Содержание выпуска

---

Простоя история.
Ловушка для наивных
Читатели задают вопрос

Чем питались царствующие особы в России?

В обычные дни при дворе ели пять раз, причем завтрак и обед являли собой обязательный и весьма сложный ритуал, а проще всего было с первым, ранним завтраком, который подавали в личных апартаментах. Слуги по выбору приносили кофе, чай или шоколад, разные сорта хлеба (обычный, сдобный и сладкий) и по желанию яйца, ветчину и бекон. Напоследок по чуть ли не единственной уцелевшей с допетровских времен традиции появлялись завернутые в подогретые салфетки горячие калачи. Считалось, что калачное тесто может быть замешено только на воде из Москвы-реки, поэтому, куда бы ни направлялся двор, за ним следовали цистерны с водой для царских калачей. Вторая трапеза, хоть и подавалась в полдень, называлась завтраком. Все было расписано по часам. Завтракающим предписывалось прибыть в столовую ровно за пять минут до начала трапезы. В полдень появлялся царь, здоровался и направлялся к столу с закусками, подавая пример остальным.
Первая часть царского завтрака представляла то, что сейчас называют фуршетом – ели стоя и каждый клал себе то, что хотел. Закуски были холодными и горячими. В обычные, не постные, дни вниманию присутствующих предлагалась икра, балыки, селедка, канапе, сосиски в томатном соусе, горячая ветчина и драгомировская каша. Царь выпивал две рюмки водки, почти не закусывая, царица к столу не подходила, считая «негигиеничным начинать завтрак с еды стоя». Разумеется, фрейлины следовали ее примеру.
На закуски отводилось около четверти часа. Пока мужчины ели и пили, ее величество поочередно разговаривала со своими дамами, затем все рассаживались по местам. Кому где сидеть, было известно заранее, искать свой стул почиталось неприличным.
На завтрак по желанию предлагались яйца, рыба, мясо белое и мясо черное. Обычно довольствовались двумя блюдами, но те, «у кого был хороший аппетит, могли получить все четыре блюда».
За столом мужчины за дамами не ухаживали: накладывать кушанья на тарелки было обязанностью лакеев, но Николай Второй эту традицию сломал. Царь обслуживал себя сам, разумеется, у него нашлось множество подражателей.
После горячего приносили овощи на тарелках в форме четверти луны, а затем компоты, фрукты и сыр. Дальнейшие события зависели от наличия приглашенных. Если царь завтракал исключительно в обществе свитских, кофе подавали в столовую, после чего его величество зажигал папиросу, давая понять, что государыня разрешает курить. Если к столу приглашались посторонние, после десерта перебирались в другую залу или в сад, где и пили кофе. Стоя.

Между завтраком и обедом, который подавали в 8 часов пополудни, пили чай. Процедура эта была достаточно интимной, проводилась в апартаментах, и на нее требовалось особое приглашение. Обед проходил примерно по тому же сценарию, что и завтрак, разве что количество закусок зависело от места действия (в Ливадии закуски не подавали вообще, а во время охот их было в избытке). Начинался же обед супом с маленькими волованами, пирожками или небольшими гренками с сыром, затем последовательно подавали рыбу, жаркое, овощи, сладкое, фрукты и кофе.
Что обед, что завтрак продолжался ровно 50 минут. Начало этому положил Александр II, который к тому же обожал менять места трапез, забираясь подчас в самые отдаленные уголки дворца и требуя при этом бесперебойной подачи блюд. В результате родилась традиция, с которой отчаянно, но безуспешно сражался министр двора граф Фредерикс. Дело в том, что, выбирая между качеством и скоростью, повара и обслуга выбрали скорость. Кушанья на серебряных блюдах под серебряными же крышками доставляли к месту потребления за полчаса до «времени Х» и водружали на паровые грелки. В результате «соусы погибали бесславно».
Фредерикс бросил вызов судьбе, и в императорской резиденции в Ливадии от кухни к подвалу-буфетной была проложена железная дорога, завершавшаяся подъемником. Прислуга встретила новшество в штыки. По утверждению поваров, вагонная тряска пагубно отражалась на ростбифах и картошке, хотя дело было в другом. Новшество оставляло без работы целую толпу поварят и, самое главное, нарушало дедовский обычай. Фредерикс настаивал, кухня «ответила итальянской забастовкой». Поезда ползали, как черепахи, до стола все доходило в остывшем виде, и министр сдался. Грелки торжественно восстановили в правах и только для царицы было сделано послабление. Для нее готовили в буфетной на спиртовке.

Как известно, от великого до смешного один шаг и наоборот. Случайные прихоти сильных мира сего, равно как и осознанные политические решения, влекут за собой самые разные последствия в самых разных областях. Сейчас на слуху история с молдавскими и грузинскими винами, но вино в России политическим фактором уже становилось.
«При Александре II все подаваемые вина были иностранного происхождения, – вспоминает Мосолов. – Александр III создал для русского виноделия новую эпоху: он приказал подавать иностранные вина только в тех случаях, когда на обед были приглашены иностранные монархи или дипломаты. Иначе надо было довольствоваться винами русскими. Полковые собрания последовали примеру, данному свыше. Я помню, что многие офицеры находили неуместным винный национализм, вместо собраний они стали обедать в ресторанах, не обязанных считаться с волей монарха.
Признаюсь, что в те времена надо было иметь много национального мужества, чтобы довольствоваться крымской кислятиной. Но это продолжалось недолго. Под искусным руководством князя Кочубея уделы быстро довели свои вина до высокой степени совершенства. Весьма скоро потребление иностранных вин сделалось признаком просто снобизма».

Так большая политика, с одной стороны, пришпорила отечественное виноделие (Александру III и в страшном сне не приснилось бы, что его любимая Массандра окажется за границей), а с другой – оказала услугу питерским рестораторам, увеличившим оборот за счет любителей импортных вин. Впрочем, после воцарения Николая иностранные вина ко двору вернулись. Любимым вином Николая II была мадера. Его величество не терпел, когда ему кто-то наливал, поэтому перед царским прибором всегда ставились бутылка и большая рюмка.
По воспоминаниям очевидцев, все подававшиеся при дворе последнего российского императора вина были превосходны, однако посвященные знали о существовании особого, заповедного погреба, в котором граф Бенкендорф хранил вина выдающихся годов. Добраться до него было архисложно – гофмаршал стерег свои сокровища не хуже дракона. Требовался более чем уважительный предлог, чтобы граф расстался хотя бы с одной бутылкой. Даже министр двора Фредерикс мог рассчитывать на стакан обожаемого им «Шато-Икем», только если на трапезе присутствовала императрица.
После революции подвалы Зимнего дворца были разграблены, а «божественный нектар» частично выпит победившим пролетариатом и революционными матросами, частично вылит в Неву по приказу опасавшегося пьяных погромов Смольного, но это, как говорится, совсем другая история, в связи с которой приходит на ум еще одна традиция.
Веками в России существовал обычай золотого коронационного кубка. В кульминационный момент коронационного обеда обер-шенк подавал царю золотой кубок и возглашал: «Его величество изволит пить», после чего все присутствующие иностранцы, включая дипломатов, покидали Грановитую палату, оставляя царя наедине с подданными. Во время последней коронации этот тост произнесен не был, о чем после революции ревнители традиций не преминули напомнить.

Издавна считается, что главная беда россиян - в пристрастии к хмельному зелью, от которого пострадало немало народа. В древности необходимость русского пьянства констатировал русский святой равноапостольный Великий князь Киевский Владимир (948 — 1015 гг.) в своей бессмертной фразе: "На Руси веселие питие есмь". Сам он был большой охотник до пьянок и девок - даже за княжеский счет содержал более семи сотен личных дам в своих гаремах в нескольких городах, за что прослыл среди тогдашних русских женщин великим благодетелем, по-видимому, от них и заслужив бордельное прозвище Владимир Красное Солнышко.

Если отрешиться от обывательской точки зрения, то серьезные исследования российских историков не в полной мере подтверждают устоявшийся взгляд на проблему.
Прежде всего, убеждение, что Россия – наиболее пьющее государство в мире, свойственно иностранцам. Сами русские не полагают его излишним. Такого же мнения придерживаются и русские ученые-историки, при этом непременно ссылаясь на пьянство и других народов. Но каждое поколение наших европейских соседей оставило по этому поводу достаточно едких строк. Свидетельства секретаря голштинского посольства Адама Олеария, знавшего русский язык, и замечания маркиза Астольфа де Кюстина, не говорившего на нем, удивительным образом совпадают. Хотя первый писал свои записки в 30-е годы 17 века, а француз ровно два столетия спустя.
Отрицать пьянство среди русских также бессмысленно, как и не замечать его у других народов. Добрую старую Англию нельзя себе представить без кружки эля. В 18 веке производство джина там возросло настолько, что его употребление стало национальным бедствием. В России считали пьяницами соседей – поляков и немцев. В одном немецком сочинении 18 столетия признавалось – пьянство присуще многим народам, но с особенным увлечением им предаются немцы. В то же время у немцев была поговорка «пьян как швед». А вот скандинавы пальму первенства по части пристрастия к зелью отдавали все-таки опять… нам. Именно из России еще в XVI веке водка в бочках массово поставлялась в Скандинавию.
Стереотип «русского пьянства» имел под собой некоторые основания, считают авторы фундаментального труда о «Повседневной жизни русского кабака от Ивана Грозного до Бориса Ельцина» Игорь Курукин и Елена Никулина. «Закрытость» русского общества, необычное могущество царской власти, постоянные войны с соседними Польшей и Швецией не вызывали симпатий к России, - пишут авторы, - особенно в то время, когда нараставшая отсталость страны способствовала территориальным претензиям со стороны соседей и экономической экспансии передовых европейских держав».
Наряду с немногими русскими словами, слово «водка» обогатила словарный запас не одного европейского народа. Иностранцев удивляло не столько само пьянство, сколько стремление к выпивке как условию нормальных человеческих отношений. В книге современного исследователя Касьяновой, посвященной изучению русского национального характера, говорится, что для русского этнического типа личности характерна повышенная эмоциональность и трудная «переключаемость» с одного вида деятельности на другой. На самом деле причин множество и все их нужно рассматривать в совокупности.
Какова же была питейная традиция на Руси? Если взглянуть на времена царя Гороха, оказывается, с виноградным вином наши предки познакомились во времена варяжского князя Олега (сканд. Holeg). Возможно, первым виноградным вином, которое попробовали русичи (варяги-дружинники), была мальвазия, которую делали из винограда, росшего на Крите, Кипре, Самосе и других островах Эгейского моря и на Пелопоннесе.
Олег, как и все варяги склонный к воровским походам, не только, по словам поэта, «мстил неразумным хазарам» (на восточном направлении), но и якобы даже прибил свой щит на воротах византийского Царьграда и взял в качестве выкупа при осаде этого города в 911 году «золото, и паволокы, и овощи, и вина» (это по сообщениям русских летописей).
Правда, подробные византийские хроники об осаде Царьграда варягами в то время не сообщают, но исторически зафиксировано, что значительная часть явившейся в Византию дружины Олега, прельстившись вином и постоянным заработком, осталась служить византийскому императору. Скорее всего, они и шли наниматься на службу, но сам Олег счел условия найма недостаточными. С резко уменьшившейся дружиной обратно до Киева он уже не дошел, т.к. был бит по дороге.

На тризнах, братчинах и почестных пирах былинных времен не только мед и пиво пили, но и сводили между собой счеты. Так, рязанский князь Глеб перебил собравшихся у него в гостях своих родственников. Случались и алкогольные отравления. Не все такие случаи стали достоянием летописей, но нам достоверно известно, что более 60% средневековых русских князей отправилось на тот свет именно после особо великих праздничных застолий. В те времена князья пили героически, «не щадя живота своего».

Как осуществлялась продажа спиртного тогда – сказать трудно. У славян издавна существовала корчма – постоялый двор и трактир. Впервые такое заведение на Руси упоминается в грамоте 1359 года, но это не означает, что они не существовали ранее. Содержатели таких мест были людьми состоятельными, но профессия характеризовалась нелестно: «или блудник, или резоимец, или грабитель, или корчмит».

А вот среди христианских святых известен мученик Феодот Корчемник, живший в IV веке. Будучи сыном христианских родителей, он был алчен и открыл корчму, как сказано в его житии, «дом пагубный». Но потом исправился, стал в своей корчме бесплатно поить допьяна всех страждущих и погиб от рук гонителей Христа, которые старались ограничить пьянство своих легионеров, ставших в этой корчме завсегдатаями.

С осуждением пьянства выступали не только церковники, но и законники. По церковному праву жена пьяницы получала редкую возможность развода, если ее муж пропивал добро. По положениям Русской Правды XI-XII веков купца, погубившего в пьянстве чужое добро, разрешали даже продать в рабство. А боярину-вотчиннику запрещалось в пьяном виде бить своих крепостных – «закупов». Хотя трудно сказать, как это дело обстояло в действительности.

С 15 века в Московию привозят «фряжские» напитки – виноградные вина из Европы. Сначала красное бургундское вино «романею», потом французский «мушкатель» и немецкое «ренское» из мозельских виноградников. Дружба с ганзейскими городами позволяла жителям Пскова и Новгорода пить немецкое пиво еще в 16 веке. Приобретали его в том числе и за русский мед, а позже и за хмель. Для приготовления браги или пива в домашних условиях распаривали или высушивали зерна ржи, ячменя, пшена или овса, подмешивали солод и отруби, мололи, заливали водой, заквашивали дрожжами без или с хмелем, потом варили.

Появление кабака на Руси многие историки связывают с деятельностью Ивана Грозного, утвердившего с цель пополнения казны появление общедоступных питейных заведений. Впервые такое название встречается в документе 1563 года. И уже к концу века становится традиционным названием казенного питейного дома. Владельцами кабаков являлись и знаменитый нижегородский мещанин Козьма Минин, и его сподвижник воевода Дмитрий Пожарский - содержание «царских кабаков» сразу стало делом весьма надежным и доходным.

Примерно к тем годам восходит и поныне сохранившийся обычай пить до дна, так как недопитое спиртное означало «оставленное» в чаше недоброжелательство. Официальное признание термина «водка» произошло в 1751 году. Тогда вышел указ о том, «кому дозволено иметь кубы для двоения водок».

Петру Великому мы обязаны появлением «адмиралтейского часа» - флотского полдня. У него был обычай – после трудов, в 11 часов утра пить водку со своими сотрудниками. Как прагматик, первый российский император в 1724 году выделил 400 рублей для угощения водкой всех посетителей в первом русском музее (кстати, бесплатном!) – Кунсткамере. В 1717 г. во время визита во Францию регент герцог Филипп Орлеанский угостил Петра I шампанским. «Петр Алексеев» столь слабый напиток не оценил.

В рацион петровского солдата на походе и во время боевых действий входили ежедневная порция вина и два гарнца (около 4 литров) пива. По морскому уставу 1720 года каждому матросу полагалось по 4 чарки водки в неделю (1 чарка = 0,123 литра, т.е. 4 чарки - это наши традиционные поллитра). С 1761 г. порция стала ежедневной.

В те времена регулярно и много пили не только в армии, но и в Российской Академии Наук. Как сообщает личный биограф Ломоносова Херасков: «Ломоносов не мог написать ни строчки, не упившись до полусмерти водкой виноградною». Научных трудов Ломоносовым было написано много. Возможно, потому академик и прожил всего 53 с половиной года (8 (19) ноября 1711 — 4 (15) апреля 1765, Санкт-Петербург), хотя в молодости отличался превосходным природным здоровьем и отменной физической силой.

Во второй половине 18 века стал известен знаменитый «Ерофеич» - горькая настойка смеси мяты, аниса, кардамона, зверобоя, тимьяна, майорана, тысячелистника, донника, полыни и померанцевых корочек. По преданию, этим напитком с добавлением женьшеня цирюльник Ерофеич, побывавший в составе русской миссии в Пекине и знакомый с тибетской медициной, вылечил от тяжелого недуга графа Орлова.

В 1790 г. в Петербурге издали перевод книги известного естествоиспытателя Карла Линнея «Водка в руках философа, врача и простолюдина». Вопреки распространенной в то время в России точке зрения о великой медицинской пользе алкоголя, ученый предупреждал, что пьянству сопутствуют различные болезни.

Лучшим столичным рестораном на рубеже 19-го века считался Very. Петербургские офицеры имели привычку «каждым утром (!) у Very в долг осушать бутылки по три». Впрочем, в те времена "утро" у столичных офицеров было более продолжительным, чем в наши дни, и могло продолжаться часов до 4-х дня, когда пора было собираться на очередной вечерний бал. (И только у работавших от зари до зари крепостных крестьян и мещан-ремесленников понятие о времени суток и тогда не отличалось от нашего современного в XXI веке, что характеризует их как прогрессивный класс тружеников, опередивших своё время.)

После 1814 г. Николь-Барб Понсардэн, известная как вдова Клико, отправила в Россию торговое судно «Добрые намерения» с 12180 бутылками шампанского. Победителям Наполеона шипучка пришлась по вкусу. Император Александр II предпочитал пить из хрустальных бокалов шампанское – Редерер. Фирма выпустила шампанское «Хрустальное» (до сих пор гордость фирмы), поставлявшееся к русскому двору в хрустальных бутылках.

Последний русский царь Николай II, в молодости служивший в лейб-гвардии гусарском полку, офицеры которого отличались беспробудным пьянством и казарменными шутками в духе поручика Ржевского, в компании приятелей частенько становился на четвереньки перед лоханью с шампанским и выл по-волчьи. В его дневниковых записях тех лет то тут, то там мелькают фразы «пили дружно», «пили хорошо», «пили пиво и шампанское в биллиардной». Однажды за вечер выпили 125 бутылок шампанского, подсчитал Николай Александрович.

Повзрослев и оказавшись на троне, последний российский император пытался (в том числе и стараниями его жены) умереннее увлекаться алкогольными излишествами, отвлекавшими его от насущных дел. Но из-за частых пьянок, от которых он так и не смог отказаться, времени и сил на государственные дела все равно катастрофически не хватало. В итоге Николай II лишний раз подтвердил истину, что пьянство до добра не доводит.

Что вредно, а что нет? (поговорим о питании)
10 секретов женщины без стресса
Читатели задают вопрос

---

                                     Если Вам нравится эта рассылка, не забудьте отправить ее своим друзьям и знакомым!

---

Copyright 2005 by Конодюк Ольга. Все права защищены.

Разрешается републикация материалов рассылки с обязательным указанием ссылки следующего содержания.

Взята из рассылки "Я и мой Внутренний мир"
Copyright 2005 by Конодюк Ольга. Все права защищены.