Добрый день, дорогие подписчики!

Сегодня я предлагаю Вам прочитать детектив "Ничего хорошего" Линды Фэйрстайн

Известный нейрохирург Джемма Доген найдена убитой в своем кабинете в Медицинском центре. Полиция предполагает, что нападение было совершено с целью изнасилования, и к делу подключается отдел расследования сексуальных преступлений. Но детективы Александра Купер, Майк Чэпмен и Мерсер Уоллес даже не предполагали, что скрывается за внешне респектабельными стенами больниц...

Продолжение...

11

— Можешь себе представить? — спросил Мерсер у Чэпмена, пока парковался около участка. — Макгро еще не проболтался об этом репортерам.

Он имел в виду, что рядом с участком не болталось ни одного жадного до сенсации газетчика или телерепортера, прибежавшего освежевать подозреваемого в громком деле об убийстве.

Мы вылезли из машины, прошли в холл мимо сержанта в форме и поднялись по лестнице в убойный отдел. На этот раз детективы и полицейские развили бурную деятельность. Каждый из них внесет свой вклад в общее дело, чтобы за ближайшие сутки прижать подозреваемого к ногтю.

— Эй, Чэпмен, ты к этому уроду?

— Полли Морелли. Черт, мы же не виделись с тех пор, как твой партнер прищучил Зодиакального убийцу. Это благодаря тому аресту ты распрощался с Бед-Стаем^[15]?

Мы поднимались, а Морелли спускался.

— Да. И попал сюда, в 17-й. Не такая уж звездная карьера для того, кто ловит убийц.

— Да уж, — согласился Чэпмен, продолжая подниматься. — Но если тебе нравятся женщины с зубами, Полли, то Верхний Ист-Сайд — это как раз для тебя. Ты тоже работаешь с нами над делом Доген?

— Иду искать подставных для опознания.

— Опознания? — переспросила я. — Ну-ка, попридержите коней и объясните мне, что происходит.

— Ты ведь за этим и пришла, так, блондиночка?

Майк провел меня через помещение убойного отдела. В отличие от прошлого вечера, сейчас каждый из присутствующих был занят — все работали на общее дело. Одни разговаривали по телефону, другие допрашивали свидетелей. Практически у каждого стола давали показания мужчины и женщины — некоторые были в форме медсестер или врачей, другие одеты как посыльные, а несколько — в разномастной одежде не по размеру, безошибочно узнаваемом прикиде бездомных.

Мы подошли к командному пункту Петерсона, и я заметила, что дверь «обезьянника» все еще широко открыта. Но сегодня там находился только один человек.

Я заглянула внутрь. На скамье сидел чернокожий мужчина, которому, на мой взгляд, было около шестидесяти. Он прислонился к стене и вытянул ноги. Там же стояли две большие магазинные тележки, набитые чем-то, что я не могла распознать на таком расстоянии. На мужчине был клетчатый фланелевый пиджак с очень длинными рукавами, надетый поверх футболки, и бледно-зеленые хирургические штаны с завязками. Я не смогла сразу отвести взгляд от темно-красных пятен, испачкавших обе штанины. Кровь Джеммы Доген.

Лейтенант Петерсон стоял у своего стола и говорил по телефону. Когда я вошла в кабинет, он уже заканчивал разговор и, морщась, произнес:

— Нет, шеф. Я не позволю этому чертовому зануде мною командовать. Ни за что. Я подумал, что гораздо лучше, если она будет здесь и сможет дать нам грамотный юридический совет — по обыску, опознанию и допросу. Нет, говорю вам, это дело ведем мы, и я всем дам это понять. Да-да, слушаю... Рад тебя видеть, Алекс. Похоже, у нас тут небольшой прорыв. Иди в раздевалку, и мы быстро введем тебя в курс дела.

Мерсер и Майк уже были в раздевалке, ставшей местом проведения наших собраний. Тут же были и новые лица, которые не присутствовали на вчерашнем совещании.

Петерсон познакомил присутствующих, и я села за стол.

— Ладно. Вот что у нас есть. Парни из подразделения "Б" провели весь день в Медицинском центре Среднего Манхэттена. Макгро также позволил нам привлечь команду "А" и использовать 17-й участок для бесед с людьми, обнаруженными в туннелях под больницей. Мои люди допросили администрацию и медработников, для этого им выделили комнаты в медицинском колледже. Там было тридцать-сорок человек из неврологии и «Минуита», все по первому разу. На это ушла вся вторая половина дня. У них спрашивали биографические данные, потом об отношениях с Доген и не видели ли они чего-нибудь ночью накануне того дня, когда обнаружили тело, — все как обычно. Никто не ждал чудес от первого раунда. Все чинно-благородно, первая примерка. Около половины седьмого детектив Лосенти ответил на звонок двух врачей, с которыми уже успел побеседовать ранее. Они оба здесь, Алекс. Я подумал, ты захочешь сама поговорить с ними. Они решили спуститься из неврологического в отделение рентгенологии на втором этаже. Им надо было посмотреть снимки пациента, которого они консультируют. Они зашли в подсобное помещение напротив рентгеновского кабинета и видят, что этот парень — тот, который сидит в «обезьяннике», — спит себе внутри, свернувшись калачиком на полу. Они разбудили его, чтобы прогнать, и тут заметили, что штаны у него в крови. Один из врачей остался с ним, а второй позвонил Лосенти, номер пейджера был на листовке, которую мы раздавали людям с просьбой позвонить, если они увидят или услышат что-нибудь полезное нам. Лосенти все еще был в здании больницы, поэтому сразу же спустился в рентгенологию.

Я обвела взглядом собравшихся детективов. Сейчас половина десятого, и все они работали с рассвета, но радость от скорого раскрытия дела улучшила настроение всем, и люди чувствовали себя одной командой.

— Он дал показания?

— Нет, он либо прикидывается, либо мы поймали настоящего психа. Несколько парней попытались поговорить с ним, но это ни к чему не привело. Пусть Чэпмен и Уоллес отведут его в комнату для допроса, может, они чего-нибудь добьются. Это может занять не один час. Он бормочет что-то непонятное, говорит только, что его зовут Попс и штаны он испачкал в красной краске. Правда, тут же извиняется за то, «что случилось с той леди».

— Вы ему не верите?

— Это кровь, Алекс. Человеческая кровь. Ее еще не проверили, но за последнее время я насмотрелся на нее столько, что мне хватит на шесть жизней вперед. Вот почему я хотел, чтобы ты пришла. Сама реши, что мы можем сделать без ордера, и скажи, как поступить, чтобы все собранные доказательства впоследствии можно было использовать в суде. Мне плевать на Макгро. Пусть себе красуется по ящику, а мы закончим дело по-моему. Еще когда мы с ним учились в академии и когда Нью-Йорк был совсем другим, лет сорок назад, было такое выражение. О начальниках, которые никогда не работали над делами в качестве простых детективов, говорили, что они не смогут найти еврея в Гранд-Конкорс. Это я не про тебя, Алекс.

— Да бросьте, шеф, — встрял Чэпмен. — Сегодня даже Шерлок Холмс не сможет найти еврея в Гранд-Конкорс.

Речь шла о районе Бронкса, где когда-то жили тысячи иммигрантов из Восточной Европы, а теперь там одни латиноамериканцы.

— А зачем вы проводите опознание? Я хочу сказать, у вас есть человек, который может уличить нашего подозреваемого в чем-либо?

— Практически все, с кем мы говорили, видели кого-то вечером или ночью вторника либо в коридоре, либо в лифте, либо на лестнице. Я не знаю, говорят они об одном человеке или о десятке проникших в больницу бомжей, может, это вообще их разыгравшееся воображение. Но пусть они посмотрят на нашего Попса и скажут, не похож ли он на их видение.

— Не думаю, что есть смысл проводить опознание на данном этапе. У нас нет ни одного свидетеля, который заявил бы, что слышал шум в офисе Доген или видел, как кто-то выходит из него, так? Давайте не будем терять время на эту процедуру.

— Алекс, у нас полно народу — хозяйственники, санитарки, студенты-медики, — и все они шастали по коридорам той ночью. Мне нужен хотя бы один человек, который видел этого парня рядом с местом преступления. А вы можете делать свою работу. Хуже не будет.

— Естественно. Допустим, он наш клиент, но никто его раньше не видел. Все это только предварительные данные. Самое главное сейчас — вытряхнуть его из штанов и отправить их в лабораторию немедленно. Пусть там проверят кровь и убедятся, что это кровь Доген. Криминалисты готовы его сфотографировать?

— Да, Шерман ждет.

— Отлично. Пусть его снимут прямо так. И убедитесь, что они сфотографируют его ноги, пусть будет видно, что там нет ран. И осмотрите его руки, может, она все-таки поцарапала его...

— Уже осмотрели. Ничего нет.

— Хорошо, Чет так и думал, что преступник не дал ей шанса. У вас есть во что его переодеть, когда мы снимем с него штаны?

— У нас тут хирургических костюмов больше, чем у Веника. Мы дадим ему чистые штаны.

Чэпмен спросил лейтенанта, что в тележках, которые стоят в «обезьяннике».

— Одна из них — это собственно дом Попса, мистер Чэпмен. А я не хочу обыскивать его дом без ордера на обыск. Поэтому мы пока припарковали их тут. Как вы успели заметить, здесь места как раз на два колесных средства. Вторая тележка принадлежит знакомому Попса, которого сейчас допрашивает Рамирес.

— А восьмерых «гостей», которые были тут прошлой ночью, вы отпустили?

— Не смешите меня, юная леди. Ральф, — обратился Петерсон к Лосенти, — кого сегодня навещают мои друзья?

— Мы перевели их в отдел по предотвращению преступлений, шеф. Они смотрят баскетбол. Покормили их вкусными ребрышками от «Уайли». С чего бы они захотели уйти?

Петерсон изложил нам свой план. Чэпмен и Уоллес должны отвести Попса в комнату, где обычно проводят опознания, и начать допрос. Таким образом, если я захочу посмотреть на процесс, то мы сможем заглянуть в комнату через стекло, которое было прозрачным с нашей стороны, но люди в комнате ничего сквозь него не видели.

— У нас еще около часа не будет подставных для проведения опознания. А сделать предстоит многое. Алекс, с чего ты хочешь начать?

— Во-первых, я хочу позвонить Батталье, просто чтобы ввести его в курс дела относительно последних событий. Думаю, мне надо переговорить с Сарой Бреннер, чтобы она приехала сюда и помогла мне. Мне нужен человек, который займется ордерами, когда здесь все закрутится, а я с удовольствием ее приму в команду. Затем я бы поговорила с врачами, которые нашли Попса, и с теми парнями, которые будут проводить опознание. И, Майк, сделай мне одолжение, позвони Морин. Скажи ей, не важно, что она услышит в новостях, наш план остается в силе. Все устроено, и нам обязательно пригодятся сведения, которые она сможет собрать. Не помешает точно знать, что там происходит.

— Хорошо. Можешь позвонить из моего кабинета, а я постараюсь найти комнату, где ты сможешь провести допросы.

— Куп, ты не знаешь, «Пиццу от Стива» доставляют в этот район? — поинтересовался Уоллес.

— А чем вам не нравится закусочная на углу? — возмутился Петерсон.

Чэпмен уладил зарождающийся конфликт:

— Это будет долгая ночь, шеф. Вы же не хотите, чтобы мы перетрудились? «Пицца от Стива» — это предел наших мечтаний, и ради Купер они, разумеется, доставят ее в Джерси. Это всего-то на 71-й улице, уже через двадцать минут будут здесь. Кто знает их телефон?

Я могла набрать этот номер даже во сне. Я сказала Чэпмену телефон и услышала, как он заказывает шесть больших пицц, тонких, хрустящих, с разными начинками, и просит порезать анчоусы на две половинки специально для мисс Купер.

— И запишите это на ее счет, хорошо?

Глупо было думать, будто я сообщу Батталье что-то, чего он еще не знает, особенно принимая во внимание пост его жены в правлении Медицинского центра Среднего Манхэттена. Поэтому я не расстроилась, когда он сразу объявил, что ждал моего звонка.

— Ну и что ты обо всем этом думаешь?

— Я едва успела прийти, Пол, но у этого парня все штаны в крови. Петерсон сказал, что они его осмотрели, чтобы убедиться, что у него нет на теле ран и кровь не его. Думаю, мы пробудем здесь несколько часов. До утра ничего не обещаю, но ты знаешь, где меня найти.

Сара уже успела уложить ребенка, когда я позвонила ей. Они с Джеймсом наслаждались тихим семейным ужином.

— Сейчас поймаю такси и приеду к тебе, — сказала она.

— Ты уверена, что тебе стоит соглашаться? Я, конечно, не хочу списывать тебя со счетов и просить кого-нибудь еще, но не хочу также, чтобы ты соглашалась, если тебе тяжело или это может повредить будущему ребенку.

— Ты же знаешь, что я не стала бы рисковать. И мне очень хочется поработать с тобой над этим делом. Я приеду сегодня на несколько часов, посмотрим, как пойдет. Мне просто понадобится лишний стул, чтобы я могла класть на него ноги время от времени. Увидимся через полчаса.

— Я готова, шеф, — отрапортовала я Петерсону, выходя из кабинета.

Мерсер стоял, привалившись к двери «обезьянника». Я слышала, как он разговаривает с Попсом и спрашивает того, не согласится ли он пройти в другую комнату и рассказать свою историю еще раз. Пока они спускались этажом ниже в комнату для опознаний, я сказала лейтенанту, что мне нужно просмотреть записи допроса врачей, прежде чем я сама с ними побеседую.

— Чэпмен, слезай с телефона и принеси Купер свои бумажки.

Майк стоял у выделенного ему стола в дальнем углу комнаты. Он повесил трубку, схватил папку и вернулся в кабинет Петерсона в сопровождении хорошо одетого человека лет пятидесяти пяти.

— Мистер Дитрих, познакомьтесь с лейтенантом Петерсоном, моим шефом, и с Александрой Купер, она тоже вроде как мой шеф, — добавил Майк со смехом. — Она помощник окружного прокурора, работает с нами над этим делом. А это Уильям Дитрих, заведующий Медицинским центром Среднего Манхэттена.

— Очень приятно. Я бы хотел поблагодарить всех вас за огромную работу, что вы уже успели проделать, лейтенант. Все мы просто в шоке от смерти доктора Доген. Я... я подумал, не могли бы вы сказать мне что-нибудь определенное уже сейчас...

— Мы знаем, как чувствуют себя ваши люди, мистер Дитрих, — перебил его Петерсон. — Как только у нас появится информация для публики, вы будете первым, кто ее узнает.

Вкрадчивые манеры Дитриха подчеркивал искусственный загар и подкрашенные черные волосы. Он был важной шишкой в Медицинском центре и сейчас отчаянно пытался контролировать общественное мнение о больнице.

Лейтенант вернулся за свой стол и прикурил следующую сигарету, а Дитрих решил взяться за меня.

— Сегодня я навел о вас справки, Александра. Вы не возражаете, если я буду называть вас по имени?

— Не возражаю, мистер Дитрих.

— У вас прекрасная репутация, я хочу сказать, для этого дела.

У кого, интересно, ты наводил свои справки, подумалось мне. Дитрих решил перейти к прямому контакту и взял меня под локоть своими тонкими пальцами, чтобы аккуратно увести от кабинета Петерсона для небольшого приватного разговора.

— Я поклонник вашего отца, мисс Купер. Он живая легенда среди людей нашей профессии. Я так понимаю, сейчас он наслаждается заслуженным отдыхом?

— О да, мистер Дитрих, вы верно подметили, — ответила я, добавив про себя: «Даже не надейся, что тебе удастся использовать мою семью, чтобы подкатить ко мне, слизняк».

— Передавайте ему от меня самые наилучшие пожелания. Как бы мне хотелось, чтобы он вернулся в Нью-Йорк, прочитал несколько лекций нашим студентам и выступил консультантом в кардиологическом центре.

— Что ж, — я сжала папку, — когда у вас будет интересный случай аортального заброса, я куплю ему билет на первый же рейс. А теперь, мистер Дитрих, извините меня...

— Билл, Александра. Зовите меня Билл.

— Я хочу попросить вас подождать в стороне, пока мы с детективом Чэпменом будем заниматься делом.

— Я рассчитываю, что вы будете держать меня в курсе дела, Александра. Думаю, вы, как никто, понимаете, что такое крупный медицинский центр, подобный нашему. Я отвечаю за жизни многих людей, поэтому мне не хотелось бы, как простому обывателю, узнать новости по телевидению.

— Мы сделаем все возможное, мистер Дитрих, — сказала я и, оставив его, вернулась в офис Петерсона.

* * *

Майк закрыл дверь, и я села за стол, чтобы просмотреть его записи.

— Дитрих пришел сюда со своими врачами, этими двумя свидетелями. Хотел вызвать адвоката, но юрист Медицинского центра уже успел пропустить три аперитива перед ужином. Он велел Дитриху прийти сюда и оказывать содействие полиции. Те двое, с которыми ты жаждешь пообщаться, сидят вон там, через холл. Лосенти был не прав, когда решил допрашивать их одновременно. Теперь мы их разделили, поэтому можем побеседовать с каждым в отдельности.

— Как их зовут?

— Джон Дюпре. Чернокожий мужчина, сорок два года. Женат, двое детей. Он невролог. Университет Говарда, медицинский колледж в Тулейне, живет в южном районе. Два года назад открыл частную практику на Манхэттене и с тех пор работает по совместительству в Медицинском центре Среднего Манхэттена. Второй — Колман Харпер. Белый мужчина сорока четырех лет. Разведен, детей нет. Тоже невролог. Окончил медицинский колледж, сейчас учится в университете Вандербильта. Занимался частной практикой. Сейчас числится в центре в качестве стипендиата.

— Это как?

— Спроси у него. Я в таких вещах не разбираюсь. Он один из тех, кого Спектор — нейрохирург — вызвал с галереи, чтобы они помогли ему на операции, на которую не пришла Доген. И пациент чувствует себя отлично.

— С кого ты хочешь начать?

— Сейчас приведу Дюпре.

Скоро Чэпмен вернулся в сопровождении доктора Джона Дюпре. Я встала, чтобы поздороваться, и, пожимая протянутую им руку, успела окинуть его взглядом. Он был на восемь лет старше меня и на несколько дюймов выше, короткая стрижка, усы, очки в тонкой оправе, прекрасно сложен. Одет в спортивную куртку и синие брюки, лицо серьезное, как у всех честных людей, когда они оказываются втянуты в расследование убийства и впервые дают показания в полиции.

— Я знаю, что для вас это был долгий день, доктор Дюпре. Мы с детективом Чэпменом хотим попросить вас повторить свой рассказ, если вы не против.

— Если это поможет следствию, то я не возражаю. Похоже, у меня и выбора-то особо нет. Итак, я приехал в медицинский колледж в середине дня. Мой частный кабинет, где я принимаю большинство пациентов, расположен на Централ-парк-вест. В «Минуит» я отправился потому, что мне нужно было в тамошнюю библиотеку. Это на шестом этаже, где, ну... где офис Джеммы Доген. Был. Во второй половине дня в библиотеке всегда много народу, так было и на этот раз. Я обсудил с несколькими коллегами случай, над которым работает доктор Спектор.

— Боб Спектор? Нейрохирург, которому доктор Доген должна была ассистировать тем утром, когда ее убили?

— Да, именно. Спектор проводит серьезное исследование по болезни Хантингтона. Вы знаете, что это такое?

Дюпре склонил голову набок и посмотрел на нас, он говорил с едва уловимым южным акцентом.

— Я только знаю, что это наследственная болезнь, которая не поддается лечению.

— Правильно, мисс Купер. Это расстройство центральной нервной системы, оно характеризуется прогрессирующим разрушением интеллекта и непроизвольными моторными движениями. Спектор очень давно занимается этой болезнью, и... он тут важная шишка, так что...

— Но доктор Доген все равно была начальником, да? — подсказал Чэпмен.

— Да, но ходили слухи, что она собирается вернуться в Англию в конце семестра. Поэтому, честно говоря, — продолжил Дюпре, едва заметно улыбнувшись, — многие из нас считали, что теперь пора начинать лизать задницу доктору Спектору. Извините за прямоту, мисс Купер. Многие врачи пытались подружиться с Бобом Спектором. Думаю, он станет нашим новым начальником.

— А какие отношения были у вас с Джеммой Доген?

— Со Снежной Королевой? Очень поверхностные. Но заметьте, если нам приходилось общаться, то мы прекрасно ладили друг с другом. Но я плохо знал ее, и — наверняка вам скажут это многие — она, похоже, не очень-то меня жаловала.

— Почему?

— Понятия не имею. Абсолютно никакого понятия. Я не хочу рассказывать вам о дискриминации на расовой почве, как вы могли бы подумать. С таким же успехом она могла быть обычным снобом, не хотела тратить на меня время, потому что я не хирург. Она была сама по себе. Иногда я встречал ее по утрам — я тоже бегаю вдоль реки, — но, думаю, она была счастлива в своем одиночестве.

— Это вы ассистировали Спектору вместо Джеммы Доген в то утро, когда она была убита?

— Нет, что вы! Я ничего об этом не знаю, детектив. Меня даже не было в госпитале в среду утром. Я же невролог, я не имею права делать операции, понимаете. Я могу лечить пациентов с заболеваниями мозга, но только не путем операционного вмешательства.

— А почему вы пошли в отделение рентгенологии, доктор?

— Это была не моя идея. Это все доктор Харпер, Колман Харпер. Спектор сделал несколько снимков пациента с болезнью Хантингтона, которого лечит уже несколько лет. Мы разговаривали об этом его проекте, и Колман предложил сходить посмотреть снимки, чтобы сравнить с теми, которые сделали в прошлом году. Мы спустились на второй этаж. И удивились, увидев открытую дверь. Но вы же знаете, какие у нас проблемы с безопасностью. Но это не только у нас, поверьте. Так обстоят дела во всех крупных больницах. Я даже, помнится, слышал про убийство в Беллвью, подобное этому, это было еще до того, как я приехал в Нью-Йорк.

— Что же случилось? Прошу, расскажите точно, что случилось, когда вы вошли в комнату.

— Мужчина, которого вы арестовали, спал, свернувшись на полу. Колман включил свет, и мы увидели его. Не заметить пятна на его штанах было невозможно. Я понял, что это кровь. И велел Колману пойти и немедленно позвонить кому-нибудь, сказал, что останусь, прослежу, чтобы этот парень никуда не делся.

— Вы его разбудили?

— Нет, только когда вернулся Колман. Я хочу сказать, что не заметил у него оружия, но не был уверен, что он не спрятал его под собой. Мы вроде как легонько потолкали его ногами. Он открыл глаза и стал бормотать. Все время повторял: «Извините, простите». Я понятия не имею, за что он извинялся, за то, что был там, где ему быть не положено, или за то, что убил доктора Доген.

— А потом?

— Минут через десять появился детектив, которому мы сбросили сообщение на пейджер. И забрал этого джентльмена с собой.

Чэпмен задал Дюпре еще несколько вопросов, а я пока записала некоторые детали разговора в блокнот. Мы поблагодарили доктора Дюпре и попросили задержаться у нас еще на некоторое время, пока мы поговорим с остальными свидетелями. И, естественно, велели не обсуждать ни с кем нашу беседу.

Петерсон вывел его из комнаты, а Чэпмен пошел за Колманом Харпером.

Доктор Харпер все еще был в медицинском халате, и это через три часа после того, как его доставили в участок для повторного рассказа, как они с Дюпре обнаружили в больнице бродягу. Он был немного ниже Дюпре — примерно моего роста, — коренастый и крепкий, а в каштановых волосах уже наметилась проседь. И не мог унять нервную дрожь в левой ноге — я заметила это, когда он садился на стул напротив.

Мы пожали друг другу руки, я объяснила, почему нам снова необходимо поговорить с ним, и посоветовала ему успокоиться.

— Все это так странно, мисс Купер. Я никогда еще не был замешан ни в чем подобном. Даже не знаю, с чего начать.

— Не волнуйтесь. Большинство свидетелей, которые к нам приходят, раньше не сталкивались с преступлениями и полицией. Мы с детективом Чэпменом просто зададим вам несколько вопросов.

Сначала Чэпмен, как обычно, спросил свидетеля о нем самом. Харпер рассказал о себе и своем образовании.

— Меня приняли в Медицинский центр Среднего Манхэттена примерно десять лет назад. Но где-то через год после прихода туда доктора Доген я ушел, так что большую часть времени, которое она проработала в центре, меня там не было. Я уехал обратно в Нэшвилл, где живет семья моей жены, и там практиковал как невролог. Затем, после развода, я подумал, что можно попытаться вернуться в большой медицинский центр и заняться тем, чем всегда мечтал. Вернулся я в прошлом сентябре.

— И вы здесь стипендиат? — уточнила я, просматривая записи Майка.

— Собственно говоря, да. Это, конечно, некий компромисс, но, когда жена бросила меня, я решил попытаться и заняться вещами, которые мне действительно нравятся. Меня всегда интересовала нейрохирургия. Поэтому я пошел на небольшое понижение зарплаты и согласился на эту должность — я немного старше других участников этой программы, — но зато получил право ассистировать на операциях. Возможно, я пойду дальше и запишусь на программу подготовки нейрохирургов здесь же, в центре. Я давно должен был это сделать.

Мы с Чэпменом переглянулись, и я перевела взгляд на дрожащую ногу Харпера. Полагаю, мы с Майком подумали об одном и том же, и я была ему благодарна, что он не отпустил шуточку по поводу того, как будут дрожать руки доктора во время операции на мозге. Простая беседа с полицейскими — и врач трясется как осиновый лист. Я замечала, что мы с Майком часто производим на людей такое впечатление.

— Значит, вы были в операционной тем утром, когда доктор Доген не появилась?

— Да, да, я был. Доктор Спектор оперировал пациента с нарушением кровообращения правой доли мозга. Я всегда стараюсь присутствовать на операциях доктора Спектора, когда это возможно. Он настоящий гений.

— И он вызвал вас из толпы в качестве ассистента?

— Да, получается, что так. Нас было человек двенадцать или около того, и только двое когда-либо работали с ним на подобных процедурах. Это большая честь.

— Кажется, пациент чувствует себя хорошо?

— Ну, опасность еще сохраняется, но, похоже, дело идет на поправку.

— Вы также участвуете в программе исследования болезни Хантингтона вместе с доктором Спектором?

— Только неофициально. Но я, разумеется, рассчитываю на его поддержку в том, что касается моего участия в программе подготовки нейрохирургов. И, конечно, работая неврологом, я сталкивался с этим заболеванием. Так что правильнее будет сказать, что я пристально слежу за его работой.

— А как получилось, что вы встретились с доктором Дюпре этим вечером?

— Я зашел в библиотеку, чтобы взять нужную книгу. А там несколько коллег разговаривали о новых рентгеновских снимках пациента доктора Спектора, и Дюпре предложил сходить посмотреть. Эти снимки висели внизу, в рентгенологии. Я хотел остаться и найти то, что искал, но...

— Извините, что перебиваю, — произнесла я, — но кто все-таки предложил посмотреть снимки?

— Доктор Дюпре. Он сказал, что не может меня ждать, потому что хочет успеть домой на ужин, и попросил меня пойти с ним, не задерживаясь.

Отлично. Полчаса допроса, и у нас уже противоречивые показания по какой-то несущественной ерунде. Дюпре сказал, что пойти в рентгенологию предложил Харпер, а Харпер утверждает, что его уговорил Дюпре.

Противоречия, часто наставлял меня Род Сквайерс, показывают, где скрыта правда. А по-моему, так это заноза в заднице. Естественно, что разные люди видят одни и те же события по-разному — этому нас тоже учили, — но такие вот мелочи могут развалить хорошее дело.

— Хорошо, значит, вы с доктором Дюпре спустились на второй этаж, и что случилось потом?

С этого момента версия Харпера не отличалась от рассказа Дюпре.

— Я хочу сказать, что как только увидел кровь, то сразу подумал о Джемме. Он уже сознался?

— Позвольте задать вопрос вам, доктор Харпер. Вы слышали, как бродяга говорил что-либо о докторе До-ген или нападении?

— Нет, он почти не говорил при мне. Но я бегал в холл, к телефону. А в промежутке между моим возвращением и появлением вашего детектива он нес какую-то чушь. По-моему, он не совсем нормален.

— Вы хорошо знали доктора Доген?

— Зависит от того, какой смысл вы вкладываете в этот вопрос. С ней было нелегко...

В дверь заглянул лейтенант Петерсон:

— Извини, Алекс. Приехала Сара, и, думаю, мы почти готовы провести опознание. И не подходите к окнам убойного отдела. Кто-то разболтал прессе. Перед зданием несколько камер, и если папарацци заснимут тебя здесь, Алекс, то будут очень довольны собой.

— Спасибо, доктор Харпер. Извините, что нас прервали. Не будете ли вы столь любезны подождать? Мы продолжим разговор, как только разберемся с предстоящей процедурой.

— Угощайтесь пиццей, док, — посоветовал Чэпмен, вставая и хлопая доктора Харпера по спине. — У нас тут несколько бездомных смотрят баскетбол, им не помешает врачебный осмотр. Возможно, вы с доктором Дюпре окажетесь им полезны.

Примечания:

^{[15] - Бед-Стай, или Бедфорд-Стайвесант, — афроамериканский микрорайон в Бруклине.}

Пишите proza_06@mail.ru

Автор рассылки Ольга