Сегодня я предлагаю Вам
прочитать детектив "Ничего хорошего"
Линды Фэйрстайн
Известный нейрохирург Джемма
Доген найдена убитой в своем кабинете в
Медицинском центре. Полиция предполагает,
что нападение было совершено с целью
изнасилования, и к делу подключается отдел
расследования сексуальных преступлений. Но
детективы Александра Купер, Майк Чэпмен и
Мерсер Уоллес даже не предполагали, что
скрывается за внешне респектабельными
стенами больниц...
Ничего хорошего
Посвящается Элис Этуэлл Фэйрстайн, лучшей
2
Когда я припарковалась перед больницей,
еще не было семи утра.
— Извините, мэм, но здесь стоянка
запрещена.
Полицейский жестом велел мне отъехать от
тротуара. Я опустила стекло своего
новенького «гранд-чероки», чтобы объяснить
цель визита и сэкономить десять минут, не
поехав на многоуровневую парковку в двух
кварталах на юг отсюда.
Но не успела я и слова сказать, как кто-то
грубым голосом пролаял молодому
полицейскому:
— Пусть паркуется, офицер. Если,
конечно, вы не хотите, чтобы вас перевели в
пеший патруль на Стейтен-Айленд.
Я повернула голову и увидела шефа Макгро,
который захлопывал дверцу своей
неприметной машины.
— Вставай за моим водителем, Алекс. И
прикрепи к лобовому стеклу карточку. Думаю,
ты здесь по тому же поводу, что и я.
Черт! Дэнни Макгро был не рад меня видеть,
как и я его. Едва на место преступления
пребывала тяжелая кавалерия от полиции, они
тут же стремились взять все под контроль, а
не получать указания от прокурора. Он,
наверное, устроит нагоняй Чэпмену за то, что
тот позвал меня так рано. Макгро
предпочитал, чтобы в прокуратуре о подобных
случаях узнавали после того, как он доложит
все шефу полиции. Я выудила из сумки
заламинированную карточку сотрудника
полиции Нью-Йорка, которую мне выдали для
машины, и прикрепила ее над рулем, чтобы все
видели, что я тут по официальному
полицейскому делу. Эти номерные карточки
получить было труднее, чем выиграть в
лотерею, и большинство моих коллег считали,
что это лучшая привилегия, которую они
получают за работу.
Я вышла из джипа, наступила в грязную жижу
и поспешила за Макгро — хотела вместе с ним
пройти кордоны до того места, где меня ждали
детективы. «Голыши» — так в полиции
называют невооруженных охранников,
следящих за порядком в больницах, магазинах,
кинотеатрах и на стадионах, — выглядели
этим утром бдительнее, чем обычно; и у
каждой информационной стойки и у лифтов
вместе с ними дежурили полицейские. Все,
мимо кого мы проходили, узнавали шефа
детективов и официально его приветствовали.
Мы быстро прошли по длинному центральному
коридору Медицинского центра, преодолев
восемь двойных вращающихся дверей, а потом
незнакомый детектив провел нас по проходу,
мимо таблички "Медицинский колледж «Минуит».
Макгро шел гораздо быстрее обычного, и по
взглядам, которые он украдкой бросал на мои
двухдюймовые каблуки, я поняла, что он
пытается от меня оторваться, выиграть
несколько минут и поговорить со своими
детективами наедине, до того как я суну свой
нос в это дело. Но привычка выкуривать в
день по три пачки сигарет проигрывала на
фоне моих регулярных занятий балетом, и,
когда мы подошли к лифтам медицинского
колледжа, Макгро уже выдохся. Я даже хотела
посоветовать ему зайти к кардиологу по пути
в отделение нейрохирургии. Как и
большинство его коллег, он не помнил, что
Джинджер Роджерс делала то же самое, что и
Фред Астер во всех этих красивых старых
фильмах, — только она делала все это в
обратном порядке и на таких же каблуках,
как у меня.
Когда двери лифта открылись и мы втроем
вошли внутрь, я нажала шестой этаж. Я
попыталась разговорить молодого детектива
и дать его начальнику время прийти в себя,
но он стоял с каменным лицом, твердо решив
не сообщать мне ничего, пока Макгро рядом.
Когда мы приехали, я вздохнула с
облегчением — на этаже меня ждали знакомые
копы из подразделения "Б", одного из
четырех, на которые поделили убойный отдел.
Все они собрались в холле. Рукава рубашек
закатаны, в блокнотах свежие заметки,
написанные всеми по очереди, на столах горы
стаканчиков с кофе. Люди словно копили
адреналин, который поможет им пережить
предстоящие дни и ночи — если только это
дело каким-нибудь чудом не раскроют быстро.
На мое прибытие все отреагировали по-разному.
Некоторые дружески поздоровались, назвав
меня по имени, — это были мои приятели
или те, с кем мне доводилось работать раньше.
Двое что-то едва слышно пробормотали, вслух
сказав: «Добрый день, советник», — этим
не было особого дела до моего появления. И
еще двое вообще промолчали.
Робот, который привел нас, прошептал что-то
Макгро на ухо, и они направились дальше по
коридору, при этом шеф жестом велел мне
подождать его. Джордж Зотос, детектив,
работой которого я восхищалась многие годы,
прищелкнул языком и подошел ко мне.
— Чэпмен с трудом сможет сидеть после
той порки, что устроит ему Макгро. Шефу
меньше всего хочется видеть здесь
окружного прокурора — да еще и в юбке — в
такой час. Начальник полиции на конференции
в Пуэрто-Рико, и его вызвали обратно из-за
этого дела. Макгро должен встретить его в
аэропорту Кеннеди в полдень и во всех
подробностях доложить о расследовании, а
еще лучше — назвать имя убийцы. Ты садись,
выпей кофе, а я найду тебе Майка. Он введет
тебя в курс дела.
И он подсунул мне бурду с тремя кусками
сахара, разбавленную молоком. Я поморщилась
от сладкого запаха и спросила, нельзя ли тут
достать черный кофе. Джордж указал на
картонную коробку с шестью закрытыми
пластиковыми стаканчиками, я нашла один, на
котором было нацарапано "Ч", и открыла.
Кофе оказался чуть теплым, но достаточно
крепким, чтобы взбодрить меня.
К тому моменту, когда Макгро отпустил
Чэпмена, я уже выпила два стаканчика кофе,
просмотрела утреннюю бульварную прессу и
обсудила со знакомыми детективами
вчерашний баскетбольный матч. Мне сказали,
что комната, куда ушел шеф, была кабинетом
жертвы, где ей нанесли ножевые ранения и
бросили, сочтя мертвой. Обнаружили ее лишь
несколько часов спустя. Явных
подозреваемых нет, простых версий тоже,
никаких кровавых следов, ведущих в
лабораторию сумасшедшего ученого,
одержимого манией убийства. Полицейские
готовились к кропотливой и нудной, но
любимой работе и ждали отчетов
медэкспертов и криминалистов, которые
исследуют все ткани и вещества, попавшие в
их профессиональные руки.
— Уф, блондиночка, — воскликнул
Чэпмен, выходя в коридор и направляясь к
холлу, — одного твоего появления здесь
хватило, чтобы шеф превратился в чудовище.
Вот уж точно — о вкусах не поспоришь!
Чэпмен был в своем репертуаре. Пока я дни
напролет буду страдать, прокручивая в
голове моральные аспекты гибели этой
женщины, и думать о том, какая это утрата для
ее близких, Майк будет просто вести охоту.
Он любит расследовать убийства, потому что
о трупе не надо заботиться, а я, наоборот,
ценю именно процесс реабилитации жертвы
сексуального нападения. Это приносит
больше удовлетворения, чем дела об
убийствах, в которых нам остается только
отомстить за смерть человека, посадив за
решетку преступника, который будет
проводить свое свободное время, проверяя на
слабость нашу юридическую систему. Раз нет
возможности вернуть человеческую жизнь, то
о какой справедливости может идти речь!
Я смотрела, как Майк идет к нам, и
радовалась — что бы Макгро ни наговорил ему,
на лице у него все равно сияла фирменная
улыбка. Его густые черные волосы были — что
для него нетипично — слишком растрепаны, а
значит, события предыдущей ночи сильно его
затронули. Когда Майк был чем-то сильно
расстроен, он гораздо чаще проводил рукой
по волосам, сам не замечая этого. Синий
свитер и джинсы — так он начал одеваться
еще пятнадцать лет назад в Фордхэме —
выделяли его из толпы детективов убойного
отдела, предпочитающих серые и коричневые
костюмы.
— Давай сядем в уголке, и я расскажу
тебе, что у нас есть. — Майк поманил меня
рукой, надеясь найти укромный уголок в
огромном холле. — Слушала утренние
новости? Об этом деле уже сообщали?
— Я слушала радио по дороге сюда, об
убийстве не было ни слова. Сообщают о
забастовке мусорщиков и переговорах с
профсоюзами, а также обсуждают стоимость
безделушки, которую саудовский принц
подарил принцессе Диане.
— Значит, у нас в запасе несколько
часов. Ты договорилась с фотографами?
— Естественно. Баннион приедет сюда
собственной персоной. — Я позвонила
главе технического отдела, чтобы убедиться,
что все будет сделано как надо. — Он
обещал быть к восьми.
— Значит, так. Джемма Доген — пол
женский, европеоид. — Майк открыл
блокнот на первой странице, но ему не
требовалось туда заглядывать, чтобы
изложить мне суть дела. — Пятьдесят
восемь лет, но должен тебе сказать, что это
была весьма симпатичная старушка...
— Пятьдесят восемь — это не совсем
старушка, Майк.
— Ну, персиком ее тоже не назовешь,
детка. Когда речь идет об изнасиловании,
сразу представляешь себе молодую красотку,
которая...
— В этом твоя проблема: иногда ты
думаешь не тем местом, которым следует. А
оно, возможно, не намного больше твоего
мозга.
Изнасилование, особенно когда преступник
не знаком с жертвой, не имеет ничего общего
с сексом, как мы его понимаем. Это
отвратительное жестокое преступление, в
котором преступник использует секс как
средство подчинения, унижения и
оскорбления жертвы. И Майку известно это не
хуже, чем мне.
— В любом случае она была подтянутой и
сильной пятидесятивосьмилетней женщиной,
которая оказала сопротивление. Доктор
медицины. Разведена, детей нет.
— А кто ее бывший муж и где он сейчас?
— Как только мне это сообщат, я тут же
скажу тебе. Я работаю над этим делом всего
на несколько часов дольше тебя, и надо
заметить, люди не очень-то рвались нам
помочь посреди ночи. Большинство ее коллег
и сотрудники центра стали приходить на
работу только час назад, так что, думаю,
ответ мы получим скоро. — Я кивнула, и
Майк продолжил: — Судя по обстановке в ее
кабинете, с личной жизнью у нее было негусто.
Никаких семейных фотографий, ни снимков
собаки или кошки, ни вышитой подушечки с
умным изречением или инициалами. Просто
ряды справочников, несколько дюжин
картотечных ящиков с рентгеновскими
снимками и медицинскими записями, около
тридцати пластиковых моделей мозга — и то,
что раньше было симпатичным восточным
ковром, а теперь непоправимо испачкано
кровью.
— Кто ее обнаружил?
— Ночной сторож делал обход незадолго
до полуночи, он последним был в этом
коридоре. Тем вечером, раньше, он проходил
по этажу еще два раза и ничего не слышал. А в
третий раз, сказал он, были стоны. Он достал
универсальный ключ, открыл дверь в кабинет
доктора Доген и позвонил в службу спасения,
а потом его вырвало — к счастью для парней
из лаборатории, в коридоре.
— Она была еще жива?
— Грубо говоря, да. Ее тело было похоже
на швейцарский сыр — она потеряла почти всю
кровь. Думаю, она была без сознания, когда
преступник ее бросил. Могла пролежать так
несколько часов, а потом вдохнула последнюю
порцию кислорода, что и услышал охранник.
Конечно, прибежали врачи из «Скорой»,
попытались подключить ее к аппарату
искусственного дыхания и отвезти в
операционную, чтобы продуть легкое и
оценить внутренние повреждения, но ее уже
было не спасти. «Ничего хорошего» — это еще
мягко сказано о состоянии доктора Доген.
— Эксперты уже определили время, когда
ее ранили?
— Это тебе что, кино? Пока они сделают
вскрытие, я поговорю с ее коллегами,
друзьями и соседями, которые расскажут мне,
когда они видели Джемму в последний раз или
разговаривали с ней. Потом я скажу
патологоанатому, что в тот день, когда была
убита доктор Доген, у преступника на все про
все было не больше пятнадцати минут, а он
посмотрит на меня чистыми честными глазами
и назовет мне то самое время, которое я
преподнес ему на блюдечке.
Одинокая преуспевающая женщина, без детей,
без домашних животных, от нее никто не
зависел. Я попыталась подавить жалость и
сосредоточиться на фактах, которые сообщал
Майк. Но воображение рисовало мой
собственный труп, распростертый за
закрытой дверью на восьмом этаже
прокуратуры: люди проходят мимо, не
удосуживаясь проверить, есть ли кто внутри.
Ничего себе картинка...
— Думаешь, она пролежала в этой комнате
весь день и никто не знал об этом и не искал
ее? Это ужасно.
— Алекс, она жила по расписанию почти
такому же, как у тебя. Хорошо еще, если ее
левая и правая руки успевали в операционную
одновременно. Она преподавала в
медицинском колледже, оперировала в
больнице, читала лекции по всему миру,
давала консультации в сложных случаях, а в
свободное время добивалась, чтобы
правительство отправляло ее в горячие
точки вроде Боснии или Руанды, где она
проводила благотворительные операции. И
все это — согласно записной книжке на ее
столе — только за март месяц.
— А что у нее было запланировано на
вчера?
— Я разбудил посреди ночи декана
медицинского колледжа и заставил его
выяснить это для нас. На выходные Доген
уезжала из города, ее ждали обратно в
понедельник. Но в больнице она должна была
появиться только в восемь утра во вторник —
то есть вчера, — ей предстояло
участвовать в операции, которую проводил ее
коллега. Врачи ждали в операционной,
пациенту уже ввели наркоз и побрили голову
— это происходило в той комнате-театре, где
студенты могут наблюдать происходящее...
— Я знаю, что это очень престижное
медицинское учреждение, где теория не
расходится с практикой.
— В общем, она не пришла. Хирург, Боб
Спектор, послал медсестру выяснить, в чем
дело. Она позвонила Джемме и нарвалась на
автоответчик, который сообщил, что доктор
Доген еще не вернулась в город. Тогда
Спектор просто позвал двоих студентов, что
торчали на стеклянной галерее театра,
обругал Джемму и ее плотный график и
принялся сверлить дыру в мозжечке пациента.
— Пожалуй, стоит почаще звонить Лоре и
сообщать ей, где я нахожусь, —
пробормотала я. Слишком часто мне
приходится жить «в походных условиях»:
бегать из полицейской академии в участок,
оттуда в больницу к очередной жертве
насилия, а обедала я где-нибудь по пути с
подругой. Иногда моя секретарша. Лора не
могла меня найти и просто не знала, где я.
— О чем задумалась, блондиночка? Если
тебя долго не будет, судья, чего доброго,
велит кому-нибудь проверить отдел нижнего
белья в «Саксе» — не валяется ли там твое
бездыханное тело, затоптанное злыми
покупательницами, которые не смогли тебя
опередить на распродаже. О, смотри, кто нас
покидает! Обернись и попрощайся с шефом
Макгро.
Макгро направлялся к лифтам, но по дороге
помедлил и велел Чэпмену:
— Покажи тут все мисс Купер, Майк, а
затем отпусти ее, чтобы она могла начать
работать. Уверен, сегодня у нее будет чем
заняться.
— Пошли. Кстати, ты угадала вчерашний
вопрос?
Майк имел в виду финальный вопрос
телеигры «Последний раунд», которую мы с
ним любили.
— Нет, я как раз ехала в «Гарден» на
игру.
— Тогда давай проверим тебя. Категория
была «транспорт». Сколько бы ты поставила?
— Двадцать баксов. — Мы обычно
проигрывали друг другу десятку-две каждые
несколько дней, поскольку были знатоками в
разных областях. Но эта тема не казалась мне
ни эзотерической, ни религиозной.
— Ладно. Ответ: это аэропорт США, через
который каждый день проходит больше грузов,
чем в остальных аэропортах страны.
Вот уж повезло, вопрос с подвохом. Это явно
не аэропорт О'Хэйр, и в ответе
подчеркивается, что речь о грузах, а не о
пассажирах. Пока мы шли к офису доктора
Доген, я перебирала в уме все крупные города.
— Время вышло. Есть варианты?
— Майами? — спросила я с надеждой,
думая о килограммах наркотиков, которые
провозят через него каждый день, и отдавая
себе отчет, что редакторы игры вряд ли
учитывали эту контрабанду при составлении
вопросов.
— Нет, мисс Купер. Это Мемфис, можешь
себе представить? Именно там все самолеты «Федерал
Экспресс» садятся, прежде чем отправиться
по заданному курсу. Забавно, да?
Раскошеливайся, детка.
— С чего вдруг? Разве ты знал ответ?
— Нет. Но в нашей с тобой игре это не
важно.
Майк постучал в тяжелую деревянную дверь,
на которой изящными буквами было написано
полное имя доктора Доген и ее регалии. Нам
открыл Мерсер Уоллес, и я пошатнулась,
увидев бледно-голубой ковер, пропитанный
человеческой кровью. Наверное, в теле
доктора не осталось ни капли. Невероятно,
что у нее хватило сил позвать на помощь.
Прошло несколько секунд, прежде чем я
смогла заставить себя поднять глаза, а вид
этого багрового ковра преследовал меня не
один день.
