26.06.2009

  Наш сайт

  Сегодня читаем

Елизавета Абаринова-Кожухова - Царь мышей (Холм демонов 3)

Автор рассылки: Александр Nessh

Написать автору

Страница 2:

Часть первая
Терем сокровищ

* * *

В отличие от предшественника, царь Путята имел строгий и четкий распорядок дня. Будь он частным лицом, то это оставалось бы его личным делом – когда вставать, когда завтракать, когда совершать прогулку, а когда ложиться почивать. Но Путята был главой государства, а потому нижестоящим волей неволей приходилось подлаживаться под своего повелителя. Они втихомолку ворчали, но – ничего не поделаешь – терпели. Особенно страдал от царского режима столичный градоначальник князь Длиннорукий: он любил вечером крепко покушать и выпить, а утром подольше поспать, а Путята, будто назло, раз в неделю собирал высокопоставленных чиновников и сановников ни свет ни заря. Так ведь мало того, князю Длиннорукому в такие дни приходилось являться в царский терем еще на час раньше остальных, чтобы обсудить с Государем столичные дела.
Сегодня был как раз такой день. Вернее, такое утро. После вчерашнего ужина у князя все еще слегка шумело в голове, однако он старался по возможности связно отвечать на все вопросы, которые задавал ему Путята. Встреча имела место не в Заседательной палате, где царь обычно устраивал широкие совещания и приемы, а в небольшой скромно обставленной горнице, служившей Путяте чем то вроде рабочего помещения. Беседа проходила за небольшим отдельно стоящим столиком, и собеседники сидели буквально глаза в глаза друг к другу.
– Сдается мне, князь, что то тебя гнетет и тревожит, – вдруг сказал Путята, когда все предметы обсуждения были исчерпаны, и градоначальник, лишенный возможности то и дело заглядывать в свои записи, должен был маяться под проницательным немигающим взглядом Государя.
– Ну, может, чего и гнетет, – пробурчал Длиннорукий, – да это дело домашнее, а у тебя, Государь батюшка, и без того забот по горло.
– А ты все же расскажи, – царь глянул на градоначальника вдруг потеплевшими глазами. – Может, вместе чего надумаем. Сам знаешь: одна голова хорошо, а две – еще лучше. Особенно такие, как наши с тобой.
– Ну что ты, Государь, где уж моей глупой голове с твоею равняться, – возразил князь, который однако же был весьма тронут этой незатейливой лестью. – А горе у меня такое – Петрович сбежал.
– Ай яй яй, как нехорошо, – нахмурился Путята. – А может быть, он оттого сбежал, что ты с ним дурно обращался?
– Да что ты, царь батюшка, это я то дурно обращался? – в избытке чувств всплеснул князь короткими толстыми руками. – Лучше, чем к родному брату, относился! И на приличную должность пристроил, и в еде никогда не отказывал, и в одежде!..
– А отчего ж твой Петрович всегда в лохмотьях щеголял? – не без некоторого ехидства спросил Путята.
– Это он сам! – вспылил Длиннорукий. – Я ему свои лучшие старые наряды предлагал, а он ни в какую – мол, так я привык, и все тут. Ну еще бы – столько лет в лесах разбойничал... А ну как опять на большую дорогу сбежал? – вдруг смекнул Длиннорукий. – А что, с него станется. Верно говорят: сколько волка ни корми, а он в лес глядит!
– Верно говорят, ох верно, – сочувственно поддакнул Путята. – Но будем все же надеяться на лучшее. Ну, погуляет и вернется.
– Да куда он вернется, – все более распалялся Длиннорукий, – когда он меня обокрал!
– А вот это уж и вовсе нехорошо, – скорбно покачал головой царь. – Что сбежал, это еще пол беды, а ежели обокрал, то придется разыскать и в острог препроводить. И много ли у тебя добра пропало?
– Не знаю, не проверял, – буркнул градоначальник. – Но что нибудь стянул, уж не без этого, я его знаю!
Царь пристально глянул на князя Длиннорукого:
– А у тебя, выходит, немалые богатства дома заначены, коли есть, что стянуть...
– Да что ты, царь батюшка, нету ничего! – возопил князь. – Беден я, аки мышь церковная, тридцать лет верой правдой служу, и ни полушки себе не взял!..
Трудно сказать, до чего еще договорились бы два государственных мужа, но тут в горницу заглянул чернобородый дьяк:
– Государь, в Заседательной палате все уж собрались, одного тебя дожидаются.
– Ну, пускай малость еще погодят, – откликнулся Путята. – Ступай покамест, а я следом. И ты, княже, ступай в палату, скажешь остальным, что я скоро приду.
И уже когда Длиннорукий был в дверях, Путята его окликнул :
– Постой, и как это я забыл – я ж сам призвал твоего Петровича на ответственное задание.

* * *

Лихая тройка несла карету по уже знакомой нашим путешественникам дороге, ведущей в Белую Пущу и далее в Новую Ютландию. Но на сей раз их путь лежал не столь далеко – к Загородному царскому терему, до которого езды было около часу. Лошадьми правил малоприметный мужичонка в стареньком потертом тулупе, и лишь очень немногие в Царь Городе знали его как колдуна Чумичку.
Дубов и его спутники – Чаликова, Серапионыч и Васятка – больше помалкивали, глядя через узкие окошки на проплывающие мимо луга, сменяющиеся перелесками. Чем дальше, тем реже попадались возделанные поля, а лес становился все гуще и дремучее. В присутствии Соловья Петровича никому не хотелось говорить о целях поездки, а уж тем более – о личном. Сам же Петрович как бы и не чувствовал напряженности и разливался соловьем:
– Вот вы, я вижу, люди небогатые, по своему даже трудящие, а служите богатеям, грабителям бедного люда. Ездите в ихних повозках, жрете ихнюю еду и берете от них деньги, заработанные кровию и потом наших бедных крестьян!
Его попутчики не особо внимательно прислушивались к этим разглагольствованиям, думая больше о своем, лишь Чаликова в конце концов не выдержала:
– Но ведь вы же, Петрович, сами служите Государю, а он вовсе не бедный человек, а такой же грабитель, как и все остальные.
Дубов укоризненно покачал головой – этого Чаликовой говорить не следовало, учитывая вздорный нрав Соловья: при любой попытке перечить себе он тут же, что называется, срывался с цепи, начинал визжать и размахивать ржавыми ножами, которые носил под лохмотьями как память о былых разбойничьих похождениях.
Однако на сей раз Надеждины возражения он воспринял спокойно:
– Верно говоришь, красавица. Цари да князья – они и есть первые мироеды и угнетатели. А вот Путята – он вовсе не таков. Он мне все объяснил!
Последние слова Петрович произнес с таким важным видом, будто хотел сказать: «Это наша тайна – моя и Путяты».
– Он мне так и сказал, – с не меньшей важностью продолжал Петрович, – что вся страна сверху донизу отравлена ложью, воровством и мздоимством и что настала последняя пора все менять, покудова не поздно. А с кем? – спросил меня Путята и сам же ответил: С теми немногими честными и порядочными людьми, которые еще сохранились в нашей стране. И один из них – ты!.. То есть я, – скромно пояснил Петрович. – И еще он сказал, что вы едете на поиски клада, и что люди вы вроде бы как честные, но кто знает – не соблазнитесь ли чужим добром, коли чего найдете. И ты, Петрович, должен за ними приглядеть, потому как в тебе я уверен куда больше, чем в них. А богатств никак нельзя упускать, ибо они, сказал мне царь, назначены на облегчение тяжкой участи бедного люда!
– Что, так и сказал? – недоверчиво переспросил Васятка.
– Так и сказал, – запальчиво выкрикнул Петрович. – Чтобы простому народу лучше жилось! Он хоть и царь, а мужик что надо. Извини, говорит, Петрович, что не угощаю и чарку не наливаю – у меня у самого кусок в горло не лезет, когда наш народ голодает!
– Нет нет, он так и сказал, что мы едем за кладом? – уточнил Дубов. – И что вы должны за нами сле... приглядывать?
Петрович несколько смутился – увлекшись проповедью всеобщего равенства, он явно сказал что то лишнее. И, злясь даже не столько на своих слушателей, сколько на себя самого, возвысил голос почти до визга:
– Да, так и сказал! И еще много чего сказал, а чего сказал – того я вам не скажу!
– Ну и не надо, – нарочито равнодушно промолвила Надя. Вообще то она надеялась, что Петрович продолжит свое страстное выступление и проговорится еще о чем нибудь. Но Петрович замолк – видимо, счел, что ему, защитнику всех бедных и угнетенных, доверенному лицу самого царя Путяты, не пристало тратить свое красноречие на таких ничтожных людишек.
И как раз в этот миг карета стала замедлять ход, а потом и вовсе остановилась.
– Ну что там такое? – недовольно пробурчал Петрович.
– Уж не ваши ли бывшие соратнички? – не удержалась Надя от маленькой подколки. Петрович лишь презрительно фыркнул – настолько он был выше всего этого.
– Да нет, похоже, небольшая пробка, – заметил Серапионыч, глянув в окошко.
Действительно, дорога в этом месте была очень узкой, даже две крестьянские телеги протиснулись бы с трудом, а навстречу ехала почти столь же громоздкая карета, разве что более пошарпанная. Сей экипаж, запряженный парой лошадок, остановился за несколько шагов от кареты Рыжего, и пока два возницы обсуждали, как им лучше разъехаться, кони из обеих упряжек приглядывались и принюхивались друг к другу.
– Давайте выйдем наружу, – сказал Васятка. – А то при таких разъездах и перевернуться недолго...
С этим предложением согласились все. Последним с крайне недовольным видом карету покинул Петрович, не забыв прихватить и «дипкурьерский» мешок, который не отпускал от себя ни на миг.
Надя внимательно разглядывала встречную карету, а точнее – замысловатую эмблему, украшавшую дверь. При некоторой доле воображения ее можно было бы счесть похожей как на советскую, так и на пиратскую символику, только вместо скрещенных костей (или серпа и молота) на дверце кареты были изображены два меча. Роль звезды (черепа) выполнял крупный гриб, по очертаниям напоминавший мухомор. Сомнений не оставалось – такой герб мог принадлежать только рыцарю из Новой Ютландии, или Мухоморья, как иногда называли маленькое, но гордое королевство из за обилия на его болотах этих грибов, ярких и красивых, однако совершенно несъедобных.
Надя подумала, что, может быть, карета принадлежит кому то из ее знакомых – в прошлогоднее пребывание в Новой Ютландии ей довелось немало пообщаться с доблестными рыцарями. Более того, именно она, Надежда Чаликова, нашла нужные слова, дабы поднять рыцарей на борьбу со ставленниками Белой Пущи, свергнувшими законного короля Александра. Василий Дубов в тот раз также выполнял ответственную и нужную работу в Новой Ютландии, хотя собственно с рыцарями соприкасался в меньшей степени.
Дверца распахнулась, и из кареты вылез человек в потертом камзоле. Надежда его тут же узнала – то был рыцарь, которого в Мухоморье все почтительно величали доном Альфонсо.
Приподняв щегольски изогнутую шляпу с ярким пером, дон Альфонсо легким поклоном приветствовал наших путешественников, которые ответили ему тем же, кроме разве что Петровича, еще крепче вцепившегося в свой мешок. А узнав Надежду, дон Альфонсо благоговейно опустился на одно колено и с огромным почтением поцеловал ей край платья.
– Да полноте, дон Альфонсо, к чему такие китайские церемонии, – стала его поднимать Надя, одновременно и смущенная, и польщенная. – Давайте лучше я вас познакомлю. Этот почтеннейший господин – доблестный рыцарь дон Альфонсо из Мухомо... то есть из Новой Ютландии. А это мои друзья...
И Чаликова стала представлять рыцарю каждого из своих спутников – Дубова, Серапионыча, Васятку... Лишь Петрович не захотел подать руки дону Альфонсо – он продолжал стоять в сторонке, исподлобья поглядывая на подозрительного чужестранца.
Когда дошел черед Василия Дубова, дон Альфонсо обрадовался необычайно:
– Как, вы и есть тот самый боярин Василий! Нет нет, не скромничайте, мы то прекрасно знаем обо всех ваших славных подвигах. Еще бы – наш стихотворец господин Грендель уже воспел их в своей новой поэме! Знал бы я, что встречу вас, непременно захватил бы список, но поверьте – поэма столь же звучная, сколь и правдивая.
Увидев, что Василий совсем смешался от бурного «поэтического» внимания к своей скромной особе, Надежда перевела разговор:
– Скажите, дон Альфонсо, а как поживает ваш король, Его Величество Александр? И что его молодая супруга?
– Ее Величество Катерина недавно счастливо разрешилась от бремени девочкой, – не без гордости за свою королеву сообщил дон Альфонсо. – И знаете, как ее нарекли? В вашу честь – Надеждой!
Тут уж пришел черед смутиться Чаликовой. А Дубову – менять предмет разговора:
– Куда путь держите, почтеннейший дон Альфонсо?
– Да не так уж далеко, в... – Тут дон Альфонсо произнес какое то мудреное название, мало что говорившее и Дубову, и Чаликовой, и Серапионычу.
– И собираетесь ехать через Царь Город? – спросила Надежда.
– А как же иначе? – удивился славный рыцарь. – Тем более, что это самый ближний путь.
– Боюсь вас огорчить, дорогой дон Альфонсо, но думаю, что лучше бы вам через Царь Город не ехать, – заметил Дубов. – Теперь там отчего то вашего брата ново ютландского рыцаря не больно жалуют.
– Да, это так, – подтвердила Чаликова. – Не удивлюсь даже, если законопослушные горожане забросают вас каменьями при полном попустительстве властей.
– Почему вы так думаете? – удивился дон Альфонсо. Вместо ответа Надя извлекла из сумочки диктофон:
– С помощью этого чудесного устройства я записала некоторые выступления на открытии водопровода.
Наугад перемотав пленку назад, Надежда нажала кнопку. Из чудо коробочки раздался невзрачный голосок царя Путяты:
«...И я, и мой народ с глубоким уважением относимся к Ново Ютландскому королю и его государству. Однако есть еще некоторые рыцари, которые тщатся отвратить наших людей от стародавних обычаев, дабы приобщить к своему образу жизни, глубоко чуждому для нашего народа. – Путята неожиданно возвысил голос: – Так вот что я вам скажу – не получится, господа хорошие!»
Последние слова оказались заглушены рукоплесканиями и одобрительными выкриками, а когда они смолкли, голос Путяты поспешно проговорил:
«Но, господа, я вовсе не хочу валить всех рыцарей в одну кучу – большинство из них достойнейшие люди, не говоря уж о короле Александре, которого я искренне чту».
Разумеется, эти слова, произнесенные почти скороговоркой, публика встретила более чем сдержанно.
– Очень мило, ничего не скажешь, – натянуто усмехнулся дон Альфонсо. Между тем Чаликова прокрутила пленку немного вперед.
– А теперь будет еще милее, – пояснила она и вновь нажала кнопку.
«Эти Ново Ютландские разбойники пьют кровушку наших невинных младенцев, – истошно визжал высокий резкий голос. – И если мы не перебьем всех рыцарей к такой то матери, то скоро сделаемся их невольниками, а наши жены и дочери – ихней подстилкой. Или даже не ихней, а их слуг, их конюхов и, прости господи, лошадей!».
«Да что рыцари, – то ли вторил, то ли возражал ему другой оратор. – Их то и распознать недолгое дело. Куда опаснее другое – наши с вами соотечественники, у кого в роду были рыцари и прочие инородцы. Днем они ничем не отличаются от нас, а по ночам поджигают наши терема, наводят смерть на наших лучших людей и молятся своим поганым идолам в своих потаенных мечетях и синагогах!»
«Смерть убивцам!» – возбужденно ревела толпа. Даже в записи все это казалось какой то невероятной дикостью, а ведь Надя с Василием не далее как вчера все это слышали и видели воочию.
Только теперь Надежда поняла, что же ее более всего удивило и возмутило: то, что царь Путята весьма благосклонно внимал подстрекательским речам и не предпринимал ни малейшей попытки хотя бы как то их сгладить.
– Это мне напоминает «пятиминутки ненависти» из Оруэлла, – шепнул ей Дубов.
– А по моему, самый настоящий фашизм! – не выдержала Надя. Тем временем голос ретивого патриота, все более возбуждаясь, продолжал:
«Куда смотрит наш Тайный приказ? Он должен выявить всех царь городцев, у кого среди пращуров до седьмого колена был хоть один инородец, и поганой метлой вымести их всех из нашей славной столицы за десятую версту, чтобы и духу их не осталось! А то мы сами этим займемся – мало не покажется!»
«А что! Займемся! – послышались задорные выкрики из толпы. – Наше дело правое!».
Надя выключила диктофон:
– Ну и дальше все то же самое, с незначительными вариациями. Так что, дорогой дон Альфонсо, решайте сами – заезжать вам в столицу, или нет.
По счастью, дон Альфонсо принадлежал к числу наиболее рассудительных ново ютландских рыцарей. Другой на его месте, услышав о том, что его ждет в Царь Городе, напротив, очертя голову ринулся бы навстречу опасностям. Дон же Альфонсо призадумался:
– Да уж, вот ведь незадача. Но не возвращаться же теперь восвояси?
Увы, познания Дубова и его спутников в географии параллельного мира ограничивались Царь Городом, Новой Мангазеей, ну разве еще Белой Пущей и Новой Ютландией. К счастью, с ними был Васятка:
– А а, ну вам, дон Альфонсо, надобно теперь повернуть назад, через несколько верст за Боровихой есть поворот налево – это и будет дорога, другим концом выходящая на Мангазейский тракт. А уж из Новой Мангазеи куда угодно добраться можно, даже в объезд Царь Города.
– И то верно, – подхватил Серапионыч. – Лишний день пути, зато невредимы останетесь.
– Что ж, вы правы, так и сделаю, – великодушно дал себя уговорить дон Альфонсо. – Боюсь только, здесь не очень то развернешься...
Но и это затруднение решилось быстро – Чумичка что то вполголоса проговорил и сделал резкое движение рукой сверху вниз, отчего и карета дона Альфонсо, и лошади, и даже кучер сразу же уменьшились вдвое. А когда рыцарский экипаж без особого труда развернулся, Чумичка таким же движением, но уже снизу вверх, вернул его в прежние размеры.
– Вот это да! – только и мог проговорить дон Альфонсо.
– Да ничего особенного, – пробурчал Чумичка. – Самое простое колдовство, и все.
– Простое для тех, кто умеет, – уточнил дон Альфонсо. – Друзья мои, раз уж нам суждено часть пути проехать вместе, то не согласитесь ли вы составить мне общество, перейдя в мою карету?
Друзья тут же согласились, лишь Васятка вызвался остаться в карете Рыжего:
– Надо ж приглядеть за Петровичем – как бы он со злости чего не натворил...
Для того, чтобы понять, что Петрович испытывал именно чувство злости, вовсе не нужно было обладать Васяткиной проницательностью или дубовской дедукцией – все чувства были словно бы написаны у Петровича на лице.
Подойдя к Чумичке, Василий негромко спросил:
– Признайся, Чумичка, этот фокус с лошадьми ты проделал с помощью чудо стекла?
Колдун скупо усмехнулся:
– Такие пустяки знающему человеку и без стекла проделать – пара пустяков. А стекло, оно всегда при мне. – И Чумичка многозначительно похлопал себя по груди – где то там, во внутренних карманах тулупа, хранилось «чудо стекло», как они с Дубовым называли магический кристалл (или, точнее, его половину), который в прошлом году попал в руки Чумички при весьма драматических обстоятельствах. Это произошло, когда людоед Херклафф, прежний владелец кристалла, обронил его во время бегства из замка Ново Ютландского короля Александра. Правда, в отличие от чародея людоеда, Чумичка имел весьма отдаленное представление о том, как следует обращаться с магическим кристаллом, и Надя с Василием были свидетелями, как Чумичка путем проб и ошибок пытался освоить волшебные силы кристалла – хотя и с переменным успехом.
– Я немного разобрался в том, как он действует, – добавил Чумичка, вскакивая на свое кучерское место. – Хотя все равно, неясного в сто раз больше...
Вскоре оба экипажа катились по дороге: впереди карета дона Альфонсо, а позади – почти опустевшая карета Рыжего. Вызвавшись сопровождать Петровича, Васятка надеялся еще кое что выудить из навязанного попутчика. Для начала он, словно бы продолжая прерванный разговор, спокойно заметил:
– Вот вы говорите, Петрович, будто Путята – не такой, как все. Честный человек, а не грабитель и мироед. А какая же тогда корысть была мироеду и грабителю Дормидонту ставить его царем заместо себя?
Столь простое логическое построение оказалось Петровичу явно не по зубам. А следовательно, и не по нраву. И хоть он пребывал в самом мрачном расположении духа, без ответа подобное замечание оставить никак не мог:
– Ты меня, парень, зря не путай. Я знаю, что говорю. А я говорю одно – мироедов и угнетателей трудового народа грабил и грабить буду! А ежели кто противу них, то таковым народным благодетелям я завсегда пойду в пособники.
– Но вот ведь Путята собирается отыскать сокровища царя Степана, – не отступался Васятка, – а те сокровища были награблены у трудового люда в Новой Мангазее. Ну не верю я, что злато, обагренное кровью, может кого то осчастливить!
– Чушь собачья! – топнул Петрович ножкой по не очень прочному полу. – Что с того, что с кровью, зато теперь послужат доброму делу. И ежели кто из твоих приятелей хоть малую толику утаит, то пеняйте на себя – не токмо грабить буду, но и убивать на месте! – Петровича «несло», он уж и сам не особо соображал, что говорит. Но остановиться не мог. – За народное добро, пограбленное у народа, любому глотку перегрызу, так и знайте! Лично царю обо всем доложу, он мне доверяет. Одному мне, – с гордостью стукнул Петрович себя в грудь. – А эти, они все мелкие ворюги, что угодно готовы стянуть. Не выйдет, господа хорошие!..
Петрович продолжал разоряться, а Васятка слушал и каждое слово мотал на ус, хотя усов по молодости лет еще не носил. По всему выходило, что Петрович, даже если в запале чего и приврал, все таки был подотчетен напрямую самому царю Путяте. Единственное, что не очень укладывалось в светлой голове Васятки – неужели Путята не мог для столь ответственного задания найти кого то поумнее? Объяснение напрашивалось одно – при выборе между честным дураком и человеком умным, но «себе на уме», Государь отдал предпочтение первому.

* * *

На утренней службе в храме Всех Святых народу было не очень много. И хоть на отца Александра из за отсутствия его юного помощника ложилась большая, чем обычно, нагрузка, он сразу приметил двоих незнакомцев, одетых в чиновничьи кафтаны. Правда, на одном из них кафтан сидел как то мешковато, и креститься он норовил то не той рукой, то не в том направлении, и второму чиновнику приходилось его незаметно толкать в бок и что то шептать на ухо. Первый чиновник испуганно переменял руку, правильно складывал пальцы, но потом снова путался, и все начиналось сначала. Словом, чувствовалось, что они явились в церковь не помолиться, а с какими то другими намерениями.
Сразу по окончании службы они подошли к отцу Александру.
– Чем могу служить, господа? – вежливо спросил священник. Он сразу понял, что обращение наподобие «чада мои» в данном случае было бы не совсем к месту.
– Мы из градоуправления, – ответил тот чиновник, что все время наставлял своего товарища в церковных обрядах. – Меня зовут Нестор Кириллович, а моего помощника...
– Порфирий, – поспешно представился помощник, почувствовав замешательство начальника. – Можно без отчества.
– Ну что ж, прошу пожаловать ко мне в покои, – гостеприимно предложил отец Александр.
Пока священник вел гостей в ту часть церковного здания, где квартировался вместе с Васяткой, Порфирий так внимательно приглядывался ко всем дверям и стенам, будто хотел увидать, что за ними скрыто. Впрочем, подобная наблюдательность скоро объяснилась, и очень просто.
– Батюшка, мы к вам явились с немаловажным делом, – сказал Нестор Кириллович, когда хозяин и гости уселись кто где в небольшой, но довольно уютной горнице отца Александра. – Ваша церковь давно не чинена, и настала пора ее подновить.
– А то ежели запустить, то потом еще дороже выйдет, – добавил Порфирий.
– Понятно, – улыбнулся в бороду отец Александр. – Это дело хорошее, богоугодное. Очень рад, что у городского начальства наконец то дошли руки и до нашего захолустья. Как я понял, вы хотите осмотреть храм и составить смету? Постойте, давайте сперва чайку выпьем, а потом уж и приступим.
– Нет нет, приступим сразу, – решительно заявил Порфирий, заметив, что его начальник уже готов поддаться уговорам хлебосольного хозяина. – А то нам еще десяток мест нужно осмотреть... То есть обойти.
– Служба есть служба, – согласился отец Александр. – В таком случае, прошу за мной.
Обход помещений много времени не занял – чуть более часа. Чувствовалось, что господа чиновники обладали в этом деле немалым опытом, особенно Порфирий. Он безошибочно находил всякие темные закоулочки и внимательно их осматривал, сообщая о разных неполадках вроде трещинок в стене и разошедшихся половиц, а Нестор Кириллович добросовестно все записывал, макая перо в чернильницу, подвешенную на цепочке поверх кафтана, и при этом умудряясь не запачкаться.
Пока Нестор Кириллович заносил данные в опись предстоящих работ, Порфирий успевал поговорить с отцом Александром, который по просьбе чиновников отпирал всякие кладовки, чуланы и прочие подсобные помещения. Правда, непринужденная беседа Порфирия и отца Александра чем далее, тем более походила на допрос последнего первым. Порфирия занимало все – и много ли в церкви прихожан, и как обстоит дело с пожертвованиями, и не докучают ли соседи. Отец Александр, как мог, удовлетворял неуемное любопытство должностного лица и насторожился лишь при очередном вопросе:
– Тут вот у вас, батюшка, прислуживал такой молодой мальчонка, а нынче я его не вижу. Что он, прихворнул?
– Нет, слава Всевышнему, здоров. Просто я ему сегодня дал выходной, – ответил отец Александр. – А что, это имеет отношение к починке храма?
– Нет нет, ни малейшего, – заверил Порфирий. – А скажите, погреб у вас есть?
– Есть и погреб, – сказал священник. – Вы и туда собираетесь залазить?
– Непременно, – подтвердил Порфирий.
– Обычно все неполадки именно из погреба и начинаются, – поддержал своего подчиненного Нестор Кириллович.
– Ну что ж, коли так, то добро пожаловать в подвал, – гостеприимно предложил отец Александр.
Когда Нестор Кириллович и Порфирий наконец то покинули храм, оставив по мелкой монетке «на общую свечу», отец Александр присел прямо на нижнюю ступеньку паперти и негромко проговорил:
– А они, видать, не дураки. Хорошо, что мы успели переправить Ярослава в надежное место. Хотя в наше время самое надежное место – на кладбище...

* * *

Журналистка Надежда Чаликова оставалась журналисткой даже здесь, в параллельном мире. В отличие от так называемых «журналюг», более вдохновляющихся всякого рода «грязным бельем», Надя всегда старалась докопаться до истины, что, конечно, не препятствовало ей так или иначе проявлять свое отношение к происходящему. И поэтому теперь, оказавшись в одной карете с доном Альфонсо, она добросовестно пыталась выяснить, что же за черная тень пролегла между Кислоярским царством и Новой Ютландией – версия о первом попавшемся под руку «образе врага» Чаликову удовлетворяла не до конца. Журналистским чутьем она ощущала, что тут непременно должно было скрываться что то еще.
Дон Альфонсо добросовестно пытался удовлетворить любопытство своей попутчицы, но и он никак не мог вспомнить ничего, что могло бы омрачить отношения двух государств и настроить кислоярцев против Ново Ютландского королевства:
– Насколько мне известно, больших разногласий у нас никогда не бывало. Знаю, что король Александр несколько раз бывал в гостях у царя Дормидонта, а Дормидонт как то приезжал к Александру и остался весьма доволен оказанным приемом.
– Но, может быть, Его Величество Александр пытался навязать ему ваш образ жизни, ваши верования? – спросила Надя, имея в виду выступления на открытии водопровода.
– Какие глупости! – возмутился дон Альфонсо. – Да, мы живем по своему, иначе, но ни Александр, ни рыцари, даже самые вздорные, никогда и не думали что то навязывать соседям!
– А может быть, тут дело в Путяте? – вдруг разомкнул уста Василий, который больше молчал, внимательно слушая разговор Нади с доном Альфонсо.
– Как вы сказали – Путята? – насторожился дон Альфонсо.
– Ну да, Путята, – подтвердил Дубов. – Новый Кислоярский царь, вместо Дормидонта.
Дон Альфредо, казалось, что то усиленно вспоминал:
– Да да, конечно же, Путята. А вы случаем не помните, каково его родовое прозвание?
Надежда и Василий переглянулись – родового прозвания нового царя они не знали. Или даже считали, что Путята – это и есть фамилия, а не имя.
– Помнится, наш друг господин Рыжий сказывал, будто бы царь Путята принадлежит к старинному, но обедневшему роду князей Чекушкиных, – припомнил Серапионыч. Он, как и Дубов, тоже весь путь помалкивал, предоставив Надежде «интервьюировать» славного рыцаря.
– Ну, тогда я, кажется, понимаю, в чем дело... – как бы про себя произнес дон Альфонсо.
– И в чем же? – не отступалась Надя.
– Да ну что старое ворошить, – махнул рукой дон Альфонсо. – А впрочем, извольте. Лет этак десять, или даже чуть больше тому назад из Царь Города в Новую Ютландию сбежал один высокопоставленный вельможа. По его собственным словам, гонимый за правду, но позже выяснилось – за казнокрадство и мздоимство. Вскоре на его поимку был отряжен некто Путята, и как раз таки из рода князей Чекушкиных. Якобы по заданию Сыскного приказа. А гонимый за правду мздоимец нашел прибежище в замке славного рыцаря Флориана – да вы, Надежда, его хорошо помните. Путята же, узнав об этом, сразу отправился в замок Флориана, однако не пошел к хозяину, а стал выспрашивать прислугу – повара, горничную, конюха: дескать, давно ли гость тут живет, да какие у него привычки, что он кушает и с кем встречается.
– Ну и что тут предосудительного? – удивился Дубов. – Сбор информации – неотъемлемая часть следственных действий.
– Я то же самое потом говорил Флориану, – подхватил дон Альфонсо, – да разве ему растолкуешь! Ежели, говорит, он прибыл с честными намерениями, то должен был придти ко мне и все рассказать, как есть. И если бы доказал, что мой гость – и впрямь мздоимец и вор, то я и поступил бы по справедливости. А высматривать, выспрашивать да выведывать – недостойное занятие. Я еще понял бы, если бы этим занимался обычный простолюдин, но уж со званием князя такие поступки вовсе несовместимы... – Дон Альфонсо вздохнул. – Путяте еще повезло, что ему попался Флориан, тот его просто выставил из своего замка и все, а другой бы и поколотил напоследок.
– Это скорее вашему королевству повезло, что не поколотил, – отметила Надя. – А то бы теперь господ рыцарей в Царь Городе еще не так шпыняли...
– Ну да ладно, бог с ним, с Путятой. Вы то куда путь держите? – спросил дон Альфонсо. – Уж не в Белую ли Пущу?
– Да нет, малость поближе, – ответил Василий. – В Загородный царский терем. Совсем скоро будет поворот направо, там вы нас и высадите.
– Ну, зачем же высаживать? – возразил дон Альфонсо. – Давайте уж до самого места довезу.
Карета замедлила ход и остановилась перед самым перекрестком – тракт пересекала проселочная дорога, причем справа она была более менее ухожена, а слева – ухаб на колдобине.
Дверь приоткрылась, и в карету заглянул возница:
– Хозяин, куда теперь – прямо или налево?
– Направо, – вместо хозяина ответила Надежда.
– А налево, стало быть, та дорога, что на Новую Мангазею? – спросил кучер.
– Нет нет, как я понял, дорога на Мангазею чуть дальше, – сказал Дубов. – А эта ведет к деревеньке Боровиха.
Возница вскочил на козлы, и карета покатила к Терему. Вторая карета, ведомая Чумичкой, произвела тот же маневр.
– Любезнейший дон Альфонсо, а того казнокрада в конце концов поймали, или как? – спросил доктор Серапионыч.
– Вроде бы поймали, – не совсем уверенно ответил славный рыцарь. – После изгнания из Флориановского замка Путята уехал домой, и беглеца на время оставили в покое. Он гостил то у Флориана, то у других доблестных рыцарей, одно время даже у меня. Но говорил, что опасается оставаться в Новой Ютландии и хотел бы отправиться в другую страну, подальше от Царь Города. И вот за несколько дней до отъезда он получил от короля Александра письмо, где тот приглашал изгнанника к себе на прощальный ужин и даже обещал прислать за ним свою карету. И действительно, в назначенный час подали карету, но до королевского дворца она так и не доехала – исчезла по дороге, будто в болото провалилась. Поначалу мы так и подумали, но когда Его Величество об этом услышал, то был изрядно изумлен – оказывается, в тот день он никого не приглашал и никакой кареты ни за кем не посылал. Потом уж я краем уха слышал, что этого беглеца судили в Царь Городе и отправили в темницу.
– И вы полагаете, дон Альфонсо, что к его похищению каким то боком причастен Путята? – с самым невинным видом спросил Дубов.
– Да ну что вы! – возмутился рыцарь. – Это уж было бы слишком: князь ни за что не станет опускаться до таких бесчестных деяний, достойных разве что разбойника с большой дороги. Да если бы я, или хоть любой другой из наших доблестных рыцарей, позволил себе что то подобное, то его не то чтобы царем не поставили, а напротив – отлучили бы от рыцарского звания и окружили всеобщим презрением!
Тем временем карета подъезжала к Загородному терему. Видимо, здесь уже знали о прибытии гостей – ворота были открыты, и два стрельца охранника отдали приветствие, подняв секиры. Карета остановилась на площадке, откуда уже виднелся крутой скат теремовской крыши. Правда, охрана была предупреждена о прибытии только одной кареты, и прямо перед лошадьми второго экипажа ворота закрылись. Вылезшие из кареты Дубов и его спутники, чего греха таить, не без некоторого злорадства наблюдали, как Петрович собачится с охранниками, требуя пропустить его – борца за права угнетенных и доверенное лицо самого царя Путяты. Если первому утверждению стрельцы еще как то могли поверить, то признать в грязном оборванце Государева посланника они никак не желали. И лишь когда Петрович недвусмысленно полез за кухонными ножами, Надя сжалилась:
– Пропустите, он с нами!
Как только вторая карета наконец то заняла свое законное место рядом с первой, один из охранников предложил:
– Хозяин ждет вас – не угодно ли пройти в терем? – И отдельно обратился к кучеру дона Альфонсо: – И вы тоже извольте пожаловать – в людской вам приготовят обед.
– Ступайте без меня. Я должен проверить сохранность мешка, – пробурчал Петрович.
Оставив царского соглядатая возле карет, гости последовали за стрельцом по ухоженной каменистой дорожке, которая вилась между живописных цветничков и растущих там и сям кустарников. Терем представлял собой двухэтажное здание, причем первый этаж был сложен из тяжелых булыжников и частично из кирпичей, а второй, в скате крыши – из почерневших бревен. Шагах в ста от левого угла терема отдельно стоял домик, сделанный из того же материала и в том же стиле, что первый этаж терема.
Почти сразу же за теремом темнел густой лес.
А с верхней ступени крыльца дорогих гостей уже приветствовал хозяин – бывший Кислоярский царь Дормидонт.
-----

Продолжение завтра.....