Мировая литература

МИРОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Выпуск № 127 от 2004-07-12

Число подписчиков: 14

---

Уважаемые подписчики! В данном произведении применяется ненормативная лексика, за использование которой ведущий рассылки ответственности не несет. Приносим свои извинения.    Стивен КИНГ "ЛОВЕЦ СНОВ" Часть 2    Cерые человечки    Глава 10. Курц и Андерхилл 4      Они были готовы к отправке: четыре команды боевых вертолетов, скомплектованные из людей Оуэна Андерхилла, заменивших парней из АНГ, которые посадили свои СН-47 на дорогу. Вертолеты уже поднимались в воздух, наполняя округу рокотом моторов, когда пришел приказ Курца снижаться. Оуэн передал приказ и перевел рычажок налево, оказавшись в диапазоне личного канала связи Курца.      - Прошу прощения, но какого хрена? - спросил Оуэн. Если они собираются это сделать, можно бы по крайней мере поторопиться и поскорее покончить со всем. Оно даже хуже, чем Босански Нови, гораздо хуже! Отмахнуться и забыть, лишь потому, что, по словам Курца, серые человечки - не люди? В любом случае это не для него. Существа, способные построить Блю-Бой или по крайней мере летать на нем, - больше, чем люди.      - Я тут ни при чем, мужик, - сказал Курц. - Синоптики в Бангоре говорят, что это дерьмо передвигается слишком быстро. Какой-то ураган, называется Альберта Клиппер. Полчаса, максимум - сорок пять минут, и нас накроет. Учитывая, что навигационные приборы не работают, лучше подождать, если можем - а мы можем. Еще поблагодаришь меня за предупреждение.      Весьма сомневаюсь.      - Прием, прием. - Оуэн передвинул рычажок вправо. - Конклин.      Никаких званий: на этом задании приказано обращаться только по именам, особенно при радиопереговорах.      - Я здесь.., я здесь.      - Передай всем, что мы задерживаемся минут на тридцать - сорок пять. Повторяю: тридцать - сорок пять.      - Вас понял. Тридцать - сорок пять.      - Поставил бы какую музыку.      - О'кей. Заказы?      - На твой вкус. Только не "Скуэйд Энтим"1.      - Вас понял, "Скуэйд Энтим" исключается.      Ни следа улыбки в голосе Конка. Единственный, кому происходящее так же неприятно, как Оуэну. Ну конечно. Конклин тоже участвовал в операции на Босански Нови, в девяносто пятом. Да, пришлось им тогда хлебнуть! В головном телефоне орали эти поганцы - группа "Перл Джем", и пришлось стащить его и повесить на шею, как хомут. Но все это было чепухой по сравнению с той передрягой, в которую они вляпались.      Арчи Перлмуттер и его люди всполошенно метались взад и вперед, как куры с отрубленными головами, то и дело отдавая честь, но тут же поспешно опускали руки, не доведя их до виска, и украдкой бросали боязливые взгляды на маленький зеленый разведывательный вертолет, где сидел Курц: головной телефон на месте, лицо закрыто последним выпуском "Дерри ньюс". Он казался погруженным в чтение, но Оуэн почему-то чувствовал, что этот человек видит каждый жест, каждого солдата, забывшего о чрезвычайной ситуации и следовавшего воинскому уставу. Рядом с Курцем, слева, сидел Фредди Джонсон. Джонсон неизменно сопровождал Курца еще с тех времен, когда Ноев ковчег застрял на горе Арарат. Он тоже был в Босански и, вне всякого сомнения, подробно докладывал Курцу о происходящем, когда тому пришлось остаться в тылу: из-за своего паха он так и не смог оседлать любимую пауку.      В июне девяносто пятого военная авиация потеряла самолет-разведчик НАТО в запретной для полетов зоне, около хорватской границы. Сербы подняли невероятный шум из-за самолета капитана Томми Каллахена и устроили бы настоящий показательный спектакль, если бы удалось поймать самого Каллахена. Представители правительства, терзаемые кошмарами, навеянными северными вьетнамцами, взявшими в привычку регулярно и с нескрываемым злорадством выставлять несчастных пилотов с промытыми мозгами перед представителями международной прессы, день и ночь трубили о первейшей обязанности военных вернуть в ряды доблестных авиаторов Томми Каллахена.      Несмотря на все усилия, поиски результатов не давали, и командование уже собиралось отдать приказ о возвращении поисковых групп, когда Каллахен связался со своими на низкочастотном диапазоне. Его школьная подружка сообщила им его старое прозвище, и запрошенный Томми подтвердил это, добавив, что друзья прозвали его Блевуном после одной памятной пирушки в выпускном классе, на которой он несколько переоценил свои способности к выпивке.      Мальчики Курца отправились за Каллахеном на паре вертолетов, куда миниатюрнее тех, что были задействованы сегодня. Командовал операцией Оуэн Андерхилл - многие, в том числе и он сам, считали его преемником Курца. Каллахену приказали при подлете машин развести огонь и ждать. Задачей Андерхилла было поднять Каллахена на борт в обстановке полной секретности. Увезти на ирландской лошади пауке. Особой необходимости в этом не было, но так уж задумал Курц. Его люди - невидимки, его люди - призрачные всадники на призрачных конях.      Поначалу операция проходила успешно. Правда, по вертолетам выпустили несколько ракет "земля - воздух", но, разумеется, ни одна и близко не прошла: чего и ожидать от вояк Милошевича! Только когда они забирали Каллахена, Оуэн заметил единственных боснийцев, оказавшихся поблизости, - пять или шесть детишек, старшему не больше десяти, боязливо наблюдавших за американцами. Курц приказывал не оставлять свидетелей, но Оуэну в голову не пришло считать свидетелями компанию замурзанных малышей. И Курц ни словом об этом не упомянул.      До сегодняшнего дня.      Оуэн не сомневался, что Курц - человек опасный. Но опасных людей в армии было немало: скорее дьяволы, чем святые, и многие просто помешаны на секретности. Оуэн не мог точно определить, чем отличается от них Курц, высокий и меланхоличный Курц с белесыми ресницами и неподвижными глазами. Вот только встречаться с этими глазами было трудно, потому что в них ничего не отражалось: ни любви, ни веселья и абсолютно никакого любопытства. Почему-то последнее казалось Оуэну самым ужасным.      У магазина затормозил потрепанный "субару", из которого осторожно выбрались два старика. Один сжимал в обветренной руке черную трость. На обоих были охотничьи куртки в красно-черную клетку, выцветшие кепки. У одного над козырьком белели буквы CASE, у другого DEERE. Старики удивленно уставились на бегущих к ним солдат. Солдаты в магазине Госслина? Что за дьявол?! Судя по виду, каждому было далеко за семьдесят, и все же оба сгорали от любопытства, которого так недоставало Курцу: это было легко заметить по наклону головы, позе, широко открытым глазам.      Все те вопросы, которые Курц так и не высказал. Чего они хотят? В самом деле желают нам зла? А если то, что мы делаем, повредит нам? Неужели действительно, посеяв ветер, мы пожнем бурю? И верно ли, что все предыдущие контакты - серые человечки, сигнальные огни, выпадение "ангельских волос" и красной пыли, похищения землян, начавшиеся в конце шестидесятых, - утвердили нас в необходимости бояться силы пришельцев? И делались ли какие-то попытки связаться с этими созданиями?      И последний, самый важный вопрос: эти серые человечки - такие же, как мы? И что, если они действительно люди ? И было ли это убийством, обыкновенным убийством ?      Но в глазах Курца не было никаких вопросов. 5      Снегопад заканчивался, день разъяснился и ровно через тридцать три минуты после отмены боевой готовности Курц дал приказ отправляться. Оуэн связался с Конклином, моторы вертушек вновь заревели, поднимая тонкие снежные вуали и превращаясь в сверкающие привидения. Поднявшись чуть выше деревьев, чинни сориентировались на вертолет Андерхилла и направились на запад в сторону Кинео. Ниже и чуть правее летела "кайова-58" Курца, что вдруг напомнило Оуэну старый фильм Джона Уэйна: синие мундиры скачут по лесу за индейцем-разведчиком, восседающим боком, без седла, на лохматом пони. И хотя он не мог видеть Курца, все же предположил, что тот по-прежнему читает газету. Возможно, даже свой гороскоп. "Рыбы, сегодня день вашего бесчестия. Лучше остаться в постели".      Под ними появлялись и исчезали ряды сосен и слей, окутанных белым паром. Танцующие снежинки били в лобовое стекло вертолета. Полет проходил на редкость тяжело: люди словно попали в центрифугу стиральной машины, но сейчас Оуэн и не хотел ничего иного. Он надвинул на уши головной телефон. Какая-то другая группа, похоже, "Матчбокс твенти", но все же лучше, чем "Перл Джем". Чего он боялся, так это "Скуэйд Энтим". Но он будет слушать. Да, как бы там ни было, он будет слушать.      Вновь и вновь ныряя в облака, выскакивая из вязкой ваты, скользя над бесконечным лесом, на запад на запад на запад...      - Блю-Бой-Лидер, это Блю-два.      - Перехожу на прием, двойка.      - Визуальный контакт с Блю-Бой. Подтверждаете? Уже через мгновение Оуэн смог подтвердить. От увиденного захватило дыхание. Одно дело - снимок, изображение в четких границах, вещь, которую можно подержать в руках. И совсем другое...      - Подтверждаю, второй. Блю-группа, это Блю-Бой-Лидер. Приказываю зависнуть на месте, повторяю, приказываю зависнуть на месте.      Команды одна за другой радировали о выполнении приказа. Все, кроме Курца, но у него и не было особого желания подлетать ближе. "Чинуки"2 и "кайова" держались в воздухе на высоте примерно три четверти мили от упавшего космического корабля, к которому вела широченная просека деревьев, словно поваленных топором гигантского дровосека. В конце просеки виднелось болото. Высохшие стволы цеплялись за выцветшее небо, словно пытаясь содрать облака. Повсюду белели зигзаги тающего снега, желтеющего по краям, в тех местах, где он уже стал впитываться в мокрую почву. Между ними извивались вены и капилляры черной воды.      Корабль, гигантская серая тарелка диаметром не меньше мили, рухнул посреди болота, прямо на мертвые деревья, дробя их и разбросав во все стороны груды обломков. Один бок уже погрузился в зыбкую водянистую почву. Гладкая обшивка была усеяна комьями грязи и сучьями.      Вокруг сгрудились уцелевшие серые человечки. Большинство толпилось на покрытых снегом бугорках, под задранным к небу бортом: видимо, они не переносили прямых солнечных лучей.      Что ж, наверняка кто-то посчитал, что они представляют собой куда более опасного троянского коня, чем потерпевший крушение корабль, но эти создания, голые и безоружные, на взгляд Оуэна, особой угрозы не представляли. Курц говорил, что их около сотни, на самом деле их оказалось гораздо меньше: по мнению Оуэна, около шестидесяти. Он увидел не меньше дюжины трупов в различной стадии красноватого разложения, лежащих на снежных пригорках. Некоторые валялись лицом вниз в мелкой воде. Там и сям на снегу пугающе яркими пятнами выделялись колонии так называемого грибка Рипли. Правда, некоторые уже начинали сереть: жертвы холода или атмосферы или того и другого. Нет, они вряд ли смогут здесь процветать: ни серые человечки, ни грибок, который они несут в себе.      Неужели эта штука в самом деле способна распространяться? Трудно поверить!      - Блю-Бой-Лидер! - запросил Конк. - Ты тут, парень?      - Тут, заткнись на минуту.      Оуэн подался вперед, коснулся локтя пилота (Тони Эдварде, славный малый) и переключил радио на общий канал. В этот момент ему в голову не пришли слова Курца относительно Босански Нови, ему и в голову не пришло, что он совершает роковую ошибку, ему в голову не пришло, что он серьезно недооценивает степень безумия Курца. Да и вряд ли он вообще думал о чем-то в этот момент. Просто сделал то, что посчитал нужным.      По крайней мере так показалось ему позже, когда он вернулся мыслями назад, вновь и вновь перебирая в памяти случившееся. Всего лишь щелчок переключателя. Этого оказалось достаточно, чтобы изменить течение всей жизни.      И вот он, голос ясный и четкий, голос, который вряд ли мог распознать кто-то из подчиненных Курца. Они попросту не слушали Уолтера Кронкайта:      - ..нет... Iln'y a pas d'infection id. Двухсекундная пауза, а затем голос, который мог бы принадлежать Барбре Стрейзанд:      - Сто тринадцать. Сто семнадцать. Сто девятнадцать. Очевидно, они начали отсчет с единицы и постепенно дошли до сотни.      - Мы умираем, - произнес голос Барбры Стрейзанд. - On se meurt, on creve.      Пауза, затем незнакомый голос:      - Сто двадцать семь. Сто...      - Отставить! - погремел голос Курца. Впервые за время их знакомства в нем прорезались какие-то эмоции. Сейчас он явно был выведен из себя. Почти потрясен. - Оуэн, зачем ты льешь эту грязь в уши моих парней? Немедленно отвечай! Слышишь, немедленно!      - Хотел посмотреть, изменилось ли что-нибудь, босс, - сказал Оуэн. Наглая ложь, и Курц, конечно, понимал это и рано или поздно заставит платить. Он опять пошел против Курца, как в тот раз, когда не перестрелял боснийских детишек, только сейчас дело обстояло хуже, куда хуже. Но Оуэну было наплевать. Хрен с ним, с конем-призраком. Если они собираются сделать это, пусть мальчики Курца (Скайхук в Боснии, Блю-группа на этот раз, какое-нибудь другое название в следующий, но молодые жесткие лица все те же) услышат серых человечков в последний раз. Пришельцы из другой системы, а может, и другой вселенной или временного потока, причастные к тайнам, о которых их хозяева и понятия не имеют (впрочем, Курцу наверняка все равно). Пусть услышат последние призывы серых человечков, а не вопли "Перл Джем" или "Джар оф Флайз" и прочих ублюдков, призывы серых человечков к тому, что - как они глупо надеялись - было лучшим качеством природы человеческой.      - И что же, изменилось? - протрещал голос Курца, перебиваемый разрядами статического электричества. Зеленая "кайова" по-прежнему висела под брюхами больших вертолетов: несущие винты били по расщепленной верхушке высокой старой сосны, заставляя ее мерно раскачиваться из стороны в сторону. - Так как же, Оуэн?      - Нет, - сказал он. - Никак нет, босс.      - В таком случае заткни эти вопли. И не забывай, что скоро стемнеет.      Немного помедлив, Оуэн ответил с подчеркнутой почтительностью:      - Есть, сэр. 6      Курц сидел, неестественно вытянувшись, в правом кресле "кайовы", "прямой как палка" говорилось обычно в книгах и фильмах. Несмотря на то что день выдался пасмурный, он нацепил темные очки, но Фредди, его пилот, по-прежнему осмеливался глядеть на него только искоса и мельком. Очки - широкая изогнутая полоска, излюбленный фасон джазменов пятидесятых и киношных мафиози - закрывали пол-лица, и теперь уже невозможно было сказать, куда смотрит босс. Наклон его головы еще ни о чем не говорил.      "Дерри ньюс" лежала на коленях Курца (ТАИНСТВЕННЫЕ ОГНИ, ПРОПАВШИЕ ОХОТНИКИ, ПАНИКА НА ДЖЕФФЕРСОН-ТРЕКТ, кричали заголовки). Он поднял газету и стал аккуратно складывать. Так, чтобы получилась треуголка. Шутовской колпак, а именно этой должностью и закончится карьера Оуэна Андерхилла. Тот наверняка воображает, будто ему грозит что-то вроде дисциплинарного взыскания, наложенного Курцем, который, разумеется, не откажется дать ему еще один шанс. К сожалению, он не понимает (и это, возможно, к лучшему: кто не предупрежден, тот не вооружен), что уже использовал этот второй шанс, что было ровно одним шансом больше, чем Курц обычно давал кому бы то ни было и о чем сейчас сожалел. Горько сожалел. Подумать только, что Оуэн выкинул такое после их разговора в кабинете Госслина.., после настоятельного предупреждения Курца...      - Кто отдает приказ? - прорвался сквозь шум голос Оуэна.      Курц был поражен и немного встревожен силой собственной ярости, правда, по большей части вызванной удивлением - простейшей эмоцией, одной из первых, проявляющейся в маленьких детях. Оуэн нанес ему удар в спину, включив громкую связь, видите ли, хотел посмотреть, изменилось ли что-то! Пусть засунет такое объяснение себе в задницу!      Оуэн, возможно, был лучшей правой рукой за всю долгую и трудную карьеру Курца, начавшуюся в Камбодже, в первой половине семидесятых, но Курц тем не менее намеревался уничтожить его. За выходку с радио. Потому что Оуэн так ничему и не выучился. Дело не в мальчишках из Босански Нови и не в бормочущих голосах. Речь идет о неповиновении приказам, и даже не о принципах. О Черте. Его Черте. Черте Курца.      И еще - это "сэр".      Это чертово нагло-высокомерное "сэр".      - Босс? - Голос Оуэна звучал слегка напряженно, и он прав, что нервничает, Господь любит его. - Кто отдает...      - Общий канал, Фредди, - велел Курц. - Переключи меня на общий канал.      "Кайова", более легкая, чем военные вертолеты, подхваченная ветром, пьяно качнулась. Курц и Фредди не обратили на это внимания. Фредди переключил Курца на общий канал.      - Слушайте, мальчики, - начал Курц, глядя на вертолеты, висевшие строем под облаками, подобно большим стеклянным стрекозам. Впереди лежало болото с огромным жемчужно-серым, косо сидевшим блюдцем и оставшейся в живых командой или кем бы то ни было, жавшейся под задранным бортом. - Слушайте, мальчики. Папочка собирается проповедовать. Вы меня слышите? Отвечайте.      Подтверждения, сопровождаемые случайным "сэр", сыпались со всех сторон, но Курц не обращал на это внимания: все-таки есть разница между забывчивостью и нахальством.      - Я не оратор, мальчики, болтовня - дело не мое, но хочу подчеркнуть, что в этом случае не стоит, повторяю, не стоит верить собственным глазам и ушам. Перед вами около шести десятков серых, очевидно, бесполых гуманоидов, стоящих в болоте в чем мать родила, и вы вполне можете, то есть не вы, некоторые вполне могут сказать: как, да эти бедняги безоружные и голые, ни члена, ни щелки, умоляют о пощаде, переминаясь рядом с разбитым межгалактическим судном, и какой же пес, какое чудовище способно внимать этим молящим голосам и тем не менее выполнять приказы? И должен сказать вам, мальчики, что я этот пес, я это чудовище, я эта постиндустриальная, постмодернистская, тайнофашистская, политически некорректная, гнусная свинья, разжигатель войны и подлый тип, хвала Господу, но для всех, кто меня слушает, я Абрахам Питер Курц, отставник ВВС США, личный номер 241771699, и я руковожу операцией, я здесь главный.      Он перевел дыхание, не сводя взгляда с неподвижных вертолетов.      - Но, парни, я здесь, чтобы сказать вам: эти серые человечки лезли к нам с конца сороковых, а я стал следить за ними с конца семидесятых и должен объяснить, что если кто-то идет к вам навстречу с поднятыми руками и говорит, что сдается, это еще не означает, хвала Господу, что у него в заднице не запрятана пинта нитроглицерина. Так вот, старые мудрые золотые рыбки, что плавают в специальных мыслительных аквариумах, утверждают, что серые человечки стали появляться, когда мы начали взрывать атомные и водородные бомбы, подобно тому, как мотыльки летят на свет. Я не мыслитель, я этого не знаю и предоставляю думать другим, пусть лошадь думает, у нее голова большая, но с глазами у меня все в порядке, парни, и говорю вам, эти серые человечки - настоящие сукины дети. И так же безопасны, как волк в курятнике. За эти годы мы сумели заполучить несколько таких, но ни один не выжил. После смерти их тела быстро разлагаются и превращаются в ту мерзость, какую вы видите, то, что называют грибком Рипли. Иногда они взрываются. Дошло? Они взрываются! А, грибок, который они переносят.., может, они всего лишь упаковка для грибка: по крайней мере так считают некоторые золотые рыбки в мыслительном аквариуме, так вот, этот грибок быстро погибает, если не попадет на ;:'"ивой организм, повторяю, живой организм, а лучшим образцом, похоже, лучшим, хвала Господу, является старый добрый хомо сапиенс. Даже если крошка попадет па кожу - все, кранты, можно заказывать гроб.      Все вышесказанное было не совсем правдой - вернее, не имело с правдой ничего общего, - но никто не сражается отчаяннее перепуганного солдата. Это Курц знал по опыту.      - Мальчики, наши маленькие серые приятели - телепаты, и похоже, могут передавать эту способность по воздуху. Даже если мы не заразимся грибком, телепатию наверняка подхватим, и хотя вы можете посчитать забавным чтение чужих мыслей, того рода штукой, что имеет успех на вечеринках, но я открою вам, куда ведет эта дорога: шизофрения, паранойя, уход от реальности и полное, повторяю, ПОЛНОЕ, МАТЬ ЕГО, БЕЗУМИЕ. Рыбки из мыслительных аквариумов, благослови их Господь, уверены, что именно эта телепатия краткосрочна, но не стоит и говорить, что может случиться, если серым человечкам позволят устроиться на земле со всеми удобствами. Я хочу, парни, чтобы вы очень внимательно выслушали все, что я сейчас скажу. Слушайте так, словно от этого зависит ваша жизнь. Когда они захватят нас, повторяю, когда они захватят нас, а все вы знаете о похищениях, правда, большинство из тех, кто утверждает, что стал жертвой похищения, врут, как последние сволочи, но кое-кто говорит правду. Так вот, тем, кто на деле стал жертвой похищения, частенько вживляют кое-что в мозг и под кожу. Иногда это всего лишь приборы: разного рода передатчики или мониторы. Но бывает, что внутри человека начинают расти живые существа, которые выедают изнутри хозяина, жиреют, а потом прогрызают себе путь наружу. И все это проделывают те голые невинные создания, которые толпятся там, внизу. Они твердят, что среди них нет инфекции, хотя мы знаем, что они ею набиты, заражены грибком, как говорится, от носа до хвоста. Я видел все эти штуки в действии, в течение двадцати пяти лет или более того, и говорю: это оно и есть, это нашествие, это Суперкубок из Суперкубков, и это вам, парни, приходится защищаться. Они вовсе не беспомощные маленькие инопланетяне, малыши, ожидающие, что кто-то подарит им телефонную карту "Нью-Инглендтел", чтобы они могли позвонить домой. Они - смертельно опасная болезнь. Зараза. Ползучий, слепой в своей злобе рак, хвала Иисусу, и, мальчики, мы - одна большая радиоактивная инъекция химиотерапии. Вы меня слышите?      На этот раз подтверждений не было. Ни единого "принято, так точно, сэр", и тому подобное. Только нервные, возбужденные, горящие ненавистью одобрительные крики, только подрагивающие нетерпением голоса. Эфир, казалось, вот-вот взорвется от напряжения.      - Рак, мальчики. Они - рак. Лучше объяснить я не могу, вы знаете, я не оратор. Оуэн, вы приняли сообщение?      - Принял, босс.      Бесстрастно. Бесстрастно и спокойно, пропади он пропадом. Что ж, пусть рисуется. Пусть разыгрывает безразличие, пока может. Оуэн Андерхилл - человек конченый.      Курц поднял колпак и восхищенно посмотрел на него. Оуэн Андерхилл - меньше, чем ничто.      - Что там внизу, Оуэн? Что крутится около корабля? Что позабыло надеть штаны и ботинки, прежде чем выйти из дому утром?      - Рак, босс.      - Верно. Отдавайте приказ и начинаем. Заводите свою песню, Оуэн.      И подчеркнуто медленно, зная, что люди в вертолетах наблюдают за ним (никогда, разве что в мечтах, он не произносил такой проповеди, никогда, причем экспромтом, ни одного заранее обдуманного слова), Курц повернул кепку козырьком назад. 7      Оуэн видел, как Тони Эдварде поворачивает кепку козырьком назад, слышал, как Брайсон и Бертинелли расчехляют пулеметы, и понял, что сейчас произойдет. Он мог вскочить в машину и уехать или стоять на дороге, дожидаясь, пока его собьют. Третьего не дано. Курц не дал.      Но было что-то еще, что-то недоброе, из прошлого, из детства, когда ему было.., сколько? Восемь? Семь? А может, еще меньше? Он стоял на газоне их дома, в Падуке, отец все еще на работе, мать куда-то ушла, возможно, в баптистский молельный дом, готовиться к бесчисленным благотворительным распродажам пирогов (в отличие от Курца если Ренди Андерхилл возносила хвалу Богу, то делала это искренне), и к крыльцу их соседей Рейплоу подкатила "скорая помощь". Никакой сирены, только тревожное мелькание синих огней. Двое мужчин в комбинезонах, очень похожих на тот, в котором был сейчас Оуэн, бегом направились в дом, на ходу разворачивая блестящие носилки. Даже шага не замедлили. Настоящий фокус!      Минут через десять они вновь показались па пороге, с миссис Рейплоу на носилках. Глаза ее были закрыты. За ними следовал мистер Рейплоу, даже не позаботившийся запереть дверь. Мистер Рейплоу, ровесник отца Оуэна, вдруг постарел на сто лет. Еще один волшебный фокус. Пока люди в комбинезонах укладывали его жену в машину, мистер Рейплоу повернул голову и заметил Оуэна в коротких штанишках, игравшего в мяч на газоне. "Они сказали, что это удар, - крикнул он. - Больница Святой Марии! Передай маме, Оуэн!" Он взобрался в машину, и "скорая" умчалась. Минут пять после этого Оуэн продолжал играть с мячом, подкидывал и ловил, по между бросками поглядывал на дверь, которую мистер Рейплоу оставил открытой. Наверное, нужно бы ее запереть? Мать наверняка бы назвала такой поступок Актом Христианского Милосердия.      Наконец он пересек газон Рейплоу. Они были добры к нему. Ничего такого особенного (ничего такого, из-за чего стоит вскакивать ночью и мчаться благодарить, как выражалась мать), но миссис Рейплоу часто пекла разные вкусности и никогда не забывала его угостить, не говоря уже о том, что позволяла вылизывать дочиста миски с глазурью и кремом. А мистер Рейплоу показал ему, как делать бумажные самолетики, которые и в самом деле летали. И не один, а три вида. Поэтому Рейплоу заслуживали милосердия, христианского милосердия, но Оуэн прекрасно знал, что пришел сюда вовсе не из христианского милосердия. От одного христианского милосердия твой динг-донг не твердеет.      Минут пять - а может, и пятнадцать или полчаса, время текло, словно во сне, - Оуэн обходил дом Рейплоу, ничего не делая, ни к чему не прикасаясь, но все это время его динг-донг оставался твердым как камень, таким твердым, что пульсировал, словно сердце, и если вы подумали, что это больно, значит, ошиблись - Оуэну было хорошо, и только много лет спустя он сообразил, что означало это молчаливое блуждание по чужому дому: прелюдия, любовная игра. И тот факт, что он ничего не имел против Рейплоу, мало того, любил Рейплоу, только усиливал остроту ощущений. Если бы его поймали (а этого так и не случилось) и спросили, зачем он это сделал, Оуэн с чистым сердцем ответил бы, что не знает, и при этом не солгал.      Да он и не натворил ничего особенного. В ванной первого этажа нашел зубную щетку с выдавленным на ней именем "Дик". Диком звали мистера Рейплоу. Оуэн попытался было помочиться на щетину, уж очень захотелось почему-то, но динг-донг оставался таким твердым, что не удалось выдавить ни единой капли. Поэтому пришлось вместо этого плюнуть на щетину, старательно втереть слюну и положить щетку обратно в стаканчик. Оказавшись на кухне, он вылил стакан воды на конфорки электроплиты. Потом взял из буфета большое фарфоровое блюдо.      - Они сказали, что это.., подарок? - вспоминал Оуэн, поднимая блюдо над головой. - Должно быть, малыш родится, потому он и сказал про подарок.      И вслед за этим швырнул блюдо в угол, где оно разлетелось на тысячу осколков. А потом немедленно смылся. То, что так будоражило его, отчего динг-донг совсем не гнулся, а глаза лезли из орбит, развеялось, как сон, от звона бьющегося фарфора, лопнуло, как гнойник, и не беспокойся так родители за миссис Рейплоу, непременно поняли бы, что с ним что-то неладно. А так, возможно, просто предположили, что и он волнуется за миссис Р.      Всю следующую неделю он почти не спал, а редкие тревожные сны были населены кошмарами. В одном из них миссис Рейплоу вернулась домой с ребенком, которого подарил аист, только малыш был почерневшим и мертвым. Оуэн сгорал от стыда и угрызений совести (правда, признаться, ему и в голову не приходило, что, во имя Господа, он ответил, спроси его мать, благочестивая баптистка, что на него нашло), и все же на всю жизнь запомнил ощущение безрассудного удовольствия от стояния на коленях со спущенными штанишками, в бесплодной попытке надуть на зубную щетку мистера Рейплоу, или неистовое возбуждение, охватившее его в тот момент, когда блюдо разбилось. Будь Оуэн старше, наверняка кончил бы прямо в шорты. Непорочность состояла в бессмысленности поступка, радость - в звоне осколков, прелесть - в возможности упиваться раскаянием за содеянное и страхом разоблачения. Мистер Рейплоу сказал, что это подарок, но отец Оуэна, придя домой с работы, объяснил, что сын не так понял, и речь шла об ударе. Что кровяной сосуд в мозгу миссис Рейплоу лопнул, поэтому и случился удар.      И вот теперь, похоже, все повторялось.      Может, на этот раз я все-таки кончу, подумал он. Это наверняка классом куда повыше, чем всего-то помочиться на щетку мистера Рейплоу. Забава хоть куда. И повернув собственную кепку козырьком назад, мысленно добавил: Хотел принцип, в сущности, тот же.      - Оуэн! - Это Курц. - Ты тут, сынок? Если немедленно не ответишь мне, я подумаю, что ты либо не можешь, либо не...      - Босс, я здесь. - Голос ровный. Но перед глазами стоит вспотевший мальчишка с поднятым над головой большим фарфоровым блюдом. - Мальчики, вы готовы хорошенько отодрать маленькую инопланетную жопу?      Одобрительный рев, в котором едва можно различить "еще бы" и "мы им покажем".      - Что хотите сначала, мальчики?      "Скуэйд Энтим" и "Стоунзы" хреновы, и немедленно!      - Если кто-то хочет выйти из дела, скажите. Радио молчало. А в это время на другой частоте, куда Оуэн больше не подумает забрести, серые человечки молят десятками знакомых голосов. Ниже и чуть справа висит маленькая "кайова-ОН-58". Оуэну не нужен бинокль, чтобы разглядеть Курца, кепка которого тоже повернута козырьком назад. Курц наблюдает за ним. На коленях газета, почему-то свернутая треугольником. Шесть лет подряд Оуэн Андерхилл не нуждался еще в одном шансе, и это хорошо, потому что Курц их не раздавал. В душе, наверное, Оуэн всегда понимал это. Позже он об этом подумает. Если придется, конечно. В голове мелькает последняя связная мысль: Рак - это ты, Курц, ты... - и умирает от ужаса. На ее месте - полная и абсолютная темнота.      - "Блю-группа", это Блю-Бой-Лидер. Слушайте меня. Открываем огонь с двухсот ярдов. Постарайтесь не попадать в Блю-Бой, но этих мудозвонов нужно вымести начисто. Конк, ставь "Энтим".      Джин Конклин щелкнул переключателем и вставил компакт-диск в плейер, стоящий на полу Блю-Бой-два. Оуэн, выбравшись из водоворота воспоминаний, подался вперед и увеличил звук.      Голос Мика Джаггера ворвался в наушники. Оуэн поднял руку, увидел, как Курц отдает ему салют - то ли в насмешку, то ли всерьез, Оуэн не знал и не хотел знать, - и резко бросил руку вниз. И пока Джаггер выпевал-проговаривал слова "Энтим", гимна, под звуки которого они всегда шли в ад, вертолеты снизились, застыли на миг и ринулись к цели. 8      Серые человечки - те, что еще остались в живых - жались в тени корабля, лежавшего в конце просеки, по обеим сторонам которой валялись деревья, погубленные его крушением. Человечки не пытались ни бежать, ни скрываться, наоборот, многие выступили вперед, смешно переваливаясь на босых ступнях без пальцев, наверное, мерзнувших в снежной слякоти, кое-где усеянной красновато-золотым мхом. Серые лица подняты к надвигающимся вертолетам, длиннопалые руки воздеты к небу: должно быть, показывают, что руки у них пусты. Огромные черные глаза поблескивают в сереньком свете.      Вертолеты не снизили скорости, хотя в ушах команд по-прежнему звучала последняя передача: "Пожалуйста, пощадите нас, мы беспомощны, мы умираем..." Но бессмысленные мольбы словно стилетом разрезал голос Мика Джаггера: "Позвольте объясниться: я человек богатый, со вкусом и бывалый, укравший много душ и идеалов..."      Вертолеты наступали боевым строем, как оркестр, марширующий по футбольному полю перед матчем "Розовая Чаша"3. Раздались первые пулеметные очереди. Пули тонули в снегу, сбивали мертвые ветви с мертвых деревьев, высекали бледные искры из борта инопланетного корабля.      Впивались в съежившихся серых человечков, по-прежнему стоявших с поднятыми руками, и раздирали их в клочья. Руки отрывались от подобия тел, из ран сочилась розовая слизь. Головы взрывались, как тыквы, выбрасывая красноватые фонтаны на корабль и еще живых инопланетян, не кровь, а споры проклятого грибка, которыми были забиты эти самые головы, как пластиковые корзинки - мусором. Некоторые, разорванные пополам, так и падали с поднятыми руками. Серые тела тут же белели и, казалось, вскипали.      "Я рядом был, когда Иисус Христос, в сомнении и муке..." - признавался Мик Джаггер.      Последние серые, стоявшие в тени корабля, повернулись, словно пытаясь сбежать, но бежать было некуда. Почти всех убили сразу, оставшиеся четверо забились поглубже в тень и, похоже, возились с чем-то. Ужасное предчувствие пронзило Оуэна.      - Я их достану, - протрещало радио. Дефорест, в Блю-Бой-четыре, только что не пыхтит от усердия. Не дожидаясь приказа, пилот снизил "Чинук" почти до земли. Винты вихрили мокрый снег, падавший грязными комками в мутную воду.      - Нет, не разрешаю, отставить, назад, на прежнюю позицию плюс пятьдесят ярдов! - завопил Оуэн, стукнув Тони по плечу. Тони, лицо которого, даже полускрытое прозрачной маской, осталось вполне узнаваемым, отвел ручку управления, и Блю-Бой-Лидер поднялся к облакам. Даже сквозь музыку - безумные ритмы бонго, вопли припева ("Сочувствие дьяволу" не успели прокрутить до конца даже один раз) - Оуэн слышал недовольное ворчание команды. А вот "кайова", как он заметил, уже успела последовать примеру Лидера. Несмотря на все странности мышления и явное умственное расстройство, дураком Курца не назовешь. И интуиция у него безошибочная.      - Ну, босс, - возмущенно начал Дефорест, явно изнемогая от злости.      - Повторяю, повторяю, вернитесь на прежнее место, Блю-группа, вернитесь...      Взрыв вбил его в кресло и швырнул "Чинук" вверх, как детскую игрушку. Рев перекрывали проклятия Тони Эдвардса, сражавшегося с рукоятью управления. Сзади раздавались крики, но хотя почти все были ранены, погиб только Пинки Брайсон, высунувшийся наружу поглядеть, что происходит внизу, - был сбит взрывной волной.      - Понял, понял, понял, - твердил Тони, но, по мнению Оуэна, прошло не менее тридцати секунд, прежде чем до Тони дошло, и каждая секунда казалась часом. В наушниках стих рев Мика Джаггера, что не сулило Конку и мальчикам в Блю-Бой-два ничего хорошего.      Тони сделал разворот, и Оуэн заметил, что лобовое стекло треснуло. Сзади все еще кричали: оказалось, что Маккавано потерял два пальца.      - Охренеть! - пробормотал Тони. - Вы спасли наши задницы, босс. Спасибо.      Но Оуэн не слушал. Он смотрел на корабль, развалившийся на три огромных ломтя. Или больше? Трудно сказать, потому что оттуда летело всякое дерьмо, и воздух сделался красновато-оранжевым. А вот остатки корабля Дефореста разглядеть было легче. Он лежал на боку, в грязи и тине, а вокруг возникали и лопались пузыри. Отломившаяся лопасть плавала в воде, как гигантское весло. Ярдах в пятидесяти валялись черные искореженные винты и метался яростный клубок желто-белого пламени. Это догорали Конклин и Блю-Бой-два.      Из радио донесся тревожный писк. Блейки в Блю-Бой-три.      - Босс, эй, босс, я вижу...      - Третий, это Лидер. Приказываю...      - Лидер, это третий. Вижу уцелевших, повторяю, вижу уцелевших с Блю-Бой-четыре.., не меньше трех, нет, четырех, спускаюсь...      - Запрещаю, Блю-Бой-три, ни в коем случае, поднимайтесь на прежнюю высоту плюс пятьдесят, отставить, сто пятьдесят.., один, пять, ноль, и немедленно!      - Но, сэр.., то есть босс.., я вижу Фридмана, он горит заживо...      - Джо Блейки, слушай меня, - раздался характерный хрип Курца. Курца, успевшего вовремя выскользнуть из красного дерьма. Словно, думал Оуэн, он заранее знал, что случится.      - Немедленно уноси отсюда свою задницу, иначе гарантирую, что к следующей неделе станешь выгребать верблюжий навоз в жарком климате, где выпивка запрещена законом. Вон!      Ответа не последовало. Оба уцелевших вертолета поднялись на прежнюю высоту плюс сто пятьдесят ярдов, Оуэн молча наблюдал за яростно вздымавшимися к небу спиралями грибка Рипли, гадая, знал ли Курц или проинтуичил. Интересно, сумели он и Блейки увернуться от заразы? Потому что серые человечки и в самом деле заразны: что бы там ни твердили, этот грибок в самом деле хуже рака. Оуэн не знал, оправдывало ли это массовые убийства, но вполне вероятно, выжившие при взрыве - все равно что ходячие мертвецы. Или, что еще хуже, мутанты, превращающиеся в бог весть что.      - Оуэн! - Это радио.      Тони, подняв брови, взглянул на него.      - Оуэн.      Оуэн, вздохнув, перевел подбородком рычажок на личный канал Курца.      - Я здесь, босс. 9      Курц сидел в "кайове" с газетой на коленях. На нем и Фредди были маски, как, впрочем, и на всех остальных ребятах из команды. Вероятно, даже те бедняги, что сейчас подыхали на сырой земле, тоже не успели их снять. Маски, вполне возможно, были ни к чему, но Курц не имел ни малейшего желания подхватить Рипли. Да и зачем рисковать? Кроме того, босс обязан показывать пример. Что же касается Фредди Джонсона.., на Фредди у него свои планы.      - Я здесь, босс, - сказал Андерхилл.      - Хорошая стрельба, прекрасный подъем и непревзойденная мудрость. Вы спасли немало жизней. Что ж, вернемся туда, откуда начали. В Квадрат Один. Вы поняли?      - Так точно, босс. Понял и ценю. А если ты веришь этому, значит, еще глупее, чем кажешься, подумал Курц. 10      За спиной Оуэна Кавано все еще поскуливал, но уже тише. Джо Блейки молчал - вероятно, понял опасность, исходившую от прозрачного красно-золотого водоворота, которого им удалось избежать. Или не удалось.      - Все о'кей, солдат? - спросил Курц.      - Несколько раненых, - ответил Оуэн, - но в основном обошлось. Работа для мусорщиков: иначе эту помойку внизу не убрать.      Каркающий смех Курца громом отдался в наушниках Оуэна. 11      - Фредди!      - Да, босс.      - Глаз не спускай с Оуэна Андерхилла.      - Есть, босс.      - Если придется внезапно уходить - нам и "Империэл Вэлли", - Андерхилл останется здесь.      Фредди Джонсон ничего не ответил, только кивнул и поднял вертолет. Хороший парнишка. Знает свое место, не то что другие.      Курц снова повернулся к нему:      - Фредди, возвращаемся в этот богом забытый магазинчик, и не жалей лошадей. Я хочу успеть туда минут на пятнадцать раньше Оуэна и Джо Блейки. Если возможно, двадцать.      - Да, босс.      - И мне нужна надежная спутниковая связь с Шайенном.      - Будет. Сеанс в пять.      - Лучше в три, солдат. Лучше в три.      Курц откинулся на сиденье, разглядывая проплывавшие под ним сосны. Так много деревьев, так много живности и несколько человек - большинство из них охотники в оранжевых комбинезонах! И меньше чем через неделю - а может, и через семьдесят два часа - все будет мертвым, как горы на Луне. Жаль, но если чего в Мэне полным-полно, так это лесов.      Курц повертел колпак на кончике пальца. Если повезет, он увидит в нем Оуэна Андерхилла, после того как тот перестанет дышать.      - Он просто хотел послушать, не изменилось ли чего, - мягко проговорил Курц.      Фредди Джонсон, понимавший, с какой стороны хлеб маслом намазан, ничего не сказал. 12      На полпути к магазину Госслина, мельком отметив, что верткая "кайова" уже превратилась в крошечную точку, Оуэн случайно посмотрел на правую руку Тони Эдвардса, лежавшую на рычаге управления. Заусенец большого пальца окаймляла тонкая красновато-золотая линия. Оуэн перевел взгляд на свои руки, изучая их так же пристально, как, бывало, сама миссис Янковски на уроках личной гигиены, в те далекие дни, когда Рейплоу были его соседями. Пока еще ничего не проявилось, но на Тони уже клеймо, и, вероятнее всего, Оуэн тоже свое получит.      Андерхиллы были баптистами, и Оуэн знал историю про Каина и Авеля. Кровь брата твоего вопиет ко Мне от земли, сказал Господь, и отослал Каина в землю Нод, к востоку от Эдема. Но прежде чем отпустить его в скитания, Господь поставил на нем клеймо, так, чтобы самые ничтожные жители Нода знали, кто перед ними. И теперь, видя красно-золотую нить на пальце Тони и пытаясь отыскать такую же на собственных ладонях, Оуэн подумал, что знает, какого цвета была Каинова печать. Продолжение следует...      1 "Скуэйд Энтим" - так называемый пиратский альбом "Роллинг Стоунз", записанный на одном из концертов. Назван по одноименной песне "Гимн команды". Включает в том числе и песню "Сочувствие дьяволу" обратно к тексту      2 "Чинуки" - марка военного вертолета обратно к тексту      3 "Розовая Чаша" - матч двух лучших университетских команд на стадионе "Розовая Чаща" в Пасадене. Открывается парадом машин, украшенных розами обратно к тексту

Подпишитесь: