Мировая литература

Мировая литература Выпуск No 230 от 2005-04-27 Число подписчиков: 16    Марио ПЬЮЗО "КРЕСТНЫЙ ОТЕЦ" Часть 4    15      В Нью-Хэмпшире домашние хозяйки и скучающие от безделья лавочники обращали внимание на каждое новое для их глаза явление. Поэтому спустя несколько минут после того, как перед домом Адамсов остановился черный автомобиль с нью-йоркским номером, об этом знал каждый житель городка.      Кей Адамс, которая несмотря на свое университетское образование, осталась типичной провинциалкой, тоже смотрела на улицу из окна своей спальни. Она усердно готовилась к экзаменам и собиралась спуститься вниз пообедать, когда заметила приближающуюся машину. Из машины вышли двое крупных и сильных мужчин, которые вполне могли сойти за гангстеров из кинобоевика. Она бегом спустилась вниз по лестнице, чтобы оказаться первой у двери. Кей каким-то чутьем поняла, что эти люди имеют отношение к Майклу или его семейству и не хотела, чтобы они встретились с отцом. Нет, она, разумеется, не стыдится друзей Майка. Просто ее родители - янки из Новой Англии, и они даже не поймут, откуда у нее такие знакомые. Она подоспела к двери как раз в тот момент, когда зазвонил колокольчик, и крикнула матери:      - Я открою!      Когда она открыла дверь, один из мужчин сунул руку в карман пиджака, словно гангстер, собирающийся вытащить пистолет. Это движение так удивило Кей, что она легонько вскрикнула, но человек вытащил тоненькую кожаную книжку и раскрыл ее перед глазами Кей.      - Я сыщик Джон Филипс из полиции Нью-Йорка, - сказал он, а потом показал пальцем на второго человека с темным лицом и черными густыми бровями. - А это мой коллега, сыщик Сириани. Вы мисс Кей Адамс?      Кей кивнула.      - Вы позволите нам войти на несколько минут и побеседовать с вами? - спросил Филипс. - Речь идет о Майкле Корлеоне.      Она отошла в сторону, давая им возможность войти. В этот момент в боковом коридорчике, ведущем в кабинет, показался ее отец.      - В чем дело, Кей? - спросил он.      Ее отец был священником местной баптистской церкви, но слухи о его учености разнеслись далеко за пределами религиозных кругов. Кей плохо знала своего отца, он всегда был для нее загадкой. Часто он старался показать, что она не интересует его, как человек, но Кей чувствовала, что он ее любит. Несмотря на то, что они никогда не были близки друг другу, Кей доверяла отцу. Поэтому она не смутилась, ответила:      - Эти люди - сыщики из Нью-Йорка. Они хотят задать мне несколько вопросов о парне, которого я знаю.      Мистер Адамс был удивлен.      - Почему бы нам не войти в кабинет? - спросил он.      - Мы, в сущности, хотели бы поговорить только с вашей дочерью, мистер Адамс, - вежливо ответил Филипс.      - Это должна решить, мне кажется, Кей, - сказал мистер Адамс. - Дорогая, ты хочешь остаться с этими господами наедине или предпочтешь, чтобы я присутствовал при вашем разговоре? Или, может быть, мать?      - Я сама поговорю с ними.      - Вы можете воспользоваться моим кабинетом, - сказал мистер Адамс Филипсу. - Может быть, останетесь на обед?      Оба гостя отрицательно покачали головами. Кей повела их в кабинет.      Они неудобно уселись на краю дивана, а она расположилась в большом кожаном кресле отца. Первым заговорил Филипс.      - Мисс Адамс, вы слышали что-либо о Майкле Корлеоне или видели его в последние три недели? - спросил он.      Одного этого вопроса было достаточно, чтобы предупредить ее. Три недели назад бостонские газеты вышли с крупными заголовками, гласившими, что убиты офицер нью-йоркской полиции и торговец наркотиками по имени Виргилий Солоццо. В газетах говорилось, что это результат войны, в которую замешано семейство Корлеоне.      Кей отрицательно покачала головой.      - Нет, в последний раз, когда я его видела, он собирался навестить отца в больнице. Это было, пожалуй, месяц назад.      - Об этой встрече нам все известно, - грубым тоном заговорил второй сыщик. - После этого ты с ним не встречалась?      - Нет, - ответила Кей.      - Если вы с ним увидитесь, сообщите нам об этом, - прежним вежливым тоном попросил Филипс. - Мы должны поговорить с Майклом Корлеоне. Предупреждаю вас: если вы поддерживаете контакт с ним, вы можете оказаться в очень опасной ситуации. Если попытаетесь ему чем-либо помочь, попадете в настоящую беду.      Кей выпрямилась.      - А почему я не могу помочь ему? - спросила она. - Мы собираемся пожениться, а муж и жена помогают друг другу.      Ей ответил сыщик Сириани.      - Если ты ему поможешь, окажешься соучастницей убийства. Мы разыскиваем твоего приятеля, потому что он убил офицера полиции и нашего осведомителя, с которым офицер был связан. Нам известно, что стрелял Майкл Корлеоне.      Кей засмеялась. Ее смех был очень естественным, и это произвело впечатление на сыщиков.      - Майк на такое не пойдет, - сказала она. - Он никогда не был связан со своей семьей. Я была на свадьбе его сестры и видела, что к нему относятся, как к постороннему, почти как ко мне. Если он и скрывается теперь, то только для того, чтобы не оказаться замешанным во все эти дела. Майк не гангстер. Я знаю его лучше всех. Он слишком добр и не способен совершить убийство. Не знаю никого, кто тщательней его соблюдает законы. Он никогда в жизни не лгал мне.      - Сколько времени вы знакомы? - осторожно спросил Филипс.      - Больше года, - ответила Кей и очень удивилась, заметив, что гости улыбаются.      - По-моему, вы кое-чего не знаете, - сказал Филипс. - В ночь, когда вы расстались, он пошел в больницу. Выходя из больницы, он поспорил с офицером полиции, который пришел туда по делам. Кончилось тем, что Майкл Корлеоне недосчитался нескольких зубов. Друзья отвезли его к дому Корлеоне в Лонг-Биче. Назавтра офицер полиции был застрелен, а Майкл Корлеоне исчез. У нас имеются связи и осведомители. Все говорит о том, что убийца - Майкл Корлеоне, но доказательств для суда у нас нет. Единственный свидетель - официант - не может опознать убийцу по фотографии. Шофер Солоццо отказывается говорить, но заговорит, когда Майкл Корлеоне будет у нас в руках. Поэтому все, в том числе и ФБР, разыскивают Майкла Корлеоне. До сих пор нам не везло, и мы очень рассчитывали на помощь с вашей стороны.      - Я не верю ни одному вашему слову, - холодно ответила Кей. Но она чувствовала себя не важно, понимая, что рассказ о разбитой челюсти и выбитых зубах - сущая правда. Но ведь это не могло заставить Майка пойти на убийство.      - Вы сообщите нам, если Майк свяжется с вами? - спросил Филипс.      Кей отрицательно покачала головой. Снова раздался грубый голос Сириани.      - Мы знаем, что он тебя трахает. У нас имеются регистрационные книги гостиниц и свидетели. Если сведения об этом просочатся в прессу, твои родители почувствуют себя неважно. Посмотрим, как столь уважаемые люди отнесутся к дочери, которая спит с гангстером. Хочешь, я сейчас позову старика и все ему расскажу?      Кей удивленно посмотрела на него. Потом она встала, подошла к двери кабинета и открыла ее. Она увидела отца, который стоял возле окна в гостиной и курил трубку. Она громко позвала его.      - Папа, ты не мог бы присоединиться к нам?      Он повернулся к ней, улыбнулся и не спеша вошел в кабинет. Он обнял дочь за талию и спросил сыщиков:      - Да, господа?      Они ничего не ответили, и Кей обратилась к Сириани, хладнокровно сказав ему:      - Ну, расскажите же ему все, господин офицер.      Сириани покраснел.      - Мистер Адамс, я вам расскажу, и это пойдет только на пользу вашей дочери. Она связана с гангстером, который по нашему предположению, убил офицера полиции. Я сказал ей, что она может быть замешана в неприятную историю и посоветовал сотрудничать с нами. Но нам кажется, что она не поняла, насколько дело серьезно. Быть может, вы поговорите с ней?      - Это невероятно, - вежливо ответил мистер Адамс.      Сириани задвигал челюстями.      - Ваша дочь и Майкл Корлеоне дружат больше года. Они жили в гостинице, как муж и жена. Майкла Корлеоне разыскивают в связи с убийством офицера полиции. Ваша дочь отказывается дать информацию, способную облегчить нашу задачу. Таковы факты. Пусть они кажутся невероятными, но я способен все это доказать.      - И не сомневаюсь, - вежливо сказал мистер Адамс. - Мне только кажется невероятным, что у моей дочери могут быть неприятности. Разве, что вы намекаете на то, что она - тут его лицо приняло ученое выражение - "подруга преступника", так это кажется называется.      Кей удивленно посмотрела на отца. Она знала, что он иногда способен на профессорские шутки, но такого легкомысленного отношения к делу от него не ожидала.      - Но будьте уверены, если этот молодой человек покажет здесь свой нос, я тут же сообщу об этом властям, - уже агрессивным тоном заявил мистер Адамс. - То же сделает и моя дочь. Теперь прошу нас извинить, наш обед остывает.      Он проводил гостей и осторожно, но решительно закрыл за ними дверь. Затем он взял Кей под руку и повел ее на кухню.      - Пойдем, дорогая. Мать давно уже ждет нас с обедом.      Идя на кухню, Кей тихонько плакала. Это были слезы облегчения, которое она почувствовала после напряженного разговора и неожиданной чуткости, проявленной ее отцом. Мать не обратила внимания на ее слезы, и Кей решила, что отец наверняка рассказал ей о двух сыщиках. Кей села за стол, и мать молча подала ей тарелку с супом. Отец склонил голову и прочитал молитву.      Мисс Адамс была низкорослой полной женщиной, всегда хорошо одетой и тщательно причесанной. Она тоже не особенно интересовалась Кей и всегда держала ее на расстоянии.      - Кей, перестань драматизировать ситуацию. Я уверена, что они делают из мухи слона. Ведь парень учился в Дартмуте и не мог быть замешан в такую ужасную историю.      - А откуда тебе известно, что Майк учился в Дартмуте?      - У вас, молодежи, столько тайн, - довольным голосом ответила мать. - Вам кажется, что вы очень умны. Мы все время знали о нем, но, разумеется, не могли заговорить об этом первыми.      - Но откуда вы знали? - снова спросила Кей. Она не могла посмотреть на отца: ведь теперь ему все известно, чем они с Майком занимались. Поэтому она не заметила его улыбки, когда он сказал:      - Мы, разумеется, читали твои письма.      Кей была потрясена и рассержена.      - Неправда, папа, этого не может быть.      Мистер Адамс снова улыбнулся.      - Я долго думал, какой из двух грехов больше: вскрывать твои письма или не знать, какая опасность угрожает моей единственной дочери. Я сделал выбор и оказался прав.      Миссис Адамс заговорила, в то же время с аппетитом поедая куриную лапку.      - Дорогая, ты так наивна для твоего возраста... Мы обязаны были стоять на страже. Сама ведь ты никогда о нем не говорила.      Кей впервые мысленно поблагодарила Майка за то, что он не проявлял излишних чувств в своих письмах. И она радовалась тому, что родители не читали ее писем.      - Я думала, что вы испугаетесь его семьи, и потому не рассказывала.      - Мы и в самом деле испугались, - весело сказал мистер Адамс. - Кстати, Майкл связался с тобой?      Кей отрицательно покачала головой.      - Я не верю, что он в чем-то виноват.      Она заметила, что родители обменялись многозначительными взглядами.      - Если он не замешан в убийстве, но все-же исчез, то с ним, возможно, произошло что-то другое, - мягким голосом заметил мистер Адамс.      Кей сначала не поняла, потом выскочила из-за стола и побежала к себе в комнату.      Спустя три дня Кей Адамс уже выходила из такси напротив аллеи Корлеоне в Лонг-Биче. Она договорилась о встрече по телефону, и ее ждали. У двери ее встретил Том Хаген, и это было для нее разочарованием. Она понимала, что он ничего ей не расскажет.      В гостиной он поднес ей рюмку. По комнатам слонялось еще два человека, но среди них не было Сонни. Кей спросила Хагена прямо, без обиняков:      - Тебе известно, где Майк? Как я могу с ним связаться?      - Мы знаем, что у него все в порядке, но не знаем точно, где он сейчас, - спокойным голосом ответил Хаген. - Когда он узнал о гибели того офицера полиции, он испугался, что подозрение падет на него. Он решил на время исчезнуть и обещал связаться со мной через несколько месяцев.      - А офицер и в самом деле сломал ему челюсть? - спросила Кей.      - Боюсь, что да, - сказал Том. - Но Майк никогда не был мстительным человеком. Я уверен, что это не имеет никакого отношения к тому, что случилось.      Кей открыла сумочку и вынула письмо.      - Ты готов передать ему это, если он с тобой свяжется?      Хаген отрицательно покачал головой.      - Если я возьму это письмо, а ты расскажешь на суде, что я его взял, они могут придти к выводу, будто я знаю, где Майк находится. Почему бы тебе просто не подождать немного? Я уверен, что Майк с тобой свяжется.      Она допила коньяк и встала, чтобы проститься. Хаген проводил ее в прихожую, но в это время отворилась дверь и вошла женщина. Она была низкорослой, полной, на ней было черное платье. Кей поняла, что это мать Майкла. Она протянула ей руку и спросила:      - Как вы поживаете, миссис Корлеоне?      В маленьких черных глазках женщины засверкали огоньки, потом ее сморщенное лицо перекосилось в приветливой улыбке.      - А, ты малышка Майка, - сказала миссис Корлеоне. Она говорила с тяжелым итальянским акцентом, и Кей с трудом понимала ее.      - Ты есть что-нибудь?      Кей ответила "нет", подразумевая, что не хочет есть, но миссис Корлеоне гневно взглянула на Тома Хагена и пристыдила его, разразившись длинной тирадой.      - Ты даже не дать девушке кофе, ты стыд и срам, - кончила она и, взяв Кей под руку, повела ее на кухню.      - Ты выпить кофе и есть что-нибудь, потом кто-нибудь отвезти тебя домой. Ты хорошая девушка, я не хочу, чтобы ты ехала на поезде.      Она заставила Кей сесть, а сама заметалась по кухне, стаскивая с себя пальто и шляпку. Через несколько минут на столе были хлеб, сыр и колбаса, а на плите кипела вода.      Кей заговорила неуверенным тоном.      - Я давно не видела Майка и пришла спросить, что с ним. Мистер Хаген сказал, что никто не знает, где он и что он объявится через некоторое время.      Тут торопливо вмешался Хаген:      - Это все, что мы можем теперь рассказать ей, мама Корлеоне.      Миссис Корлеоне с презрением посмотрела на него.      - Теперь ты сказать мне, что говорить? Мой муж, да сжалиться над ним господь, не говорит мне, что сказать, - с этими словами она перекрестилась.      - Как здоровье мистера Корлеоне? - спросила Кей.      - Хорошо, - сказала миссис Корлеоне. - Хорошо. Он постарел и поглупел, раз допустил такое.      Она неуважительно покрутила пальцем у виска, потом налила кофе и заставила Кей съесть бутерброд с сыром.      Выпив кофе, она взяла руку Кей в свои горячие ладони.      - Майки не писать тебе, ты не слышать про Майки, - тихо сказала она. - Он прятаться два-три года. Может быть, больше, намного больше. Ты иди домой, к своей семье и найди себе парня, который на тебе женится.      Кей вынула из сумочки письмо.      - Вы готовы послать это Майку?      Старая женщина взяла письмо и ласково потрепала Кей по щеке.      - Конечно, конечно, - сказала она. Хаген было запротестовал, но она крикнула ему что-то по-итальянски, и он замолчал. Потом она проводила Кей к двери. Там она торопливо поцеловала ее в щеку и сказала:      - Ты забыть Майки, он больше не твой мужчина.      Машина, на переднем сиденьи которой находилось двое мужчин, уже поджидала ее. Не говоря ни слова, ее подвезли к гостинице, в которой она сняла номер. Кей пыталась свыкнуться с мыслью, что мужчина, которого она любила - хладнокровный убийца. Ведь это было ясно заявлено ей самым надежным на свете источником: его матерью.    16      Карло Ричи был разгневан на весь мир. Не успел он породниться с семейством Корлеоне, как его отшвырнули, всучив маленький игорный дом в верхней части Ист-Сайд Манхэттена. Он полагал, что сразу после свадьбы, дон Корлеоне очистит один из домов в Лонг-Биче от временных жильцов и вселит в него молодоженов. Но дон просто посмеялся над ним. "Великий дон", - думал Ричи с презрением.      - Старый зазнайка, давший поймать себя на улице, как самый последний из мелких гангстеров. "Он надеялся, что старый плут отдаст богу душу. С Сонни они когда-то дружили, и тот может дать ему шанс войти в дело.      Он посмотрел на жену, наливавшую ему в этот момент чашку кофе. Боже, каким куском грязи она сделалась. Прошло всего пять месяцев, а она уже расползается и раздувается. Все они такие, красотки из восточной Италии.      Он протянул руку и потрепал Конни по ее широким бедрам. Она улыбнулась ему, но он сказал с презрением:      - У тебя больше мяса, чем у свиньи.      Ему доставляло удовольствие видеть выражение боли на ее лице, слезы в ее глазах. Пусть она и дочь великого дона, но теперь она его жена, его собственность, и он может поступать с ней по своему усмотрению. Сознание того, что он может свободно издеваться над одной из женщин семейства Корлеоне, придавало ему силы.      С самого начала их семейной жизни он повел себя правильно. Она пыталась сохранить для себя полный кошелек, но он поставил ей фонарь под глазом и отобрал все деньги. Что он сделал с этими деньгами, он никогда не рассказывал ей. Он проиграл пятьдесят тысяч на ипподроме, а остальное истратил на девиц из ночных клубов.      Он чувствовал, что Конни смотрит ему в спину и поэтому напряг мышцы, перегибаясь над столом, чтобы придвинуть к себе тарелку с булочками. Только что он съел яичницу со свининой, но так как был здоровым мужчиной, ему полагался настоящий завтрак. Ричи был доволен собой. Он не жирный итальянский муж, а блондин с огромными мускулистыми руками, покрытыми золотистым пушком, широкими плечами и узкой талией. Он куда сильнее тех парней, что работают на семейство. Парней, подобных Клеменца, Тессио, Рокко Лампоне и Пауло, которого кто-то убрал. Карло не мог понять, что скрывается за этим делом. Потом он почему-то вспомнил Сонни. Сонни немного выше его и тяжелее, но один на один он с ним справится. Пугали только рассказы о жестокости Сонни, хотя сам он его видел всегда добрым и веселым. Да, Сонни расположен к нему дружески. Быть может когда старик уберется, дело наладится.      Карло пил кофе маленькими глотками. Он ненавидел эту квартиру. Он привык к просторным квартирам Вест-Энда и, кроме того, чтобы попасть в свой игорный дом, он должен ехать через весь город. Сегодня воскресенье: конец игр в бейсбольной и баскетбольных лигах и начало заездов на ипподроме. Постепенно до него дошло, что Конни все время вертится вокруг него, и он повернул голову, чтобы посмотреть на нее.      Она одевалась в ненавистном ему итальяно-американском стиле. Цветастая шелковая юбка с ремешком, монисто, блестящие сережки, широкие рукава. Она казалась на двадцать лет старше своего возраста.      - Куда, черт побери, ты собралась? - спросил он.      - Хочу навестить отца в Лонг-Биче, - холодно ответила она. - Он все еще лежит и нуждается в обществе.      Карло заинтересовался.      - Сонни все еще руководит представлением? - спросил он.      - Каким представлением? - в свою очередь спросила Конни и спокойно посмотрела на него.      Он наполнился гневом.      - Грязная итальянская сука, не смей со мной так разговаривать, иначе мигом выбью твоего выродка из живота.      Она казалась испуганной, и это еще сильнее раззадорило его. Он вскочил со стула и отвесил ей пощечину, оставив красный след на щеке. Потом с точностью машины дал ей еще три пощечины. Верхняя губа покрылась кровью и распухла. Это остановило его. Ему не хотелось оставлять следов. Конни убежала в спальню, хлопнула дверью и заперла ее на ключ. Карло засмеялся и снова принялся за кофе.      Он курил, пока не пришло время одеваться. Он постучал в дверь и сказал:      - Открой прежде, чем я ее взломаю. - Ответа не последовало. - Ну, открывай, я должен одеться, - громко крикнул он. Было слышно, как Конни спускается с кровати, поворачивает ключ в замке. Когда он вошел в спальню, Конни повернулась к нему спиной, медленно прошагала к кровати и легла лицом к стене.      Он быстро оделся и тут заметил, что на Конни ночная рубашка. Ему хотелось, чтобы она пошла к отцу, он надеялся, что она принесет оттуда хорошие вести.      - В чем дело, несколько пощечин выколотили из тебя всю энергию? - спросил он. - У-у, ленивая сука.      - Я не хочу идти, - пробормотала Конни голосом, полным слез. Он нетерпеливо протянул руку и повернул ее лицом к себе. Он сразу понял, почему она не хочет идти и решил, что так оно и лучше.      Он, по-видимому, стукнул ее сильнее, чем предполагал. Левая щека и верхняя губа распухли и являли собой смешное зрелище.      - О'кэй, - сказал он, - но я вернусь домой поздно. Воскресенье - самый напряженный день.      Он вышел из дома и обнаружил под дворником автомобиля зеленый штрафной талон на пятнадцать долларов. Он швырнул его в ящичек с документами, где уже лежала целая груда подобных бумажек. Настроение у Карло было превосходное. Побои, которыми он награждал эту избалованную суку, всегда улучшали его настроение.      Наградив ее в первый раз подобными знаками отличия, он был немного обеспокоен. Она тут же уехала в Лонг-Бич пожаловаться отцу и матери и продемонстрировать черный глаз. Он тогда и в самом деле въехал ей как полагается. Но вернулась она неожиданно мягкой - настоящая преданная маленькая итальянская жена. На протяжении последующих двух недель он старался быть образцовым мужем: был ласков и трахал ее каждый день, днем и ночью. Решив, что он навсегда изменился к лучшему, она рассказала, что произошло в тот день в Лонг-Биче.      Родители казались безразличными к ее горю. Мать, правда, попросила отца поговорить с Карло, но отец отказался. "Она моя дочь, - сказал он, - но теперь принадлежит мужу. Он знает свои обязанности. Даже король Италии не осмелится вмешаться в отношения между мужем и женой. Иди домой и учись вести себя так, чтобы он тебя не бил."      - Ты тоже избивал свою жену? - сердито спросила Конни. Она была любимой дочерью и могла позволить себе подобную непочтительность.      - Она никогда не давала повода для этого, - ответил отец. Мать подтверждающе кивнула головой и улыбнулась.      Она рассказала как муж отнял у нее свадебные деньги и даже не говорит, на что собирается их истратить. Отец пожал плечами и сказал:      - Будь моя жена такой гордячкой, я сделал бы то же самое.      Так она и вернулась домой - немного растерянная, немного испуганная. Она всегда была любимицей отца и не могла теперь постичь его холодного отношения к ней.      Но дон вовсе не был так безучастен. Он провел расследование и выяснил, на что ушли полученные во время свадьбы деньги. Он нанял людей, которые должны были следить за Карло Ричи и ежедневно докладывать Хагену, что делает Ричи на работе. Но дон не мог вмешаться. Как может человек быть нормальным мужем, если он боится семьи своей жены? Подобная ситуация была бы несносной, и он не осмеливался вмешаться. Потом, когда Конни забеременела, он пришел к выводу, что его решение было разумным и что не следует вмешиваться в семейную жизнь детей. Конни тем временем жаловалась матери на непрекращающиеся побои и даже намекала, что дело может дойти до развода. Впервые в жизни дон на нее рассердился.      - Он отец твоего ребенка. Кем может стать в этом мире ребенок, у которого нет отца? - сказал он Конни.      Узнав все это, Карло Ричи почувствовал еще большую уверенность. Теперь ему ничто не угрожает. Он даже похвастал перед своими секретарями - Салли Рагсом и Кочем - что избивает свою жену, и заметил их уважительные взгляды. Надо быть смелым человеком, чтобы так обращаться с дочерью великого дона Корлеоне!      Но Ричи не был так уверен в себе, знай он, что Сонни сдерживает лишь строгий и недвусмысленный приказ самого дона не вмешиваться. Сонни боялся потерять контроль над собой и избегал встречи с Ричи.      В этот прекрасный воскресный день Карло Ричи был, однако, абсолютно уверен в себе и на всей скорости гнал машину по 96 улице Ист-Сайда. Он не заметил автомобиля Сонни, который в этот момент остановился возле его дома.      Сонни Корлеоне оставил свое надежное укрытие на аллее в Лонг-Биче и провел день в городе, вместе с Люси Манчини. Теперь он возвращался домой, причем спереди и сзади ехало по два телохранителя. Покончив со всеми делами в городе, Сонни решил заехать за сестрой и отвезти ее в Лонг-Бич. Он знал, что Карло будет занят в игорном доме. Этот негодяй так скуп, что даже не купил Конни машину.      Он подождал, пока двое из его людей вошли в здание, а потом отправился вслед за ними. Он видел, как за его машиной остановились машины остальных телохранителей. Сонни все время был настороже. Правда, существует не больше одного шанса из миллиона, что врагам известно его местопребывание, но он должен быть осторожен. Он научился этому во время войны тридцатых годов.      Сонни никогда не пользовался лифтами. Это настоящие капканы. Он поднялся по лестнице на восьмой этаж и постучал в дверь квартиры Конни. Возле дома он заметил машину Карло и знал, что сестра будет одна. Никто не отзывался. Сонни постучал еще раз и услышал слабый, испуганный голос сестры:      - Кто там?      Страх в голосе сестры поразил его. Его маленькая сестренка была всегда смелой и задорной. Что, черт побери, с ней случилось?      - Это я, Сонни, - сказал он.      Послышался звон цепочки, дверь отворилась, и Конни, рыдая, бросилась в объятья брата. Он от растерянности не мог двинутся с места. Потом он оттолкнул ее от себя, увидел распухшее лицо и понял, в чем дело.      Сонни хотел бежать вниз по лестнице вдогонку за Карло. В нем разгорался огонь ненависти, а лицо было перекошено от гнева. Конни прижалась к нему и заставила его войти в квартиру. Теперь она плакала от страха. Она хорошо знала своего темпераментного брата и боялась его. По этой причине она никогда не жаловалась ему на Карло. Теперь она заставила его войти в квартиру.      - Это я была виновата, - сказала она. - Я затеяла спор и хотела побить его, и тогда он избил меня. Он не хотел избить меня так сильно. Я сама нарвалась на удар.      Тяжелое лицо купидона ничего не выражало.      - Хочешь поехать со мной к старику? - спросил Сонни. Она не ответила, и тогда он добавил. - Я думаю что хочешь, и поэтому заехал за тобой. Я был в городе.      Она отрицательно покачала головой.      - Я не хочу, чтобы они видели меня такой. Приеду на будущей неделе.      - О'кэй, - сказал Сонни. Он зашел на кухню и позвонил по телефону.      - Я приведу врача, пусть осмотрит тебя, - сказал он, выходя из кухни. - В твоем состоянии ты должна остерегаться. Сколько месяцев еще осталось?      - Два, - ответила Конни. - Сонни, пожалуйста ничего не делай. Пожалуйста.      Сонни засмеялся. Когда он заговорил, на его лице появилось выражение жестокости.      - Не беспокойся, я не сделаю твоего ребенка сиротой до того, как он родится.      Он поцеловал сестру в здоровую щеку и ушел.      Возле кондитерской на 112 улице, служившей конторой Карло Ричи, выстроился двойной ряд машин. На тротуаре возле стоянки отцы перебрасывались мячом с детьми, которых взяли с собой на воскресную прогулку. Увидев приближающегося Карло Ричи, они тут же оставили мячи и купили детям мороженое: чтобы те сидели тихо и не мешали. Потом начали лихорадочно перелистывать газеты, в которых сообщалось о первых забитых голах.      Карло вошел в большую комнату в задней части магазина. Два "секретаря" - низкорослый, худой, но сильный Салли Рагс и здоровяк Коч ждали начала работы. Огромные расчерченные записные книжки лежали перед ними, и они приготовились внести туда первые ставки. На черной доске были мелом выведены названия шестнадцати бейсбольных команд, расположенные по парам. Напротив каждой пары был начерчен квадрат, в который записывались ставки.      - Телефон в магазине сегодня действует? - спросил Карло Коча.      Коч покачал головой.      - Нет, пока не подключен.      Карло подошел к телефону, висевшему на стене и набрал номер. Потом принялся записывать величины ставок, а Салли Рагс и Коч смотрели на него ничего не выражающим взглядом. Карло не знал, что им уже известны величины ставок, и они просто проверяют его работу. В первую же неделю Карло сделал ошибку, которая является мечтой всех игроков. Он слишком занизил ставки и создалось положение, при котором игроки могли поставить и вместе с ним и против него, так что в любом случае были в выигрыше. Единственным, кто мог проиграть, был Карло. Эта ошибка стоила ему шести тысяч долларов и создала у дона определенное мнение о зяте. С того времени каждый шаг Карло контролировался.      Обычно главари семейства Корлеоне не занимались столь мелкими практическими делами. От подобных дел их отделяло по меньшей мере пять изоляционных слоев. Но заведование игорным домом было испытанием для зятя и поэтому находилось под непосредственным контролем Хагена, дававшему ежедневный отчет дону.      Теперь, когда ставки были записаны на доске, игроки встали в очередь возле задней комнаты кондитерской, чтобы записать свои ставки на бланках, напечатанных в газетах. Некоторые из них смотрели на доску, не забывая держать за руки детей. Один из игроков, который обычно ставил на большие суммы, посмотрел на маленькую девочку, которую держал за ручку, и спросил:      - Кто тебе сегодня нравится: "Великаны" или "грабители"?      Малышка, которую зачаровали названия команд, спросила:      - А кто сильнее, "великаны" или "грабители"?      Отец засмеялся.      Начала образовываться очередь возле "секретарей". Заполнив очередной лист бумаги, они отрывали его, заворачивали в него деньги и подавали Карло. Карло поднимался в комнату владельца кондитерской. Оттуда он звонил на центральную биржу, сообщал ставки, а потом клал деньги в маленький стенной сейф, замаскированный занавеской, сжигал лист с записями ставок и возвращался в комнату.      Ни один из матчей не начинался в воскресенье раньше двух часов дня, так что после первой волны игроков, в основном семейных, вынужденных после сделанных ставок вернуться домой и вместе с семьями выехать на море, накатывалась вторая волна, меньшая по размеру, но куда более упрямая и смелая. Это были холостяки, которые ставили на крупные суммы. Именно они делали воскресенье самым напряженным для Карло днем. Некоторые из игроков звонили с побережья, пытаясь отыграться на матчах второго круга.      В час тридцать поток игроков оскудел, и Карло с Салли могли позволить себе выйти на тротуар перед магазином и подышать свежим воздухом. Проехала полицейская машина, но они даже не посмотрели ей в след. Игорный дом платил полиции большие деньги и отсюда опасность им не угрожала. Только губернатор мог приказать произвести обыск, но и тогда оставалось достаточно времени, чтобы быть предупрежденным и приготовиться к встрече гостей.      Вышел Коч и сел рядом с ними. Они посплетничали немного о бейсболе и женщинах. Карло заметил, смеясь:      - Сегодня мне снова пришлось всыпать своей жене, показать ей, кто в доме босс.      - А живот у нее уже большой, а? - как бы между прочим спросил Коч.      - А, я просто ударил ее несколько раз по лицу, - сказал Карло. - Ничего с ней не случится. - Он на минуту задумался. - Она думает, что может мне приказывать, а я этого не терплю.      Некоторые из игроков тоже вышли подышать воздухом, поговорить о бейсболе. Неожиданно дети, мирно игравшие в прятки, разбежались. Из-за поворота с визгом выехала машина и остановилась напротив кондитерской. Не успел затихнуть скрип тормозов, как из-за руля выскочил человек, причем так резко, что все замерли от страха. Это был Сонни Корлеоне.      Тяжелое лицо купидона искажала гримаса гнева. Не прошло и тысячной доли секунды, как он держал Карло Ричи за глотку и пытался вытащить его на улицу, но тот ухватился обеими руками за металлическую ограду и повис на ней, пытаясь втянуть голову в плечи. Его рубашка порвалась и осталась в руках Сонни.      Затем последовала отвратительная сцена. Сонни принялся избивать старающегося сжаться Карло и проклинать его сдавленным от гнева голосом. Карло, несмотря на всю его силу, не сопротивлялся, не звал на помощь и не просил пощады. Коч и Салли Рагс не осмеливались вмешаться. Они решили, что Сонни собирается убить Карло и не хотели разделить его участь. Дети, игравшие в прятки, начали было осыпать проклятиями, заставившего их разбежаться шофера, но теперь стояли и с затаенным от страха дыханием следили за происходящим. Это были смелые ребятишки, но вид Сонни заставил их замолкнуть. Тем временем возле тротуара остановилась еще одна машина и из нее выскочили телохранители Сонни. Они тоже не осмелились вмешаться. Они стояли на страже, готовые защитить своего господина, если кто-то из зевак вдруг сделает глупость и бросится на помощь Карло.      Вызывала отвращение покорность Карло, но, возможно, только она и спасла ему жизнь.      Сонни наконец остановился, посмотрел на Карло сверху и сказал:      - Грязный выродок, попробуй еще раз пальцем тронуть мою сестру, я тебя убью.      Эти слова разрядили напряжение. Собирайся Сонни убить Карло, он никогда не произнес бы подобных слов. Карло боялся посмотреть на Сонни. Он все еще держался руками за ограду, пока не послышалось урчание заведенного мотора, и Коч не сказал:      - О'кэй, Карло, идем в магазин.      Только тогда осмелился Карло выпрямиться и оторваться от ограды. Он заметил презрение и отвращение в глазах ребятишек, которые не отрываясь смотрели на него. Несмотря на град полученных ударов, он почти не пострадал; только немного кружилась голова. Он позволил Кочу взять себя под руку, отвести в заднюю комнату и положить лед на распухшее лицо. Страх постепенно улетучился, но от пережитого его замутило, и он вырвал. Коч придерживал его голову над раковиной, потом помог подняться на второй этаж и прилечь в одной из комнат. Карло даже не обратил внимания на то, что Салли Рагс куда-то исчез.      Салли Рагс направился к Третьей авеню, оттуда позвонил Рокко Лампоне и рассказал о случившемся. Рокко принял известие хладнокровно, но тут же связался со своим капорегиме, Питом Клеменца. Клеменца проворчал и сказал:      - О, иисус, этот проклятый Сонни и его запальчивость...      Из осторожности он предварительно нажал на рычажок телефона, и Рокко этих последних слов не слышал.      Клеменца позвонил в Лонг-Бич и попросил подозвать к телефону Тома Хагена. Хаген с минуту помолчал, а потом сказал:      - Пошли несколько людей на шоссе Лонг-Бича на случай, если Сонни задержится из-за пробки или аварии. Когда он сердится, он не знает, что делает. Очень может быть, что наши друзья уже знают, где он находится.      - Пока я пошлю людей, Сонни будет уже дома, - проворчал Клеменца. - Татаглия тоже.      - Знаю, - сказал Хаген. - Но если случится что-то непредвиденное, Сонни может задержаться.      Клеменца заскрипел зубами и позвонил Рокко Лампоне. Он приказал ему взять нескольких человек и выехать на дорогу, ведущую к Лонг-Бичу. Сам он выехал на своем любимом "кадиллаке" в направлении Атлантик-Бич-бридж.      Один из мелких игроков, который весь день без дела вертелся возле кондитерской, тоже направился к телефону-автомату и позвонил связному семейства Татаглия. Но семейство Татаглия не было готово к войне.    17      Война 1947 года между семейством Корлеоне и объединившимися против него пятью остальными семействами Нью-Йорка дорого обошлась обеим сторонам. Усложняло дело требование полиции выдать убийцу капитана Мак-Клуски. В редчайших случаях полиция игнорировала мнение политических деятелей, защищавших интересы семейств Нью-Йорка, но это был именно такой случай.      Это отсутствие защиты затронуло не столько семейство Корлеоне, сколько его противников. Основные доходы группа Корлеоне получала от игорных домов и тут в основном пострадала область "предсказаний". Курьеров заманивали в полицейские ловушки и перед привлечением к судебной ответственности легонько избивали. Было даже обнаружено местопребывание нескольких из "банкиров", у них произвели обыск и конфисковали крупные суммы денег. "Банкиры", которые сами по себе обладали немалой властью, пожаловались своим капорегимес, а те положили их жалобы на стол совещаний семейства. Но ничего нельзя было поделать. Банкирам было приказано прекратить работу. В Гарлеме, самом богатом в этом смысле районе Нью-Йорка, дело было передано местным неграм, и они его так распылили, что полиция не могла поймать ни одного из новых банкиров.      После смерти капитана Мак-Клуски некоторые газеты поместили сообщения, согласно которым он был связан с Солоццо. Газеты доказывали, что незадолго до своей гибели Мак-Клуски получил от него крупные суммы денег наличными. Все эти сообщения были переданы прессе Хагеном. Полиция отказывалась подтвердить или опровергнуть их содержание, но свое дело они сделали. Осведомители и полицейские, получавшие зарплату от семейства, тоже сообщили полиции, что Мак-Клуски был подкуплен. Дело не в том, что он получал взятки - в этом полицейские не видели ничего дурного; он взял самые из грязных денег; сокрытие убийства и торговля наркотиками, согласно этике полиции - преступление непростительное.      Хаген понял, что полицейские удивительно наивно представляют себе закон и порядок. Полицейский верит в них куда сильнее, чем люди, на которых работает. Ведь закон и порядок - это, в конце концов, источник его могущества. В то же время он постоянно недоволен этими людьми - одновременно и его подопечными и его жертвами. В качестве подопечного его население неблагодарно и требовательно. Как жертва оно опасно и увертливо. Как только кто-то попадает в когти полиции, общество мобилизует все свои ресурсы, чтобы вызволить жертву. Вся вина лежит на политиках. Худшим из гангстеров судьи выносят мягкие приговоры. Если знаменитым адвокатам не удается добиться признания невиновности обвиняемых, их милуют губернаторы штатов и сам президент. Время учит полицейского. Почему бы и не брать взятки, которые дают эти гангстеры? Деньги никогда не бывают лишними. Почему бы его детям не учиться в колледже, а его жене - не делать покупки в более дорогих магазинах? Почему бы ему самому не съездить зимой позагорать под солнцем Флориды? Ведь он, в конце концов, рискует жизнью, а это не шутка.      Он возьмет взятку и закроет глаза на деятельность игорного дома. Он возьмет взятку у человека, который не хочет платить штрафы за стоянку в неположенном месте и превышение скорости. Он позволит проституткам заниматься своим ремеслом. Все это естественные прегрешения человека. Но он откажется от взятки за торговлю наркотиками, вооруженное ограбление, изнасилование, убийство и тому подобное. Все это, согласно его убеждениям, подрывает основы его авторитета, рубит сук, на котором он сидит.      Убийство офицера полиции можно сравнить с убийством короля. Но как только стало известно, что Мак-Клуски был убит, находясь в обществе известного торговца наркотиками, что он был замешан в деле об убийстве, желание полиции мстить стало остывать. Ведь существуют долги, которые надо платить, машины, которые следует купить, дети, которых необходимо вывести в люди. Трудно перебиться на одну зарплату. За рапорты о стоянке в неположенном месте они получают гроши. Некоторые из наиболее отчаянных принялись даже за гомосексуалистов. Наконец, офицеры полиции смягчились. Они подняли цены и снова отпечатали списки, в которых указывалась величина зарплаты, получаемой каждым местным полицейским от семейства. Было восстановлено некое подобие общественного порядка.      Идея нанять частных сыщиков для защиты палаты дона Корлеоне в больнице пришла в голову Хагену. Было, разумеется, послано и подкрепление в виде солдат из отряда Тессио. Но Сонни этого было мало. При первой же возможности, в середине февраля, дон был перевезен на машине скорой помощи в свой дом на аллею. Дом отремонтировали, а кабинет дона превратили в больничную палату со всем необходимым оборудованием. К нему были наняты медсестры и доктор Кеннеди, который согласился за умопомрачительную сумму стать домашним врачом дона.      Сама аллея стала домашней крепостью. Временных жильцов послали за счет семейства в длительный отпуск в Италию, а в дома вселили отборнейших из солдат.      Фредо Корлеоне послали в Лас-Вегас, где он должен был выздоравливать от перенесенного шока и наблюдать за гостиницами и игорными домами, вырастающими там, как грибы после дождя. Местный дон, который был пока нейтрален, дал гарантию, что Фредо никто не тронет. У пяти семейств Нью-Йорка не было никакого желания увеличить число своих врагов преследованием Фредо в Лас-Вегасе. У них было достаточно забот в самом Нью-Йорке.      Доктор Кеннеди запретил вести деловые разговоры в присутствии дона, но это указание полностью игнорировали. Дон настоял на том, чтобы совещания проводились у него в кабинете. Сонни, Том Хаген, Пит Клеменца и Тессио собрались там в первый же вечер после возвращения дона.      Дон Корлеоне был слишком слаб, чтобы вступать в споры, но он хотел слушать и пользоваться своим правом вето. Узнав, что Фредо послали в Лас-Вегас следить за игорными домами, он ободряюще кивнул головой. Когда ему сообщили, что Бруно Татаглия убит людьми семейства Корлеоне, он вздохнул, ка бы протестуя против этого шага. Но больше всего его огорчило, что Майкл убил Солоццо и капитана Мак-Клуски и бежал в Сицилию. Услышав это, он дал знак выйти и продолжить совещание в соседней комнате.      Сонни Корлеоне растянулся в большом кресле у письменного стола.      - Я считаю, что нам следует дать старику в ближайшие недели отдохнуть и подождать, пока доктор не позволит ему заниматься делами. - Он замялся. - Я хочу, чтобы дела стали продвигаться прежде, чем он окончательно выздоровеет. Полиция дала нам знать, что мы можем снова начать действовать. Первым делом следует взяться за банки Гарлема. Черные ребята успели там здорово нагадить и потому мы снова должны взять дело в свои руки. Их агенты часто не платили выигрышей. Сами они ездят в роскошных "кадиллаках", а выигравшим игрокам говорят, что те должны подождать с получением денег или, того хуже, отдают им половину выигрыша. Я не хочу, чтобы богатели за счет игр. Я не хочу, чтобы они ездили в новых автомобилях. Я хочу, чтобы они без промедления платили выигрыши. И не хочу видеть ни одного "частника", они приносят нам большие убытки. Том, немедленно введи в действие наш план. Все уладится, как только мы объявим, что дело кончено.      - В Гарлеме есть несколько по-настоящему крепких ребят, - сказал Хаген. - Они отведали вкус больших денег и не согласятся снова стать агентами или помощниками банкиров.      Сонни пожал плечами.      - Дай их имена Клеменца. Это его работа.      - Все будет в порядке, - сказал Клеменца Хагену.      Основную проблему затронул Тессио.      - Как только мы приступим к действиям, пять семейств предпримут очередную атаку. Они перебьют наших банкиров в Гарлеме и распорядителей игорных домов в Ист-Сайд. Они могут добраться даже до обслуживаемого нами центра готовой одежды. Эта война влетит нам в копеечку.      - Может быть, они на это не пойдут, - сказал Сонни. - Им прекрасно известно, что они тут же получат сдачи. Я послал людей с предложениями о мире, и нам, возможно, удастся уладить все выплатой компенсации за сына Татаглия.      - Они тянут с переговорами, - сказал Хаген. - За последние несколько месяцев они потеряли массу денег и обвиняют в этом нас. По-моему, справедливо. Они хотят, чтобы мы вошли в их дело с наркотиками и позволили им воспользоваться нашими политическими связями. Иными словами, план Солоццо без самого Солоццо. Но они нам этого не предложат, пока мы не пострадаем во время их очередного военного наступления. Они думают, что после этого мы смягчимся и внимательнее отнесемся к их предложениям.      - Никаких сделок, - отрезал Сонни. - Дон сказал "нет" и это будет "нет", пока он не изменит своего мнения.      - В таком случае мы стоим перед тактической проблемой, - спешно заговорил Хаген. - Все наши деньги снаружи. В игорных домах. Нас можно побить. У семейства Татаглия проституция и портовые профсоюзы. Как, черт побери, нам удастся побить их? Остальные семейства тоже почти не занимаются играми. Они вошли в строительные организации, одалживают под проценты, владеют профсоюзами и достают правительственные контракты. Они получают большие доходы от шантажа и тому подобных дел, в которые замешаны наивные люди. Их деньги не валяются на улице. Ночной клуб Татаглия слишком знаменит, и если мы его тронем, вонь разнесется слишком далеко. И пока дон вне игры, их политические связи равны нашим. Поэтому мы стоим перед настоящей проблемой.      - Это уже моя забота, Том, - сказал Сонни. - Я найду решение. Продолжай вести переговоры и заниматься организацией остальных дел. Посмотрим, что будет, и тогда предпримем дальнейшие шаги. У Клеменца и Тессио масса солдат, и мы можем выставить пистолет против каждого пистолета пяти семейств, если этого они хотят. Мы просто пойдем на матрацы.      Выбросить черных частников из банков оказалось делом несложным. Списки были переданы в полицию и та набросилась на "банкиров" с особым рвением. В то время негр не мог подкупить полицейского или государственного чиновника. Слишком сильны были расовые предрассудки.      Пять семейств нанесли неожиданный удар. Было убито два руководителя профсоюзов работников текстильной промышленности, получившие свои должности благодаря семейству Корлеоне. Затем был закрыт доступ банкиров и игорных агентов Корлеоне в районы порта. Профсоюз портовых рабочих полностью отошел к пяти семействам. Агенты Корлеоне получили массу угроз и предложений перейти на сторону противника. Был жестоко убит виднейший из банкиров Гарлема, старый друг и союзник семейства Корлеоне. Выхода не было. Сонни приказал своим капорегимес "идти на матрацы".      В городе были сняты две квартиры, в которые поместили матрацы, холодильники, пистолеты и боеприпасы. В одной квартире поселились люди Клеменца, во второй - люди Тессио. К каждому агенту приставили телохранителя. Гарлемские банкиры тут же дезертировали в стан врага, но пока с этим бороться было невозможно. Все это влетело семейству Корлеоне в копеечку, а доходы в это время были незначительны. Выяснилось, что семейство Корлеоне зашло слишком далеко.      Дон был слишком слаб, чтобы принимать участие в делах, и это нейтрализовало часть политической мощи семейства. Вдобавок к этому десять мирных лет отрицательно отразились на боевых качествах обоих капорегимес, - Клеменца и Тессио. Клеменца все еще был способным палачом и администратором, но юношеская энергия, способная вдохновить его солдат, ушла безвозвратно. Тессио стал с годами мягче и добродушнее, а жестокости ему всегда не доставало. Том Хаген, несмотря на все его способности, просто не подходил для должности консильори во время войны. Основным его недостатком было то, что он не родился сицилийцем.      Сонни отлично сознавал все это, но был не в состоянии предпринять какие бы бы то ни было решительные шаги. Он не был доном, а только дон может сменить капорегимес и консильори. Да и сам факт подобной смены может привести к опасной ситуации, чреватой изменой. Вначале Сонни предполагал начать войну на истощение и ожидать выздоровления дона, но с дезертирством банкиров и появлением новых угроз против агентов положение семейства стало очень опасным. Он решил ответить достойным ударом.      Сонни решил нанести удар в самое сердце противника. Он планировал убийство пятерых глав семейств одним ударом. Пришлось установить постоянную слежку за главами семейств, что было сопряжено с большими усилиями. Но спустя неделю все главы семейств исчезли и публично нигде не показывались.      Чаши весов пока не склонялись ни в чью сторону.    18      Америго Бонасера жил всего в нескольких кварталах от своей погребальной конторы на улице Мальберри и потому ужинать всегда забегал домой.      Теперь, сидя вместе с женой в обставленной тяжелой мебелью квартире, рядом с образом Девы Марии и свечами в хрустальных подсвечниках, Бонасера зажег сигарету "кэмел" и отпил глоток успокаивающего американского виски. Жена принесла дымящиеся тарелки с супом и поставила их на стол. Они были одни в квартире: дочь он отправил к сестре жены в Бостон. Там она скорее забудет случай с двумя бандитами, которых дон Корлеоне наказал по заслугам.      За супом жена спросила его:      - Ты возвращаешься сегодня вечером на работу?      Америго Бонасера утвердительно кивнул головой. Жена уважала его работу, но не вникала в ее суть. Она не понимала, что техническая сторона работы не столь важна. Она, как и большинство людей, полагала, что он получает деньги за то, что придает мертвецам в гробах вид живых. Об этой его способности ходили легенды. Но еще более важным, еще более необходимым было его личное присутствие на панихиде. Друзья и родственники усопшего нуждались в присутствии Америго Бонасера.      Он был постоянным провожатым смерти. Лицо его всегда было строгим, но в то же время излучало жалость, голос не колебался, но был глухим и низким, он всегда руководил церемонией погребения. Он умел заставить замолчать излишне усердных плакальщиков или утихомирить не в меру расшалившихся детей. Если семья однажды провожала своего близкого в лучший мир с помощью Америго Бонасера, она в дальнейшем возвращалась к нему снова и снова. И он никогда не бросал ни одного из своих клиентов в эту страшную последнюю ночь.      Часто после ужина он позволял себе вздремнуть. Потом принимал душ и брился, употребляя обычно много талька, чтобы скрыть несбриваемые участки черной щетины. Полоскал рот дезинфицирующим раствором и из уважения к мертвому менял нижнее белье, надевал ослепительно белую рубашку, черный галстук, отутюженный черный костюм, черные матовые ботинки и черные носки. И все же вид его был скорее утешающим, чем вызывающим грусть. Он даже волосы покрасил - дело неслыханное для итальянца его возраста, но сделал он это не из щегольства. Просто его волосы превратились в какую-то помесь перца и соли, и цвет их не совсем соответствовал его профессии.      Когда он покончил с супом, жена поставила перед ним тарелку с небольшим бифштексом и несколькими листочками шпината, окропленными желтым оливковым маслом. Он не испытывал особого пристрастия к еде. Кончив есть, Америго выпил чашку кофе и выкурил еще одну сигарету "кэмел". За кофе он думал о своей несчастной дочери. Она никогда не будет такой, как была. Красота ее вернулась, но в глазах остался взгляд испуганного зверька, и это он не мог вынести. Поэтому и послал ее на некоторое время в Бостон. Время залечит раны. Боль и страх, как мы знаем, не столь конечны, как смерть. Работа сделала его оптимистом.      Он едва успел допить кофе, как в гостиной зазвонил телефон. Когда он был дома, жена не подходила к телефону.      - Алло, - тихим и вежливым голосом сказал он.      Голос на втором конце провода был напряженным и строгим.      - Говорит Том Хаген. Я звоню по просьбе дона Корлеоне.      Америго Бонасера показалось, что кофе киснет у него в желудке, и он почувствовал легкую тошноту. Прошло более года со времени, когда он сделался должником дона, и мысль о том, что долг придется отдавать, мало-помалу затушилась в сознании. Вид превратившихся в кровавое месиво бандитов так обрадовал его, что он на все был готов для дона. Но время расправляется с благодарностью с еще большей скоростью, чем с красотой. Дрожащим голосом Америго Бонасера ответил:      - Да, понимаю. Я слушаю.      Его удивил холод в голосе Хагена. Консильори хоть и не был итальянцем, всегда говорил вежливым тоном, теперь же его голос звучал грубо и торопливо.      - Ты должен оказать дону услугу, - сказал Хаген. - Он не сомневается, что ты возвратишь долг и обрадуешься предоставленной тебе возможности это сделать. Не ранее, чем через час, возможно - позднее, он придет в твою контору и попросит тебя о помощи. Будь там. Пусть не будет никого из работников. Пошли их домой. Если ты возражаешь, говори теперь, и я передам это дону Корлеоне. У него имеются и другие друзья, способные оказать ему эту услугу.      В страхе Америго Бонасера едва не закричал в трубку:      - Как ты мог подумать, что я откажу крестному отцу? Разумеется, я сделаю все, что он попросит. Я не забыл про свой долг. Сейчас же пойду в свою контору. Сию секунду.      Голос Хагена несколько смягчился, но все еще звучал странно.      - Спасибо, - сказал он. - Дон никогда в тебе не сомневался. Вопрос исходил от меня. Исполни сегодня ночью его просьбу, и в беде ты всегда можешь придти ко мне.      Это еще больше напугало Америго Бонасера.      - Дон сам придет этой ночью? - пробормотал он.      - Да, - ответил Хаген.      - Значит он полностью оправился от ран? Слава богу, - сказал Бонасера.      На втором конце провода долго молчали, потом Хаген тихо сказал:      - Да.      Послышался щелчок и раздались короткие гудки. Бонасера покрылся испариной. Он вошел в спальню, сменил рубашку и прополоскал рот, но решил не бриться и не менять галстук. Он позвонил в контору и приказал своему служащему остаться с семьей усопшего и воспользоваться передним залом. Сам он будет занят в лаборатории. Когда работник начал задавать вопросы, Бонасера резко оборвал его.      Он надел костюм, и жена, которая все еще продолжала есть, удивленно посмотрела на него.      - У меня много работы, - сказал он. Жена, увидев его лицо, не стала расспрашивать. Бонасера вышел на улицу и направился к своей конторе.      Здание, в котором располагалась контора, стояло одиноко на большом пустыре и было окружено высокой живой изгородью. С улицы к зданию вела узкая дорога, достаточно, правда, широкая для карет скорой помощи и катафалков. Бонасера отворил ворота и оставил их открытыми. Потом обогнул здание и вошел в широкую дверь. Он видел посетителей, которые входили в парадную дверь.      Много лет назад, когда Бонасера откупил контору у собиравшегося выйти на пенсию могильщика, там было крыльцо с десятком ступеней, по которым приходилось вскарабкиваться прежде, чем посетители попадали в зал. Это составляло настоящую проблему. Старики и инвалиды были не в состоянии сами подняться в зал, и прежний могильщик приспособил для них подъемную платформу. Ей же пользовались и для подъема гробов. Америго Бонасера нашел это решение проблемы неприглядным и распорядился изменить весь фасад здания, убрать крыльцо и вместо него построить пологую лестницу.      В задней части здания, отделенной от передней залами погребения и прочной звуконепроницаемой дверью, находилась контора, комната бальзамирования, склад гробов и надежно запертый шкаф, в котором были расставлены химикалии и страшные инструменты его профессии. Бонасера прошел в контору, сел за стол и зажег сигарету - это был один из редчайших случаев, когда он позволял себе здесь курить. Он готовился к встрече с доном Корлеоне.      Им овладело отчаяние. Он прекрасно понимал, о какой услуге идет речь. В последний год семейство Корлеоне ведет войну с остальными семействами из мафии Нью-Йорка, и газеты все время полны ужасных подробностей об убийствах. Убито много людей с обеих враждующих сторон. Теперь, видимо, семейству Корлеоне удалось убить какого-то очень важного врага, и оно хочет избавиться от трупа, а что может быть лучше официального погребения у могильщика, имеющего разрешение на работу? Америго Бонасера не питал никаких иллюзий относительно предстоящей ему работы. Он будет соучастником убийства. Если дело раскроется, ему придется провести немало лет в тюрьме. Позор падет на его дочь и жену, а его имя, имя всеми уважаемого человека, будет растоптано в грязи кровавой войны мафии.      Он позволил себе выкурить еще одну сигарету. Потом его пронзила еще более ужасающая мысль. Когда станет известно, что он помогал семейству Корлеоне, остальные семейства мафии отнесутся к нему, как к врагу. Они убьют его. Теперь он проклинал тот день, когда пошел к крестному отцу и умолял отомстить за его дочь. Он проклинал тот день, когда его жена и жена дона Корлеоне сделались подругами. Он проклинал свою дочь, проклинал Америку, проклинал судьбу. Однако, постепенно к нему вернулся его обычный оптимизм. Все еще может устроиться. Дон Корлеоне умный человек. Все наверняка запланировано и будет держаться в тайне. Остается только беречь нервы.      Послышался шум машины. Натренированный слух подсказал ему, что машина проехала по боковой тропинке и остановилась на заднем дворе. Вошел высокий полный человек - Клеменца, за ним два молодых человека с грубыми лицами. Не говоря ни слова, они обыскали комнаты, потом Клеменца вышел во двор. Молодые люди остались с могильщиком.      Через несколько минут Бонасера различил шум приближающейся по тропинке тяжелой кареты скорой помощи. Снова показался Клеменца, а за ним два человека с носилками. Худшие опасения Америго подтвердились. На носилках лежал завернутый в серое труп, босые желтые ноги которого высовывались наружу.      Клеменца дал санитарам знак войти в комнату бальзамирования. Потом из сумерек двора в освещенную комнату вошел еще один человек. Это был дон Корлеоне.      За время болезни дон потерял в весе, и движения его стали более скупыми. В руке он держал шляпу, и волосы на его большом черепе были редкими и седыми. Со времени, когда Бонасера видел его на свадьбе, дон постарел, сжался, но все еще излучал какую-то непонятную силу. Держа шляпу у груди, он сказал Бонасера:      - Ну, старый друг, ты готов мне оказать эту услугу?      Бонасера утвердительно кивнул головой. Дон пошел вслед за носилками в зал бальзамирования, а Бонасера потащился за ним. Труп уже лежал на одном из мраморных столов. Дон Корлеоне сделал едва заметное движение шляпой и все, кроме Бонасера, вышли из комнаты.      - Что я должен сделать? - шепотом спросил Бонасера.      Дон Корлеоне пристально посмотрел на стол.      - Я хочу, чтобы ты вложил в это все свои силы, все способности, - сказал он. - Я не хочу, чтобы мать видела его таким, какой он теперь.      Он подошел к столу и снял черное покрывало. Америго Бонасера не сумел сдержаться и испуганно вскрикнул. На столе лежал изрешеченный пулями Сонни Корлеоне. Левый глаз трупа был залит кровью, а зрачок раскололся и напоминал многоконечную звезду. Хрящ носа и челюсти были раздроблены.      В какую-то долю секунды дон протянул руку, чтобы опереться о плечо Бонасера.      - Посмотри, что они сделали с моим сыном, - сказал он.    19      Однажды вечером зазвонил телефон в квартире Конни Корлеоне. Женский голос попросил Карло.      - Кто говорит? - спросила Конни.      Девушка на втором конце провода засмеялась и сказала:      - Я подруга Карло. Я хотела сказать ему, что сегодня вечером не смогу с ним встретиться. Мне необходимо выехать за город.      - Грязная сука, - завизжала Конни. - Грязная шлюха.      Послышался щелчок.      После обеда Карло отправился на гонки и теперь вернулся рассерженный на проигрыш и полупьяный (он никогда не расставался с бутылкой спирта). Как только он показался в дверях, Конни принялась кричать и осыпать его проклятиями. Он не обратил на это никакого внимания и вошел в ванну. Выйдя из ванной, он вытерся, а потом вынул из шкафа вечерний костюм.      Конни стояла, уперев руки в бока, ее лицо заострилось и побледнело от гнева.      - Ты никуда не пойдешь, - сказала она. - Твоя подруга звонила и сказала, что этой ночью не может. Грязный выродок, у тебя хватает наглости давать шлюхам мой телефон! Я убью тебя, выродок.      Она набросилась на него и принялась колотить руками и ногами. Карло оттолкнул ее холодной рукой.      - Ты с ума сошла, - холодно сказал он. Но она видела, что он озабочен: не ожидал, видимо, что девка, которую он трахает, выкинет такой сумасшедший номер. - Она просто пошутила, - добавил Карло.      Конни вывернулась из-под руки Карло и потянулась к его лицу, чтобы расцарапать. Карло удивительно терпеливо оттолкнул ее от себя. Заметив, что он осторожен из-за ее беременности, она дала выход своему гневу. Она была взволнована. Врач запретил ей спать с мужем в последние два месяца беременности, а она, пока эти два месяца не наступили, очень хотела Карло. Однако, желание его изувечить было, пожалуй, еще сильнее. Она отправилась за ним в спальню.      Она заметила, что он расцарапан, и это наполнило ее удовлетворением.      - Ты остаешься дома, - сказала она. - Ты сегодня никуда не пойдешь.      - О'кэй, о'кэй, - сказал он. На нем все еще были шорты, в которых он любил вертеться по дому. Карло гордился своей треугольной фигурой, золотистыми волосами на руках. Конни с вожделением посмотрела на него. Он пытался рассмеяться.      - Дашь ты мне, в конце концов, что-нибудь поесть?      Он потребовал от нее исполнения ее обязанностей, по крайней мере - одной из них, и это смягчило Конни. Она хорошо готовила, хотя и не училась этому у матери. Теперь она жарила телятину с перцем, и, пока сковородка шипела и булькала, готовила салат. Карло растянулся на кровати и взял в руки список завтрашних заездов. Рядом стоял стакан с виски, от которого он время от времени отпивал глоток-другой.      Конни вошла в спальню. Она стояла на пороге, как бы не желая приблизиться к кровати без приглашения.      - Еда на столе, - сказала она.      - Я не голоден, - ответил он, не отрываясь от списка.      - Еда на столе, - упрямо повторила Конни.      - Сунь ее себе в зад, - огрызнулся Карло. Он допил виски и потянулся к бутылке, чтобы снова наполнить стакан. На Конни он больше не обращал внимания.      Конни вышла в кухню, взяла тарелки с едой, и с силой швырнула их в раковину. Карло прибежал на шум. Он посмотрел на жирные куски телятины, прилипшие к стенам, и ужаснулся.      - Грязная итальянская девка, - зло сказал он. - Вычисти это сейчас же или я тебя так побью, что из тебя все дерьмо вылезет.      - Завтра утром, - ответила Конни. Загнутые крючком пальцы были готовы расцарапать его грудь.      Карло пошел в спальню и вернулся со сложенным вдвое ремнем.      - Даже женщины в семействе Корлеоне - убийцы, - сказал он. Он положил ремень на кухонный стол и приблизился к Конни. Она пыталась нанести удар ножом, но беременность сделала ее движения медленными, и Карло увернулся от удара, который был направлен в пах. Он легко обезоружил Конни, а потом отвесил ей несколько несильных - чтобы не оставить следов - пощечин. Он продолжал бить ее, а она отступала к спальне, пытаясь увернуться от ударов. Она попыталась укусить его руку, но он схватил ее за волосы и приподнял голову. Он бил ее по лицу, пока она не заплакала, словно маленькая девочка, от боли и унижения. Карло с презрением бросил ее на кровать. Он отпил из бутылки виски, которая стояла на ночном столике. Теперь он был совершенно пьян, в светло-голубых глазах появился сумасшедший блеск, и Конни по-настоящему испугалась.      Карло продолжал пить, потом протянул руку и схватил Конни за толстую ляжку.      - Ты жирнее свиньи, - сказал он с отвращением и вышел.      Испуганная, она лежала на кровати и не осмеливалась посмотреть, что делает муж в соседней комнате. Наконец, она не выдержала и подошла к двери гостиной. Карло валялся на диване, рядом стояла только что открытая бутылка виски. Пусть выпьет еще немного и уснет своим дурацким пьяным сном, и тогда она сможет прокрасться на кухню и позвонить в Лонг-Бич. Она попросит мать прислать сюда кого-нибудь за ней. Ей очень не хотелось, чтобы к телефону подошел Сонни. Лучше поговорить с Томом Хагеном или матерью.      Около десяти часов вечера зазвонил телефон на кухне дома дона Корлеоне. К телефону подошел один из телохранителей дона, который послушно передал трубку матери Конни. Но она с трудом понимала, что говорит дочь, которая находилась в истерике и которой мешали говорить распухшие губы. Миссис Корлеоне попросила телохранителя позвать Сонни, сидевшего вместе с Хагеном в гостиной.      Сонни вошел на кухню и взял трубку из рук матери.      - Да, Конни, - сказал он.      Конни боялась теперь не только мужа, но и брата, и ее речь сделалась еще более невнятной.      - Пошли за мной машину, - промямлила она, - я тебе расскажу все дома. Ничего не случилось, Сонни. Ты не приходи. Пошли, пожалуйста, Тома. Это ничего. Я просто хочу поехать домой.      На кухню вошел Хаген. Дон принял снотворное и уснул в своей спальне, и Том хотел теперь проследить за тем, что будет делать Сонни. На кухне находились и два телохранителя. Все смотрели на Сонни.      Кровь поднималась по раздутым жилам его бычьей шеи, лицо напрягалось и сжималось от ненависти.      - Ты подожди там, - сказал он сестре. - Ты только подожди там.      Он положил трубку, с минуту постоял, и выкрикнув:      "Сукин сын, сукин сын", выбежал на улицу.      Хаген понял по выражению лица Сонни, что тот уже не способен мыслить логично. В такой момент Сонни был способен на все. Хаген знал также, что поездка в город остудит его, заставит думать, но это может сделать его и более опасным. Хаген услышал рев заведенного мотора и сказал телохранителям: "Езжайте за ним". Потом позвонил и приказал нескольким из людей Сонни, живущим в городе, зайти на квартиру Конни и вытащить оттуда Карло. Несколько человек останутся с Конни до прихода Сонни. Он рисковал, разрушая планы Сонни, но делал это, зная, что дон его поддержит. Сонни мог убить Карло в присутствии свидетелей. Со стороны Хаген не ожидал подвоха. Пятеро семейств слишком длительное время были спокойны, и ясно, что они заняты поисками мира.      Не успел Сонни выехать на своем "бьюике" с аллеи Корлеоне, как к нему вернулись здравый ум и рассудительность. Он заметил двух телохранителей, которые садились в машину, чтобы сопровождать его, и одобрил их действия. Он считал, что ему не угрожает опасность. Пятеро семейств полностью прекратили контратаки и явно искали примирения. В машине был спрятан пистолет, а сама машина была записана на имя одного из его людей, так что ему самому не угрожала опасность быть замешанным в какое-либо судебное дело. Но он не предвидел, что оружие ему может понадобиться. Он не знал даже, что сделает с Карло Ричи.      Теперь, когда у него было время на раздумье, Сонни понял, что он не способен убить отца еще не родившегося ребенка и мужа собственной сестры.      При всей своей жестокости Сонни не мог избить женщину, ребенка или любое другое беззащитное существо. Когда Карло отказался защищаться, Сонни не сумел убить его. Абсолютная покорность нейтрализовала его жестокость. В детстве он был очень добрым, но судьба, видимо, решила сделать его убийцей.      "Но он должен решить это дело раз и навсегда", - подумал Сонни, сворачивая с Лонг-Бича на автостраду, ведущую к Джон-Бичу. В Нью-Йорк он всегда ехал по этой дороге.      Он подумал, что стоит отправить Конни домой с телохранителями, а потом "побеседовать" с шурином. Он не знал, чем это кончится. Если этот выродок ранил Конни, он станет инвалидом. Но ветер на мосту и соленая свежесть воздуха постепенно остужали его гнев.      Он выехал на мост Джон-Бич, на котором в такое время года и в такой поздний час никого не было, и Сонни мог себе позволить ехать до автострады на максимальной скорости.      Далеко впереди виднелись очертания таможенной будки. Было еще несколько будок, но они открыты только в дневные часы, когда движение на мосту более интенсивное. Сонни начал тормозить и искать в карманах мелочь. Карманы оказались пусты. Тогда он открыл одной рукой кошелек и вытащил оттуда купюру. Он въехал в круг света возле будки и тут, к своему изумлению увидел автомобиль, перекрывавший ему путь. Водитель о чем-то разговаривал с таможенником: спрашивал, наверно, как проехать. Сонни стал сигналить, и второй автомобиль послушно отъехал, уступив ему место возле будки.      Сонни дал долларовую бумажку таможеннику и ждал сдачи. Ему не терпелось закрыть окно. Со стороны Атлантического океана дул холодный и неприятный ветер. Но таможенник замешкался со сдачей: этот идиот просто уронил деньги. Таможенник нагнулся, и его голова и плечи исчезли с поля зрения Сонни.      В этот момент Сонни обратил внимание на то, что второй автомобиль вовсе не уехал, а остановился в нескольких шагах от будки, все еще преграждая ему путь. Тут же в неосвещенной правой будке Сонни заметил промелькнувшую тень. Не было времени думать, так как из стоящей машины вышли два человека и направились прямо к нему. Таможенник все не появлялся. Сонни понял, что ему пришел конец. Разум, очищенный страхом, мгновенно прояснился.      Сонни навалился на дверцу "бьюика" и взломал ее вместе с замком. Человек в будке открыл огонь, пули попали в голову и шею Сонни, и его огромное тело вывалилось на мостовую. Двое выстрелили еще несколько раз, а потом принялись бить ботинками по лицу Сонни, стараясь как можно сильнее изуродовать его.      Через несколько секунд трое убийц и мнимый таможенник сидели в машине и на всей скорости неслись по автостраде Мидбрук по противоположной стороне Джон-Бич. Тело Сонни и его машина должны были задержать преследователей, но когда через несколько минут к месту происшествия подъехали телохранители Сонни, у них не возникло никакого желания преследовать убийц. Они резко развернули свои машины и помчались к Лонг-Бичу. Возле первого же телефона один из них остановился и позвонил Тому Хагену. Он говорил коротко и быстро.      - Сонни умер, - сказал он. - Они стреляли в него у таможенной будки на Джон-Биче.      Голос Хагена казался спокойным.      - О'кэй, - сказал он. - Поезжайте к Клеменца и скажите, чтобы он сейчас же приехал сюда. Он скажет нам, что делать.      Хаген вел разговор на кухне, где в это время мать Корлеоне готовила ужин к приходу дочери. Он сохранил самообладание, и старуха не почувствовала в его голосе ничего необычного. Материнское чутье могло, пожалуй, ей что-то подсказать, но за свою долгую совместную жизнь с доном она научилась многого не замечать. Ведь если ей необходимо узнать что-то неприятное, она узнает это очень скоро. А если ей необязательно знать об этих неприятностях, то она предпочитает обойтись без них. Хватит с нее и своих бед, она не хочет страдать из-за неприятностей мужчин. С безразличием на лице она накрыла стол. По своему опыту она знала, что страх и горе не уменьшают голод; по своему опыту она знала, что еда облегчает боль. Предложи ей врач успокоительное, она запротестовала бы, но кофе и хлебная корка - дело другое; она, разумеется, была представительницей примитивной культуры.      Том, скрывшись в комнате совещаний, принялся дрожать с такой силой, что ему пришлось прижать ноги одну к другой, положив руки между коленями и втянув голову в сжимающиеся плечи. Казалось, он молится дьяволу.      Теперь он понимал, что не подходит для должности консильори во время войны. Пятеро семейств с их кажущейся трусостью обманули его. Они спокойно готовили свою страшную засаду. Они планировали и выжидали, не давая своим обагренным кровью рукам действовать прежде времени. Старый Дженко Абандандо никогда бы не попал в такую яму, он почуял бы, что здесь пахнет изменой, он утроил бы меры предосторожности и выманил бы заговорщиков из их нор. В то же время Хаген искренне переживал. Сонни был для него настоящим братом, его спасителем! В детстве Сонни был его идеалом. Сонни никогда не унижал и не задевал его, всегда относился к нему с симпатией. Том не забудет, как Сонни обнял его после освобождения из плена Солоццо. Радость Сонни была тогда искренней. То, что Сонни вырос человеком жестоким и кровожадным, не имело для Хагена значения.      Он знал, что никогда не сможет рассказать матери Корлеоне о смерти сына, и потому поторопился выйти с кухни. Он никогда не считал ее своей матерью, как считал дона отцом, а Сонни - братом. Его отношение к ней было таким же, как отношение к Фредо, Майклу и Конни. Все это люди были щедры к нему, но особенно его не любили. Он не мог ей рассказать. За несколько месяцев она потеряла всех своих сыновей: Фредо отправлен в Неваду, Майкл прячется в Сицилии, и вот теперь умер Сантино. Кого из троих она любила больше всех? Этого никто не знал.      Все это длилось не более нескольких минут. Хаген взял себя в руки и снял телефонную трубку. Он набрал номер Конни. Долго никто не отвечал, потом к телефону подошла Конни.      Хаген говорил с ней мягким голосом.      - Конни, говорит Том. Разбуди своего мужа, я должен с ним поговорить.      Конни ответила низким испуганным голосом.      - Том, Сонни приедет сюда?      - Нет, - ответил Том. - Сонни не приедет. Насчет этого не беспокойся. Но разбуди Карло и скажи ему, что я должен с ним поговорить.      Конни ответила заплаканным голосом:      - Том, он избил меня. Я боюсь, что он меня снова побьет, когда узнает, что я звонила домой.      Голос Тома звучал успокаивающе.      - Он не будет тебя бить. Я с ним поговорю и улажу все дело. Все будет о'кэй. Скажи ему, что я должен сообщить ему что-то очень важное. О'кэй?      Прошло почти пять минут, и в трубке послышался заспанный и охрипший голос Карло. Хаген говорил с ним резко, стараясь окончательно разбудить его.      - Слушай, Карло, - сказал он. - Я должен рассказать тебе кое-что. Приготовься, я не хочу, чтобы ты своей реакцией напугал Конни. Я уже сказал Конни, что это важно, и тебе придется что-нибудь выдумать для нее. Скажи, например, что семейство решило переселить вас на аллею и дать тебе важную должность. Что дон решил, наконец, дать тебе шанс, надеясь тем самым наладить вашу семейную жизнь. Понял?      Тень надежды мелькнула в голосе Карло, когда он ответил.      - Да, о'кэй.      - Через несколько минут, - продолжал Хаген, - постучат в дверь. Это придут за тобой двое моих людей. Скажи им, что я просил их прежде связаться со мной. Я прикажу им оставить тебя там с Конни. О'кэй?      - Да, да, я понял, - сказал Карло. Он был взволнован. Напряжение в голосе Хагена говорило о том, что сообщение будет действительно важным.      - Этой ночью они убили Сонни, - сказал Хаген. - Не говори ничего. Когда ты спал, Конни позвонила домой, и он был на пути к вам, но я не хочу, чтобы она даже догадывалась об этом. Она подумает, что все произошло по ее вине. Я хочу, чтобы ты остался с ней и ничего ей не рассказывал. Я хочу, чтобы ты с ней помирился. Я хочу, чтобы ты был сегодня любящим мужем. И я хочу, чтобы ты им оставался хотя бы до рождения ребенка. Завтра утром кто-нибудь из вас - ты, дон или мама Корлеоне - расскажет Конни, что ее брат погиб. Я хочу, чтобы роды прошли нормально. Сделай мне это одолжение, и я тебя не забуду. Понял?      Голос Карло немного дрожал.      - Конечно, Том, конечно. Слушай, мы с тобой всегда ладили. Я тебе очень благодарен. Понимаешь?      - Да, - сказал Хаген. - Не беспокойся, никто не обвинит тебя в том, что все произошло из-за вашей ссоры. - Он остановился, а потом добавил мягким, ободряющим тоном. - Теперь приступай к делу, займись Конни.      Том положил трубку. У дона он научился никогда не угрожать, но Карло прекрасно понял намек: один шаг отделяет его от смерти.      Хаген позвонил Тессио и приказал ему немедленно явиться на аллею в Лонг-Бич. Он не сказал для чего, и Тессио не спросил. Хаген вздохнул. Теперь предстоит самое трудное.      Ему придется разбудить дона. Придется рассказать самому любимому на свете человеку, что он не справился со своей работой, не защитил от смерти его старшего сына. Хаген не тешил себя надеждой. Только великий дон мог добиться ничьей в этом ужасном положении. Хаген не спросил даже врача, можно ли будить дона Корлеоне. Чтобы врачи не сказали, пусть даже заявят, что это грозит дону смертельной опасностью, он обязан все рассказать своему приемному отцу. Мнение врачей теперь не имеет значения, ничто теперь не имеет значения. Необходимо все рассказать дону, и тот должен либо взять управление в свои руки, либо приказать Хагену отдать могущество семейства Корлеоне пяти семействам Нью-Йорка.      Сердце Хагена дрожало. Он старался подготовиться к разговору. Ни в коем случае он не должен показывать, что его грызет чувство вины. Самообвинение только возложит излишнее бремя на дона. Дон решит, что ошибся, избрав для важнейшей должности консильори, непригодного для работы во время войны.      Хаген услышал шум приближающейся по аллее машины. Прибывают капорегимес. Сначала он проинструктирует их, а потом поднимется и разбудит дона. Он подошел к бару возле письменного стола и вынул бутылку и стакан. Дверь комнаты вдруг мягко приоткрылась и, обернувшись, он увидел - впервые после тех злополучных выстрелов - полностью одетого дона Корлеоне.      Дон прошел через комнату к своему огромному кожаному креслу и сел. Движения его были несколько резкими, одежда на нем висела, но Хагену он казался прежним доном. Усилием воли, казалось, игнорировал дон внешние признаки своей телесной слабости. Выпрямившись в кресле, он сказал Хагену:      - Дай мне капельку арака.      Хаген вынул из бара бутылку и налил себе и дону напиток с лакричным вкусом. Это был крестьянский напиток домашнего изготовления, намного крепче тех, что продаются в магазинах, подарок старого друга, который из года в год поставлял дону грузовик спиртных напитков.      - Моя жена перед сном плакала, - сказал дон Корлеоне. - В окно я видел обоих капорегимес, а сейчас полночь. По-моему, консильори, ты должен рассказать своему дону то, что всем известно.      - Матери я ничего не говорил, - тихо ответил Хаген. - Я собирался разбудить тебя и рассказать все новости. Через минуту я поднялся бы наверх.      - Но сначала ты должен был выпить рюмочку? - спросил дон.      - Да, - ответил Хаген.      - Ну, ты свою рюмку уже выпил, - сказал дон. - Теперь можешь мне рассказать.      В этих словах чувствовался едва заметный упрек.      - Они стреляли в Сонни, на мосту, - сказал Хаген. - Он умер.      Глаза дона Корлеоне заблестели. На долю секунды стала видна его немощь. Но усилием воли он взял себя в руки.      Он сложил руки перед собой на столе, и посмотрел в упор на Хагена.      - Расскажи, как все произошло, - сказал он. - Он поднял одну из рук. - Нет, подожди Клеменца и Тессио, чтобы не пришлось повторять все сначала.      Через несколько минут телохранители привели в комнату обоих капорегимес. Они сразу поняли, что дону все известно и обняли его на правах старых друзей. Все выпили по рюмочке арака, и Хаген приступил к докладу.      Дон Корлеоне задал лишь один вопрос:      - Точно установлено, что мой сын умер?      Ответил Клеменца.      - Да, - сказал он. - Телохранители были из отряда Сантино, но выбирал их я. По возвращении домой я их допросил. Они видели труп при свете прожектора таможенной будки. Он не мог выжить с такими ранами. Они ручаются за свои слова.      Кроме нескольких минут молчания ничто не выдало волнения дона Корлеоне, когда он выслушивал этот окончательный приговор.      - Никто из вас не будет заниматься этим делом, - сказал он. - Никто из вас не попытается мстить, никто из вас не займется без моего приказа розысками убийц. Без моего приказа не будет больше никаких военных действий против пяти семейств. До похорон моего сына наше семейство прекращает все дела. Потом встретимся и решим, что делать. Сегодня ночью мы должны сделать все, что в наших силах для Сантино, мы должны похоронить его, как христианина. Я позабочусь о том, чтобы мои друзья уладили все процедуры с полицией и другими учреждениями. Клеменца, ты и твои люди остаетесь при мне телохранителями. Ты, Тессио, позаботишься о безопасности остальных членов семьи. Том, я хочу, чтобы ты позвонил Америго Бонасера и сказал ему, что этой ночью он мне понадобится. Пусть ждет меня в своем заведении. Это может продлиться час, два часа, три часа. Все поняли?      Трое мужчин утвердительно кивнули головами.      - Клеменца, - сказал дон Корлеоне, - приведи нескольких людей с машинами и ждите меня. Я буду готов через несколько минут. Том, ты поступил правильно. Я хочу, чтобы утром Констанца была с матерью. Пусть они с мужем переселятся на аллею. Позаботься о том, чтобы к Сандре пришли ее подруги. Моя жена придет туда после того, как я с ней поговорю. Жена расскажет ей о несчастье, а женщины позаботятся о молитвах за упокой его души.      Дон встал из своего кожаного кресла. Остальные мужчины тоже встали, а Клеменца и Тессио снова обняли дона. Хаген открыл дверь, и дон внимательно посмотрел на него. Потом дон положил ладонь на щеку Хагена, спешно обнял его и сказал по-итальянски:      - Ты был хорошим сыном. Ты меня утешаешь.      Сказав это, дон поднялся в спальню, чтобы поговорить с женой. Хаген позвонил Америго Бонасера и сказал могильщику, что этой ночью он должен погасить свой долг. Продолжение следует... Уважаемые подписчики!     В последующих выпусках рассылки планируется публикация следующих произведений: Колин Маккалоу "Поющие в терновнике" Сергей Лукьяненко "Ночной дозор" Виктор Пронин "Чисто женская логика" Александр Бушков "Охота на пиранью" Ждем ваших предложений. Подпишитесь: Рассылки Subscribe.Ru Мировая литература Ваши пожелания и предложения