Звонко шлёпая босыми ногами по утоптанной тропинке,
Крыська бежала к реке. Вечер заканчивался, на небе появились первые звёзды и
бежать по прохладной, слегка влажной земле было просто здорово. Утренний дождь
принёс свежесть, и земля не успела высохнуть и затвердеть до крепкой панцирной
корки, несмотря на жаркое дневное солнце. Летя во весь опор, Крыська иногда на
бегу закрывала глаза. Ей нравилось возникающее при этом чувство свободы и
странной собственной неуязвимости. Она могла долго бежать так, вслепую, при этом
прекрасно ориентируясь и вписываясь в повороты, согласуясь со своим внутренним
видением.[f1]
Иногда ноги скользили по сырым участкам тропинки, но от этого бежать было только
веселее. Разве могла она, сжатая как пружина и собранная как кошка перед
прыжком, банально поскользнуться и шлёпнуться в грязь? Конечно же, нет! Вскоре
тропинка закончилась и Крыська выбежала на каменистую россыпь. Пробежав пару
метров по холодным камням, девочка повернула влево и в мгновение ока домчалась
до камышового полуострова, выступающего широким мыском в тихую водную гладь
реки.
Пробежав мимо камышовых зарослей, Крыська сбавила скорость и перешла
на шаг. Продравшись сквозь заросли высокой травы пополам с нежной молодой
осокой, она вышла на твёрдый речной берег. Сняв короткое холщовое платьице, она
вошла в воду и вскоре оседлала огромную, отполированную временем корягу,
служившую ей своеобразным мостком. Перебравшись к самому дальнему от берега
концу коряги, девочка крепко охватила его ногами и похлопала ладошкой по воде.
«Шлёп – шлёп - шлёп», - ладошка ритмично опустилась на водную гладь. Пауза. И
опять, в ночной тишине: «шлёп – шлёп - шлёп». Через пару минут таких действий,
рядом с корягой из воды показалась аккуратная женская головка.
-Лиска! Сколько тебя можно ждать?! – набросилась на подругу бегунья,
поворачиваясь к ней и усаживаясь поудобнее.
-Ничего ты не ждала! Как только тебя услышала – сразу поплыла, на это ведь
время нужно.
-Могла бы первой приплыть и меня подождать. Думаешь, мне легко было из
дома улизнуть? Только из избы выбралась, чуть на Инсара не натолкнулась. Хорошо
хоть вовремя увидела и притаилась за крыльцом. А то он разбухтелся бы на весь
двор и тётку Епистиму на ноги поднял. А уж она меня ни за что сегодня не
отпустила бы.
-Это почему? Что с тобой сделается-то?
-Да ну её! Попробуй, разберись, что у неё в голове! То говорит, что мне
бояться здесь нечего и некого, то говорит рано ещё, ты ещё сама себя не знаешь.
И никто тебя не знает... Одни загадки какие-то!
Лиска закинула руки на корягу и подняв небольшой фонтанчик брызг, села рядом с
девочкой. Крыська с лёгкой завистью покосилась на сидящую теперь рядом с ней
подругу. Гладкая влажная кожа русалки матово блестела в свете полной луны,
бисеринки отдельных крупных капель иногда вспыхивали яркими живыми огоньками,
собирались в тончайшие ручейки и бесшумно падали обратно в речку. Короткие рыжие
волосы красиво окаймляли чуть полноватый овал её лица, а серебрившийся мощный
хвост, заменяющий ей ноги, смотрелся естественным продолжением тела и нисколько
не портил вид. И конечно грудь! Этому Крыська давно завидовала и даже втайне
комплексовала. Несмотря на то, что Лиска была гораздо моложе Крыськи, она
выглядела как вполне оформившаяся женщина. Её достаточно крупная упругая грудь,
коронованная крепкими тёмными сосочками, казалась Крыське чем-то недостижимо
прекрасным. А вот её собственные, только наметившиеся бугорки…
-Ну, чего расселась? – нарочито грубо спросила Крыська. – Поплывём сегодня
или нет?
-Ой, Крыська! Нагорит мне от Епистимы, нутром чую! Может, всё-таки,
пойдёшь домой, а?
-Нет, уж! Дудки! Ты меня в прошлом году отговорила, а в этот раз нет. И
не проси. Да и не съест тебя тётка Епистима! Чего ты боишься?
-Ага! Это она тебе тётка.
-Да никто ничего не узнает! Я всё продумала.
-Ой, смотри!
-Фу ты! Прямо тайны сплошные! Ну, поплыли?
-Да рано ещё! Нам до моста плыть-то всего ничего. А приплывёшь рано –
придётся ждать, а там, сама знаешь, Верка-утопленница. Ну, её! Как прицепится,
как начнёт беседами донимать… Нудная она!
-Ладно. Давай здесь посидим, пока луна полностью из-за большой ивы не
выйдет. Идёт?
-Идёт.
…Медленно, но неумолимо луна выплывала из-за скрывающей её
огромной раскидистой ивы, росшей на противоположном берегу. Подруги, за
оживлённой беседой не заметили, как пролетело время.
- Ну что, поплыли? – спросила Крыська свою подругу. Та
ничего не ответила, только сладко потянулась, и молча соскользнула с коряги,
уйдя с головой под воду. Впрочем, вскоре бесшумно вынырнула, за спиной, у ещё
сидящей Крыськи, и ткнула её в бок.
-Ты чего? Давай уже! Ныряй!
-А вода тёплая?
-Ха! Ты спросила! А я откуда знаю?
-Ну да, - Крыська совсем забыла, что русалка не ощущает ни тепла, ни
холода, что у неё совсем иные чувства, чем у человека.
-Давай, иди в воду!
Крыська
слегка поёжилась и по примеру подруги тихо соскользнула с коряги в воду.
Вода была не
просто тёплой, а именно такой, какой хотелось сейчас Крыське. Она вообще любила
плавать и могла целыми днями не вылезать из реки, проникая во все потаённые
уголки глубоководной Лещихи вместе с Лиской. А сейчас она просто растворилась в
ночной воде. Тёмная вода, тёмное небо, звезды вверху, звёзды отражённые в реке….
Всё смешалось, где верх, где низ неизвестно, только мягкие нежные объятия воды,
поддерживающие тебя там, в невесомости, где-то между небом и землёй.
Крыська
сделала несколько мощных гребков и догнала медленно плывущую вверх по течению
подругу. Подплыв, она привычно закинула руки на плечи Лиски, позволив ей себя
везти. Ударил мощный русалочий хвост, закрутив воду в тугие буруны, и подруги
заскользили по тёмной поверхности реки к старому деревенскому мосту.
Старый Мост был самым печально-известным местом в Лещихе.
Здесь деревенские жители и тонули спьяну, когда из города возвращались, и от
врагов своих избавлялись, и сами счёты с жизнью сводили. Громада моста,
светящаяся в ночи белым алебастром перил и призрачным мрамором полуразрушенных
ступеней, венчала Лещиху в самом глубоком месте. Деревья, которыми густо поросли
берега реки, возле Моста оставили большую поляну, словно боясь нарушить его
уединённое величие. И только густой кустарник, да дикий плющ медленно, год за
годом, забирали исполина в свои цепкие объятия. Раньше, в пяти минутах ходьбы от
Моста, была помещичья усадьба. Теперь же там не осталось ничего. Даже развалин.
Лес поглотил всё. Заплёл, раздавил, упрятал глубоко под корнями молодой
древесной поросли. А Мост остался. Как последний отголосок цивилизации.
Огонёк костра подруги увидели издалека. Около Моста, почти
у самой воды, было сложено большое костровище, рядом с которым, на прибитой
течением коряге, разместились несколько человек. Подплыв поближе, Крыська
увидела ещё одну группу, находящуюся по другую сторону огня. Они сидели на
мраморных плитах, укрепляющих речной берег. Девочка разжала руки, отпуская
Лискину шею, и поплыла к берегу. Сделав всего несколько энергичных гребков, она
почувствовала под ногами мягкое илистое дно, и потихоньку пошла вперёд. Бесшумно
пройдя вдоль беспокойной щетинки камышей, она притаилась у корней раскидистой
ивы, росшей на обрывистом песчаном берегу, почти у самой воды.
- Ты чего? –
спросила подплывшая к подруге Лиска.
- Тсс! Я
дальше не пойду, меня, ведь, никто не звал, а ты иди. Все, наверно, уже
собрались. А я тебя тут ждать буду.
Лиска
хмыкнула и растворилась в темноте, но вскоре показалась в свете костра, вынырнув
возле самых плит. Ловко подтянувшись, она выбралась из воды, оставив в Лещихе
только хвост, отряхнула мокрые рыжие волосы и приветственно помахала рукой
сородичам.
Крыська
внимательно приглядывалась к собравшимся. Рядом с русалкой сидела
Верка-утопленница. Она тут же обернулась к вновь прибывшей и начала что-то
рассказывать. Девочка представила Лискину кислую мину и усмехнулась. Веркино
занудство было ей хорошо знакомо. По другую сторону от Лиски сидели ещё четыре
русалки. Троих она знала, они жили в низовьях Лещихи, а вот четвёртую, видела
впервые. Возле самого костра, угрюмо помешивая уголья, сидел Инсар. Больше
никого из знакомых она не заметила.
Напротив
своей подруги, Крыська увидела странное существо. Сначала, она приняла его за
обычного мужика. Две руки, две ноги, голова, всё как обычно. Если бы не хвост.
Огромный, окладистый, с пушистой тёмно-зелёной шерстью, переливающейся в ярком
свете костра. Судя по тому, как бережно хозяин держал свой хвост на коленях, как
нежно его оглаживал и задумчиво вычёсывал от прилипших колючек череды, он был
ему дорог. Хвост отвечал ему взаимностью и иногда чуть помахивал самым кончиком.
«Как сытый
котяра!» - подумала девочка. И действительно, если приглядеться, то густые,
короткие волосы на голове, заострённые чуткие уши, расположенные выше, чем
обычно, и редкие, но длинные усы, делали существо похожим на огромного кота.
Одежды на нём не было никакой, кроме густой, в тон хвосту, шерсти.
Напротив
него, рядом с русалками, сидел низенький, но упитанный старичок, с седой бородой
до пояса. В светлой толстовке, на выпуск, в светлых же штанах, и босиком.
Старичок сидел молча, сплетя пальцы коротких рук между собой и задумчиво крутил
большими пальцами. Иногда он бросал косые взгляды на шушукающихся русалок и
что-то бормотал себе под нос.
По другую
сторону от него, на камне, сидела ветхая старушка, закутанная во множество юбок,
кофт и платков. На ногах у неё были огромные, явно не по размеру, мужские
ботинки, на толстой подошве. А рядом, прямо на песке, разместилось что-то
неопределённое. Существо непонятного цвета, формы и даже размера. Как ни
силилась Крыська разглядеть его повнимательнее, но так и не смогла. То ли из-за
недостатка освещения, то ли из-за расстояния, то ли по другой причине. Увидела
только, что у него было шесть перепончатых лап, большие рачьи клешни, и тельце,
как у водяной крысы. А мордочки вообще не было. Или в темноте, она сливалась с
телом.
От дальнейших
наблюдений её отвлёк человек-кот. Откашлявшись, он обвёл собравшихся
начальственным взором и сказал.
- Друзья!
Можно, даже, сказать, родственнички! Я думаю, больше ждать мы не будем, Хозяйка
– он вопросительно посмотрел на Инсара, но, не дождавшись ответа, продолжил, -
сегодня тоже задерживается, поэтому начнём. Сегодня, как всегда в этот день, раз
в год, мы с вами собрались возле Старого Моста. Чтобы посмотреть друг на друга,
пообщаться, так сказать, решить текущие проблемы.
- Пафнутич!
Кончай этот балаган, а? – прервал его старичок в толстовке. – Тоже мне,
председатель выискался!
Пафнутич
запнулся, сбившись с мысли, но взял себя в руки и продолжил.
- Ты, Вавила
Силыч, что-то против имеешь? – спросил он.
- А чего ты
тут раскомандовался? На каком основании? Кто тебя главным назначил? Епистима что
ли?
- Никто меня
не назначал! Просто я, на правах старшего, взял на себя смелость…
- О-й-о-й!
Какого старшего? У меня, вон, борода поболее будет, посолиднее. Не то, что твои
куцые усишки!
- А причём
тут борода? Кто тебе виноват, что ты моложе меня, а выглядишь в два раза старше?
- А вот этого
не надо! Не надо, говорю, этого! Нашёл чем хвастаться! Когда ты здесь появился,
в Лещихе почти триста дворов было! Было где разгуляться! А при мне, от неё
меньше четверти осталось! Где силёнок-то набраться? А? Не подскажешь?
- Да? А не…
- Ну хватит,
мальчики! – неожиданно красивым голосом сказала ветхая старушка. – Опять вы за
своё!
- Нет, Лукерья, ты
сама рассуди, должен же кто-то собрание начать, раз Хозяйки нет? Я, конечно, мог
эту почётную обязанность предоставить тебе, имеющей на это полное право как по
опыту, так и по во…
-
Стоп-стоп-стоп,- Лукерья погрозила Пафнутичу пальцем, – Дальше не надо, все и
так всё поняли. Ведь сколько лет уже собираемся, думала, вот, посидим
по-родственному, без помпы, по-домашнему. Расслабилась…. Так сразу возрастом
попрекать начали!
Продолжая
распекать человека-кота за его чёрствость, невнимательность и хамское отношение,
старушка начала очень быстро меняться, превращаясь на глазах изумлённой Крыськи
в очаровательную женщину с правильными чертами холёного лица, сочными губами и
белозубой, манящей улыбкой. Гибкое тело теперь прикрывала только тяжёлая волна
густых, тёмных волос, укрывших плечи женщины и стекающих в ложбинку между
холмами безукоризненной груди.
Старичок в
толстовке нервно крякнул.
- Ты,
Лукерья, меня убьёшь когда-нибудь. Предупреждать же надо! И к чему эти
театральные сцены? Мы и так знаем, что ты – женщина опять погрозила пальцем –
самая опытная из нас. Фух! Все мысли из головы вылетели!
- Ой! Чему
вылетать-то? У тебя одна мысль на уме! – вмешался Пафнутич.
- И что? Да,
мы почти все здесь инкубы-суккубы. Что с этого?
- Да то, мил
человек, что вести себя надо прилично!
- Что значит
прилично? А я значит, неприлично веду, да?
- Слышал
поговорку такую: «Вор у вора шапку украл?» Так это про тебя! Чего ты к своим
клинья-то подбиваешь? Ты хоть думай, что делаешь!
- Какие
клинья? Чего делаю? – неожиданно тонким голоском завопил старичок.
- Кто к моим
русалкам приставал, а? Кто их за мягкие места щипал и целоваться лез?
- Кто! Я?
- Нет, я! Или
не было такого? Лиска! Было такое?
Лиска, пряча
взор от глядевшего на неё в упор старичка, кивнула.
- Точно было?
– повторил свой вопрос Пафнутич.
Лиска кивнула
ещё раз.
- Ну? Ещё
потерпевшие нужны? Сейчас! Русана, Фаина!
- Ну,
Пафнутич, спасибо! Земной тебе поклон! – старичок в толстовке театрально
взмахнул рукой, собираясь отвесить поясной поклон, не вставая с удобной коряги.
– Опозорил мои седины перед девками! Век помнить буду, благодетеля.
Пафнутич
хотел, было возразить, но передумал. Старичок же продолжил свой монолог.
- Это же
надо! Заподозрить меня, чистейшей души человека, в такой гадости! Так извратить
мою отеческую заботу, моё… Эх! Зачем я здесь? В этой глуши. Среди этой серости.
Непонятый, незаслуженно униженный, оклеветанный. Зачем я здесь, когда есть
город, с его миллионами жителей, с его яркими огнями и соблазнами, с его
энергетикой и дикой магией! Уеду! Брошу всё, что здесь меня держит и уеду,
прочь, прочь…
- Сядь! -
бывшая старушка сказала это тихо и спокойно, но старичок мгновенно замолчал на
полуслове и втянул голову в плечи. – Утомил уже! Смотри, я и Епистиму спрашивать
не буду. Сотру в порошок, если такое ещё повторится. Понял? Уехать он собрался!
Крыська с
интересом наблюдала за этой сценой. Старичок её позабавил. Казалось безобидный с
виду, он, тем не менее, был далеко не прост, это Крыська очень хорошо
чувствовала. Но не для неё. А лишь для тех, кого угораздило попасть под его
влияние, пренебречь им, не увидеть в нём противника. Жалкий с виду и
беспомощный, он как паук, оплетал свою жертву всё новыми и новыми нитями, пока
она не переставала биться. И хотя разорвать его паутину было не сложно, вряд ли
у жертвы могло возникнуть такое желание, настолько велико было его внушение.
Другое дело
Лукерья. От неё веяло силой. Спокойной, неброской, не выпячивающейся. Несмотря
на то, что она держалась в тени, движения её были плавными, а речь негромкой,
Крыська поймала на себя на том, что обращает внимание на каждое её слово, на
каждый жест. Девочка увлеклась настолько, что испуганно вздрогнула, когда на её
плечо опустилась тёплая ладонь.