Мужской и женский взгляд за чашечкой кофе. Кофе 'Два косаря'
Наши близкие друзья в прошлом году переехали в таун-хаус у озера Разлив, около Сестрорецка. Что нам было известно до этого момента об этих местах? К стыду своему, не так много. Что место это принадлежит Карельскому перешейку, а озеро разлилось из реки Сестры,
которую перегородили, как водится, плотиной еще при Петре для нужд тамошнего оружейного завода. Понятное дело, что берег озера в начале XX века стал облюбовываться дачниками, а место из-за сосен и найденной там грязи, начали называть Курортным районом, самым Северным, между прочим, в России.
Закрутила озеро и череда архи-важных событий, которая в чертовом колесе того времени для нашей страны стала поворотной. Из уроков истории всех периодов обучения стройно в голову как-то вся чреда не влезла, а угнездилась там главным образом какими-то разрозненными фактами и сплошь фотографиями из учебников, среди которых был Сам Ленин и его Шалаш в Разливе.
Группа «Виталика». В семье наших друзей, которая переехала в Разлив, папа слушает
иногда группу «Металлика» и его пятилетняя дочь тоже иногда её слушает, но сведения об исполнителях у неё неточные, как у нас о Шалаше и его фронт-мене. Ребенок не расслышал, зато в нашем лексиконе появилась группа «Виталика». Это приблизительно иллюстрирует и наши знания про Шалаш и про то непростое время, когда он являлся неотъемлемой частью физической реальности, а не частью историко-культурного музейного комплекса в посёлке Тарховка, до того, как мы туда снарядились и всё
окончательно для себя прояснили.
Как сделать музей из травяного шалаша нам захотелось понять воочию, пощупав сам музей.
Заварив кофе в термос, нацепив лисьи уши, как часть униформы зимнего географа, мы отправились на разведку местности. Тщательно осмотрели копну и прилегающий к ней шалаш, голову Ленина, стоящую на земле поодаль (дар музею от Большого Концертного Зала «Октябрьский») и, собственно, пирс, выполненный из гранита в 1928 году. В музее мы приобрели экскурсию с живым и обстоятельным экскурсоводом за двести рублей на двоих и получили такую пламенную массу удовольствия, которую на выходе еле затушили
содержимым термоса.
Это сладкое слово "мандаты". Всё, что мы услышали, удивительным образом легло на
современные политические реалии. С той лишь разницей, что изменились контрагенты интервенций. Нынешние социал-демократы не штудируют, пожалуй, Маркса и не заносят его в свои «Синие планшеты» (хотя, как знать). Толерантная и бесплодная Европа напрочь забыла текст и музыку Марсельезы, попираемая ныне босыми ногами своих бывших колонистов, а современных борцов национал-освободителей крайне мало нынче притесняют чистым воздухом Восточной Сибири и склонением к добровольному бомжеванию по шалашам в
целях конспирации. Им семизвездочные отели подавай и боярство. Да золотую рыбку какого-нибудь Эмирата на посылках. А так всё то же. Те же экономические схемы и вербовка политических проституток митрополиями, та же экспансия и борьба за расширения влияния, мечты о рабовладении по тем же замшелым стандартам и устаревшим ноу-хау, то же безудержное желание контроля наибольшего количества популяций у действующих альфа-самцов, как и банальное наличие инессы при живой надежде. Главное Инессе сказать, что пошел к
Надежде Константиновне, Надежде Константиновну заверить, что пошел к Инессе, а сам на чердак и мандаты, мандаты...
Кто не знает
старика Крупского?! После февральского переворота, когда Николая II с семьей арестовывают после добровольного отказался от престола и заключают под надзор в Царском Селе, его свита почти вся разбегается, а в Цюрихе приходит в волнение, читая газеты, наш с вами герой и прототип головы в Шалаше – Владимир Ульянов-Ленин, владеющий на тот момент пятью языками. Кстати, клички, как вторая фамилия – дань моде того времени. У него были также другие псевдонимы: Н. Ленин, В. Ильин, В. Фрей,
Ив. Петров, К. Тулин, Карпов, Старик и др. Три года в Сибирской ссылке (на полицейской фотографии того периода Ленин похож на обыкновенного попа), семнадцать лет в европейской эмиграции и вот он - come back изгнанника в немытую Россию в опечатанном вагоне, полном политэмигрантами.
Ещё в 1901 году Ленин писал: «Принципиально мы никогда не отказывались и не можем отказаться от террора. Это — одно из военных действий, которое может быть вполне пригодно и даже необходимо в известный момент сражения, при известном состоянии войска и при известных условиях». С этим он и ехал на бывшую Родину.
Пока Временное Правительство готовилось устроить Романовым срочный отъезд в Лондон, а Англия - принять их у себя, комиссары люто препятствуют этим планам и единственное, что удается - упросить исполком Петросовета не заключать царскую семью в Трубецкой бастион Петропавловской крепости, а поселить под арест в Царское Село. Время идет, приглашение Лондона отозвано... Николай II, двоюродный
брат британского короля Георга V и прусского короля Вильгельма II, спонсировавшего революционные перевороты в России, брошен на произвол судьбы и предан своими влиятельными родственниками.
Из Швейцарии через Германию в Петроград прибывают тридцать два русских
политэмигранта, среди которых: Ленин, Арманд, Крупская, Гирш Радомысльский (Зиновьев). На Финбане среди товарищей их встречают революционные партийцы: Сталин, Чхеидзе, Розенфельд (Каменев) и тётя-мотя Коллонтай. Недалече: Шотман, Орджоникидзе, Дзержинский, Церетели, Бронштейн (Троцкий), Рахья и прочий русский пролетариат.
Господин Ленин, начитавшись до зубного скрипа Маркса, тут же сошедши с поезда толкает речь с броневика у Финбана о срочной надобности перерастания буржазно-демократической революции в социалистическую и чтоб с всенеприменным установлением всё той же диктатуры всё того же рюсського пролетарьята.
С десятого июля по десятое августа Ленин и Зиновьев ловко замаскированные под двух финских косарей, якобы нанятых рабочим сестрорецкого завода Емельяновым косить траву для его коровы, сидят в разливанном шалаше, скрываясь от преследований Временного Правительства по
совершенно справедливому обвинению в немецком шпионаже. В шалаш периодически наведывается Крупская. Фотография Ленина на заводской пропуск этого периода его «финской конспирации» моя любимая. На ней он в парике, кепке, без дурацкой своей бородки и усов, но с фирменным хитрым финским прищуром.
В августе он покидает свой «зеленый кабинет», а семья Романовых Царское Село, их перевозят на Урал, в Тобольск, он размещается в Петрограде.
И не жужжим! А уже в октябре «баловень судьбы» Ленин с якобы замотанным флюсом, изрядно рискуя, едет на трамвае в Смольный институт благородных девиц для того чтобы возглавить там вооруженное восстание. И ему это удается. Хозяйке квартиры, где он квартируется оставляет при этом записку: «Ушел туда, куда вы не хотели чтобы я уходил».
Я помню отменный анекдот из своего советского прошлого, про то, как приходят в Смольный ходоки к Ленину. Ходоки жалуются на тяжелую жизнь, просят вспоможения.
- Очень тяжелый сейчас для всех нас период, - берясь за лацкан пиджака говорит Ленин, - надо, батеньки, переходить на подножный корм!
- Да какое переходить на подножный, помилуйте,
- стенают ходоки, - мы же заблеем с него как козлы!
-Не знаю, не знаю, - пожимает плечами Ленин, - и мы вот на подножном. Вот давеча с Феликсом Эдмундычем жбанчик медку опрокинули и ничего. И не жужжим!
Но как-то недолго всё было празднично с точки зрения счастья и вечности. Через три года после революции умирает от холеры Арманд на Северном Кавказе. Еще через два года на фотографиях в Горках Ильич, уже сдав дела, сидит весь изможденный болезнью на каталке, его лечат от нейросифилиса, но голова - предмет
тёмный, диагноз тогда как раз "показывало вскрытие". Знаток кулинарии тех лет Похлёбкин намекнет в своих воспоминаниях на ужасные кулинарные способности ленинской жены и выдвинет предположение, что бесконечные яичницы из четырёх яиц, которыми она его потчевала, таки поспособствовали развитию атеросклероза головного мозга вождя. В двадцать четвёртом, помню как сейчас, Ленин нас покидает и переезжает в Мавзолей.
Крупская переживет его на пятнадцать лет. Будучи народным комиссаром просвещения, она напишет о творчестве Чуковского: «Такая болтовня — неуважение к ребёнку. Сначала его манят пряником — весёлыми, невинными рифмами и комичными образами, а попутно дают глотать какую-то муть, которая не пройдёт бесследно для него. Я
думаю, „Крокодила“ ребятам нашим давать не надо…», что вынудит автора отречься от сказок. Но не про тех крокодилов беспокоимся мы и поныне. Ох, не про тех.
До Зиновьева с Каменевым доберется железная рука товарища Сталина в тридцать
шестом. Перед казнью Зиновьев начнет униженно молить о пощаде, целовать сапоги своим палачам, а затем от страха вообще не сможет идти, на что Каменев ответит ему: «Перестаньте, Григорий, умрём достойно!». Что и исполнится.
Шалаш стоит, Музей работает. В нём добрым словом вспоминают нашего бывшего питерского губернатора Валентину Матвиенко, за то, что нашла спонсоров в виде частного пассажирского предприятия «Третий парк» и он в 2006 году привел павильон музея и экспозицию в божий вид. Музей, посвященный части истории материализма, ждет географов и готов их духовно обогатить. Наследие тяжелое,
но нам от него никак не откреститься, увы.
После прогулки мы заехали в гости к нашим друзьям-меломанам группы «Виталика». Нам сварили по чашке сурового революционного вкуса кофе. Черного, крепкого, без всякого там сахара и буржуазных
«кчайностей», а только лишь в прикуску с горячим коммунистическим приветом и под заголовком одной из последних работ Ленина «Лучше меньше, да лучше». Правда, для блезиру еще подали моцареллу на красных томатах и красный виноград. Но кофе нам это простит.
автор: Жанна Веселова, международный каталог fotoprofit.ru
