Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Приключения, фантастика

  Все выпуски  

Приключения, фантастика роман 'Свидетель вечности' глава 2 эпизод 5


Альберт Есаков

Эпизоды из фантастического романа

СВИДЕТЕЛЬ ВЕЧНОСТИ 

Глава 2 ПРОРОК И КУПЕЦ

Эпизод 5

Вечером в последний четверг перед Пасхой Иешуа и все двенадцать его учеников собрались в доме Иосифа. Пророк собственноручно обносил всех вином из той драгоценной чаши, которую подарил ему один из индийских царей, и говорил о том, что теперь они уже сами готовы нести людям Свет не только в Иудее, но в ближних и дальних странах. Если ему предназначено уйти, он будет спокоен за свое учение. Голос его был тих, а глаза более грустны, чем обычно. Иосиф предлагал переночевать в его доме, но Иешуа казал, что будет спать вместе с учениками в саду в Гефсимании. Он уходил из дома последним. Крепко обнял Иосифа и сказал, что сумку со своими нехитрыми пожитками оставляет у него.

А  ночью Его арестовали. В доме главного жреца храма первосвященника Каиафы, куда его привели, собрались старейшины, служители храма и законники. Суд был коротким, неправедным и незаконным. Во-первых, он происходил ночью, во-вторых, не в судебном зале, а в частном доме, в-третьих, в праздничный день. И то, и другое, и третье было грубым нарушением закона. Но все уже было решено заранее и, соблюдя лишь внешние приличия, Пророка приговорили к смерти. Иудеи не имели права казнить кого-либо без разрешения Рима, поэтому на второй день Его повели во дворец, который обычно занимал  Понтий Пилат, когда приезжал в Ирушелем. Постоянно правитель Иудеи жил в Кесарии на берегу Внутреннего моря. В этот раз он приехал на празднование Пасхи. Что  происходило во дворце Иосиф не знал. Он стоял в большой толпе, собравшейся у резиденции правителя Иудеи. Когда из ворот вышли обвинители, в толпе прошел слух, что Пророк приговорен к распятию. Услышав это, Иосиф содрогнулся. Иешуа вышел в сопровождении стражи римских воинов. Его повели к месту казни и толпа, следующая за Ним, стала быстро расти. Вскоре легионерам пришлось расчищать дорогу от людей, выходивших из домов на узкие улицы впереди процессии. Иосиф не пытался пробраться ближе к пороку, он мог общаться с Ним на уровне сознаний.

    «Старший брат мой, – мысленно обращался к Нему Иосиф, – покажи этим скотам свою силу, преврати их в стадо свиней. Или позволь мне вступиться за тебя. Я буду гнать их пока они не выбьются из сил и не подохнут».

    «Не смей, я запрещаю тебе это. Они не скоты, они люди. Смотри, многие из них плачут. Они любят меня, – отвечал Иешуа».

    «Но посмотри, как мало тех, кто плачет и как много тех, кто радуется».

      «Тех, кто любит  меня, будет становиться все больше и те, которые сейчас смеются надо мной, раскаются. Время придет. Не ходи на место казни, я не хочу, чтобы ты это видел. Мне понадобятся все силы, и мне будет труднее, если я увижу тебя.  Еще одна просьба –  забери отсюда мою мать. Уведи ее к себе. Она не должна это видеть. Скажи ей, что такова моя воля».

    «Я подчиняюсь, Старший Брат, ты знаешь, что делаешь. Я вижу мать Марию, она идет за тобой. Я постараюсь уговорить ее уйти».

Иосиф протиснулся к Марии, взял ее под руку и сказал, что сын просит ее уйти.

    Я знаю, – проговорила женщина сквозь слезы. – Я «слышала» ваш «разговор», спасибо тебе. Раз Он так хочет, я пойду с тобой. Только не надо к тебе, я хочу домой.

И Иосиф отвел ее на квартиру, которую она снимала, а сам вернулся домой. Сначала он чувствовал все, что происходит на месте казни, но потом Иешуа, не желая причинять ему страдания, отключился от его сознания. Около шести вечера послышались голоса людей, возвращавшихся с места казни. Иосиф вышел на улицу и узнал, что Пророк умер на кресте.

В это время подошел двоюродный брат Пророка Яков и, едва сдерживая слезы, стал говорить, что брата казнили как преступника и даже похоронить Его не дадут, как доброго человека, т. к. преступников хоронят в особых могилах. А поскольку завтра суббота, то тело будет висеть еще сутки и  хищные птицы изуродуют лицо Иешуа.

    Надо попросить о милости римского наместника, – как бы размышляя, проговорил Иосиф. – Может быть, он позволит забрать тело для погребения.

    Кто я такой, чтобы идти к самому наместнику, и кто меня к нему пустит, –            с безнадежностью в голосе сказал Яков. – Да и говорить с такими людьми, как Понтий Плат я не умею.

    Пойдем-ка с тобой вдвоем, – предложил Иосиф. – Заходи в дом. Сейчас я напишу прошение.

Взяв самый тонкий пергамент, он сел за стол. Четким красивым почерком по-латыни  написал записку. После стандартного почтительного обращения в ней говорилось, что он Афросиаб Адини из рода царя Дария первого, просит принять в качестве дара семейную реликвию – перстень, некогда принадлежавший великому царю, а также просит позволить ему устно изложить свою просьбу.

После этого он надел самое богатое из своих одеяний, чтобы произвести впечатление на охрану, и они с Яковом направились к резиденции наместника римского императора. Солнце уже склонилось к закату, стало не так жарко и на улицах появилось больше народа. Тут и там  группы людей обсуждали подробности казни Пророка. Для многих это было просто интересное зрелище, но было много тех, кто сочувствовал казненному, и осуждал содеянное властями. Многие раскланивались с Иосифом. Одни потому, что были знакомы, другие просто из уважения к его богатой одежде. Подойдя к воротам в стене окружавшей резиденцию, Иосиф попросил стражников вызвать начальника охраны. Один из стражников ушел и скоро вернулся, сказав, что начальник выйдет. Ждать пришлось долго. Несмотря на вечерний час в этом месте, где не было тени, жара, все же, допекала. Наконец вышел внушительного вида центурион и спросил, что ему нужно. Иосиф подал ему перстень и пергамент с просьбой передать это правителю. Начальник стражи изумленно взглянул на драгоценную вещь, на просителя и его спутника, но ничего не сказал и удалился. Снова пришлось ждать. Но вот открылась дверь, и появился центурион. Он знаком приказал следовать за ним. Прошли по выложенной каменными плитами дорожке между двумя рядами молодых деревьев, поднялись по широкой лестнице и, пройдя несколько помещений, оказались перед высокими двустворчатыми дверями, которые охраняли два огромных нубийца, вооруженных копьями и короткими мечами. При появлении начальника они отсалютовали движением копий. Центурион вошел первым и через минуту позвал посетителей. Зал, где они оказались, был небольшим. У противоположной стены, слева от ряда окон стоял стол, на котором лежали пергаменты, стоял письменный прибор и два золотых канделябра со свечами. Понтий Пилат сидел в кресле почему-то не за столом, а рядом с ним у окна. Это был рослый мужчина, уже не молодой, лысеющий, но, кажется, еще полный сил. Одет в белую тогу с пурпурной каймой и белую тунику, на которой виднелась такая же кайма – символ власти. Наместник императора рассматривал перстень, поворачивая его под разными углами. На его руки падал луч солнца, пробивавшийся между двумя кипарисами, длинный ряд, которых рос вдоль стены дворца. Луч, отражавшийся от граней изумруда, рассыпался по суровому лицу Пилата зелеными искрами. Оторвав глаза от камня, Пилат жестом отпустил начальника стражи и, не обращая внимания на бедно одетого Якова,  сказал Иосифу:

    Подойди ближе.

Иосиф сделал несколько шагов и остановился на почтительном расстоянии.

    Перстень действительно принадлежал царю Дарию?

    Так гласит наша семейная легенда проконсул, – почтительно с поклоном ответил он.

    Время проконсулов прошло, называй меня просто правитель.

    Слушаюсь, правитель.

    Что здесь написано на внутренней стороне?

    Там написано: «Цари – над людьми, Боги – над царями».

Правитель Иудеи неопределенно хмыкнул и спросил:

    Как тебя зовут?

    Мое полное имя Афросиаб Адини. Я купец и здесь меня зовут Иосиф, так им удобнее.

    А кто этот?

    Это Яков брат казненного Пророка.

    Ну, он, я  вижу, местный, а ты, что же, перс?

    Перс с примесью арамейской крови.

    Персы всегда были врагами Рима, – мрачно проговорил наместник.

    Прости меня правитель, но разве у Рима когда-нибудь были друзья?

Пилат в упор посмотрел в глаза дерзкому посетителю и сказал, слегка повысив голос:

    Риму не нужны друзья. Что ты хочешь, перс?

    Правитель, – заговорил Иосиф, как можно уважительнее, – распятый сегодня пророк скончался. Он не разбойник, не совершил ничего плохого и не заслуживает, чтобы его тело терзали хищные птицы. Я, от имени семьи и в присутствии брата покойного, прошу твоего разрешения снять его тело и совершить обряд погребения.

    Ах, ты о галилеянине. По-твоему, его казнили несправедливо?

Голос наместника зазвучал властно и в нем возникли железные нотки. Приближенные вздрагивали и сжимались, услышав этот звук железа и увидев, как начинает краснеть шрам на лице правителя. Этот шрам он получил в битве на реке Рениус[1]. Копье германца наискосок пробило позолоченную боковую пластину шлема и навсегда оставило свой след на лице. Но Афросиабу не нужны были эти приметы. Еще до их появления он уже видел, как серая спираль гнева начала раскручиваться в ауре Пилата.

– Ты дерзко разговариваешь со мной, перс, и можешь оказаться рядом со своим пророком.

Силой своего сознания Афросиаб рассеял, уже начинающий чернеть серый вихрь и сказал спокойно:

    Прости меня правитель, если я сказал лишнее, но я думаю, ты не так жесток, как о тебе говорят.

На лице Пилата появилась странная ухмылка, и он сказал, бросив более мягкий взгляд на посетителя:

    Ты тоже из поклонников галилеянина. Я не все понял в его речах, и мне,  по правде говоря, он не показался опасным для Рима. Но здешние служители их единственного бога, боятся этого пророка, иначе так не обозлились бы  на него.

    Ты мог бы…

    Знаю, что ты скажешь, – перебил Пилат, – но моя власть не так безгранична, как все вы думаете. Эти старцы из синедриона его ненавидят. Они тут брызгали слюной и трясли бородами, требуя его смерти. При упоминании его имени у них глаза делаются, как у бешеных собак….– помолчав немного, он продолжал: – На границах империи неспокойно, варвары поднимают головы. Здесь на меня постоянно пишут доносы императору. Риму не нужны беспорядки в Ирушелеме. В конце концов, это их пророк и пусть делают с ним, что хотят.



[1] Рейн


В избранное