мой брак принесет тебе больше выгоды.
     - Не будь дурочкой. Мое войско спрятано глубже в этом лесу. Через два часа после наступления темноты они двинутся к замку и будут ждать моего сигнала, что ворота открыты.
     - Если ты сможешь проникнуть внутрь. Я все же думаю, тебя не пустят. Они очень осторожны. Похоже, он предупредил их, чтобы они опасались обмана, поскольку это ты вызвал его на поединок, а он тебе не доверяет. Фулкхеста нельзя назвать кретином.
     - Ты пытаешься оскорбить меня?
     - Конечно. Ты думаешь, я забыла, что ты заставил меня сделать?
     - Замолчи! - прошипел он, уводя ее подальше от стоящих вокруг людей. - Если у тебя такая хорошая память, припомни также, что твоя мать до сих пор у меня в руках.
     Этого было достаточно. Ровена кивнула, чувствуя, как будто громадная тяжесть опять опускается ей на плечи. Как она могла думать, что ей удастся взять верх над Гилбертом? Он всегда выигрывает в сражении с ней, просто зная, что надо сказать, чтобы она почувствовала себя крайней уязвимой и беспомощной.

     Солнце показалось совсем ненадолго этим утром, а потом небо заволокло тяжелыми дождевыми тучами. Ровена хотела бы, чтобы пошел дождь. А почему бы и нет? Она чувствовала себя настолько несчастной, что ее тошнило. Почему эти мужчины никогда ничего такого не чувствуют?
     Только шесть человек из них сидело неподалеку от нее, по-видимому отдыхая. Гилберт послал еще двоих на наблюдательный пост у моста, где они могли считать входящих и выходящих из замка людей.
     Этим оставшимся он не приказывал охранять ее. Они видели в ней теперь свою леди, поэтому их долг - охранять ее, что включало в себя и то, что ее нельзя оставлять одну. Но оставаться здесь - означает, что она не сможет предупредить людей, которые ничего не подозревают в неприступном замке Фулкхест.
     Он связал ей руки своими угрозами. Пока Гилберт не умрет, ей нельзя делать что-либо вразрез с его планами - если только она не придумает что-нибудь, о чем он не узнает, что это ее рук дело.
     Конечно, она может попытаться убить Гилберта. Но тогда его люди скорее всего убьют ее, а она не могла себе позволить такого самопожертвования, нет, не ради человека, который мечтает только мстить ей.
     Она могла бы рассказать Гилберту, что Уоррик является тем самым человеком, которого он захватил в Киркбурге. Это, конечно, может разозлить его настолько, что он допустит какую-нибудь глупость, возможно, даже поедет на поединок с Уорриком... Нет, это иллюзия. Гилберт никогда не будет рисковать, он сначала должен узнать, какое войско взял с собой Уоррик, и убедиться, что его собственное войско значительно больше.
     Ей хотелось бы самой узнать, насколько велика его армия. В Киркбурге было много воинов, и еще больше Гилберт собирался нанять на деньги Лионса. Успел он это сделать? Весьма интересный вопрос.
     Была некоторая надежда, что ей удалось посеять сомнения относительно плана Гилберта - беспрепятственно проникнуть в замок. Если хоть какие-то сомнения возникли у него сейчас, то до вечера они увеличатся. Может, он придет в конце концов к выводу, что его план не сработает.
     Тогда, он, возможно, вспомнит про свою угрозу ей и использует ее как средство проникнуть в замок. Тогда она сможет улучить момент и предупредить кого-нибудь. Потому что, по плану Гилберта, он не сразу будет открывать ворота, - ему надо дать своей армии приблизиться. Возможно, ее направят прямиком в темницу. Это неплохо, так как она будет отгорожена от Гилберта.
     Да, возможно, что он захочет использовать ее, и у него не возникнет подозрений, что она захочет помочь человеку, который держал ее в плену. Он знает, что она ненавидит его, но он будет предполагать, что Уоррика она ненавидит еще больше.
     Она почувствовала себя несколько лучше - пока не припомнила, что ожидает ее в темнице Фулкхеста. Приступила ли Беатрис к розыгрышу своего фарса до того, как узнала, что Ровена сбежала? Если нет, то возможно, что она и не будет ее обвинять, удовольствовавшись тем, что Ровены нет.
     Поимка злейшего врага Уоррика может быть принята во внимание, если станет известно, что это благодаря Ровене. Может быть, даже не посадят в темницу. Может, они будут благодарны ей. - Нет, она опять размечталась впустую. Но по крайней мере это может вынудить проклятого тюремщика задуматься, стоит ли трогать ее до тех пор, пока не вернется Уоррик.
     Но если на ней будет висеть обвинение в воровстве...
     Она не сможет ничего поделать тогда. Что бы ни ожидало ее внутри крепости, она узнает это только, если Гилберт решит использовать ее. Однако сейчас она уже не испытывала пылкого желания, чтобы он ее использовал.
     Она начала присматриваться к мужчинам, которые ее окружали, заинтересованная в том, чтобы найти кого-нибудь, кого она сможет убедить покинуть отряд Гилберта, не выступая открыто против него и не вызывая его гнев, который наверняка обернется против нее.
     Из шести человек, которые были с ней, только двое наверняка из Киркбурга. Естественно, Гилберт взял с собой наиболее верных ему людей. Если бы ей все же удалось поговорить с кем-нибудь из киркбургских рыцарей, но так, чтобы не слышали другие люди Гилберта...
     Когда один из них упомянул о еде, она почувствовала, что голодна. Но она не стала доставать еду из своей сумки и отошла подальше от группы. Она рассчитывала, что кто-нибудь из них захочет принести ей поесть, и надеялась, что он будет из Киркбурга.
     Но ей не повезло. Человек, предложивший ей еду, носил незнакомый ей герб, и, спросив его имя, она догадалась, что он из Эмбрея.
     Она поблагодарила его и отказалась от еды, сказав, что еще не голодна, хотя ее желудок бунтовал против такой лжи. Она подождала, пока они кончили есть и опять сели отдыхать, и затем подождала еще немного, молясь, чтобы Гилберт не вернулся раньше времени. Его не было. Наконец она посмотрела прямо в глаза одному из рыцарей Киркбурга и сказала, что все же теперь она проголодалась.
     Он вскочил и достал провизию из своих собственных запасов и, после того, как она поблагодарила его, небрежно заметила:
     - Я удивлена, что вы сами ввязались в это дело, которое к вам не имеет отношения. - Затем она высказала догадку:
     - И ведь вам за это не платят.
     Он не отрицал, сказав:
     - Я поклялся Киркбургу. И лорд Гилберт...
     - Не имеет на него никакого права, так же как и я, - выпалила она, как будто это сорвалось у нее в раздражении. Затем притворилась удивленной. - Не может быть, чтобы вы не знали. Без наследника от моего союза с лордом Годвином все наследует его брат. Он теперь лорд Киркбурга и несомненно удивляется, что же произошло с воинами его брата, людьми, в которых он нуждается для восстановления крепости. Конечно, я не понимаю, почему мужчины предпочитают войну мирному строительству, но, очевидно, это так, как раз вы здесь, а не там.
     Он молчал некоторое время. Было похоже, что он потерял дар речи. Потом складка, достойная самого лорда Уоррика, прорезала его переносицу.
     - Почему вы говорите мне это, леди?
     То, что она вспомнила Уоррика, подсказало ей ответ.
     - Я не хочу умирать, но мой сводный брат не слушает меня. Он одержим идеей убить Фулкхеста, и неудивительно, так как Фулкхест поклялся разорить его. Однако Гилберт не знает этого человека так хорошо, как узнала его я, будучи в плену. Вы легко возьмете его замок, да, но вы никогда не выйдете оттуда живыми, также как и я, так как Гилберт тащит меня туда.
     - Вы не понимаете, леди. Мы возьмем заложников, собственных дочерей лорда.
     - Вы думаете, что для этого воинственного лорда дочери имеют какое-то значение? План Гилберта сработал бы против любого другого человека. Но этот лорд не беспокоится ни о своих дочерях, ни о ком-либо другом. Он пожертвует ими без малейшего сожаления, также как и своими людьми в замке. Он осадит свою собственную крепость, но не предложит никаких условий, не примет никаких соглашений. Все, о чем он думает, - только месть. О, этот северный дракон поклялся, что никто не перейдет ему дорогу без отмщения.
     - Что, если вы ошибаетесь?
     - Что, если я права? Вам разве обещано что-то такое, ради чего стоит идти на страшный риск?
     - Вы думаете, что я отвращу вашего брата от этой, может быть, и безумной цели?
     Она отошла с ним в сторону, и другие с любопытством поглядывали на них, гадая, о чем они могут говорить. Почему эти мужчины так недоверчивы? Ладно, нужно пойти на хитрость.
     - Гилберт не послушает и вас, если узнает, что то, о чем вы говорите, исходит от меня. И он не поблагодарит вас за эти хлопоты. Затем она вздохнула, как бы опомнившись. - Извините меня. Я не должна была говорить вам о своих страхах, просто я думала, вы можете спасти себя и кого-либо из ваших друзей, поскольку это не ваша война, и вы не обязаны быть здесь. Я думала тогда просить вас, чтобы вы взяли меня с собой, если решите уехать, но теперь я осознаю, что вы не можете мне в этом помочь. Воины Гилберта остановят вас. Может, мне все же удастся убедить его послать меня в Эмбрей. Да, попробую.
     Она отвернулась от него, молясь про себя, чтобы он ничего не сказал людям Гилберта. Когда она осмелилась оглядеться, то увидела, что он разговаривает с другим рыцарем из Киркбурга - и очень горячо.
     Неужели ей все-таки улыбнется удача? Если эти двое сейчас смогут придумать отговорку, чтобы вернуться в основной лагерь, где полно людей из Киркбурга, может быть, ряды армии Гилберта сильно поредеют. Если это случится достаточно скоро, Гилберта известят и он будет вынужден изменить свой первоначальный план. Он, конечно, будет рвать и метать, но что сможет поделать? Ведь он-то знает, что у него нет прав на армию Лионса. Она может напомнить ему... Нет, ей не следует этого делать.
     Она могла признаться, что случайно назвала Фулкхеста северным драконом, а человек, с которым она говорила, побледнел как мел. Она могла бы потом поинтересоваться, предупредил ли Гилберт своих людей о том, что Фулкхест - это как раз тот дракон, что сжег крепость Киркбург.
     В любом случае, он не станет преследовать тех людей, если будет уверен, что они теперь не собираются выступить против него.
     Он попробует вывернуться и придумает новый план действий, и этот план будет включать ее использование. Как только он так решит, то не будет уже рвать и метать. Но, как только он так решит, ее начнут охранять с удвоенной бдительностью, это несомненно.
     Однако человек, с которым она говорила, не попытался уйти. Она начала думать, что он заботится только о себе, когда вернулся один из наблюдателей и сообщил, что несколько отрядов патрульных выехало из замка, возможно на поиски Ровены. Она допускала эту возможность. Будь она простой крестьянкой или бежавшей пленницей, патрульные должны ее отыскать до возвращения Уоррика.
     Но эти патрули не понравятся Гилберту, потому что угрожают и его планам.
     Кто-то из мужчин должен был поехать к основному лагерю, чтобы предупредить их. Оба воина из Киркбурга вызвались ехать.
     Ровена едва удержалась от улыбки.

     День тянулся в томительном напряжении. Ровена воображала бесконечное количество вариантов того, что могло произойти, но ясно, что, поскольку основной лагерь не так далеко отсюда, кто-либо из людей Гилберта должен вернуться с сообщением, что воины Киркбурга уходят - или не уходят.
     Это, конечно, возможно. Двое человек, уехавшие отсюда, вообще-то не были обязаны предупреждать остальных о "верной смерти", которая их ждет, и могли просто спастись сами. Или, может быть, она верно оценила их пылкий разговор: человек, с которым она разговаривала, просто не мог убедить своего товарища, тот ему не верил. Тогда их горячность объясняется другим - тем, например, что товарищ стал разубеждать первого, смеяться над ним, что тот поверил страхам слабой женщины.
     Да, она, наверное, сошла с ума, если думает, что ее несколько слов могут испугать целую армию - нет, она не надеялась испугать их, а просто хотела довести до их сведения, что они не обязаны участвовать в этом походе, тем более, если им за это не платят, а их действительный лорд ждет их безуспешно в Киркбурге.
     Из-за закрывавших небо туч трудно определить, когда же все-таки начнет действительно темнеть. Но вот наконец стемнело, и как раз в этот момент появился Гилберт, в возбуждении продиравшийся на лошади сквозь чащу. Он не обратил внимания на то, что не все его люди на месте, а может, не все ему были нужды для его задачи. Чем больше людей будет с ним, тем труднее ему пробраться в замок.
     Он не спешился, но подъехал к Ровене и сказал:
     - Я решил сказать, что нашел тебя на дороге без сопровождения, и, поскольку ты якобы отказалась сообщить, куда направляешься, я заставил тебя ехать со мной. И что я надеюсь отдать тебя им просто потому, что еду по делам короля и не могу задерживаться даже ради столь миловидной леди.
     Затем он широко усмехнулся.
     - Как ты думаешь, захотят они освободить меня от такой обузы?
     - Поскольку они будут сурово наказаны за то, что позволили мне убежать, то да, я не сомневаюсь, что они опустят подъемный мост.
     Она очень постаралась придать своему голосу интонации, которые бы убедили его в том, что идея ей не нравится. Должно быть, это ей удалось, поскольку он весело рассмеялся.
     - Не злись, Ровена. Тебе придется провести в этой темнице не больше, чем несколько часов, и потом ты навсегда свободна. Разве эта цена слишком высока, чтобы окончательно расправиться с Фулкхестом после всего, что он сделал по отношению к тебе.
     Она не ответила. То, что Фулкхест сделал с ней, было результатом того, что Гилберт вынудил сделать ее. Одного человека она не осуждала слишком сильно. Другого она будет проклинать всю жизнь.
     - Если ты успешно провернешь дело, Гилберт, тогда мы обсудим цену моего заключения в темницу.
     Поскольку он ожидал от нее чего-либо в таком роде, то не был огорчен. Сейчас ничего не могло огорчить его слишком сильно, когда победа так близка. Ровена же втайне радовалась. Все же ей удалось посеять в нем утром сомнения, и это дало свои плоды. Теперь у нее будет возможность провалить план Гилберта, он сам попадется в свои сети. Но для нее было бы лучше, если бы ушли воины Киркбурга, поскольку ей не улыбалось сейчас возвращаться к Уоррику. Конечно, в противном случае она остается с Гилбертом, но прежде чем он придумает еще какой-либо способ использовать ее для своих целей, она найдет путь избавиться от него и его бесконечных угроз.
     Пока они выезжали из леса, Ровена оглядывалась несколько раз, надеясь увидеть приближающегося вестника из лагеря, но ничего похожего не было, никто не спешил предупредить Гилберта, что его воины уходят от него.
     Потом они подъехали к воротам крепости Фулкхест, и Гилберт назвался каким-то другим именем, выдавая себя за посланца Стефана, а затем рассказал свою версию того, как нашел Ровену. Она не слушала, что он говорит, и не смотрела на стражников, сидя позади Гилберта, чтобы они не могли ее пока узнать. Нельзя сказать, что она чувствовала себя полной надежд. Она была там. Она должна сделать то, что намеревалась сделать. Но ей очень и очень не хотелось делать все это.
     Она наконец в последний раз оглянулась, и там... это не люди ли Гилберта приближаются к ним по дороге? Почему они замедлили шаг, увидев их у ворот замка? Может быть, эти воины из Киркбурга дождались темноты? Умно. В темноте Гилберт не сможет их преследовать. Он будет внутри замка, ожидая появления своего войска. Но их решение ничуть не помогает ей. В этот момент стражник обратился к Гилберту:
     - Подождите там. Мой лорд сам возьмет у вас девушку. Ровена нахмурилась, не понимая, что они подразумевают. Но Гилберт смотрел в сторону, и тут она вдруг услышала, это был безусловно стук копыт приближавшегося к ним большого войска. Значит, это действительно возвращается дракон. В сумерках его армия была трудно различима, но она узнала его. И Гилберт - тоже.
     Он был взбешен, хотя не хотел ругаться при страже.
     - Проклятье, он не мог доехать до Джильского Поля и уже вернуться. Это невозможно!
     - Значит, он переменил решение. Ее голос напомнил ему, что она здесь и является составной частью его плана.
     - Не беспокойся, - сказал он ей. - Это просто меняет мои планы - буду осаждать их. Да и моя армия все же больше, чем его, и я вернусь с ней. Хорошо, что я не дождался ночи, потому что теперь я встречусь с ним.
     - Ты собираешься приветствовать его? - спросила она его недоверчиво.
     - Почему бы и нет? Он никогда меня не видел и без доспехов не узнает меня, - Гилберт почти что смеялся. - Это веселая игра. Этого Ровена не могла вынести.
     - Не хотела говорить тебе, Гилберт, но он узнает тебя. Он знает тебя как моего сводного брата, а не как д'Эмбрея. Но в любом случае он жаждет тебя убить, потому что был тем человеком, которого ты приковал к постели в Киркбурге. Так что это веселая игра для вас обоих.
     - Будь ты проклята, ты врешь! - взорвался он. - Я не мог захватить его и не узнать! И он не мог вернуться с армией, когда лежал прикованный к постели.
     Здесь, ради собственной безопасности, Ровене пришлось погрешить против правды.
     - Это была его армия, но он не возглавил ее. Они шли освобождать его, Гилберт. И когда они освободили его, он послал меня в темницу. Он собирается мстить мне до конца моих дней за то, что я сделала с ним. Тебя он просто хочет убить. Но можешь мне не верить. ТЫ сам узнаешь его, когда сейчас поздороваешься с ним...
     - Довольно! - прорычал он, хватая ее за руки и спуская вниз с седла.
     - Что ты делаешь?! - спросила она, зная уже, что он ответит.
     - В замке знают, кто ты. Если я заберу тебя с собой, они пустятся в погоню, которая мне не нужна. Так что скажи им, что я спешил по делам. И не бойся. Моим первым требованием, когда я вернусь, будет твое освобождение из этого плена.
     Он не дал ей времени ответить и ускакал. Его люди последовали за ним, и, поскольку было уже достаточно темно, через некоторое время они скрылись из виду. Приближающаяся армия тоже была плохо видна, только стук многих сотен копыт слышался все громче.
     Ровене пришло в голову, почему же она просто стоит и ждет. Она могла легко ускользнуть сейчас, и никто бы не заметил. Она могла бы также спрятаться под мостом, когда он опустится, и бежать чуть позже, когда все успокоится. В замке бы решили, что Гилберт увез ее с собой.
     Но это вызвало бы погоню, возглавляемую Уорриком. А Гилберт направился прямиком в свой лагерь к своему войску - или тому, что осталось от него.
     А она валяла дурака, потому просто стояла и ждала тут, пока не показалась первая лошадь и не остановилась прямо перед ней.
     Факелы освещали высокие стены, давая не слишком много света, но его было достаточно, чтобы разглядеть Уоррика, смотрящего на нее.

     - Почему ты ждешь меня здесь, а не там, где тебе положено?
     - Я сбежала, - не таясь, ответила Ровена.
     - В самом деле?
     Ироничность тона и улыбка на губах Уоррика ясно показывала, что он ей не поверил. Вот и прекрасно. Она успеет больше рассказать, если он будет считать, что все это ее собственная выдумка - пока она не дойдет до тех ключевых слов, которые безусловно приведут его в ярость.
     Потому она пожала плечами и вздохнула.
     - Увы, я недостаточно благородна, чтобы принимать на себя вину, когда я не виновата. Мне пришлось бежать, иначе я этим вечером оказалась бы в вашей темнице.
     - А-а, - сказал он, как будто бы ее слова все ему объяснили. - Ты избегаешь места, которое, по твоим собственным словам, находишь таким удобным.
     Это он напоминает ей о том, что она сказала леди Изабелле?
     - Оно не было бы таким на этот раз, - сказала она глухо, но затем быстро вернулась к беспечному тону. - И я говорю вам правду, я бы не вернулась, если бы меня не нашел один очень подлый лорд, который хотел меня использовать, чтобы проникнуть в Фулкхест, который он хочет захватить.
     Уоррик и бровью не пошевелил в ответ на это, и она продолжала.
     - Вы должны поспешить внутрь и подготовиться к осаде. С одной стороны, возможно, что я и рассеяла его армию, спрятанную глубже в лесу, сказав им только правду. Но, знаете ли, я не могу быть уверена. Я объяснила одному из рыцарей там, что знаю точно, они не обязаны подчиняться этому лорду и что они должны вернуться к своему настоящему властелину. Я сожалею, но мне пришлось также обрисовать вас очень черными красками в надежде, что если логических доводов окажется недостаточно, то сработает страх.
     - Я приветствую, когда мою репутацию еще и приукрашивают.
     Он посмотрел на нее с усмешкой.
     - Расскажи-ка мне теперь, как тебе удалось осуществить свой замечательный побег.
     - Это было непросто, - поспешила она уверить его с живостью, так что он рассмеялся, все еще полагая, что его забавляют.
     - Если бы я думал, что легко, я бы посадил тебя обратно в темницу для лучшей сохранности - правда, я бы навещал тебя. Ровена решила, что с "забавой" пора кончать.
     - Вы вернулись как раз вовремя, чтобы спасти ваш замок и вашу семью, потому что я бы, конечно, попыталась, но не было никакой гарантии, что ваши люди поверят мне, если я им скажу, что человек, выдающий себя за посланника короля, планирует ночью открыть ворота замка для своей армии. Если бы вы вернулись позже, то нашли бы его схваченным, если бы мне поверили, или, в противном случае, вы бы обнаружили, что ваши дочери взяты заложницами и выкупом является ваша жизнь.
     Когда она закончила говорить, его лицо темнело.
     - Почему я чувствую, что ты больше не притворяешься?
     - Я не притворяюсь и не притворялась до этого, все правда, Уоррик. Вы найдете следы присутствия армии в лесах на востоке отсюда, если, конечно, они не осадят вас сегодняшней ночью. Подлый лорд? Он... он мой сводный брат. Он пришел сюда, чтобы отомстить вам за разрушение Киркбурга. Вы понимаете, что такое месть?
     Ни слова не говоря, Уоррик наклонился и подсадил ее на свою лошадь. Его руки крепко обнимали ее, сидящую впереди него, и, сжав ее еще крепче, он сказал:
     - И ты бы помогла ему.
     - Я бы помешала ему!
     - Ты думаешь, что я в это поверю? - язвительно заметил он. - Твой собственный брат?
     - Он не кровный брат, и я ненавижу его так, что готова убить его и убью его, если представится возможность.
     - Тогда позволь мне сделать это за тебя, - предложил он, но в голосе его была холодность. - Скажи, где его найти.
     Настало ли время сказать ему всю правду? Нет, он и так уже очень сердит, чтобы узнать еще и это.
     Она отрицательно покачала головой.
     - Вы отобрали у меня больше чем достаточно. Теперь вы хотите еще и лишить меня возможности отомстить. Нет.
     Он рассердился на такой ответ. Он даже хорошенько встряхнул ее. Но она все равно не хотела сообщить ему нужные сведения. Наконец он немного успокоился и отпустил ее. Тут подъемный мост опустился прямо перед ними, и она спохватилась, что теряет время, и не рассказала ему остального, того, что вскоре он услышит от других - и это будет не в ее пользу.
     - Вы так и не спросили, мой лорд, за что я должна была попасть в темницу.
     - Ты еще в чем-то хочешь признаться? Она поморщилась от его сердитого ворчания. - Это не признание, а правда, насколько я знаю. Я должна была быть обвиненной в краже предмета большой ценности у одной из леди. Предмет бы нашли в ваших покоях, что подтверждало бы мою вину. Это оправдывало бы "допрос" по поводу предполагаемых других краж. Надежда была, что от меня мало что останется к вашему приезду и что из-за пыток я потеряю ребенка. Я не собиралась страдать по ложному обвинению, поэтому ушла еще до того, как оно было сделано.
     - И если ты виновна, то говоришь мне это, чтобы оправдаться.
     - Я не виновна в этом. Это Милдред подслушала разговор двух леди и предупредила меня. Вы можете спросить ее...
     - Ты думаешь, мне неизвестно, что ради тебя она соврет что угодно? Подумай получше о том, что может подтвердить твою невиновность.
     - Вы понимаете теперь, почему я была вынуждена уйти, - горько проговорила она. - Я не могу оправдать себя чем-либо, кроме того, что уже рассказала. И это вам придется искать доказательства, что тот, кто обвиняет меня, лжет, - или вам придется наказать меня со всей вашей строгостью.
     - Черт возьми, чем ты им так насолила? Почему такая враждебность к тебе?
     Ровена замерла. Его вопрос говорил, что он верит ей - или пытается поверить.
     - Я здесь ни при чем, - просто ответила она. - Это не меня хотят уязвить, а вас. С моим уходом, возможно, обвинение и не будет предъявлено. Это бессмысленно. С моим возвращением, однако, она может все же решить прибегнуть к обману.
     Они остановились перед башней и задержались там на некоторое время; пока воины спешивались, уводили лошадей, оруженосцы собирали вещи. Ровена внезапно спросила:
     - Почему вы вернулись так скоро?
     - Нет, не уходи от нашего разговора. Скажи, кто эта леди, которая хотела достать меня через тебя, ты должна сказать.
     Она соскользнула с лошади, прежде чем он успел ее задержать, однако остановилась, подняв к нему лицо, и ответила:
     - Не спрашивайте меня. Если она изменила свое намерение, тогда она обелила себя и не должна быть наказана за то, что задумала в порыве гнева. Если ж нет, то вы очень скоро узнаете, кто она.
     Он помрачнел еще больше, это было хорошо заметно при свете окружавших их теперь факелов. Холодный озноб пробежал у нее по спине, потому что он был похож сейчас на дьявола, когда сидел вот так и, глядя на нее сверху, решал ее судьбу.
     - Я решаю, что заслуживает наказания, - предупредил он ее. - Поэтому не думай, что тебе удастся скрыть от меня это так, как ты скрыла имя своего брата. Ты должна мне ответить или...
     Она отвернулась и пошла прочь, слишком сердитая, чтобы беспокоиться сейчас о том, что могла привести его в бешенство своим поведением. Поэтому Ровена не видела, как медленно на его лице проступила улыбка и не слышала последовавшего затем смеха. Но его люди видели. И многие из них удивлялись, что это так забавляет лорда, когда он отдает приказы по укреплению защиты замка.

     Шум, доносившийся из большого зала, означал, что уже началась вечерняя трапеза. Ровена могла его слышать, поднимаясь по лестнице, и она замедлила шаги. Она внутренне похолодела, вспомнив, что ей сейчас предстоит.
     Ровена собиралась пройти прямо в кухню, чтобы перекусить, но передумала. Как можно пройти, чтобы не заходить в большой зал? Может быть, тогда выйти наружу и обойти по двору? Нет, первые капли долго надвигавшейся грозы уже полились, когда она вошла в башню.
     Уоррик нашел ее сидящей на ступеньках в темноте. Он отпустил сопровождавших его людей, и тогда они остались лицом к лицу. Она не поднимала на него глаз, хотя ему казалось, что она узнает его. Она даже не пыталась объяснить, почему она здесь находится.
     Наконец он спросил:
     - Что ты здесь делаешь? Я думал, ты заедаешь эту прогорклую пищу изысканными блюдами Блуэ, от которых тебя не тошнит. Ровена пожала плечами.
     - Я тоже хотела так сделать, и очень, но мне нужно пройти через зал, чтобы попасть в кухню.
     - И что?
     - Мне бы хотелось, чтобы вы были рядом, если меня будут обвинять.
     Ровена не могла понять, почему эти слова заставили Уоррика поднять ее на руки и поцеловать, но он поступил именно так. Уоррик был насквозь промокший, но она не обратила на это внимания. Она прижалась к нему, в его поцелуе не было страсти, но тепло, безопасность, его сила - и нежность. Она чуть не расплакалась, почувствовав все это после того, что ей пришлось вынести за последние сутки.
     Потом он усадил ее обратно, все еще поглаживая рукой по щеке и улыбаясь.
     - Пойдем, - сказал он мягко и повел ее вверх по ступенькам, обняв одной рукой за талию. - Я не хочу, чтобы ты опять ругалась на меня.
     - Нет, я не думаю.
     - Тогда иди есть, - сказал он, подталкивая ее к ступенькам кухни.
     - А вы?
     - Я уверен, что сам смогу разобраться во всем этом без твоего присутствия, хотя, когда ты покушаешь, можешь принести мне бутылку моего нового вина - и передай, чтобы нам приготовили ванну.
     Это не было оговоркой, "нам", и румянец еще не схлынул с щек Ровены, когда через некоторое время она вошла на кухню. Когда она вошла туда, все было нормально. Работа не прекратилась при ее появлении. Не было и подозрительных взглядов. Только Мэри Блуз заметила ее и подскочила к ней, как боевая лошадь на полном скаку.
     - Я должна сделать тебе нагоняй, - были ее первые слова, когда она утащила Ровену в кладовую - подальше от чужих ушей. - Где тебя черти носили? Весь замок обыскали. Даже послали патрули.
     - Не... не случилось ничего, что должно меня здесь огорчить?
     - Ах, так вот почему ты пряталась, - ответила Мэри, слегка нахмурясь. - Но ведь ты исчезла задолго до того. Я искала тебя уже полдня, когда это случилось, однако - ладно, я никому не сказала, что ты исчезла. Я думала, ты переутомилась от тяжелой работы и спряталась, чтобы просто передохнуть, а потом, когда леди Беатрис устроила шум из-за пропавшего ожерелья, понятно было, что тебе необязательно было высовываться.
     Так вот почему Беатрис все же решила исполнить задуманное. Она не знала, что Ровены уже нет в замке, поскольку Мэри решила, что Ровена нуждается в отдыхе. Это, конечно, забота о ней, но Ровена похолодела от слов Мэри: значит, все поняли, что у нее была причина прятаться.
     - Где нашли жемчуг?
     - А, в покоях Уоррика. Это тоже странно. Сторож Томас заметил, что, казалось, леди Беатрис точно знала, где должно быть ожерелье, как будто она сама его туда положила. И все же леди Беатрис сказала, что ты взяла его, потому что ее сестра говорит, что видела тебя в их комнате перед обедом. Ровена затаила дыхание.
     - Когда?
     - Перед обедом, - ответила Мэри. - Это было, когда они не могли найти свой жемчуг, и они сказали, что видели его за час до того.
     - Значит, ближе к обеду, когда они сами видели его в последний раз? - возбужденно спросила Ровена.
     - Ну да, они так сказали.
     Ровена засмеялась, ее переполняло облегчение. Она обняла Мэри и почти повисла на ней.
     - Успокойся, - проворчала Мэри, но видно было, что ей это скорее приятно. - С чего это ты?
     - С того, что ты дала мне отдохнуть целый день и никому о том не сказала, и это будет доказательством моей невиновности.
     - Не вижу - как, но я рада такое слышать, потому что стража все еще ищет тебя. Не понимаю, как ты умудрилась войти в замок незамеченной.
     - Возможно, увидев со мной Уоррика, они перестали меня искать.
     - Он вернулся?
     - Да. - Ровена усмехнулась. - И он приказал мне идти есть, так что я лучше сейчас этим и займусь. Боже правый, ко мне вернулся аппетит, Я также должна заказать ванну и бутылку вина из Туреса.
     - Иди ешь тогда. Я позабочусь о ванне и принесу тебе бутылку.
     - Спасибо, мистрис...
     - Мэри, - сказала она, усмехаясь про себя. - Да, я думаю, вы можете звать меня теперь Мэри.
     Немного позднее Ровена вошла в зал, прижимая к груди бутылку вина, как ребенка. Ее походка была уверенной, и она улыбнулась Уоррику, когда подошла к нему.
     У него был недовольный вид. Он выслушал обвинения. Конечно, Беатрис даже не дождалась, пока он выйдет к столу, а пошла за ним в его покои и дала полный отчет о том, что произошло, пока он переодевался и сушил волосы.
     Сейчас его русоволосая дева выглядит, будто знает какой-то секрет. Он надеялся, что это так, потому что обвинения против нее тяжелые.
     Он передвинулся к камину, еда со стола была уже убрана. Беатрис села на один из стульев, Мелисант - подле нее, на скамейку. Уоррик кивнул Ровене, чтобы она заняла другой стул.
     Беатрис задохнулась от изумления и возмущения, но ничего не сказала. Отец смотрел на нее хмуро с первых слов о краже.
     Это не очень радовало ее. Она надеялась, что он придет в ярость. Она бы предпочла, чтобы он вернулся домой и нашел эту девчонку изуродованной, но, возможно, лучше, если он сам изобьет ее, если будет проводить расследование. В любом случае он не возьмет ее обратно к себе в постель, когда убедится в ее вине. В этом Беатрис была уверена.
     - Моя дочь, - произнес Уоррик с неудовольствием, адресуясь к Ровене, - выдвинула серьезное обвинение против тебя. Что ты можешь сказать по поводу кражи жемчужного ожерелья?
     - Она сказала, когда оно исчезло?
     - Когда, Беатрис?
     - Прямо перед обедом, - ответила Беатрис.
     - Спросите ее, милорд, насколько она уверена в этом?
     - Насколько, Беатрис?
     Беатрис едва удержалась от того, чтобы не нахмуриться. Она не понимала, какая разница? Ожерелье исчезло и найдено в покоях Уоррика. Ясно, что девица не будет предполагать, что его взял он.
     - Это было уже много позже полудня, когда я в последний раз видела его и решила тогда надеть его к обеду. И не более, чем через час оно пропало, и ее... - она указала пальцем на Ровену, - видели в моей комнате в это время. Это Мелисант ее видела.
     Ровена улыбнулась Уоррику.
     - Сказала ли я вам, в какое время вчера я убежала?
     - Убежала? - воскликнула Беатрис. - Ты хочешь сказать, что ты пряталась в замке?
     - Нет, миледи. Я не могла бы просто спрятаться от того, что вы планировали для меня.
     Горячий жар прихлынул к щекам Беатрис, а в глазах сверкала злоба.
     - Ты признаешься, что убежала? Ты знаешь, какого наказания заслуживают сбежавшие вилланы?
     - О да, леди Беатрис, у меня есть свои собственные владения и свои собственные вилланы. Я должна знать...
     - Лжешь! - прошипела Беатрис. - Разве ты бы обращался с ней так, отец?
     - Я не думаю, что она лжет, - ответил он. - Я обращаюсь с ней так, потому что дал ей статус вилланов, но не по рождению. Но мы отвлеклись. Когда ты ушла отсюда, Ровена?
     - Около полудня.
     - Она опять лжет! - вскричала Беатрис. - Как ты можешь слушать...
     - Ни слова больше, Беатрис, - ледяным тоном предупредил ее Уоррик.
     - Время, когда я ушла, можно проверить, милорд, - предложила Ровена. - Мистрис Блуэ скажет вам: когда она заметила мое исчезновение, начала искать и не могла найти весь день. И стражник у внешних ворот может сказать, когда Милдред вовлекла его в разговор так, что я смогла пройти незамеченной. Только, я надеюсь, вы не накажете его, потому что, если бы он был более внимательным, вы нашли бы меня не у моста, а в темнице - по крайней мере то, что осталось бы от меня, - невинно закончила Ровена.
     - Что ты скажешь, Беатрис? - спросил Уоррик.
     - Она лжет, - презрительно сказала дочь лорда. - Нужно тех, на кого она ссылается, привести сюда, и пусть они скажут мне это в лицо.
     - Ты думаешь запугать их? - ответил Уоррик, и на губах его появилась та самая усмешка, которую так ненавидела Ровена.
     - Ответь мне вот что. Если она украла твой жемчуг, то почему не взяла его с собой?
     - Откуда я могу знать, что думает шлюха?
     Это замечание немедленно отразилось на лице Уоррика, он пришел в одно из самых мрачных своих настроений. Беатрис смотрела на него, не отводя глаз, слишком обозленная, чтобы бояться. Но когда он перевел свой нахмуренный взгляд на Мелисант, та не выдержала и расплакалась.
     - Она заставила меня это сказать! - добровольно призналась Мелисант. - Я не хотела этого, но она грозилась, что тогда скажет, что это я украла ее ожерелье! Прости, отец! Я не хотела обижать Ровену, но Беатрис была так сердита на тебя...
     - Да, на меня, - глухо прорычал Уоррик. - Все ради меня. Ладно, ты получишь то, что заслужила, это будет ради твоей пользы, хотя и очень запоздало.

     Уоррик выпорол свою дочь прямо там же, в зале, использовав для этой цели толстый ремень перевязи своего меча. Ровена откинулась на спинку стула и закрыла глаза, но она не могла не слышать. Это было жестокое истязание. Крики Беатрис становились все глуше, ее жалобные просьбы невозможно слушать. Ровена закусила губу, чтобы не попытаться вмешаться, прежде чем Уоррик сочтет наказание достаточным. Уоррик успокоился только когда счел, что его дочь уже выглядит вполне раскаивающейся и крайне запуганной.
     После того как ее дамы увели ее из зала, Уоррик рухнул на стул рядом с Ровеной.
     - Это должно было умерить мой гнев, но нет...
     - И вызвало мой, - сухо заметила Ровена. Уоррик чуть не подавился от смеха.
     - Ровена!
     - Нет, простите меня, - серьезно сказала она. - Я не могу относиться к этому так легко. И ваш гнев, он, конечно, понятен. Сердечная боль, вызванная тем, что твой собственный ребенок хотел причинить тебе вред. Но постарайтесь вспомнить, что она все еще ребенок, у нее и месть носит такой же ребячий характер.
     Он приподнял бровь.
     - Ты пытаешься утешить меня?
     - Боже правый, я даже не мечтала об этом. Он не мог опять сдержать смех.
     - Я рад, что ты здесь.
     Ровена затаила дыхание при этих словах.
     - Правда?
     - Да, мне противно думать о том, что надо было бы выезжать в такой ливень, чтобы искать тебя.
     Она изумленно посмотрела на него и заметила вдруг, что в уголках его губ притаилась лукавая усмешка. Неужели этот устрашающий дракон подшучивает над ней?
     Это было удивительно, насколько спокойно она чувствовала себя теперь с ним. Он не казался теперь захватчиком, она не казалась себе пленницей. Неужели эта ночь, когда они испытали взаимную страсть друг к другу, действительно положила конец его мстительным намерениям? Вопрос был слишком интересным, чтобы не попытаться его выяснить.
     - Ситуация с кражей, - осторожно начала она, - разрешилась к вашему удовлетворению?
     - Да.
     - Здесь, да.
     Ровена думала остановиться на этом, потому что услышала намек, который не вдохновил ее. Но в выражении его лица не было угрозы, и она решила еще попытаться.
     - А что насчет моего пребывания - временного, в лесах? Он прыснул, услышав, какие осторожные слова она подбирает для своего вполне успешного побега, если бы только не этот ее братец с планами мести.
     - Что тебя интересует?
     - Буду ли я наказана за это?
     - Разве я чудовище, чтобы наказывать тебя, когда я знаю, какой вред мог быть тебе причинен, если бы ты не ушла из замка? Она усмехнулась.
     - Тогда...
     - Не говори этого, - предупредил он.
     - Чего? - невинно спросила она.
     Его нахмуренный вид был тем не менее совсем не страшным.
     - Поскольку мы разобрались теперь с твоей кражей и твоим побегом, ты собираешься, наверное, обсуждать со мной твою жадность?
     Ровена округлила глаза.
     - Что касается этого обсуждения, я бы отложила его на будущее - на какое-нибудь весьма отдаленное будущее. Но есть еще одна вещь...
     Сейчас, когда она дошла до того вопроса, ответ на который хотела знать, она не решалась его задать. Он был в мирном настроении, несмотря на всю эту неприятную историю с его дочерью, и ей не хотелось увидеть, как лицо его опять примет жесткое выражение. Но она хотела узнать, насколько серьезно изменилась его позиция по отношению к ней. Или это просто внешнее? Наконец она высказалась.
     - Собираетесь ли вы по-прежнему отобрать у меня ребенка, Уоррик?
     То, чего она боялась, произошло на самом деле - жестокая маска закрыла его лицо: изменилось выражение глаз, губы сжались, и ледяная угроза слышалась в его тоне.
     - Что заставило тебя думать, что я больше не собираюсь этого сделать?
     - Я... я не думала так - только...
     - Ты бы хотела воспитывать его как виллана?
     - Я не виллан! - огрызнулась она. - У меня есть собственные владения.
     - У тебя нет сейчас никаких прав, кроме тех, что я тебе даю, - прорычал он.
     - Что вы будете делать с ребенком? - спросила она. - Кто будет смотреть за ним, когда вы уйдете сражаться на свою проклятую войну? Кто-то из вилланов? Ваша жена?
     Он не обратил внимания на ее тон.
     - Если будет сын, я сам буду смотреть за ним. Я хочу сына. Дочь? - Он пожал плечами. - Незаконные дочери иногда оказываются полезны, как я недавно убедился.
     Она была так рассержена этим ответом, что чуть не закричала. Но срываться, как она сделала только что, не имеет смысла, тем более с ним.
     Она постаралась умерить свое негодование и уже более мирным тоном спросила:
     - А как с лаской, любовью и правильным воспитанием? Он приподнял бровь.
     - Ты думаешь, я неспособен к таким вещам?
     - Да. И Беатрис тому прекрасный пример.
     Это был удар ниже пояса, и притом верный. Выражение его лица изменилось, и она увидела человека, глубоко раненного горем.
     Невероятно, но Ровена, почувствовав это, ощутила, что у нее сжалось сердце, и она вскочила со стула и бросилась к нему.
     - Прости меня! - воскликнула она, обняв его за шею руками. - Я не хотела, честное слово, не хотела! Это не ваша вина, что в стране творится такое беззаконие, что вам приходится без конца воевать, а не быть дома с семьей. Этот проклятый Стефан виноват во всем. Это из-за него мой отец был вынужден все время сражаться, и вы видите, до чего в итоге я дошла, и это несмотря на то, что со мной была мать. Вы можете быть только виноваты в том, что больше меня не запугиваете, и я распустила свой язык...
     - У-успокойся.
     Он затрясся и сжал ее руки в своих. Она пыталась отклониться и заглянуть ему в лицо, но он слишком крепко прижал ее к себе и подозрительно шумно засопел.
     - Уоррик? - спросила она испуганно. - Вы... вы ведь не плачете?
     Он затрясся еще сильнее. Ровена нахмурилась. Он наконец отпустил ее, но только взглянул на ее лицо - и его сдерживаемый до сих пор смех перешел в громкий хохот. Ровена вскрикнула от раздражения и ткнула его в грудь. Он обхватил ее лицо обеими ладонями и начал целовать ее, но оттого, что он еще смеялся, то были прерывистые поцелуи, по крайней мере вначале. Но она оказалась еще достаточно рассержена и вцепилась ему в волосы обеими руками, притянув его к груди. И это положило конец его развлечению и через некоторое время - ее раздражению.
     Они оба были почти без сознания, когда наконец оторвались друг от друга. Она забралась к нему на колени, а он, прижав ее щеку к своей груди, поглаживал ее по бедру.
     - Ты глупышка. Ты даже не можешь спорить, потому что слишком беспокоишься о том, чтобы не задеть чужие чувства.
     Они были в зале не одни, но в основном никто не обращал на них внимания. Ровену это не беспокоило. Удивительно, еще несколько дней назад она бы умирала от стыда, если бы он ее так держал на глазах у всех. И несколько дней назад Уоррик не сказал бы ей ничего подобного.
     Она усмехнулась.
     - Большинство женщин страдают от своего сочувствия. Вы недовольны тем, что я женственна, Уоррик?
     Он хмыкнул.
     - Я просто хотел сказать, что есть время быть безжалостной, и есть время - быть женственной. Сейчас, однако, мне нравится твоя женственность.
     Она выпрямилась и прижалась своим телом еще плотнее к нему.
     - Такая женственность для вас достаточна? - сказала она с соблазнительным мурлыканьем.
     - Это скорее безжалостность - или ты хочешь, чтобы я понес тебя в кровать прямо сейчас?
     Действительно, она бы вовсе не возражала, но сказала вместо этого:
     - Вы не забыли, что приказали приготовить ванну?
     - Если ты говоришь это для того, чтобы охладить мой пыл, то ты забыла, что эту ванну я заказал - с тобой в ней.
     - Нет, я не забыла, но похоже, она будет опять холодная, - предупредила она.
     - Ты возражаешь?
     - Разве я тогда возражала?
     Он снял ее с колен.
     - Иди тогда и принеси вина. Я думаю, теперь ты от него не откажешься?
     - Нет, я думаю, что не откажусь.
     Ровена еще не привыкла к такой словесной игре. Щеки ее пылали, сердце стучало. Да, после всего, что было, она, похоже, все еще пленница - своих собственных желаний. Однако, возможно, что и Уоррик тоже.

Окончание следует...