Литературное чтиво Выпуск No 385 от 2006-07-24 Число подписчиков: 22    Дэн БРАУН "КОД ДА ВИНЧИ" Глава 100      Епископу Мануэлю Арингаросе к физическим страданиям было не привыкать, но жгучая рана от пули в груди поразила его в самую душу. То ныла не плоть, то страдало уязвленное сердце.      Он открыл глаза, но слабость и дождь замутняли зрение. Где я? Он чувствовал, как чьи-то сильные руки обхватили его за плечи, тащат куда-то его безвольное тело, точно тряпичную куклу, черные полы сутаны развеваются на ветру.      С трудом подняв руку, он протер глаза и увидел, что это Сайлас. Огромный альбинос тянул его по грязному тротуару и взывал о помощи душераздирающим голосом. Красные глаза слепо смотрели вперед, слезы градом катились по бледному, забрызганному кровью лицу.      - Сын мой, - прошептал Арингароса, - ты ранен? Сайлас опустил глаза, лицо его исказилось от боли.      - Я так виноват перед вами, отец! - Похоже, ему даже говорить было больно.      - Нет, Сайлас, - ответил Арингароса. - Это я должен просить у тебя прощения. Это моя вина. - Учитель обещал мне, что никаких убийств не будет, а я велел тебе во всем ему подчиняться. - Я слишком поторопился. Слишком испугался. Нас с тобой предали. - Учитель никогда и ни за что не отдаст нам Грааль. Сайлас подхватил его и нес уже на руках, епископ впал в полузабытье. Он вернулся в прошлое, видел себя в Испании. Скромное, но достойное начало: он вместе с Сайласом строил маленькую католическую церковь в Овьедо. Видел он себя и в Нью-Йорке, где возносил хвалу Создателю, организовав строительство штаб-квартиры "Опус Деи" на Лексингтон-авеню.      Пять месяцев назад епископ Арингароса получил пугающее известие. Дело всей его жизни оказалось под угрозой. Он до мельчайших подробностей помнил все детали, помнил встречу в замке Гандольфо, круто изменившую его жизнь... С того страшного известия все и началось.      ... Арингароса вошел в Астрономическую библиотеку Гандольфо с высоко понятой головой, будучи уверен, что здесь ему воздадут по заслугам, увенчают лаврами, поблагодарят за огромную работу, что он вел как представитель католицизма в Америке.      Но встретили его лишь трое.      Секретарь Ватикана. Тучный. С кислой миной.      И два высокопоставленных итальянских кардинала. С ханжескими физиономиями. Чопорные и самодовольные.      Секретарь? - удивился Арингароса.      Секретарь, ведавший в Ватикане юридическими вопросами, пожал епископу руку и указал на кресло напротив:      - Присаживайтесь, пожалуйста. Арингароса уселся, чувствуя: что-то не так.      - Я не большой любитель светской болтовни, епископ, - начал секретарь, - а потому позвольте сразу перейти к делу и объяснить, зачем вас сюда вызвали.      - Да, конечно. Я весь внимание, - ответил Арингароса и покосился на двух кардиналов, которые, как показалось, окинули его презрительно-оценивающими взглядами.      - Думаю, вам хорошо известно, - сказал секретарь, - что его святейшество и все остальные в Риме в последнее время весьма обеспокоены политическими последствиями, которые вызывает подчас весьма противоречивая деятельность "Опус Деи".      Арингароса ощетинился. Ему уже не раз доводилось выслушивать аналогичные упреки от нового понтифика, который, к разочарованию Арингаросы, слишком активно ратовал за либеральные изменения в Церкви. - Хочу заверить вас, - поспешно добавил секретарь, - что его святейшество вовсе не намерен что-то менять в управлении вашей паствой.      Надеюсь, что нет!      - Тогда зачем я здесь? Толстяк вздохнул:      - Не знаю, как бы поделикатнее выразиться, епископ, я не мастак по этой части. А потому скажу прямо. Два дня назад совет секретарей Ватикана провел тайное голосование по отделению "Опус Деи" от Ватикана.      Арингароса был уверен, что неправильно его понял.      - Простите?..      - Короче говоря, ровно через шесть месяцев "Опус Деи" уже не будет входить в прелатуру Ватикана. Вы станете самостоятельной Церковью. Понтифик хочет отделиться от вас. Не желает быть скомпрометированным. Он согласился с решением секретариата, все соответствующие бумаги вскоре будут подписаны.      - Но это... невозможно!      - Напротив, очень даже реально. И необходимо. Его святейшество крайне недоволен вашей агрессивной политикой в плане вербовки новообращенных и практикуемым у вас "укрощением плоти". - Он сделал паузу. - А также вашей политикой в отношении женщин. Если уж быть до конца откровенным, "Опус Деи" стала для Ватикана помехой и источником постоянно растущего недоумения.      Епископ Арингароса был оскорблен до глубины души. Недоумения?      - "Опус Деи" - единственная католическая организация, постоянно и быстро приумножающая свои ряды! Одних только священников свыше одиннадцати тысяч ста человек!      - Это правда. Нас это очень беспокоит, - вставил один из кардиналов.      Арингароса вскочил:      - Вы лучше спросите его святейшество, была ли "Опус Деи" источником недоумения в 1982 году, когда мы помогли Банку Ватикана!      - Ватикан всегда будет благодарен вам за это, - ответил секретарь кислым тоном. - Однако кое-кто абсолютно уверен, что ваши финансовые вливания стали единственной причиной, по которой вы получили статус прелатуры.      - Это неправда! - Возмущению Арингаросы не было предела.      - Как бы там ни было, расстаться мы хотим по-хорошему. Мы даже выработали специальную схему, согласно которой вам будут возвращены долги. Вся сумма будет выплачена в пять приемов.      - Откупиться от меня захотели? - воскликнул Арингароса. - Сунуть деньги, чтобы я тихо ушел? И это когда "Опус Деи" является единственным здравым голосом во всем этом хаосе...      Тут его перебил один из кардиналов:      - Простите, я не ослышался? Вы сказали "здравым"? Арингароса оперся о стол, голос его звенел:      - А вы когда-нибудь задавались вопросом, почему католики покидают Церковь? Да проснитесь наконец, кардинал! Люди потеряли к ней всякое уважение. Строгость веры уже никто не блюдет. Сама доктрина превратилась в линию раздачи, как в каком-нибудь дешевом буфете! Чего желаете? На выбор: крещение, отпущение грехов, причастие, месса. Любая комбинация, берите и проваливайте, на остальное плевать! Разве эта ваша Церковь исполняет главную свою миссию - духовного наставника и проводника?      - Законы третьего века, - возразил второй кардинал, - никак не применимы для современных последователей Христа. Эти законы и правила в нынешнем обществе просто не работают.      - Зато прекрасно работают у нас, в "Опус Деи"!      - Епископ Арингароса, - начал секретарь, подпустив в голос строгости. - Лишь из уважения к своему предшественнику, который поддерживал вашу организацию, понтифик согласился подождать шесть месяцев. И предоставил "Опус Деи" право добровольно выйти из-под опеки Ватикана. Предлагаю вам сформулировать все пункты расхождения во взглядах с Ватиканом и утвердиться в качестве самостоятельной христианской организации.      - Я отказываюсь! - торжественно заявил Арингароса. - И готов повторить это ему лично!      - Боюсь, его святейшество не захочет больше с вами встречаться.      Арингароса снова поднялся:      - Он не посмеет уничтожить прелатуру, взятую под покровительство его предшественником!      - Мне очень жаль. - Секретарь не сводил с него немигающих глаз. - Господь дает, Господь же и забирает.      Арингароса покидал замок Гандольфо с чувством растерянности и даже страха. Вернувшись в Нью-Йорк, он несколько дней безвылазно просидел в своих апартаментах, с грустью размышляя о будущем христианства.      И вот через несколько недель ему позвонили, и этот звонок изменил все. Звонивший говорил с французским акцентом и представился Учителем, звание в прелатуре вполне распространенное. Он сказал, что знает о планах Ватикана отмежеваться от "Опус Деи".      Но как он это узнал? - недоумевал Арингароса. Он был уверен, что лишь несколько представителей верхушки Ватикана знали о грядущем отделении "Опус Деи". Как бы там ни было, слово вылетело. А когда речь заходила о распространении слухов, не было в мире более тонких стен, нежели те, что окружали Ватикан.      - У меня повсюду глаза и уши, епископ, - шептал в трубку Учитель. - И благодаря им я много чего знаю. А с вашей помощью надеюсь узнать, где прячут священную реликвию, которая принесет вам огромную, неизмеримую власть. Власть, которая заставит Ватикан склониться перед вами. Власть, которая поможет спасти саму Веру. - Он выдержал паузу. - И делаю я это не только для "Опус Деи". Но для всех нас.      Господь отбирает... но Господь же и дает. Арингароса почувствовал, как в сердце зажегся лучик надежды.      - Расскажите мне о вашем плане.      Епископ Арингароса был без сознания, когда распахнулись двери госпиталя Святой Марии. Сайлас, изнемогая от усталости, шагнул в приемную. Упал на колени на плиточный пол и воззвал о помощи. Все находившиеся в приемной люди дружно ахнули от страха и неожиданности, увидев полуголого альбиноса, который склонился над священником в окровавленной сутане.      Врач, помогавший Сайласу положить впавшего в забытье епископа на каталку, пощупал у раненого пульс и озабоченно нахмурился: - Он потерял слишком много крови. Надежды почти никакой.      Но тут веки у Арингаросы дрогнули, он пришел в себя и стал искать взглядом Сайласа.      - Дитя мое...      Сердце у Сайласа разрывалось от гнева и отчаяния.      - Отец, даже если на это уйдет вся жизнь, я найду мерзавца, который предал нас! Я убью его!      Арингароса лишь покачал головой. И погрустнел, поняв, что его собираются увозить.      - Сайлас... если ты до сих пор ничему от меня не научился, пожалуйста, прошу... запомни одно. - Он взял руку Сайласа, крепко сжал в своей. - Умение прощать... это величайший Божий дар...      - Но, отец... Арингароса закрыл глаза.      - Ты должен молиться, Сайлас. Глава 101      Роберт Лэнгдон стоял под куполом Чептер-Хаус и смотрел прямо в дуло нацеленного на него револьвера Лью Тибинга.      Вы со мной, Роберт, или против меня? Эти слова рыцаря сэра Лью до сих пор звучали у него в ушах.      Лэнгдон понимал: сколько-нибудь определенного ответа дать он не может. Если ответит "да", он предаст Софи. Ответ "нет" означал, что у Тибинга просто не будет иного выбора, кроме как пристрелить их обоих.      Мирная профессия преподавателя не могла научить Лэнгдона решать спорные вопросы под прицелом револьвера. Зато она научила его находить ответы на самые парадоксальные вопросы. Когда на вопрос не существует правильного ответа, есть только один честный выход из ситуации.      Ни да, ни нет.      Молчание.      И Лэнгдон, не отводя взгляд от криптекса, сделал шаг назад.      Не поднимая глаз, он молча отступал, каждый шаг гулким эхом отдавался в огромном пустом помещении. Нейтральная полоса. Он надеялся, что Тибинг поймет: единственным в данный момент выходом может быть согласие помочь при разгадке криптекса. Надеялся, что его молчание скажет Софи: он ее не предаст, не оставит.      Необходимо выиграть хотя бы немного времени. Чтобы подумать.      Подумать. Он был уверен: именно этого и ждет от него Тибинг. Вот почему он отдал мне криптекс. Чтобы я почувствовал, что стоит на кону. И принял решение. Англичанин рассчитывал на то, что прикосновение к творению Великого мастера заставит Лэнгдона осознать значимость кроющейся в нем тайны. Пробудит непреодолимое любопытство истинного ученого, перед которым меркнут все остальные соображения. Заставит понять, что если тайна краеугольного камня останется неразгаданной, то это будет огромная потеря для истории.      Лэнгдон был уверен: у него осталась единственная возможность спасти Софи, и связана она с разгадкой последнего ключевого слова. Тут возможен торг. Если Тибинг поймет, что я способен достать из цилиндра карту, тогда он может пойти на уступки. И Лэнгдон продолжал медленно отступать к высоким окнам... а все мысли и воспоминания его были сосредоточены на астрономических символах и фигурах, украшающих могилу Ньютона.      Шар от могилы найди, Розы цветок. На плодоносное чрево сие есть намек.      Повернувшись спиной к Тибингу и Софи, он продолжал двигаться к высоким окнам в стремлении отыскать в их цветных витражах хотя бы искорку вдохновения. Но ничего не получалось.      Надо представить себя на месте Соньера, понять ход его рассуждений, думал он, всматриваясь через окно в сад. Что, по его мнению, могло быть шаром, украшавшим надгробный памятник Ньютону? Перед глазами на фоне потоков дождя мелькали звезды, кометы и планеты, но Лэнгдон мысленно отмел их почти сразу. Соньер точными науками не занимался. Он был типичным гуманитарием, хорошо знал искусство и историю. Священное женское начало... сосуд... Роза... запрещенная Мария Магдалина... свержение богини... Грааль.      В легендах Грааль зачастую представал в образе жестокой любовницы, танцующей где-то вдалеке, в тени, нашептывающей тебе на ухо, соблазняющей, зовущей и исчезающей, точно призрак, стоит тебе сделать хотя бы шаг.      Глядя на пригибаемые ветром верхушки деревьев, Лэнгдон, казалось, ощущал ее невидимое присутствие. Знаки разбросаны повсюду. Вот из тумана выплыл искусительный образ - ветви старой английской яблони, сплошь усыпанные бело-розовыми цветами. В каждом пять лепестков, и сияют они свежестью и красотой, подобно Венере. Богиня в саду. Она танцует под дождем, напевает старинные песни, выглядывает из-за ветвей, смотрит из розовых бутонов, словно для того, чтобы напомнить Лэнгдону: плод знаний здесь, совсем рядом, стоит только руку протянуть.      Стоявший в отдалении Тибинг следил за каждым движением Лэнгдона точно завороженный.      Как я и надеялся, думал Тибинг. Он купился. Он ищет разгадку.      До настоящего момента Лью подозревал, что Лэнгдону удалось найти ключ к тайне Грааля. Не случайно Тибинг привел свой план в действие в ту самую ночь, когда Лэнгдон должен был встретиться с Жаком Соньером. Прослушивая разговоры куратора, Тибинг узнал, что именно Соньер настаивал на этой встрече. А потому напрашивался один вывод. В таинственной рукописи Лэнгдона было нечто, затрагивавшее интересы Приората. Лэнгдон узнал правду наверняка чисто случайно. И Соньер боялся, что эта правда всплывет. Тибинг был уверен: Великий мастер Приората вызвал Лэнгдона с одной целью - заставить его молчать.      Но правду скрывали уже достаточно долго! Хватит!      Тибинг понял: надо действовать быстро. Нападение Сайласа преследовало две цели. Во-первых, остановить Соньера, не дать ему возможности убедить Лэнгдона хранить молчание. Во-вторых, завладеть краеугольным камнем. Когда он окажется у Тибинга, Лэнгдон будет в Париже. И если понадобится, Тибинг сможет привлечь его. Организовать нападение Сайласа на Соньера не составило особого труда. Слишком много уже успел узнать Тибинг о тайных страхах куратора. Вчера днем Сайлас позвонил Соньеру в Лувр и представился священником парижского прихода.      - Прошу прощения, месье Соньер, но я должен переговорить с вами, и немедленно. Не в моих правилах нарушать тайну исповеди. Но этот случай... похоже, исключение. Я только что исповедовал человека, который утверждает, что убил нескольких членов вашей семьи.      Соньер воспринял эти слова с изрядной долей недоверия.      - Моя семья погибла в автомобильной катастрофе, - устало ответил он. - Полиция пришла к однозначному заключению.      - Да, это действительно была автокатастрофа, - сказал Сайлас. - Человек, с которым я говорил, утверждает, что заставил их машину съехать с дороги в реку.      Соньер молчал.      - Месье Соньер, я никогда не позвонил бы вам, но этот человек... он косвенно дал понять, что и вам грозит опасность. - Сайлас выдержал многозначительную паузу. - И еще он говорил о вашей внучке Софи.      Упоминание о Софи сыграло решающую роль. Куратор приступил к действиям. Попросил Сайласа немедленно приехать к нему прямо в Лувр. Свой кабинет он считал самым безопасным местом для такой встречи. Затем бросился звонить Софи, чтобы предупредить об опасности. На встречу с Лэнгдоном пришлось махнуть рукой.      И теперь, глядя на стоявших в разных концах помещения Лэнгдона и Софи, Тибинг не мог удержаться от мысли, что ему все же удалось разделить этих компаньонов. Софи Невё пребывала в полной растерянности, Лэнгдон же был целиком сосредоточен на разгадке ключевого слова. Он осознает важность нахождения Грааля, ее судьба его теперь не занимает.      - Он ни за что не откроет его для вас, - холодно произнесла Софи. - Даже если сможет.      Тибинг, продолжая держать Софи под прицелом, покосился в сторону Лэнгдона. Теперь сомнений у него почти не осталось, оружие применять придется. Ему не слишком это нравилось, но он знал, что без колебаний спустит курок, если потребуется. Я сделал все возможное, предоставил ей достойный выход из ситуации. Грааль для меня значит больше, чем жизни каких-то двух человек.      В этот момент Лэнгдон отвернулся от окна.      - Могила... - медленно произнес он, и в глазах его замерцал огонек. - Мне кажется, я знаю, где и что искать на памятнике Ньютону. Да, думаю, я разгадал ключевое слово!      Сердце у Тибинга бешено забилось.      - Где, Роберт? Скажите же мне!      - Нет, Роберт! - в ужасе воскликнула Софи. - Не говорите! Вы же не собираетесь помогать ему, верно?..      Лэнгдон решительно зашагал к ним с зажатым в руке криптексом.      - Ничего не скажу, - тихо и многозначительно произнес он, глядя прямо в глаза Тибингу. - До тех пор, пока вы ее не отпустите!      Тибинг помрачнел:      - Мы так близки к цели, Роберт. Не смейте играть со мной в эти игры!      - Какие там игры, - отмахнулся Лэнгдон. - Просто дайте ей уйти, и все. А я отведу вас к могиле Ньютона. И там мы вместе откроем криптекс.      - Я никуда не пойду, - сказала Софи, зеленые глаза ее сузились от ярости. - Криптекс мне дал дед. И не вам его открывать.      Лэнгдон резко повернулся к ней, в глазах его мелькнул страх.      - Софи, пожалуйста! Вы в опасности. Я пытаюсь помочь вам!      - Как? Раскрыв тайну, защищая которую мой дед пожертвовал собственной жизнью? Он доверял вам, Роберт. И я тоже вам доверяла!      В синих глазах Лэнгдона мелькнул страх, и Тибинг не мог сдержать улыбки, увидев, что эта парочка готова разругаться раз и навсегда. Все попытки Лэнгдона проявить благородство, похоже, ничуть не действовали на эту дамочку. Он стоит на пороге открытия величайшей в истории тайны, но его больше волнует судьба совершенно никчемной девчонки, доказавшей свою полную неспособность приблизить разгадку.      - Софи... - продолжал умолять Лэнгдон. - Софи, вы должны уйти.      Она покачала головой: - Не уйду. До тех пор пока вы не отдадите мне криптекс. Или просто не разобьете его об пол.      - Что? - изумился Лэнгдон.      - Роберт, мой дед предпочел бы видеть криптекс уничтоженным, нежели в руках убийцы. Его убийцы! - Казалось, Софи вот-вот разрыдается, но этого не произошло. Теперь она смотрела прямо в глаза Тибингу. - Ну, стреляйте же! Не собираюсь оставлять вещь, принадлежавшую деду, в ваших грязных лапах!      Что ж, прекрасно. Тибинг прицелился.      - Нет! - крикнул Лэнгдон и угрожающе приподнял руку с зажатым в ней камнем. - Только попробуйте, Лью, и я разобью его!      Тибинг расхохотался:      - Блефуете? Но это могло произвести впечатление только на Реми. Не на меня. Так и знайте.      - Вы это серьезно, Лью?      - Еще бы. И нечего меня пугать. Теперь я точно знаю: вы лжете. Вы понятия не имеете, где искать ответ на надгробии Ньютона.      - Неужели это правда, Роберт? Неужели вы знаете, где искать ответ?      - Знаю.      Глаза выдали Лэнгдона. Тибинг окончательно уверился: он лжет. И все это в отчаянной попытке спасти Софи. Нет, он положительно разочаровался в Роберте Лэнгдоне.      Я одинокий рыцарь в окружении жалких и слабых духом. Ничего, как-нибудь сам разгадаю кодовое слово.      Теперь Лэнгдон с Софи ничем не могли угрожать Тибингу. И Граалю - тоже. Пусть решение, принятое им, дорогого стоит, но он выполнит его с чистой совестью. Главное - убедить Лэнгдона отдать камень, тихо положить его на пол, чтобы он, Тибинг, мог спокойно забрать сокровище.      - В знак доверия, - сказал Тибинг и отвел ствол револьвера от Софи, - положите камень, давайте поговорим спокойно.      Лэнгдон понял: Тибинг разгадал его уловку.      Он уловил решимость в глазах Лью и понял: настал критический момент. Стоит мне положить криптекс на пол, и он убьет нас обоих. На Софи он в этот миг не смотрел, но чувствовал, как отчаянно взывает о помощи ее измученное сердце. Роберт, этот человек не достоин Грааля. Пожалуйста, не отдавайте ему! Не важно, что это будет стоить жизни нам обоим.      Лэнгдон уже принял решение несколько минут назад, когда стоял у окна в одиночестве и смотрел в сад.      Защитить Софи.      Защитить Грааль.      Он едва не закричал: Но как? Я не знаю как!..      Угнетенное состояние духа, в котором он пребывал, вдруг обернулось моментом озарения. Ничего подобного с ним прежде не случалось. Правда у тебя прямо перед глазами! И дело не в кодовом слове. Сам Грааль взывает к тебе. Грааль нельзя отдавать в руки недостойного.      Находясь в нескольких ярдах от Лью Тибинга, он отвесил тому почтительный поклон и начал медленно опускать руку с криптексом.      - Да, Роберт, вот так, - прошептал Тибинг, продолжая целиться в него. - Кладите его на пол, не бойтесь...      Тут Лэнгдон вдруг резко поднял голову к бездонному куполу Чептер-Хаус. Затем пригнулся еще ниже, заглянул в ствол револьвера, нацеленного прямо на него.      - Вы уж простите, Лью.      И тут Лэнгдон выпрямился во весь рост и одним молниеносным движением вскинул руку вверх и запустил криптекс прямо к потолку.      Лью Тибинг даже не почувствовал, как палец нажал спусковой крючок. "Медуза" разрядилась с оглушительным грохотом. В тот же момент Лэнгдон резко подпрыгнул, точно собрался взмыть в воздух, и пуля угодила в пол прямо у его ног. Тибинг разрывался между желанием прицелиться, выстрелить еще раз и поднять глаза вверх, к куполу. Он посмотрел вверх.      Краеугольный камень!      Казалось, само время застыло, все внимание Тибинга было сосредоточено на взлетевшем к куполу криптексе. Вот он достиг самой высокой точки... словно повис на долю секунды в воздухе... а затем перевернулся и полетел вниз, стремительно приближаясь к каменному полу.      В нем, в этом маленьком хрупком предмете, были сосредоточены все надежды и мечты Тибинга. Криптекс не может упасть! Мне его не поймать! Тибинг среагировал чисто инстинктивно. Он отбросил револьвер и рванулся вперед, роняя костыли и протягивая пухлые белые руки с отполированными ногтями. Он весь вытянулся, и в последнюю секунду ему все же удалось поймать криптекс.      Но равновесия Лью не удержал, упал лицом вниз вместе с зажатым в ладони цилиндром. Тибинг понимал, чем грозит это падение. Рука со стуком ударилась об пол, криптекс выскользнул и полетел на каменные плиты.      Раздался жуткий хруст бьющегося стекла.      На секунду Тибингу показалось, что он умер. Он хватал ртом воздух и не мог дышать. Он лежал, распластавшись на холодном полу, и смотрел на свои пустые руки и отлетевший в сторону цилиндр. Он отказывался верить своим глазам. И лишь когда в воздухе распространился едкий запах уксуса, Тибинг наконец понял, что все пропало. Едкая жидкость сжирала то, что хранилось в криптексе.      Его охватила паника. НЕТ! Он схватил криптекс. Уксус вытекал на ладонь. И Тибинг словно видел погибающий папирус. Ну и дурак же ты, Роберт! Теперь тайна потеряна навсегда!      Тибинг был готов разрыдаться. Грааль пропал. Все кончено. Ему еще не верилось, что Лэнгдон мог сотворить такое. И Тибинг попробовал раздвинуть диски цилиндра в отчаянной попытке спасти то, что могло остаться от тонкого папирусного свитка. Потянул за концы цилиндра, и он, к его изумлению, раскрылся.      Лью тихо ахнул и заглянул внутрь. Пусто, если не считать нескольких осколков тончайшего стекла. Никакого папирусного свитка. Ни его частичек. Тибинг повернулся и взглянул на Лэнгдона. Рядом с ним стояла Софи и целилась в Тибинга из револьвера.      Сэр Лью растерянно перевел взгляд на мраморный цилиндр и только тут заметил, что диски выстроились в определенном порядке. И составляют слово из пяти букв: APPLE - ЯБЛОКО.      - Шар, от которого вкусила Ева, - холодно произнес Лэнгдон, - чем навлекла на себя гнев Господень. Первородный грех. Символ падения священного женского начала.      В этот момент Тибинга, что называется, озарило. Ну конечно же! Шар, который должен был украшать могилу Исаака Ньютона, представлял собой не что иное, как яблоко, которое, упав с ветки на голову ученому, навело его на мысль о законе всемирного тяготения. Плод его труда! На плодоносное чрево сие есть намек!      - Роберт, - пробормотал совершенно потрясенный Тибинг, - так вы открыли его, вам удалось... Где же карта?      Лэнгдон не моргнув глазом сунул руку во внутренний карман твидового пиджака и осторожно достал оттуда туго свернутый листок папируса. Затем медленно развернул и взглянул на него, находясь всего в нескольких ярдах от Тибинга. Какое-то время рассматривал, а затем его лицо озарила улыбка.      Он знает! Тибингу казалось, что у него разрывается сердце.      - Скажите мне! - взмолился он. - Скажите же, пожалуйста! Ради Бога, умоляю! Пока еще не слишком поздно!..      Тут в коридоре раздались чьи-то тяжелые шаги, они приближались. Лэнгдон спокойно свернул свиток и убрал обратно в карман.      - Нет! - в отчаянии выкрикнул Тибинг, пытаясь подняться на ноги.      Дверь с грохотом распахнулась, и в Чептер-Хаус, точно разъяренный бык на арену, ворвался Безу Фаш. Маленькие, гневно горящие глазки высматривали цель и наконец остановились на лежавшем на полу Тибинге. Фаш с облегчением перевел дух, сунул пистолет в кобуру под мышкой и повернулся к Софи.      - Слава Богу, агент Невё, теперь я вижу - вы с мистером Лэнгдоном в безопасности. Вы должны были прийти в полицию, как я просил.      Тут в помещение ворвались британские полицейские, схватили Тибинга и надели на него наручники.      Софи была потрясена. Она никак не ожидала увидеть здесь Фаша.      - Как вы нас нашли? Фаш указал на Тибинга:      - Он допустил ошибку. Продемонстрировал охранникам аббатства свое удостоверение личности. А все соответствующие службы уже были проинформированы полицией по радио, что мы разыскиваем этого человека.      - Она в кармане у Лэнгдона! - взвизгнул вдруг Тибинг. - Карта с указанием, где спрятан Грааль!      Но полицейские уже подхватили Тибинга под руки и повлекли к выходу. Он поднял голову и снова воззвал к Лэнгдону.      - Роберт! Скажите мне: где?!      Тибинга как раз тащили мимо, и Лэнгдон заглянул ему прямо в глаза.      - Только достойным дано знать, где находится Грааль. Вы сами этому меня учили, Лью. Глава 102      Над парком Кенсингтон-гарденз сгустился туман, и Сайлас, хромая, добрел до ложбинки среди кустарника и укрылся там от посторонних глаз. Опустился на колени прямо на мокрую траву и только тогда почувствовал, как бежит из раны в боку теплая струйка крови. Но он даже не пытался остановить ее. Стоял и смотрел прямо перед собой.      Туман изменил все до неузнаваемости. Казалось, Сайлас находится в раю.      Он молитвенно воздел руки и следил за тем, как их ласкают капли дождя, смывают кровь и пальцы приобретают привычную белизну. Дождь все сильнее барабанил по спине и плечам, и ему казалось, что тело его растворяется, тает, сливается с туманом.      Я призрак.      Вот над головой тихо прошелестел ветерок, он принес сырой земляной запах возрождающейся жизни. Сайлас молился каждой клеточкой своего тела. Он молил о прощении. Молил о милосердии. Но жарче всего молился о своем наставнике, епископе Арингаросе... о том, чтобы Господь не забирал его к себе прежде времени. У него осталось так много дел на этом свете.      Туман стремительно обволакивал Сайласа, и внезапно он ощутил себя легким, точно пушинка, которую могло унести малейшее дуновение ветра. Он закрыл глаза и начал произносить последнюю свою молитву.      Откуда-то из тумана пришел к нему голос Мануэля Арингаросы. Наш Бог велик и милосерден, нашептывал он. И боль в сердце Сайласа начала стихать: он понял, что епископ, как всегда, прав. Глава 103      Лишь к вечеру над Лондоном показалось солнце, и крыши, дороги, тротуары и трава начали подсыхать. Безу Фаш, пошатываясь от усталости, вышел из полицейского участка после допроса и остановил такси. Сэр Лью Тибинг с пеной у рта настаивал на полной своей невиновности, и из его маловразумительных рассуждений о Граале, секретных документах и таинственных братствах Фаш сделал вывод, что хитрый старик подготавливает почву для адвокатов. Чтобы те построили тактику защиты на его временном умопомешательстве.      Как же, подумал Фаш, сумасшедший он! Для сумасшедшего Тибинг проявил незаурядную изобретательность в формулировке версии, которая могла свидетельствовать о его невиновности. Для этого он использовал "Опус Деи" и Ватикан, которые, как выяснилось, были здесь совершенно ни при чем. Всю грязную работу за него выполняли какой-то фанатик-монах и отчаявшийся священник. Мало того, хитрец Тибинг установил прослушивающее устройство в таком месте, куда калеке забраться было просто не под силу. Разговоры прослушивал его слуга Реми - единственный человек, благодаря которому удалось установить личность Тибинга и его причастность к этому делу. Надо сказать, Реми очень своевременно ушел в мир иной - скончался от анафилактического шока.      Вряд ли все это дело рук человека, страдающего умопомешательством, подумал Фаш.      Информация, полученная от Колле из замка Шато Виллет, подтверждала, что изобретательности у Тибинга мог бы поучиться сам Фаш. Чтобы спрятать "жучки" в одном из важных парижских учреждений, британский историк прибег к помощи древних греков. Троянский конь. Многие чиновники, объекты интереса Тибинга, получали роскошные подарки в виде разных антикварных изделий, другие любили посещать аукционы, на которых Тибинг размещал весьма привлекательные лоты. В случае же с Соньером пришлось поступить по-другому. Куратору прислали приглашение на обед в Шато Виллет, где предстояло обсудить возможность создания в Лувре на средства Тибинга нового отдельного "Крыла да Винчи". Приглашение сопровождалось с виду вполне невинной припиской, в которой сэр Лью выражал любопытство по поводу созданного Соньером робота-рыцаря. Не откажите в любезности, привезите с собой, очень хотелось бы взглянуть. Очевидно, Соньер пошел англичанину навстречу, и рыцарь-робот был оставлен на время обеда под присмотром Реми Легалудека. Времени у того было вполне достаточно, чтобы снабдить эту игрушку еще одной незаметной деталью.      Сидевший на заднем сиденье такси Фаш устало закрыл глаза. Не забыть бы заехать еще в одно место перед возвращением в Париж.      Палату в госпитале Святой Марии заливали яркие лучи весеннего солнца.      - Вы нас всех удивили, - улыбнувшись, заметила медсестра. - Можно сказать, вернулись с того света.      Епископ Арингароса слабо улыбнулся в ответ:      - Господь всегда меня хранил.      Сестра закончила перевязку и оставила епископа одного. Солнце приятно грело лицо. А прошлая ночь была самой темной и ужасной в его жизни.      Он думал о Сайласе, чье тело было найдено в парке.      Пожалуйста, прости меня, сын мой...      Теперь Арингароса жалел о том, что привлек Сайласа к выполнению своего плана. Вчера вечером ему звонил капитан Безу Фаш. Он подозревал епископа в соучастии в убийстве монахини, которое произошло в церкви Сен-Сюльпис. И Арингароса понял, что события той ночи приняли непредсказуемый оборот. А узнав из выпуска новостей еще о четырех убийствах, он просто пришел в ужас. Что же ты натворил, Сайлас! Как только посмел! Затем он попытался связаться с Учителем, но безуспешно. И только тогда епископ понял: его просто использовали. Что единственный способ предотвратить дальнейшее развитие ужасных событий - это сознаться во всем Фашу. Так и произошло, и с того момента Арингароса вместе с Фашем пытались перехватить Сайласа, хотели опередить Учителя, пока тот не отдал монаху приказ убить кого-то еще.      Ощущая слабость и ломоту во всем теле, Арингароса устало закрыл глаза. По телевизору передавали последние новости об аресте известного британского ученого, рыцаря сэра Лью Тибинга. Учитель нас всех переиграл. Очевидно, Тибинг пронюхал что-то о планах Ватикана отмежеваться от "Опус Деи". И для осуществления уже своих планов выбрал епископа Арингаросу. Да и кто еще стал бы охотиться за Граалем с таким слепым упорством и усердием? Вряд ли человек, которому есть что терять. К тому же, если верить легендам, Грааль приносил новому своему обладателю невиданные прежде власть и могущество.      Лью Тибинг чрезвычайно изобретательно скрывал свое истинное лицо. Говорил с сильным французским акцентом, притворялся глубоко набожным человеком, требовал в качестве вознаграждения то, в чем он вовсе не нуждался, а именно - деньги. И Арингароса оказался слишком заинтересованным лицом, чтобы заподозрить неладное. Сумма в двадцать миллионов евро была просто ничто в сравнении с возможностью заполучить Грааль, а финансовая сторона дела была благополучно разрешена выплатой Ватиканом в качестве отступных "Опус Деи" этих самых миллионов. Слепой видит то, что хочет видеть. Но самым оскорбительным в мошеннической афере Тибинга стало то, что он потребовал выплаты в виде облигаций Банка Ватикана на предъявителя. С тем чтобы, если вдруг что-то пойдет не так, все нити расследования привели в Рим.      - Рад видеть, что вам уже лучше, святой отец.      Арингароса сразу узнал хрипловатый голос, но лицо человека, появившегося в дверях, было ему незнакомо - он представлял себе его совершенно иным. Строгие грубоватые черты, черные, гладко прилизанные волосы, толстая шея, выпирающая из воротничка рубашки под черным костюмом.      - Капитан Фаш? - неуверенно спросил Арингароса. Сострадание и забота, которые проявил к нему капитан вчера ночью, как-то не вязались с обликом этого сурового человека. Капитан приблизился к постели и опустил на стул знакомый Арингаросе тяжелый черный портфель.      - Полагаю, это принадлежит вам?      Арингароса взглянул на портфель, туго набитый облигациями, и тут же смущенно отвел взгляд, ему было стыдно.      - Да... благодарю вас. - Какое-то время он молчал, теребя пальцами край простыни, затем решился: - Капитан, я долго раздумывал над всем этим... И хочу попросить вас об одном одолжении.      - Да, разумеется. Слушаю вас.      - Семьи тех людей в Париже, которых Сайлас... - Тут он умолк, проглотил подкативший к горлу комок. - Понимаю, никакие в мире деньги не могут возместить ужасной утраты. Однако если вы окажете мне такую любезность и разделите средства, лежащие в этом портфеле, между ними... между семьями убитых...      Темные глазки Фаша какое-то время пристально изучали епископа.      - Благородный поступок, милорд. Обещаю, я прослежу за тем, чтобы ваше пожелание было исполнено должным образом.      Повисла томительная пауза.      На экране телевизора высокий худощавый офицер французской полиции давал интервью на фоне старинного особняка. Фаш узнал его и впился глазами в экран.      - Лейтенант Колле, - в голосе британской корреспондентки Би-би-си слышались укоризненные нотки, - прошлой ночью ваш непосредственный начальник публично обвинил двух совершенно ни в чем не повинных людей в убийстве. Будут ли Роберт Лэнгдон и Софи Невё предъявлять официальные претензии вашему ведомству? Во что обойдется капитану Фашу эта ошибка?      Лейтенант Колле ответил ей усталой, но спокойной улыбкой:      - По своему опыту знаю, что капитан Безу Фаш ошибается чрезвычайно редко. Этот вопрос я пока с ним не обсуждал, но если хотите знать мое личное мнение... Полагаю, преследование агента Невё и мистера Лэнгдона было продиктовано стремлением обмануть истинного убийцу, усыпить его подозрения и затем схватить.      Репортеры обменялись удивленными взглядами. Колле продолжил:      - Являлись ли мистер Лэнгдон и агент Невё добровольными участниками этого плана, не знаю, не могу сказать. Капитан Фаш редко делится подобной информацией с подчиненными, что, как мне кажется, вполне объяснимо. Единственное, о чем могу заявить твердо и со всей ответственностью: на данный момент капитан уже арестовал истинного подозреваемого. А мистер Лэнгдон и агент Невё невиновны.      Фаш обернулся к Арингаросе, на губах его играла еле заметная улыбка.      - Толковый все же малый этот Колле.      Прошло еще несколько секунд. Фаш провел рукой по голове, приглаживая и без того прилизанные волосы, затем взглянул на Арингаросу:      - Прежде чем вернуться в Париж, милорд, хотелось бы внести ясность в один вопрос. Речь идет о вашем несанкционированном перелете в Лондон. Чтобы изменить курс, вы подкупили пилота. Известно ли вам, что подобные действия подпадают под статью международного закона о перевозках?      - Просто я был в отчаянии, - прошептал Арингароса.      - Да, это понятно. То же самое подтвердил и пилот в беседе с моими людьми. - Фаш запустил руку в карман и достал толстое золотое кольцо с пурпурным аметистом.      У Арингаросы даже слезы на глаза навернулись, когда он принял кольцо от Фаша и надел на палец.      - Вы так добры ко мне! - Он взял Фаша за руку, слегка сжал ее в своей. - Спасибо вам.      Тот лишь отмахнулся и подошел к окну. Стоял и смотрел на раскинувшийся перед ним город, и мысли его были где-то далеко. Затем снова обернулся к епископу, в голосе его звучали нотки озабоченности:      - Скажите, милорд, куда вы потом отправитесь?      Примерно тот же вопрос задали Арингаросе, когда накануне ночью он покидал замок Гандольфо.      - Полагаю, мои пути столь же неисповедимы, как и ваши.      - Да уж, - буркнул в ответ Фаш. И после паузы добавил: - Думаю, скоро подам в отставку.      Арингароса улыбнулся:      Немного веры - и человек способен творить настоящие чудеса, капитан. Совсем немного веры... Глава 104      Часовня Рослин, часто называемая собором Кодов, находилась в семи милях к югу от Эдинбурга, в Шотландии. Построена она была на месте древнего храма Митры. Рыцари-тамплиеры, основавшие часовню в 1446 году, щедро украсили ее вырезанными в камне символами. Точнее, совершенно сумбурным набором символов, взятых из иудейской, христианской, египетской, масонской и языческой традиций.      Часовня располагалась точно на меридиане, тянущемся с севера на юг через Гластонбери. Эта линия Розы традиционно отмечала остров короля Артура Авалон и считалась точкой отсчета в британской геометрии, связанной со священными символами. Именно от этой линии Розы, в оригинале "Roslin", и произошло название самой часовни.      Шпили часовни Рослин отбрасывали на землю длинные зазубренные тени. Уже вечерело, когда Роберт Лэнгдон и Софи Невё остановили взятую напрокат машину в парке, у подножия утеса, на котором стоял храм. Во время недолгого перелета из Лондона в Эдинбург им удалось немного отдохнуть, хотя ни один из них не смог заснуть в предвкушении того, что их ждало впереди. Глядя на строгие очертания часовни, вырисовывающиеся на фоне неба, Лэнгдон вдруг почувствовал себя Алисой, падающей в кроличью нору. Должно быть, мне снится сон. Однако текст последнего послания Соньера со всей определенностью указывал на это место.      Грааль под древним Рослином вас ждет.      Лэнгдону почему-то казалось, что карта Грааля должна представлять собой некую схему, или диаграмму, рисунок, где местонахождение Грааля помечено крестиком. Судя по всему, им придется изрядно поломать голову, чтобы раскрыть последнюю тайну Приората. Соньер зашифровал ее тем же образом. В виде простого на первый взгляд стишка. В описании часовни Рослин упоминалось несколько самых характерных архитектурных ее особенностей.      Несмотря на кажущуюся простоту последнего послания Соньера, Лэнгдон чувствовал себя несколько неуверенно. Слишком уж известным было это место, часовня Рослин. На протяжении веков каменный храм сопровождали разнообразные легенды и домыслы о Граале, сводившиеся к тому, что сокровище должно находиться именно в часовне. В последние десятилетия об этом уже перестали говорить шепотом. Напротив, стали кричать на каждом углу, после того как с помощью некоего мощного радара удалось обнаружить, что под зданием находится просторное подземное помещение. И этот загадочный "сейф" не только держал на себе всю постройку. У него, похоже, не было ни входа, ни выхода. Археологи запрашивали разрешения начать пробиваться с помощью взрывов в скале к таинственной камере, но Фонд Рослин категорически запретил все работы такого рода в священном месте. И это только подогрело слухи и спекуляции. Что пытается скрыть от общественности Фонд Рослин?      Часовня стала местом самого активного паломничества. Искатели приключений, охотники за тайнами утверждали, будто их притягивает сюда мощным магнитным полем; многие говорили, что пришли искать скрытый где-то на склоне холма вход в подземелье. Но большинство признавали, что приехали сюда просто побродить по священным землям и побольше узнать о Граале.      Сам Лэнгдон никогда здесь не был, но всякий раз посмеивался, когда ему говорили, что именно часовня Рослин - последнее прибежище Грааля. Нет, по всей видимости, часовня на какое-то время приютила Грааль в далеком прошлом... Столь же очевидно, что сейчас там его нет, просто быть не может. Слишком уж много внимания было привлечено к часовне последние десятилетия. К тому же рано или поздно люди найдут способ пробиться в подземелье.      Серьезные ученые, занимавшиеся Граалем, дружно сходились в одном: Рослин - это своего рода ловушка, специально подстроенная Приоратом, чтобы навести охотников за Граалем на ложный след. Однако сейчас, прочитав последнее послание, спрятанное в краеугольном камне, Лэнгдон уже не был так в этом уверен. Весь этот день его мучил и преследовал один вопрос: Зачем Соньер потратил столько усилий, чтобы привести нас к столь очевидной цели?      Ответ напрашивался только один. Есть в Рослин нечто такое, чего мы еще не знаем и не понимаем.      - Роберт! - окликнула его стоявшая возле машины Софи. - Так вы идете или нет? - В руках она держала шкатулку палисандрового дерева, которую любезно отдал ей Фаш. Внутри находились оба криптекса, вновь собранные и помещенные в ячейки. Папирус со стихами занял место в меньшем из них, но, разумеется, пузырька с уксусом там уже не было.      Пройдя по длинной, выложенной гравием дорожке, Лэнгдон с Софи оказались возле знаменитой западной стены часовни. Обычные посетители считали, что странно выступающая стена - это недостроенная часть храма. На самом деле, насколько было известно Лэнгдону, история ее была более интригующей.      Западная стена храма царя Соломона.      Рыцари ордена тамплиеров, создававшие часовню, решили выстроить ее по точному образу и подобию храма царя Соломона в Иерусалиме. Снабдить выступающей западной стеной, узким прямоугольным святилищем и подземным помещением, копией Святая Святых - места, где некогда девять тамплиеров нашли бесценное сокровище. Лэнгдон был вынужден признать: само это сходство служило очевидным намеком на то, что на земле Шотландии тамплиеры выстроили более современное хранилище для Грааля.      Вход в часовню Рослин оказался скромнее, чем он ожидал. Маленькая деревянная дверь на двух петлях, рядом дощечка из дуба с надписью:      РОСЛИН      Лэнгдон объяснил Софи, что это старинное написание, что само слово происходит от названия меридиана "линия Розы", что именно на этом меридиане и стоит часовня. А затем добавил, что ученые, специалисты по Граалю, считают, что "линия Розы" означает также потомство Марии Магдалины.      Часовня вскоре должна была закрыться для посетителей, а потому Лэнгдон решительно толкнул дверь. Лицо обдало теплым ветерком, точно нутро древнего храма устало выдохнуло в конце долгого дня. Арки над входом украшала резьба в виде пятилистников.      Розы. Чрево богини. Войдя вместе с Софи в часовню, Лэнгдон окинул помещение пристальным и жадным взглядом, точно пытался сразу вобрать все. Он много читал об искусной резьбе по камню, украшавшей внутреннее убранство храма, но видеть ее собственными глазами - совсем другое дело.      Рай символов - так как-то назвал этот храм один из коллег Лэнгдона.      Казалось, на стенах не было и дюйма свободного пространства, все сплошь покрывали символы. Христианские кресты, иудейские звезды, масонские печати, кресты ордена тамплиеров, роги изобилия, пирамиды, астрологические знаки, растения, овощи, пятиконечные звезды и розы. Рыцари-тамплиеры были искуснейшими резчиками по камню, даром что основали союз каменщиков, возводили свои церкви по всей Европе. Но Рослин по праву считалась образчиком их выдающегося мастерства. Сразу было видно, что работали они здесь с особой любовью и тщанием. Мастера не оставили ни единого камня без рисунка. Часовня Рослин была храмом всех религий... всех традиций, но прежде всего она была храмом, прославляющим Природу и священное женское начало.      Внутри почти никого, лишь небольшая группа туристов, столпившихся вокруг молодого экскурсовода, дающего какие-то пояснения. Он вел их привычным, изведанным маршрутом, невидимой тропой, соединяющей шесть ключевых архитектурных точек внутренней части здания. За столетия целые поколения посетителей протоптали эти прямые линии, соединяющие точки, и на полу образовался огромный символ.      Звезда Давида, подумал Лэнгдон. Нет, это не совпадение. Известная также под названием Соломоновой печати, эта фигура некогда была тайным символом древних звездочетов-священников, а позже была принята в качестве символа власти царями иудейскими - Давидом и Соломоном.      Церковный служка заметил Лэнгдона и Софи и, несмотря на позднее время, приветливо улыбнулся и сделал жест, приглашающий их осмотреть храм.      Лэнгдон кивнул в знак благодарности и двинулся дальше. А Софи так и осталась у дверей, и по ее лицу было видно, что она растеряна и удивлена.      - В чем дело? - спросил Лэнгдон. Софи оглядывала часовню.      - Мне кажется... я здесь уже бывала. Лэнгдон удивился:      - Но вы говорили, что никогда даже не слышали о часовне Рослин.      - Не слышала... - Она неуверенно осмотрелась. - Должно быть, дедушка привозил меня сюда, когда я была еще совсем маленькой. Не знаю. Не помню. Но все так знакомо. - Софи продолжала оглядывать внутреннее убранство часовни. И кивнула. - Да, точно. - Она указала вперед. - Эти две колонны. Я их точно видела.      Лэнгдон проследил за направлением ее взгляда и увидел в дальнем конце помещения две покрытые искусной резьбой колонны. Белые каменные кружева отливали красновато-золотистыми отблесками, на них через окно падали последние лучи заходящего солнца. Сами колонны, расположенные в том месте, где обычно находится алтарь, являли собой довольно странную пару. Та, что слева, была покрыта резьбой из простых вертикальных линий, правую же по спирали украшал сложный цветочный узор.      Софи направилась к ним, и Лэнгдон поспешил следом. Приблизившись к колоннам, Софи решительно заявила:      - Да, я совершенно уверена, что видела их!      - Не сомневаюсь, что видели, - заметил Лэнгдон. - Но вовсе не обязательно здесь.      Она обернулась к нему:      - О чем это вы?      - Эти колонны имеют массу архитектурных двойников по всему свету. Их копии производили неоднократно на протяжении веков.      - Копии Рослин? - недоверчиво воскликнула Софи.      - Нет. Самих колонн. Помните, чуть раньше я говорил о том, что часовня Рослин является копией храма царя Соломона. И эти две колонны представляют собой точную копию тех, что некогда украшали вход в храм Соломона. - Лэнгдон указал на левую колонну. - Вот эта называется Боаз, или Масонская колонна. А та, что справа, - Джачин, или Колонна подмастерья. - Он помолчал, затем добавил: - Вообще-то в каждом масонском храме имеются две такие колонны.      Лэнгдон уже рассказывал Софи о тесных исторических связях ордена тамплиеров с современными тайными масонскими обществами. В последнем стихотворении Жака Соньера как раз содержалось прямое указание на мастеров-масонов, которые украсили Рослин искусной резьбой по камню. Говорилось в нем и о потолке часовни, украшенном резьбой в виде звезд и планет.      - Я никогда не была в масонском храме, - призналась Софи, разглядывая колонны, - но почти уверена, что видела эти колонны именно здесь. - И она начала озираться, словно в попытке отыскать что-то еще, что могло освежить память.      Туристы уходили, и экскурсовод с приветливой улыбкой поспешил навстречу Лэнгдону и Софи. Это был красивый молодой человек лет двадцати семи в ботинках на толстой подошве. Волосы длинные и светлые, как солома.      - А мы уже закрываемся. Могу я вам чем-то помочь?      Как насчет того, чтобы помочь нам найти Грааль? - подумал Лэнгдон.      - Код! - вдруг выпалила Софи, и лицо ее оживилось. - Здесь должен быть код!      Молодой человек улыбнулся:      - Да, он здесь есть, мэм.      - На потолке, - пробормотала она, указывая на стену справа. - Где-то вон там...      - Как вижу, вы здесь не впервые, - заметил светловолосый красавец.      Код, подумал Лэнгдон. Он совсем забыл об этой архитектурной особенности часовни. Помимо всего прочего, часовня Рослин была знаменита сводчатой аркой, из которой выступали сотни каменных блоков. Каждый блок был украшен каким-то одним символом, на первый взгляд взятым произвольно, но вместе они создавали некое пространное шифрованное послание, разгадать которое еще никому не удавалось. Одни считали, что этот код может открыть доступ в подземелье. Другие полагали, что здесь зашифрована истинная история Грааля. На протяжении веков криптографы бились над ним - и все напрасно. Даже сегодня Фонд Рослин предлагал щедрое вознаграждение тому, кто сумеет разгадать значение этих символов, но оно по-прежнему оставалось тайной.      - Буду рад показать вам...      Однако Софи не слышала, что говорит молодой человек.      Мой первый код, думала она, направляясь, точно в трансе, к сводчатой арке. Отдав шкатулку розового дерева Лэнгдону, она на какое-то время позабыла о Граале, Приорате Сиона, обо всех тайнах, с которыми довелось столкнуться накануне. И вот теперь, когда она увидела этот сводчатый потолок, усыпанный символами, на нее нахлынули воспоминания. Она вспомнила, как и при каких обстоятельствах побывала здесь впервые, и ощутила тягостную грусть.      Она совсем еще маленькая девочка... прошел лишь год после гибели ее семьи. Дед привез ее в Шотландию на короткие каникулы. Перед тем как отправиться домой, в Париж, они решили осмотреть часовню Рослин. Был уже вечер, и часовня оказалась закрыта. Но каким-то образом они все же попали в нее.      - А скоро домой, дедуля? - взмолилась Софи. Она очень устала.      - Скоро, милая, скоро. - Голос деда звучал почему-то грустно. - Просто у меня тут одно небольшое дельце. Может, подождешь в машине?      - Очень важное дело, да? Дед кивнул:      - Я скоро. Обещаю.      - А можно мне еще раз посмотреть на аркин код? Это так интересно!      - Ну не знаю. Мне нужно выйти на минутку. Ты не испугаешься здесь одна?      - Ничего я не испугаюсь! - фыркнула она. - Еще даже не стемнело!      Он улыбнулся:      - Ну ладно, так и быть. - И подвел ее к высокой сводчатой арке, которую показывал чуть раньше.      Софи плюхнулась на каменный пол, улеглась на спину и начала разглядывать удивительные рисунки над головой.      - Да я запросто разгадаю этот код! Ты и вернуться не успеешь!      - Тогда поспеши. - Дед наклонился, поцеловал ее в лоб и направился к ближайшей боковой двери. - Я выйду только на минутку. Дверь оставлю открытой. Если что понадобится, позови. - С этими словами он вышел в мягкий вечерний свет.      Софи лежала на полу и разглядывала знаки. Глаза слипались. Через несколько минут буквы стали расплываться, а потом и вовсе померкли. Она уснула.      Проснулась Софи от холода.      - Grand-pere?..      Ответа не последовало. Софи поднялась, отряхнула платье. Боковая дверь была открыта. На улице стемнело. Она вышла и увидела деда. Он стоял на крыльце небольшого дома из грубого камня, что находился невдалеке от часовни, и разговаривал с кем-то. Софи не видела с кем, человек был скрыт от нее застекленной дверью.      - Дедуля! - снова окликнула она.      Дед обернулся и махнул ей рукой, призывая подождать еще немного. Затем сказал что-то собеседнику и послал воздушный поцелуй. А потом подошел к ней, и Софи заметила в его глазах слезы.      - Почему ты плачешь, дедуля?      Он поднял ее с пола, крепко прижал к себе.      - Ах, Софи! Нам с тобой в этом году пришлось сказать "прощай" многим людям. И это тяжко.      Софи вспомнила о катастрофе, о том, как прощалась с мамой и папой, бабушкой и маленьким братиком.      - Ну а сейчас ты прощался с кем-то другим, да?      - С очень близким и дорогим другом, которого люблю, - ответил он сдавленным голосом. - И боюсь, не увижу ее еще очень и очень долго.      Лэнгдон оглядывал стены часовни, и у него возникло дурное предчувствие, что они вновь в тупике. Софи отошла посмотреть код на арке и оставила Лэнгдону шкатулку розового дерева с указанием местонахождения Грааля, но этот последний ключ ничуть не помог. Хотя стихотворение Соньера совершенно четко указывало на часовню Рослин, теперь Лэнгдон вовсе не был уверен, что они попали по адресу. Ведь там были слова "сосуд" и "меч", а этих символов он здесь не видел. Грааль под древним Рослином вас ждет. Сосуд и меч там охраняют вход.      И Лэнгдон снова почувствовал, что от него ускользает какая-то небольшая, но важная деталь этой загадки.      - Вы уж извините за любопытство, - произнес экскурсовод, не сводя глаз со шкатулки розового дерева в руках Лэнгдона. - Но эта шкатулка... могу я спросить, откуда она у вас?      Лэнгдон устало усмехнулся:      - О, это очень долгая история.      Молодой человек колебался, не зная, с чего начать. И не отводил взгляда от шкатулки.      - Странно... но, знаете, у моей бабушки точно такая же... для драгоценностей.      Лэнгдон был уверен, что молодой человек ошибается. Такая шкатулка может быть только одна, изготовленная вручную для хранения краеугольного камня Приората.      - Возможно, они просто похожи, но...      Разговор их прервал громкий стук боковой двери. Софи, не говоря ни слова, вышла из часовни и теперь спускалась по пологому склону холма к стоявшему чуть поодаль каменному строению. Куда это она направилась? И вообще она как-то странно себя ведет с тех пор, как они зашли в часовню. Лэнгдон обернулся к своему собеседнику:      - Вы знаете, чей это дом?      Молодой человек несколько растерянно кивнул:      - Это дом приходского священника. Там же живет и куратор часовни, по совместительству она у нас глава трастового Фонда Рослин. - Он замялся. - И еще она приходится мне бабушкой.      - Ваша бабушка возглавляет Фонд Рослин? Молодой человек снова кивнул:      - Я живу с ней в этом доме, помогаю приглядывать за часовней, провожу экскурсии. - Он пожал плечами. - Провел здесь всю жизнь. Бабушка вырастила и воспитала меня в этом доме.      Лэнгдона беспокоила Софи, и он направился за ней к дому, но на полпути вдруг резко остановился. В ушах звучали слова молодого человека. Бабушка вырастила и воспитала меня в этом доме.      Лэнгдон взглянул на удалявшуюся фигурку Софи, затем перевел взгляд на шкатулку розового дерева, которую по-прежнему держал в руках. Нет, этого просто быть не может! Он повернулся к молодому человеку:      - Так, вы говорите, у вашей бабушки есть точно такая же шкатулка?      - Да. Просто копия.      - А откуда она у нее?      - Дедушка сделал, специально для нее. Он умер, когда я был еще младенцем, но бабушка его помнит. Много о нем рассказывает. Он был настоящим умельцем. Золотые руки.      Лэнгдон чувствовал, что нащупал какую-то нить.      - Вы сказали, вас воспитала бабушка. Могу ли я спросить, что произошло с вашими родителями?      Похоже, этот вопрос удивил молодого человека.      - Они умерли, когда я был совсем маленьким, В один день с дедом.      Сердце у Лэнгдона бешено забилось.      - В автомобильной катастрофе?      В оливково-зеленых глазах экскурсовода промелькнуло удивление.      - Да. В автокатастрофе. Тогда погибла вся семья. Я потерял деда, родителей и... - Тут он умолк и опустил глаза.      - И сестру, - закончил за него Лэнгдон.      Дом из грубого камня был в точности таким, каким запомнила его Софи. Настала ночь, и дом так и манил уютом и теплом. Из приоткрытой застекленной двери доносился восхитительный запах свежеиспеченного хлеба, в окошках мерцал золотистый свет. Софи приблизилась и вдруг услышала внутри чьи-то сдавленные рыдания.      Заглянув в прихожую, она увидела пожилую женщину. Та стояла спиной к двери, но Софи поняла, что слышала именно ее плач. У женщины были длинные роскошные волосы, в которых серебрилась седина. Софи с замиранием сердца шагнула на крыльцо. Теперь она видела: женщина держит в руках фотографию мужчины в рамочке. Нежно и с грустью поглаживает изображенное там лицо.      И лицо это было так хорошо знакомо Софи!Grand-pere...      Очевидно, женщина услышала печальное известие о его смерти не далее как вчера ночью.      Тут под ногой Софи скрипнула половица, женщина резко обернулась и встретилась глазами с Софи. Та хотела бежать, но ноги не слушались. Женщина лихорадочно переводила взгляд с лица Софи на снимок и обратно. Затем она поставила фотографию на полочку и подошла к двери. Они с Софи стояли и смотрели друг на друга сквозь стеклянную перегородку. Казалось, прошла целая вечность. Неуверенность, удивление, надежда - вот какие чувства отражались на лице пожилой дамы... И наконец их, точно волной, смыло радостное озарение.      Она распахнула дверь, выбежала на крыльцо, протянула руки, начала гладить и ощупывать мягкими ладонями лицо Софи. Та стояла точно громом пораженная.      - О, дитя мое... милая моя, родная!      Софи не узнавала ее, но сразу же почувствовала, кто эта женщина. Пыталась что-то сказать, но губы не слушались.      - Софи!.. - зарыдала женщина, покрывая ее поцелуями. Наконец Софи все же удалось выдавить шепотом:      - Но... дедуля, он же говорил, вы все...      - Знаю, знаю. - Обняв Софи за плечи, женщина смотрела на нее такими знакомыми глазами. - Мы с твоим дедушкой были вынуждены говорить много разных ужасных вещей. И делали это лишь потому, что считали: иначе нельзя. Мне так жаль... Но это было ради твоей же безопасности, Принцесса.      Услышав это последнее слово, Софи тут же вспомнила о деде. Долгие годы он называл ее именно так - Принцесса. Казалось, звук его голоса эхом разносится по каменистым склонам, отлетает от стен и башен Рослина. Проникает сквозь землю и гулом отдается в неведомых пустотах.      Женщина продолжала обнимать Софи, слезы градом катились по ее лицу.      - Твой дед так хотел рассказать тебе всю правду! Но потом вы поссорились. Он очень переживал, изо всех сил старался помириться. Ему так много надо было тебе объяснить! Так много объяснить!.. - Она поцеловала Софи в лоб, затем шепнула на ушко: - Больше никаких секретов, Принцесса. Пришла пора узнать всю правду о твоей семье. ***      Софи с бабушкой сидели на крыльце, плача от радости и переживаний, и тут через лужайку к ним бросился светловолосый молодой человек. В глазах его светилась надежда. - Софи?..      Софи кивнула, смахнула слезы и поднялась. Лицо молодого человека не было ей знакомо, но, когда они обнялись, она почувствовала, что он всегда был ей родным, что в жилах их бежит одна кровь...      Вскоре и Лэнгдон присоединился к ним. Софи до сих пор не верилось, что лишь вчера она чувствовала себя такой одинокой в огромном мире. И вот теперь в чужой стране, в незнакомом месте, в окружении трех самых близких ей людей она поняла, что наконец обрела настоящий дом. Глава 105      Ночь опустилась на Рослин.      Лэнгдон в одиночестве стоял на крыльце. И улыбался, прислушиваясь к доносившимся из-за застекленной двери смеху и болтовне. Кружка крепкого бразильского кофе помогла преодолеть навалившуюся сонливость, но он знал - это ненадолго. Слишком уж он устал за последние два дня.      - Вы так тихо от нас ускользнули, - услышал он голос за спиной.      Лэнгдон обернулся. В дверях стояла бабушка Софи, серебристые волосы мерцали в лунном свете. Теперь он знал, что последние двадцать восемь лет она носила имя Мари Шовель.      Лэнгдон устало улыбнулся в ответ:      - Просто подумал: надо же дать членам семьи возможность вдоволь наговориться после столь долгой разлуки. - Он видел в окно, как Софи что-то рассказывает брату.      Мари подошла и остановилась рядом.      - Мистер Лэнгдон, как только я услышала об убийстве Жака, тут же страшно испугалась за Софи. И, увидев ее сегодня у дверей дома, испытала невероятное облегчение. У меня просто нет слов, чтобы выразить вам свою благодарность.      Лэнгдон не знал, что ответить. И хотя чуть раньше он предоставил Софи возможность поговорить с бабушкой наедине, Мари попросила его остаться и послушать. Мой муж безоговорочно вам доверял, мистер Лэнгдон. Стало быть, и я могу доверять.      Лэнгдон остался и вместе с Софи в немом удивлении выслушал историю о ее покойных родителях. Сколь ни покажется это невероятным, но оба они принадлежали к роду Меровингов и являлись прямыми потомками Марии Магдалины и Иисуса Христа. Но в целях безопасности были вынуждены сменить фамилии Плантар и Сен-Клер. В жилах их детей текла царская кровь, и потому они находились под защитой и опекой Приората Сиона. Когда родители погибли в автокатастрофе, причина которой так и осталась до конца невыясненной, Приорат встревожился. Это могло означать, что об их происхождении узнал кто-то еще.      - И вот нам с твоим дедушкой, - продолжила рассказ Мари, и в голосе ее звучала боль, - пришлось принять очень важное и трудное решение. Причем немедленно, сразу после того, как нам позвонили и сообщили, что машина твоих родителей найдена в реке. - На ее глазах выступили слезы. - Мы должны были ехать в той машине вместе, все шестеро. Но к счастью, в самый последний момент планы изменились, и твои родители поехали без нас. Мы с Жаком не знали, что в действительности произошло на той горной дороге... был ли то и вправду несчастный случай. - Мари не сводила с Софи глаз. - Мы знали лишь одно: нам следует защитить своих внуков - вот так и было принято это решение. Жак сообщил в полицию, что в машине находилась еще и я вместе с твоим маленьким братиком. И что тела наши, очевидно, унесло водой. А затем нам обоим пришлось скрыться. Приорат все организовал. Жак, будучи человеком слишком известным, даже своего рода знаменитостью, не мог позволить себе такую роскошь - бесследно исчезнуть. Было решено, что Софи, старшая из детей, останется с ним в Париже, будет расти и воспитываться под присмотром Жака и защитой Приората. - Голос ее упал до шепота. - Разделение семьи - это самое трудное, что нам довелось испытать в жизни. Мы с Жаком виделись, но редко и нерегулярно и всегда тайком... Есть у Приората определенные правила, которые следовало соблюдать. Тут Лэнгдон понял, что Мари собирается перейти к подробностям, не предназначенным для ушей человека постороннего, И поспешил выйти на крыльцо. И вот теперь, всматриваясь в смутные очертания Рослина, он не мог не думать о тайне, которую скрывает эта часовня. А что, если Грааль действительно спрятан там? И если да, то что тогда означают слова "сосуд" и "меч", упомянутые в стихотворении?..      - Давайте отнесу, - сказала Мари и кивком указала на руку Лэнгдона.      - О, благодарю вас. - И Лэнгдон отдал ей пустую кружку из-под кофе.      - Нет, я имела в виду то, что у вас в другой руке, мистер Лэнгдон.      Только сейчас Лэнгдон спохватился, что держит в левой руке кусок папируса со стихотворением Соньера. Он снова достал его из криптекса, в надежде заметить то, что, возможно, пропустил раньше.      - Да, конечно, простите.      Мари взяла папирус и улыбнулась:      - Знаю одного человека из банка в Париже, который бы дорого дал за то, чтобы вернуть шкатулку розового дерева. Андре Берне был близким другом Жака, а Жак, в свою очередь, полностью ему доверял. Андре был готов буквально на все, лишь бы сохранить доверенный ему Жаком на хранение предмет.      В том числе и пристрелить меня, подумал Лэнгдон, но решил не говорить этого. А также умолчать о том, что сломал бедняге нос. При упоминании о Париже он подумал о трех senechaux, убитых накануне ночью.      - Ну а Приорат? Что же с ним теперь будет?      - Колесики и винтики уже пришли в движение, мистер Лэнгдон. Братству пришлось немало пережить за долгие века, как-нибудь переживет и это. Всегда найдутся люди, готовые подхватить упавшее на землю знамя.      Лэнгдон подозревал, что бабушка Софи связана с Приоратом самым тесным образом. Среди членов Приората всегда были женщины. Четырем из них даже удалось стать Великими мастерами. Хотя senechaux традиционно становились мужчины, женщинам тоже доводилось занимать в Приорате более высокую ступень. И даже получить самые главные посты, минуя эту ступень.      Лэнгдон вспомнил о Тибинге и Вестминстерском аббатстве. Казалось, после всех этих событий прошла целая вечность.      - Скажите, а Церковь оказывала на вашего мужа какое-либо давление? Убеждала не публиковать документы Сангрил?      - О Господи, нет, конечно. Конец дней - это выдумка какого-то параноика. В доктрине Приората нет ни единого намека на дату обнародования этих документов. Вообще-то Приорат придерживался мнения, что Грааль навеки следует сохранить в тайне.      - Навеки? - Лэнгдон был поражен.      - Эта тайна предназначена для спасения наших собственных душ, а не самого Грааля. Красота Грааля как раз и состоит в его неземной бесплотной природе. - Теперь Мари Шовель тоже смотрела на часовню Рослин. - Для некоторых Грааль - это сосуд, отпив глоток из которого, можно приобщиться к вечной жизни. Для других - погоня за потерянными документами и их тайной. А для большинства, как я подозреваю, это просто великая идея... блистательное и недосягаемое сокровище, которое даже в сегодняшнем мире всеобщего хаоса служит путеводной звездой. Спасает и вдохновляет нас.      - Но если документы Сангрил так и останутся неопубликованными, тайна Марии Магдалины будет потеряна навсегда, - сказал Лэнгдон.      - Отчего же? Да вы только посмотрите вокруг! Ее история присутствует в изобразительном искусстве, музыке, литературе. И с каждым днем о ней вспоминают все чаще. Этот маятник не остановить. Мы начинаем осознавать, какие опасности кроются в нашем прошлом... понимать, что многие пути ведут к саморазрушению. Мы начинаем чувствовать необходимость возродить священное женское начало. - Она на секунду умолкла. - Вы упоминали, что пишете книгу о символах священного женского начала. Это так?      - Да.      Она улыбнулась:      - Так закончите ее побыстрее, мистер Лэнгдон. Спойте ее песню. Миру нужны новые трубадуры.      Лэнгдон молчал, пытаясь осознать всю значимость этой просьбы. Молодой месяц вставал над зубчатой кромкой леса на горизонте. Он снова взглянул на часовню. И почувствовал, что просто сгорает от ребяческого желания узнать ее тайны. Не смей спрашивать, приказал он себе, время еще не пришло. Он покосился на папирус в руке Мари Шовель.      - Спрашивайте, мистер Лэнгдон, - с усмешкой сказала Мари. - Вы честно заслужили это право.      Лэнгдон ощутил, что краснеет.      - Вы ведь хотите знать, находится ли Грааль в часовне Рослин, верно?      - А вы можете сказать?      Мари вздохнула с притворным раздражением:      - Ох уж эти мужчины! Просто не могут оставить Грааль в покое! - И она рассмеялась, явно довольная собой. - С чего вы взяли, что Грааль там?      Лэнгдон указал на папирус в ее руке.      - В стихотворении вашего мужа говорится о Рослин, это несомненно. Правда, там еще упоминаются сосуд и меч, а этих символов я в часовне не видел.      - Сосуд и меч? - переспросила Мари. - Ну и как они, по-вашему, выглядят?      Лэнгдон чувствовал: она с ним играет. Но решил принять условия игры и вкратце описал символы.      - Ах, ну да, конечно, - протянула она. - Меч, он же клинок, символизирует все мужское. Думаю, его можно изобразить вот так... - И Мари указательным пальцем начертила на ладони Лэнгдона такую фигуру...      - Да, - кивнул Лэнгдон. Мари изобразила наименее известную, "закрытую" разновидность символа меча, но Лэнгдону она была знакома.      - И обратный знак, представляющий женское начало, - сказала она и начертила на его ладони...      - Правильно, - сказал Лэнгдон.      - И вы говорите, что не заметили среди символов часовни Рослин ничего подобного?      - Не заметил.      - Ну а если я вам покажу, отправитесь наконец спать?      Не успел Лэнгдон ответить, как Мари Шовель спустилась с крыльца и направилась к храму. Он поспешил следом. Войдя в часовню, Мари включила свет и указала в центр пола:      - Вот, пожалуйста, мистер Лэнгдон. Вот вам меч, вот и сосуд.      Лэнгдон смотрел на каменные плиты. И ничего не видел.      - Но здесь...      Мари вздохнула и двинулась по знаменитой тропинке, протоптанной на каменных плитах тысячами людских ног. Лэнгдон проследил за ней взглядом и снова увидел гигантскую звезду, которая ему ничего не говорила.      - Но это звезда Давида, и... - Он вдруг умолк, так и не закончив фразы, ошеломленный своим открытием.      Сосуд и меч.      Сплетены воедино.      Звезда Давида... священное единение мужчины и женщины... печать Соломона... обозначение Святого Святых, двух разных и священных начал... вот что это такое.      Лэнгдону потребовалась добрая минута, чтобы подобрать нужные слова:      - Значит, в стихотворении действительно говорится о часовне Рослин. Да, все сходится. Просто идеально.      Мари улыбнулась:      - Возможно.      Это замечание несколько насторожило его.      - Стало быть, Грааль находится в подземелье, у нас под ногами?      Она рассмеялась:      - Лишь в чисто духовном, символическом смысле. Согласно древнему решению Приората Грааль непременно должен был вернуться во Францию и упокоиться там навеки. На протяжении веков сокровище в целях предосторожности перевозили из одной страны в другую, из одного тайника в другой. Но Жак, став Великим мастером Приората, поставил перед собой задачу вернуть Грааль во Францию. И построить там усыпальницу, достойную этой святыни.      - И он преуспел? Лицо ее стало серьезным.      - Мистер Лэнгдон, с учетом того, что вы сделали для меня и моей семьи, могу со всей определенностью ответить на ваш вопрос: Грааля здесь нет.      Лэнгдон не отставал:      - Но краеугольный камень должен обозначать место, где находится Грааль в данный момент. Почему тогда все указывает на Рослин?      - Возможно, вы неверно истолковали стихотворение. Помните, Грааль всегда окружали тайны. Он просто притягивал их. Как и мой покойный муж.      - Но чего же яснее? - не уступал Лэнгдон. - Мы с вами стоим над подземельем, отмеченным знаками сосуда и меча, под потолком, усыпанным звездами, в окружении работ искусных мастеров-масонов. Все здесь говорит, просто вопиет о Граале!      - Прекрасно. Только дайте-ка мне еще раз взглянуть на стихотворение. - Она развернула папирус и громко и выразительно прочла вслух: Грааль под древним Рослином вас ждет. Сосуд и меч там охраняют вход. Украшенная мастерской рукой, Нашла она под звездами покой.      Мари закончила читать. Губы ее тронула легкая улыбка.      - Ах, Жак!..      Лэнгдон не сводил с нее глаз.      - Так вы поняли - где?..      - Как вы только что убедились, рассматривая этот пол, мистер Лэнгдон, на свете существует немало способов увидеть по-иному самое простое и очевидное.      Лэнгдон силился понять, но не получалось. Все, что выдумывал и сочинял Жак Соньер, имело двойное значение, но смысл последнего его послания от этого не становился яснее. Мари подавила зевок.      - Должна вам признаться, мистер Лэнгдон. Лично меня никогда не посвящали в тайну местонахождения Грааля. Но я была замужем за очень влиятельным человеком... и женская интуиция меня никогда не подводила. - Лэнгдон хотел было что-то сказать, но она ему не позволила. - Мне очень жаль, что после всех испытаний, выпавших на вашу долю, вы уедете из Рослина, так и не получив конкретных ответов на вопросы. И однако, что-то подсказывает мне: вы рано или поздно найдете то, что ищете. Проснетесь в один прекрасный день и сразу все поймете. - Она улыбнулась. - А когда поймете... верю, вы, как никто другой, будете способны сохранить это в тайне.      У дверей послышались чьи-то шаги.      - Ах вот вы где! - воскликнула Софи и вошла.      - Я уже собиралась уходить, - сказала Мари и приблизилась к внучке. - Спокойной тебе ночи, Принцесса! - Она поцеловала Софи в лоб. - И не слишком задерживай мистера Лэнгдона, он тоже устал.      Лэнгдон с Софи проводили взглядами одиноко бредущую к дому Мари. И вот Софи подняла на него оливково-зеленые глаза, и он прочел в них целую бурю эмоций.      - Такого я никак не ожидала.      Да и я тоже, усмехнулся Лэнгдон. Он видел: Софи просто ошеломлена свалившимся на нее известием о семье. То, что она узнала сегодня, перевернуло всю ее жизнь.      - Вы как, в порядке? Понимаю, это трудно осознать сразу... Она еле заметно улыбнулась:      - Теперь у меня есть семья. И это главное. Есть с чего начать. Ну а осознать, кто мы такие и откуда... на это потребуется время.      Лэнгдон промолчал.      - Вы останетесь с нами? - спросила Софи. - Ну хотя бы на несколько дней?      Лэнгдон вздохнул. Больше всего на свете ему хотелось именно этого.      - Вам нужно освоиться, побыть с родными. Утром я возвращаюсь в Париж, Софи.      Во взгляде ее мелькнуло разочарование, но, похоже, она поняла: так будет лучше для всех. Они долго молчали. Наконец Софи взяла его за руку и вывела из часовни. Они двинулись к небольшому холму неподалеку от Рослина. Облака расступились, на небо снова выплыл молодой месяц и залил все вокруг голубоватым призрачным светом. Софи и Роберт молча стояли, взявшись за руки, и любовались сказочным шотландским пейзажем.      На небе высыпали звезды, на западе, низко над горизонтом, нависла самая яркая из них. Лэнгдон сразу узнал ее и не сдержал улыбки. Венера. Древняя прекрасная богиня светила ровным серебристым светом.      Ночь принесла с собой прохладу, откуда-то с севера, с болотистой низины, потянуло пронизывающим ветерком. Лэнгдон украдкой посмотрел на Софи. Глаза ее были закрыты, на губах играла умиротворенная улыбка. Лэнгдон и сам чувствовал, как тяжелеют у него веки. Он осторожно сжал ее руку в своей.      - Софи...      Она медленно открыла глаза. Лицо ее казалось таким прекрасным в лунном свете. Потом она одарила его немного сонной улыбкой:      - Привет.      И тут вдруг Лэнгдон почувствовал горечь при мысли о том, что завтра возвращается в Париж, но уже без нее.      - Я уеду рано, вы еще, наверное, будете спать, - сказал он и осекся. В горле встал ком. - Простите. Я не слишком умею...      Тут Софи приложила ему к щеке мягкую и теплую ладонь. А потом, подавшись вперед всем телом, нежно поцеловала.      - Когда мы теперь увидимся?      Лэнгдон почувствовал, что тонет в ее прекрасных оливково-зеленых глазах.      - Когда? - Он на секунду задумался. Странно, но она сумела прочитать его мысли, он задавал себе тот же вопрос. - Ну... э-э... вообще-то в следующем месяце я еду читать лекции. На конференцию во Флоренцию. Целую неделю проведу там.      - Это что, приглашение?      - Мы будем жить просто роскошно. Для меня забронирован номер в "Брунелески".      Софи кокетливо улыбнулась:      - Не слишком ли много себе позволяете, а, мистер Лэнгдон?      Он слегка поморщился. Действительно, вышло не слишком ловко.      - Вообще-то я имел в виду...      - Больше всего на свете мне хотелось бы встретиться с тобой во Флоренции, Роберт. Но только при одном условии. - Тон ее стал суровым. - Чтобы никаких музеев, церквей, никаких надгробий, предметов старины и искусства! Договорились?      - Во Флоренции? Но там же совершенно нечем больше заняться!      Софи снова подалась вперед и поцеловала его, на этот раз - в губы. Они слились в объятии, сначала нежном, затем страстном. Когда она наконец отстранилась, Лэнгдон прочел в ее глазах обещание.      - Хорошо, - кивнул он и хрипло добавил: - Договорились. Эпилог      Роберт Лэнгдон проснулся словно от толчка. Ему снился какой-то сон. Он протер глаза и увидел: через спинку стула переброшен халат с монограммой "ОТЕЛЬ "РИТЦ", ПАРИЖ". Через шторы слабо просвечивал свет. Утро сейчас или вечер?..      Лэнгдону было тепло и уютно. Он славно выспался, последние два дня почти не вылезал из постели. Он медленно сел и только сейчас понял, что его разбудило... Странная, совершенно неожиданная мысль. На протяжении нескольких дней он пытался разобраться в обрушившейся на него информации и вот теперь вдруг вспомнил то, что не учитывал прежде.      Возможно ли это?      Какое-то время он сидел совершенно неподвижно.      Затем выбрался из постели, пошел в ванную, отделанную мрамором. Включил душ и подставил плечи под упругие струи воды. Нет, эта мысль положительно его заворожила.      Невозможно.      Двадцать минут спустя Лэнгдон вышел из отеля "Ритц" на Вандомскую площадь. Близилась ночь. Отсыпаясь, он совершенно потерял счет времени... однако мысль работала на удивление ясно и четко. Он обещал себе, что непременно забежит в кафе на первом этаже отеля, выпить чашку кофе с молоком, но ноги, казалось, сами вынесли его на улицу, в сгущающиеся парижские сумерки.      Шагая к востоку по рю де Пти Шамп, Лэнгдон ощущал нарастающее возбуждение. Затем он свернул к югу, на рю Ришелье, где воздух насквозь пропах сладким ароматом жасмина, льющимся из сада Пале-Рояль.      Он продолжал идти, пока не заметил впереди то, что искал. Знаменитую королевскую аркаду из гладко отполированного черного мрамора. Зайдя под нее, Лэнгдон начал осматривать плиточный пол под ногами. И через несколько секунд увидел то, что ожидал: несколько бронзовых медальонов, вмонтированных в плиты и выстроившихся в идеально прямую линию. Каждый диск был пяти дюймов в диаметре и обозначен буквами "N" и "S".      Nord. Sud <Север. Юг (фр.)>.      Он повернулся лицом к югу и двинулся по линии, прочерченной медальонами. Шел и не сводил глаз с тротуара. Дойдя до угла "Комеди-Франсез", увидел под ногой еще один медальон. Да, так и есть!      Еще много лет назад Лэнгдон узнал о том, что улицы Парижа маркированы 135 бронзовыми дисками, вмонтированными в тротуары, плиты дворов и в проезжую часть улиц, и что линия эта пересекает город с севера на юг. Как-то раз он даже прошел вдоль этой линии, от Сакре-Кёр, а затем к югу, через Сену, и вышел к старинной Парижской обсерватории. Только там и понял значение этой "тропы".      Первый земной меридиан.      Первая нулевая долгота в мире.      Древняя линия Розы Парижа.      Торопливо шагая по рю де Риволи, Лэнгдон чувствовал, что как никогда близок к цели. Еще один квартал и...      Грааль под древним Рослином вас ждет.      Все сходится!.. Происхождение слова "Рослин", упомянутого в стихах Соньера... сосуд и меч... надгробие, украшенное старыми мастерами...      Так вот о чем хотел поговорить со мной Соньер! Да, почти наверняка. О том, что я, сам того не понимая, нащупал истину.      И Лэнгдон пустился бежать, ощущая под ногами линию Розы, что неумолимо вела его к заветной цели. Войдя в длинный туннель Пассажа Ришелье, он вдруг почувствовал, как волоски на руках встали дыбом от волнения. Он знал, что в конце туннеля стоит самый загадочный из всех парижских монументов, построенный по распоряжению Сфинкса - Франсуа Миттерана, человека, который, если верить слухам, был не чужд тайным обществам. Человека, последнее наследие которого Лэнгдон посещал не далее как несколько дней назад.      В другой жизни.      Запыхавшийся Лэнгдон выбежал из туннеля и оказался в знакомом уже дворе. И сразу остановился как вкопанный. А затем медленно, словно не веря в чудо, поднял глаза и увидел ее.      Пирамида Лувра.      Она светилась и переливалась в темноте.      Но любовался он ею всего секунду. Его куда больше интересовало то, что находилось справа. Он развернулся и двинулся уже невидимой тропинкой, по линии Розы, через двор прямо к Карузель де Лувр, гигантскому кругу из стекла, обнесенному по периметру низенькой живой изгородью из аккуратно подстриженного кустарника. Именно здесь в незапамятные времена проводились в Париже языческие празднества, связанные с поклонением богине... веселые и буйные ритуалы, восславлявшие ее плодовитость и щедрость.      Лэнгдон перешагнул через кустарник, ступни утопали в густой траве, и ему показалось, что он входит в совсем иной мир. В центре круга находился один из самых необычных монументов Франции. В землю точно врастала стеклянная призма, гигантская перевернутая пирамида, которую он видел несколько дней назад, когда входил в подземные помещения Лувра.      La Pyramide Inversee.      Лэнгдон с замиранием сердца подошел к самому краю и посмотрел вниз, на необъятный подземный комплекс музея, светящийся янтарной подсветкой. И рассматривал он не только огромную перевернутую пирамиду, но и то, что находилось прямо под ней. Сооружение, о котором он, Лэнгдон, упоминал в своей рукописи.      Он смотрел и сам до конца еще не верил, что это возможно. Снова взглянул на Лувр, и на миг показалось, что необъятные крылья здания обнимают его со всех сторон... бесконечные залы и галереи, где собраны величайшие в мире произведения искусства.      Да Винчи... Боттичелли...      Украшенная мастерской рукой...      Он снова посмотрел вниз, через стекло.      Я должен туда спуститься!      Выйдя из круга, Лэнгдон поспешил через двор к огромной пирамиде, где располагался вход в музей. Оттуда выходили последние посетители.      Толкнув вращающуюся дверь, Лэнгдон очутился в холле и сразу же бросился вниз, начал спускаться по спиралеобразной лестнице внутрь пирамиды. Воздух становился все прохладнее. И вот, оказавшись в самом низу, он вошел в длинный туннель, тянувшийся к перевернутой пирамиде.      В конце туннеля оказался просторный зал. Прямо перед ним свисала с потолка, сверкая и переливаясь каждой гранью, перевернутая пирамида. Изящный контур из стекла в виде латинской буквы "V".      Сосуд!      Лэнгдон окинул ее взором от вершины до самого кончика, повисшего на высоте около шести футов над полом. И там, прямо под ним, стояло еще одно сооружение. Совсем крохотное.      Миниатюрная пирамида. Высотой в каких-то три фута, не более. Единственный маленький предмет в этом поражающем воображение колоссальном комплексе.      В своей рукописи, в главе, посвященной знаменитой коллекции Лувра из предметов культа богине, Лэнгдон упомянул об этой крохотной пирамиде лишь вскользь. Это миниатюрное сооружение выступает из пола точно вершина айсберга... верхушка гигантского пирамидообразного склепа, находящегося под землей, эдакой потайной камеры...      Купаясь в лучах мягкой подсветки, две пирамиды как бы указывали друг на друга. Их оси вытянулись по одной прямой, их кончики почти соприкасались.      Сосуд наверху. Меч снизу.      Сосуд и меч там охраняют вход. Лэнгдону показалось, будто он слышит голос Мари Шовель. Рано или поздно вы найдете то, что ищете.      Он стоял под древней линией Розы в окружении работ старых мастеров. Только теперь, как ему казалось, он понял истинное значение и смысл стихотворения Великого мастера. Посмотрел наверх и увидел: через стеклянный купол просвечивает звездное небо.      Нашла она под звездами покой.      Точно духи нашептывали ему из темноты, забытые слова тихим эхом отдавались под сводами. Поиски Грааля - это стремление преклонить колени перед прахом Марии Магдалины. Это путь к молитве перед светлым ликом отверженной.      И, повинуясь невнятному зову, Роберт Лэнгдон упал на колени.      На секунду ему почудилось, что он слышит женский голос. Голос мудрости, он доносился через века... шептал из бездны, из самых глубин земли. Конец. Уважаемые подписчики!      В следующий понедельник начинается публикация романа братьев Вайнеров "Петля и камень в зеленой траве"      Ждем ваших предложений. Подпишитесь: Рассылки Subscribe.Ru Литературное чтиво Ваши пожелания и предложения