Князь Григорий уже собирался покинуть свой рабочий кабинет, чтобы отойти ко сну, но тут дверь распахнулась, и барон Альберт ввел светловолосую даму в порванном черном платье. Из за ее плеча робко выглядывал невзрачного вида мужичок.
Однако их появление большой радости у князя Григория явно не вызвало:
— Ну, чего явились? Вам же было велено оставаться на посту до завтрева. Или даже до послезавтрева. Забыли, Анна Сергеевна?
— Мы ничего не забыли, Ваша Светлость, — несколько надменно отвечала дама, которую князь Григорий назвал Анной Сергеевной. — Но обстоятельства таковы, что оставаясь в Мухоморье, мы наверняка оказались бы за решеткой.
— Невелика потеря, — проворчал барон Альберт, но князь так на него поглядел, что тот сразу как то скукожился и бочком выскользнул из кабинета.
— Вот Каширский не даст соврать… — продолжала Анна Сергеевна, еле кивнув в сторону своего спутника.
— Ну, Каширский соврет — недорого возьмет, — заметил князь. — Так что же такого у вас приключилось?
Анна Сергеевна поправила сползший черный чулок на левой ноге:
— Когда мы узнали, что боярин, — тут она зло скривила губки, — так называемый боярин Василий вступил в контакт не только с Беовульфом, но и с Гренделем, то предприняли операцию по его ликвидации.
— Согласно вашим директивам, — вставил Каширский.
— Чего чего? — вскинул брови князь. — Говорите проще, не умничайте!
— Согласно вашим указаниям, устранили, — презрительно бросила Анна Сергеевна. — Я самолично замочила его ножом, в корчме.
— Так, — удовлетворенно кивнул князь Григорий. — И в чем же закавыка?
— Сегодня Беовульф предъявил мне перстень, который он неделю тому назад подарил мне, а сегодня нашел, — объяснила Анна Сергеевна.
— Ничего не понял, — проворчал князь Григорий.
— Найти он его мог только в одном месте — в корчме, где я его обронила, — пояснила Анна Сергеевна. — Когда убивала Ду… боярина Василия!
— Удивляюсь еще, как он дал нам бежать, — добавил Каширский.
— В общем, я вижу, что работнички из вас… — Князь задумался, подбирая сравнение пооскорбительнее. И, так ничего и не придумав, зашелестел бумагами. — Ну, что у вас еще? — поднял он взор на Анну Сергеевну с Каширским, которые стояли, неловко переминаясь, перед столом.
— Князь, это еще не все, — несмело заговорил Каширский. — Операция по охмурению Беовульфа и Гренделя прошла не столь успешно, как мы предполагали.
— Это еще почему? — грозно вопросил князь Григорий.
— Они оба вышли из под влияния моих установок, — обескураженно развел руками Каширский. — Я чувствую присутствие здесь другой силы внушения, куда более могучей, нежели моя!..
— Не темни, говори по делу, — оборвал его князь.
— Здесь мутит воду Чумичка, — заявил Каширский. — Он в прошлый раз был тут вместе с царевной и тем, кто именует себя боярином Василием.
— Не помню никакого Чумички, — проворчал князь.
— Вы его очень хорошо помните, — заявила Анна Сергеевна. — Это именно он, обернувшись царевной, гм, причинил вам некоторые неприятности.
— Что?!! — вскочил из за стола Григорий. — Схватить… изловить… на кол посадить… сжечь живьем… Ну, что встали? — напустился он на Анну Сергеевну и Каширского. — Прочь отсюда, олухи!
Оставшись один, князь Григорий со сдавленным стоном упал в кресло.
— Это судьба, — прошептал князь. — Боярин Василий, Чумичка, Грендель… И что с того, что боярин убит — колесо уже закрутилось. И что то сделать уже поздно. Альберт! — вскричал князь. — Крыса чернильная!
В кабинет испуганно заглянул начальник тайного приказа.
— Чего изволите, Ваша Светлость?
— Запереть в замке все ворота. Поднять мосты. На стене выставить лучников. И чтобы до послезавтра без моего приказания ни одна собака сюда не пробежала! Ни одна мышь не проскочила! Ни одна ворона не залетела!
— Слушаюсь, Ваша Светлость, — пролепетал барон Альберт. — Еще будут приказания?
— Да! — рявкнул князь. — Усилить надзор надо всеми! И над обоими Длиннорукими, и над этим дураком Каширским, и над Анной Сергеевной. Никому доверять нельзя, никому.
Барон Альберт на цыпочках покинул княжеский кабинет.
— Ох, не в духе нынче хозяин, — вздыхал барон, тяжело ступая по длинному полутемному коридору. — И так каждый год. Только наступает октябрь, как будто с цепи срывается. И что ж это за тайна такая, что даже мне, главе тайного приказа, не ведома?
x x x
Леший и его друг водяной привычно сумерничали в корчме, когда раздался стук в дверь.
— Толкайте, да посильнее! — крикнул корчмарь, и тут же дверь ввалилась вовнутрь, а следом за нею и запоздалый посетитель — высокий человек в лохмотьях, с которыми несколько контрастировала широкополая шляпа, надвинутая на самые брови.
— Добро пожаловать, дорогой гость, — приветствовал его хозяин. Вошедший украдкой огляделся по сторонам, снял шляпу и кинул ее на ближайший столик.
— Боярин Василий! — в голос ахнули водяной и леший.
— Никто не знает, что я здесь, — устало вздохнул Василий, присаживаясь за столик. — Переночуем, а завтра утром поедем восвояси.
— A как же… — начал было водяной и осекся.
— Увы, — развел руками Дубов, — сам я ничего не могу сделать, а те, на чью помощь рассчитывал, отказались. Да сам виноват — такие дела с наскока не делаются. Ну ничего, доживем до будущего года…
— Ах да, чуть не забыл. — Леший достал из под стойки запечатанный в трубочку свиток. — Это для вас.
— Любопытненько. — Василий подошел к стойке и, разломав печать, пробежал послание. — Кто его принес, вы не заметили?
— Русалка, — с некоторым удивлением ответил леший. — Я уж хотел ей сказать, что вас нет, что вас убили, а ее уж и след простыл.
— Теперь и это уже ни к чему, — и Дубов, мелко порвав письмо, кинул его в тлеющую печку. — Кузьма здесь?
— Да, в вашей горнице, — кивнул корчмарь.
— Спокойной ночи, господа, — и Василий по скрипучей лестнице стал подниматься на второй этаж. — Да да, ничего не вышло, — бормотал он себе под нос. — Остается только заехать за Надей, и домой…
— Ну где ж ты пропадал? — напустился Кузька на Василия, едва тот переступил порог комнаты. — Я тут весь изволновался…
— На болоте прятался, — ответил Дубов, опустившись на кровать. — Не мог же я тут среди дня появиться! Ну как, вещи ты сложил?
— Сложил, — буркнул Кузька. — Выходит, впустую ездили, эх ма…
— Завтра затемно выезжаем, — сообщил Василий, — а теперь неплохо бы малость подремать. Дверь бы чем припереть на всякий случай?
Но тут дверь в «апартаменты» Дубова распахнулась, и в ней, к немалому удивлению детектива, возникла долговязая фигура Гренделя. Василий про себя усмехнулся, но виду не подал.
— Чем могу служить? — вежливо осведомился он.
— Я, право, не знаю. — выдавил из себя Грендель и замолк. Бедолага явно находился в полном расстройстве чувств. Он затравленно озирался по комнате, будто ища поддержки у этих облезлых стен и пошарпаной мебели.
— Я, понимаете ли, человек тонкий, но… — наконец собрался с духом Грендель, и в этот момент дверь резко распахнулась и на пороге возникла массивная фигура Беовульфа.
— Я, знаете ли, человек такой… — начал было он, но увидев Гренделя, осекся.
Грендель машинально попятился к окну. Беовульф же лишь ухмыльнулся.
— И ты здесь. — И, уже обращаясь к Дубову, продолжил: — Я, знаете ли, такой человек, никому обид прощать задарма не намерен. Так что князю Григорию придется заплатить за подстроенную подлянку. Вот.
— Своею жизнью заплатить! — с пафосом добавил Грендель.
— Во во, — мрачно ухмыльнулся Беовульф. — Это я и имел в виду.
— Ну что ж, господа, прекрасно, — улыбнулся Дубов. — Если я вас правильно понимаю, вы поддерживаете мой план и готовы принять в нем участие. — При этом заклятые друзья закивали головами. — В таком случае нам пора в путь.
— Как? Прямо сейчас? — опешил Грендель.
— Да. Это как то того… — пробурчал Беовульф.
— Увы, господа. — развел руками Дубов. — Время не терпит. В нашем распоряжении чуть более суток. Поэтому надо выходить рано утром. Если вы, конечно, не передумали.
— Я готов, — выпятил впалую грудь Грендель.
— А чего там… — махнул рукой Беовульф. — Пошли! Только почему такая спешка?
— Дело в том, что князь Григорий уязвим только один день в году, объяснил Василий. — Точнее, одну ночь. И эта ночь — следующая. Подробности я расскажу по дороге, а теперь надо подумать о том, как нам обеспечить себе свободу действий. Господин Беовульф, как насчет того, о чем я вас просил?
— Мои люди проследили, куда они сбежали, — самодовольно кивнул Беовульф. — Ну, та дама и ее прислужник.
— И куда же?
— В Белую Пущу, к этому вурдалаку Григорию! И как я мог в нее втрескаться, ума не приложу.
— A я тем более в полном недоумении, — меланхолично вздохнул Грендель.
x x x
Король Александр и Надежда Чаликова сидели в потемках и прислушивались к мертвому молчанию, царящему в королевских покоях. Не было слышно даже мурлыканья Уильяма. Когда им стало невмоготу слушать зловещую тишину, Александр вполголоса предложил:
— А действительно, Наденька, что это мы тут сидим, будто в рот воды набравши? Если особо не шуметь, то можно и поговорить.
— Да, пожалуй, — также вполголоса согласилась Надя. — Знаете, Ваше Величество, когда вы давеча за обедом читали стихи Касьяна, то я наблюдала буквально за каждым.
— Ну и как? — заинтересовался король.
— Никакого результата. Во всяком случае людоед, если он один из ваших поэтов, ничем себя не выдал. Разве что… — Надя замолкла.
— Ну, договаривайте, — шепотом поторопил ее Александр. — Если вам что то показалось, то не таите.
— Мне показалось, что донна Клара… Ну, в общем, она как то странно на вас глядела. Я бы об этом и не вспомнила, если бы не ее выпрыги за ужином. — ну, когда она заявила, что, мол, ежели людоед к ней заявится, и все такое прочее.
— Ну, это она просто от страха, — вздохнул Александр.
— А если донна Клара таким образом пыталась отвести от себя возможные подозрения? — предположила Надя.
— Все может быть, — не стал спорить король. — А что это вы, Наденька, за обедом мне сказали, что людоед не из поэтов? Ну, оттого что он Касьяна съел, а его стихи не взял.
— Знаете, Ваше Величество, по зрелому размышлению я пришла к выводу, что это, пожалуй, не совсем так. Поэты действительно живо интересуются стихами, но с одним уточнением — своими. Но отнюдь не чужими, особенно если они не хуже твоих собственных. А то, что писал Касьян, на мой взгляд, это все таки настоящая поэзия, хоть и не без недостатков.
— Нечто подобное я и собирался вам сказать, — ответил Александр.
В темной комнате вновь повисло зловещее молчание.
— Ваше Величество, — вновь заговорила Надя, — из разговора с летописцем господином Пирумом я поняла, что вы, кроме всего прочего, являетесь прямым потомком князя Феодора Шушка. Ну, тестя королевича Георга.
— Да, это так, — согласился король. — Более того, и в последующие сто с чем то лет, до прихода князя Григория, ново ютландские короли несколько раз женились на княжнах из Белой Пущи, и наоборот.
— Это значит, что при определенном стечении обстоятельств вы могли бы занять княжеский престол в Белой Пуще? — деланно равнодушным тоном спросила Чаликова.
— Что за глупость! — удивился король. — Там уже есть свой князь, да и на что мне это вурдалачье царство?
— Да, но если с князем Григорием что то случиться, то занять престол будет некому — ведь никого из Шушков не осталось…
— Нет нет нет, и слушать не желаю! — решительно перебил Александр. Если вы с боярином Василием и впрямь решились извести князя Григория, то я вам мешать не буду, но меня от ваших замыслов — увольте!
— Ну что вы, Ваше Величество, избави меня боже вмешивать вас в наши дела, — поспешно ответила Надежда. — Но хоть чисто отвлеченно поговорить о престолонаследии все таки можно?
— Ну, отчего ж не поговорить? — мгновенно успокоился король. Поговорить можно. И даже нужно. А то заснем тут и не заметим, как нас… гм… ну, вы, Наденька, понимаете. Да, так вот насчет престолонаследия. Если продолжить вашу мысль, то я мог бы наследовать чуть ли не всем королевским, княжеским и прочим престолам Европы. Ведь Ютландский королевский двор, откуда изгнали Георга, находился в родстве со многими августейшими семьями. Ну а сейчас у нас, конечно, все по другому. Вернее,
так же, но только в местных мерках.
— В каком смысле? — переспросила Надя.
— Ну, например, в том, послании, что привез боярин Василий, Кислоярский царь Дормидонт именует меня не иначе как «брат Александр». И это не просто принятое обращение между монархами, а действительно так. Моя бабушка была замужем за его дедушкой. Или нет, кажется наоборот. Ну и с другими правителями из соседних княжеств, поменьше, мы тоже в родстве. Это, конечно, не Испания и не Пруссия, даже не Ливония, но все же…
— Но неужели для Вашего Величества в окружающих княжествах не нашлось подходящей невесты?
Как показалось Чаликовой, король горестно вздохнул, и Надя пожалела, что затронула эту тему, видимо, болезненную для Александра. «Может, половая ориентация не позволяет ему жениться?» — промелькнуло в голове журналистки.
— Видимо, не нашлось, — усмехнулся король. — Была одна вполне подходящая, так и та замуж вышла.
— Вы имеете в виду царевну Татьяну Дормидонтовну? — сообразила Надя.
— Ну да. Дормидонт приглашал и меня на свадьбу, да тут как раз дождик полил… А если по серьезному, так черт бы побрал все эти августейшие браки! — неожиданно вырвалось у Александра. — И как я завидую Татьяне Дормидонтовне, что она вышла за человека, которого действительно любит!.. Ох, чего то я расшумелся, — понизил голос король. — Эдак мы нашего людоеда спугнем.
Надя прислушалась к мертвящей тишине и вполголоса спросила:
— А разве вы, Ваше Величество, против династических браков?
Король немного помолчал и вдруг по своему обычаю свернул разговор на совершенно другую тему:
— Вот я слушаю вас, Наденька, и с боярином Василием беседовал, и заметил, что довольно странными словами вы порой изъясняетесь: династический, интересоваться, результат… Знаете, я вас еще как то понимаю только потому, что немного знаком с европейскими языками. Правда, наречия своих предков, ютландских королей, к своему стыду, так и не выучил… Сдается мне, что прибыли вы сюда не совсем из Царь Города…
— А откуда же, по вашему? — упавшим голосом спросила Чаликова.
— Должно быть, из какого нибудь торгового города, где смешались языки многих народов и иноземные слова естественно вошли в повседневное употребление. Ну, например, из Новой Мангазеи.
— Да нет, Ваше Величество, из Москвы. — Сказав это, Чаликова чуть не прикусила язычок.
— А, ну понятно, — протянул Александр, но по его виду Надя поняла, что тот слышит это название чуть ли не впервые.
Действительно, в параллельном мире, где жили король Александр, царь Дормидонт, князь Григорий и в котором волею судьбы оказалась московская журналистка Чаликова, Москва была небольшим городком, известным разве что тем, что, находясь на стыке Суздальского, Рязанского и Тульского княжеств, он время от времени переходил из рук в руки при княжеских междоусобицах.
x x x
ДEНЬ ТPEТИЙ
Грендель в потемках вел Дубова и Беовульфа через болота и перелески по одному ему ведомым волчьим тропам.
— Осторожно, здесь топкое место, — говорил он. — Идите строго за мной, а если шаг вправо, то там трясина…
Беовульф то и дело проваливался под своим весом чуть не по колено в болотную топь и время от времени, не в состоянии сдержать чувств, громогласно бранился:
— Куда ты завел нас, ирод! Утопить хочешь, да?! Не могли идти по обычной дороге, что ли?..
— В том то и дело, что не могли, — успокаивал его Василий. — Никто не должен знать, куда мы идем, иначе все пропало. А тут шпионы князя Григория на всяком шагу.
— А кстати, боярин Василий, отчего такая спешка? — спросил Грендель, когда они вышли на сравнительно сухое место и зашагали по еле заметной в траве тропинке, вьющейся по узкой опушке между тронутыми осенью перелеском и зловещим болотом, откуда раздавались лягушачьи трели и дальнее завывание выпи.
— Это связано именно с сегодняшней датой, — ответил Василий. — Нам стало известно, что князь Григорий может быть уничтожен только одним способом — если его загрызет волк в ночь свадьбы. Когда он хотел жениться на царевне Татьяне Дормидонтовне, то мы решили этим воспользоваться и под видом царевны привезли ему колдуна Чумичку. А ночью он обернулся волком и перегрыз князю глотку.
— Вот это круто! — загоготал Беовульф. — Дорого бы я дал, чтобы на эдакое поглядеть!
— А хорошо ли так поступать? — задумчиво промолвил Грендель. — Каков бы ни был Григорий, но такое разочарование: любимая девушка превращается в волка и впивается тебе в горло.
— Лучше вспомните, сколько народу загубил этот злодей, — возразил Дубов и сорвал с куста огромную черную ежевичину.
— Осторожно, там могут быть змеи, — предупредил Грендель. Погодите, Василий, но если Чумичка, то есть царевна, в общем, если князю перегрызли глотку, то как он остался жив?
— Значит, плохо грызли! — громогласно встрял Беовульф.
— Да нет, здесь другое, — вздохнул Дубов. Теперь он старался держаться подальше от ежевичника, который тянулся вдоль тропинки. Во первых, Чумичка все же оказался не настоящим волком, а как бы понарошку. А нужен настоящий.
— То есть я? — тихо промолвил Грендель. — Но ведь и я тоже не совсем…
— Да, но во время превращения вы становитесь волком по настоящему? пристально глянул на него Василий.
— Ну, так то так, — промямлил Грендель, — да какой я волк! И загрызть то толком не смогу.
— Да не слушайте вы его, боярин Василий! — загремел Беовульф. Придуривается!
— Я попросил бы! — вскинулся Грендель.
— Господа, ну не ссорьтесь же по пустякам! — повысил голос и Василий. — Нам предстоит важная, можно сказать — историческая миссия, а вы, право же, как малые дети.
— Ну хорошо, а в чем же вторая причина? — как ни в чем не бывало спросил Беовульф.
— Вторая причина в том, как понимать выражение «ночь свадьбы». По зрелому рассуждению мы пришли к выводу, что речь здесь идет не о «волчьей свадьбе» с лже царевной Татьяной Дормидонтовной, а о его настоящей свадьбе с белопущенской княжной Ольгой.
— Ну, когда это было… — вздохнул Грендель.
— Это было двести с чем то лет назад, четвертого октября. В то время Григорий уже прибирал к себе власть в Белой Пуще, но формально она еще принадлежала Шушкам: на княжеском престоле сидела Ольга, дочка Ивана Шушка, которому, по всей вероятности, помог отойти в лучший мир его постельничий Григорий.
— Ах он поганец! — не сдержался Беовульф. — Да я его…
— Чтобы утвердиться у власти, — продолжал Дубов, — Григорию надо было официально жениться на Ольге, которую он каким то способом приворожил и подчинил своей черной воле. Для этого ему нужно было войти в церковь и принять участие в христианском обряде. А вы представляете, каково это для матерого вурдалака. Вот оттого то и ночь четвертого октября является для князя Григория наиболее уязвимой. И если мы теперь до него не доберемся, то следующая возможность представится не ранее четвертого октября
следующего года.
— Вы бы так сразу и объяснили, — тихо промолвил Грендель. Осторожнее, там справа опасный омут.
— Ну так вперед, чего мы медлим! — нетерпеливо взревел Беовульф.
x x x
За завтраком король Александр то и дело поглядывал в окно, за которым на фоне голубеющего утреннего неба желтели немногочисленные листья, еще не слетевшие с кленов.
— Думаю, к вечеру вода сойдет, — мечтательно произнес король, отпив из кубка немного вина, которое ему налил паж, на сей раз, к общему удивлению, не пролив ни капли. — Кажется, нынешняя ночь прошла спокойно?
Надя украдкой пересчитала присутствующих, и ей показалось, что кого то недостает. Очевидно, этим же занимался и синьор Данте, который, почтительно привстав, обратился к королю:
— Ваше Величество, по моему, среди нас нет донны Клары…
— А кстати, где донна Клара? — оглядел сотрапезников Александр.
— Да, фрау Клархен — это такая женщина! — мечтательно протянул Иоганн Вольфгангович. — Отшень будет жалко, если ее скушали.
К королю подошел Теофил, во время трапезы стоявший в дверях.
— Ваше Величество, — негромко заговорил он, — спальня донны Клары заперта изнутри, и никто не откликается.
Услышав эти слова, Надя заметно побледнела, а король, как ни в чем не бывало, отпил еще немного вина:
— Господа, я уверен, что ничего особенного не случилось. Просто наша уважаемая донна Клара так тщилась встретить людоеда во всеоружии, что проспала завтрак… Перси, передай мне, пожалуйста, вон то блюдо! — И незаметно для других Александр шепнул Наде: — Боюсь, придется ломать дверь.
x x x
Похоронный обряд был в полном разгаре. Вся многочисленная челядь господина Беовульфа в темных нарядах собралась на родовом погосте Розенштернов, дабы проводить в последний путь скоропостижно скончавшегося боярина Василия. Солнце едва взошло, и капельки ночной росы живописно переливались на траве и на внушительных каменных надгробиях.
На возвышении перед разверстой могилой стоял роскошный гроб, украшенный серебряными заклепками и позолоченными цепями. Рядом с гробом «толкал» прочувствованную речь представительный господин в черном камзоле — старший дворецкий Беовульфа.
— О смерть, злодейка Смерть, зачем ты возложила свою хладную костлявую длань на этого замечательного человека? Зачем подослала подлых убийц к его ложу? Вдали от любимого Отечества, вдали от родных и друзей…
Судя по поэтическим оборотам, можно было понять, что сочинитель сей речи обладал незаурядным талантом. Действительно, автором был собственной персоной господин Грендель, а самый первый ее слушатель, господин Беовульф, рыдал, будто малое дитя, хотя «отпеваемый» находился там же, в комнате приболотной корчмы, и внимал похоронной речи вместе с Беовульфом.
— Кто бы он ни был, этот гнусный убийца, его постигнет участь, коей он заслуживает, — продолжал дворецкий, — и мой владетельнейший хозяин, господин Беовульф, со своей стороны обещал и поклялся сделать все, дабы наказан был не только убийца боярина Василия, но и те, кто его послал!..
Участники траурной церемонии слушали надгробное слово не очень внимательно, время от времени переговариваясь между собой.
— Все таки наш хозяин благороднейший человек, — говорил начальник псарни главному повару. — Мало того что дозволил хоронить боярина Василия на своем родовом погосте, так еще и уступил ему свой лучший гроб.
— А что же он сам не пришел на погребение? — спросил повар.
— Занемог, бедняга, — вступила в беседу горничная. — Вообще то он очень хотел быть сам и произнести прощальное слово, но пришлось остаться дома, — и она махнула рукой в сторону замка.
Все эти разговоры велись голосами куда более громкими, чем приличествовало при погребении, и предназначались, главным образом, нескольким темного вида личностям, явно не из местных жителей, которые шныряли в толпе провожающих.
Домовой Кузька, а он и был своего рода негласным распорядителем похорон, сидел на каком то старом надгробии, сделанном из огромного серого валуна, и подавал условные знаки, когда надо заводить разговоры. Темные личности жадно ловили ушами всю эту дезинформацию и, отойдя в сторону, украдкой записывали ее на клочки пергамента.
Рядом с валуном стояли корчмарь леший и его друг водяной, держащий в руках венок из болотных трав и тины с вплетенными в него кувшинками. Время от времени, слушая погребальную речь, водяной начинал трястись беззвучным смехом, и тогда Кузька строго тыкал его пальцем в бок:
— Ты что, забыл, где находишься?
— Так это ж я так плачу, — хихикая, отвечал водяной.
— Эх, какого человека загубили, — вздыхал леший. — Где я еще такого постояльца найду?!
— …так покойся же, боярин Василий, с миром, — вещал дворецкий. И со слезами завершил: — И суждено душе нетленной В веках скитаться по Вселенной.
(Очевидно, сочиняя погребальное напутствие, Грендель все таки не удержался от того, чтобы вставить туда парочку своих гениальных строчек).
Промокнувши глаза платочком, дворецкий отошел в сторону, а его место занял квартет плакальщиц кикимор, Кузькиных знакомых. Обступив гроб, они жалостно заголосили:
— Ох ты батюшка боярин свет Васильюшка,
На кого ж ты нас покинул, горемычныих,
В путь далекий ты собраисся,
Во неродную землю матушку,
Во землю матушку во болотную…
Кузька чуть заметно махнул рукой, и главный псарь спросил у повара:
— А почему гроб не открывали?
Повар пожал плечами, но вместо него ответил Беовульфов садовник:
— Да говорят, его эти злодеи так изуродовали, что глядеть страшно.
— Ну и дела, — вздохнул повар. — И кому только боярин Василий дорогу перешел?
— Да обычные лиходеи, — уверенно заявила горничная. — Решили, видать, что у него злата много, да просчитались — у боярина Василия при себе ничего то и не было.
Дворецкий подошел к Кузьке:
— Кузьма Иваныч, может, пора завершать?
— Пожалуй, что пора, — согласился домовой и кивнул плачеям.
Те, допев очередной душещипательный куплет, замолкли, и несколько здоровенных работников стали опускать гроб в сырую землю.
x x x
Король Александр, паж Перси и несколько наиболее надежных слуг собрались перед дверью одной из комнат.
Его Величество осторожно постучал в дверь. Никто не откликнулся, и тогда, постучав громче, Александр крикнул:
— Донна Клара, отворите или хотя бы дайте знать, что вы внутри и живы! — Так как и это предложение осталось без ответа, то король велел одному из слуг: — Открывайте!
Слуга, он же, по видимому, и королевский ключник, выбрал увесистый ключ из огромной связки, висевшей у него на шее, попытался отворить дверь, но ничего не вышло.
— Там ключ внутри, — пояснил ключник.
— М да, нехорошо, — нахмурился король. — Ну что ж, ломайте дверь!
То, что Чаликова увидела в комнате, заставило ее, многоопытную журналистку, неоднократно бывавшую в так называемых «горячих точках», стремглав выбежать в коридор. У короля же Александра хватило выдержки пробыть там еще некоторое время и сделать кое какие наблюдения, после чего он в сопровождении Нади удалился в свои покои.
— Ясно одно, что дело не в чтении стихов Касьяна, — как ни в чем не бывало произнес Александр, привычно устроившись за своим столом.
— Да да, — через силу кивнула Надежда. — Тут что то другое…
— Довольно странный случай, — продолжал король. — Донна Клара съедена, царствие ей небесное, дверь закрыта изнутри, а людоеда внутри нет. По вашей логике получается одно — самоубийство.
— Да да, — машинально подхватила Надя, — и тогда появляется еще одна версия: донна Клара совершила предыдущие два преступления и теперь, терзаемая угрызениями совести, съела сама себя… Что? — удивилась Чаликова собственным словам. — Что то меня немного занесло.
— Самую малость, — через силу улыбнулся Александр. — И не удивительно, особенно после того, что вы увидели. Впрочем, окно в спальне было только прикрыто, но полностью не закрыто.
— Стало быть, преступник бежал через окно? — уже почти деловито проговорила Надя. — Ваше Величество, вы не обратили внимания, нет ли под окном каких то следов?
— Да, я сразу же глянул вниз, но никаких следов не заметил, вздохнул король. — И это тоже странно. Земля мокрая, но дождя не было. Александр задумчиво глянул в окно. — Наверно, уже сегодня возобновится связь с окружающим миром…
— Значит, людоед выпрыгнул из окна, заровнял следы, а затем либо ушел на болота, либо вернулся в замок через одну из дверей, — уверенно предположила Надя.
— Его бы заметили, — возразил Александр. — А впрочем, ваше предположение отчасти похоже на правду.
— Не сомневаюсь, что тут все гораздо сложнее, — заметила Надя. — Или наоборот — до предельного просто.
x x x
Уже совсем рассвело, а Грендель все продолжал вести Дубова и Беовульфа через болота.
— Красивые все таки у нас места, — говорил он, указывая на перелесок вдали на холме. — Октомврий уж настал, уж роща отряхает… А за тою рощей начинается Черная трясина, самое страшное место во всей Новой Ютландии если кто туда попадет, то возврата ему не будет.
— А что так? — заинтересовался Василий.
— Говорят, что эта местность заколдована, чтобы никто не мог туда проникнуть. Будто бы там сокрыт хрустальный гроб…
— А а, знаю! — захохотал Беовульф. — Стоит хрустальный гроб, а в гробу спит юная дева и ждет своего прекрасного принца! Слышали мы эти бабкины сказки.
— Да нет же, — с досадой ответил Грендель. — Никакая это не юная дева и не принцесса, а замужняя женщина. И лежит она там почитай без малого полтораста лет…
— А кто же ее освобождать должен, коли не принц? — несколько удивился Василий.
— Я так слышал, что это должен быть ее прямой потомок, внук, или даже правнук, — не очень уверенно сказал Грендель. — Осторожнее, там топкое место, заберите чуть правее… А вон там, — указал он совершенно в другую сторону, где начинались «грядки», чередующиеся канавками, — то место, где княжна Марфа закончила свой недолгий век в человеческом обличии.
— Сказкины бабки! — опять захохотал Беовульф и в очередной раз провалился чуть не по колено в болотную жижу. — То есть, я хотел сказать, бабкины сказки.
— Какие еще сказки! — возмутился Грендель. — Ведь даже наш Ново Ютландский король Иов, который правил в те годы, установил на этом месте памятный камень. Он и по сей день там стоит!
— А это не может быть, извините, просто дань поэтическому сказанию? осторожно заметил Дубов. — Например, для привлечения любопытствующих.
— Ну конечно же нет, — воскликнул Грендель. — Когда у нас будет время, я непременно свожу вас, маловеров, туда — там все сохранилось, как было двести лет тому назад. Княжна не знала, куда ей деваться, и побежала по одной из «грядок». Но ей не посчастливилось — знаете, часть из них сквозные, по ним можно было пройти через все болото, и тогда Марфа имела бы надежду спастись. А она как на грех побежала по «грядке», которая заканчивалась там, где сходились
две канавки, а броситься в воду она не решилась. Тут ее нагнали подручные князя Григория, а колдун превратил в лягушку. С тех пор она в тех местах, говорят, и обитается.
— Свежо предание, а верится с трудом, — заметил Василий.
— Я ж говорю — сказки! — добавил Беовульф. Грендель только махнул рукой, не желая пускаться в пустые споры.
Некоторое время спутники шли молча, и лишь когда они миновали невысокий холм, поросший кустарником, Грендель разомкнул уста:
— Здесь начинаются владения князя Григория. — И, обернувшись назад, с чувством произнес: — О Мухоморская земля! Уже за шеломянем ты еси.
Беовульф лишь фыркнул, а Василий подумал, что у Гренделя наверняка в суме хранится мешочек с горстью родной болотной земли.
-----
