Пролог.

            Последнее, что увидел Сашка, летя вниз со Старого Моста, это быстро приближающаяся чёрная гладь Лещихи, с тускло мерцающими в её глубине звёздами. Боли от удара обмякшим телом о воду он не почувствовал. Он был уже мёртв.

    …Когда он снова открыл глаза, за окном серел рассвет. Сашка лежал на жёстком деревянном топчане, в избе, обстановку которой не узнавал. В голове царил полный сумбур. Отельные обрывки мыслей хаотично вспыхивали в сознании, и так же внезапно ускользали в никуда. Попытки собрать расползающиеся мысли воедино, только утомили. Он был для этого слишком слаб или слишком ленив. Что же такое произошло? Он попробовал вспомнить вчерашний день. Огород, куры… Клавка… вечерняя рыбалка с Васькой Сохатым…потом… Что потом? Провал. Пустота.
    Дверь тихо отворилась и в комнату вошла женщина. Лица видно не было, только силуэт выделялся тёмным пятном среди сумрака комнаты. Чиркнула спичка, и вскоре робкое пламя свечи разогнало ночь по тёмным углам избы. Сашка вгляделся в лицо женщины. Что-то знакомое, где-то уже виденное…. Неужели…
            - Епистима? – назвать стоящую перед ним женщину бабкой язык не поворачивался, хотя раньше, её именно так в деревне и называли. – Это ты? Но ты же…
            - Узнал? – удивлённо спросила женщина. – Гм, глазастый, хотя теперь это не имеет равно никакого значения.
            - Епистима, неужели это ты? Ты ведь из деревни пропала почти четыре года назад. Все думали…
            - Что я умерла? Что ж, отчасти они правы. По крайней мере, та бабка Епистима, которую все знали, действительно ушла навсегда.
            - Не пойму. Ты… Ты… Ты помолодела! Выглядишь лет на сорок, ну может чуть больше, а ведь тебе сейчас должно быть, ну никак не меньше…
            - Постой! Прыткий какой! – слегка улыбнулась Епистима. - Не тебе мои годы считать, что прожила, то и моё. Ты лучше о себе подумай. Что дальше-то с тобой делать?
            - Со мной делать? А что со мной делать? Со мной вроде всё в порядке, ничего не болит, даже есть не охота.… А где я?
            - Дурак ты Сашка! Дураком жил, дураком и помер.
            - Помер? Что значит помер? Ты чего несёшь! Я же здесь, вот он! Вижу, слышу, с тобой разговариваю…. Или… Постой! Неужели я на тот свет попал? Господи! Ну, точно! Вот и с бабкой Епистимой свиделся, да ещё лет на пятьдесят помолодевшей…
            - Не пори горячку, - резко оборвала его Епистима. – Пока ещё ты на этом свете. Да и я, покамест, живая и здоровая. А сидишь ты у меня в избе, в лесу, на моей делянке. Я здесь, все эти годы и жила.
            - А чего тогда говоришь, что я умер? Фу ты! Я аж обмер весь.
            - Обмер, говоришь? Интересно. И сердце биться перестало?
            - Наверное. Страшно же такое услышать!
            - Ничего, это с непривычки. А вот волноваться по пустякам прекращай. Это не правильно и глупо. Хуже тебе уже не будет, поверь мне. Потому, что просто некуда. А вот сердце твоё действительно остановилось. Причём не от моих слов. Оно уже почти шесть часов как биться перестало.
            - Чего? – взревел Сашка. - Что ты за глупости несёшь? Совсем рехнулась!?
            - Ты мне здесь не петушись! – сказала Епистима, и хотя говорила она тихо, эти слова прозвенели в избе как резкий окрик. - Если хочешь слушать – сиди молча. Нет – пеняй на себя, уйду!   

    Сашка замолчал. Потом прислушался к своему сердцу. Оно у него никогда не болело, поэтому он смутно представлял, где его искать. В груди где-то, чуть левее середины…. Но там было тихо. Ни звука. Сашка сунул руку за ворот рубахи, надеясь на ощупь различить привычный монотонный стук. Но, что это? Сашка судорожно рванул рубаху на груди. Пуговицы прыснули в стороны. На широкой волосатой Сашкиной груди рядом с левым соском была резаная рана, грубо заштопанная широкими стежками. Сашка надавил на её края. Странно, совсем не больно. А должно быть, ведь рана наверняка глубокая. Как Сашка ни щупал себя, как ни прислушивался, но различить стук собственного сердца не смог. Он устало опустил руки и испуганно посмотрел на Епистиму.

- Ну что, не бьётся? Значит, Епистима тебя не обманула? Мне можно продолжить?
- Да, - Сашка еле выдавил из себя.
-   Не знаю, что там, в подробностях случилось, я при этом не присутствовала, только зарезал тебя вчера Васька Сохатый. На Старом Мосту. А труп твой сбросил в Лещиху. Она в том месте глубокая, под мостовыми быками яма огромная. Если бы за корягу зацепился, то так и не всплыл бы, раки всего поели.
- Васька? Меня? За что?!
- Да за Клавку свою! Ты с ней спал? Да можешь и не отвечать, сама знаю, что спал. Ты же ни одной юбки не пропустишь.
- Ну и что! Он, Васька-то, потому и Сохатый, что его Клавку вся деревня передрала, кому только охота была.
- Все драли, а от тебя он не стерпел. Ты же вроде его приятелем был? А друзья так не поступают! Или нет?

Сашка молча, в упор смотрел на Епистиму. Васька, с которым он столько раз ходил на рыбалку, на охоту, за грибами-ягодами? Зарезал его, Сашку, своего лучшего кореша? Да и ещё из-за своей беспутной бабы? Да она же при своём Ваське с ним открыто заигрывала! Дура!

- Что уставился? Не веришь? Хотя какая теперь разница? Важно то, что вчера ты был живой, а сегодня ночью умер, и сейчас сидишь передо мной, находясь на распутье, отобранный у смерти моим знанием. Тебе самому решать свою судьбу. Я дала тебе шанс, а такая возможность бывает не у каждого.
            -         Подожди. Ну как же это я умер, если я с тобой разговариваю?
            -         Это я тебе потом объясню. Сейчас тебе лишнего знать не нужно. Ни то, как я о твоём убийстве узнала, ни как я тебя оживила, ни как ты в мою избу попал. Главное сейчас – это твой выбор.
            -         Выбор чего? – не понял Сашка.

Епистима поднялась и вышла из комнаты, оставив Сашку в полностью потерянном состоянии. Теперь в голове мысли не роились, их просто не было. Зато пришло чувство абсолютного спокойствия. Ведь если верить Епистиме, самое плохое, что с ним могло случиться – уже случилось. Он умер. Что может быть хуже? А, теперь уже всё равно. Вся прежняя жизнь закончилась. Если Епистима сможет предложить ему что-то, хоть на каплю лучшее чем вечная темнота и медленное поедание его тела червями или раками, то…. Что ж ... Наверно, пусть будет так.

Спустя несколько минут, в комнату вернулась Епистима, неся на подносе две чашки. Поставила на стол и кивнула Сашке. Тот встал с топчана и уселся за стол, напротив Епистимы.
            - Слушай меня внимательно, - сказала она, ставя чашки перед ним. – Здесь твой выбор. Выбор твоей дальнейшей судьбы. Ты умер. Умер окончательно и бесповоротно. Я лишь задержала тебя на некоторое время, на очень недолгое время. Но достаточное, чтобы ты сделал свой выбор. Если ты хочешь, чтобы я вернула всё так, как было на момент твоей смерти, если ты хочешь быть кормом для раков, то выпей то, что налито в жестяной кружке. Это твоё право. Право окончить свой путь так, как тебе было уготовано. Но если ты хочешь продолжить своё существование на этом свете, то пей из фарфоровой чашки. Но предупреждаю сразу. Того шебутного Сашки-бабника уже никогда не будет. Он умер навсегда и этого не в силах изменить даже я. Но из Сашки может получиться другое существо. Тебе останется твоё тело, частично твоё сознание. Останется твоя энергетика. То, что люди, ошибочно, называют душой. Даже кое-что добавится и, пожалуй, тебе это понравится. Но ты будешь совсем другим. Совсем другим. Часть знаний из твоей памяти сотрётся, часть добавится из того, что ты, будучи человеком, никогда бы не узнал.
            - Будучи человеком…, - повторил за Епистимой Сашка. – А кем я стану? Имя какое-то у меня будет? Зачем тебе это всё?
            - Ух, как проняло-то! – усмехнулась Епистима. - Ты станешь болотником. Это дух похоти во плоти. Или инкуб. Тебе это близко по духу, а дух человека не уходит в момент смерти, его можно оставить, дать ему новое тело, наделить его новыми способностями. Если кто умеет конечно.
            - А ты умеешь?
            - Как видишь. Иначе ты сейчас был в Лещихе, под Старым Мостом. Какое имя у тебя будет? Ты прав. Имя должно быть не только у человека, но и у любого существа, наделённого разумом, хотя бы самым примитивным. Это закон. Поэтому и у тебя будет имя. Я назову тебя Инсар. Болотник Инсар. Это имя пришло мне в голову, когда я готовила этот отвар, - женщина кивнула на фарфоровую чашку. – А значит так и будет, все заговоры я читала на это имя.
            - А…
            - Зачем это мне? – Епистима грустно улыбнулась, - Отчасти, ты умер по моей вине и я не хочу нарушать равновесие на подвластной мне земле. Это неправильно. Твой час не должен был прийти так скоро. И умереть ты был должен совсем иначе. Но случилось так, как случилось. А может, всё должно было произойти именно так, кто знает?
            - «…на подвластной мне земле…», - повторил Сашка Епистимины слова. – Это что значит?
            - Ты слишком любопытен для свежеиспеченного покойника. Тебе не кажется? – женщина не смогла сдержать улыбку. – Давай всё будет по порядку?
            - Как скажешь. А что со мной будет дальше? Если я использую свой шанс?
            - Ты будешь жить у меня здесь, в избе, вести моё хозяйство, мне нужны крепкие руки. В деревню тебе дорога будет заказана, да и хотеться туда тебе не будет, про неё, поначалу, ты просто забудешь. Да и что тебе там делать? Женой и детьми ты не обзавёлся, хозяйство: огород и десяток кур – тоже не велика потеря. Разве это жизнь? Спиваться вместе с другими мужиками да наставлять им же рога, просто от скуки?
            - Так-то оно так, но… Страшно, как-то.
            - Я предлагаю тебе новую жизнь и иной мир. Вернее его иную плоскость, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Ты будешь более совершенным существом чем человек. Ты не будешь чувствовать холода, никогда не будешь болеть, а голод будешь чувствовать только сексуальный. Это будет для тебя основным чувством. Но не таким, как ты его испытывал будучи человеком. Теперь это будет многогранным, многоплановым чувством, с множеством градаций и оттенков, таких, о которых ты раньше и не догадывался. Ведь ты будешь инкубом! Причём достаточно мощным.
            -         А как же я тогда буду…
            -         Утолять свой сексуальный голод? Для этого есть я, твоя хозяйка. Или я тебе не нравлюсь?
            -         Нет, что ты! Ты выглядишь гораздо лучше любой из женщин, которые были в моей жизни. Гм… В моей прежней жизни.           

 Епистима удовлетворённо кивнула и пододвинула поднос с чашками ближе к Сашке.
            - Скажи, а почему я должен стать именно инкубом. Я правильно называю? Это за мои любовные похождения?
           - Нет. Просто для того, чтобы жить, любому существу нужна энергия. А энергия сексуальная, энергия размножения и энергия роста – одна из самых мощных. Это одна из наиболее доступных энергий, на которых держится мир. Сотворить существо, питающееся такой силой гораздо проще и разумнее, чем выдумывать что-то иное. Ведь это проверено тысячелетиями! Есть, конечно, и другие причины, но не забивай себе голову. Это тебе знать совсем не обязательно.    

            Сашка внимательно смотрел в лицо сидящей, напротив него, женщины.

-         Поторопись! – произнесла она. – Времени на раздумья осталось не так уж много. Но смотри, это – самое важное твоё решение. Не ошибись!

Сашка поставил перед собой обе кружки. Жестяная кружка была тёплой, почти горячей. От неё пахло чем знакомым, то ли полынью, то ли чабрецом или дягилем…. А может всем вместе? Фарфоровая чашка была холодной, и пахла чем-то незнакомым, но манящим, по крайней мере любопытным и не вызывающим отвращения. Сашка взял в левую руку горячую кружку, в правую – холодный фарфор. Задумался. Вроде и терять нечего, а  боязно. Снова перевёл затуманенный тоской взгляд на Епистиму. Странно, всё же не мог не удивиться Сашка, как она помолодела! Вот уж не думал, что такое вообще возможно. Она стала совсем другой! Красивые руки, крупная грудь, длинные густые чёрные волосы, спокойное лицо уверенного в себе человека. Только глаза остались прежние. Ясные, смотрящие в самую глубину, в самую твою душу, видевшие уже слишком много, но по-прежнему любопытные, цепкие, ищущие….

Сашка, не отрывая взгляда от внимательно смотрящих, не мигающих глаз Епистимы, медленно отставил от себя жестяную кружку и одним глотком, не разбирая вкуса, вылил себе в рот холодное содержимое фарфоровой чашки.
 

написать автору

(C) Фролов Вячеслав Владимирович