Тор <...> предрекает, что Сатркад <...> не запомнит ничего из
сочиненного им <...>
Рыжий мальчишка, наверняка старшеклассник, подрабатывающий в кафе во время
каникул, приносит меню. Не открывая клеенчатую папку, требую стандартный летний
набор удовольствий: джин-тоник и какой-нибудь овощной салат. Юный раб чьей-то
лампы кивает и оставляет меня в одиночестве, - если, конечно, можно счесть одиночеством
такое положение тела в пространстве, когда локоть сидящего за соседним столиком
африканца то и дело задевает плечо, ноздри терзает терпкий запах духов близлежащей
матроны, а под моим собственным стулом спасается от жары чей-то блудный кокер-спаниель.
Пространство здесь используется экономно, ибо всякий квадратный метр обязан
вместить максимально возможное число потенциальных кутил. Но я не досадую на
тесноту, не раздражаюсь, не оглядываюсь по сторонам в поисках менее обитаемого
островка; даже нос, чувствительный обычно к чужим телесным испарениям, делает
вид, будто утратил былую чуткость. Я терпим и великодушен с тех пор, как окончательно
уразумел, что мне нечего делить с другими людьми: зона моих насущных интересов
находится по ту сторону вещей.