Мужской и женский взгляд за чашечкой кофе. Кофе 'Золотая Черепаха'
Этот дикий кофе совершенно не выносит дневного света, днём он, как и всё дикое осторожен, осмотрителен, насторожен, в нём, как в диком звере, дрожит каждый мускул. Днем его можно пить только при одном условии – если залезете на кровать и накроетесь толстым
одеялом с головой. Полумрак, создаваемый одеялом и влажное тепло от кофе – всё, что необходимо в этом странном и сложном для восприятия рецепте. Торжество его вкуса, его мягкость и грациозность проступают только с наступлением темноты, когда обостряются органы чувств, когда на охоту выходят дикие лесные звери. Сейчас мой муж, наверное, уже догадался, о чем тут пойдет речь, но он вам не скажет. Мы оба предпочитаем именно этот вариант рецепта, но изредка, для разнообразия, ночные лесные звери выходят на
охоту и посреди светлого дня, для остроты восприятия.
Дикие лесные звери любят ночь не за её романтическую таинственность и мистику, не за луну и поэтический блеск звёзд. Они любят ночь за возможность напасть, за свободное проявление своих звериных качеств, за
тишину и за звук, который леденит сердце, за преследование и ловкую игру, переходящую в страстный натиск, за возможность обладания таким же диким зверем, грациозным и сильным, злым и великодушным, добрым и кровожадным, ласковым и обладающим мертвой хваткой своих когтей, за право быть рядом с таким же сильным. Вот о чём этот кофе. Его вкус ни с чем не спутаешь! Дикие звери вам не парочка слизней, шепчущих друг другу всякую херню на ухо. За такие идиотские выходки в секунду откусываются уши. Вы хоть раз
видели как охотятся слизни? Вот именно!
Недавно я отодвинула коробку, стоящую на стеллаже и нашла там уровень. Это такая деревянная штука с водяным пузырем, который если положить его на поверхность покажет прямоту или кривизну плоскости. Я повертела её в руках
и поняла, что как ни глупо его тут хранить, других мест всё равно нет. Всё уже и так рассовано, где только можно. Вещи расширяются, как Вселенная от Большого Взрыва и найти укромное место хоть в доме, хоть на планете становится всё труднее. До всего добирается человек и в этой своей страсти никакой дикости уже почти не остается места.
Мне нравится дикость. Я совершенно не готова тратить часть времени своей драгоценной жизни как на обслуживание ненужных мне вещей, так и на хранение неиспользуемых. Если вижу, что какая-то чепуха требует к себе слишком много моего внимания в своем обиходе, то легко отказываюсь от неё. Потому что не хочу этого рабства моей дикости, её одомашнивания, её пристрастия к протираниям, ко всяческим ко-ко-ко вокруг тысячи домашних
мелочей, так искусно умеющих проглотить мою жизнь. Проще, я хочу проще. Меня перестали беспокоить пыльные полки и грязные полы. Я всё это протираю и мою, только без прежнего надрыва, без фанатизма, если есть настроение, если есть желание, ведь я люблю чистоту, но внутри меня больше нет того, что надо так тщательно отмывать.
Когда вы привыкаете беречь в себе эту исчезающую дикость, вы влюбляетесь в её проявления в реальности, будь то природа Юго-Восточной Азии или отдаленная волость родных просторов. Её ценность покажется вам важнее и дороже любых драгоценностей, а ведь мой муж знает, как я люблю драгоценности. Чего греха таить, недавно увидела прекрасную вещицу у Cartier – умопомрачительной красоты амулет… Я закрыла глаза и увидела Женщину, почти
обнаженную, её глаза блестели, она была окружена не мебелью, не глупым домашним декором, а дикими зверями и на шее у неё был тот самый амулет с черным ониксом, испепеляющим любой декор.
Однажды, когда моя дикость потребовала самоосознания, я понесла её в лес,
как оправившуюся раненую птицу. Мне не было страшно. Я нашла поваленное дерево, села на него, закрыла глаза, слушала лес и пение моей дикости внутри меня. Оно как-то странно прорывалось наружу рыданиями, но я ничего не анализировала. Дикость на то и дикость, чтобы проявляться в лесу не оперным колоратурным сопрано. Я знаю свою "страшную сторону", я её побаиваюсь, но не боюсь. Недавно гуляя по Лиговскому проспекту, разгадывая любимую решетку садика Сан-Галли, моя дикость ловко заманила меня в
глубину одного двора, где ей удалось слиться воедино с дикими зверями Канады, Аляски, норвежского Шпицбергена и чего-то там ещё.
- Смотри, ты говорила, что любишь драгоценности, - прошептала мне моя дикость, подсовывая афишу «Золотой
Черепахи».
- Но это просто фотографии, - возразила я.
– Это иконы, - сказала дикость, неся меня по ступеням. - И это вовсе не пятый этаж Лофта, это твой пузырь в уровне, твоя Церковь, иди, смотри и пой!
И у меня выступили слёзы, как тогда в
лесу. Мне хотелось опуститься на колени перед мчащимся на меня стадом яков Эрика Пьера и «Черным оленем» Мишеля Оултремона, перед «Стадом сайгаков осенью» Клауса Нигге, перед глухариным током, снятым Сергеем Урядниковым, ведь я думала, что у нас уже нет никаких глухариных токов. Я ушла благодарная за этот живой глоток дикой жизни в шумном и совершенно мертвом мегаполисе. Если ваша дикость читает сейчас рецепт, покажите ей эту ссылку.
автор: Жанна Веселова, международный каталог fotoprofit.ru
