Fw: Мы смеёмся, чтобы не сойти с ума

Борис Сичкин
"Мы смеёмся, чтобы не сойти с ума"
(отрывок)

...Меня часто спрашивают, почему я, будучи популярным артистом, который хорошо
зарабатывал, имел прекрасную трехкомнатную квартиру в центре Москвы, машину,
дачу и пр., уехал?

В 1971 году меня по сфабрикованному обвинению посадили в Тамбовскую тюрьму. Впоследствии
меня оправдали, дело было закрыто, работники прокуратуры наказаны, но до этого
я просидел год и две недели в тюрьме, сыну в этой связи не дали поступить в Московскую
консерваторию, в течение 2-х лет, пока длилось доследование, мне не давали работать,
мое имя вырезали из титров фильма "Неисправимый лгун", в фильме "Повар и певица"
меня озвучили другим актером и т.д. Короче, я понял, что страна игривая, в ней
с тобой могут сделать все, что угодно, а особенно, учитывая, что у сына Емельяна
-- в меня -- язык до щиколотки, который, как известно, доведет если не до Киева,
то уж до тюрьмы точно, я решил удалиться от гнутой страны на максимально возможное
расстояние. К счастью, после подачи заявления, если у меня и были какие-то сомнения
по поводу принятого решения, то до боли родные, вездесущие подлость и хамство
быстро их развеяли.

Мать моей жены с нами не уезжала, и, естественно, ее надо было обеспечить жилплощадью.
Она была прописана с нами, но, поскольку оставаться одной в 3-х комнатной квартире
ей бы не разрешили, я договорился на обмен -- 2-х комнатная квартира с доплатой.
Этот обмен должен был быть одобрен на собрании правления кооператива, членом
которого я состоял. Первым взял слово Николай Рыкунин (возможно, некоторые помнят,
был такой эстрадный <<дуэт Шуров и Рыкунин). Он долго говорил о Родине, о неустанной
заботе о каждом из нас партии и правительства, о совершенстве социалистического
строя, о том, что покинуть такую Родину и такой строй может только человек неблагодарный,
у которого отсутствует совесть и т.д. Кстати сказать, Рыкунин с пеной у рта,
задыхаясь от ненависти к Советской власти, рассказывал мне, что его отец до революции
был помещиком под Москвой, добрым, гуманным человеком, заботившемся о крестьянах,
далеким от политики. Большевики его, естественно, расстреляли, а жену с грудным
младенцем выслали в Сибирь, где она была вынуждена просить милостыню, чтобы не
дать умереть маленькому Коле Рыкунину.

Выслушав речь Рыкунина, я мягко попытался объяснить, что речь идет не о неблагодарном
Сичкине, а о благодарной теще, которая не покидает Родину и имеет право на жилплощадь.
Из первого ряда встал похожий на отца Врубелевского Демона концертмейстер Большого
Театра Гуревич. (Худая фигура, изогнутая вопросительным знаком, крошечные злобные
глазки и змеиные губы придавали ему особый шарм).

-- Я не желаю присутствовать на концерте Сичкина! -- выкрикнул он.

-- Запретите ему говорить! Я, как патриот, не желаю выслушивать речи отщепенца
и предателя Родины?

-- Не надо так волноваться, патриот Гуревич, -- обратился я к нему. -- Кстати,
какие погоды были в Ташкенте в начале войны?

Гуревич:

-- Пошли вы на ....

--Я не могу никуда пойти -- идет собрание.

- Вы против моей тещи, потому, что она русская? Гуревич онемел.

-- Да, а во время войны какие погоды были в Ташкенте?

-- Сичкин, идите к ... матери!

-- Я же уже вам сказал: я никуда не могу пойти, пока не кончится собрание. Всем
известно, что громче всех кричит "держи вора!" сам вор, но работники наших органов
люди умные и опытные, им ничего не стоит определить, кто патриот, а кто враг.
Судя по вашему фальшивому пафосу, вы, видимо, очень виноваты перед Советской
Властью, но успокойтесь: советский суд -- самый гуманный суд в мире, и чистосердечное
признание, безусловно, смягчит вашу вину. О, совсем забыл, а в конце войны какие
погоды были в Ташкенте? -- закончил я под хохот собравшихся.

Больше всех суетился композитор Марк Фрадкин. В отличие от Рыкунина, который
выступал, так сказать, бескорыстно, просто желая подчеркнуть свои патриотизм
и лояльность, Фрадкин имел конкретные виды на мою квартиру и развернул активную
деятельность еще до собрания: он обрабатывал членов правления, запугивая их тем,
как может быть расценена помощь врагу народа, с именем КГБ на .устах ходил по
квартирам, собирал подписи жильцов против моего обмена, короче, делал все, что
было в его силах, чтобы помешать.

С Фрадкиным во время войны мы долгое время были в одной части, где он заслужил
звание "самый жадный еврей средней полосы России". Впрочем, я думаю, это было
явным преуменьшением, и он вполне был достоин выхода на всесоюзный, если не на
международный уровень. Плюшкин по сравнению с ним был мотом. Покойный Ян Френкель,
талантливый композитор и очаровательный человек, рассказывал мне, что Фрадкин
постоянно уговаривал его зайти в гости, посидеть за рюмкой у его уникального
бара. Один раз, когда они были около дома Фрадкина, тот его наконец зазвал, но
при этом сказал:

-- Ян, в баре все есть, но чтобы его не разрушать, а это произведение искусства
-- ты сам убедишься, купи бутылочку водки. Закуски навалом, но на всякий случай
купи колбаски, если хочешь, сыра, ну, рыбки какой-нибудь и возьми батон хлеба.

В результате они сели у бара, выпили водку Френкеля, закусили его продуктами,
а Фрадкин даже чая не предложил.

В свое время Фрадкин мечтал попасть к нам в кооператив по причине хорошего района
и того, что он был дешевле других кооперативов, но собрание было категорически
против, мотивируя это тем, что Фрадкин не артист эстрады, богат и может купить
квартиру в любом другом кооперативе. Я в то время был членом правления, со мной
считались, и, когда жена Фрадкина со слезами на глазах умоляла меня помочь им,
я, по своей мягкотелости, не смог отказать и уговорил правление проголосовать
за Фрадкина. Позже история повторилась с их дочерью, Женей, которая тоже хотела
жить в нашем кооперативе. Оба раза члены правления говорили, что они голосовали
не за Фрадкина, а за меня.

Возвращаясь к нашему собранию, Фрадкин его закончил, коротко и по-деловому резюмировав:

-- Товарищи, нам надо решить вопрос об обмене Сичкина, в связи с тем, что он
бросает нашу Родину, плюет на все то, что сделала для него эта страна и хочет
выгодно переметнуться на Запад. Нас он просит в этом ему помочь. Давайте голосовать.

Почти все русские, включая членов партии, проголосовали за меня, а все евреи,
которых было большинство, против. В результате тещу выгнали из квартиры, а я
получил огромное моральное удовлетворение -- еду правильно.

Как я выяснил, в ОВИРе существовало негласное правило пять раз не принимать анкеты
под предлогом того, что они, якобы, неправильно заполнены. Поэтому я пришел в
ОВИР и сам сказал, что, чувствую, анкеты неправильно заполнены; лучше будет,
если я их перепишу и приду завтра. Служащая ОВИРа улыбалась, кивала, и так пять
раз. На шестой день у меня приняли документы, и после всех положенных дальнейших
мытарств, 23 мая 1979 года мы прибыли в аэропорт "Шереметьево", откуда должны
были вылететь в Вену. По дороге в аэропорт мы проехали мимо огромного плаката
с изображением Ленина в кепке, с прищуренными глазами и поднятой в приветствии
рукой, который гласил: "Верным путем идете, товарищи!", а в самом "Шереметьево"
нас встретил транспарант: "Отчизну я славлю, которая есть, но трижды, которая
будет!"

Рейс на Вену все время откладывался -- то в связи с вылетом комсомольской делегации
в Индию, то профсоюзной делегации в Мексику, то партийной делегации в Китай.
Я услышал, как один еврей сказал другому:

-- Слушай, если они все уезжают, давай останемся.

...Первое, что я сделал в Вене, это отправил вызов Фрадкину и в придачу к нему
письмо следующего содержания:

"Дорогой Марик!

Все в порядке, вся наша мишпуха уже в Вене, все удалось провезти и твое тоже.
Как ты правильно сказал, таможенники такие же тупые, как вся вонючая советская
власть и бигуди осмотреть не догадаются. Так и вышло, только у Симы очень болит
шея, все-таки каждый весил три кило. Пусть Рая до отъезда тренирует шею, у тебя
шея, конечно, покрепче, но ты ж в бигудях не поедешь. Как нам сказали, в Америке
иконы сейчас идут слабо, а ты знаешь, израильтяне из голландского посольства
совсем обнаглели и хотят за провоз 20 процентов.

Марк, вот прошло, казалось бы, всего несколько дней, а мы уже очень соскучились.
Все со слезами на глазах вспоминают твое последнее напутствие: "Я рад и счастлив
за вас, что вы покидаете эту омерзительную страну, кошмарное наследие двух мерзких
карликов: картавого сифилитика Ленина и рябого параноика Сталина. Дай вам Бог!"
А как мы смеялись на проводах, когда ты сказал, что был и остаешься убежденным
сионистом, а все твои якобы русские песни на самом деле основаны на еврейском
фольклоре, сел за рояль, начал их одним пальцем наигрывать и объяснять, из какого
синагогиального кадиша они взяты... Короче, ждем тебя и Раю с нетерпением, дай
Бог, уже скоро.

Крепко обнимаем, целуем Арон, Пиля, Сима, Двойра и Ревекка".

Как мне впоследствии сообщил конферансье Борис Брунов, Фрадкин тут же побежал
в КГБ и начал клясться, что у него нет икон и валюты, и он никуда не собирается
ехать. Там (еще раз) прочитали письмо и, пытаясь сохранить серьезное выражение
лица, посоветовали успокоиться, его никто ни в чем не обвиняет, многие получают
вызовы, но если он не и собирается уезжать, ему не о чем волноваться. Фрадкин,
тем не менее, был в панике, жена Рая на нервной почве начала курить.

Забегая вперед, второй вызов и письмо, но уже на адрес домоуправления "для Фрадкина"
и якобы от другого лица я послал из Италии и третье, на адрес Союза Композиторов
РСФСР Родиону Щедрину для Фрадкина из Нью-Йорка.

Второе письмо:

"Привет, Марик!

Сразу по делу: твою капусту и рыжье получил, но с летчиками больше в долю не
падай -- они засветились. Канай в Севастополь, свяжись с кентами и попробуй зафузить
моряков атомных подводных лодок. Как договаривались, я откусил три косых, остальное
твое, тебя ждет. Антиквар превращай в зелень, его не втырить и могут закнокать.
Вообще, ходи на цирлах, подальше от катрана, шныров и козырных -- тебе сейчас
самое время лепить темнуху. Учти, телефон прослушивается -- ботай по фене. Слыхал
парашу, как ты вертухаям туфту впаривал -- все правильно, пока не откинешься,
хиляй за патриота. Вся маза тебя ждет, на любой малине будешь первым человеком,
братва мечтает послушать в твоем исполнении песни Шаинского. Поменьше пей и чифири,
а то, что Рая шмалит дурь, не страшно -- главное, чтоб не села на иглу. Бывай,
до встречи. Валера".

Фрадкин потерял сон, не помогали сильнейшие снотворные, снова побежал в КГБ,
потом в домоуправление, ходил по квартирам, бился в судорогах и кричал, что он
не имеет к этому никакого отношения, а все это провокации Сичкина. Рая курила
одну за одной и дошла до 4-х пачек в день. В КГБ хохотали до слез и с нетерпением
ожидали следующего письма и очередного визита идиота.

Письмо третье:

"Здравствуй, дорогой Марк! Прости, что так долго не писали, но сначала хотели
чить товар, чтобы ты был спокоен. Слава Богу, все ОК, все контейнеры прибыли,
с аргентинцами читались, так что ты уже в порядке: даже за один эйнер Рая спокойно
может открыть массажный салон, а блядей среди иммигрантов навалом. Вообще, если
ты сможешь переправить хотя бы 25 процентов своего состояния, то до конца жизни
здесь будешь купаться в золоте. Если ты еще не обрезан, то здесь можно устроить
за большие деньги: все иммигранты придут посмотреть на обрезание композитора
Марка Фрадкина. Свою коллекцию порнографии не вези, здесь этого добра полно,
оставь Жене. Да, и скажи ей, чтобы хотя бы до вашего отъезда перестала фарцевать
-- береженого Бог бережет. Марик, мой тебе совет: пока ты в Союзе, учи нотную
грамоту и хотя бы чуть-чуть гармонию -- там ты можешь напеть мелодию, и "негр"
ее тебе записывает, а здесь негров много, но все они такие грамотные, как ты.

У нас все хорошо: молодые получают вэлфер, старые -- пенсию, а бизнесы на кеш.
Английский можешь не учить, он здесь не нужен: на Брайтоне все на русско-еврейском
жаргоне с одесским акцентом, а то, что у тебя первый язык идиш -- огромный плюс.
Тебя вся помнят и ждут, а твою знаменитую шутку: "Если бы Фаня Каплан закончила
курсы ворошиловского стрелка, мы намного раньше избавились бы от этого картавого
фантаста", -- здешние артисты читают со сцены.

С нетерпением ждем встречи,

3ай гезунд апдетер Мотл Фрадкин!

Целуем

Наум, Фира, Бася, Абрам и тетя Рахиль!

P.S. Будете ехать, пусть Рая не глотает камни -- Соня так и не просралась...